Золотая серия фэнтези - Отвага Соколов (Тайные тексты - 3)

Я усовершенствую вас в соответствии с моими собственными желаниями и нуждами: вырежу умных, любопытных и предприимчивых, оставлю смирных, тупых и медлительных, потому что их кротость и спокойствие облегчат мою заботу о вас. Я возложу на вас любую угодную мне работу, и все, что вы когда-либо сделаете, не принесет вам ни моей благодарности, ни свободы. А потом настанет день, когда вы отдадите мне своего последнего отпрыска и последнюю каплю молока, и тогда я убью вас, чтобы иметь в своем распоряжении ваши кости, зубы и шкуры. Потому что тот, кто не способен более служить мне своей жизнью, должен послужить собственной смертью.
      И сделка, которую вы заключаете со мной, на все времена ляжет на ваших детей и ваших потомков. Вы заплатите за иллюзию удобства и безопасности всем, что у вас есть, и всем, на что могли надеяться как вы, так и ваши наследники. И в конце концов лишь я один извлеку выгоду из заключенной нами сделки, ибо безопасность - это только иллюзия, а спокойствие - это тюрьма. Лишь тот, кто способен рискнуть своей жизнью и удобством, может надеяться на победу.
      Если Кейт или Ри поверят лжи Луэркаса, битва закончится, так и не начавшись... Но пока ни один из них не дрогнул даже на мгновение.
      Дугхалл мрачно покачал головой; скоро придет его время, скоро ему самому придется вступить в борьбу, ибо, поняв, что он так и не смог поколебать уверенности Ри и Кейт, Луэркас будет вынужден убить их. Ни один пастух не потерпит непокорных овец в своем стаде.
      Дугхалл стоял на коленях в кругу, сжав руки и закусив губу. Он страшился предстоящего всем своим существом, как никогда не боялся в своей жизни. Лишь он один мог победить Луэркаса, лишь он один обладал силой, необходимой для того, чтобы бросить вызов могущественному Дракону. И если он получит такую возможность, если ему хватит решимости и отваги, чтобы обратить ситуацию в свою пользу - он победит.
      Он готов был произнести последние слова своего заклинания, старательно превращенного им в магический концентрат, мощь которого вселяла в самого Дугхалла немалый трепет, - но для этого сначала нужно было одолеть мучивший его страх. Тело его содрогалось, а душа просила пощады. Никогда еще не был он столь одинок.
      Наконец Дугхалл понял, что враг начал вырывать души из тел двух своих противников, чтобы извлеченной из них же силой раздавить Кейт и Ри. И оба они вдруг напряглись и одновременно прыгнули, заранее зная, что атака их обречена на неудачу.
      Время песком просачивалось сквозь пальцы Дугхалла, и чем упорнее он старался удержать его, тем быстрее оно утекало прочь.
      Дайте мне силы совершить то, что требуется от меня, обратился он к тем богам, которые могли слышать его. Затем он прикоснулся к тонкой нити, связывавшей его с созданной им пустотой и с той безнадежной драмой, что разворачивалась в Вуали, и заставил себя забыть об ужасе, копошившемся в глубине его ума, вопиявшем о вещах много худших, чем физическая смерть.
      Оказавшись во тьме Вуали, он сразу увидел два бледных огонька - Кейт и Ри - и холодный яркий свет, исходящий от Луэркаса. Все трое сошлись в отчаянной битве и видели лишь друг друга. Луэркас, не зная о том, что противников его стало трое, на одно-единственное мгновение опустил защищавшие его экраны, чтобы высвободить украденную им силу, вложить ее в жестокий, сокрушительный удар и уничтожить души Кейт и Ри.
      И в тот самый миг, когда щиты уже не укрывали врага, а чары его еще не начали действовать, Дугхалл помчался вдоль созданной им нити, выкрикивая на лету последние слова своего заклятия, устремляясь прямо к Луэркасу и сквозь него - так чтобы сущности их обоих, души их слились, заняв одно и то же пространство. Энергии обоих магов смешались, и, соприкоснувшись, две души вспыхнули как взорвавшаяся звезда.
      А теперь уходите отсюда подальше, закричал Дугхалл, обращаясь к Кейт и Ри.
      Кейт попыталась задержаться, но Ри подхватил ее и увлек в сторону от места решающей битвы. Заклятия Дугхалла начали кружить вокруг него и Луэркаса. Одно из них объяло собою магов, словно сферическое зеркало, мгновенно и с жестокой точностью обрушивая на обоих ревхах, тем самым не позволяя нанести ущерб никому, кроме них самих.
      Второе произнесенное Дугхаллом заклинание почти сразу же улетело во тьму Вуали с визгом губительницы-банши. Полыхая как метеор, оно исчезло в бесконечности тьмы столь же быстро, как и ворвалось сюда.
      Заклятие, которым ответил Луэркас, должно было испепелить Кейт и Ри, но вместо этого оно обрушилось на него самого и Дугхалла, отразившись от объявшего чародеев зеркального шара. Обоих магов пронзила боль оглушающая, ослепляющая, обжигающая и тошнотворная... боль, разжижавшая души, корежившая, сплавлявшая их воедино, так что они стали одной душой одной сущностью, наделенной двумя умами.
      - Отпусти меня, или ты погибнешь, - провыл Луэркас. - Я наделен силой тысяч мужчин и женщин... и нескольких тысяч детей. Ты и твои Соколы бессильны передо мной, вы никогда не сможете стать равными мне.
      - Я знаю, на что я способен, а на что нет, - ответил Дугхалл.
      - Я сам скажу тебе, на что ты не способен, осел. Ты не сможешь победить меня. Ты лишь истратишь все свои силы, сражаясь со мной, но ничего не добьешься. Тебе следовало остаться в своем доме на горе. Я мог бы сохранить тебе жизнь, мог бы оставить в покое ваше осиное гнездо колдунов и уродов.
      - Я не могу победить, - согласился Дугхалл. - Но я могу бороться.
      - Ты умрешь, и умрешь навечно. А, покончив с тобой, я разделаюсь с остальными... Их тоже ждет вечная гибель.
      Дугхалл почувствовал изменения в окружавшей их тьме. Позволив себе кратчайшую паузу, он попытался затем подтащить Луэркаса к созданной им ловушке.
      - Ты надеешься силой затащить меня во мрак забвения? - Луэркас расхохотался. Он с легкостью отражал все удары Дугхалла, вбирая в себя все новые и новые силы, позволявшие ему сопротивляться. Окружавшее обоих магов Зеркало не мешало Луэркасу извлекать энергию из душ тех, кто служил ему, оно лишь не давало ему обрушивать свою силу на кого бы то ни было, кроме себя самого и Дугхалла. - Ты - благородный дурак.
      - Я - меч богов, - возразил Дугхалл, ощущая приближавшуюся к ним неимоверную мощь и понимая, что конец теперь уже недалек. - Меня выковали ради этого дня, ради этого мгновения. Боги вынули меня из ножен и направили в твое сердце. Жди удара.
      И в этот момент Луэркас услышал звуки - пока еще негромкие, но уже узнаваемые, визгливо-воющие звуки банши, и увидел мерцающий огонек посланное Дугхаллом заклятие, метеором пронзая Вуаль, мчалось прямо на них.
      А через какое-то мгновение он узнал и то, что двигалось позади него.
      - Нет, - прошептал Луэркас, и в этот момент Дугхалл понял, что враг его дрогнул.
      Луэркас попытался высвободиться, но сущности их переплелись неразрывно.
      - Отпусти меня, - сказал он. - Быстро. Приближается один из тех, кто охотится между мирами.
      - Знаю, - сказал Дугхалл. - Это я призвал его.
      - Нет! - Луэркас отчаянно забился. - Те, кто охотится между мирами, пожирают души. Оно... оно сожрет нас. Мы навеки перестанем существовать.
      - Знаю.
      - Ну ты, сын шлюхи, это тебе не проклятое Зеркало Душ! И даже не Ворота... а мы можем сделать себе сейчас и Зеркало, и Ворота, если только поторопимся, и даже если пробудем внутри тысячу лет, когда-нибудь найдем себе путь на свободу. А это... это будет концом для нас обоих.
      - Я знаю. - В голосе Дугхалла прозвучала печаль.
      Он всеми силами сопротивлялся непрекращавшимся отчаянным попыткам Луэркаса разбить зеркальный шар и создать магическую защиту, которая позволит спастись им. Дугхалл отдавал зеркалу-шару до капли все свои силы и все чары, которыми могли поддержать его души Соколов. И оба чародея оставались на месте - на пути приближающегося охотника. Вливавшаяся в них обоих энергия полыхала светом все ярче и ярче, привлекая им безмозглого пожирателя.
      - Я знаю, что существование мое прекратится. Но оружие нередко ломается в руках богов, а я всего лишь слуга их. Тебя не волновала судьба сожранных тобой бесчисленных душ. Теперь ты сам погибнешь, и творимое тобой зло исчезнет из мира.
      Луэркас внезапно перестал сопротивляться. Он начал обрывать связи, соединявшие его с плененными душами.
      - Если приглушить свет, пожиратель не заметит нас, - объяснил он. Его привлекает наша энергия. Отбрось свое заклятие от нас, мы перестанем бороться и укроемся во тьме. Еще не поздно. Мы можем спастись.
      Свечение их битвы уже погасало: Луэркас торопливо освобождал души своих Шрамоносцев.
      - Слишком поздно было уже тогда, когда ты решил заплатить за собственное физическое бессмертие душами других людей. Сами боги ополчились против тебя и сделали меня орудием твоего уничтожения.
      - Ценой твоего бессмертия? Отпусти меня, Дугхалл. Пусть мы оба уйдем, а ублюдки, которые приказали тебе умереть, пусть сами придут за мной. Даю тебе слово... я никогда не причиню вреда ни тебе, ни твоим людям. Клянусь душой.
      - Нет. Я принимаю свою судьбу.
      - Почему? - завопил Луэркас. Кошмарное создание находилось уже почти рядом с ними. - Почему ты согласен на забвение?
      Дугхалл спокойно наблюдал за колоссальных размеров темным силуэтом, медленно и плавно приближавшимся к ним.
      - Почему?
      - Потому что я люблю их, - сказал Дугхалл, в то же мгновение осознав, что говорит истинную правду. - Я люблю их, люблю всех. Соландер напоследок ниспослал мне этот дар, и теперь я знаю, что такое истинная любовь, знаю, как можно любить каждое живое создание всей своей душой.
      - Какой бог может сказать, что любит тебя, и при этом обречь на небытие?
      - Ни один бог не способен заставить меня сделать это. Я был избран ими их мечом, но, как и положено Соколу, я сам нанесу удар, который покончит с тобой. Таков путь Сокола - в свой последний миг мы можем пожертвовать только собой и лишь по собственной воле.
      Теперь они были похожи на небольшое тусклое солнце. С того мгновения, когда Луэркас ощутил приближение пожирателя душ и попытался укрыться от него, он уже успел разорвать связь со всеми душами, которые питали его силу.
      Оставшийся в одиночестве, лишенный всех краденых сил, Луэркас сделался слаб, и Дугхалл заметил это. Враг ослабел настолько, что теперь Дугхалл уже мог бы затащить его в Зеркало Душ и спастись. Однако Луэркас был прав: хотя бы и через тысячу лет, но он наверняка найдет способ вырваться на свободу.
      Решение богов было окончательным... оно не могло быть иным. Луэркас совершил то единственное преступление, которому не было прощения. И Дугхалл имел лишь единственную возможность убедиться в том, что справедливый суд богов совершился, - удерживая Дракона на месте до тех пор, пока пожиратель душ не поглотит их обоих.
      И он держался, глядя в разверстую пасть холодной и абсолютно не отражающей свет твари, охотящейся между мирами.
      Дугхалл вспоминал свою жизнь... солнечные дни и теплые летние вечера на Имумбарранских островах. В свои последние мгновения он вспоминал смех, звучавший на улицах, прикосновение женских губ, кулачок своей первой дочери, обхватившей его палец и посмотревшей ему в глаза. Души их знали друг друга прежде, подумал он тогда. И время, проведенное ими вместе, было даром богов. Он вспоминал Дом Галвеев и старания Соколов принести в Калимекку любовь. Он думал о Кейт и Ри и в одно мгновение увидел предстоящие им битвы... всю их жизнь, полную борьбы и опасностей. Всегда находясь на грани поражения, они должны будут искать ту единственную тропу, которая - если они останутся стойкими и верными - приведет их к победе. И в борьбе этой они будут опираться друг на друга... А когда битвы закончатся, останутся вместе навеки.
      Он дал им этот шанс. Шанс бороться, шанс выжить... шанс вернуться в итоге к богам.
      - Отпусти меня! - визжал Луэркас. - Отпусти меня!
      Но Дугхалл еще крепче, еще полнее сливался с Луэркасом и держал его.
      - Водор Имриш, - молился он. - Отдаю себя ради того, чтобы жили другие. Я знаю, что у меня нет другого способа... но я боюсь. Я люблю жизнь. Я не хочу умирать навсегда. Если какая-то часть меня может выжить, прошу тебя...
      Он оборвал себя, не решившись просить о спасении. То, что он делал сейчас, совершалось ради Кейт, ради Ри, ради Соландера и Винсалиса, ради Хасмаля и Аларисты, ради его собственных многочисленных сыновей и дочерей и еще большего количества их детей, ради друзей, ради Соколов, ради всех незнакомых и не встреченных им людей, души которых своей добротой заслужили вечную жизнь. То, что он делал, он делал ради жизни.
      И ради любви.
      Я воистину люблю их, подумал Дугхалл, и вслед за этим изумленно прислушался к самому себе, ибо в это самое мгновение почувствовал, что больше не одинок.
      Его наполняла любовь - светлая, жаркая, объявшая собой всю вселенную. Токи этой всеобъемлющей любви проникли в Луэркаса, и он съежился, словно пытаясь забиться в какой-нибудь уголок самого себя. Я люблю даже Луэркаса, вдруг понял Дугхалл. Он не может прекратить творить зло, но тем не менее я люблю его.
      Ты брат мой во истине, прошептал голос, обращенный к разуму Дугхалла. И ты не одиноким уйдешь во тьму.
      И прежде чем пожиратель душ накрыл собой Дугхалла и Луэркаса, Соландер соединился с ними. Три души вспыхнули пламенем, стершим тьму Вуали, и любовь потоком хлынула в пустоту, на миг наполнив ее своей совершенной музыкой и вечной надеждой.
      И вслед за этим их поглотило небытие.
      Глава 57
      Находясь вдалеке от созданной Дугхаллом пустоты и борющихся душ обоих противников, Кейт видела, как из тьмы Вуали наползает на них темный мрачный силуэт. Чудовищно гигантский, он казался раковой опухолью на плоти вечности.
      Она узнала это создание, хотя никогда не видела его. Его знала сама душа Кейт, вскричавшая в ужасе и отшатнувшаяся назад, вдоль серебристой нити, по-прежнему соединявшей ее с плотью.
      Однако Ри, трепетавший не менее, чем она сама, крепко прижал Кейт к себе и сказал:
      - Подожди. Мы можем еще понадобиться здесь.
      Она попыталась вернуть себе утраченную отвагу и принялась думать о Дугхалле, о том, что он пришел спасти их с Ри от Луэркаса в самый последний момент, когда она была уже уверена, что все пропало, и о том, что он сейчас делает, чтобы раз и навсегда покончить со всеми ужасами власти Драконов. Наконец успокоившись, она собралась с духом и сказала:
      - Теперь сил у меня хватит. Я готова ждать.
      Светящаяся сфера, в которую превратились Луэркас и Дугхалл, вдруг потускнела, и Кейт подумала, что Луэркас, должно быть, победил и тьма эта является знаком гибели души ее дяди. Но сверкающий шар тут же сделался ярче, а затем вспыхнул ослепительным блеском, способным затмить любое солнце. Даже издалека она ощутила исходящие от него тепло, доброту и любовь. И когда любовь коснулась ее души, Кейт возликовала.
      - Дугхалл победил! Победил! - И она пустилась в пляс по бесплотному пространству Вуали, восторгаясь чудом - дарованной ей, Ри и Дугхаллу жизнью, вопреки предсказаниям о верной смерти. - Ты видишь? Луэркаса больше нет.
      - Он там, - ответил Ри. - Он до сих пор там. Но теперь он слаб, а Дугхалл могуч. Потом... там теперь не только они двое. Остановись и послушай... С ними Соландер.
      И она действительно услышала голоса Дугхалла и Соландера, а где-то в глубине сияющего шара, съежившийся, наполненный ненавистью и страхом, Луэркас молил о пощаде. Как же удавалось, удивилась она, столь слабому и жалкому существу творить столько зла? Утонувший в исходящем от Дугхалла и Соландера свете любви, Луэркас казался ничтожеством. Свет наполнял собой все вокруг.
      Все, кроме приближавшегося к ним хищника. Светящийся шар был огромен, но охотник намного превышал его своими размерами, и к тому же он расширялся, охватывая и накрывая тьмой ослепительный свет любви - любви к жизни, к радости бытия. И вдруг свет погас, исчезнув без следа, как если бы вовсе не существовал.
      - Нет! - закричала Кейт. - Нет! Их жизни не могут оборваться вот так!
      Тем не менее трагедия совершилась. Чудовищная, немыслимо огромная пасть охотника захлопнулась, и там, где только что царили свет и тепло, надежда и счастье, остались лишь холод, пустота бесконечной, ничего не помнящей Вуали и жуткая раздувшаяся туша охотника.
      - Нет. - Кейт зарыдала.
      Возле нее неподвижно застыл Ри - ошеломленный, притихший, уничтоженный.
      - Дважды в своей жизни ощущал я эту любовь, - прошептал он. - И дважды ее забирали от меня, дважды уничтожали...
      - Что такое бессмертие, - завопил он, обращаясь к богам, - если оно кончается подобным образом? Если любовь умирает, а зло остается, какой смысл в мироздании?
      Пожиратель душ между тем все еще расширялся, контуры его тела быстро менялись. Монотонный звук внезапно прорезал безмолвие Вуали - трепетный, низкий и одинокий.
      - Бежим! - крикнул Ри, но на этот раз Кейт остановила его.
      - Что-то меняется, - сказала она и обхватила его так крепко, что души их вжались друг в друга. - Что-то происходит с пожирателем душ.
      Контуры мрака, обозначавшие тело хищника, начали ломаться и распадаться. Звук становился громче, низкая нота, скорее ощущаемая, чем слышимая, переменчивая и терзающая бесплотную ткань вселенной, превращалась в грохот, который все более усиливался. Кейт почувствовала, как вибрации охватили ее, а затем встряхнули и бросили в пустоту, словно комара, подхваченного порывом ураганного ветра. Она и Ри крепко прижались друг к другу, и все мысли о спасении утонули в невыносимом реве, стоне, треске, грохотании... в шквале обрушиваемого на них громового звука, распластавшего их и прокатившегося над ними. А по немыслимой пустоте, из которой состояла шкура охотника, побежали трещины, сразу же превратившиеся в ослепительные щели, из которых вдруг хлынули в пространство Вуали неисчислимые прекрасные, блистающие фонтаны многоцветного пламени, превращавшие в сладостную музыку рев своего рождения.
      И вдруг, перекрывая весь этот сокрушающий грохот, прозвучал знакомый Кейт голос - веселый и умиротворяющий, знакомый и любимый, принадлежавший одновременно и Дугхаллу, и Соландеру, и голос этот произнес слова, рожденные любовью, состраданием, самопожертвованием, надеждой и верой в то, что есть вещи, ради которых можно и нужно жить, ради которых стоит и умереть.
      Любовь в конечном счете есть все, и поэтому никогда не умирает. Любовь преобразует зло, любовь рождает новую жизнь, любовь созидает вселенную. Любовь... живет.
      Слушая этот голос, Кейт припомнила слова, некогда сказанные ей Дугхаллом: "Я готов отдать свою жизнь, душу, вечность, чтобы испытать такую любовь..."
      И в этот миг она поняла его и, невзирая на боль утраты, порадовалась за него - и за всех живущих в мире.
      Глава 58
      Душу Дани вырвали из плоти и бросили во тьму, в адскую боль и в адский грохот; она чувствовала, что движется к небытию. И все же в последний миг бог отмщения даровал ей спасение. Луэркас отпустил ее, и она вернулась в свою плоть, ощущая, как ее наполняет сила, никогда прежде не принадлежавшая ей. Даня поняла, что происходит: вопреки всем возможным предположениям Луэркас, попавшийся в ловушку внутри Вуали, проигрывал битву и решил, что сумеет выжить, лишь избавившись от той силы, которую он украл из жизней и душ своих жертв.
      А отсюда следовало, что наперекор всему она еще могла выиграть свое собственное сражение.
      Открыв глаза, Даня увидела вокруг себя лежавших на земле Шрамоносцев. Некоторые из них дышали, другие не подавали никаких признаков жизни, и в любом случае никто из них не сумел очнуться столь же быстро, как она сама... Среди них не было чародеев, и острая боль, вызванная резким ударом чар, ошеломила их и лишила чувств на какое-то время.
      - Бретван действительно благоволит мне, - пробормотала она и, воспользовавшись дарованными ей Луэркасом силами, вырвала меч из ножен лежавшего у ее ног стражника и метнула его в своего врага, целя в два вздувшихся на его груди шрама, оставленных когтями, некогда погубившими ее ребенка. Меч проткнул тело ее врага насквозь и вонзился в спинку деревянного трона.
      Кровь хлынула из груди Луэркаса, и пока плоть его расставалась с жизнью, Даня вырвала силу из измененного магией тела и влила ее в собственное - измученное и израненное. Она восстановила свою руку, но Луэркас был все еще жив, и поэтому она, забирая его мощь, сделала себя более сильной, крепкой и высокой. Она впитывала вытекавшие из поверженного врага крохи жизни, и когда тело Луэркаса наконец дернулась в последний раз и кровавая пена перестала пузыриться на его губах, Даня схватила обеими руками свой ошейник и разломала его надвое. Зазвенели упавшие на пол цепи, и сердце ее наполнилось яростным счастьем. Ум ее охватила одна-единственная, радостная мысль. В Доме Галвеев прячутся ее должники. Их там двое - не знавших ее страданий, не испытавших позора, унижения, всей этой муки, не побывавших в Увечной плоти, в этой извращенной пародии на человеческое тело. Двое Галвеев - Дугхалл, любимый дядя Семейства и посол, и Кейт, возлюбленная дочь рода.
      Она уже не сможет отомстить тем Сабирам и Галвеям, которые своими действиями - или бездействием - доставили ей столько мучений. Но хоть какое-то удовлетворение получить пока еще можно.
      Она еще потешит себя их унижением и их смертью.
      Шрамоносцы, лежавшие вокруг Дани, начали шевелиться. Когда они поднялись на ноги - потрясенные и испуганные, - она подошла к трупу Луэркаса и сказала:
      - Я, Ка Ика, предала смерти ложного Иксахшу и вернула ваши души из края забвения. Теперь следуйте за мной, чтобы мы могли объявить этот город и весь мир, по праву принадлежащим вам... и мне.
      Ошеломленные, неуверенные, покорные Шрамоносцы последовали за Даней к выходу из гигантского шатра Луэркаса и, выполняя приказ, подвели к ней лоррага. Когда они принесли ее оружие и закинули седло зверя, Даня велела лучшей кавалерийской роте армии Тысячи Народов следовать за ней в полном составе. Шрамоносцы безмолвно подчинились и двинулись вместе с ней к помеченным серой тканью воротам Калимекки, на тихие неживые улицы, ведущие к сердцу города, к тому великому Дому, который некогда принадлежал и ей и теперь вновь должен стать ее собственностью.
      Ян заметил приближающуюся беду задолго до того, как она подошла к Дому... Вверх по улице Триумфов на чудовищных шестиногих зверях неслась целая рота Шрамоносцев - со скоростью, губительной для лошадей, - а возглавляла их темноволосая женщина, восседавшая на зубастой и тощей кошмарной твари, явно не предназначенной самой природой для использования в качестве верхового животного. Ян, как умел, расставил своих людей: пикинеров вперед, лучников позади. Войско его безнадежно уступало в числе кавалерийскому отряду Увечных, однако оно занимало высоту, а враги приближались лишь с одной стороны. Подобная недальновидность облегчала ему задачу, и он искренне возблагодарил за это богов. Умный противник вынудил бы его разделить свои и без того скромные силы и взял бы в клещи с двух сторон, поднявшись на гору по обеим дорогам - улице Триумфов и Пути Богов.
      Впрочем, возможно, замысел этой женщины не ограничивается столь примитивной атакой.
      Ставшие солдатами моряки, взмокнув от напряжения, пристально следили за приближением Шрамоносного воинства. Никто не покинул своего места, однако Яну показалось, что он заметил в их рядах слабину... некоторые из его людей явно были готовы оставить строй и бежать еще до начала атаки Увечных.
      Нахмурившись, он ждал.
      Соколы, окружавшие кольцом стену Дома, по-прежнему несли свою молчаливую бездвижную вахту.
      Яну пришла в голову мысль, что неплохо бы оторвать этих людей от их таинственного занятия и предложить принять участие в защите подступов к Дому. Однако он не стал тревожить их. У них было свое дело, каким бы бесцельным оно ни казалось ему, а у него свое.
      Рота врага остановилась перед его людьми, не пересекая, однако, той воображаемой линии, за которой лучники Яна начали бы поражать их своими стрелами. Женщина, возглавлявшая Увечных, подняла руку.
      - Мое имя Даня Галвей, - произнесла она. - Я пришла, чтобы исполнить свою клятву. Если вы отступите и без сопротивления дадите мне войти в мой дом, мое войско оставит вас в живых. Если вы попытаетесь воспротивиться мне, мои люди перебьют вас как овец, а я исторгну ваши души из умирающей плоти и уничтожу их, пустив на прокорм своим чарам. А потом все равно войду в свой дом и исполню свою клятву.
      Войско Шрамоносных позади нее разразилось восторженными криками.
      Ян заметил, как собственное его невеликое воинство дрогнуло в центре, однако никто из его людей не нарушил строя.
      Он двинулся вперед, предварительно оценив расстояние, отделяющее его от противника - так же, как учла его и эта женщина. Увечные конники держали в руках луки странной формы - крепкие, но небольшие и с короткими стрелами. Ян не знал, долетят ли пущенные ими стрелы до того места, где он остановился, но решил, что его шансы достаточно благоприятны.
      - Значит, ты и есть Даня Галвей, женщина, которая убила своего собственного сына?
      - Я принесла в жертву богам зачатого в насилии младенца, - ответила та ледяным тоном, - в обмен на обещанное отмщение Сабирам и Галвеям. Сабиры мертвы. Но я должна отомстить и Галвеям.
      - Как ты хочешь это сделать? - спросил Ян. - Галвей так же мертвы, как и Сабиры.
      - Двое Галвеев еще живы, - возразила Даня. - Дугхалл Драклес и Кейт Галвей. Мне хватит и их жизней.
      Кто-то подошел к Яну сзади.
      - Я тоже жива, Даня, - выкрикнула Элси звонким и твердым голосом. Сердце Яна ухнуло куда-то вниз. Элси нужно было смолчать, однако та умудрилась сделать себя особой целью для врага в предстоящей схватке. - Ты не забыла еще меня?
      - Испорченная и надменная шлюха, - крикнула Даня. - Конечно, я помню тебя. И ты правильно сделала, что обратила на себя мое внимание. Проходя мимо, я, разумеется, не премину убить тебя.
      Заглянув за спину Элси, Даня увидела мальчика, держащего на руках крохотного ребенка, и губы ее искривила жестокая улыбка.
      - Вместе с твоим мальчишкой и младенцем. Я научилась ненавидеть детей.
      - Элси, убирайся отсюда, - буркнул, вздохнув, Ян, а затем крикнул: Даня, ты можешь много потерять. Не все Сабиры погибли. Я Сабир. И я охотно предоставлю тебе возможность убить меня, если...
      - Что - если?
      - Если ты примешь мой вызов на поединок. Если выиграю я, твое войско переходит ко мне, если, наоборот, мои люди станут твоими. - Ян успел заметить, что Даня на полголовы выше его и руки ее длиннее, чем у него. Он не знал, насколько хорошо она владеет мечом, однако помнил то сокрушительное впечатление, которое производила Кейт с оружием в руках: Семейства всегда заботились о том, чтобы любой их член при необходимости мог защитить себя. Поединок будет нелегким.
      Даня расхохоталась. Ян увидел ослепительную искру, проскочившую между ее пальцами, и понял, что совершил ошибку. Ее обещание вырвать души из тел павших и напитать ими свои чары не было простым бахвальством. Ему предстояло скрестить клинок с чародейкой, Волчицей из рода Галвеев.
      - Я принимаю твой вызов, - сказала она, легко соскочив на землю со спины своего животного. Прозвучал короткий приказ, и стрелки опустили луки, убрали стрелы.
      Ах ты, стерва, подумал Ян. А я-то хотел честной борьбы, в которой был бы шанс на победу. Хотел своим геройством помочь Кейт!
      - Вы слышали наш уговор, - крикнул он своему войску, и вслед за Шрамоносцами люди его опустили оружие. - Если я выиграю поединок, люди ее станут на нашу сторону. Если погибну, вы перейдете к ней. Так или иначе, когда все закончится, вы все равно станете с ними союзниками.
      Он указал на роту Шрамоносцев.
      Даня уже шла к нему с обнаженным, ослепительно сияющим мечом. Ян извлек из ножен свое оружие.
      - Где? - спросила она, когда они сошлись на середине пути от обоих воинств.
      - Здесь ничем не хуже, чем в другом месте.
      Даня пожала плечами. Ян отметил, что противница его прекрасна. Она казалась копией Кейт, но была более высокой и сильной, а в лице ее он не видел ни капли той доброты и мягкости, которые так трогали его в Кейт. В чертах Дани проглядывала жестокость.
      - Если ты немедленно признаешь свое поражение и попросишь прощения за грехи твоего Семейства, быть может, я еще отнесусь к тебе с некоторым снисхождением, - надменно произнесла она. - Возможно, я не стану заставлять тебя пожирать собственные кишки, прежде чем ты умрешь. Или же просто отправлю твою душу в ад на тысячу лет, вместо того, чтобы разодрать ее на бесчисленные клочки и закусить ими.
      - Да, конечно. Возможно, ты так же умеешь делать из дерьма золото, ответил Ян. - Пусть будет, что будет.
      - Ну, как хочешь. - Она усмехнулась.
      Даня подняла меч, клинок вспыхнул ослепительным огнем, и бросилась на Яна. Тот отточенным движением отразил удар и ушел, устояв на ногах, но Даня была быстра - быстрее и сильнее, чем могла бы быть, имей она даже самое крепкое телосложение из присущих женскому полу. Магия питала ее, направляла ее движения, придавала ей силы и ловкость, которым Яну нечего было противопоставить. Она не сомневалась в том, что убьет его. Он мог надеяться лишь на то, что оплатит своей жизнью время, необходимое Кейт, Ри и Дугхаллу, чтобы успеть закончить задуманное. Даня вновь шагнула вперед, а когда он отбил выпад, ее пламенеющий клинок ударил по кончику меча Яна и срезал его. Ян почувствовал, как отдача от ее удара волной прошлась по эфесу меча, проникая даже в кости его пальцев, а потом по руке - до самого плеча.
      - Сдавайся, - сказала она, стиснув зубы, и на губы ее легла холодная жестокая улыбка.
      - А почему бы не сдаться тебе?
      Даня ударила с удвоенной яростью, пламя ее клинка сделалось еще ярче, а потом вдруг мгновенно погасло. Глаза ее расширились от удивления, она произнесла громким голосом несколько слов на языке, которого Ян не знал, и протянула руку в сторону ее войска. Но ничего не случилось, меч остался просто мечом, и пока разочарование и ярость не исчезли с ее лица, он бросился на нее, держа меч обеими руками, и с силой обрушил его ей на голову. Удар этот мог бы раскроить противницу надвое, если бы она не ускользнула в самый последний миг. Однако Ян задел ее плечо, пустив первую кровь.