Талискер (Последний человек из клана - 1)

      Словно во власти чар Кира опустилась на подушки и немедленно закрыла глаза.
      Мориас поманил за собой всех в смежную комнату. Служанка осталась поправить одеяло.
      - Что происходит, Мориас? Что случилось с Эоном?
      Мориас ответил не сразу, а посмотрел на Уллу и взял ее за руку.
      - Мне жаль, моя дорогая. Боюсь, что твоя сестра для нас потеряна. Понимаешь?
      - Я буду следить за ней, сеаннах, - проговорила девушка сквозь слезы и заковыляла обратно в спальню.
      - Она умирает? - спросил Чаплин. - Но, Мориас, я видел, как она проснулась... И ты сказал тану...
      - Тан в первую очередь отец, Алессандро, - нетерпеливо оборвал его старик. - И пока теплится жизнь, есть надежда; по крайней мере я так думал. Увы, по правде...
      - В чем дело? - вмешался Талискер. Мориас посмотрел ему в глаза.
      - Это связано с тем, зачем тебя призвали. Вмешался Корвус. Смотри.
      Из складок серой одежды он извлек черное перо длиной с человеческую ногу и толщиной стержня по меньшей мере с большой палец. Но не только размер отличал его от других - от пера исходили отчаяние, страх и ненависть.
      - Ворона? - спросил Малки.
      - Ворон, - ответил ему Талискер.
      - Я нашел его в постели Киры, под подушкой, - устало проговорил Мориас. - Во сне к девушке приходил Корвус и осквернил ее душу. Когда Эон коснулся и поцеловал невесту, он почувствовал запах тьмы, исходящий от ее кожи.
      - Но почему Корвус позволил ей вернуться? - снова задал вопрос Чаплин.
      - Вижу, ты хорошо понял ситуацию, Алессандро; наверное, от суеверного народа твоего отца ты унаследовал особое чутье. Да, он мог оставить ее душу между миров себе на потеху, но боюсь, что на самом деле он хотел не ее, хоть Кира и прекрасна... была. Нет, Корвус хотел использовать несчастную, чтобы вернуться в мир во плоти. Его утомляет необходимость управлять происходящим через сестру. Это был эксперимент. Кира - слишком слабый сосуд, и она быстро сломалась.
      Талискер бросил взгляд в спальню, где на постели лежала Кира, напоминающая сказочную принцессу из мультфильма. Шелковистые волосы, сияющие в лучах солнца, рассыпались по подушке; девушка дышала ровно, черты лица смягчились. Улла сидела в тени, и солнце падало только на руку, которой она сжимала узкую ладошку сестры. Дункану вспомнилась Уна и ночь, полная любви. Быть может, Эон и Кира тоже пережили такой момент... и только однажды.
      - Бедное дитя, - прошептал он.
      - Истинно так, - ответил Мориас. - Следует сообщить печальные вести ее отцу.
      * * *
      - На нас напали, - мрачно объявил тан Фергус. - Точнее говоря, скоро нападут. Берега озера окружила армия; полагаю, на рассвете начнется атака. Я поручил сидам узнать, как войска намерены пересечь озеро; тем не менее враг явно уверен, что сможет сделать это. Такой армии... - он оглядел собравшихся, словно давая им время собраться с силами, - такой армии не видели в Сутре сотни лет. Нас осаждают коранниды.
      Люди зашумели. Фергус поднял руку, призывая к молчанию, но порядок был восстановлен только через несколько минут.
      - А как насчет псов? - спросил кто-то. - Там их тьма - тьмущая.
      - Боишься собак? - ответили ему. Раздались нервные смешки, и все выжидающе посмотрели на Фергуса.
      - У меня есть ответы не на все вопросы, но я полагаю, что некоторые коранниды специально приняли такое обличье, чтобы... сыграть на наших суевериях. Я принял решение вывести из города женщин и детей через северный проход. - Воины мрачно кивнули. - У вас несколько часов, чтобы попрощаться. Те же, у кого нет родственников, отправляйтесь немедленно на места.
      - Как себя чувствует леди Кира? - спросил воин. - Мы слышали...
      - Она поправляется, слава богам, - ответил Фергус. Толпа начала расходиться.
      Служанка рассказала о принятом таном решении, совершенно не думая, как к нему отнесется Улла. Та посмотрела на сестру, которая не шевельнулась с тех пор, как Мориас велел ей уснуть.
      - Слышала, Кира? Детей хотят вывести из города. Мне придется ненадолго оставить тебя. Вот я велела Морне принести трав и цветов из моей комнаты таволга и лаванда. Они не позволят никому тревожить твои сны до моего возвращения.
      Улла положила сухие травы на грудь сестре, немедленно пожалев об этом - та все больше походила на усопшую.
      Улле никогда не нравилась Кира. Она считала ее избалованной и легкомысленной, слишком много думающей о нарядах. Даже красота ее была поверхностная... однако мужчины все равно восхищались ею. Между сестрами лежала непреодолимая пропасть, и все же Улла не хотела бы, чтобы тьма поглотила душу Киры. Она остановилась в дверях, обернулась в последний раз и заковыляла по коридору.
      Кира сильно удивилась бы, узнай она, куда так спешит сестра. Ей и в голову не приходило, что хоть один мужчина второй раз посмотрит на калеку, не то что полюбит, и часто дразнила ее. И все же Улла сумела найти любовь, рядом с которой меркли ничтожные интрижки старшей сестры.
      Каллум, темноволосый тихий человек, был простым воином в охране тана. В первый раз он увидел Уллу в темноте и пригласил прогуляться с ним в саду. Жизнь девушки переменилась. Она сидела в своей комнате, трясясь от страха что же он скажет ей, увидев при свете дня? Потом ее охватила ярость наверняка посмеется над ней или просто поспорил с кем-то... Она надела лучшее зеленое платье и отправилась в сад.
      Каллум поспешил к ней и подхватил под локоть, чтобы Улле стало проще идти. Воин прямо посмотрел на нее, нисколько не изменившись в лице, и они гуляли и беседовали много часов. Наконец девушка не выдержала:
      - Каллум, ты знал, что я покрыта шрамами? Что за спиной меня называют уродиной?
      В ответ тот сорвал большую белую розу.
      - Что вы видите, леди Улла?
      - Какой красивый цветок! Раньше мне никто не дарил роз.
      - Неужели вам не выпало любви? - тихонько проговорил он и показал ей стебель сорванной розы. Тот оказался поражен мучнистой росой и облеплен тлей. - Но я все равно вижу красоту цветка. Позвольте, я сорву вам другую.
      - Нет, - твердо сказала Улла. - Мне нравится эта.
      Через год Каллум погиб во время охоты на дикого кабана. Улла долго оплакивала его. Она носила под сердцем его ребенка и родила в обществе одной лишь преданной служанки. Теперь девочке исполнилось три, и она очень напоминала отца. С рождения ее воспитывала пожилая пара, жившая рядом с замком, которая в ней души не чаяла. Дитя назвали Дом. Улла часто ходила к ней, но на сей раз им предстояла долгая разлука. Она надеялась, что дочь не забудет ее.
      Улла распахнула дверь, и навстречу ей бросилась девочка, единственный человек, не считая Каллума, который любил ее. Дом полезла матери на руки, радостно смеясь.
      - Ты пришла, мамочка!
      Внутренний дворик, где расположились сиды, медленно затоплял сумрак. Макпьялута смотрел в огонь, раздуваемый ветром с озера. Он знал, что в эту ночь все воины, будь то сиды или феины, вспоминают свою жизнь. К каждому приходят свои образы, свои воспоминания, но все окрашены тоской и сожалением. Макпьялута решил спать на улице, пока не придет его черед заступить на стражу, чтобы побыть наедине с мыслями. Не считая далеких криков пьяных феинов, ночь была тиха. Черное-черное небо усыпали сотни звезд - должно быть, свод ломился под их тяжестью. На душе у принца было тяжело - ему вспоминался смех Миносы.
      Порой, засыпая, он снова слышал ее голос, ему чудилось нежное касание руки, ласковый поцелуй. Потом его всегда охватывала ярость - сколько времени прошло, а она еще смеется над ним из пустоты, из небытия!.. Макпьялута тосковал по ней.
      Увидев ее впервые, он понял, что женщины красивее не встретить, а ведь ей тогда только исполнилось тринадцать, и она не могла даже обернуться орлом, как другие из их племени. Тот миг навсегда запечатлелся в его памяти, вся ярость и боль, которые последовали за ним, не смогли стереть его. Миноса стояла в тени большой липы, и солнце бросало неверные отблески на ее лицо сквозь густые ветви. Казалось, по игре света и тени можно было понять ее двуличный характер еще тогда. В глазах отражались сияющие воды реки, и Макпьялуте стало не по себе от пристального взгляда. Он попытался отвести глаза, но хотелось любоваться и любоваться завораживающей красотой. Короткие волосы Миносы обрамляли ее лицо. В тот день на ней были красные брюки и простая голубая рубаха.
      - Мин, пойдем, не заговаривай с ним, он такой странный. - Рядом с ней возникла другая девочка, толстая, уже очень напоминавшая свою мать и бабушку, и потянула подругу за руку. - Ну, пойдем.
      Та еще несколько секунд стояла на месте, и ее глаза, казалось, проникли в самую душу принца. Макпьялута постарался сосредоточиться на лососе, которого потрошил; хорошо бы девушка не заметила, как он покраснел. Когда сид поднял голову, ее уже не было.
      И в самом деле, ровесники Макпьялуты не заговаривали с ним по доброй воле. Вовсе не потому, что он был принцем. Просто что-то отличало его от прочих детей - казалось, его постоянно грызет странная тоска. Старшие говорили, что это признак мудрости и его ждут великие свершения, что он будет достойным вождем своему народу. Но Макпьялута многое отдал бы, чтобы беззаботно смеяться вместе со сверстниками. Он был уверен, что Миноса и не посмотрит на него, когда услышит, что о нем говорят.
      Но он ошибся. Миносу привлек молчаливый юноша, и она не стала терять времени даром. На следующую ночь девушка проникла в комнату Макпьялуты через окно, занавешенное шкурой. Он узнал о присутствии гостьи по тихому дыханию и не успел опомниться, как Миноса была рядом. Аромат духов ошеломил юношу. Он не успел бы возразить, даже если бы хотел, - ее улыбка сводила с ума. Девушка прижалась к нему и моментально уснула. Макпьялута лежал рядом еще долго, терзаемый страхом и возбуждением, однако ровное дыхание нежданной гостьи усыпило и его.
      Миноса знала, что делала. Утром их обнаружили до того, как они проснулись, и родители объявили о помолвке еще до полудня. Принц был поражен ее хитростью, но Миноса знала, чего хочет, и добивалась своего. Он хорошо помнил, как она одарила других девушек деревни ослепительной улыбкой, когда те пришли ее поздравлять. Потом повернулась к нареченному, сияя, как солнце, и темные предчувствия оставили его душу.
      Макпьялута был счастлив еще три чудесных года - а потом убил ее собственными руками, застав в объятиях другого. Она не раскаялась перед смертью и до последнего дыхания проклинала своего мужа. В последний момент она потянулась к телу любовника, лежащего мертвым рядом с ней, и с ненавистью посмотрела на убийцу. Сказать честно, раскаяние не спасло бы ее, но могло сохранить жизни тех несчастных женщин которых Макпьялута убил с тех пор.
      Он перевел взгляд с костра на звезды. Обман, нечестность - им не место среди сидов. Его не покарали за убийство Миносы и ее любовника, и пламя любви, горевшее в его сердце три года, сменил холодный и яростный огонь праведного гнева. Изменяющие мужу не имеют права жить, делить землю и небо с праведными и добрыми. Миноса так и не познала полета, не смогла обернуться орлом - она умерла, не дожив до двадцати лет. С тех пор Макпьялута жестоко расправлялся с ей подобными и вплетал их перья себе в волосы. Некоторые уважали его, другие боялись. Он понимал, что его никто не полюбит, но какая разница теперь, когда он увидел Талискера, человека, который должен принести Бразнаир сидам? Судьба рода оказалась в его руках.
      Талискер чувствовал себя никому не нужным. День прошел под знаком суеты и паники, хотя впереди воинов ожидала битва. После речи тана он отыскал Уну, которая помогала тетушке и кузинам готовиться к бегству.
      - Ты должна идти с ними, - попытался он убедить девушку. - Будет жуткое кровопролитие.
      - Нет, - покачала головой Уна. - Здесь пригодится мое искусство целителя.
      - Ты храбрая женщина, - проговорил Талискер.
      - Не храбрее простых воинов. И боюсь больше, поскольку знаю, что нас ждет.
      Он подошел к ней, желая обнять, но она оттолкнула его.
      - Тебе что, заняться нечем?
      - Уна...
      Она посмотрела на него уже спокойнее.
      - Уйди, Дункан. Просто уйди. Встретимся позже.
      Талискер поцеловал ее руку.
      - Непременно.
      Теперь, глядя на темнеющее вечернее небо, он не был так уверен в себе. Талискер считал себя трусом - в тюрьме он сумел добиться определенного уважения и мог постоять за себя, когда надо, чему свидетельство - тонкий белый шрам от левого уха до скулы, но никогда не лез на рожон. Только защищался. Его передергивало при воспоминании о смерти Даррага, как голова, отсеченная мечом Малки, покатилась по земле. Мгновение назад молодой воин был жив - дышал, думал, говорил, - и р-раз - на земле лежит окровавленный труп.
      Ветер крепчал. Флаг с гербом Фергуса хлопал, как парус. На той стороне озера сквозь сумрак виднелись черные собаки, и кто знал, что кроется за стеной деревьев?
      - Талискер...
      Он обернулся. По лестнице поднимался Чаплин, держа в руках два дымящихся кубка.
      - Малки попросил отнести тебе горячего меда. Тан распорядился налить каждому воину.
      Талискер принял кубок. Казалось, Чаплин хочет что-то сказать, но не решается.
      - Спасибо, Алессандро.
      - Не за что.
      - Слушай, завтра мы можем умереть. Почему бы не забыть про знаменитого инспектора Чаплина, поймавшего ужасного преступника? - спокойно спросил Талискер. - В конце концов, здесь я вне твоей юрисдикции.
      - Неужели ты думал, что меня волнует дурацкое повышение по службе? Я исполнял свой долг. Упрятал тебя за решетку. Ты вышел всего неделю назад, и снова начались убийства.
      - Но то было в Эдинбурге.
      - Не важно, - отрезал Чаплин.
      - Значит, ты видишь во мне только убийцу?
      - А больше и видеть нечего. - Алессандро сделал хороший глоток из кубка.
      - Оглянись вокруг, ради всего святого! - воскликнул Талискер. - Завтра мы все будем трупами или убийцами.
      - Эти твари... не в счет. Считаются только люди. Так что... береги спину.
      Пламя факелов плясало на порывистом ветру и так громко шипело, что сначала Дункан решил, что ослышался.
      - Что? Что ты сказал? Вернись, ублю...
      Чаплин остановился перед Талискером и заговорил. От него пахло медом.
      - Хочешь услышать, что я о тебе думаю? Полезно поразмыслить об этом в ночь перед битвой!.. Я не могу глядеть на тебя, не вспоминая Диану. Глупо, правда? Поэтому я тебя и ненавижу. Остальное ерунда. На других жертв мне наплевать - я их не знал. Не с лучшей стороны меня показывает, верно? - Он отступил на шаг, удивленный вырвавшимся признанием, и слегка покачнулся. Диана... Она была моей... - Чаплин попытался отхлебнуть из кубка, но тот уже опустел.
      - Алессандро, - тихо проговорил Талискер. - Я не убивал Диану. Она погибла в автокатастрофе.
      Лицо Чаплина исказила гримаса ярости.
      - А вот и убил - может, не своими руками, как остальных девушек, но убийца все равно ты. - Он попятился к лестнице. - Порой мне смотреть на тебя тошно... и плевать, что говорит Малки, ты все равно виновен в тех смертях.
      - Нет. Чаплин, давай оставим эти глупости.
      Чаплин задумался.
      - Не могу, - сказал он наконец. Талискер заглянул в свой кубок.
      - Ты пытался убить меня... Намерен продолжить в том же духе?
      - Пока не знаю.
      - Будешь и дальше носить пальто наизнанку? Все равно ты похож на полицейского.
      Зарядил мелкий дождь, и факелы шипели. Когда Талискер снова поднял взгляд, он увидел, что Чаплин ушел. Еще раз взглянув на озеро, Дункан допил свой почти остывший мед. Вообще-то ненависть Алессандро должна была оставлять его безучастным, но она воплощала все самое ужасное и унизительное в прежней жизни. И полицейский принес ее с собой в Сутру...
      - Кира, любовь моя, ты меня слышишь?
      Дочь тана ждала его в тиши между сном и явью, между жизнью и смертью. Сквозь тьму окружавшей ее пустоты доносились голоса мертвых, горестные вопли и детский смех.
      - Кира?
      На сей раз голос был куда ближе.
      - Корвус? - прошептала девушка ледяными губами. - Это ты? Ты мне нужен. Пожалуйста, приди.
      Снова настала почти непереносимая тишина. Она хотела бежать, но не могла двинуться с места.
      - Пожалуйста, помоги мне...
      - Я бы рад, но не в силах.
      - Почему?
      - Ты должна впустить меня. Я должен оказаться рядом с тобой физически.
      - Там, в свете?
      - Да.
      - А ты не причинишь мне боль?
      - Ни за что, любовь моя. Я просто тебя испытывал. Посмотри сама.
      Кира открыла глаза и увидела, что цела и невредима. Она поднялась и закружилась в танце. Тонкая полотняная ночная рубашка раздувалась, как парус. Тепло коснулось пальчиков ее ног и медленно поднялось к животу. Вспомнив семя, покоящееся там, она провела по животу руками и рассмеялась.
      - Корвус, знаешь, я понесла...
      - Да, - коротко и нетерпеливо выговорил он, и Кира пошатнулась, как от пощечины. - Я хотел сказать, что мне не терпится оказаться рядом с тобой и малышом. Это будет мальчик.
      Она снова рассмеялась.
      - Что я должна сделать, мой господин?
      - Впусти меня, Кира. Впусти меня в свет.
      Улла вернулась к изголовью Киры. Сеаннах предупредил ее, что нужно быть особенно бдительной после наступления темноты, когда силы хаоса почти необоримы. Наверное, Корвус днем копит силы, а ночью придет мучить свою жертву.
      Кира, похоже, не шелохнулась с тех пор, как Улла оставила ее. Лицо было таким же бледным; руки сложены на груди, как у мертвой. Но травы и цветы лежали на полу, будто сестра вставала и разбросала их.
      Свет факелов падал на ветки лаванды, и ее аромат слегка заглушал запах смерти, витавший в комнате. Улла не заметила земли в ногах у сестры.
      Битва началась на рассвете.
      ГЛАВА 10
      Всю ночь воины обсуждали, могут ли черные псы плавать, неся на спинах своих хозяев-демонов. Или коранниды построят плоты?
      С первым лучом солнца собаки дружно поднялись и пошли по водам озера.
      Малки разбудил Талискера. Первое, что тот услышал, были проклятия и крики ужаса.
      - Пойдем, тебе надо это видеть, - мрачно сказал горец.
      Они отправились на укрепления и увидели, что первые псы уже добрались до пристани и вспрыгнули на нее, легко оттолкнувшись от воды. Розовый свет солнца падал на блестящие черные шкуры. За ними огромными прыжками последовали остальные, постепенно заполняя собой все пространство перед городскими стенами.
      Громко закричав, то ли от страха, то ли от ярости, один из воинов кинул в пса большой камень. Тот угодил прямо в голову, но, казалось, не причинил никакого вреда - зверь лишь поднял морду, обнажил клыки и зарычал.
      - Боги великие, на нем мое имя. - Воин заметно побледнел. Неожиданно Талискер понял, что это Коналл.
      Камни полетели градом, однако вовсе не смутили собак. Звери словно чего-то ждали, глядя на стены города. Вскоре воины прекратили попытки отогнать их.
      - Спокойно, парни, - сказал Эон.
      Внимание Талискера привлекло движение на противоположном берегу - из леса вышла женщина в серебряных доспехах поверх белой рубашки. Увидев ее рядом с псом, он понял, что воительница необычайно высока.
      Некоторые бойцы принялись отчаянно ругаться.
      - Это...
      - Да, - подтвердил его опасения Эон. - Леди Фирр по прозванию Морриган. Ты видишь перед собой легендарное зло.
      С воды дунул легкий ветерок, все поплыло в глазах Талискера, и ему показалось, что он смотрит на нее вплотную. Черные волосы обрамляли белое как смерть лицо, синие глаза были полны презрения. Фирр слегка улыбнулась и кивнула, как будто в знак приветствия.
      Талискер моргнул, и видение исчезло, мир встал на свое место. Серебряная вспышка - сначала Талискеру почудилось, что воительница обнажает оружие, - и в небеса взвился ворон. По этому знаку из леса выскочили коранниды, издав пронзительный боевой клич. В то же мгновение псы бросились в бой. Те, что столпились у огромных деревянных ворот, прыгнули и выломали отсыревшие створки. Коранниды принялись пересекать озеро по двое-трое, оставляя на воде маслянистые пятна.
      На стенах появились первые собаки, Талискер и Малки схватились за оружие. Кровопролитие началось.
      Улла проснулась от далеких боевых кличей, звуков рогов, стонов и воплей. Она потянулась и принялась растирать больную ногу - та часто затекала во сне. Первая мысль была о Дом, о том, каким трудным оказалось расставание, как девочка просила ее пойти с ней. Искушение довольно сильное, но Улла понимала, что не имеет права покидать крепость - не зря же она дочь тана, воины восприняли бы такое дезертирство как дурной знак.
      Она поднялась со вздохом, открыла ставню и выглянула наружу. По саду мчался черный пес. Вскрикнув в испуге, девушка захлопнула окно и обернулась к кровати сестры.
      - Кира!
      Постель была пуста.
      Талискеру не приходилось видеть такой резни. Ничто не может подготовить человека к настоящей битве, никакие разговоры о славе, обряды или песни. Звуки, запахи, цвета - все было жестоким и бездушным, все смешалось в кровавой каше. Колени слегка подгибались, ослабевшие пальцы с трудом удерживали меч, названный Клятва Талискера.
      Первый пес схватил челюстями молодого воина и принялся трясти его, пока у несчастного не сломался позвоночник. Умирающий размахивал мечом во все стороны и нечаянно рубанул по руке своего сородича. Новые и новые твари вспрыгивали на стены, и люди падали под ударами их тяжелых лап.
      Бросив беспомощную жертву, пес попытался ухватить другого воина. Тот отскочил с криком и напоролся на меч товарища; под громкие вопли челюсти собаки сомкнулись на его шее.
      Талискер оказался совсем рядом с другим псом и, закричав, вонзил меч в своего врага. Даже сквозь звуки битвы он слышал треск рвущейся плоти. Оружие увязло в ране, окровавленная рукоять выскользнула. Тварь резко обернулась и, обнажив клыки, бросилась на Талискера.
      - Назад! Назад, идиоты! - закричал Малки.
      Пес повалил Дункана и ударил его лапой. Рука сломалась, как тростинка. Талискер заорал от боли.
      Как будто в ответ в небесах раздался орлиный клекот, и огромная птица спикировала к черной твари, выставив серебряные когти. Пес поднял голову и в тот же миг лишился глаз. Кто-то оттащил Талискера в сторону.
      Дункан с трудом добрался до Малки. Горец принес целую кучу длинных копий и раздавал их воинам.
      - С тобой все в порядке? - спросил он своего потомка.
      Талискер кивнул. Рука, как ни странно, не болела, только онемела, но он прекрасно понимал, что боль придет позже.
      На стене было около десятка собак, семь из которых ослепили орлы. Увы, ситуация существенно не изменилась - на помощь соратникам спешили темные тени кораннидов, принимая человеческие очертания. Попытки прогнать врага с пристани были оставлены, и битва кипела уже на рыночной площади. Воздух был полон криков несчастных жертв кораннидов, и товарищи из жалости приканчивали умирающих.
      Неожиданно внимание Талискера привлек один кораннид на укреплениях. С ним происходило что-то странное, он принимал особую форму... Через мгновение Дункан понял, в чем дело.
      - Нет! - в ужасе закричал он.
      С неба пикировал орел, не подозревая, что не сможет справиться с врагом. Ужасная ошибка.
      - Назад! Назад!
      Два существа соприкоснулись, и кораннид окутал тенью благородную птицу. Сначала сид не осознал, что случилось страшное. Он поднялся, чтобы поискать исчезнувшую жертву... и тут из его груди вырвались черные щупальца. Сид издал душераздирающий крик, а Талискер застонал, не в силах ему помочь. Малки оказался куда ближе к орлу, обнажил меч и одним движением отрубил голову умирающему.
      Талискера наполнила ярость. Он схватил копье и побежал к собаке, в теле которой остался его меч. В ушах звенело, в висках стучала кровь. Кинуть копье было невозможно - зверя окружили воины. Некоторые махали мечами, другие тыкали в него копьями.
      - С дороги! - проревел Талискер, разбегаясь и с силой нанося удар копьем. Оно пробило грудную клетку и поразило пса в сердце. Тварь рухнула на землю. Дункан подбежал к ней и вытянул меч. Слева появился кораннид, и, обернувшись, Талискер разрубил его одним махом. Все радостно закричали, но Дункан ничего не слышал. В глазах потемнело от ненависти. С каждым ударом силы словно бы прибавлялось. Скоро он был покрыт кровью с ног до головы и кричал, сам того не замечая.
      Улла поискала сестру везде, где смогла, и теперь бродила в отчаянии по опустевшим кухням в тщетной надежде, что Кира проснулась голодная и захотела перекусить. Почти все слуги ночью покинули город, но в очаге все еще горел огонь, и девушка ненадолго присела перед ним - нога сильно ныла, и больше всего ей хотелось лечь. Потом она услышала шум, доносившийся из коридора, - легкие шаги и тихое пение.
      - Кира?
      Улла подошла к двери и выглянула наружу. В проходе было темно, горел только один факел в дальнем конце. Этим путем шли вчера беглецы, и на полу лежали оброненные ими вещи: одежда, туфелька, разбитое зеркало. Зрелище было печальное, и Улла невольно вздрогнула.
      - Кира? Ты здесь?
      Вопрос повис в воздухе. Улла пошла по коридору и среди валявшихся на полу вещей заметила незамысловатый кинжал вроде тех, которыми едят на пирах. Она подняла клинок, не задумавшись, зачем он ей.
      Через сто ярдов коридор резко сузился и повел вниз. Улла пошла медленнее, держась за стену. Чем круче вниз вел проход, тем труднее было ей идти; она пару раз поскользнулась на склизких камнях и поняла, что находится ниже уровня озера. Становилось холодно, слышался звон текущей воды. Мимо пробежала коричневая крыса. Улла в отличие от сестры нисколько не боялась этих маленьких зверьков, ей даже нравились их целеустремленность и сообразительность.
      - Что происходит, крысик? - спросила девушка.
      Она прислонилась к стене и немного постояла, переводя дух. Вчера здесь прошла Дом; наверное, малышка очень боялась. Хотя, должно быть, когда здесь много людей, то не так страшно, кроме того, с девочкой уходили ее друзья.
      Спереди донесся тихий звук. Пела Кира! Улла с трудом узнала мелодию в детстве они радовали этой песенкой отца: "...принеси мне радость, милая птичка, и я отпущу тебя..." Подобрав юбки, девушка решительно двинулась вперед.
      Снаружи, на улицах и площадях Руаннох Вера, продолжалась битва. Толпы кораннидов сметали все на своем пути. Сражение сосредоточилось в четырех местах на западе города, хотя мелкие стычки происходили повсюду - псы и их хозяева-демоны рыскали в поисках легкой добычи. Среди страшных картин боли и смерти ходила Фирр, выделяясь из общего безумия ледяным спокойствием. Она уже равнодушно прикончила троих. Третий встретился ей в узком переулке. Миловидный юноша, хотя и покрытый грязью и кровью, бежал ей навстречу. Увидев ее, он поднял палаш и бросился в атаку. Фирр стояла неподвижно, глядя на врага. Он поднял щит, чтобы защитить грудь, и нанес удар мечом, но его противницы не было там, она отступила в сторону и ловко ударила воина кинжалом, пронзив сердце. Он рухнул на брусчатку с выражением недоумения на лице.
      Фирр склонилась над жертвой и заметила, что юноша изумительно хорош собой.
      - Война делает мужчин такими неуклюжими, - пробормотала она, вытягивая оружие, обмакивая палец в ярко-алую кровь и касаясь им своего языка.
      С крыши соседнего дома раздалось громкое карканье. Фирр подняла голову.
      - Замолчи, Слуаг. - Она перевела взгляд на мертвое тело. - Может, чуть позже, милый. Мне нужно найти кое-кого.
      Она двинулась по улицам, прячась в тени, пока не добралась до рыночной площади. Там богиня зла увидела намеченную жертву.
      Глубоко внутри Талискер понимал, что обречен. Голос разума твердил ему, что скоро коранниды его прикончат. И все же воин не уставал рубить, колоть, резать... Струйка крови из виска затекала в глаза, но вытереть ее было решительно некогда. Кругом слышались крики умирающих, орлиный клекот и почему-то плеск воды. Должно быть, в последние несколько секунд жизни обострились чувства...
      - Сюда, Дункан! Сюда!
      Крик раздался за спиной. Рядом снова возник Малки, изрыгая самые любимые ругательства.
      - Понравилось тебе, ублюдок тухлый? Получи еще!.. Талискер, слышишь меня? Я прикрываю твой тыл. Медленно отступай. Мы сможем добраться до... Господи Христе!
      Талискер тоже заметил, как на площадь вышла Фирр в сопровождении кораннидов. Таких больших и уродливых тварей Дункан еще не видел. Похожие на тень контуры слегка расплывались в утреннем свете, но все же у них было подобие ног и огромная голова с рогами, зубами и покрытой пеной пастью.
      Талискер убил тварь справа от себя, подрубив ей ноги и окончательно заколов коротким мечом, взятым у мертвого солдата. Однако таким образом он подошел слишком близко к другому коранниду. Черное щупальце уже потянулось к нему, но Дункан поспешно отрубил и его, едва не задев собственную ногу. Потом поднял голову и всего в нескольких шагах увидел Фирр. Талискер двинулся к ней, невзирая на страх, на то, что меч и кинжал едва не выскальзывали из потных рук.
      - Талискер! Нет! - завопил Малки. - Беги! Нельзя...
      Улла дошла почти до конца прохода. Впереди мерцал огонек факела ее сестры.
      - Кира? - хрипло прошептала девушка. - Кира, ты что...
      Она замерла на месте - спереди донесся самый ужасный звук на свете: звук поднимаемой деревянной щеколды. Улла все поняла - там начинался туннель под озером, которым вчера ушла Дом и другие дети.
      - Кира, нет...
      Улла со стоном прислонилась к стене, скрытая от кораннидов деревянной подпоркой. Твари мчались вперед, неся копья, с которых свисали темно-красные тряпки. Сначала девушка не разобрала, что за круглые предметы насажены на острия, а потом до нее начало медленно доходить... Она закричала, и вместе с криком из ее жизни навсегда ушла радость.
      - Дом... о, Дом...
      Мимо пронеслись первые враги. Улла отлетела в сторону, ударилась головой о камень - к счастью, почти ослепнув от боли и страха, когда мимо проносили шест с головой ее дочери. Капля крови упала на щеку безутешной матери, как прощальный поцелуй.
      Враги ворвались в самое сердце города.