Золотые слезы

— Я оставил здесь кое-какие бумаги. Мне неловко беспокоить вас, дон Андрес, но надо кое-что подписать.

— Зайдите позже, Джереми, я их посмотрю, — ответил дон Андрес и обратился к Маре: — Прошу вас, проходите и садитесь, донья Амайя.

Джереми Дэвис неловко кашлянул, привлекая к себе его внимание.

— Извините, дон Андрес, но я вынужден настаивать, чтобы вы подписали их сейчас. Это не займет много времени,

— Что здесь такое? — поинтересовался дон Андрес, обмакнув перо в чернила. Он хотел было сразу же поставить свою подпись, но перо замерло в воздухе, не достигнув цели.

— Несколько счетов, распоряжения, которые надо отослать незамедлительно, письма, продиктованные вами вчера. В общем, ничего существенного. Да, и доверенность на продажу того участка земли, — с непринужденной улыбкой ответил американец.

Дон Андрес оторвался от бумаги, которую подписывал, и вопросительно посмотрел на секретаря снизу вверх.

— Тогда почему же вы настаивали на том, чтобы я это подписал в такой неподходящий момент?

Секретарь помялся, но быстро нашел что ответить, хотя было очевидно, что вопрос хозяина застал его врасплох.

— Разве вы забыли? Я уезжаю и вернусь на ранчо не раньше чем через две недели. Вы поручили мне арендовать участок пастбищ в Сан-Матео и договориться о продаже скота в Сан-Франциско; И еще кое-что…

Джереми напряженно следил за тем, как дон Андрес подписывает бумаги. Наконец хозяин отложил перо и решительно заявил:

— На этом все, Джереми. Больше никаких дел сегодня. Извините, что заставил вас ждать, донья Амайя, — обратился он к Маре с улыбкой, тут же забыв о существовании секретаря, который поспешно сложил бумаги в папку и незаметно вышел.

— Очень красивая карта, — заметила Mapa, подойдя к тому месту, где некоторое время назад застала Джереми Дэвиса.

— Благодарю, я рад, что она вам нравится, — тепло отозвался на ее похвалу дон Андрес. — Это план ранчо Виллареаль. Его собственноручно сделал мой отец.

Mapa с неподдельным интересом разглядывала изображение поместья, на котором отчетливо выделялись пастбища, дом, река и даже такие мелкие детали, как деревья и заросли кустарника.

— Это все ваша земля?

Mapa продолжала разглядывать красочный план ранчо, размышляя о том, сколько еще трудностей выпадет на долю добросердечных калифорнийцев.

— Амайя, вот что я хотел вам показать, — раздался у нее над ухом тихий голос дона Андреса.

Mapa обернулась. На столе стоял резной сундучок с открытой крышкой, он достал из него миниатюрную шкатулку с золотой инкрустацией и воткнул в замочную скважину маленький золотой ключик. Затем в замочке что-то щелкнуло, и крышка открылась. Внутри на пурпурной бархатной подушечке лежал массивный нательный крест из чистого золота, усыпанный драгоценными камнями.

Девушка не сдержала вздох восхищения, поскольку никогда в жизни не видела такого великолепного украшения. В центре креста сиял огромный рубин, а вокруг него блистала целая россыпь жемчуга и рубинов помельче.

— Он ваш, Амайя, — сказал дон Андрес, с удовольствием наблюдая за тем впечатлением, которое крест произвел на Мару.

— Мой? — недоверчиво переспросила девушка.

— Да, он принадлежал семейству Кинтеро на протяжении многих веков.

— Но почему вы хотите отдать его именно мне? Разве дон Луис не имеет на него таких же прав?

— Эта вещь принадлежала вашей матери, которая получила ее в наследство от своей матери, та от своей и так далее, — объяснил дон Андрес, избегая смотреть на Мару и предугадывая ее следующий вопрос.

— Но почему он у вас, а не у дона Луиса?

— Неужели вы не понимаете, что мне трудно говорить об этом? Дон Луис не вызывает доверия в качестве хранителя драгоценности, которая должна передаваться по женской линии в нашем роду. Он слишком любит проводить время за карточным столом и, к сожалению, не всегда остается в выигрыше. Дон Луис и без того потерял почти все фамильные драгоценности, хотя, не скрою, он искренне сокрушался впоследствии, когда ничего уже нельзя было поделать. Он всегда в долгах, а если так, то судьбу этой вещи, окажись она у него в руках, можно с легкостью предугадать. Извините меня, Амайя.

— Значит, дон Луис так не любит вас потому, что крест находится здесь, — задумчиво промолвила Mapa, для которой что-то немного прояснилось в темных отношениях этих двух калифорнийцев.

— Да, но на то есть и другие причины. Он обижен на меня не только из-за креста, который был передан на хранение моему отцу, а я, к слову сказать, лишь выполняю взятое на себя обязательство. Впрочем, не стоит принимать так близко к сердцу нашу вражду с доном Луисом. Она никоим образом вас не коснется. А теперь я счастлив исполнить свой долг и передать вам крест вашей матери.

— Вы не рады? — изумился дон Андрес, уловив вздох сожаления, невольно вырвавшийся у Мары.

— Я не могу принять его, Андрес, — собравшись с духом, решительно ответила девушка и уклончиво добавила: — Это слишком ценная вещь. Будет надежнее, если она останется у вас в шкатулке.

— Мне кажется, я понимаю. Кое-кто может воспользоваться своим авторитетом и спекулировать родственными отношениями, чтобы завладеть крестом.

Mapa кивнула и улыбнулась. Она затруднилась бы ответить на вопрос, от кого из своих родственников ей, прежде всего, хочется утаить драгоценность. Помимо дона Луиса существовал еще и Брендан.

— Да, вы меня правильно поняли, Андрес. Мне будет спокойнее, если крест пока останется у вас, — сказала девушка, радуясь возможности избавиться от ответственности за бесценную вещь.

— Хорошо. Я буду хранить его для вас, Амайя, как хранил все эти годы. Но позвольте вам заметить, что на ранчо Виллареаль воров нет, — заверил он ее с улыбкой, после чего убрал крест в шкатулку, которая сама по себе уже представляла огромную ценность, и положил в сундучок. Mapa обратила внимание на то, что сундучок постоянно хранится в кабинете, в нише стены. — Если захотите надеть его, скажите мне, и я вам его выдам.

— Спасибо, Андрес. А теперь мне нужно вернуться к себе и надеть шляпку, а то от солнца на лице появятся веснушки. Я стану совсем некрасивой.

— Вы не можете быть некрасивой, Амайя, — с жаром возразил дон Андрес, затем, помолчав в нерешительности, добавил: — Нам пора прийти к какому-нибудь решению, Амайя. Вам нужно определиться, хотите вы остаться в Калифорнии или вернуться в Лондон.

Mapa хотела ответить, но он жестом прервал ее:

— Прошу вас, не говорите сейчас ничего. Я хочу, чтобы вы обдумали свое решение как следует. Что касается меня… я соглашусь с любым.

Mapa пристально посмотрела на притихшего, смущенного калифорнийца. Против собственного желания она испытывала к нему симпатию. Ей не приходилось раньше сталкиваться с людьми безукоризненно порядочными и начисто лишенными эгоизма. В том мире, который девушка считала своим, человек думал, прежде всего, о себе, и только о себе. А эти калифорнийцы — люди другой расы. Они держат свои сердца и дома открытыми для незнакомцев, делятся с ними всем, что имеют, и думают при этом только о том, чтобы во всем следовать правилам гостеприимства. И что же получают взамен?

Бесчисленные свидетельства подлости и черствости, которые убеждают их в том, что не все люди так честны и порядочны, как они сами.

С какой легкостью можно обернуть гостеприимство калифорнийцев себе на пользу! Как просто было бы сжиться с ролью Амайи Воган окончательно, выйти замуж за богатого дона Андреса, обеспечив, таким образом, безбедную жизнь О'Флиннам, и навсегда поселиться в этой прекрасной тихой долине! Mapa тяжело вздохнула. Что толку в фантазиях, все равно этому не бывать. Внутренний голос подсказывал, что ее судьба лежит далеко за пределами холмов, окружающих благодатную долину.

— Что вас беспокоит, Амайя? — спросил дон Андрес. — Мне кажется, вы загрустили.

— Загрустила? Вовсе нет, просто сама не знаю, почему, стала предаваться глупым мечтам.

— Мечты никогда не бывают глупыми, Амайя, — возразил дон Андрес.

Mapa пожала плечом и пошла к двери, но вдруг остановилась и, круто обернувшись, ответила резко и неожиданно цинично:

— Мечты — это никчемная роскошь, Андрес. Они не накормят и не обуют. К тому же порождают множество несбыточных надежд.

— Для своего нежного возраста вы чересчур циничны и умудрены жизненным опытом, — заметил Николя Шанталь, неожиданно возникший в дверном проеме.

— Неужели вы мечтатель, месье Шанталь? — с вызывающей усмешкой обратилась к нему девушка. — Вот уж никогда бы не подумала! Вы мне представляетесь человеком; давно и безвозвратно утратившим юношеские иллюзии.

Николя, подпиравший плечом косяк, выпрямился и прямо посмотрел в глаза Маре.

— Вы тоже удивляете меня, мисс Воган. Странно слышать от воспитанной в достатке английской мисс рассуждения о хлебе насущном. Я думал о вас как о принцессе из старинной сказки. Или я ошибался? — хитро прищурился Николя.

Mapa вспыхнула, поскольку терпеть не могла снисходительного обращения, но взяла себя в руки и не дала волю ярости.

— Люди не всегда таковы, какими кажутся, месье, — холодно ответила она и, одарив Андреса очаровательной улыбкой, шагнула к Николя, ожидая, что тот отступит в сторону и пропустит ее.

— Значит, вы советуете мне не судить о вас по внешности, мисс Воган? — двусмысленно усмехнулся Николя и освободил дверной проем.

Mapa удостоила Николя лишь надменным кивком и вышла из кабинета. Она шла по галерее и победоносно улыбалась, вспоминая вспышку бешеной ярости, исказившую на мгновение лицо француза и превратившую два изумруда в черные истлевшие угли. Кроме того — она не могла ошибиться — в его глазах промелькнуло невольное восхищение!

— Судя по всему, ты чрезвычайно собой довольна, моя дорогая, — протяжный голос Брендана вывел ее из задумчивости.

— Брендан! — вскрикнула Mapa и поспешно втолкнула брата в его комнату. — Мы с тобой оказались в клубке гадюк!

— Скорее уж гремучих змей! — поправил ее Брендан, разглаживая помятую ткань на рукаве, за который его схватила Mapa.

— Что? — переспросила Mapa, наблюдая за действиями брата. — Да перестань ты, наконец, заниматься ерундой!

Брендан взглянул на нее с комическим укором и капризно возразил:

— Это не ерунда. И вообще кто дал тебе право рукоприкладствовать, хватать людей за одежду и силком тащить, куда тебе заблагорассудится? Ты помяла мне сюртук. А у меня, между прочим, не так много приличной одежды. Так что в следующий раз будь поаккуратнее. — Он улыбнулся. — Сравнение с гремучими змеями более уместно, моя радость. Они не прячутся в траве, а греются на валунах и предупреждают грозным шипением о нападении. — Брендан хмыкнул, видя, что его красочное описание повадок гремучих змей вызвало выражение отвращения на лице Мары. — Не правда ли, очень любезно с их стороны?

— В большинстве своем люди, которые нас здесь окружают, обходятся без предупреждения, — ответила Mapa.

— Может быть, ты расскажешь мне, наконец, что, произошло? — спросил Брендан уже серьезно. — Ты что же, снова схлестнулась с французом?

— В том числе, — беспечно отозвалась Mapa. — Но, говоря о гадюках, я имела в виду Джереми Дэвиса, которого застала в кабинете дона Андреса. По-моему, секретарь снова затевает какую-то гадость против своего хозяина. И еще, оказывается, наш благодетель дон Луис утаил, что его племянница должна унаследовать массивный золотой крест, усыпанный драгоценностями, который может кого угодно обеспечить на всю оставшуюся жизнь.

— Черт побери! Золотой крест, ты говоришь? — воскликнул Брендан.

— Как видишь, дон Луис не любит раскрывать свои карты, — усмехнулась Mapa.

— Расскажи-ка поподробнее об этой вещице, моя радость, — попросил Брендан и поудобнее устроился на кровати.

— Дон Луис — отчаянный карточный игрок, к тому же не из удачливых. Он спустил огромное состояние и кучу фамильных драгоценностей, поэтому отец Амайи передал этот крест на хранение Виллареалям. Я видела это бесценное сокровище своими глазами всего лишь полчаса назад. Более того, получила косвенное предложение руки и сердца от дона Андреса. Он хочет, чтобы я стала хозяйкой ранчо Виллареаль, — с нарочитой беспечностью добавила Mapa.

— Так, кое-что начинает проясняться. А где крест? Я тоже хочу на него посмотреть, — с деланным равнодушием заявил Брендан.

— Извини, но дон Андрес оставил его: у себя под замком, — невинно улыбнулась Mapa.

— Какая досада! — буркнул Брендан и внимательно посмотрел на сестру, хранившую подозрительное молчание. — Сдается мне, это ты постаралась, чтобы крест остался у него, не так ли? — вкрадчиво поинтересовался Брендан и прочел ответ на свой вопрос на чуть тронутых усмешкой губах сестры. — Боже мой, и я доверился этой глупой девчонке! — воскликнул он патетически.

— Я всего лишь хотела таким образом защитить тебя. Зачем подвергаться слишком сильному искушению, если можно этого избежать? — спокойно ответила Mapa, оставаясь равнодушной к страданиям, которые разыгрывал перед ней брат. — Может быть, мы и лжецы, но не воры и никогда не опустимся до этого.

— Радость моя, о чем ты говоришь? — укоризненно покачал головой Брендан. — Я готов признать, что мы сознательно вводим в заблуждение некоторых людей, но это не ложь. Просто у нас в этом спектакле такие роли…

— Брендан, ты и сам в это не веришь, — прервала его Mapa.

— Нет, у нас такая роль. И мы останемся в дураках, если не обведем вокруг пальца еще больших дураков, которые только этого и ждут. Если нам легко дается двойная игра, почему не воспользоваться этим в своих интересах? А что касается воровства… — Тут он задумался на мгновение и добавил: — Я не Джонатан Уайдд и никогда не считал себя вором. Не забывай, у меня есть моральные принципы.

— Меня всерьез беспокоит дон Луис. Он давно положил глаз на этот крест и считает делом чести вернуть его в семью Кинтеро. Испанец готов на все, чтобы получить его. Недавно он выпытывал, не известно ли мне что-нибудь о кресте.

— Он считает нас дураками. Я еще не знаю, что задумала эта старая лисица, но намерен разгадать загадку.

— Вот увидишь, совсем скоро он начнет активно действовать. И тогда приблизится тот день, когда мы сможем уехать отсюда, — мечтательно вымолвила Mapa.

Восторженный гул одобрения пронесся по заднему двору ранчо, где установили загон для боя быков и трибуны, на которых разместились многочисленные зрители. Mapa нахмурилась и посмотрела вниз: там происходила жестокая битва между двумя дикими, обезумевшими от страха и ярости животными. Оглушительный рев быка и медведя гризли, сцепившихся на арене в смертельной схватке, повергал зрителей в неистовство. Животных приковали друг к другу массивной цепью, не позволявшей им отступить ни на шаг. Mapa с отвращением наблюдала за тем, как бык, пригнув к земле шею и яростно вращая налившимися кровью глазами, пятился от медведя, который осел назад и размахивал в воздухе когтистыми лапами. Вдруг медведь бросился вперед, стараясь дотянуться до незащищенной шеи быка, но тот успел повернуть голову и поднял медведя на рога. Гризли взревел от боли и наотмашь ударил лапой по морде быка, распоров острыми когтями высунутый язык.

Mapa почувствовала, что готова потерять сознание. Она обвела мутнеющим взглядом трибуны, заполненные радостными лицами калифорнийцев. Фелисиана, Андрес и донья Исидора наперебой подбадривали животных, их глаза восхищенно сверкали. Mapa кивнула Брендану, который говорил о чем-то с доньей Хасинтой, предпочитая не смотреть на арену, поднялась и, прижав к губам платок, стала пробираться к выходу с трибуны.

Отойдя как можно дальше, Mapa отдышалась и запрокинула голову, чтобы посмотреть на небо. Яркое солнце резануло ей по глазам, и у нее подогнулись колени. В тот момент, когда она готова была упасть в обморок, чья-то сильная рука поддержала ее под локоть. Mapa обернулась со смущенной улыбкой и словами благодарности к человеку, так вовремя проявившему чуткость, но слова замерли у нее на устах, а улыбка мгновенно сбежала с лица, когда девушка поняла, что возле нее находится не кто иной, как Николя Шанталь.

— Вы не любительница кровавых развлечений? — спросил он, по-прежнему сжимая ее локоть.

— Я не считаю это зверство развлечением, — ответила она, высвобождая руку.

— Вы меня снова удивляете.

— Почему?

— Возможно, я ошибаюсь, но в вас чувствуется сила духа, решительность и самоуверенность. Как это говорят англичане? Бульдожья хватка! — заключил он с обезоруживающей улыбкой.

— Бульдожья хватка? — изумленно переспросила Mapa.

— Простите, я не хотел вас обидеть, мадемуазель. Это не входило в мои намерения. Я только хотел сказать, что вы обладаете недюжинной внутренней силой и жесткостью натуры, не свойственной женщинам, — постарался загладить свою неловкость Николя, но в глазах его ясно угадывалась насмешка.

— По-вашему, я груба и неженственна? — скрывая свое глубокое разочарование, спросила девушка. — Честно говоря, я никогда не подозревала в себе таких качеств. Мне всегда казалось, что сила вовсе не означает грубость.

— Прошу вас, забудьте мои слова. Я вижу, что невольно разозлил вас, — улыбнулся Николя:

— Разозлили? Вовсе нет, — возразила Mapa, хотя щеки ее полыхали от ярости.

— В доказательство того, что вы не сердитесь, прошу вас принять мое приглашение на верховую прогулку.

После некоторого колебания Mapa ответила самым дружеским тоном, на какой только была способна:

— Благодарю вас, месье. Я с удовольствием составлю вам компанию.

Николя галантно поклонился, и Mapa направилась к себе переодеваться.

— Месье Шанталю пришло время узнать, с кем он имеет дело. Mapa О'Флинн не из тех, с кем можно так шутить, — сквозь зубы процедила она, надевая перед зеркалом соломенную шляпку.

— Что вы сказали? — переспросила Джэми, занятая тем, что подбирала с пола разбросанные Марой предметы туалета. — Примерьте лучше вот эту. — И она протянула ей шляпку с вуалью, в которой Mapa ездила на прогулку. — По-моему, эта вам больше к лицу.

— Сегодня чересчур жарко. У меня голова и без того раскалывается, а кожа того и гляди потрескается, как почва в пустыне. До чего же нестерпима эта сушь! Интересно, дожди здесь когда-нибудь бывают? — поинтересовалась девушка, присаживаясь на край постели, чтобы надеть ботинки. — Помоги мне, пожалуйста, Джэми, — попросила она, отчаявшись справиться со шнуровкой.

Джэми присела перед ней на корточки и стала зашнуровывать ботинок, a Mapa потянулась ногой ко второму, лежавшему на полу. Внезапный оглушительный крик Мары заставил Джэми отпрянуть. Девушка вспрыгнула на кровать и трясущейся рукой указала на ботинок, из которого сначала показались отвратительные щупальца, а затем медленно выполз огромный скорпион с загнутым кверху ядовитым хвостом. С минуту перепуганные насмерть женщины молча смотрели на продвижение чудовища к центру комнаты.

— Боже, что это такое? — прошептала Mapa, не сводя глаз с мерзкого насекомого.

— Что бы это ни было, здесь оно не останется, — исполненным решимости голосом отозвалась Джэми. Она взяла со стола пустой кувшин, положила его на пути у скорпиона и дождалась, пока он заползет внутрь. Затем, не теряя ни минуты, схватила кувшин, подошла к окну и, просунув его между прутьями решетки, защищавшими обитателей дома от вторжения непрошеных гостей более крупного размера, перевернула вверх дном.

— Господи, я чуть не умерла от ужаса, — призналась Mapa. — Как эта тварь попала ко мне в ботинок?

— Понятия не имею, — пожала плечом Джэми и как следует встряхнула обувь. — Насекомые иногда заползают в самые невероятные места, но больше этого не повторится. Я сама буду просматривать вашу одежду и обувь каждый день, — заверила она Мару.

Девушка с необычайной осторожностью засунула ступню в ботинок, затем поднялась и для верности потопала ногой в пол, потом взяла со столика перчатки и поспешно направилась к двери, чувствуя себя не в своей тарелке после перенесенного потрясения.

— Черт бы побрал это дикое место! — воскликнула она.

— Я предупреждала вас с Бренданом, что все плохо кончится, еще тогда, когда пароход бросил якорь в Сан-Фриско, — не удержалась от сварливого замечания Джэми. — Тише, не разбудите Пэдди, парнишка только что уснул.

Mapa лишь махнула рукой в ответ и быстрым шагом направилась к конюшням. Ее голова уже была занята предстоящей прогулкой и тем, как она расправится с навязчивым и высокомерным французом. В своем успехе Mapa не сомневалась, поскольку искренне считала, что в душе Николя ничем не отличается от остальных мужчин, с которыми ей приходилось иметь дело, хоть и изображает суровую непреклонность.

Всадники тронулись на запад от ранчо в сторону холмов, пологие склоны которых покрывали дубравы и заросли цветущего конского каштана. Его диковинные соцветия напоминали огромные белые свечки, вплетенные в изумрудную листву, как в рождественский венок. Они проезжали через виноградники, заботливо обработанные крестьянами, поставляющими пьянящий напиток на хозяйский стол.

Mapa украдкой взглянула на Николя Шанталя и вынуждена была признать, что он великолепно держится на лошади. Гнедая кобыла с широкой грудью и массивным крупом покорно слушалась малейшего движения его руки. Француз с легкостью преодолевал любые сложные участки дороги, будь то каменистая насыпь, крутой спуск или болотистая низина. Шанталь крепко сжимал мускулистыми бедрами бока кобылы и плавно покачивался в седле, отчего создавалось впечатление, что они составляют с ней единое целое, подобно мифическому кентавру. Его зеленые глаза могли посоперничать в яркости и насыщенности цвета с кронами могучих деревьев, попадавшихся им по пути.

Mapa последовала за своим спутником к вековым дубам с шишковатыми, искривленными стволами, переплетение могучих ветвей которых отбрасывало на землю густую тень. Поляну, на которую они выехали, окружало несколько высоких сосен, стоящих на страже мира и покоя этого заповедного места. За ними виднелись ровные ряды плодовых деревьев — яблони, груши, сливы, абрикосы, — полумесяцем тянувшиеся до самого ранчо.

Когда Mapa въехала в тенистую прохладу, Николя уже спешился и ждал ее, держа лошадь в поводу. Mapa остановилась, и он подошел, чтобы помочь девушке спуститься на землю. Она почувствовала, как его сильные ладони крепко обхватили ее за талию и легко приподняли над седлом. Mapa уперлась ему в плечи обеими руками и повисла в воздухе, поскольку Николя не спешил опустить ее на землю. На какой-то миг их лица оказались так близко, что Mapa, пользуясь случаем, стала пристально разглядывать Николя. Ее взгляд задержался на изумительных глазах, опушенных длинными ресницами и казавшихся бездонными. Девушка отметила про себя классически строгую линию губ, неожиданно искривившихся в дерзкой усмешке. Тогда Mapa поспешила отвести взгляд и изъявила желание оказаться на земле. Николя выпустил ее с таким видом, словно только и ждал, когда же ей надоест его разглядывать. Mapa восприняла это как оскорбление и отошла прочь, не оглядываясь.

Николя молча смотрел ей вслед, пока девушка прогуливалась по поляне, он вбирал в себя ее всю без остатка — от края запыленного подола юбки до посаженной на макушку соломенной шляпки.

Mapa резко обернулась и успела заметить неподдельную заинтересованность в его задумчивых глазах. Она усмотрела в этом вызов и решила его принять. Предвкушая жестокую битву, Mapa присела на отломившуюся от дуба толстую ветку, представлявшую собой подобие садовой скамейки, и стала неторопливо и обстоятельно расправлять складки юбки. Затем она попыталась устроиться поудобнее, облокотившись на густое переплетение сучьев, еще не высохших и покрытых изумрудной листвой, но тут же выпрямилась, поскольку они были достаточно колючими.

— Какое чудесное дерево, не так ли? — заметил Николя, подойдя к ней и прислонившись спиной к стволу.

Mapa подняла глаза вверх и увидела над головой величественный купол зеленой кроны. Однако мысли ее были заняты совсем другим, поэтому в ответ она просто кивнула, давая тем самым спутнику понять, что настроена отнюдь не романтически.

— На мой взгляд, вы не из тех людей, кто любит общаться с природой, мисс Воган. Я скорее представляю вас в светской гостиной, а не на пикнике.

— Я в ваших глазах вообще представляюсь какой-то загадочной личностью, месье Шанталь. Вас это не удручает? — поинтересовалась Mapa с задумчивой улыбкой.

— Вовсе нет, мадемуазель. Я люблю разгадывать загадки.

— И вам, разумеется, всегда удается найти правильный ответ. Вы склонны к откровениям, месье. Но боюсь, мне придется вас разочаровать. У меня нет никаких секретов, — сказала Mapa, прямо и открыто глядя в глаза Николя.

— Скажите, вы когда-нибудь были знакомы с человеком по имени Джулиан? — спросил он резко, пользуясь незащищенностью ее взгляда и напряженно следя за реакцией.

— Джулиан? — задумчиво переспросила — Mapa. — Пожалуй, нет, — ответила она искренне, поскольку это имя действительно ей ни о чем не говорило. — Я провела тихую и замкнутую жизнь в глухой провинции, у меня было мало знакомых. Этот человек ваш друг?

— В общем-то, это не важно, — солгал Николя, стараясь скрыть свое разочарование. К его огромному изумлению, при упоминании о Джулиане на лице Мары не отразилось ни тени испуга, ни сознания вины за то, что судьба юноши сложилась так трагически. — Скажите, вы собираетесь стать невестой Виллареаля?

— Это не касается никого, кроме меня и дона Андреса. Могу лишь сказать, что пока мы не пришли ни к какому решению, — сухо отозвалась Mapa.

— Простите. Я думал, вы специально приехали в Калифорнию, чтобы выйти замуж за красивого и богатого землевладельца. Но коль скоро я ошибся, дон Андрес не сочтет ваш возможный отказ для себя оскорбительным.

— Возможно. Но мне бы не хотелось больше обсуждать эту тему, — не терпящим возражений тоном заявила Mapa.

— Как прикажете, мадемуазель, — учтиво поклонился Николя. — О чем же вы хотите побеседовать?

— А почему бы нам не поговорить о вас, месье? — вкрадчиво осведомилась Mapa. — Наверное, отправляясь за золотом в Калифорнию, вы оставили в Новом Орлеане безутешную жену с детьми или пылкую возлюбленную?

— Когда вы желаете поближе узнать какого-нибудь человека, вы всегда задаете ему такие прямолинейные вопросы, мисс Воган? — усмехнулся Николя.

— А почему бы и нет? Прямолинейные вопросы предполагают такие же ответы. А уловки и отговорки хороши только для того, кому есть что скрывать.

— Согласен. Однако немногие люди могут устоять от соблазна ввести в заблуждение окружающих.

— Вы, по всей видимости, к таковым не принадлежите. Иначе почему вот уже несколько минут с таким упорством отказываетесь ответить на мой вопрос?

Взгляд Николя потеплел, отчего от кристаллической чистоты и бездонной глубины его глаз перестало веять холодом.

— Ну вот я и получил выговор, — со смехом ответил он, оттолкнулся от ствола дуба и присел рядом с Марой. Девушка оказалась в непосредственной близости от него и почувствовала, как его колено коснулось ее бедра, а рука, которой он оперся о сучья, вынудила ее сесть еще более прямо. Mapa ожидала, что Николя подвинется, но он не выказывал к тому ни малейшего намерения. — Что же касается вашего вопроса, то могу откровенно заявить, что ни жены, ни возлюбленной, ни легиона пылких любовниц у меня в Новом Орлеане не осталось.

— В это никак нельзя поверить. — Mapa обратила на него насмешливый взор, но тут же смущенно отвернулась, не ожидая так близко увидеть его глаза и ощутить тепло дыхания у себя на щеке.

— Вы мне льстите, мадемуазель, — шепнул ей в самое ухо Николя. — Вот если бы рядом со мной оказалась такая женщина, как вы, я ни за что не оставил бы ее ради призрачной мечты разбогатеть.

Mapa упорно не сводила взгляда с лесистой вершины дальнего холма, не обращая внимания на соблазнительную вкрадчивость его голоса. Однако после недолгой паузы все же спросила:

— Неужели во всем Новом Орлеане не нашлось женщины, способной осчастливить такого мужчину, как вы?

— Нет, не нашлось. К тому же я покинул Новый Орлеан пятнадцать лет назад.

Маре послышалась печаль в его голосе, и девушка быстро взглянула на Николя. Она не ошиблась, в глубине глаз действительно промелькнула тоска и еще почему-то ярость, но все это смешение чувств в следующий миг опять сменилось обычной насмешливостью.

— А вот вы, бьюсь об заклад, оставили в Европе не одного несчастного юношу, наивно полагавшего, что ему есть на что надеяться, не так ли? У такой очаровательной женщины должно быть множество поклонников.

— Я вижу, вы хотите представить меня в роли кокетки, месье? — нахмурилась Mapa. — Интересно, как, по-вашему, она должна была бы вести себя, окажись рядом с вами в соблазнительной тени этой кроны?

— Окажись она рядом со мной, ей не пришлось бы думать о том, как себя вести, поскольку я ни на одно мгновение не допустил бы в ней сомнений относительно того, что произойдет в следующую минуту, — ответил Николя.

Mapa слишком поздно поняла, что своими руками соорудила для себя ловушку. Слова Николя разозлили ее, но девушка не нашлась, как ему возразить. Его рука, до сих пор мирно покоившаяся на ветвях, вдруг оказалась у нее на плече. Mapa постаралась воспротивиться Николя, который настойчиво разворачивал ее лицом к себе, но у нее ничего не вышло. Другая рука мягко скользнула вверх от талии к груди, туда, где из-за ворота жакета выбивались кружева блузки, и, наконец, коснулась ее подбородка. Mapa не смогла отчетливо разобрать выражение его глаз, полуприкрытых веером ресниц, но успела заметить в них дьявольский блеск, когда он наклонил к ней свое лицо.

Девушка приготовилась ощутить у себя на губах вкус его губ и была невероятно удивлена, когда почувствовала жаркое дыхание и мягкое прикосновение их сначала к щеке, а потом к шее. Николя придерживал ее затылок, призывая запрокинуть голову и отдаться во власть его поцелуев. Мару охватила невольная дрожь, когда Николя, отодвинув в сторону прядь волос, стал ласкать языком открывшуюся мочку уха, перемежая это поцелуями, которыми он покрывал ее лоб, щеки и глаза.