Антология «Битлз»

Сильный человек без труда поднимет тяжелую ношу. А другому на это не хватает силы. Намерения у них обоих одинаковы, но только один демонстрирует способность осуществить их. Чтобы молитва подействовала, надо молиться, отрешившись от всего, поскольку чем сильнее проявления материального мира (или уровня сознания), тем незначительнее результат. Поэтому сила молитвы — предмет духовного развития человека. Вот почему трансцендентный уровень сознания так важен, вот почему мантра так важна для достижения этого уровня. Мантра — что-то вроде рецепта. Если в рецепте есть нужное слово, вы получите необходимое лекарство.
      Мы идем по жизни, ведомые нашими органами чувств и нашим эго, стремимся к новому опыту, потому что без опыта мы не обретем знания, а без знаний нет свободы. Но в пути нас опутывает невежество и мрак, и виной тому наше эго и наша связь с материальной энергией. Поэтому, хотя мы и от Бога, мы не похожи на него — из-за грязи, которую собираем в пути, и, чтобы очиститься от нее, необходимо бороться за это. Пчела летит к цветку, чтобы собрать пыльцу, потом пытается найти цветок, более богатый пыльцой. Инстинкт велит пчеле собрать больше нектара, а душе — стремиться к лучшему опыту. Но, набравшись этого опыта — познакомившись со знаменитыми людьми, заработав денег, объездив мир, добившись признания, — по-прежнему думаешь: «И это все?» Кто-то мог бы удовлетвориться этим, а я не смог и до сих пор не могу.
      Пребывание в «Битлз» не только не ускорило во мне процесс познания Бога, но и затормозило его, поскольку оставляло больше впечатлений и создавало таким образом больше затруднений. Все опыты и мысли записаны на твоем внутреннем файле. Медитация — единственный выход. Ею занимаешься, чтобы избавиться от всего лишнего, и, когда избавляешься от него, становишься тем, кто ты есть на самом деле. В том-то и штука, что мы уже такие, какими хотели бы быть. Все, что нам остается, — пройти обратный процесс.
      Все, чего мы хотели, — быть рок-группой, но, как сказал Шекспир, весь мир — театр, а люди в нем актеры. Мы просто играли свои роли. Быть «Битлз» — все равно что какое-то время носить костюм, но это были не настоящие мы. Никто из нас не был таким на самом деле. Наша истинная натура стремилась открыть все, что таилось внутри нас. Все наше знание».
       Джон: «В любом путешествии — будь то под воздействием наркотиков или каком-нибудь другом — лькрываешь самоосознание, все то, что тебе уже известно. Никто не говорит тебе ничего нового. Ученый не открывает ничего нового, он только рассказывает о том, что уже существует. Никто не может дать тебе сказать что-то новое. Даже такие люди, как Дилан, или Сартр, или кто-нибудь другой. Их слова звучат как откровение, но в них заключается то, что в глубине души ты уже знаешь, и теперь ты только получаешь подтверждение этому».
       Джон: «Не могу найти слова, чтобы выразить ему нашу признательность. Он просто был очень славным, и мы вспоминаем его, как все приятное, что было в нашей жизни (67).
       Пол: «Это ужасный удар. Я потрясен» (67).
       Ринго: «Мы любили Брайана. Он был великодушным человеком. Мы многим ему обязаны. Мы прошли долгий путь вместе с Брайаном, по одной и той же дороге» (67).
       Джордж: «Большую часть своей жизни он посвятил „Битлз“. Он нравился нам, мы любили его. Он был одним из нас. Смерти как таковой не существует. Всех нас утешает сознание того, что сейчас ему хорошо» (67).
       Ринго: «В Бангоре мы узнали, что Брайан умер. Это был настоящий удар, мы растерялись и не верили случившемуся: „Что за шутка?!“ Люди не верят в смерть, потому что не хотят слышать такие новости. Ты не знаешь, как жить с ней дальше. Если присмотреться к нашим лицам на снимках того времени, на них написано: „Что это? Что все это значит?“ Наш друг умер. Он был скорее нашим другом, чем менеджером. Брайан был одним из наших друзей, а теперь мы остались одни. Мы приехали в Бангор полные надежд и с охапками цветов, а тут эта новость. Уезжали мы полные скорби».
       Джордж: «Нам позвонили. Не знаю, кто взял трубку, кажется Джон. Он побледнел и сказал: «Брайан умер».
      Мы совсем ничего не знали, кроме того, что его нашли мертвым. Странно, что это произошло именно в те минуты, когда мы занимались медитацией. Можно не придавать этому совпадению никакого значения, но факт остается фактом. Когда начинаешь совершать путешествия в глубь себя, это в корне меняет твою жизнь, и то, что жизнь Брайана оборвалась именно в этот день, было знаменательно. Мы собрали вещи и вышли на улицу, где нас ждали журналисты. Есть пленка, где запечатлено, как мы говорим, что мы потрясены и ошеломлены. Мы сели в машину и вернулись в Лондон».
       Пол: «Мы были потрясены, потому что занимались поисками смысла жизни, а он умер. Помню, как мы пытались справиться с горем, как заговорили об этом с Махариши, чтобы он помог нам. Мы сказали: «Знаете, он был нашим настоящим, давним другом. Он всегда был нашим менеджером, а теперь его нет. Должны ли мы уехать? Может быть, нам не следует оставаться здесь? Как нам поступить, гуру?»
      И он ответил: «Ну, что ж, он завершил свой земной путь. Это в порядке вещей». Все это соответствовало его представлениям. Мы снова поговорили с журналистами, сказали, что все мы скорбим. Мы и вправду скорбели, потому что Брайан был замечательным человеком, — это как раз тот случай, когда помочь ты уже ничем не можешь.
      Его смерть потрясла всех нас. Помню, Джон тоже был в шоке. Он потерял дар речи. Шок был сильным, потому что Брайана мы знали с давних времен, он был нашим доверенным лицом, мы были очень близко знакомы с ним. Когда такое случается, потрясение бывает чудовищным, оттого что смерть нарушает сложившиеся отношения. При этом думаешь: «Неужели больше я его никогда не увижу?» Я любил его».
       Джон: «Мы любили его, он был одним из нас. Медитация Махариши придает достаточную уверенность, чтобы выдержать такое испытание, несмотря на то, что мы только начали заниматься ею» (67).
       Нил Аспиналл: «Помню, совершенно случайно на пляже в Бангоре я встретил Джерри Марсдена. Он катался на надувной лодке. По радио в машине я услышал о смерти Брайана. Я сказал об этом Джерри, и он был потрясен. Потом я отправился туда, где остановились ребята и Махариши. Я сказал Джону, что Брайан умер, а он ответил: „Знаю. Вот интересное дело…“ И я ужаснулся: „Что?!“ Все они были в шоке».
       Джордж Мартин: «Лично я был очень привязан к Брайану, и о его смерти я узнал достаточно странным образом. У меня есть загородный дом (в котором я теперь живу постоянно). Я вернулся туда после трудного дня в Лондоне, и хозяин местного магазина выразил мне соболезнования. Я спросил «По какому поводу?» А он объяснил: «Ведь ваш друг умер…»
      Я ничего не знал. Как раз в это время моя жена родила Люси, нашего первенца. Когда их выписали из больницы, мы заехали в лондонскую квартиру и на пороге нашли букет цветов. Его послал Брайан. Цветы уже увяли. В тот самый день и пришло известие о его смерти. Она стала для нас тяжким испытанием».
       Ринго: «Махариши посоветовал нам не цепляться за Брайана — любить его, но отпустить его с миром, потому что все мы обладаем большой силой и можем помешать его естественному вознесению на небеса. Он сказал: „Знаете, вы уже оплакали его, вы любите его, а теперь дайте ему уйти“. И это нам помогло».
       Джон: «Все мы очень опечалились, но это была управляемая скорбь и управляемые эмоции. Как только я начинал ощущать подавленность, я вспоминал о Брайане что-нибудь хорошее. Но боль не спрячешь: стоило мне взять телефонную книжку и увидеть его фамилию, я вновь сознавал, что его уже нет. Можно вспоминать только о хорошем, но что-то в глубине души подсказывает нам, что смерть Брайана — это горе.
      Когда умирает близкий нам человек, мы испытываем боль, а мы с Брайаном были очень близки. Всем нам хотелось хорошенько выплакаться. Но вряд ли это могло помочь нам.
      Мы все горевали, но трансцендентальная медитация помогла нам выстоять. Мы же не горюем, когда ребенок становится подростком, подросток — взрослым, а взрослый человек — стариком. Так и Брайан просто вступил в следующий этап. Его дух по-прежнему витал рядом с нами и всегда будет витать. У нас сохранилась о нем материальная память, на которую мы и впредь будем опираться. Это страшная утрата — мы потеряли гения, но и раньше случалось, что гении умирали, а их дух все равно продолжал приносить пользу миру.
      Он должен был поехать в Бангор и вместе с нами научиться у Махариши трансцендентальной медитации. Досадно, что он этого не сделал» (67).
       Ринго: «Мне и в голову не приходило, что Брайан покончил жизнь самоубийством. Я думал, что Брайан просто принял успокаивающие лекарства, вероятно прописанные врачом, потом проснулся и принял еще. События его последней ночи хорошо известны. По-моему, то же самое случилось и с Китом Муном — слишком большая доза снотворного. Все они думали: „Да ничего со мной не случится“. И с Джими — Джимом Моррисоном, — и со всеми остальными… Вряд ли они сознательно решали умереть».
       Джордж: «Когда я в последний раз беседовал с Брайаном, я видел, что он изменился, но это было неизбежно. Всякий, кто принимает ЛСД, меняется и уже навсегда перестает быть таким, как прежде. Последствия приема ЛСД со временем исчезают, но определенные изменения сохраняются. Мне казалось, что Брайан заинтересовался Индией, моими мыслями и чувствами. Возможно, он был бы не прочь встретиться с Махариши, но, к сожалению, так и не успел.
      Я уверен, что это трагическая случайность. В те дни многие по случайности погибали от передозировки стимуляторов, амфетамина или алкоголя, давились сандвичами — такое часто случалось. То же самое произошло и с Брайаном: он захлебнулся рвотой.
      Совершенно очевидно, что он был несчастлив, и в фильме «The Rutles» эта ситуация показана максимально приближенной к реальности: «Не сумев найти настоящих друзей, он решил стать учителем в Австралии».
       Пол: «По-моему, в его смерти нет ничего зловещего. Ходили слухи о самых мрачных обстоятельствах, но лично я считаю, что виной всему передозировка спиртного и снотворного. Свидетельств обратному нет, и, по-моему, произошло вот что: Брайан отправился в свой загородный дом. Был вечер пятницы, он ждал друзей. Брайан был гомосексуалистом, и у него бывали молодые мужчины. Он увлекся одним из них, но в тот вечер к нему никто не пришел, и он решил: «Сегодня же пятница! Если поспешить, я еще успею съездить в какой-нибудь лондонский клуб». Зная Брайана, предположить это нетрудно. Он вернулся в Лондон, но все клубы уже закрывались, в них было почти пусто.
      Поэтому он выпил, потом попытался утешиться таблеткой-двумя снотворного (Брайан постоянно пил снотворное). А среди ночи он проснулся: «О господи, опять не спится. Значит, снотворное я не принял». И он выпил еще несколько таблеток. Думаю, они его и убили.
      Через пару дней после его смерти я разговаривал с дворецким Брайана. Он сказал, что не заметил ничего подозрительного в поведении и настроении Брайана. Это подтверждает мои предположения о том, что это всего лишь несчастный случай».
       Нил Аспиналл: «После смерти Брайана пришлось ломать дверь его спальни. Я не верю, что он пытался покончить с собой. На следующий день он собирался приехать в Бангор».
       Джордж Мартин: «Мы с Брайаном лечились у одного и того же врача, поэтому мне известны некоторые обстоятельства. Брайан часто принимал стимуляторы и снотворное, он много пил. По-моему, он был несчастен».
       Ринго: «Роль Брайана сильно изменилась: ему уже не нужно было организовывать наши концерты по всему миру. Мы работали в студии, записывали и выпускали пластинки. А что ему оставалось делать? Чтобы арендовать студию, достаточно одного звонка. А чем заняться все остальное время?
      Вначале он участвовал во всех наших делах, а мы были неразрывно связаны с ним. Мы с Джорджем жили в Лондоне, в том же квартале, что и он, мы могли дойти друг до друга пешком. Потом он купил загородный дом, куда мы приезжали в гости на замечательные, шумные выходные. А потом я вдруг женился и обзавелся ребенком; у меня были семья, «Битлз» и Брайан, но Брайан переместился в этом списке на третье место. Вот как это было, приоритеты изменились, и, думаю, такое случилось не только со мной.
      Мы были по-прежнему близки с Брайаном, как и раньше. Мы бывали у него дома, он приезжал к нам. Мы везде бывали вместе. Но конечно, мы стали проводить с ним меньше времени, потому что у нас появились и другие интересы, не связанные с ним».
       Джордж: «С тех пор как мы перестали ездить в турне, Брайану было нечем заняться. Он остался не у дел. Мы проводили время в студии, а он редко бывал там, хотя в прежние времена иногда прослушивал наши песни. Но, поскольку мы подолгу работали в студии, он не мог постоянно видеться с нами. Мы разве что вместе отдыхали».
       Пол: «Постепенно у „Битлз“ возникло желание распоряжаться орудиями своего ремесла. Еще до появления нашей собственной компании — „Эппл“ — мы в буквальном смысле слова были своими менеджерами. Поэтому Брайан стал лишним. Мы говорили ему: „Послушай, мы не хотим, чтобы ты лишался работы, но мы все сделаем сами“. В общем, все было непросто. Он никому не жаловался (он по-прежнему считался нашим менеджером), но, думаю, он чувствовал себя выброшенным за борт, и, я уверен, ему было очень тяжело».
       Нил Аспиналл: «В сущности, теперь ему не нужно было так вкалывать — по крайней мере на «Битлз». Ему, как и всякому человеку, были полезны перерывы в работе.
      Брайан был очень близок с ребятами, но еще больше он сделал не для «Битлз», а для карьеры Силлы, Джерри и «Pacemakers», Билли Дж. Крамера, Томми Куикли, а затем — для Роберта Стигвуда и «Cream», а также «The Bee Gees». Но потом, насколько мне известно, Брайан переложил многие дела на Роберта Стигвуда, а Вик Льюис занимался всеми остальными группами, так что Брайану остались только «Битлз».
       Джордж Мартин: «Кое-кто считал, что в определенной степени Брайан утратил контроль над ребятами. Они стали слишком популярными, слишком значительными, а его собственные дела шли отнюдь не гладко. И в то же время после его смерти ребята поняли, что лишились своего лидера.
      Он опекал их с самого начала. По иронии судьбы, если бы он не умер, его бы ждало огромное потрясение: рано или поздно он потерял бы их. Но в то время его смерть казалась катастрофой».
       Ринго: «Трудно сказать, расстались бы мы с Брайаном или нет, но, по-моему, ничего подобного мы не собирались делать. Мы только несколько отдалились друг от друга, потому что работы у него убавилось. Но я считаю, что если бы Брайан до сих пор был жив, он оставался бы нашим менеджером. И, будь у нас Брайан нам не пришлось бы пройти через испытание Алленом Кляйном, чтобы остаться самими собой».
       Джон: «Когда Брайан был нашим менеджером, мы всецело доверяли ему. Сейчас я могу сказать, что он допустил немало ошибок. Знаю, что вы можете воскликнуть: «Да какой же он тогда бизнесмен!» Но для нас он был экспертом.
      Брайан нравился мне. С годами мы с ним подружились. Из всех ребят я был его самым близким другом. Он обладал множеством достоинств и был веселым человеком, скорее артистом, чем бизнесменом, и этим он походил на нас.
      Благодаря стильному, умевшему общаться с прессой менеджеру «Битлз» приобрели другой стиль. Он в буквальном смысле слова подчистил нас, привел в порядок. Между Брайаном и мной не раз вспыхивали ссоры: я не желал цивильно одеваться. Между ним и Полом существовал какой-то тайный сговор против меня (72). Чаще всего им удавалось уговорить меня, но я по-прежнему портил весь имидж. Конечно, я не подводил ни Пола, ни Брайана; но они потратили немало сил, чтобы моя индивидуальность никому не причиняла лишних хлопот (80).
      Впрочем, до этого никогда не доходило. Брайан никогда не упорствовал, и, если Брайан, Пол и еще кто-нибудь говорили: «Послушай, почему бы нам не подстричь волосы и не одеться вот так», я в конце концов отвечал: «Ладно» или «Черт, я всего лишь расстегнул воротник!»
      У людей часто складывается не совсем правильное представление о нас: то они думают, что всю работу делал Джордж Мартин, а «Битлз» бездельничали, то — что «Битлз» делали всю работу, а Джордж Мартин оставался в тени, а иногда — что все делал один Брайан. Но все это неверно. Наши усилия сочетались. Сам я думаю так: если бы в «Битлз» вошли Джон, Пол и двое других людей, мы никогда не стали бы теми самыми «Битлз». Чтобы получились «Битлз», нужны были Пол, Джон, Джордж и Ринго. Несправедливо говорить: «Раз Джон и Пол писали все песни, значит, они внесли самый большой вклад», — потому что, не будь нас, песни группы появились бы из какого-нибудь другого источника. И Брайан внес такой же весомый вклад в нашу работу в первые годы: мы были талантливыми, а он обладал деловой жилкой. Он продавал нас, он рекламировал нас. В первые годы существования «Битлз» Брайану пришлось нелегко, он умел организовывать турне. (Хотя однажды в Италии нам не заплатили, а в Маниле нас чуть не прикончили.) Все это он делал для нас, без него мы бы не обошлись, и наоборот» (72).
       Дерек Тейлор: «Есть такая история, почти легенда, потому что никто не знает, правда это или нет, поскольку было это в начале их пути. Кажется, это случилось в студии «ЕМI». Брайан сказал: «Кажется, кто-то из вас фальшивит». А Джон ответил: «Мы будем петь, а твое дело — подсчитывать проценты». Брайан сам рассказывал мне об этом. Возможно, так оно и было. Но такое случилось только однажды, поскольку Брайан побаивался вмешиваться в их работу.
      Никому не хотелось спорить с этой четверкой, это было рискованно. Неприятно связываться сразу с четырьмя противниками. А они сразу вскипали и показывали клыки. Правда, потом они быстро остывали, но все равно их укусы были болезненными. Оставалось только побыстрее уползти в берлогу, чтобы зализывать раны».
       Джон: «Брайану никогда не удавалось заставить нас делать то, чего мы действительно не хотели делать. Для этого он был слабоват.
      Однажды Брайан пришел к нам в Париже и заявил, что с него хватит, что он продаст нас Дельфонту или Грейду — не помню, кому из них. А мы все ответили — я сам это сказал, — что мы немедленно прекратим работу. Мы сказали так: «Если ты так поступишь, мы сразу все бросим. Мы перестанем играть, группа распадется. Мы не станем работать ни с кем другим, особенно с этими людьми».
      Они ничего не понимали, все эти Риченберги и Грейды. Они не умели обращаться с такими людьми, как мы. Они привыкли иметь дело с ослами или такими болванами, как Томми Хендли, которые наводнили эстраду после войны, или с группами вроде «Crazy Gang», которые, как часто повторял Дерек, выглядели так, будто им впрыснули силикон, чтобы вытащить на сцену в восемьдесят лет.
      Когда Брайан пытался убедить нас поступить так или иначе, нам было все равно, законно это или нет. Как и теперь. Когда что-нибудь происходит, мне нет никакого дела, законно это или нет. Я могу удрать, и пусть меня ищут. Пусть гоняются за мной по всей Японии или Африке, чтобы заставить делать то, чего я не хочу. Пусть катятся подальше! Никакой контракт не остановил бы нас» (72).
       Пол: «Ошибаются те, кто считает, что мы с Брайаном одели „Битлз“ в костюмы, — все мы охотно пошли к портному. А стрижки мы с Джоном сами сделали в Париже».
       Брайан Эпстайн: «Не знаю, кто — Шекспир или Ринго Старр — сказал: «Когда бизнес перестает радовать, я бросаю его». Но кем бы это ни было сказано, я понимаю его. А в этом году я чуть было не бросил все.
      Один человек делал все, что мог. Он вкалывал изо всех сил. Он стучался во все двери и кричал на каждом углу о возможностях одной группы, когда ансамбли никому не были интересны. Люди считали его сумасшедшим, но он не успокаивался».
       Ринго: «Брайан был замечательным. Ему можно было доверять. Он был веселым, он знал все пластинки, как тот парень из фильма «Diner», Мы часто затевали с ним такую игру — спрашивали: «А что записано на второй стороне „C'mon Everybody“?» И он отвечал. А мы продолжали: «А какое место она заняла в хит-параде?» Но он знал и это. Это было что-то потрясающее.
      Он пытался придать нам лоск, водил нас в хорошие рестораны вместо дешевых закусочных. Он убеждал нас носить галстуки, убеждал аккуратно одеваться, и он действительно говорил: «Не пейте на сцене, старайтесь не курить во время выступления». Он в самом деле оказывал на нас влияние, чтобы публике было легче принять нас».
       Пол: «Мы все были очень близки с Брайаном, а Джон — больше всех. Кажется, еще в первые годы Джон как-то отвел его в сторонку и сказал: «Слушай, если ты хочешь иметь дело с этой группой, запомни, что я здесь главный». Джон был способен на такое, он умел ловить случай, а мы, остальные, обычно говорили: «Ладно-ладно, дружище, нет вопросов».
      Видимо, именно поэтому Джон отправился отдыхать в Испанию вместе с Брайаном: Джон пытался закрепить за собой положение лидера группы. А еще я уверен, что Брайан был влюблен в Джона. Все мы любили Джона, но Брайан любил его иначе из-за своей нестандартной ориентации».
       Джордж Мартин: «Мы с Брайаном были хорошими друзьями. Я знал, что он гомосексуалист, но мы с Брайаном и Джуди, моей женой, составили тройку верных друзей. Иногда мы бывали где-нибудь все вместе, и нам было весело.
      Думая о вкладе Брайана в успех группы, я понимаю, что не познакомился бы с «Битлз», если бы не Брайан. Кто знает, что стало бы с ними, если бы они не встретились с Брайаном? Кто знает, вошел бы Ринго в группу или нет? Слишком много «если», которые никто не способен оценить».
       Джон: «Смогли бы „Битлз“ добиться такого же успеха, какой имеют сегодня, если бы не Эпстайн? Нет, как я пониманию. Но теперь это уже не важно, ведь мы все-таки познакомились с ним и прославились. Если бы он не появился, все мы — четверо „Битлз“ и Брайан — стремились бы к одному и тому же, хотя и шли бы, наверное, разными путями. Все мы знали, чего мы хотим, мы помогли ему, а он помог нам» (67).
       Пол: «Что касается гомосексуальных наклонностей Брайана, все мы были слишком далеки от этого, и, думаю, Брайан это понимал, потому что никогда не делал в мою сторону никаких поползновений, а мы, в свою очередь, не задавали ему вопросов. Мы бывали в клубах и пабах, работающих допоздна, и теперь, вспоминая об этом, я понимаю, что среди них, должно быть, были и гей-клубы, потому что там мы встречались с друзьями Брайана, а позднее я узнал, что они тоже были гомосексуалистами. Но Брайан не был геем в строгом смысле этого слова, он был, скорее, мачо, а его друзья — просто славными ребятами. По-моему, никто из нас ничего не знал тогда о мире гомосексуалистов.
      То, что Брайан — гей, было всегда очевидно. При желании мы вполне могли говорить с ним на эти темы, но он никогда не произносил слов вроде: «Привет, Пол, сегодня ты потрясающе выглядишь». Поскольку я всегда охотился за женщинами, я явно не был гомосексуалистом, и, думаю, все мы производили такое же впечатление. Поговаривают, что однажды Джон вступил в интимную связь с Брайаном, но лично я в этом сомневаюсь. Когда мы говорили об интиме, речь всегда шла исключительно о девушках.
      Говорят, что в шоу-бизнесе заправляют геи, что в нем чувствуется влияние гомосексуалистов, многие главы компаний и влиятельные люди — геи. Может быть, то, что наш менеджер был гомосексуалистом, во многом помогло нам.
      Они охотнее принимали нас, потому что им было легче договориться с нашим менеджером. Оглядываясь назад, я понимаю, какие связи существовали между продюсерами-гомосексуалистами. Но в то время мы ничего об этом не знали.
      Попасть в гомосексуальные круги неплохо, но проникать туда пришлось Брайану, а мы были просто пешками в этой игре. Нам это было очень полезно, и всякий, кто твердит, что Брайан был плохим менеджером, ошибается: Брайан был замечательным».
       Джордж: «Брайан совершал свое собственное путешествие, не то же самое, что и мы. До какого-то момента он был с нами, но у него была своя карма, которую ему пришлось отработать, а мы были своего рода транспортным средством, с помощью которого он смог достичь желаемого.
      Вспоминая биографию Брайана Эпстайна — о том, как его выгнали из армии, как неудачи преследовали его в школе, как он бросил Королевскую академию драматического искусства (он воображал себя артистом), как он пытался продолжить семейный бизнес, но эта роль его не устраивала, — можно понять, что мы были для него идеальным орудием. Наше сотрудничество было взаимовыгодным: мы нуждались в человеке, который помог бы нам подняться выше, а ему были нужны те, кто помог бы ему выбраться из ямы, в которой он очутился. Нас объединяли общие интересы, но, как только мы перебрались в Лондон и он стал известным импресарио и мультимиллионером, наши отношения перестали быть прежними.
      Мы не общались и не пытались выяснить, что происходит за дверями наших спален (как в «Двери восприятия» Олдоса Хаксли). Брайан вращался в мире гомосексуалистов, о котором мы ничего не знали. Мы знали, что он «друг Дороти», но не бывали с ним в этом мире. В те дни каждый хранил свои тайны. (И лично я этому только рад. Не хватало еще видеть менеджера, который расхаживает по гримерной в окружении мужчин в женском белье!)
      Мы не знали, чем он занимается, только слышали о том, как кто-то ограбил или избил его. Кажется, это случилось с ним, когда он принял кислоту. Через пару дней я встретился с ним. Он сидел в комнате, обложившись газетами, и рвал в клочки каждую, в которой было хоть слово о нем. Уверен, любой психоаналитик согласился бы с ним».
       Джон: «Брайан был неуравновешенным, со странностями, своими тайнами, иногда он пропадал на несколько дней. Он казался ненормальным, но мы не обращали на это внимания. Только позднее мы начали обо всем узнавать. Периодически у него случались депрессии, он бросал все дела и целыми днями спал под действием снотворного. Или его избивал какой-нибудь докер на Олд-Кент-Роуд. Внезапно вся работа замирала, потому что Брайан куда-то исчезал.
      Если что-то с ним и происходило в конце жизни, то не на моих глазах. Последние два года до его смерти мы слишком мало общались.
      После того как мы перестали ездить в турне, ему было нечем заняться. Деньги от проданных пластинок текли рекой. Билли Дж. и остальные быстро теряли популярность. Короче, все остальные его протеже сходили со сцены. Мы отдалялись друг от друга.
      Когда кто-нибудь умирает, ты думаешь: «Если бы я почаще говорил с ним, наверное, ему было бы легче». Я чувствовал себя виноватым, потому что раньше мы с ним были близки, а потом я целых два года занимался своими внутренними проблемами, не встречался с ним и не знал, как он живет.
      Его предложения: «Может, сегодня поужинаем вместе?» — всегда ставили нас в тупик. Мы почти не виделись с ним. Нас было четверо, а он оставался в одиночестве. Мы быстро отдалялись, паузы в общении затягивались, он начал употреблять кислоту. Мы могли бы образумить его, что однажды и пытались сделать. Но мы не успели: он умер (72).
      Я приобщил Брайана к колесам, что вызывало у меня угрызения совести. Я сделал это, чтобы заставить его разговориться, выяснить, каков он на самом деле. Помню, как он просил: «Только не напоминай мне об этом». И это обещание я сдержал» (70).
       Джордж: «Вот дерьмо! Ты можешь быть мультимиллионером, иметь все, что только хочешь пожелать, но рано или поздно ты все равно умрешь, как все, и это паршиво. Можно прожить жизнь, даже миллион жизней, но так и не понять зачем. Можно попытаться понять, в чем смысл жизни, или вспомнить о Лайм-стрит в Ливерпуле и снова почувствовать себя ливерпульским мальчишкой. Вот о чем я думал: «Переходить с одной ступеньки на другую не так уж трудно; все дело в изменении собственных взглядов и представлений». Я всегда ощущал близость к людям, к публике, к тем местам, где я вырос, к тем, кто восхищался «Битлз» во всех странах мира.
      Думаю, именно поэтому я писал песни, в которых пытался сказать: «Все вы можете пережить это, такое доступно каждому». Но потом вдруг понимаешь, что можно отвести коня на водопой, но не можешь заставить его пить. Можно столкнуться лицом к лицу с истиной и не разглядеть ее: люди замечают ее только тогда, когда готовы к этому. Иногда они понимают песни превратно, как наставления, но я никогда не стремился проповедовать что-то».
       Пол: «Брайан был бы рад узнать, как мы любили его».
       Джон: «Умерло только тело Брайана, но его дух всегда будет с нами. Его власть и сила во всем, они не исчезнут. Когда мы шли по верному пути, он принимал это, а когда сбивались с пути, он предупреждал нас — и обычно оказывался прав. Но так или иначе, на самом деле он вовсе не умер» (67).
       Джон: «Теперь нам решать, к чему стремились мы и Брайан. Даже если физически он умер, но думать так — значит аккумулировать негативную энергию. Он помогал нам делать то, что мы делали, и это стремление не угасло.
      Мы понятия не имеем, найдем ли мы нового менеджера. Мы всегда были в курсе собственных дел, мы будем продолжать заниматься ими и теперь. Мы знаем, как должны и не должны поступать. Брайан был нашим наставником, и нам будет недоставать его» (67).
       Джордж: «После смерти Брайана возникла гигантская пустота, потому что именно при нем мы начали становиться профессионалами и стремиться к выпуску пластинок и лондонскому „Палладиуму“. Мы ничего не знали о своих личных счетах и финансах вообще. Он заботился обо всем, и после его смерти в делах воцарился хаос».
       Джон: «Мы пали духом, и я понял, что нам грозят неприятности. Я вовсе не заблуждался насчет наших способностей заниматься чем-либо еще, помимо музыки, и мне было страшно. Я думал: «Вот мы и влипли» (70).
       Ринго: «Мы гадали, как же нам теперь быть. Мы вдруг превратились в цыплят без головы. Что нам делать? Что делать?
      А потом мы узнали, что теперь все права принадлежат Клайву Эпстайну, и отправились к нему, чтобы поговорить о его планах. Но он заявил, что его больше интересует его мебельный магазин и дом в Ливерпуле. Со временем мы отделались от Клайва и занялись созданием компании «Эппл». Мы не думали о том, чтобы взять кого-нибудь другого на место Брайана — по крайней мере, пока, потому что все сильно переменилось: мы записывали пластинки, а не ездили в турне».