Серебряный век. Паралипоменон - Отрицательные линии: Стихотворения и поэмы

Устав от насилья и брани,

Довольство растает в тумане –

И гнёт народится иной.

1934 январь 13

Сегодня день прошёл в тревогах.

Я видел сны, читал стихи,

Встречал друзей и на дорогах

Любил их малые грехи.

Мне, как всегда, противны ласки

Нарядных женщин, вечерами

Другим я занят, смех и пляски

Мной позабыты за делами.

Когда же угощает друг

Вином, стихами и заботами,

Я разделяю с ним досуг,

Сомненья заедая шпротами.

Моя страна живёт трудом,

Который радостен и светел,

А я люблю свой тихий дом

И новой жизни не заметил.

Меня отсталым назовут

За то, что путь побед неведом,

И руку дружбы подадут,

Но я пойму, что буду предан.

1934 июль-август

Памяти Велимира Хлебникова

1.

Опять за мною по пятам

Шагает аистоподобный.

Он улыбается цветам

Улыбкой дружески удобной.

Как все избранники сутул,

Он в плащ завёрнутый небрежно,

На одуванчики подул,

И в парке сразу стало снежно.

– Я вами призван находить

Слова забытые другими –

И властно прогремело – Быть!

Под облаками голубыми.

На шум травы, на птичий гам,

На торжество земного мира

Ложится, радостная нам,

Тень Хлебникова Велимира.

1933 декабрь

2.

Я связал мой путь с твоим

Узами сердечной боли,

Как друзья мы говорим

О далёком дискоболе,

О Венере и Шамане,

О классическом романе,

Потому что каждый сколок

С облетевшей старины

Наших радостей осколок.

Мы с тобою влюблены

Во все сдвиги и посевы,

Во все стройки и напевы

Нашей молодой страны.

Спутник вымыслами кроется.

Он давно живёт в веках.

Над его томами роется

Ни один червяк в очках.

Только мы свободны с ним,

Духом скованы одним,

Хоть проглядом в будни –

ков,

разбивая

тягой

к светочам,

В хлопок тянет Будников,

Проливая свет

очам.

Пойдём с тобою смело

В выси далека,

Всего тебя одело

Небо в облака.

Жму руку высокому другу,

Иду с ним к тому, что забыто,

И, словно росою по лугу,

Рукопись кровью залита.

Люди, которым наскучили

Стихи о друге моём,

Кричат:

– Праведника замучили!

Мы не пойдём!

Мы не поймём!

1934 май-июнь

3.

Мне скажут: – Вы чужеете

У Вас другой язык,

Вы многое умеете

К чему я не привык.

И что же я отвечу

Тому, кто это скажет:

– Язык не я калечу

Он мнёт меня и вяжет.

Неистов и докучен,

А я, как старый воин,

Неуклюж и скучен

И похвал достоин.

Все говорят: – поэт, ему

Дорога к лучшим мира.

И я люблю поэтому

Как брата – Велимира.

1934 июнь

4.

В парке по извилистым дорожкам

Девушка гуляет вечерком,

В платье, что отделано горошком,

Выглядит красавица стручком.

Если разломить стручок проворно –

Крупные повысыплются зёрна.

1934 июнь

5.

Обойдённый силой нечистой

Я давно одуванчик пушистый.

На тонком стебле, высок и нежен,

Всегда я строен и дивно снежен.

Качаем ветром, ласкаем солнцем,

Расту у милой под оконцем.

Она проходит порою мимо.

Я говорю ей неуловимо:

– Сорви и дунь! Я буду твой,

Навеки связан одной судьбой!

Но девушка быстро пройдёт, не взглянет,

Как сердце чахнет, как стебель вянет.

Лети по ветру снежный пушок!

Никому ты не нужен больше, дружок!

1934 июнь

6.

Каждый волен

сердцем млеть.

Каждый болен

и это – Смерть!

– Одарите лестью губы,

Лезьте, люди, будьте грубы,

И, вися на подножке трамвая,

Говорите:

Она не живая.

Костлявой рукою

Держа червяка,

Вместе со мною

Коротает века.

Мы снимаем с деревьев жизни

Крупных, жирных гусениц.

Нас обвиняют в атавизме

Сотни неизвестных лиц.

Но труды не гибнут даром.

Мы довольны нашим даром.

А на вас запас улик

Стал особенно велик.

Наблюдая без различья

Эти признаки величья,

Эти признаки уму,

Мы спешим вперёд пробиться,

А уж кем-то говорится:

– Передай билет ему!..

Так и всюду

Где мы будем,

Любо людям

Встретить Смерть!

1934 июнь

7.

Я видел из окон трамвая,

И сам подходил убедиться,

Как недра дорог разрывая,

В глубь прорастает столица.

Сердце поверить готово,

Что здесь и моя дорога…

Нынче снова

Ищут Бога

Дети слова.

Их немного.

Стучат в закрытые двери,

Но всё даётся по вере.

У них невольно сереют лица

И шепчут:

– Больно –

но кому

Охота слушать небылицы

Бедой грозящие уму?

С ними Бог седой земли,

Порой он грозен, но в пыли,

В небыль тянет, словом манит,

Кем он нянчить бедных нанят?

На годы

свободы

ложатся невзгоды…

Идёмте!

В двери стучатся

сыны природы

И мчатся

под своды…

Познав все ужасы плена,

Готов шептать:

– Я буду с чем?..

Не эти ли вышки метрополитена

Заговорили со мною о будущем?!

1934 июнь

Стихи ни о чём

Как ноги устали, скорей бы прилечь, отдохнуть.

Забыть суету, разговоры, смешную учтивость

Покоя она не даёт, и снова болит моя грудь,

И кашель противный и та же больная сонливость.

Я знаю, что радость напрасна. Проклятая

спешка минут,

Глупейшие речи, холодные взгляды, молчанье.

Любовь подавили, навек отчуждают, покоя

душе не дают.

Мы чужды друг другу и я говорю: «До свиданья».

Мне душно. Скорей бы дойти и упасть на кровать

Забыть эту встречу, заснуть, умереть… Или снова

Бежать и её догонять, и кому-то о встрече сказать

И рыдать оттого, что наскучило жить бестолково.

1934 апрель 21

Она была лицом невзрачна,

Но миловидна и прозрачна.

Когда, охваченный огнём

Любви бессмысленной и вялой

Поэт, мечтая о своём,

Застал её над Калевалой.

Руками в ужасе взмахнув,

Он прошептал: она ж эпична

И вышло даже неприлично.

За грань условностей шагнув,

Он красовался перед нею

Только глупостью своею.

1934 июль 6

Кто этот юноша, который,

Даря набором длинных слов,

Тебя преследовать готов?

Беги скорей! Укройся в парке.

Гляди: он хворый,

Будет скоро

Кровью харкать,

И рубашка неожиданно красна.

Дни томительные жарки,

Это кажется весна

Нас сопровождает в парке.

– Я не могу ему противиться –

Сказала девушка –

Вполне

приятно мне,

что я счастливица,

И с ним останусь

наедине.

Мои слова его целители.

Уйдите прочь, стихов ценители!

Вам не понять искусства тех,

Кто нездоров и к смерти близок.

Ваш дерзкий смех

И груб, и низок.

Она, рукой махнув, прогнала

Нарядного увещевателя,

И руку тонкую подала

Останкам чахлого писателя.

– О юности я буду петь –

Сказал он, кланяясь и кашляя –

Стихи хотите просмотреть,

Всё это свежее,

вчерашнее…

И вами полнится…

Моей

любви…

Но, может, не поверите?..

Вы идеал.

Я соловей…

Я пел…

а вы…

На метры мерите…

Им было скучно.

Запах вод

стоячих

Говорил яснее,

Что нету смысла

в том,

что вот

Поэт остался

вместе

с нею…

Стихи признаться ни о чём.

Готов пойти я на уступки.

Мы в жизни многое толчём,

Как воду в ступке.

1934 июль

Имя девушки для нас

Только признак общий полу,

Как цвет волос и нежность глаз

Опускающихся долу.

Имя девушки намёк

На любовь, что сердце губит,

Каждый слог, как стебелёк:

Любит…

Не любит…

1934 август

Когда мне скажут: будь как все!

Навряд ли я впаду в обиду.

Но, как всегда, к обеду выйду

И детям дам на карусель.

Затем бутылочку боржома

В кругу домашнем разопью,

И вспомню молодость свою,

Что бесконечно длилась дома.

Ведь было время на стихи

И на любовь – смешные годы –

Но как силён закон природы,

Что мне до этой чепухи?

Война, неволя, дни забот,

Октябрь, порядок изменивший,

Сломили дух, и я блудивший

С идеями, избрал завод.

Но там такая ж суета,

Как в городе, в трамвае, всюду.

Да разве я спокоен буду?

Я так измучился, устал…

Что стоит выполненье плана –

Ночей, волнений и трудов?

Тут всем пожертвовать готов,

И угождаешь постоянно.

Потом заводишь патефон,

И слушаешь глумленье джаза

Над жизнью, что ещё не разу

Не обрывала вялый сон.

1934 октябрь-ноябрь

Отмеченный высокой дружбой

Гулял я с призраком в саду

И говорил, что занят службой

И время мыслить на ходу.

Затем посетовал слегка

На одиночество больное,

Сказал, что жизнь моя мелка

И что он знает остальное.

Чуть согласился спутник мой

Что не гожусь я никуда,

Пошёл я медленно домой,

А он растаял без следа.

1934 октябрь

Куда как приятно весь день вспоминать,

Бродить по аллеям, изведать тревогу,

В листве пожелтелой прочесть имена,

Забыться и прочь отойти понемногу.

Всю ночь видеть долгие сны о ещё

Несбывшемся счастье, искать утешенья

В потрёпанных книгах, гадая насчёт

Её непременного возвращенья.

Казаться усталым, грустить на виду,

Роняя слова в листопад, в непогоду,

И верить, что все до неё доведут,

Что будет унынье любимой в угоду.

1934 ноябрь 17

1935

Пусть это будет опытом,

Только жалким лепетом –

Идёмте, идёмте, друзья,

В открытые двери вымысла

И свергнем грубое слово: НЕЛЬЗЯ,

Силою ремесла!..

1935

Когда рисует память годы

Моих младенческих проказ

Пустыми кажутся невзгоды

И утешаюсь я тотчас.

Мне кажется, что всё былое

Весёлым праздником прошло,

Что я остался на покое

И снегом дом мой занесло.

Что спешно наступает старость,

Как эта белая зима,

Что неминуема усталость

И вялость моего ума.

1935 январь 9

Ой я,

Ой я,

Ой –

Тара

рира….

Эй я,

Эй я,

Эй я,

Мария!

На сером

камне

о лей ла,

лей ла!…

Всех ты,

Мария,

других

милей

мне.

Но мимо,

мимо

бегу я ,

Мария,

Ой я,

Ой я,

в вихре

страсти.

Ты –

моё счастье,

счастье,

счастье…

Глаз –

твоих,

Фраз –

твоих –

Я

во власти.

Ночи

короче,

Очи

ярче,

Огнём

полыхают

жарче,

жарче…

На сером

камне

ждёт

Мария,

Ой я,

Ой я,

Тай,

тара

рира…

Но мимо,

мимо

полем,

лесом,

Страстью

гоним,

как

мелким

бесом.

А,

та-та,

тай-я,

ла-ла,

лий я…

Всех ты

милее

мне –

Мария!

Эй я,

Эй я,

Эй я –

Мария!

Ой я,

Ой я,

Ой –

тара

рира!…

1935 январь 16

Юность моя бурным ничем не отмечена,

Лениво иду я пустынной, заросшей тропою

И всё называю своим, всему имена нахожу.

Ясные, летние дни любовью полнят меня.

1935 март 12

Иные заботы меня донимают, иные картины

Рисует услужливо память; аллеями парка

Иду я, читая по свежим древесным побегам

Новые, буйные песни, ещё не бывшие в мире,

А людям смешно: – Вот идёт влюблённый поэт!

1935 март 18

Те люди, с которыми близок, назавтра станут

врагами,

Давняя, пылкая дружба – окончится дикой враждой.

1935 март 19

Кому несу стихов погремушки?

Друзьям, забывшим о детстве счастливом,

Стоячим водам, где негодуют лягушки,

Белым берёзам, высоким соснам, плакучим ивам,

Небес океану, где щебечут из металла

рождённые птицы,

Где длинными рыбами плывут не спеша дирижабли,

Улицам пьяным от гула и гама и грома столицы

И тем, кто забыли свой дом и духом ослабли.

Мои стихи только отзвук на буйного мира

событья,

В них каждый отыщет своё и меня обвинит

в плагиате.

Весёлым и бодрым в жизни надеюсь быть я,

Открой мою книгу и будешь мне добрый приятель.

1935 март 27

Весёлый, двадцатитрёхлетний шёл я песнями

улиц сердце пьяня,

Резвая девушка, спрыгнув с подножки трамвая,

звонко забила в ладоши.

Мелькание светофора, свистки милиционера…

Кто-то с букетом сирени лезет

поздравить меня.

Я растерялся вовсе, смешно развожу руками,

в лужах ищу калоши.

Льются потоки света, бегут у ног ручейками,

Сел я на сером асфальте, руки к дождю протянув.

Несутся рыча автобусы, фыркают автомобили…

Лишь я переполнен стихами,

В любом растворяюсь предмете и падаю

в глубину.

1935 март 29

Я не знаю, где был на прошлой неделе,

Что делал вчера и куда сегодня пойду.

Своими расспросами вы давно уже мне надоели,

Я стройным, нарядным тополем стою у себя в саду.

Мои клейкие молодые листочки на вкус не так

хороши,

Душистую веточку липы приятней жевать на ходу.

Друг мой, забудь огорченья, под мирную сень

поспеши,

А я для тебя утешенье верное найду.

1935 апрель 28

Я хожу и записываю всё, что придёт в голову.

Увижу вас и тотчас лезу в карман за тетрадью.

Мне нравятся ваши глаза, локоны, а также

выражение лица.

Немного бессмысленное, но приятное.

Я никому не задаю вопросов,

Находя ответы во всём видимом.

Со мною беседуют булыжники мостовой,

И крепнут в памяти обрывки знакомых

стихотворений.

Сегодня я внимательно слушаю радио, кропотливо

разбираю схемы,

Завтра с корнем рву проволочные путы

И прыгаю, словно дикарь,

Колотя кулаком в медный поднос.

Когда над городом косяком пролетают аэропланы,

Подобно журавлям они наполняют воздух шумом.

Люди, бегущие мне навстречу,

Улыбаются, снимают шляпу, подолгу смотрят

вослед.

Я вишу на трамвайной подножке,

Стою в очереди за газетой,

В булочной покупаю кило баранок,

Дома, лёжа на диване, читаю Хлебникова,

На фабрике веду занятия с малограмотными,

В парке гуляю с цветком в петличке,

В оркестре дробь выбиваю на барабане –

И всё это делаю одновременно.

Для меня торжественно поют провода,

И кажутся свинцовыми воды Серебрянки.

Вкусно пахнут олифой не до конца окрашенные

заборы,

И лежит кое-где пушистый, беспомощный снег.

Для меня наряжаются девушки в цветные,

нарядные платья,

Юноши кичатся здоровьем и бодростью,

Старцы молодеют приметно

И пляшут под гармонь вприсядку.

Смотрю – и радостью полнится сердце,

Что живу я в таком счастливом мире,

Где всё залито лучами солнца,

Согрето лаской любви.

1935 апрель

Я устал казаться любимым

И жевать, как ветку липы, сладкое «не быть»!

Всё равно останетесь или пройдёте мимо,

Лишь о вас я буду говорить.

И колени, обхватив руками,

В уголку дивана, в полусне,

Длинными нескладными стихами

Говорить о счастье не доступном мне.

1935 май

Когда со мной бывает Гоголь,

Он шепчет страшные слова.

Вся голь ползёт,

И бьются в окна

Жуки,

И огневеет голова.

Как много мёртвых душ со мною

Готово разделить досуг.

И кажется совсем больною

Моя усталая душа.

И тихо, тихо, чуть спеша,

Сужая неприметный круг,

Подходит ближе сатана

И смотрит мутными глазами.

Но богоносная страна

Поднимет веру словно знамя.

Воспламенится сердца уголь,

И будут люди в Боге радостны –

Так шепчет Гоголь

Со стены,

И сны

Отравленные

Сладостны.

1935 май 11

Весна затеплила цветок,

И жёлтым огоньком горел он.

И долго я понять не мог,

Что пахнет в комнате горелым,

Что занавеска занялась

От заронённого огня,

Что пламя кинулось, смеясь,

И жёлтым обожгло меня.

Обугленный, совсем больной,

Бежал я в сад цветущий дико

И на землю упал без крика,

Сражённый дерзкою весной

1935 май 12

Захожу я в огнедом

И сгораю в огнепламени,

Огнеполон огнедум

О великом огнеплемени.

И приходишь ты ко мне

Вся в огне,

в огне,

в огне…

Твоё дело –

огнедело,

Твоё тело –

огнетело,

Твои руки –

огнеруки,

Твои ноги –

огненоги,

Твои очи –

огнеочи,

Твои речи –

огнеречи…

Огнекровны,

Огнеблизки

мы,

Огнедети

Огнедуха

мы,

Огнебури

огневеют

нам.

Вместе,

Вместе

будем ждать

Огнемига

В огнедоме

огневнемля

огнедням!..

1935 май

И Бога, рождённого прежде,

От Бога, рождённого прежде,

Я встретил на пыльной дороге

В потёртой, убогой одежде.

Он подал мне тонкую руку,

Красивую, тонкую руку –

И шли мы по пыльной дороге,

Себя обрекая на скуку.

Встречались нам бледные люди,

Усталые, бледные люди,

Но мы им на пыльной дороге

Опять говорили о чуде.

И звали их в мутные дали,

В синие мутные дали,

Куда мы по пыльной дороге

С большой неохотой шагали.

1935 май

Чо!

Чозори робичичи.

Чечеорчи

Черри…

Чив чьёзе!

Че!

Че!

Чео

Чео

Черри

Чам

Чу…

Ч –

очи,

Ч –

очень,

Ч –

оч…

И

Чер –

черри,

Чер –

черри,

Чрр…

Чррр…

Или

мерк

он?

Чоhир!

Чоhир!

Чози…

Чози…

Ночи

очам

меча –

о Чо!

Чери,

Чирк,

Чорк.

Черри

Чоhо!

Черри

Чоhо!

О чем?

О

Ч!

Эль

Ч.

Черлерлерле,

Черлерлерле,

Чечио

Эль.

Чок

Човик.

Чьоу,

Чьоу,

Чем

Чо?

Ваши

очи

черны.

Чени.

Чемь.

Чаhы.

1935 май 31

Красотиною блесну,

Быв князь-морока слугой.

– Уж я топну ногой,

Да притопну другой,

А, ну, девушки, ну,

Как бывало в старину! –

– В лесу ягода-калина моя…

– В лесу ягода-малина моя…

Завертелся лесовик –

Чих!

да

Чих!

Взбаламутил,

трясовик,

лешачих!

– Ай, годы мои,

Не уроды мои!..

– Ай, сосны мои,

Словно вёсны мои!..

– Ай, ели мои,

Заскрипели, мои!..

Трясёт леший бородой:

– А я, девушки, молодой,

Любезные, молодой!..

В лесу грохот.

Хохот.

Хруст.

Треск.

Гам.

Пляшет леший.

Топчет куст.

Здесь.

Там.

То с разбегу в небо –

Бух!

То опять на землю –

В мох!

Только слышно всюду –

Ух!

Ох!

1935 июнь

Марию в стихах прославлять буду всякий час,

Мною без лишних всех любима она прикрас.

Красотою всех превзойдёт данною свыше.

Сердцу приятна и многих милей и тише.

Обликом складна, иных шутя превосходит,

Каждый человек по ней равно с ума сходит.

Она же словно не знает чему причиной,

Всем кажется неприступной столь и невинной.

Глаза опускает долу, дарит улыбкой,

А слово промолвит если и то ошибкой.

Муки мои ужасны, что им сходно только?

Стихов моих не читает она нисколько.

С другими гулять уходит в тенистом саду,

Я же следом один с учебной книгой иду.

Жалоб влюблённого будет ли ей довольно?

Смехом исходит, а мне особенно больно.

Мария, льщу себя слабой к тому надеждой,

Что буду любим тобой и полным невеждой.

Причудам любви, быв обучен тобой едва,

Чую – в огне Поэзии горит голова.

Воспою Марию стихотворчества даром,

Сердце пленила мне и смеётся недаром,

Резвостью детской полна отнюдь не кичится,

Одних растормошит и уж далее мчится,

Радость сердцам сулит, так же лучшие чувства,

Чтоб процветали посредством сего искусства.

Да будет Мария всегда по мне прекрасна.

О ней и пишу веленью сердца согласно.

1935 июнь 3

Прославишь солнца ясный диск

И добрую сестру луну –

Придёт ли вновь святой Франциск

Или то было в старину?

Он разумея птичий толк

И свежих трав земное слово,

Был прост и кроток. Дикий волк

Прильнул в лесу к ногам святого.

Подобно преданному псу

Мохнатую он подал лапу…

И снял святой смиренно шляпу

И шёл сияющий в лесу.

1935

Я остался один у подъезда

И вздыхал о Вас Серафима.

Было поздно. Сверкали звезды.

И трамваи сновали мимо.

Было людно и было пыльно,

Было трудно расстаться с Вами.

Было ясно, что я заброшен,

Чтоб скитаться под фонарями.

Чтоб глядеть на чужие окна

Натыкаться на всех прохожих

Чтоб искать по дороге женщин

Хоть немного на Вас похожих

Чтобы встретив не поклониться,

Но пройти равнодушно мимо –

Вы единственная на свете,

С кем Вас сравнивать Серафима?

Так я думал, когда остался

У подъезда, простившись с Вами.

Так я думал и шёл вздыхая

Прочь – под жёлтыми фонарями.

1935 сентябрь 9

Ах, по осени то было –

Тучи нависали хмуро,

Шли дожди, ревели ветры.

Вдруг встречаю я Амура.

Он продрог и был не в духе.

Шли мы вместе в галерею.

Стрелы он тащил в колчане,

И под ношею своею

Изнемог – и начал плакать.

Я помог ему. С колчаном,

Луком шёл я по дороге

Вслед за глупым мальчуганом.

А затем, когда пришли мы

В галерею, он смутился

Взял стрелу. Тут прозвенела

Тетива. И я влюбился.

1935 осень

Собака белого камня

Грызла черные корни

Коряг. Ворчала.

Вечер сухие пальцы

Сжал на горле Фавна.

Там, за оградой сада

Синело слабо небо.

Собака стала на лапы,

Стала лаять слабо

Собака белого камня.

Вечер собрал силы.

Мрамор стонал глухо.

Крепкие руки Фавна

Рвали тёплое тело

Так, что летели клочья.

Белая глыба камня

Рванулась на помощь Фавну –

Поздно. Мрамор расколот

Мглою. Упала наземь,

Рыча, собака.

1935 октябрь

Ы – благополучия прочёл на трамвайном билете,

Номер его – знак удачи, знамя поездки,

Числу доверяю мысли, привык вести счёт дням,

людям, заботам,

Чтобы неясное МНОГО противопоставить СЕБЕ.

Ы пляшет, как живое, наделённое плотью

существо,

Отражается в стёклах, толкается, висит на

поручнях.

Я же – создатель его – сижу, нанизывая слова,

как бисер,

Чёрный бисер – на долгую нитку.

1935 ноябрь

1936

О чём я могу сказать?

Всё сказано до меня

Другими.

Любые времена