История православия

Трогательная и глубокая поэзия «Голубиной книги» заставляет вспомнить принцип «подобия сущего» (analogia entis), в той или иной форме присутствующий в богословских построениях практически всех религий. Так в «Ригведе», древнейшей из священных книг индуизма, есть «Гимн Пуруше» – пантеистическая версия гностических мифов и приведенных стихов: «Тысячеглавый, тысячеглазый и тысяченогий Пуруша./ Четвертая часть его – все сущее, три другие – бессмертное в небе./… Боги, совершая жертвоприношение, принесли Пурушу в жертву…/ Когда разделили Пурушу, чем стали его уста, чем руки, чем бедра, ноги?/ Брахманом стали его уста, руки – кшатрием,/ Его бедра стали вайшьей, из ног возник шудра./ Луна родилась из мысли, из глаз возникло солнце./ Из дыхания возник ветер, из пупа возникло воздушное пространство, из головы возникло небо./ Из ног – земля, страны света – из слуха. Так распределились миры». Элементы апофатического богословия прослеживаются в уже упомянутом выше знаменитом «Космогоническом гимне» из той же «Ригведы». Таким образом, можно сказать, что гностицизм находится в длинном ряду учений теософского характера, если теософию понимать как мистическое богопознание, свободное от узких конфессиальных рамок и рутинных процедур церковной обрядности. В этот же ряд можно поместить труды таких европейских мистиков, как Я. Бёме, Парацельс, Э. Сведенборг и их последователей, испытавших заметное влияние гностицизма. В России идеи гностиков, например, неявно присутствуют в богословских работах Вл. Соловьева, а явно – в трактате Д. Андреева «Роза мира», написанном в середине XX в., т. е. уже в советское время.

Среди христианских ересей II в., близких к гностицизму, значительную роль в течение продолжительного времени играло учение Маркиона, жившего почти одновременно с Валентином. Родился он в семье епископа г. Синопа на южном берегу Понта (совр. Черное море) и был крещен еще в детстве. Став крупным судовладельцем, разбогател, но вскоре раздал имущество бедным и основал христианскую общину. Отец отлучил сына от церкви за его проповеди, но Маркион продолжал свою проповедническую деятельность в Малой Азии, а с 144 г. – в Риме, где основал собственную церковь, общины которой широко распространились по Малой Азии, Италии, Галии и Африке. Впитав основательно гностические идеи, Маркион, тем не менее, не стал гностиком в полном смысле, поскольку не интересовался метафизикой и прочими умозрительными построениями. Его делом была реорганизация Церкви в соответствии, как ему представлялось, с заветами ап. Павла. Тертуллиан писал, что «отличительным и первоначальным делом Маркиона было разделение Закона и Евангелия». Учение ап. Павла о Ветхом и Новом Заветах как об откровениях закона и благодати Маркион превратил в учение о двух богах – Боге Авраама, Исаака и Иакова и Боге Иисуса Христа. Согласно Маркиону, Бог Авраама, Исаака и Иакова – демиург, создавший этот злой мир из злой материи, «сам зол, как злы его творения», он – «дикий и воинственный судья». Обещанный им мессия придет, чтобы подчинить все народы избранному им еврейскому народу; этот мессия – Антихрист. А Христос послан на землю истинным Богом любви и благодати для спасения всего человечества. Так что Маркион был первым убежденным, сознательным антииудаистом, или по современной терминологии – антисемитом, ведь очевидно, что народ, избранный злым богом-демиургом для исполнения его целей, не может быть хорошим. Впрочем, Бог Авраама, Исаака и Иакова справедлив, хотя его справедливость носит законнический характер и неполноценна, а иногда даже противоречит истинной, христианской справедливости. Главным источником мирового зла Маркион считал Сатану.

Истинный же Бог, которого Маркион называет Богом Неведомым, чужд этому миру и его творцу – Его надлежит любить и не следует бояться. Неведомый Бог появился в синагоге Капернаума, приняв видимое тело Иисуса, и сразу стал проповедовать Свое учение. Он совершенно иной природы, нежели сотворенные демиургом люди. Христос, возлюбив мир, своей кровью выкупил этих людей, а ведь купить можно лишь то, что тебе не принадлежит, чужое тебе. Маркион считал земное существование Иисуса кажущимся, как считали докеты, учение которых было рассмотрено выше. Поэтому Маркион соответствующим образом «отредактировал» единственное из признаваемых им евангелий, Евангелие от Луки, убрав из него все, что не согласуется с его построениями, например описание рождений Иоанна Крестителя и Иисуса. Маркион проповедовал строгий аскетизм и вел яростную борьбу с «нечистыми», по его представлениям, священниками. Св. Поликарп Смирнский, заставший в конце своей долгой жизни проповедь Маркиона, назвал его «первенцем Сатаны». Впоследствие маркиониты слились с манихеями (см. ниже), породив многочисленные секты, среди которых можно назвать павликан (VII–IX вв.), болгарских богомилов (XI–XII вв.), западноевропейских катаров и альбигойцев (XI–XIV вв.). Маркион был не только еретиком, но и раскольником, что совсем не одно и то же. С раскольничеством маркионитов христианская Церковь боролась особенно упорно, стараясь сохранить недостаточно устойчивое единство.

Раскольником и еретиком был и живший в том же II в. Монтан. Он выступил впервые в Малой Азии, на границе Мизии и Фригии, «с новым пророчеством», как писал историк Евсевий, выдавая себя за Утешителя-Параклета, которого, согласно Евангелию от Иоанна, обещал прислать вместо Себя Христос. В сохранившихся пророчествах Монтана говорится, например: «Я есмь Отец, Сын и Параклет» – и далее: «Я – Господь Бог, пребывающий в человеке». Его сопровождали две пророчицы, Максимилла и Праскилла. Как писал раннехристианский историк, «они имели множество книг и утверждали, что из них можно научиться больше, чем из закона, пророков и евангелий». К Ветхому и Новому Заветам монтанисты собирались присоединить новейший как окончательное откровение Бога. Тонкими проблемами богословия и метафизикой в целом монтанисты интересовались мало, более того, они считали их расслабляющими и вредно влияющими на единство Церкви, которая должна сплотиться перед близким концом света и не отвлекаться ни на что иное. Новизна монтанизма по сравнению с принятой тогда церковной практикой заключалась преимущественно в ужесточении морально-аскетических требований и в призыве к последнему покаянию. «Он расторгал браки и издавал законы о постах», – писал Евсевий. Монтан даже указал новое место второго пришествия Христа – небольшие города Тимон и Петузу во Фритии, которые он называл Новым Иерусалимом и в которые намеревался собрать всех христиан, исповедующих его учение (традиционно принятое место Второго Пришествия – место Вознесения, т. е. Масличная гора в Иерусалиме). Наибольший успех проповедь Монтана имела в восточных провинциях – в V в. общины монтанистов можно было еще встретить в Каппадокии, Фригии, Галатии, Киликии и в Константинополе, а в VIII и IX вв. они частично объединились с павликанами. На Западе Монтана восприняли прохладно, и лишь благодаря поддержке одного из первых и крупнейших Учителей Церкви после-апостольского периода, пламенного Тертуллиана, монтанизм на некоторое время утвердился и там.

Церковь Св. Дмитрия Солунского. 415 г. Фессалоники

Крайним аскетизмом отличалось также одно из самых распространенных и опасных для христианской Церкви еретических течений – манихейство, возникшее в III веке (Персия). Его основатель по имени Мани, согласно большинству свидетельств, происходил из древнего рода магов и славился как ученый и художник; по другим источникам, западным, он был вольноотпущенным рабом и звали его Кубриком. По первым источникам, его мать принадлежала к парфянскому царскому роду Арзакидов, а сам Мани родился в 216 г. в Вавилонии. В середине III в. Мани объявил себя посланником истинного Бога и начал проповедовать манихейство при дворе персидского царя Шапура I. До этого времени он был примерным христианином и даже избирался пресвитером одной из церквей. Изгнанный за еретические проповеди из Персии, Мани долго скитался по Китаю, Индии и Туркестану, всюду основывая свои общины. По возвращению в Персию он сперва был принят благосклонно, но в 277 г. при царе Бахраме I после диспута с магами, на котором Мани был признан побежденным, его распяли по требованию зороастрийских священников.

Мани написал ряд трактатов и посланий – «Книгу гигантов», «Послание основоположное» и другие, но от них сохранились лишь отдельные отрывки в сочинениях христианских ересологов. Религия манихеев синкретична, т. е. представляет собой смешение представлений, взятых у разных религий. Главные компоненты этой смеси – древнеперсидский зороастризм и гностицизм. За основу взят родной для Мани зороастризм с его дуализмом и наглядным, без тонкой метафизики, богословием. Гностицизм фигурирует в манихействе в упрощенном виде – без апофатического богословия и без сложной, использующей диалектику, космогонической картины мира. У христианства Мани заимствовал хорошо известную ему структуру церковной иерархии, а также некоторые методы аскетики и элементы литургики. Учение манихеев, если попытаться изложить его схематично, основано на вере в существование двух самостоятельных начал: одно, доброе и светлое, персонифицировано в Ахуре-Мазде, или Ормузде, а другое, злое и темное, олицетворяет Ангра-Майнью, или Ариман. Зависть и злоба толкают Аримана на войну со светлым царством Ормузда. Для защиты царства Ормузда благим богом, с помощью «матери жизни», иначе говоря, мировой души, был сотворен Первочеловек. Во время жестокой борьбы темным силам удалось вырвать у Первочеловека частицу света и смешать ее со злой материей – так возникло вещество, из которого создан видимый мир. Поэтому природа и человек содержат «искру бога», и смысл истории заключается в освобождении света из уз темной материи. Не оскверненный материей Христос, облачив себя для видимости в человеческое тело, сходит из царства света на грешную землю, чтобы помочь людям освободить свет и самих себя из темницы материи. Однако люди не поняли его проповеди, и поэтому Христос, вернувшись в свое царство после кажущейся казни, послал на землю Утешителя, Параклета, в облике Мани для проповеди истинного христианства, извращенного людьми. По окончании процесса освобождения света верные последователи Мани, пневматики, или совершенные, вознесутся в царство света, а все остальное непросветленное творение сгорит в пламени очистительного огня. Хотя в учении Мани упоминается Троица, но Сын и Святой Дух в раннем манихействе представляют собой эманации Отца, а в позднем – лишь различные Его наименования.

После сложных, глубочайшим и тончайший образом продуманных построений таких гностиков, как Василид и Валентин, упрощенная мифология манихеев может показаться детской сказкой. Но, возможно, именно эта простота, как и простота их религиозных ритуалов, привлекала многих верующих; кроме того, манихеи вели очень строгий и праведный образ жизни, что также не могло не вызвать одобрения и подражания. Даже блаженный Августин, один из величайших умов христианской Церкви, в молодости был манихеем, и в «Исповеди» описал это свое почти девятилетнее увлечение. Быстрое и широкое распространение манихейства очень беспокоило православную Церковь. Включив в свое учение элементы многих религий, Мани надеялся покорить им весь мир; он поощрял переводы своих книг на разные языки и проводил активную миссионерскую деятельность. Манихейство проникло в Северную Африку, в начале IV в. пришло в Рим, затем – в южную Галлию и Испанию. Однако в IV в., преследуемое христианской Церковью, оно практически исчезает из Европы, а из Азии – после гонений со стороны ислама, вскоре распространившегося там. Однако отдельные общины манихеев существовали как на Востоке, так и на Западе вплоть до конца средневековья.

К III в. относятся еще два еретических учения, которые заслуживают внимания лишь постольку, поскольку борьба с ними помогла Церкви четче прояснить понятие Триединого Бога и тем проложила дорогу к принятию в IV в. Никео-Константинопольского Символа веры.

В начале века выступили монархиане (от ???????? – единое начало). Их еще называли антитринитариями, т. е. отрицающими Троицу. По учению некоторых из них, так называемых динамитов, Христос был обычным человеком, в котором действовала особая сила Святого Духа; другая группа монархиан и вовсе отрицала разделение на три Ипостаси. Ипостась одна при трех наименованиях, подобно тому как Солнце действует на нас трояко: как свет, как тепло, а смотрится, как шар. Этих монархиан называли патрипассианами (страдающий Отец), поскольку из их учения следовало, что при распятии страдал Сам Отец.

Учение Савелия из Ливана, савелианство, появилось в конце III в. и представляет собой учение о Боге как о чистой монаде, находящейся в состоянии абсолютного покоя и молчания. Однако потребность творить заставляет Бога нарушать этот покой, открываясь людям поочередно в виде Отца в Ветхом Завете, Сына – в Новом, а после Сына являться нам как Святой Дух. Когда открывался Отец, Сына еще не было, с началом действий Утешителя, Святого Духа, Сын перестает существовать. По окончанию мирового процесса в божественную монаду возвратится Святой Дух, и Бог снова обретет полный покой и безмолвие.

Кроме рассмотренных выше ересей в первые три века нашей эры существовало много таких, которые бесследно исчезли вскоре после своего появления. Но поскольку эти мелкие ереси не сыграли сколько-нибудь заметной роли в истории христианства, даже простое упоминание о них в настоящей книге представляется излишним.

5. Борьба Церкви с ересями способствовала очищению и углублению христианского вероучения; на эту положительную роль ересей указывал еще ап. Павел. Отцы и Учители Церкви, жизнь и труды которых будут рассмотрены в настоящем пункте, обычно выступали одновременно как ересеологи, т. е. борцы с ересями, как апологеты (???????? – оправдание, заступничество), разъясняя истинную сущность христианства, тем самым оправдывая и защищая его, а также как создатели систем ортодоксального христианского богословия.

Интерьер церкви Св. Дмитрия Солунского. 415 г. Фессалоники.

Первым значительным апологетом и ересеологом послеапостольского времени был св. Иустин Философ. Он родился в начале II в. в зажиточной семье «уроженцев Флавия Неаполя в Сирии Палестинской», как написано в его «Апологии». Этот город был построен на месте древнего Сихема, между Галилеей и Иерусалимом, здесь Иисус у колодца Иаковлева говорил с самаритянкой. Население города составляли в основном греки-колонисты, и Иустин до 30 лет оставался язычником. В молодости он серьезно изучал философию, увлекался творениями Платона и получил право носить мантию философа, которую не снимал и после обращения в христианство. Перебравшись после крещения в Рим, где философам было позволено жить, Иустин основал религиозно-философ-скую школу, где излагал слушателям также основные положения христианского вероучения, что в те времена жестоко преследовалось. По доносу философа-язычника, которого он уличил в невежестве, св. Иустин в 166 г. был приговорен к побиению палками, а затем, отказавшись отречься от своей веры, обезглавлен. С мужеством перенес Иустин страдания и, по словам Евсевия, «увенчал светлую жизнь святым мученичеством».

К подлинным сочинениям Иустина следует отнести две «Апологии в защиту христиан», «Диалог с Трифоном иудеем», «Обличение всех бывших ересей» и «Против Маркиона». Наиболее известен «Диалог с Трифоном», где подробно описана эволюция взглядов св. Иустина на христианство. Прототипом Трифона, по мнению исследователей, был известный своей ученостью рабби Тарфон, ученик и сподвижник рабби Акива, одного из создателей Талмуда и вдохновителя восстания Бар-Кохбы. «Диалог» состоит из трех книг: в первой рассмотрен вечный и больной вопрос о взаимоотношении христианства и иудаизма, во второй Иустин излагает свое понимание сущности христианства, причем особое внимание уделено исследованию учения о боговоплощении, в третьей книге христианство представлено как окончательное откровение единого Бога, адресованное всему человечеству. В отличие от гностиков, относящихся к Ветхому Завету, как правило, отрицательно и даже считавших его создателем некоего Демиурга, злого творца нашего несовершенного и грешного мира, св. Иустин рассматривает Ветхий Завет наряду и даже выше языческой философии, как важнейшую ступень в процессе движения человечества к истинному Богу в процессе богопознания. Вера в бытие Бога есть, согласно Иустину, «природное для человеческого естества мнение». Единый Бог сперва открылся избранному Им для этой цели народу, евреям, и Ветхий Завет представляет собой первоначальное откровение истинного Бога. Новый Завет был дан всем людям Земли воплотившимся Богом, Иисусом Христом, но иудеи не захотели увидеть в Нем Мессию, и в этом их несчастье. Языческие религии и языческая мудрость происходят от неистощимого стремления людей познать истинного Бога, но их разум был затуманен и искажен древними традициями и невежеством. Христианство призвано просветить все народы, и в том его главная миссия: «Бог медлит разрушить мир ради семени: христианства». Богословие Иустина исходит из того, что «ранее всех созданий Бог породил из Себя Самого некую Словесную Силу, которая иногда называется Мнением Господа, иногда – Мудростью, иногда – Ангелом, иногда – Господом и Словом». Перворожденное Слово не перестало пребывать в Боге, но это Слова – «нечто иное», чем Отец, хотя «не по понятию, а по числу», «другой Бог», «служитель Отца всяческих». Эта иерархия внутри Троицы так или иначе присутствует в завуалированном виде во всех творениях апологетов рассматриваемого периода. Прояснение понятия Триединства, исключающее всякую иерархию, есть великое достижение Отцов и Учителей Церкви, живших в IV в. В «Апологиях» св. Иустин проводит ту же мысль об иудаизме и языческих религиях, вместе с их мудростью-философией, как о подготовительных этапах-ступенях, по которым человечество поднимается к высшей религии – христианству.

Очень интересны мысли Иустина о свободе воли человека: он утверждает, что мировая история наряду с действием Провидения, благодати Божьей, определяется свободным волеизъявлением людей. Отдельные события, в которых может участвовать свободная воля человека, не предопределены Богом с необходимостью, а за свободные поступки человек либо награждается Богом, либо Им наказуется. Свобода может привести к гибели, а может – к спасению, к вечным мукам или к вечному блаженству. Далее идут рассуждения о возможности телесного воскресения, как о реальном воссоединении элементов тела, распавшихся в результате смерти. Не Бог виновник смерти, но и человек не бессмертен, поскольку он – не Бог; человек «способен и к тому, и к другому». Человек как личность не дан при рождении, он лишь задан, и эта идея Иустина находится в русле ортодоксальной христианской антропологии. Сказанным можно заключить разговор о св. Иустине Философе, перейдя к крупнейшему представителю ранних апологетов св. Иринею Лионскому.

Ириней родился в Малой Азии около 130 г., так что застал еще в тех краях мужа апостольского св. Поликарпа Смирнского, ученика апостола и евангелиста Иоанна Богослова, и учился у Поликарпа и у пресвитеров, также сподобившихся слушать любимого ученика Иисуса. Ириней получил широкое образование, он хорошо знал греческую философию и поэзию. В житии св. Иринея рассказано, как еще совсем молодым человеком он был послан св. Поликарпом в помощь св. Фотину, епископу христианской общины галльского города Лиона. Вскоре Ириней был избран пресвитером этой общины и отправлен с посланием в Рим. Составители послания высоко оценили достоинства молодого пресвитера: «Мы его очень уважаем, – писали они, – как ревнителя завета Христова». Во время пребывания Иринея в Риме мученически погиб епископ Фотин, и сразу после возвращения Ириней становится епископом Лиона. В те годы ереси лжеименного гнозиса и монтанизма широко распространились среди христиан, и Ириней вел с ними трудную, но успешную борьбу, проповедническую и литературную. Живший в IV в. выдающийся историк св. Григорий Турский так охарактеризовал св. Иринея: «Первый епископ лионский Фотин пострадал во имя Христово. А блаженнейший Ириней, преемник сего мученика, посланный блаженным Поликарпом в этот город, отличался удивительными добродетелями; своей проповедью он вернул в лоно Церкви почти всех христиан города».

Кроме дел епископских и активной литературной деятельности, где Ириней выступал одновременно как ересеолог, апологет и первый самостоятельный и глубокий богослов послеапостольского времени, он участвовал в разрешении общецерковных проблем. Так, в 190 г. разгорелся ожесточенный спор о времени празднования Пасхи: восточные Церкви продолжали отмечать ее одновременно с иудеями, а западные, по примеру Рима, – в первое воскресенье за восточной. Спор обсуждался на синоде, и уже в то время чуть не привел к разделению Церквей. Схизмы тогда удалось избежать трудами, главным образом, Иринея: он убедил папу Виктора I не разжигать открытую вражду из-за этого расхождения, поскольку единство Церкви несравненно важнее.

У Евсевия приведено письмо св. Иринея к пресвитеру Флорину, впавшему в гностицизм, выдержку из которого здесь уместно привести: «Я был отроком, когда видел тебя в Малой Азии у Поликарпа. Я сохранил самые живые воспоминания о тех днях, ведь то, что узнаешь в детстве, развивается вместе с формированием души, укореняясь в ней. Поликарп говорил о своих отношениях с Иоанном и с другими, кто видел нашего Господа, я помню, как он пересказывал их слова и то, что он узнавал от них о Боге, о Его чудесах, о Его учении, – одним словом все, что он говорил, полностью соответствовало Писанию, ведь Поликарп воспринял предания тех, кто своими глазами видел Слово жизни.

Я внимал всему этому по милости, оказанной мне Богом, и я записал это не на бумаге, а в своем сердце, и по милости Божьей я не перестаю размышлять об этом. Я могу свидетельствовать перед Богом, что если бы сей блаженный старец и апостольский муж услышал нечто подобное гностическим доктринам, он бы заткнул себе уши, он сказал бы по своему обыкновению: «О, Боже милостивый, до чего ты сподобил меня дожить, неужели я должен терпеть все это», – и он бежал бы от того места, где услышал подобные речи». Григорий Турский так описал мученическую кончину св. Иринея: «Когда начались гонения на христиан, диавол подстрекнул некоего тирана начать жестокую войну, и так много было убито христиан за исповедание имени Господня, что по улицам текли реки христианской крови, число и имена их мы не смогли установить, но Господь вписал их в книгу жизни. Блаженного Иринея мучитель приказал в своем присутствии подвергнуть различным пыткам и предал его мученической смерти ради Господа нашего Христа». Было это в 202 г., во время правления императора Септимия Севера.

Наиболее известное из дошедших до нашего времени сочинений св. Иринея – «Обличение и опровержение лжеименного гнозиса» – состоит из пяти книг и написано на греческом языке. По словам самого Иринея, этот труд он предпринял по просьбе некоего друга, желавшего понять сущность гностического учения и причины его ложности. В первой книге Ириней излагает происхождение и основные положения гностицизма. Надо подчеркнуть, что материалы «гностической библиотеки», найденной в 1945 г. в Наг-Хаммади, подтверждают, как сейчас говорят, научную добросовестность Иринея – он нигде тенденциозно, в угоду своим взглядам, не искажает содержание гностических текстов и смысл учения гностиков. Во второй книге содержится диалектико-философский анализ гностицизма и раскрывается его внутренняя противоречивость. Здесь критикуется учение гностиков об истинном Боге и о созданном им демиурге, творце злого мира из злой материи, учение о многочисленных эонах. Ириней также решительно отвергает идею некоторых гностиков о переселении душ. В третьей книге опровергается еретическое утверждение о происхождении Ветхого Завета, якобы данного людям злым демиургом, а не благим Богом, Которому принадлежит лишь Новый Завет. В четвертой книге дается христология по Иринею и связанная с ней антропология. Это уже богословие в буквальном смысле, поскольку речь здесь преимущественно идет о Боге-Слове. И наконец, пятая книга рассматривает вопросы эсхатологического характера – в ней подробно рассмотрено тысячелетнее царствование антихриста, представление о Страшном Суде и о реальном воскресении плоти. Богословие Иринея отличается удивительной чистотой; читателя не оставляет впечатление, что ему в полной мере присуще некое «шестое чувство», не позволяющее уклоняться от истинного христианства при решении сложнейших проблем. Это чувство присуще Иринею даже в большей мере, чем таким гениальным творцам богословских систем, как Ориген или Августин. Он писал: «Всегда присущи Богу Слово и Мудрость, Сын и Дух, через Которых и в Которых Он все свободно и вольно творит». И далее: «Сын – мера Отца, ибо Его восприемлет, поэтому безмерный Бог измерен в Сыне». «Отец – невидимое Сына, Сын – видимое Отца».

Правда, понимание Троицы как «неслиянного и нераздельного» триединства у Иринея не могло быть полным – это понимание стало делом великих Отцов Церкви IV в. и Вселенских Соборов, которые сформулировали и утвердили эти прозрения. Как говорит сам Ириней: «Если кто-нибудь спросит нас, каким образом ниспослан Сын Отцом, мы скажем ему, что никто не знает об этой эманации, или о рождении, или об откровении, или – как бы там ни называли неизреченное Его рождение». В рассуждениях Иринея о спасении есть замечательное по своей глубине и краткости утверждение, своего рода афоризм: «Бог стал человеком, чтобы человек мог стать богом», т. е. по позднейшей православной терминологии обожиться. Через полтора столетия эти слова повторил Афанасий Великий. Афористичность стиля произведений Иринея позволяет увидеть в нем поэта. Важнейшая заслуга Иринея перед христианским богословием заключается также в том, что он сумел впервые затронуть многие важнейшие проблемы, для решения которых тогда еще не пришло время. Можно отметить в заключение, что апологет Ириней отрицательно относился к богословским построениям некоторых из апологетов, которые, используя античную философию в качестве языка своих апологий христианства, вплотную подходили к гностицизму, а иногда сами впадали в ересь. Против такой эллинизации христианства св. Ириней активно боролся.

Конец II и первая половина III вв. ознаменовались небывалым для послеапостольского времени подъемом в области христианского богословия и апологетики. В этот период одним из наиболее активных районов распространения христианства стала Северная Африка, Магриб, как ее называли несколько веков спустя арабы, принесшие туда ислам. Александрия и Карфаген наряду с Римом являлись тогда крупнейшими митрополиями – на синоды из этих мест собиралось более сотни епископов.

Грекоязычная Александрия была центром восточного христианства, а латиноязычный Карфаген – западного; оттуда вышли два религиозных гения, Тертуллиан и Ориген, которые своим творчеством надолго определили развитие христианского богословия.

В трудах св. Иринея, их предшественника, гармонично сочетались вера и разум, и в этом его истинное Православие. Пламенный Тертуллиан, ересеолог и апологет, риторик и публицист, был крайне категоричен и нетерпим в вопросах веры, ему приписывают знаменитую формулу: credoguia absurdum est, т. е. «верую, ибо это нелепо».

Святой Нестор. Фреска X в.

Церковь Св. Дмитрия Солунского. Фессалоники

Ориген многому научился у гностиков и всегда очень высоко ставил греческую мудрость. Если попытаться наглядно представить христианское вероучение тех времен, воспользовавшись образом дерева, растущего из корней Нового Завета, апостолов и мужей апостольских, то деятельность св. Иринея следует отнести к стволу, далее от ствола в разные стороны расходятся две мощные ветви – учения Тертуллиана и Оригена. Учитель Оригена Климент Александрийский не дал этим ветвям слишком далеко отойти от ствола, а цветущую крону образовали в IV в. творения Афанасия Великого, «великих каппадокийцев» и первых монашествующих Отцов Церкви. На рубеже IV и V вв. дерево пышно расцвело творениями крупнейшего вероучителя Западной Церкви блаж. Августина, а на Востоке несколько позже – Ареопагитиками, трудами св. Максима Исповедника и ряда других Отцов и Учителей Церкви. Приведенную картинку, разумеется, не следует воспринимать слишком буквально: сказанное, например, вовсе не означает, что Тертуллиана, человека широко образованного, глубоко знавшего и ценившего греко-римскую культуру, можно обвинить в обскурантизме. Ориген же был горячо верующим христианином, совершенно справедливо считавшим, что веру людей, склонных к умозрениям, напременно следует укреплять знанием, гнозисом, но гнозисом церковным, а не лжеименным. Теперь расскажем о них и об их окружении подробнее.

Квинт Септимий Флорент Тертуллиан, согласно свидетельству близкого к нему по времени историка Иеронима, содержащемуся в книге «О знаменитых людях», родился в Карфагене около середины II в. в языческой семье проконсульского центуриона. В Карфагене он получил хорошее образование, философское и юридическое, которое затем завершил в Риме, где учился также риторике. Как пишет сам Тертуллиан в своей «Апологетике», в молодости он относился к христианству враждебно; эти его взгляды коренным образом изменились в Риме, где он мог наблюдать удивительную твердость и самоотверженность в отношении христиан к своей вере. То, что молодой Тертуллиан видел своими глазами, произвело на него сильное впечатление, и, вернувшись в Карфаген, он крестился и вскоре стал пресвитером. Однако к 210 г., сочтя нравственный уровень окружавших его христиан недостаточно высоким, Тертуллиан вышел из ортодоксальной Церкви и примкнул к движению монтанистов. Затем, увидев ересь в учении Монтана, он основал собственную секту, которой руководил вплоть до своей смерти, последовавшей после 220 г.

Литературное наследие Тертуллиана, по словам современников, было весьма обширным, но большинство его трудов погибли, и мы знаем о них лишь по ссылкам. Пароним говорил, что Тертуллиан дожил до преклонного возраста и «написал множество трудов, но не все из них сохранились до нашего времени». Уже в ранней «Апологетике» в полной мере проявляется бурный темперамент и резкий характер Тертуллиана, здесь он выступает как страстный риторик, и его стиль не становится спокойнее с возрастом. Вот небольшой отрывок из «Апологетик»: «Судьи римской империи! Вас поставили отправлять правосудие, но вы не осмеливаетесь открыто расследовать обвинения против христиан.