– А с налогами?
– Вот это самое удивительное. Он, кажется, ничего не скрывает и выплачивает все налоги. Не подкопаешься.
– А вам, вижу, не верится.
– Я вас умоляю, комиссар. – Она укоризненно, но без прежней свирепости взглянула на него. – Вы сами знаете, что это такое, когда человек не скрывает своих доходов. Если он декларирует все, что зарабатывает, то, значит, другой, скрытый, источник приносит ему столько денег, что ему не резон обманывать государство по мелочам.
Брунетти задумался. Налоговое законодательство не оставляло свободы для иных интерпретаций.
– А откуда у него деньги, ваш компьютер не знает?
– Нет. Но знает, что он президент Лиги по защите нравственности. Так что логично было бы поискать там.
– Не могли бы вы вместе вот с ним, – Брунетти кивком головы указал на экран, – поинтересоваться Лигой?
– Да мы уже интересовались, комиссар. Оказывается, что до Лиги добраться сложнее, чем до налогов синьора Бурраски.
– Я уверен, что для вас не существует преград, синьорина.
Она молча наклонила голову, как бы говоря, что она всего лишь исполняет свой долг.
Он решился полюбопытствовать:
– А как вы достаете эту информацию?
– Какую?
– Да вот, финансовую.
– О, я имела с ней дело на прежней работе.
– И где же вы раньше работали, если не секрет?
Брунетти ожидал услышать что-то вроде: в бухгалтерии одной страховой компании, но он ошибался.
– В Банке Италии, – ответила она, глядя на экран.
Его брови непроизвольно поползли вверх. Заметив это, она пояснила:
– Я была личным помощником генерального директора.
Даже не обладая особыми способностями к устному счету, нетрудно было представить, что она потеряла. Работа в банках стабильна и хорошо оплачивается. Многие итальянцы мечтают устроиться на любое место в любой банк и годами добиваются этого, а тут – сам Банк Италии. И она променяла его на обыкновенную секретарскую зарплату в полиции? Пусть дважды в неделю ей доставляют цветы от Фантена, все равно это глупость. А учитывая то, что работать ей приходилось не только на полицию, но и на Патту, ее поступок выглядел форменным безумием.
– Понятно, – сказал Брунетти, хоть ничегошеньки не понимал. – Надеюсь, вам у нас понравится.
– Я уверена, что понравится, комиссар. Будут еще какие-нибудь поручения?
– Не сейчас, спасибо.
Вернувшись к себе в кабинет, он позвонил в гостиницу и попросил соединить его с номером синьоры Брунетти.
Синьора Брунетти, ответили ему, отправилась на прогулку и вернется к обеду. Тогда он попросил передать ей привет и повесил трубку.
Почти тотчас раздался звонок. Это был Падовани. Он звонил из Рима, чтобы извиниться за отсутствие новостей о Сантомауро. Его друзья в Риме и в Венеции, оказывается, все разъехались. Каждому он оставил сообщения с просьбой связаться с ним, но не объяснял зачем. Брунетти поблагодарил его и попросил звонить еще, если появится что-нибудь новенькое.
Затем Брунетти, порывшись в бумагах на столе, вытащил один документ – отчет о вскрытии Маскари, и принялся читать его еще раз. На четвертой странице он нашел то, что искал: «На коже ног в нескольких местах поверхностные порезы и царапины, без следов запекшейся крови. Причиной царапин, без сомнения, явилась… – Тут патологоанатом изощрился, вставив латинское название травы, росшей в том месте, где обнаружили труп.
Мертвое тело не кровоточит, потому что давление в сосудах падает до нуля. Это был один из немногих законов патологоанатомии, которые Брунетти знал наизусть. Если царапины остались от этой травы, то, значит, Маскари был уже мертв, когда его засунули под куст. Но если они остались от бритвы, это значит, что он был мертв уже тогда, когда его брили.
Сам Брунетти брил волосы только на лице, но не раз слышал приглушенные проклятия из ванной, когда Паола запиралась там с бритвой, и потом видел, как она выходит, залепив порезы на ногах туалетной бумагой. Она проделывала это регулярно, сколько он ее знал, и до сих пор дело не обходилось без порезов. Вряд ли мужчина средних лет был способен овладеть этим искусством лучше Паолы, так чтобы совсем не обрезаться при бритье. Брунетти полагал, что все браки во многом схожи. Если бы он вдруг начал брить ноги, Паола не могла бы не заметить. Он не верил, что Маскари ухитрялся проделывать это в тайне от своей жены, даже если он не звонил ей, когда уезжал в командировки.
Он снова заглянул в отчет: «Ни запекшейся крови, ни следов воска на коже ног не обнаружено». Нет, несмотря на красное платье и красные туфли, на макияж и на белье, синьор Маскари не брил своих ног и не наносил на них воск для депиляции. А это значит, что кто-то другой сделал это за него после его смерти.
Глава девятнадцатая
Сидя в своем кабинете, Брунетти лелеял надежду, что вдруг поднимется вечерний бриз и принесет хоть немного прохлады, но эта надежда не оправдалась, как и другая – та, что разрозненные факты как-нибудь сами увяжутся между собой и составят ясную картину преступления. Пока что было ясно только, что вся эта история с переодеванием есть одна посмертная фальсификация, придуманная для отвода глаз, для сокрытия настоящих причин смерти Маскари. Следовательно, Раванелло, единственный свидетель «признания» Маскари, лжет и, наверное, причастен к убийству. Вот здесь и была главная загвоздка. Брунетти не то чтобы верил в особую банкирскую добродетель, но с трудом представлял себе, как один банкир убивает другого лишь для того, чтобы занять его место.
С другой стороны, Раванелло и не подумал отрицать, что был в офисе в субботу; более того – он сам рассказал об этом. И его нежелание говорить о секретах Маскари вполне объяснимо. Все равно ведь тело уже опознали? Так поступил бы верный друг и лояльный подчиненный.
И все же что заставило его сказать неправду тогда по телефону в субботу? Почему он хотел скрыть даже от незнакомого человека, что находится в банке?
Зазвонил телефон, и отупевший от жары Брунетти, продолжая размышлять, представился:
– Брунетти.
– Мне нужно с вами поговорить, – сообщил мужской голос из трубки, – лично.
– Кто это? – очень тихо спросил Брунетти.
– Я не могу сказать этого по телефону.
– Тогда я не могу с вами разговаривать, – сказал Брунетти и дал отбой.
После такого отлупа ошарашенному собеседнику обычно ничего не остается, как перезвонить. Брунетти очень хорошо это знал. И действительно – через пару минут опять раздался звонок, и Брунетти, подняв трубку, ответил, как в первый раз.
– Это очень важно, – произнес тот же голос.
– Мне не менее важно знать, кто говорит.
– Мы с вами общались на прошлой неделе.
– Я со многими людьми общался на прошлой неделе, синьор Креспо, но очень немногие позвонили и сказали, что хотят со мной увидеться.
Креспо молчал так долго, что Брунетти испугался, как бы тот не передумал и не положил трубку, но Креспо не передумал.
– Да, это я хочу встретиться с вами и поговорить.
– А мы разговариваем, синьор Креспо.
– Нет, я должен передать вам кое-какие фотографии и бумаги.
– Какие еще фотографии и бумаги?
– Вы поймете, когда увидите.
– Для чего это, синьор Креспо?
– Это связано с Маскари. Полиция заблуждается на его счет.
Брунетти был того же мнения, но решил пока придержать свое мнение при себе.
– А почему заблуждается?
– Я расскажу вам при встрече.
По голосу в трубке Брунетти понял, что мужество или другая сила, толкнувшая Креспо к телефону, вот-вот его оставит.
– Где вы хотите встретиться?
– Вы хорошо знаете Местре?
– Не заблужусь. – В случае чего он спросит у Галло или Вьянелло.
– Вы знаете стоянку у перехода возле вокзала?
Это было одно из мест в окрестностях Венеции, где можно было парковаться даром. Привокзальные улицы тоже были оккупированы автомобилистами. Оставляешь машину, садишься на поезд, десять минут – и ты в Венеции. Очень удобно, и не надо ждать в очереди и платить, как на Тронкетта.
– Знаю.
– Встретимся там сегодня ночью.
– В котором часу?
– Не слишком рано. Сначала мне надо кое-что сделать, и я не знаю, когда освобожусь.
– Как я вас найду?
– Как выйдете из перехода, пойдете по улице прямо, потом первый переулок налево. На правой стороне увидите мою голубую «панду».
– А при чем здесь тогда стоянка?
– Я хотел убедиться, что вы точно не заблудитесь. На стоянку я не поеду, она слишком ярко освещена.
– Хорошо, синьор Креспо. До встречи.
– До встречи, – сказал Креспо и положил трубку прежде, чем Брунетти успел спросить что-либо еще.
Кто же, размышлял Брунетти, заставил Креспо позвонить? Он ни секунды не верил в то, что Креспо сделал это по собственной воле, – он не из тех, что перезванивают. И какую цель преследовал неизвестный? Вывод, который напрашивался сам собой, – ему, комиссару полиции, угрожают, хотят запугать, если не хуже. И где удобнее всего расправиться с ним, как не на темной безлюдной улице в час ночи?
Он позвонил в полицию Местре и спросил сержанта Галло. Сержант Галло уехал на несколько дней в Милан давать показания в суде, ответили ему. Не пригласить ли к телефону сержанта Буффо, который заменяет на время сержанта Галло? Нет, спасибо. Брунетти повесил трубку.
Затем он вызвал к себе Вьянелло и рассказал ему о звонке Креспо и о том, что Галло уехал.
– Как вам это все нравится?
– Я бы сказал, что кто-то пытается выманить вас из Венеции туда, где вы будете без прикрытия. Что же касается прикрытия, то обеспечивать его должны наши ребята.
– Что они задумали, как по-вашему?
– Наверное, в машину подсадят кого-нибудь. Хотя нет – они ведь понимают, что если вы приедете, то не один. Может быть, пошлют еще одну машину, чтобы вас переехать, или мотоциклиста с пушкой.
– Бомбу, может быть, хотят подбросить? – Брунетти невольно вздрогнул, вспомнив фотографии политиков и судей, развороченных взрывами.
– Нет, вряд ли, вы не настолько важная фигура, – сказал Вьянелло. Утешение, хоть и слабое.
– Спасибо. Пожалуй, мотоциклист с пушкой действительно вероятнее.
– Что вы предлагаете?
– Нужно, чтобы наши люди засели в двух домах в этом переулке – в начале и в конце. И пусть возьмут еще одного, кто остался бы в машине. Это уже трое. А больше у нас сейчас и не наберется.
– Ну, я-то не помещусь на заднем сиденье. И сидеть и ждать в чужой квартире мне тоже не хочется. Лучше я припаркуюсь за углом, при условии, что какая-нибудь из наших женщин согласится провести со мной ночку, хе-хе.
– Может, синьорина Элеттра изъявит такое желание? – со смехом предположил Брунетти.
– Я не шучу, комиссар, – вдруг ощетинился Вьянелло, как бывало с ним нечасто. – Я знаю этот переулок: моя тетка из Тревизо всегда оставляет там машину, когда едет к нам. Потом я отвожу ее обратно и вижу, что некоторые машины стоят не пустые.
Брунетти хотел было спросить, как посмотрит на это Надя, но удержался.
– Ладно. Только женщина должна ехать добровольно. Я не хочу подвергать риску женщин. – И, прежде чем Вьянелло успел раскрыть рот, добавил: – Даже полицейских. Дело может оказаться опасным.
Услыхав такое, Вьянелло только завел глаза к потолку.
– Есть вопросы, сержант?
– Вам нужно быть там примерно в час ночи?
– Да.
– Поезда так поздно не ходят. Вам придется добираться на автобусе и потом пешком через вокзал и по переходу.
– А обратно?
– Ну это смотря по тому, как пойдет дело.
– Да, вы правы. Кто дежурит на этой неделе?
– Риверре и Альвизе.
Брунетти красноречиво вздохнул.
– Что поделать, так составили график.
– Лучше бы этих рассадить по домам.
Вьянелло сосредоточенно молчал. Было и без слов понятно, что, сидя в машине, они уснут – что один, что второй. Конечно, они с тем же успехом уснут и сидя в квартирах, если только любопытные хозяева не станут тормошить их расспросами.
– А как насчет остальных? Нужно еще два человека.
– Достанем, – пообещал Вьянелло. – Вызовем Ралло, а из женщин – я попрошу Марию Нарди. Она не откажется. Она все равно скучает дома одна. Ее муж уехал на неделю в Милан на какие-то курсы. И потом, это же сверхурочные, ведь так?
Брунетти кивнул:
– Вьянелло, предупредите их, что задание связано с опасностью.
– С опасностью? В Местре? – скептически усмехнулся Вьянелло, качая головой. – Вы возьмете рацию?
– Нет. Вы же будете совсем близко. А сейчас, я думаю, – Брунетти посмотрел на часы, – надо заглянуть домой, потому что нам целую ночь не сомкнуть глаз.
– До встречи в Местре, синьор, – сказал Вьянелло, поднимаясь.
Как и предупреждал Вьянелло, поезда в этот поздний час уже не ходили, да и в автобусе первого маршрута он оказался единственным пассажиром. Сойдя на вокзале Местре, он поднялся по ступенькам на платформу, оттуда спустился в переход и вышел на другой стороне железнодорожных путей. Впереди была тихая улица, позади-ярко освещенная автостоянка, плотно заставленная машинами. Машины стояли и по обочинам улицы, между деревьями. Брунетти двинулся по правой стороне, где было меньше деревьев и больше света от фонарей. Дойдя до первого поворота, он остановился и огляделся. В четвертой или пятой машине дальше по улице справа страстно обнималась парочка. Голова женщины закрывала мужскую голову, и Брунетти не разобрал, Вьянелло там был или другой отец семейства, урвавший часок на личную жизнь.
Он заглянул в переулок. Окна повсюду были темны, лишь в одном доме, примерно посередине переулка, сквозь шторы сочился серый свет телевизора. За этими окнами сидели Риверре и Альвизе. Он только взглянул в ту сторону и сразу отвернулся, боясь, как бы они не приняли это за сигнал о помощи и не выбежали его выручать.
Брунетти двинулся по правой стороне, высматривая голубую «панду». Он прошел переулок до конца, но машины, подходящей по описанию, не было. Он повернул обратно и стал снова вглядываться в машины. Ничего. Заметив красный контейнер для мусора на углу, он перешел на другую сторону, опять вспомнив фотографии останков авто, на котором ездил судья Фальконе до взрыва. В дальнем конце переулка появился автомобиль. Он медленно приближался. Брунетти шарахнулся в щель между двумя машинами. Автомобиль проехал мимо и свернул на стоянку. Водитель вышел, запер дверь и спустился в переход, ведущий на платформу.
Через десять минут Брунетти снова обследовал переулок, на этот раз заглядывая в каждую машину. В одной из них сзади на полу лежало одеяло. Брунетти вдруг исполнился жалостью к тому, кому пришлось спрятаться под это одеяло – даже тут, на улице, жара стояла невыносимая.
Спустя еще полчаса Брунетти решил, что ждать больше нечего. Он вернулся на перекресток, свернул налево и подошел к машине, в которой парочка до сих пор обменивалась ласками. Заслышав деликатное постукивание по крыше, Вьянелло отпрянул от красной от смущения Марии Нарди и вылез наружу.
– Нет его, – сообщил Брунетти, глядя на часы. – Уже почти два.
– Ну нет так нет. – Вьянелло был явно разочарован. – Свяжитесь с Рицерре и Альвизе, пусть следуют за нами, – обратился он к Марии, заглядывая в салон.
– А тот, который в машине? – спросил Брунетти.
– Они с Риверре и Альвизе приехали вместе.
Мария Нарди тем временем говорила по рации двум другим полицейским, что никто не явился и они возвращаются в Венецию. Закончив, она взглянула на Вьянелло:
– Все в порядке, сержант. Они идут.
Затем она вышла из машины и открыла заднюю дверцу.
– Нет, оставайтесь там, – сказал Брунетти, – я сяду сзади.
– Нет-нет, лучше я, – возразила она со смущенной улыбкой, – я хочу сесть подальше от сержанта.
Она уселась на сиденье и захлопнула дверцу.
Брунетти и Вьянелло переглянулись над крышей. Вьянелло сконфуженно улыбнулся. Они сели в машину. Вьянелло, наклонившись вперед, повернул ключ зажигания. Одновременно с двигателем заработала какая-то пищалка.
– Что это? – удивился Брунетти, подобно многим венецианцам знавший машины лишь понаслышке.
– Это чтобы мы не забыли пристегнуться. – Вьянелло защелкнул на себе ремень.
Брунетти не стал пристегиваться. Писк не прекращался.
– Нельзя что ли отключить это, Вьянелло?
– Оно само отключится, когда вы пристегнетесь.
Брунетти заворчал, что терпеть не может, когда машины ему указывают, что делать, но ремень все же пристегнул, добавив, что это не как иначе очередная глупая экологическая выдумка Вьянелло. Притворившись, будто не слышит, Вьянелло дал газ, и машина плавно отъехала от тротуара. В конце улицы они несколько минут ждали, пока их нагонят Риверре и Альвизе. За рулем второй машины сидел Риверре, Альвизе – рядом, и когда Брунетти обернулся, чтобы подать им знак, он увидал сзади третьего, который откинулся на спинку сиденья.
Улицы в этот поздний час были почти пусты, и они быстро добрались до шоссе, ведущего к Понте делла Либерта.
– Что же случилось? – спросил Вьянелло.
– Я думал, что это специально подстроено, чтобы как-то напугать меня, но теперь мне кажется, что, возможно, я ошибался и Креспо на самом деле хотел встретиться.
– А теперь что?
– Завтра я к нему съезжу и узнаю, в чем дело.
Они были уже на мосту. Впереди горели в темноте огни города. По обе стороны простиралась черная вода, слева подернутая светлой рябью – свет доходил сюда с далеких островов Бурано и Мурано. Вьянелло прибавил скорости – ему хотелось быстрее в гараж и домой. Все устали, вымотались. Вторая машина, идущая следом, вдруг выскочила на среднюю линию и обогнала их. Промелькнула довольная физиономия Альвизе, который махал им, высунувшись из окна.
Мария Нарди тронула Вьянелло за плечо, собираясь что-то ему сказать.
– Сержант… – начала она, но осеклась, заметив в зеркале стремительно приближающиеся фары. Ее пальцы вцепились в его плечо, и она едва успела крикнуть: «Осторожно!» – как машина, обогнув их слева и выйдя на две трети корпуса вперед, нарочно двинула по их левому переднему бамперу. От удара их занесло вправо и швырнуло к парапету. Вьянелло, замешкавшись, не сразу дал лево руля, их развернуло задом и потащило на середину дороги. Следующая машина, мчавшаяся позади с бешеной скоростью, сумела-таки проскочить в щель между ними и оградой, образовавшуюся справа. После того, как их багажник врезался в ограждение на левой стороне, автомобиль, описав полукруг, очутился на средней линии, носом к Венеции.
Брунетти, не чуя ни рук ни ног, оцепенело таращился в треснувшее ветровое стекло и видел только блики от фар. Одна пара промелькнула справа, потом вторая. Он повернул голову: Вьянелло сидел с закрытыми глазами, повиснув грудью на ремне. Брунетти отстегнулся сам и тряхнул сержанта за плечо:
– Лоренцо! Что с вами?
Вьянелло открыл глаза, повернулся.
– Живой.
Брунетти отстегнул ему ремень – Вьянелло не падал.
– Пошли, – сказал Брунетти, открывая дверь, – надо выбираться, пока эти маньяки нас не задавили. – Он ткнул пальцем в зеркало – со стороны Местре на них неслась вереница фар.
– Я свяжусь с Риверре. – Вьянелло потянулся к рации.
– Не надо. Те, кто нас видел, наверняка уже сообщили карабинерам на пьяццале Рома.
В подтверждение этих слов в противоположном конце моста взревела сирена, засверкали голубые полицейские огни.
Брунетти вышел и распахнул заднюю дверцу. Младший сержант Мария Нарди лежала на спине, странно и неудобно вывернув шею.
Глава двадцатая
Последующие события были тягостны своей предсказуемостью. Никто не запомнил, что за машина врезалась в них, ни цвета, ни размера, даже приблизительно, хотя, судя по силе удара, машина была немаленькая. В момент столкновения других автомобилей поблизости не было, либо были, но очевидцы не захотели обращаться в полицию. А виновник аварии, конечно, доехал до пьяццале Рома, развернулся и рванул обратно на материк, прежде чем о происшествии узнали карабинеры.
Младший сержант Мария Нарди скончалась на месте. Тело отправили в морг для экспертизы, которая должна была лишь подтвердить то, что было и так видно при взгляде на ее вывернутую шею.
– Ей было всего двадцать три года, – сказал Вьянелло, пряча глаза от Брунетти. – Она полгода как вышла замуж. Ее муж поехал на какие-то компьютерные курсы. Пока мы сидели в машине, она о нем только и говорила – как она соскучилась по своему Франко и ждет его не дождется, и так целый час. Совсем девчонка.
Брунетти не знал, что на это сказать.
– Если бы я заставил ее пристегнуться, она была бы сейчас жива.
– Отставить, сержант, – приказал Брунетти голосом хриплым, но не от гнева. Они сидели в кабинете у Вьянелло и ждали, пока отпечатают их показания. Потом они их подпишут и пойдут домой. – Так можно продолжать бесконечно. Если бы я не поехал на встречу с Креспо, если бы я был умнее, если бы я сразу догадался, что это ловушка, если бы у нас был броневик…
Вьянелло сидел у стола, глядя сквозь Брунетти. Слева на лбу у него вскочила большая шишка. Шишка и кожа вокруг с каждой минутой все больше наливались синевой.
– Но что было, то было, что мы сделали, то мы и сделали, и она умерла, – тусклым голосом проговорил он.
Брунетти наклонился и тронул его за руку:
– Лоренцо, мы ее не убивали. Ее убил тот или те, кто устроил эту аварию. Нам не остается ничего другого, как только искать их.
– Разве это поможет Марии? – горевал Вьянелло.
– Ничто на земле больше не поможет Марии Нарди, Лоренцо. Мы оба это знаем. Но я хочу найти ее убийц и узнать, кто послал их.
Вьянелло молча кивнул, потом спросил:
– А ее муж?
– А что ее муж?
– Кто сообщит ему? – Вьянелло спрашивал вовсе не из любопытства. – Я не могу.
– Где он?
– Отель «Имперо» в Милане.
– Угу, я позвоню ему утром. Незачем торопиться с такими вестями.
В кабинет вошел полицейский в форме, неся им отпечатанные на машинке листы и по две ксерокопии. Они внимательно прочитали каждый свои показания, поставили подписи на оригинале и ксерокопиях и отдали все полицейскому. Когда он ушел, Брунетти поднялся и сказал:
– Пора по домам, Лоренцо. Уже пятый час. Вы позвонили Наде?
Вьянелло кивнул. Он позвонил ей сразу по приезде в квестуру.
– Мария не могла найти другой работы. Ее отец был полицейским, и кто-то замолвил за нее словечко, чтобы она получила здесь место. Знаете, кем она хотела быть на самом деле, комиссар?
– Я не хочу говорить об этом, Лоренцо.
– Знаете, кем она хотела работать?
– Лоренцо. – Брунетти предостерегающе понизил голос.
– Она хотела быть учительницей младших классов, но она знала, что в школу сейчас не устроишься, и поступила в полицию.
Они медленно спустились по лестнице, медленно пересекли вестибюль и подошли к двойным дверям. Охранник, увидав Брунетти, взял под козырек. На улице их оглушил птичий гомон, поднявшийся в сквере на кампо Сан-Лоренцо на другой стороне канала. Птицы приветствовали новый день. Ночная мгла поредела, и свет, пока еще очень слабый и неверный, надеждой забрезжил в черном мире ночи.
Они стояли у воды, сунув руки в карманы, смотрели на деревья и слушали. В воздухе разливался предрассветный холодок.
– Это несправедливо, – сказал Вьянелло и повернулся, чтобы идти домой. – Arrivederci, комиссар.
Брунетти двинулся в другую сторону, обратно к Риальто. Они прихлопнули ее как муху. Тянули руки, чтобы расправиться с ним, и ненароком зацепили ее. Вот и все. Только что это была живая молодая женщина, она положила ладонь на плечо другу – легко, уверенно, собралась что-то сказать… Что же она хотела сказать? Может быть, пошутить? Может быть, она хотела объяснить, что пошутила, когда садилась в машину? Или опять что-то о Франко, последнее слово любви? Никто теперь не узнает. Невысказанное умерло вместе с ней.
Надо позвонить Франко, но не сейчас. Пусть поспит, хоть еще немного побудет счастливым. У Брунетти язык бы сейчас не повернулся рассказать молодому человеку о том, как Мария провела последний час своей жизни в машине с Вьянелло. Сейчас это невозможно, невыносимо. Он расскажет потом, когда пройдет время.
У Риальто он увидал подходящий к причалу трамвайчик, и это совпадение сделало за него выбор. Он бегом бросился на пристань. Vaporetto довез его до вокзала, где он сел на первый поезд в Местре. Поскольку Галло наверняка еще спал, он не стал заезжать в квестуру, а взял на станции такси и отправился по адресу Креспо.
Незаметно взошло солнце, а вместе с ним вернулась и жара. Здесь, в городе, среди бетона, асфальта, цемента, стекла, высотных зданий, жара была и вовсе нестерпима, но Брунетти почти обрадовался ее возвращению: физические неудобства мешали ему думать о том, что случилось ночью и что, как он уже начинал догадываться, ждало его в квартире Креспо.
Как и в прошлый раз, в лифте работал кондиционер. Это было очень кстати, несмотря на ранний час. Лифт быстро и бесшумно доставил его на седьмой этаж. Брунетти позвонил в дверь Креспо, но никто не открывал. Он звонил снова и снова.
Ни шагов, ни голосов, никаких признаков жизни.
Видя такое дело, Брунетти вынул бумажник и достал оттуда маленькую блестящую отмычку. Однажды Вьянелло чуть ли не целый день учил его пользоваться этой штукой. И хоть Брунетти не был особенно способным учеником, ему потребовалось меньше десяти секунд, чтобы открыть замок. Переступив порог, он позвал:
– Синьор Креспо? У вас открыта дверь. Вы дома? – Осторожность никогда не помешает.
В гостиной никого не было. Кухня тихо блестела чистотой. Креспо был в спальне. Он лежал на кровати, в желтой шелковой пижаме, с затянутым на шее куском телефонного провода. Его вздувшееся лицо, искаженное ужасной гримасой, превратилось в пародию на прежнюю свою красоту.
Брунетти не стал осматривать комнату, даже не огляделся, а сразу вышел в коридор и забарабанил в дверь соседней квартиры. Долго никто не подходил. Наконец дверь открылась, и заспанный злой человек закричал на него. Пока ехали криминалисты, Брунетти успел позвонить в Милан мужу Марии Нарди. Франко Нарди выслушал его молча – в отличие от соседа Креспо. Лучше бы кричал, подумал Брунетти.
Потом он поехал в квестуру Местре. Рассказав о случившемся сержанту Галло, который только что вернулся, он поручил ему заниматься телом и квартирой Креспо, объяснив, что у него самого дела в Венеции. Он не стал уточнять, что едет на похороны Маскари – воздух и без того был густо насыщен смертью.
Пусть его путь лежал от одной смерти к другой, его сердце не могло не забиться чаще при виде колоколен и фасадов в пастельных тонах, представших его глазам, когда полицейский седан миновал мост. Он знал, что красота ничего не меняет в этом мире, что и она сама, и радость, которую она дарит, – это обман, однако был все равно рад обмануться хоть на минутку.
Похороны были как похороны: пустые слова, лицемерие, фальшь. Люди были настолько шокированы подробностями смерти Маскари, что были не в силах этого скрыть. Вдова неподвижно просидела всю панихиду с сухими глазами и покинула церковь сразу вслед за гробом, безмолвная и одинокая.
Газетчики, учуяв запах смерти, снова как с цепи сорвались. Первая заметка появилась в вечернем номере «Ла Нотте», газеты, известной своей любовью к настоящему времени и крупным красным заголовкам. В заметке Франческо Креспо представал как «гомосексуалист-куртизан». Была приведена его биография, с особым упором на тот факт, что некогда он работал танцовщиком в гей-клубе в Винченце, хотя и меньше недели. Автор заметки, как и следовало ожидать, связывал это убийство с недавним убийством Леонардо Маскари и предполагал, что сходство между жертвами означает лютую месть убийцы трансвеститам. Объяснить мотивы такой мести автор не удосужился.
Утренние газеты подхватили и развили эту идею. «Газзетино» подсчитала, что за последние годы в провинции Порденоне были убиты десять проституток, и постаралась доказать связь между теми преступлениями и убийствами трансвеститов. В «Манифесто» под материал о Креспо отвели целых две колонки на четвертой полосе, что позволило журналисту выбирать выражения поцветистее. Он писал, например, что Креспо – это «один из паразитов, присосавшихся к загнивающему телу итальянского буржуазного общества».
С присущей ей непререкаемостью «Коррьере делла Сера» ничтоже сумняшеся перешла от убийства безвестного гомосексуалиста к убийству известного венецианского банкира. Статья ссылалась на «местные источники», сообщавшие, что для определенных кругов «двойная жизнь» Маскари не представляла секрета. Его смерть явилась неизбежным следствием «нравственного упадка», к которому привела его «порочная слабость».
Брунетти, заинтересовавшись «источниками», набрал номер римского отделения газеты и попросил соединить его с автором статьи. Тот ответил и, узнав, что Брунетти – комиссар полиции и желает знать, откуда он почерпнул информацию, заявил, что не вправе раскрывать свой источник и что доверие между журналистом и источником, с одной стороны, и журналистом и читателями – с другой, должно быть взаимным и абсолютным. Более того, назвать имя человека, рассказавшего ему о Маскари, ему не позволяют высокие моральные принципы, на которых зиждется журналистика. Минуты три, наверное, прошло, прежде чем Брунетти сообразил, что этот тип не шутит, а говорит то, что думает.
– Вы давно работаете в газете? – наконец перебил он журналиста.
Журналист, увлекшись изложением своих принципов, целей и идеалов, аж поперхнулся от неожиданности, прерванный на середине выступления. Помолчав, он ответил:
– Четыре месяца. А что?
– Вы можете сейчас перевести меня на коммутатор или мне необходимо перезванивать?
– Могу. А что?
– Я хочу поговорить с вашим редактором.
Газетчик заколебался, а потом его осенило: вот же оно, проявление двуличия власть имущих и подтверждение того, что бизнес и государственные структуры находятся в тайном антиобщественном сговоре.
