87-й полицейский участок (№44) - Колыбельная

— В ночь на Праздник Всех Святых.

— Прошедший Хеллоуин?

— Да.

— То есть меньше трех месяцев назад?

— Два месяца.

— Где это произошло?

— В меблированных комнатах в районе Канала.

— В доках?

— Да.

— На Калмз-Пойнт?

— Да.

— Это территория Семьдесят второго участка?

— Верно. Но я работала с Энни Роулс из отдела по борьбе с изнасилованиями. Там все перепуталось. Она действовала в контакте с отделом по расследованию убийств, и им понадобилась «наживка». Энни пригласила меня. — Эйлин пожала плечами. — Я думала, что из меня получится неплохая приманка.

— Получилась?

— Нет.

— Тогда зачем вас пригласили?

— Раньше я ею была.

— Хорошей приманкой?

— Да. Но сейчас уже не та.

— И поэтому вы хотите уйти из полиции?

— Ну, если не можешь выполнять свою работу, нужно освободить место, не так ли? — Она опять пожала плечами. — По крайней мере, я так смотрю на эти вещи.

— Угу. А как звали того парня?

— Какого? Которого я убила?

— Да, конечно. А кого, вы думали, я имею в виду? — Я думаю, того, которого я убила. Ведь мы говорили о нем, не так ли? В ночь на Хеллоуин?

— Да.

— Его звали Роберт Уилсон. Ну, Бобби. Он просил называть его Бобби.

— А почему вы его убили, Эйлин?

— Потому что он полез на меня с ножом.

— Угу.

— В этом городе он уже зарезал трех проституток.

— Да, симпатичный парень.

— Знаете, на самом деле. Я хочу сказать... Я знаю, это звучит глупо...

— Продолжайте.

— Ну, я была вынуждена постоянно напоминать себе, что имею дело с убийцей. С человеком, который убил трех женщин. Одной из них было всего шестнадцать. Мне показывали их снимки в Семьдесят втором, он действительно над ними потрудился. Они были все изрезаны. Так что все это я знала, знала, что он очень опасен, но он был таким очаровательным! Я знаю, я, наверное, психопатка.

— Угу.

— Он отпускал такие шутки.

— Угу.

— Очень смешные шутки. Это было очень странно. Я сидела, болтала с убийцей и смеялась. Это на самом деле было странно.

— А как он выглядел?

— Бобби? Блондин. Здоровенный парень. Рост где-то под сто девяносто, вес примерно девяносто. Может, чуть больше. Девяносто пять, где-то так. Очень крепкий парень. На правой кисти у большого пальца — татуировка. Синее сердечко, обведенное красным.

— В нем что-то было?

— Что вы имеете в виду?

— В сердечко — в него что-то было вписано?

— О-о, нет. Ничего не было. Мне тоже показалось странным.

— Сразу же?

— Нет, позднее, когда я думала над этим. Сердце — и без вписанного в него имени. Обычно ведь вписывают имя, не так ли? — Эйлин пожала плечами. — Все преступники, с которыми я имела дело, если у них есть наколка — сердце, — в него всегда вписано имя. Но у него — нет. Странно.

— Так. Дай мне немножко разобраться. Вы были с ним в номере, и он там отпускал шутки, верно?

— Нет, раньше. В баре. Они меня посадили в бар. Одетую и раскрашенную под шлюху. Потому что...

— Потому что три предыдущих жертвы были шлюхи.

— Да. Он склеил меня в баре, и я пошла с ним туда, где он мог проявить свою сущность. Так мы оказались в этом номере.

— Там он полез на тебя с ножом, и ты была вынуждена его пристрелить.

— Да, именно так.

— А где были те, кто тебя страховал?

— Они потеряли меня, но это совсем другая история.

— Ты мне ее расскажешь?

— Ну, — Эйлин немного замялась, — мой жених думал, что мне не очень-то нужна помощь в работе, так что он...

— Как его имя?

— Клинг. Берт Клинг. Он — детектив Восемьдесят седьмого участка.

— И что ты о нем думаешь?

— Как о детективе?

— Нет. Как о женихе.

— Это раньше я его считала женихом.

— А сейчас?

— Я сказала ему, что некоторое время нам лучше не встречаться.

— Почему ты так ему сказала?

— Я подумала, что пока я не разберусь, что со мной происходит...

— Ну, ну...

— ...нам лучше не видеться друг с другом.

— Когда произошел этот разговор?

— В пятницу вечером.

— И как он его воспринял?

— Ему это не особенно понравилось.

— Что он сказал?

— Сначала, что эта мысль ему не кажется особенно умной. Потом он сказал, что это идиотская мысль. Еще он хотел узнать, не ты ли посоветовала мне так поступить. — И как ты ему на это ответила?

— Я ему сказала, это мое собственное решение. — Эйлин помолчала. — А ты бы мне такое посоветовала?

— Я ничего не могу сказать по этому поводу.

— Но, по-твоему, это хорошая идея — не встречаться до тех пор, пока я не разберусь сама с собой?

— Смотря по тому, как долго вы с ним знакомы, — ответила Карин.

— Достаточно долго. Меня посылали на задание в Восемьдесят седьмой. Там мы и встретились. Прачечная-автомат. Один парень такие потрошил. Они замаскировали меня под домохозяйку с полной корзиной грязного белья.

— Ты его поймала?

— Ну, конечно.

— Когда это было?

— Давно. Иногда мне кажется, что мы с Бертом знаем друг друга целую вечность.

— Он тебя любит?

— О, да.

— А ты его любишь?

Эйлин немного подумала.

— Я думаю, да, — сказала она наконец.

— Вы уже были вместе...

— О, конечно, еще с тех пор... ну, после прачечной у меня было еще задание. Один парень, который насиловал нянь в парке у мемориала Уорса. Это на территории Чайнатауна, знаешь?

— Ну-ну. Его ты тоже поймала?

— О, да.

— Тогда наверняка ты — хороший полицейский.

— Да, думаю, я была о'кей. Но это все в прошлом.

— Ты начала говорить...

— Когда там в парке все было сделано, я пошла к Берту домой, и мы, ну ты понимаешь...

— Тогда у вас все и началось?

— Да.

— С тех пор вы были близки?

— Да. Точнее нет.

— Нет?

— Не с тех пор...Эйлин потупилась.

— А когда же?

— Хеллоуин, — сказала Эйлин, — но это совсем другая история.

— Это все одна и та же история, — вздохнула Карин.

* * *

Во вторник в три часа дня, когда Хосе Геррера вышел из подъезда своего дома, на улице его поджидал Эндрю Филдс. Был холодный пасмурный дерьмовый день, такой же, как и любой день января в этом городе. На Ямайке такой погоды вообще не бывает никогда. На Ямайке всегда солнечно и тепло. Даже когда идет дождь, это совсем другой дождь, не такой, как в этом паршивом городишке. Иногда Филдсу становилось грустно, что он уехал с Ямайки, и если в не деньги... На Ямайке денег не было. На Ямайке ты, парень, подтирал бы задницу прошлогодней газетой.

Геррера накинул пальто на манер летнего плаща. Пуговицы он не застегнул, надо думать, потому, что его левая рука была все еще в гипсе. Филдс задумался над тем, что еще у Герреры под пальто? Свитер с одним рукавом? Пристрелит этого придурка и взглянет, что на нем там. Он бы не отказался от часов, которые поблескивали на левом запястье Герреры. На расстоянии они выглядели как золотые, но это могла быть просто подделка. Испашки любят самоварное золото.

Филдс задумал при первом же удобном случае подобраться к Геррере сзади и, на шаг идя позади него, сказать по-английски — если этот вонючий латинос понимает по-английски, — что у него, Филдса, в кармане ствол, и поэтому Геррера не должен рыпаться. Они вместе, беседуя как старые друзья, спокойненько прогуляются до дома 704 по Кросли — Геррера жил по соседству с этим пустым заброшенным зданием. Филдс хотел завести придурка на третий этаж и не торопясь прострелить ему башку. Очень чисто, очень просто. И без всякой суеты.

Геррера остановился у выхода из парадного, пристально оглядывая улицу.

Точь-в-точь гангстер в паршивом сериале.

В пределах видимости было всего десять тысяч негров, и тупой пуэрториканец может долго высматривать, кто из этой толпы пришел по его душу. Филдс улыбался.

Когда в новогоднюю ночь они наехали на Герреру с бейсбольными битами, все трое были одеты в джинсы, кожаные куртки, кроссовки и красные шерстяные шапочки. Словом, обычная уличная шпана.

Сегодня Филдс выглядел как бизнесмен. Темный деловой костюм, пальто, черные туфли, жемчужно-серая мягкая широкополая шляпа, черный шарф. В левой руке — кейс. Так чтобы правая была свободна, когда понадобится сунуть ее в карман пальто. После того как он заговорит с Геррерой и вежливо предложит ему прогуляться вместе с ним, подышать чистым воздухом, таким полезным для здоровья больного.

Геррера, очевидно, решивший, что никто из прохожих не выглядит угрожающе, спустился по ступенькам на тротуар и остановился, заговорив с безобидного вида стариком, читающим газету. Через минуту до Филдса дошло, что хочет Геррера от старика. Придурок достал из кармана пальто пачку сигарет. Оказывается, он хотел, чтобы старик прикурил ему одну. Тот кивнул, взял у Герреры спичечный коробок и, потратив без толку несколько спичек — он зажигал их против ветра, — наконец поднес одну к сигарете, торчащей у латиноса изо рта.

«Покайфуй немного, парень, — подумал Филдс. — Это будет твоя последняя сигарета».

Геррера поблагодарил старика, взял у него спички и сунул вместе с сигаретами в карман пальто. Снова внимательно осмотрел улицу. «Вот будет позорище, если никто не пришьет этого придурка, — подумал Филдс. — Такого недотепу и в кино не увидишь!»

Наконец Геррера пошел по улице.

Филдс двинулся за ним следом.

Идя за пуэрториканцем на безопасном расстоянии, он выжидал удобный момент для броска. В непосредственной близости от Герреры должно было оказаться достаточно много людей, чтобы обеспечить Филдсу прикрытие, когда он начнет рывок, но не слишком много, чтобы кто-нибудь случайно услышал то, что он собирается сказать этому маленькому недоноску. Они уже прошли пять, а может, шесть кварталов, когда Филдс увидел, что складывается благоприятная обстановка. Два или три человека в непосредственной близости от Герреры шли в том же направлении, человек шесть впереди — навстречу им. Пора делать рывок. Этот парень зажился на белом свете.

Филдс резко ускорил шаг, двигаясь плавно и быстро. Он планировал через несколько секунд настичь Герреру и оказаться слева, так чтобы у того с его сломанной рукой было меньше возможностей для маневра и одновременно чтобы ствол пистолета, лежащего в правом кармане Филдса, ткнулся прямо в бок этому ублюдку. Он был в шагах шести позади Герреры, когда тот внезапно свернул вправо и юркнул в дверь. Филдс замер как вкопанный. Ублюдок шел в бар!

Заведение называлось «Лас-Пальмас». Филдс взглянул в витрину.

За одним из столиков сидел тот самый здоровенный блондинистый коп, который и затеял с ними борьбу на Новый год. Геррера отодвинул стул и уселся напротив него.

* * *

Фелиция Хэндлер стояла у стены, разрисованной под зебру. Со своими кудрявыми волосами пшеничного цвета и карими глазами она сейчас походила на сытую львицу, позирующую на фоне шкур овец, которых сама выслеживала, убивала и съедала. Остальные стены в кабинете были черными. Как уже упоминалось, миссис Хэндлер работала дизайнером по интерьеру. Все время, пока Мейер говорил с миссис Хэндлер, в квартире суетились отделочники, и это мешало ему вести беседу. Он предположил, что миссис Хэндлер только рада уйти от ее темы. Казалось, удачное решение интерьера гораздо важнее разговоров о кровавом убийстве, в котором вполне мог быть замешан сын миссис Хэндлер. Где клеить обои в мелкий цветочек — в спальне хозяина или в другой? А какая стена в спальне хозяина будет зеркальной от пола до потолка? (Кстати, Мейер мог бы посоветовать им кое-что по этому поводу.) Куда пойдут обои из золотой фольги в пурпурную крапинку? Не взглянет ли она на образец жалюзи красного цвета для кабинета? В детской обои будут с космическими кораблями? И этот рулон желтых обоев, которые на плане квартиры вообще нигде не обозначены? Что прикажете делать с ними? (Мейер знал ответ и на этот вопрос.)

— Миссис Хэндлер, — сказал он наконец, когда его терпение полностью истощилось. — Я знаю, это очень важно — ваши ответы на все вопросы, которые...

— Да, это важно, — спокойно ответила она.

— Я понимаю, — собрав остатки терпения, повторил он. — Но и у нас довольно много людей, которые тоже ждут ответов на вопросы.

Одна бровь взлетела вверх. Вероятно, это значило: "Неужели в мире есть более важные дела, чем те, которыми здесь занимаюсь я?"

— Вы знаете, — сказал Мейер, — мне очень не хотелось бы вызывать вас в участок повесткой, чтобы просто поговорить с вами, но...

Он оставил фразу незаконченной...

Миссис Хэндлер пристально посмотрела на него.

Неужели это он серьезно насчет повестки?

Карие глаза глядели недоверчиво.

Казалось, она решала, не сказать ли этому зануде, чтобы он прислал ей свою чертову повестку, если ему так хочется.

Вместо этого миссис Хэндлер опять улыбнулась своей улыбочкой из «Рокового влечения».

— Извините меня, — неожиданно сказала она, — я знаю, на вас, наверное, сейчас очень давят сверху. Случай из ряда вон выходящий, верно?

Он бы мог сказать, что стремление раскрыть это дело вызвано совсем не давлением начальства и газетчиков. Но вряд ли то было бы абсолютно правдивое заявление. У газетчиков и телевидения просто праздник. Шестимесячный ребенок! Убит в своей кроватке! Кто может чувствовать себя в безопасности в этом городе, если маньяки убивают младенцев?

Телефон в кабинете лейтенанта Бернса не унимался с того самого рокового утра. Сначала капитан из штаб-квартиры управления, потом шеф детективов, потом Говард Брилл — один из заместителей уполномоченного по делам полиции, потом первый заместитель и, наконец, сам уполномоченный. Все они вежливо интересовались мнением Бернса о способностях детективов, ведущих дело. В состоянии ли они завершить его достаточно быстро?

Может, отделу по расследованию убийств следует чуть-чуть выйти за рамки, ограничивающие его участие в данном деле лишь наблюдением? Не стоит ли подключить особый отдел? Конечно, только для поддержки детективов, ведущих дело. Дайте знать, если вам понадобится помощь, какая угодно, хорошо? Все они хотели узнать, не смирились ли его люди с поражением еще до того, как проделали всю предварительную черновую работу.

— Как вы думаете, не могли бы мы выйти из комнаты? — поинтересовался Мейер. — Всего на десять минут? Чтобы ваши люди не прерывали нас. — Почему бы и нет? — ответила она, взглянув на часы. — Все равно пора сделать перекур.

Они вышли в коридор и проследовали к аварийному выходу в самом его конце. Миссис Хэндлер, вытряхнув для себя сигарету, протянула пачку «Пэлл-Мэлл» Мейеру. Он курил «Пэлл-Мэлл» долгие годы. Вид знакомой красной пачки наполнил его вожделением, но детектив отрицательно покачал головой. После чего ему осталось только наблюдать, как она прикурила свою сигарету и затянулась. И выпустила дым длинной голубой струйкой.

Китайская инквизиция!

— Миссис Хэндлер, — сказал он, — вы, конечно, в курсе того, что ваш сын все еще не вернулся в школу.

— Нет, мне ничего не известно по этому поводу.

— Перед тем как переговорить с вами, я позвонил сегодня утром в Академию Прентисса.

— Даже так... И теперь хотите узнать, не получала ли я каких-нибудь известий?

— А вы их получали?

— Нет.

— Когда мы беседовали с вами на прошлой неделе...

— Да?

— ...вы сказали, что ваш сын рано утром уехал в Мэн...

— Ну и что?

— Но ведь это было неправдой.

— Тогда я так думала.

— Он сказал вам, что возвращается в школу?

— Да.

— Миссис Хэндлер, вы знакомы со школьным расписанием?

— Что вы имеете в виду?

— Разве вам не известно, что занятия в классах начинаются только девятого числа?

— Да, я знала это.

— И вам не показалось странным, что ваш сын уезжает в школу третьего числа? Почти за неделю до нужного срока?

— Скотт — очень прилежный мальчик. Он работал над сложным научным проектом и хотел вернуться туда пораньше.

— Поэтому вас не удивило...

— Да, именно, он уже заканчивает школу. А в колледжах хорошо относятся к старательным и инициативным студентам. — Поэтому, когда он сказал, что возвращается в Мэн...

— У меня не было причин не верить ему.

Она затягивалась сигаретой после каждых двух-трех фраз.

Мейеру казалось, что вокруг него повисло облако никотина.

— А вам не представляется странным, что его и теперь нет в школе? Когда занятия уже начались?

— Да, вы правы.

— Но вы не выглядите обеспокоенной, — заметил Мейер.

— Скотт уже большой мальчик. Он вполне способен сам позаботиться о себе.

— Миссис Хэндлер, где, по-вашему, он может сейчас быть?

— Представления не имею.

— Он вам случайно не звонил?

— Нет.

— И не писал?

— Нет.

— Но вы о нем не беспокоитесь?

— Я вам уже сказала...

— Да, да. Он — большой мальчик. Давайте вернемся, миссис Хэндлер, к вашей новогодней вечеринке.

— Зачем?

— Затем, что ваш сын знаком с одной из жертв убийства, а мы его не можем найти. Мне хотелось бы знать, чем он занимался в новогоднюю ночь.

— Я вам уже говорила...

— Да, вечеринка началась в девять вечера...

— Да.

— ...и закончилась в четыре утра.

— Приблизительно так.

— И все это время Скотт был дома с гостями?

— Да.

— Вы в этом уверены?

— Абсолютно.

— Я хочу сказать, что если гостей, присутствовавших на вечеринке, попросят подтвердить...

— Не думаю, что кто-то обращал внимание на приход и уход Скотта. Он мой сын, и я...

— А что, были приход и уход?

— Что вы имеете в виду?

Она бросила свою сигарету на пол и затоптала ее. Потом открыла сумочку, вновь достала «Пэлл-Мэлл» и прикурила новую.

«Тянет время, — подумал Мейер. — Она сделала первую ошибку и знает это». Но и он знает тоже.

— Миссис Хэндлер, вы сказали, что он был с гостями всю ночь.

— Да, это так.

— Хорошо. Если он встречал Новый год здесь, у себя...

— Да?

Сейчас она стала очень осторожной. Львица, нюхающая воздух.

— ...ему не нужно было приходить на вечеринку, не так ли? Потому что он уже был дома.

— Да?

— И ему не нужно было уходить куда-то после вечеринки. Не так ли? Потому что опять-таки он был у себя дома. Именно это я имел в виду, когда говорил об его приходе и уходе.

— Это был всего лишь оборот речи, — уточнила она.

— Да? И какой же? Гипербола? Мета...

— Послушай, ты... — оборвала она Мейера, бросив сигарету на пол, словно перчатку.

— Да, миссис Хэндлер?

Ее глаза сверкнули.

— Ты не умничай со мной, ладно?

Она наступила на сигарету и растерла ее на полу. И с вызовом глянула ему в глаза. Как честный налогоплательщик государственному служащему.

Мейер решил, что пора снять лайковые перчатки и приструнить ее.

— Мне нужен список всех гостей, присутствовавших на вечеринке, — заявил он.

— Зачем?

— Затем, что нужно опросить каждого из них, был ли ваш сын всю ночь дома. И был ли он дома, когда убивали шестимесячную девочку, миссис Хэндлер, и ее шестнадцатилетнюю няню. Если вы хотите, чтобы вам принесли распоряжение суда по этому поводу, я сделаю это. Но лучше, если вы прямо здесь и сейчас назовете мне имена, адреса и номера телефонов всех ваших гостей. Что вы на это скажете? Сэкономите нам обоим немало времени или будете и дальше защищать своего сына такими методами, что он скоро станет основным подозреваемым в этом деле?

— Я не знаю, где он, — сказала миссис Хэндлер.

— Я не об этом вас сейчас спрашивал, — дожимал Мейер.

— Я не знаю, куда он ушел той ночью.

Мейер встрепенулся.

— Значит, он уходил той ночью?

— Да.

— В какое время?

— Около...

Она замешкалась с ответом, пытаясь вспомнить, когда же произошло убийство. Опять заметая следы своего сына. Рассчитывая на забывчивость или затуманенное алкоголем восприятие тех, кто, возможно, видел, как ее сын надевал пальто и...

— Хорошо, не надо, — оборвал ее размышления Мейер. — Я пойду за повесткой на допрос, пока вы составляете список гостей. Хочу только сказать вам, миссис Хэндлер, таким образом вы не только не поможете вашему сыну, но лишь втопчете его глубже в дерьмо. Увидимся позже.

Он уже направился к лифту, когда услышал за спиной:

— Пожалуйста, подождите, не уходите.

Глава 7

Колби Строзерса они нашли уже в среду, одиннадцатого января в два часа дня. Он сидел на мраморной скамье в зале Матисса в Музее современного искусства Джаретта на Джефферсон-авеню и делал карандашный набросок с огромного полотна, висевшего на белой стене напротив. Колби так увлекся, что некоторое время даже не замечал детективов, остановившихся рядом с ним. Когда он наконец на мгновение оторвался от работы, на его лице появилось неподдельное удивление.

— Мистер Строзерс? — спросил Мейер.

Молодой человек полностью подходил под описание, данное Фелицией Хэндлер. На вид девятнадцать лет, глаза потрясающей голубизны, ямочка на подбородке, копна каштановых волос, падающих на лоб. Телосложением Колби напоминал футболиста, но был художником: он недавно поступил в институт Грейнджера, одно из наиболее престижных учебных заведений такого рода в городе.

— Детектив Мейер, — представился Мейер, показав ему свои жетон и удостоверение. — Восемьдесят седьмой участок. Это мой напарник — детектив Карелла.

Строзерс растерянно заморгал.

Мейер пришел в институт Грейнджера этим утром. Из канцелярии его отправили к декану факультета живописи, который сказал, что после обеда Строзерс должен заниматься в Музее Джаретта. Теперь Мейер и Карелла стояли в зале музея, за спиной у них был Матисс, а прямо перед ними сбитый с толку студент-художник, который, сидя на скамейке, глядел на них снизу вверх и, очевидно, думал, что, делая зарисовки в частном музее, он нарушил какие-то правила.

— Может быть, мы пойдем куда-нибудь, где можно спокойно поговорить? — спросил Мейер.

— Зачем, что я такого сделал? — выпалил ошарашенный студент.

— Ничего. Мы хотим задать вам несколько вопросов, — успокоил его Карелла.

— Каких вопросов, о чем?

— О Скотте Хэндлере.

— А что он сделал?

— Может, все же выйдем отсюда? В парк, например?

— В такую погоду?

— Ну тогда в кафетерий. Выбирайте сами.

— Или мы можем поговорить прямо здесь, — сказал Мейер. — На ваше усмотрение.

Строзерс молча смотрел на них.

— Что скажете? — поторопил его Карелла.

— Пойдемте в кафетерий.

Они, как трое старых друзей, шли по коридору мимо висящих на стенах картин Пикассо, Ван-Гога, Шагала, Гогена. Путь указывали стрелки с надписью «В кафетерий». Втроем миновали стеклянную панель, за которой виден был зимний сад с многочисленными скульптурами. Среди них выделялась пара великолепных работ Чемберлена. Поднялись по эскалатору на второй этаж, где только что открылась выставка Сида Соломона. Затем на третий, там, в кинотеатре музея, крутили ретроспективу работ Хичкока. И даже его «Птиц». Наконец они вошли в кафетерий, почти пустой в это время дня. — Выпьете кофе? — спросил Карелла у Колби.

— Да, конечно, — рассеянно ответил тот. Казалось, парень был занят размышлениями на тему: «Будут они его бить резиновыми дубинками сразу здесь, в общественном месте, или подождут немного».

— С чем?

— Сахар, немного сливок.

— А ты, Мейер?

— Мне черный.

Карелла направился к кассе.

Мейер и Строзерс уселись за стол. Мейер улыбнулся парню, стараясь расположить его к себе, чтобы тот почувствовал себя свободнее. Колби улыбкой не ответил.

К столу подошел Карелла, переставил с подноса на стол кофейные чашки, положил рядом ложечки и тоже уселся.

— Итак, — сказал Мейер, — нам нужно установить местопребывание Скотта Хэндлера в новогоднюю ночь и имя вашей девушки.

— Зачем вам имя моей девушки? Если вы интересуетесь Скоттом, зачем...

— Только потому, что у нее может быть другая точка зрения, — улыбнулся Карелла.

— Точка зрения на что?

— На то, где был Скотт Хэндлер в определенное время.

— А какое время вас интересует? — спросил Колби.

Карелла заметил, что парень до сих пор не сказал им, как зовут его подружку, но решил пока не обращать внимания. Он задумался, можно ли быть откровенным с этим парнем. Например, стоит ли сказать ему, что их интересует местопребывание Хэндлера в промежутке между половиной первого, когда Энни Флинн последний раз говорила по телефону, и половиной третьего, когда Холдинги, вернувшись домой, нашли ее мертвой. На мгновение он встретился взглядом с Мейером. Тот опустил веки в знак согласия: «Давай, рискни!»

— Мы расследуем двойное убийство, — начал Карелла. — Одна из жертв — девушка, с которой встречался Скотт Хэндлер. Мы пытаемся установить, где он был между половиной первого и половиной третьего утра.

— Перед Новым годом, — сказал Колби.

— Уже в Новом году, — поправил Карелла.

— Ну да. То есть все это достаточно серьезно, а?

— Да, это серьезно.

— Но если промежуток установлен точно...

— Да, точно.

— Тогда Скотт — не тот человек, кого вы ищете.

— Почему вы так считаете, мистер Строзерс?

— Потому что я знаю, где он был эти два часа, и он точно никого в это время не убивал.

— И где же он был?

— Со мной. И с моей девушкой. И со своей девушкой.

— Вы можете назвать их имена?

— А что, моего слова недостаточно?

— Ну что вы! — улыбнулся Карелла. — Просто если они смогут это подтвердить, то ваш друг...

— А кто сказал, что он мой друг?

— Я думал...

— Я его не очень хорошо знаю. Мы познакомились на открытии картинной галереи перед Днем благодарения. Скотт приехал из Мэна, он там учится в частной школе.

— Да-да.

— Он тогда только что поссорился со своей подружкой, и ему было...

Он оборвал фразу и замер. Его глаза вспыхнули, кажется, только теперь он стал понимать происходящее.

— Это ее убили?

Детективы молча ждали продолжения.

— Девушку, которая его прогнала?

— Что он вам о ней рассказывал?

— Только то, что она указала ему на дверь. Это не могло быть слишком уж серьезно, и было похоже, что к Новому году у него все прошло.

— Видели ли вы его между Днем благодарения и...

— Нет. Я же вам сказал. Мы познакомились на открытии галереи, а потом пошли развеяться. Он, я и моя подружка. К одному моему другу, художнику, который снимает конуру в Квартале. Скотт тогда был в осадке, ну, мы его и позвали с собой. А потом он мне позвонил перед Новым годом и сказал, что у него дома вечеринка, и если я и Доро...

Колби опять умолк.

— Так зовут твою подружку? — спросил Карелла. — Дороти?

— Ну.

— Дороти, а дальше?

— Я бы предпочел не впутывать ее во все это, если вы не против, — сказал Строзерс.

— Конечно, конечно, — согласился Карелла. — Так, значит, вы пришли на эту вечеринку в половине десятого — в десять.

— Ну да, — продолжал Строзерс. — Если бы он сказал мне, что из молодых будем только мы... Я хочу сказать, там всем было по тридцать, по сорок лет!

Мейер хранил непроницаемое выражение лица.

— И долго вы там оставались? — поинтересовался Карелла.

— Мы свалили чуть позже полуночи.

— Вы, Дороти, Скотт и его подружка?

— Да нет, его подружки там не было. Мы ушли оттуда к ней. На ее хату.

— Ее не было на вечеринке у Хэндлера?

— Нет.

— Вы не задумывались, почему?

— Ну, она старше Скотта, возможно, он не хотел знакомить ее со своей мамочкой.

— Насколько старше? — спросил Мейер.

— Она уж точно не молодая, — ответил Строзерс.

— Точнее? — продолжал спрашивать Мейер. — Сколько ей? Тридцать, сорок?

— Почти что так, двадцать семь — двадцать восемь...

— Как ее имя? — спросил Карелла.

— Лорейн.

— Лорейн, а дальше?

— Грир.

— Где она живет?

— Я не знаю. Тоже где-то в Квартале. Мы от Скотта добрались на тачке.

— Вы не помните адрес?

— Мне очень жаль, но нет, не помню.

— А чем она занимается, вы знаете?

— Она официантка. Хочет стать рок-звездой.

Строзерс пожал плечами, закатил глаза и состроил такую гримасу, что стало совершенно ясно, как он оценивает ее шансы на это.

— Во сколько вы приехали к ней? — спросил Мейер. — Может, без четверти час? Да, где-то так.

— А ушли из квартиры Скотта почти сразу после полуночи?..

— Около двадцати минут первого.

— И приехали в Квартал примерно без четверти час?

— Да.

— А во сколько ушли из квартиры мисс Грир?

— Сразу после пяти. Некоторые уже завтракали.

Мейер попросил большую чашку кофе.

— И все это время Скотт Хэндлер был с вами?

— Да.

— Вы в этом абсолютно уверены?

— Ну...

— Что такое, мистер Строзерс?

— Ну... конечно, вышли мы оттуда вместе...

— Конечно.

— И к Лорейн приехали тоже вместе... Но там было так весело, понимаете?..

— Вы его потеряли из виду, так, что ли?

— Нет, это нас с Дороти потеряли из виду, знаете ли...

— Ну-ну.

— Так что мы... как это сказать... отсутствовали... ну, уединились... на час примерно.

— И где вы уединились?

— В спальне, конечно.

— Так. С какого по какое время?

— Мы ушли туда примерно в час, а где-то в половине третьего присоединились к остальным.

— Тогда вы не можете точно знать, где все это время был Скотт Хэндлер.

— Он был там, когда мы ушли в спальню, и мы увидели его, когда вернулись, поэтому я сделал вывод, что...

— Итак, вы отсутствовали до половины третьего?

— Может, чуть позже...

— Насколько позже?

— Примерно до трех.

— Ну-ну.

— Или даже до половины четвертого, по-моему, так.