Выше неба

– Анна, я хочу сказать, что мы волнуемся за тебя.

– Не волнуйтесь. Все будет хорошо. Расскажи мне последние новости о Поппи. Отец оставил ей деньги. Я аннулировала фонд, чтобы это наследство не растворилось в ее венах. Поэтому я попросила своего адвоката назвать тебя опекуном. Используй деньги, как считаешь нужным. И не давай Поппи ни цента, если она примется за наркотики. Она все еще собирается приехать в Нью-Йорк?

– Я надеюсь. Когда мы говорили по телефону, голос у нее был нормальный, но ты сама понимаешь…

– Да, – вздохнула Анна. – Там много денег. Найди ей лучших врачей.

– Когда ты уезжаешь?

– Как только буду готова. В ту же минуту, как соберу вещи. У тебя есть мой номер.

– Да. – Он замолчал. – Послушай, у меня нет никакого права спрашивать тебя об этом…

– Ну, все же спрашивай.

– Особенно мне, с моими достижениями.

– Спрашивай, – повторила она.

– Ты – это вся семья, которая у меня осталась.

– Да, – сказала Анна.

– И я надеюсь, что ты не исчезнешь из моей жизни.

– Не исчезну.

– Ты обещаешь?

Ради волшебства этого слова, той веры, которая в нем таилась, она произнесла:

– Да.

Анна начала набирать номер телефона Джека и Стюарта, но остановилась на половине, то же самое случилось со звонком Грете. Она просто не могла сделать этого сейчас.

Анна отпила кофе и посмотрела на воду у берега. Ей очень нравилось просто сидеть и ничего не делать. С тех пор как она продала дом, она безостановочно что-то делала. Потому что так было надо: она установила себе правило – разбирать одну комнату вдень, но все пошло гораздо быстрее, чем она ожидала. Большинство вещей она оставила или отдала в благотворительные организации. Ностальгия, как она обнаружила, когда начала разбирать коробки с рождественскими украшениями, глиняные пепельницы и даже большую часть фотографий, не имела ничего общего с желанием сохранить вещи из прошлого. Скорее, это были размышления об оставшихся в живых близких людях. Расставаться с вещами было просто. Семейные фотографии заняли два мусорных ведра целиком. Анна оставила лишь свадебные снимки, детскую фотографию Поппи и свою любимую фотографию Хью: на ней ему было около тридцати, он сидел в библиотеке у окна, что-то разглядывая во дворе. Она не могла вспомнить, кто сделал эту фотографию, зачем и в каком году. Но его лицо на фотографии было как раз таким, каким она хотела его помнить, и сидел он в такой знакомой позе: одна нога подобрана на сиденье, другая – на полу. На коленях лежала книга, в одной руке бокал вина, а другая – в воздухе: он тянулся за чем-то за пределами объектива. У него было довольное, веселое и удивленное лицо. Хью был очень энергичным человеком, он умел впитать и пережить все, с чем сталкивала его жизнь в данный момент. Именно это заставило Анну полюбить его и поддерживало ее все эти годы. То что Хью не понимал иронии и преувеличения, казалось Анна очень милым. Однажды, пытаясь сбросить послеродовой вес, Анна сказала, что не будет есть сладкое, пока не избавится от лишних послеродовых килограммов. Хью посмотрел на нее и сказал:

– Дорогая, а ты уверена насчет своего веса? – Анна, мывшая посуду после ужина, спросила, что он имел в виду Я просто не могу представить, что ты весишь так много. В тебе точно не больше шестидесяти пяти.

Анна проверила большую сумку, стоявшую на ступеньке рядом с ней. Самые необходимые вещи, несколько карт, телефон и на дне цифровой фотраппарат, который она купила за месяц до смерти Флинн. Она хотела сделать несколько фотографий внучки, но так и не сделала. В письме, которое Поппи прислала после того, как исчезла с Марвином, была фотография Флинн, но Анна нигде не смогла ее найти.

Она услышала звяканье, из-за забора появилась Виолетта с собаками. Она остановилась у мусорных бачков, выставленных на тротуаре. Анна удивилась, что Виолетта пришла всего в одной юбке, причем красивой – хлопчатобумажной с нежными голубыми цветами. Из-под кружевного подола были видны красные туфли.

– Привет, дорогая, – сказала она, когда подошла ближе.

– Ты очень хорошо выглядишь, Виолетта, – сказала Анна.

– Спасибо. Мне просто захотелось поздороваться. Может быть, тебе с чем-нибудь нужно помочь?

– Я думаю, все уже сделано. И снова, огромное тебе спасибо за помощь, – улыбнулась Анна.

– Сейчас неподходящее время? – спросила Виолетта.

– Что ты! – сказала Анна. – Я так рада, что ты здесь. А то я уже на самом деле начала побаиваться.

– Я так и подумала, поэтому, – соседка достала серебряную фляжку, – и принесла это. Я сама нечасто употребляю такие напитки, но знаю, что виски творит со страхом чудеса.

Анна рассмеялась:

– Ладно, черт побери. Почему бы и нет?

Она глотнула и передала фляжку Виолетте, которая в свою очередь глотнула и снова отдала Анне. Легче стало практически сразу, тревога притупилась.

Она пригласила соседку войти и заварила чай.

– На самом деле, Виолетта, у меня есть что-то, о чем я могу тебя попросить. Если у тебя будет время, ты не отнесешь эти коробки Флинн в женский приют? У них всегда не хватает детских вещей.

– Конечно, – кивнула Виолетта и отнесла чашку в раковину. Когда Анна допила, она взяла и ее чашку, заглянула в нее, затем посмотрела на Анну и улыбнулась.

Анна покачала головой:

– Никаких предсказаний, но я тебе благодарна. Она помыла чайные принадлежности и положила их в коробку:

– Я хочу, чтобы ты взяла этот чайник и чашки. И тут еще две банки чая с жасмином.

– Ты уверена? – спросила Виолетта. Анна ответила, что уверена.

– А еще, почему бы тебе не пройтись по дому и не выбрать что-нибудь? Все что там, я оставляю. Можешь забрать кое-что или вообще все.

– Анна, мне ничего не нужно, но все равно спасибо.

– А вот эти столы? Они от Чиппендейла. Виолетта наклонилась и провела пальцами по кашемировой скатерти.

– Ты можешь забрать это, – предложила Анна. – А как насчет вешалки? Местный художник сделал ее специально для моего мужа. Это цельная береза. – Анна остановилась. – Это ради меня, понимаешь? Я почувствую себя лучше, если ты возьмешь себе что-нибудь из этих вещей. Делай с ними что хочешь.

– Я буду по тебе скучать, – заговорила Виолетта. – По всем вам. По мальчикам, Марвину, собаке. Вот и все. Я буду скучать по всем вам. – Они вышли на лужайку. Виолетта заметила старый халат Анны в мусорном баке и вытащила. – Вот это я возьму. Ты долго его носила, правда? Я буду вспоминать о тебе. – Она стояла около нового автомобиля Анны – это был небольшой пикап «Тойота», который она решила купить, когда провела четыре ночи без сна, раздумывая, что делать дальше. Она просто поедет на нем, возьмет только вещи, необходимые для долгого путешествия, и те, которые что-то значили для нее. Все остальное можно заменить.

Виолетта провела рукой по сверкающей черной поверхности:

– Это так называемый тестостероновый грузовик? – Она прищурила глаза.

Анна рассмеялась:

– Мне кажется, он должен быть красным, чтобы заслужить такое название.

В местном представительстве в Портленде Анна выбирала между двумя моделями, склоняясь к полноприводному джипу, пока продавец, узнавший, что она будет единственным водителем, не подвел ее к этой роскошной машине. И она решилась – наплевать на мнение остальных по поводу того, что должна водить женщина.

Виолетта заглянула внутрь:

– Оставшуюся часть вещей тебе пришлют позже?

– Нет. Это все. – Одежда и принадлежности для кемпинга, свадебный альбом, виолончель, собачья постель и миски, микроскоп мужа и коробочки слайдов, которые она нашла в тот день. Слайды Флинн были в бардачке, аккуратно сложенные в коробочку для украшений.

– Когда ты собираешься уезжать? – спросила Виолетта.

– Сегодня. Сейчас, – ответила Анна, удивив себя и Виолетту. Но она не могла провести еще одну ночь в этом доме, даже если это означало, что она доедет только до Портленда и будет вынуждена провести ночь в мотеле. Ей было пора уезжать.

– Прямо в эту минуту?

Анна кивнула.

– Вот что, я оставляю тебе ключи. Сходи и убедись, что тебе там ничего не нужно. Возьми что-нибудь, Виолетта. Даже если потом соберешься продать. Лампы в коридоре стоят тысячи. Они от Тиффани.

– Глупости, все это глупости. – Виолетта замахала рукой. – Мы не вечны, как и наши вещи. Они не нужны мне для того, чтобы сохранить тебя в своем сердце.

– Я позвоню тебе. И, где бы я ни остановилась, я хочу, чтобы ты приехала ко мне. – Она дала Виолетте листок бумаги, на котором был написан номер ее сотового и номер Марвина в Нью-Йорке. – Ты можешь передавать сообщения через него, если не дозвонишься до меня. Я созвонюсь с Марвином, Джеком и Стюартом с дороги.

Они долго стояли, а потом Анна поняла, что если не уедет через пять секунд, то пойдет на попятную.

– Спасибо тебе за все. Спасибо, что была здесь со мной.

– Не благодари меня.

Анна свистнула Крошку Иисуса, который с трудом забрался на переднее сиденье. В зеркало заднего вида она видела, что Виолетта стояла на том же самом месте, ее собаки сидели рядом, чему Анна так и не смогла научить своего пса. На светофоре в конце дороги она сделала разворот и подъехала назад, к своему дому. Виолетта подошла к машине, и Анна открыла окно.

– Твои листья, – начала Виолетта, – твои чайные листья…

– Ладно, – засмеялась Анна. – Что там?

– Твое будущее благословенно.

Анна поцеловала Виолетту на прощание:

– Я позвоню тебе через день или два.

Вышло так, что она не позвонила. Первая неделя прошла в неясности. Две недели переросли в три, и, прежде чем она поняла это, пролетел месяц. Иногда она ехала практически без остановок три дня, затем останавливалась на недельку лишь по той причине, что ей нравилось определенное кафе. Наконец однажды ей пришло в голову, что нужно с кем-нибудь связаться.

Однажды утром в Джоплине, штат Миссури, Анна решила просто кому-нибудь позвонить, припарковалась у подходящего магазинчика, достала телефон, но передумала. Что она скажет? Я в порядке; я каталась на машине, просто каталась. Ничего со мной не произошло, ни хорошего, ни плохого. Она оставила машину заведенной, чтобы работал кондиционер для собаки, и пошла в магазин. Взяла легкую закуску, новый дорожный атлас, кое-какое угощение для собаки и воду в, бутылке. Но, стоя в очереди к кассе, все еще отговаривала себя. Анна представляла, как на нее посыплются новости от Марвина, Джека, Стюарта и Греты. Когда Джек со Стюартом уехали из ее дома, это было словно она снова пережила смерть Флинн. И Марвин. Только от мысли, что она услышит его голос, так похожий на голос Флинн, ее начинало трясти.

Анна вернулась в машину, протянула Крошке Иисусу молочные косточки, открыла содовую и изучила карту. Ей не особо нравились эти штаты Среднего Запада. Трейлерные стоянки были полны перекормленными, усердными и навязчиво дружелюбными семьями. Она включила телефон, выключила, потом снова включила. Может быть, Марвин на работе и у нее получится оставить ему сообщение. Но когда он работал вне дома? Конечно, он преподавал то тут, то там, но большую часть времени он проводил в своей студии. Если бы Анна была уверена, что ей ответит его автоответчик или автоответчик Джека, она бы позвонила.

Она посмотрела на группу подростков, которые собрались у грузовика. Они курили и пили содовую. На девушках были короткие юбки, а на мальчишках – мешковатые штаны и футболки. Анна долго рассматривала одну девушку, которая была очень красива, но казалось, не знала этого, хотя остальные девочки смотрели на нее с натянутыми, неискренними улыбками. Стройная и темноволосая, с натуральным цветом волос и без макияжа. Ей было лет пятнадцать-шестнадцать. Девочка заметила взгляд Анны и улыбнулась. Анна улыбнулась в ответ и, почувствовав комок в горле, дала задний ход.

Сейчас только вождение имело для нее смысл. Чем больше она ехала, тем глубже становилось состояние умиротворения. Анна никогда особо не любила быть вне дома и была поражена, когда узнала, насколько успокаивает изолированность от людей, от их вида, звука и запаха. Она любила просыпаться в своей палатке. Утро было лучшей частью дня: благоухание сосен и покрытая росой листва, звуки маленьких зверушек и птиц вокруг.

Трейлерных стоянок становилось все меньше – приближался конец лета. Бывали такие дни, когда она не встречала ни одного человека.

– На запад, – сказала Анна. – Я думаю, нам нужно ехать на запад.

Крошка Иисус замахал хвостом.

Анне нравилась Калифорния – крепкие сосны, поросший кустарниками пустынный ландшафт и темные горные цепи, все одинаковые. У нее был путеводитель, который описывал жаркие весенние месяцы в Калифорнии. Анна провела десять дней, посетив все что можно. Рядом было много трейлерных стоянок, но, на ее взгляд, слишком переполненных. Ей хотелось тишины и уединения, а не кричащих на своих детей мамаш или веселящихся подростков, ругающихся по ночам. Обычно она останавливалась на ночлег в десяти милях от стоянки.

Последняя стоянка, где она ночевала, около границы с Невадой, была просто раем. Когда она припарковала машину на почти пустой площадке и поняла, как хорошо спрятаны и удалены от людей были минеральные источники – ей пришлось пройти около мили, и даже тогда она нашла их только по серному запаху, – она подумала, что могла бы остаться там навсегда. Никто бы не нашел ее там.

На протяжении двух дней она долго гуляла, возвращаясь только к полудню, а потом вечером, чтобы поесть. После захода солнца Анна опять шла к источникам – они замечательно влияли на сон. Около часа она смотрела на звезды, сверкающие в небе, и пила вино, пока не понимала, что еще одна минута, и она уже не сможет вернуться на холм. Впервые за последний год она чувствовала себя так хорошо. Анна не была особенно счастлива или удовлетворена, но ее перестали мучить ночные кошмары и чувство вины, которая – она в буквальном смысле чувствовала физическую боль – поедала ее, что бы она ни делала. Она опасалась двигаться дальше, боясь, что этот новый и хрупкий мир в ее душе каким-то образом привязан к этому месту.

На третий вечер, после долгой прогулки по окружающим тропинкам, Анна пошла вниз по дорожке. Она стала безразлична к одежде, у нее уже много лет не было купальника, только легкий халатик, который она снимала, как только добиралась до бассейна. Было уже темно, но она запомнила дорогу и могла преодолеть камни и корни даже без света фонарика. Она повесила халат на дерево и поставила бутылку вина невдалеке от себя. Пока она плавала, ее глаза привыкли к темноте, и она поняла, что не одна. Здесь были еще двое. Двое мужчин.

Анна представилась им, а они ей: Энди, тридцатилетний мужчина из Лос-Анджелеса, и Джордж, ему было лет шестьдесят. Сначала она расстроилась, что оказалась не одна, но потом обнаружила, что ей все равно. Они перекинулись с ней парой слов, и казалось, никто из них не возражал против ее молчания. Анна смогла расслабиться и даже подумала, что, может, не так уж и плохо снова находиться среди людей. Она поняла, что слушает их разговор, – больше говорил Энди, молодой, о своем недавнем разводе, – и его слова не вызывали в ней болезненных воспоминаний. В любом случае ей было уже не так больно вспоминать обо всем – сейчас самым тяжелым для нее было размышлять о будущем. Когда Анна думала о наступающем годе, у нее не было других мыслей, кроме того, где и с кем она отметит Рождество, что будет делать в день рождения Флинн. Все что ее окружало, казалось огромным столом, сервированным на одного человека, громадой дома с пустыми квартирами, чистой, незаполненной поверхностью. Это были мысли, от которых она иногда просыпалась по ночам. Может, ей больше никогда не придется менять вещи, сломанные в суматохе домашней жизни, не придется полировать мебель или составлять распорядок дня.

– Чем вы занимаетесь, Анна? – раздался из темноты богатый баритон. Это был мужчина постарше, Джордж.

Анна взяла налила себе вина:

– Я работаю в области медицины.

– Медсестра?

– Нет. Я медик-технолог. – Она сделала паузу, ожидая следующих вопросов, а потом продолжила сама: – Я из Бостона, потом жила в штате Мэн, а в данный момент кочую. В неизвестном направлении. У меня не осталось семьи. – К своему ужасу, она начала рассказывать им историю о Флинн, о дочери, которая должна была приехать, но так и не сделала этого. Как это все началось и как закончилось. Она рассказала о Джеке и Стюарте, о ребенке, которого они пытаются завести, с тех пор как наконец поженились, о своей внучке, о том, какой загадочной и волшебной она была, как ее появление открыло перед ней другой мир. – Она верила в переселение душ и в то, что может общаться с миром духов. Мы все думали, что у Флинн очень богатое воображение, но во всем этом есть что-то странное. Иногда я готова поклясться, что она где-то рядом со мной. Я слышу ее запах, и иногда по ночам, когда сплю, я чувствую ее рядом с собой. Это не сон. Я не знаю, что это.

Когда она закончила, никто из них не сказал ни слова. Неважно, что они подумали, Анна чувствовала себя удивительно целостной. Невероятно грустной, конечно, но эта грусть как будто наполнила все ее тело и связала его воедино. Самым тяжелым в горе было чувство, что каждая частичка твоего тела дает различные, обычно тревожные сигналы: непомерную усталость вкупе с бессонницей, сверлящий голод и отвращение к еде, беспокойство и физическую активность вместе с невозможностью выполнить даже самые простые обязанности по хозяйству.

– Это удивительная история, – сказал пожилой мужчина. – Должно быть, вы необычайно сильный человек.

Анна что-то уклончиво пробормотала. Потом спросила:

– Кто-нибудь хочет вина?

– На самом деле мне уже пора вылезать из этой горячей воды, – отказался молодой мужчина, – и отправляться в Лос-Анджелес.

Анна налила еще бокал. Ей не следовало этого делать, но тепло воды и зародившийся в душе свет вызвали в ней желание попраздновать, побыть легкомысленной.

– Я попробую немного вина, если вы все еще предлагаете, – сказал Джордж.

– Конечно. – Анна поняла, что наливать некуда. – Вы можете попить из моего бокала, или есть другой метод.

– Другой метод?

– Пейте из бутылки.

– О, – рассмеялся мужчина и взял ее бокал. Их пальцы соприкоснулись. – А, французское вино. Давайте-ка посмотрим. Шардоне. Наверное, год девяносто седьмой.

Анна поставила бутылку под лунный свет:

– Точно. А как вы узнали? Вы француз? – Джордж говорил с каким-то европейским акцентом.

– Я виноторговец. Родился и вырос в Калифорнии, но у меня итальянские корни. – Он сделал еще глоток. – Прекрасно. Прекрасный выбор. Крепкое, но элегантное. Терпкое и в то же время нежное.

– А у вас есть виноградник? – Анна внимательно посмотрела на него: в тусклом свете он казался привлекательным, с ярко выраженным римским профилем.

– Да, мне принадлежит часть. Мои родители разделили владения на три семьи.

Анна вылила из бутылки остатки и придвинулась ближе, чтобы пить из одного бокала.

– Расскажите, – сказала она. – Расскажите мне о себе. Джорджу было шестьдесят. Его отец эмигрировал из Сиены в центральной Тоскане, где у них был виноградник.

– Из маленькой деревушки недалеко от Монтелочино, где отец родился и вырос среди виноградников, с вином в жилах. Он приехал в эту страну, когда ему было двадцать лет. – Джордж описывал летние месяцы своего детства в Наппа-Вели, как они сидел за длинным столом и ели только что собранный виноград. Это был праздник для всей его семьи, состоящей из тринадцати человек, и сотни рабочих и их семей – тогда отец нанял практически всех эмигрировавших итальянцев, и так было, пока он не сделал ошибку. – Мерло в шестьдесят втором году было ужасным, и ему пришлось продать часть собственности. Анна, ты даже не представляешь, какое это было чудесное время, будто мы все вернулись обратно, в Италию. Три раза в год мы устраивали праздники во фруктовом саду. Один после сбора урожая, один в День святого Иосифа и еще на Пасху. Ну и каждую свадьбу, а их было много, мы тоже отмечали там.

Анна слушала, как Джордж описывал танцы, тарантеллы и вальсы, и день, когда он встретил девушку, которая впоследствии стала его женой.

– Ей было семнадцать лет. Мне – девятнадцать. Мой отец нанял ее отца, он был одним из лучших дегустаторов в Тоскане. Существует слово на итальянском. Точнее, фраза. «Assaglarelucedelsole» – «Пробовать солнечный свет на вкус», хотя это и не вполне точный перевод. Мой отец обычно говорил, что дегустатор, Альберто, мог определить, какой винтаж получил слишком много западного солнца. Он говорил, что такое вино слишком угрюмо. Doloroso. – Джордж рассмеялся. – И перестоявшие на солнце южные сорта каберне. Arrabblatoconlucedelsole. Они злились на солнце.

Анна рассмеялась над рассказом Джорджа о важничающем дегустаторе и словно увидела его: маленький мужчина с неизменным бокалом вина в руке, красноречивый. И красивая дочь – его двойным благословением и двойным проклятием. Каким-то внутренним зрением, не только благодаря воспоминаниям Джорджа, она почувствовала тепло этих людей, представила себе его мать с четками в руках, его сестер, которые спали вшестером в одной спальне, волнение каждого ухаживания, свадьбы, рождения ребенка.

– Конечно же, Альберто посмотрел на меня и сразу понял, что я за человек. Он приехал из Италии с двумя братьями, которых мой отец взял работать на отжиме. Альберто велел им повсюду следовать за мной. Конечно, это подало мне надежду. Если бы я не был серьезным претендентом на его дочь, никто бы не следил, как я провожу воскресенья. Серафина, девушка, которая стала моей женой, постоянно была под присмотром матери.

– Вы воздерживались? – спросила Анна.

– Воздерживался ли я? Я итальянец. Только смерть может сдержать меня.

Серафина отказывалась даже разговаривать с ним, не смотрела ему в глаза.

– Хотя я видел dio lampo, как божественный свет пронзил ее в то же время, что и меня. Я знал. Я почувствовал, что она потеплела ко мне. – Наконец в День святого Иосифа Джордж настоял, чтобы девушка потанцевала с ним. На следующий день она согласилась прогуляться. И пришла вместе со всей семьей, они сопровождали пару, словно королевская свита. Так они встречались на протяжении двух недель. Однажды вечером, к своему удивлению, Джордж получил неохотное разрешение ее отца сходить с Серафиной в город в кино. Две ее тетки, старые девы, поехали с ними на троллейбусе и сидели в кинотеатре сзади через два ряда, болтали на итальянском и вязали на протяжении всего фильма «Королева Африки». Он даже не поцеловал ее, не держал ее за руку. Но сказал, что она станет его женой. И что он не примет «нет» в качестве ответа. Ни от ее отца, ни от напыщенных теток позади него, ни даже от стыдливой уклончивости самой Серафины. После фильма они гуляли по улицам и подошли к ювелирному магазину, который был уже закрыт. На витрине лежали бриллиантовые обручальные кольца. Джордж взял ее за локоть и подтолкнул вперед. «Выбирай любое», – сказал он, и его сердце забилось так часто, что он едва слышал свой голос. Он задержал дыхание. Задыхающиеся тетки, которые наконец их догнали, замолчали. Казалось, они тоже задержали дыхание. «Вот это», – Серафина показала на одно сзади, она сделала свой выбор и дала ответ одним движением. Затем повернулась к нему и улыбнулась. И он поцеловал ее, без всякого возражения со стороны тетушек.

– Ого, – сказала Анна. – Ого. И вы все еще вместе?

– Она умерла два года назад. Мы были женаты тридцать восемь лет.

– Мне жаль. – Она замолчала. Прошло несколько секунд.

– Итак, скажите мне, Анна: где сейчас ваши любимые? Джек и… я забыл имя его партнера.

– Стюарт. Они в Бостоне.

– Бостон. – Это прозвучало как диагноз. Она рассмеялась. – Вы с ними связываетесь?

– Связываюсь?

– Ну, я имею в виду, созваниваеетесь. Анна ответила, что конечно, но не сейчас.

– Какие у вас планы? Чем вы будете заниматься?

– Я не могу вам сказать. Просто не знаю. В любом случае, это не та жизнь, которую я намеревалась прожить. – Джордж молчал, и Анна чувствовала, что он смотрит на нее. – Ну, это была хорошая жизнь. Но эта ее часть закончилась, – добавила она.

– И для меня тоже. Со временем она заканчивается у всех, – заговорил Джордж.

Анна пробормотала, что согласна. Она взяла бутылку вина, но та была пуста.

– Хотите еще вина? У меня есть в машине. Конечно же, моего виноградника.

Анна почти сказала «да». В этом мужчине было что-то надежное и приятное. Но затем почувствовала себя пьяной, от горячей воды кружилась голова.

– Это очень заманчиво. Но, к сожалению, я выпила уже слишком много. Как-нибудь в другой раз. Вы сегодня остаетесь здесь на ночь?

– К сожалению, нет. Я приехал на выходные, чтобы прогуляться, но я никогда не жил в кемпинге. Если бы я знал, что здесь будет красивая женщина, я бы давно стал туристом.

– Ладно. Было очень приятно с вами поговорить. – Она протянула ему руку. Он взял и поцеловал ее.

В этот неловкий момент она поняла, что нужно пройти три или четыре фута, чтобы забрать халат с дерева. Она привстала.

– Посмотрите, какая луна.

Он рассмеялся и отвернулся, давая ей выйти из воды.

– Анна? – позвал он.

– Да?

– Я хочу попросить вас поужинать со мной завтра вечером.

– Хорошо, – решилась она.

– Вы знаете эти места? – Она не знала. – Здесь есть хороший французский ресторан. Я приеду в семь. Но вы можете передумать. Вдруг решите, что я pazzo, сумасшедший?

– Нет, – возразила Анна, – мне правда хотелось бы поужинать с вами.

– Да? – Он замолчал. – Тогда вот что. Я объясню вам, как добраться до места, и вы сможешь приехать сами. Вам решать. Естественно, я надеюсь увидеть вас, но пойму, если вы передумаете. Как насчет этого?

– Звучит хорошо, – сказала она.

– И как я уже говорил… – начал Джордж. Анна повернулась:

– Да?

– И как я уже говорил, я итальянец. Поэтому, если вы не появитесь, я попрошу более настойчиво. Вам стоит приехать. Даже если вы не заинтересованны. Особенно, если не заинтересованны.

Анна рассмеялась и сказала, что ему придется подождать, пока она приедет.

Позже, когда Джордж уехал, она долго лежала в палатке. Потом встала, взяла микроскоп и любимые слайды с образцами крови Флинн. Сегодня была красивая луна, яркая, почти полная. Анна посмотрела на звезды, а потом снова сквозь линзу на Млечный Путь белых кровяных телец своей внучки. Она пробежала глазами по моноцитам и нутрофилам, базофилам и лейкоцитам, пока ей не показалось, что она движется сквозь них, лейкоциты были густыми и непроходимыми, словно снежная буря. Она смотрела на кучку моноцитов в левом верхнем углу, пока не почувствовала, что расслабилась от привычного занятия. Она вспоминала этот слайд, как другие вспоминают строчки из стихотворений. В памяти возникали сцены из прошлого, как она рассматривала Т-клетки Джека и проверяла Стюарта на вирус, золотистый свет того дня и как они втроем ехали сквозь него. Она представила преданную мать Джорджа с ее розами и четками. Анна воображала, как узловатые пальцы пожилой женщины передвигали холодные камешки, круглые, как глобусы, темные, как планеты, и тут же вспоминала о бусинках нефритового браслета, которые осыпались на пол, одна за одной.»На секунду Анна отвернулась, а затем повернула микроскоп так, что в слайде под линзой отразился лунный свет. Рядом с клетками ее внучки отражались галактики, звезды, планеты и все, что может быть в ночном небе. Анна подумала, что все взаимосвязано – углерод в звездах такой же, как и в костях человека. Самой совершенной формой был круг. Земля, луна и клетки тела, корзинка ягод и гроздь винограда. Даже будущее словно приходило из воспоминаний. Она посмотрела на клубящиеся облака в углу слайда и подумала о Джеке, Стюарте, Марвине, Поппи, Хью и о девочке, которая была для нее самым главным, – все, кто составляли ее прошлое, были сейчас с ней, как и те, кому еще суждено прийти в ее жизнь. Она чувствовала ритмичное биение сердца Флинн в своем собственном, оно толкало ее к неведомому берегу, а море было и внутри и снаружи. Может быть, это и было благословением грядущего дня: клетки крови Флинн, маленькая вселенная, освещающая мир древних звезд, созвездия вверху и внизу и небеса, которые были везде.

Благодарности

Спасибо всем, кто помог мне в написании книги. За энтузиазм и поощрение ранних набросков спасибо Лизе Даш и Анне Кастой. Особая благодарность Линден Онтье и Кристин Ворд за то, что они читали рукопись и вникали в структуру и героев, это помогло мне заново увидеть свою работу и сделать ее гораздо сильнее.

Хочу выразить глубокую признательность моему агенту, Элейн Лоуп, за ее веру в этот роман, за природное чутье, приведшее нас к Анике Стрейтфилд, которой я чрезмерно благодарна за тщательное редактирование, отличные советы и воодушевление, которые помогли выпустить роман в свет. Также большое спасибо агентству «Мак-Адам» за поддержку моей работы и за то, что они дали мне почувствовать себя желанным гостем в Сан-Франциско: Дэвиду Пойндекстеру, Скотту Алену, Дороти Карицо Смитт, Кейт Нитц и Пету Волшу.

Благодарю Дорен Фитцджеральд за ее дружбу, поддержку и домашнюю еду; Мета Вортона за крепкую дружбу и преданность; Мерилин Райе – за доброту и дружбу; и Тони Ардицоне, чья вера в меня и мою работу на протяжении многих лет просто бесценна. Большое спасибо Стивену Балистери и Андреа Стефке за заботу о моем зверинце и моем доме, пока я жила вне штата. И наконец, моей семье. Джону и Мэри Энн Манфреди: миллион благодарностей.

Примечания

1

колледж с сокращенным двух – или трехлетним курсом обучения, аналог техникума. Здесь и далее – примечания переводчика

2