История православия

В своей книге «Святые Отцы и Учители Церкви» выдающийся русский религиозный мыслитель, историк и философ Л.П. Карсавин посвятил св. Григорию Нисскому проникновенные строки: «Система Григория Нисского – одно из высших и самых глубоких осмыслений христианства, далеко еще не понятое и не оцененное… Григорий хорошо усматривал смысл и цену индивидуальных построений. Он, величайший христианский метафизик, не притязал на отождествление своей системы с соборным учением Церкви. Он смотрел на себя как на одного из истолкователей церковной Истины, и, как все ее истолкователи, – ограниченного и подверженного ошибкам. Сама же Истина Церкви раскрывается соборно, в меру крайней необходимости, оставляя широкую сферу для индивидуальных ее осмыслений, и всегда сосредоточивалась около основных и жизненных проблем».

Интерес к сочинениям св. Григория и их высокая оценка возродились только в XIX в. после почти полуторатысячелетнего перерыва, когда над его трудами витала тень Оригена, осужденного V Вселенским Собором, ведь Григорий Нисский был наиболее «оригенствующим» из тройки «великих каппадокийцев», чтивших гениального александрийца, но отвергавших крайности его «Начал». Правда, на VII Вселенском Соборе св. Григорий был назван «отцом отцов».

Читать Григория Нисского нелегко – его труды написаны тяжеловесным, а иногда темным языком, в нем нет стилистического блеска его назианзинского друга, однако по глубине и широте охвата тем он ему не уступает, а временами даже и превосходит. Григорий не создал такой богословской и религиозно-философской системы, какая построена Оригеном в его «Началах», но всегда к этому стремился. Подготовительные разделы, и прежде всего адекватная предмету гносеология, т. е. теория познания, у него написаны и представляют значительный интерес.

Познание как таковое св. Григорий считает актом самоценным: «Благодать Спасителя нашего даровала любовь приемлющим познание истины, как врачевание душам. Оно разрушает чарующее человека обольщение, угашает бесчестное мудрование плоти, когда приявшая единение душа светом истины путеводима к Богу и к собственному спасению». Прежде всего это относится к богопознанию, но изучением сотворенного мира тоже не следует пренебрегать – ведь творение по необходимости несет на себе печать Творца, его Художника, и «по видимой во вселенной Премудрости можно гадательно видеть Сотворившего все в Премудрости».

Здесь Григории одним из первых в христианской литературе предвосхитил принцип «подобия Сущего», «analogia entis», утвержденный на одном из соборов в XIII в. Об этом идет речь в его «Толкованиях на Шестиднев», дополняющих и завершающих «Шестиднев», «Гексамерон», Василия Великого. Он развивает исходную мысль Василия: «К чему приводит геометрия, арифметические способы исследования и пресловутая астрономия, если люди, изучившие эти науки, дошли до заключения, будто видимый мир совечен Творцу, и если то, что ограничено и имеет вещественное тело, возвели они в одну славу с Богом непостижимым и невидимым?»

Все недоразумения античных натурфилософов заключаются в неприятии первых слов Библии: «В начале сотворил Бог небо и землю» (Быт 1:1). В лице человека Бог создал себе сотрудника в деле богочеловеческого преображения мира: «В тебе, как в создании Своем, отобразил Бог подобие благ Своей собственной Природы, словно запечатлев на воске резное Свое изображение». Так что можно увидеть Бога в своей душе, но для этого необходимо очистить ее от греха, победить чувственность и «омыть ум». Иначе познаваемая истина будет искажена, «не вниде истина в душу злохудожню», а плоды такого знания могут нести зло. Тем самым утверждается необходимость нравственного измерения в процессе получении и использования знания. Насколько глубоко прав был св. Григорий, свидетельствуют, например, многие события нашего времени.

Св. Григорий – один из основателей православного мистического богословия. В «Жизни Моисея» образ величайшего ветхозаветного пророка и законодателя и таинственное Синайское Богоявление использованы Григорием для метафизического описания процесса духовного восхождения человеческой души к Богу. Очищенная постепенным восхождением душа в состоянии экстаза становится богоподобной и способной увидеть Бога, как и Моисей, «лицом к лицу» – ведь еще Платон утверждал, что «подобное познается подобным».

Однако Григорий сразу подчеркивает, что это подобие и видение только внешнее, никакое иное для сотворенного «из ничто» человека невозможно.

Собор Св. Софии. Построен в 532–537 гг.

Ныне – мечеть Айя-София (минареты времен Селевкидов). Стамбул

Сущность Бога непостижима, поэтому богословие должно быть в основе своей апофатическим. Неудержимое и благодатное стремление человека к положительному, катафатическому богословию ограничено Его именованием, и это единственный способ постичь Бога человеческим разумом. Рассуждения Григория об именах Божиих основаны на его общем учении об именах и понятиях разума, вошедшем в обширный труд «Против Евномия». Природа Бога «превышает всякое постигающее разумение; и понятие, о ней слагаемое, есть лишь подобие взыскуемого». Как слабый человеческий ум может словом или понятием измерить Безмерное? Как назвать неизреченное? Здесь уместно лишь благоговейное молчание.

Невозможность ограниченным разумом объять Бога заставляет человека выражать свой религиозный опыт посредством многих Имен, хотя Его сущность выше всякого Имени. Еще Платон в «Кратиле» учил, что познать вещь можно только созерцанием, а имена – лишь продукт этого созерцания, причем не всегда удачный. Св. Григорий согласен с таким утверждением, особенно когда речь идет о вещах божественных. И снова его любимый мотив о необходимости очищения, чтобы созерцание не было искажено до неузнаваемости. Воистину «блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят» (Мф. 5:8).

Софийский собор времен Византийской империи (разрез-реконструкция)

Как и все «каппапокийцы», Григорий Нисский много занимался тринитарной проблемой. С их деятельностью связано принятие на II Вселенском Соборе Никео-Константинопольского символа веры, который и поныне используется всеми христианскими конфессиями. Учение о Св. Духе Григорий поднял на более высокую ступень, чем его предшественники. Он избегает говорить о Боге как о Духе, поскольку Дух есть имя Ипостаси, а не сущности Бога. Под Св. Духом Григорий понимает «самосудную силу, которая представлена сама по себе в особой Ипостаси, неотделима от Бога, в котором находится, и от Слова Божия, которое Она сопровождает, не в бытие изливается, но, подобно Сыну, существует ипостасно… Одна и та же жизнь приводится в действие Отцом, уготовляется Сыном и зависит от соизволения Духа».

Божественные энергии и силы едины, как едина сущность Бога, «всякое действие, от Божества простирающееся на тварь и именуемое по многоразличным о нем понятиям, от Отца исходит, через Сына простирается и совершается в Духе Святом». Три Ипостаси в Боге нельзя понимать арифметически, а только как Триединство, при этом подчеркивается отсутствие всякой субординации, иерархии Ипостасей. Это трехобразное единство Сущего не есть единство косное, неподвижное, в нем полнота истинной Жизни, божественная динамика, что отличает новозаветное вероучение от иудаизма и представляет собой новую ступень в богопознании.

Борьба с арианством и победа над ним на Соборах вызвали, как это часто бывает, учение, в некотором смысле противоположное арианству, – монофизитство. Эта очень живучая ересь заключается в утверждении, что человеческая природа Христа целиком поглощена божественной, а произошло это либо при Его рождении, либо во время крещения. Но «каппа-докийцы» придерживались православного учения о «неслиянности и нераздельности» обеих полноценных природ в Иисусе Христе, и Григорий Нисский твердо отстаивает это учение.

Способ соединения природ остается для человеческого разума непостижимым, однако «никто из христиан не должен считать, что соединившийся с Божескою природою человек был неполноценный, как бы половинный». Это было сказано в споре с Аполлинарием, но имеет прямое отношение к монофизитству. «Бог родился не в пороке нашем, но в естестве человеском», а в этом естестве как таковом нет ничего нечистого и греховного. Нечисто и греховно вожделение, сластолюбие, а не процесс рождения. «Бог вступил в единение с человеческой жизнью посредством того, чем естество борется со смертью».

Подробно изучена св. Григорием и проблема человека, христианская антропология и его спасение. Его рассуждения о роли свободы воли и благодати в деле спасения строго православны и продолжают сказанное еще св. Иринеем. «Если дарованная нам свобода есть сила без действия, без всякого употребления, то добродетель уничтожена, жизнь не стоит внимания, ум во власти судьбы, грешить – дозволенное дело для каждого… Вера требует сопутствия сестры своей – доброй жизни». С другой стороны, спастись без благодатной помощи Бога тоже невозможно: это – два крыла, которые осуществляют «содеятельность» нас и Бога. Григорий предвосхищает происходивший через пару десятилетий после него яростный спор между Пелагием и блаж. Августином, в котором оппоненты заняли крайние позиции: Пелагий считал, что для спасения человеку достаточно добрых дел, а Августин гипертрофировал роль благодати.

В решении проблемы зла св. Григорий следует за Оригеном: зло есть отсутствие добра, а никак не нечто самостоятельное; зло нельзя представить как сущность, противоположную добру: «Отсутствие света вызывает мрак; при свете же мрака нет. Пока в природе благо, порок сам по себе неосуществим, но удаление лучшего становится началом противоположного». Не имея начала в Боге, зло «зарождается как-то внутри, созидамое свободным произволением, когда душа удаляется от блага», т. е. причина зла – свобода воли, используемая неправедно.

Оригеновское утверждение, что зло – лишь отсутствие добра, и ничего более, конечно, упрощает проблему. И св. Григорий, следуя за Оригеном, приходит к неправославной идее всеобщего спасения, ?????????????? ??? ??????. Ад для него подобен чистилищу, в котором сгорают любые грехи, это «огненная баня грешения». Вечность адских мук представляется Григорию несовместимой с замыслом Бога как абсолютного Блага. Зло, в конце концов, должно исчезнуть, так как не обладает самостоятельной сущностью, а лишь паразитирует на добре. И «будет Бог всем во всем» (1 Кор 15:28). Основные догматы христианской веры св. Григорий подробно изложил в «Большом катехизисе», обычно называемом «Большим огласительным Словом», поскольку предназначил этот труд оглашенным, т. е. тем, кто готовился принять крещение. Завершить рассказ о жизни и трудах св. Григория Нисского можно молитвой из его пасхальной проповеди: «Воистину ты, Господь, – неисчерпаемый источник всякого блага, Ты, по справедливости отвергнувший нас и по милосердию нас призревший. Ты возненавидел нас и примирился с нами. Ты проклял нас и нас же благословил; Ты изгнал нас из рая и открыл нам туда путь.

Отныне Адаму дозволено не бежать в стыде от лица и зова Твоего и не укрываться в райских кущах от тяжких укоров совести. И пламенный меч не заслоняет более райские врата и не препятствует достойным рая. Тварь земная, отделенная от творения сверхъестественного, обрела с ним дружественное единение; и мы, люди, как и ангелы, стали соучастниками в едином познании Бога.

Так воспоем же Господу радостный гимн, излившийся однажды из вдохновенных уст: «Возвеселится душа моя о Боге моем, ибо Он облек меня в ризы спасения… как на жениха, возложил венец и, как невесту, украсил убранством (Ис 61:10). Украсил невесту Христос, Сущий, Бывший и Будущий, благословенный ныне и во веки веком. Аминь».

Младшим современником и продолжателем дела «великих каппадокийцев» был св. Иоанн Златоуст, ???????????.

Иоанн родился в Антиохии около 347 г. в обеспеченной христианской семье; сестра его отца была диаконисоою антиохийской церкви. Отец, высокопоставленный чиновник, умер рано, оставив двадцатилетнюю вдову с двумя малолетними детьми. Мать Иоанна, благочестивая и высокообразованная Анфуса, вторично замуж не вышла и делила свою жизнь между детьми и церковью.

Биографы святого рассказывают, как учитель риторики Иоанна, знаменитый языческий ритор Ливаний, друг Юлиана Отступника, услышав историю жизни Анфусы, восхищенно воскликнул: «Ах, какие бывают женщины среди христианок!» Получив благодаря заботам матери блестящее и широкое образование, Иоанн стал адвокатом. Спустя три года после крещения Иоанна антиохийский епископ св. Мелетий, любивший Иоанна как сына, сделал его чтецом. Вскоре, тяготясь мирской жизнью, Златоуст ушел из города и четыре года провел у нагорных пустынников, а еще два – в уединенной пещере. Здесь началась его обширная литературная деятельность.

В 380 г. он вернулся в Антиохию и был возведен Мелетием в сан диакона, а затем стал священником, читая проповеди вместо престарелого епископа. В этих блестящих проповедях св. Иоанн выступал как моралист, толкователь текстов Св. Писания и учитель жизни. Как выразился Г. Флоровский, в стиле Златоуста ожили вновь сила и блеск классических Афин… времен Демосфена, Ксенофонта и Платона. Он не стеснялся делать резкие выпады в адрес корыстолюбцев и богачей: «Мулы твои накормлены, а у порога твоего умирает от голода Христос» или: «Я могу прокормиться своими силами, но лучше мне бродить под видом нищего и протягивать руку за подаянием, дабы ты накормил меня. И делаю я так для твоей пользы и из любви к тебе».

Иисус Христос Вседержитель. Мозаика Св. Софии

Слава Златоуста достигла Константинополя и послужила как причиной его взлета, так и последующих бедствий. Всемогущий царедворец евнух Евтропий, советник весьма недалекого молодого императора Аркадия, решил сделать Златоуста константинопольским патриархом – первым среди равных епископов империи. Златоуста заманили в Константинополь и с трудом добились его согласия. При независимом характере и грехах, которым, по его смиренным словам в трактате «О священстве», он был подвержен и в которых горько каялся, – тщеславии, зависти и гневе, – ладить с императором, Евтропием и представителями власти и клира ему было нелегко.

Он громил с кафедры богачей, не желавших давать деньги на строительство богоугодных заведений, больниц, странноприимных домов, и сам вел жизнь аскета. Иоанн посылал много апостольских миссий во все концы империи и за ее пределы, он старался вернуть в лоно православной Церкви готов-ариан, ему принадлежит заслуга крещения некоторых северных народов, живших у устья Дуная и по северным берегам Черного моря. В 402 г. Александрийский епископ Феофил был вызван в Константинополь по обвинению в неблаговидных поступках. Но опытный интриган Феофил созвал Собор, на котором были только сторонники Феофила и который сместил Златоуста. Императора уговорили подписать решение Собора, и св. Иоанн был вынужден удалиться в изгнание. Затем его ненадолго вернули из-за волнений паствы и случившегося, как считали, от гнева Божьего землетрясения, но вскоре арестовали во время пасхальной проповеди и отправили в далекую Армению, в городок Кукуз.

Послушать знаменитого проповедника там собирались огромные толпы верующих. В этом городке и были написаны многочисленные послания друзьям, которые содержали не жалобы, а утешения и поддержку. В 407 г. Златоуста отправляют еще дальше – на берег Черного моря, в местечко Питиунт (ныне Пицунда в Абхазии), по дороге в которое Златоуст скончался. Его последними словами были «Благодарение Богу за все!».

Через десять лет состоялась полная церковная реабилитация св. Иоанна, а в 438 г. его останки были торжественно перенесены в Константинополь. С 1626 г. мощи св. Иоанна Златоуста покоятся в Ватикане, в соборе св. Петра. Православная Церковь с XI в. почитает Иоанна Златоуста вместе с Василием Великим и Григорием Богословом вселенскими учителями и святителями, а католическая Церковь – одним из четырех великих греческих учителей Церкви (наряду Афанасием Великим, Василием Великим и Григорием Богословом).

Литературное наследие Златоуста огромно – простое перечисление заняло бы слишком много места, тем более что многие труды, ему традиционно приписываемые, в действительности были написаны позже. Наибольший интерес представляют его проповеди на нравственные темы и толкование книг Св. Писания. Многому Златоуст научился в молодости у знаменитого библеиста и экзегета Диодора Тарсского, о котором впоследствии вспоминал с большой теплотой: «Он проводил жизнь апостольскую, в нестяжании, в молитве и в служении слову: его язык тек медом и млеком».

Ранние его труды посвящены аскетической жизни и монашеству. Самостоятельным религиозным мыслителем Златоуст не был, он избегал тонких богословских рассуждений. Его стихия по преимуществу – блестящая риторика с неожиданными и афористичными по форме утверждениями. Вот, например, выдержка из его «Рассуждения против иудеев и язычников о том, что Иисус Христос есть истинный Бог»:

«Что сказать такое, которое и язычник признает делам Христа? То, что Христос насадил христианство, и язычник, конечно, не станет противоречить тому, что Христос основал церкви по всей вселенной. Отсюда следует доказательства силы Его, и мы покажем, что Он есть Бог, утверждая, что для простого человека невозможно в краткое время привлечь столько людей во всей вселенной, притом преданных всяческим порокам. Однако Христос успел освободить род человеческий от всего этого, не только римлян, но и персов, и племена варварские. Он совершил это, не применяя оружия, не тратя денег, не предводительствуя войскам, не возбуждая войн, но в начале через одиннадцать человек, незнатных, униженных, неученых, простых, бедных, плохо одетых, безоружных. Что я говорю: совершил? Он успел расположить столь многие поколения людей любомудрствовать не только о настоящем, но и о будущем, отвергнуть отеческие законы, истребить древние обычаи, укоренившиеся за долгое время, и принять другие, оставить легкие дела и предаться его нелегким требованиям, а совершил это Он, несмотря на то, что все противодействовали Ему и смеялись над Ним, как претерпевшим позорную смерть на кресте».

В своих проповедях и трудах Златоуст выступал против церковного принуждения инакомыслящих, даже еретиков, и против мирских мер борьбы в делах веры и нравов: «Христианам запрещается исправлять впадающих в грех насилием – наша война не живых делает мертвыми, но мертвых – живыми, ибо полна кротости и смирения… Я гоню не делом, но словом и преследую не еретиков, но ересь». Недопустимости торопливого и непродуманного осуждения инакомыслящих посвящено его слово «О проклятии и анафеме».

Правда, он сам не всегда следовал замечательным своим заветам. У Златоуста, например, много «Рассуждений» и «Слов» против иудеев. Достойно сожаления, что этому великому святому в полемическом пылу часто не удавалось оставаться в рамках идейных возражений и споров. Конечно, все это не имеет ничего общего с нынешним антисемитизмом, мерзким порождением злобы и невежества, однако паства Иоанна, выйдя из церкви после такой проповеди, склонна переносить подобные рассуждения на бытовой уровень.

Св. Иоанн Златоуст – человек Церкви, отдавший ей свою жизнь целиком. Поэтому в его трудах многое посвящено богослужению и его внешней структуре. Он пишет о церковных таинствах, ему приписывают учреждение нового чина литургии, известной и поныне как литургия Златоуста, хотя не все ее части принадлежат ему, как и в так называемой литургии Василия Великого есть более поздние вставки. Ученик св. Иоанна, будущий Константинопольский патриарх св. Прокл писал: «Василий Великий, поступая с людьми, как с больными, представил литургию в сокращенном виде. Спустя немного времени отец наш златый по языку, Иоанн, с одной стороны, как добрый пастырь, ревностно заботясь о спасении овец, с другой, взирая на слабость человеческой природы, решился исторгнуть с корнем всякий предлог сатанинский. Потому он, опустив многое, учредил совершение литургии сокращеннейшее, чтобы люди, слишком любя все то, в чем есть свобода и непринужденность, обольщаясь вражескими помыслами, мало-помалу вовсе не отстали от апостольского и божественного предания».

Для православной Церкви св. Иоанн Златоуст был и остается идеалом христианского пастыря. Его творения издавна пользовались большой популярностью у южных славян и на Руси. В X в. в Болгарии появился сборник его духовных наставлений под названием «Златоструй», который был использован авторами «Повести временных лет». Позднее в России были широко распространены так называемые «Златоусты» – книги, содержащие проповеди Иоанна, так что его прозвище стало названием популярного жанра церковной литературы.

Старшим современникам Златоуста был св. Кирилл Иерусалимский. Два столетия – от разгрома восстания Бар-Кохбы и до Константина Великога – христианская община Иерусалима (или, как тогда называли город, – Элия Капитолина) была малочисленной и слабой. Делом жизни Кирилла стало восстановление, пусть только отчасти, былой славы Иерусалимской Церкви, «матери всех церквей», как сказано в постановлении II Вселенского Собора 381 г.

Примечания

1

А. О. Смирнова. Записки. – СПб., 1894. – С. 205.

2

Гарнак А. Сущность христианства // Общая история европейской культуры. – СПб.: Изд. Брокгауз-Ефрон. Т. 5. – С. 45.

3

А. означает Августин, Р. – разум.

4

Ф.М. Достоевский. Поли. собр. соч.: В 30 т. – М.: Наука, 1984. – Т. 26. – С. 139.

5

См., например, Ю. Велльгаузен. Введение в историю Израиля. – СПб., 1909.

6

Корнелий Тацит. Соч.: В 2 т. – М.: Наука, 1969. – Т. 1. – С. 298.

7

Иосиф Флавий. Иудейские древности. – Минск: Беларусь, 1994. – С. 551.

8

Цит. по кн.: Поснов М. История Христианской Церкви. – К., 1991. – С. 204.

9

Цит. по книге А.Б. Рановича «Первоисточники по истории раннего христианства». – М.: Политиздат, 1990. – С. 197, 198.

10

Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. – М.: Мысль, 1979. – С. 462, 475.

11

Григорій Сковорода. Повне зібрання творів. – К.: Наукова думка, 1973. – Т. 2. – С. 154.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.