Талискер (Последний человек из клана - 1)

      Наконец настал час решающей битвы. Свободными остались только пять кланов во главе с великими героями. Уисдин Фианнах, Рагнальд Красный, Кентигерн Мурдох - самый молодой из них, Конниер мак Роих и прекрасная Маура Маклейш. Вечером перед битвой в их лагере царило отчаяние, слышался плач будущих вдов. В полночь, когда наступила тишина, на собрание вождей привели молодую женщину. Часовые поймали ее у лагеря, возле реки. Четверо из пяти предложили зарубить ее как шпионку, но что-то в ней заставило Уисдина остановить свою руку... должно быть, ее спокойная улыбка. Она призналась, что является великой и могущественной чародейкой, и предложила помощь в битве. Герои долго спорили - в темные годы правления Короля-Ворона люди с недоверием относились к магии, - однако еще до рассвета вожди все же согласились. У них не было выбора - исход битвы нетрудно предрешить, когда на другой стороне реки чернеют бесчисленные орды Корвуса.
      Тогда волшебница произнесла заклинание, простое, по ее словам, но такого не слышали в этой земле. Она послала в небеса огромный драгоценный камень, вспыхнувший яркой звездой. Его ослепительный зеленый свет был виден воинам по обе стороны реки и дарил надежду феинам и отчаяние легионам Корвуса. Потом он исчез.
      Долгое время царила тишина. Слышалось только журчание воды в реке. Вожди начали подозревать измену и потянулись за оружием, и тут ночное небо от края до края разорвала новая зеленая вспышка. Потом она померкла, и остался только слабый свет, в котором было прекрасно видно, как огромный отряд воинов прошествовал по небесам вслед за своим вождем. Их мечи и секиры отливали зеленым, а шедший впереди нес в одной руке изумруд, а в другой обнаженный клинок. Они спустились на землю и подошли к застывшим в ожидании людям.
      Предводитель остановился перед Уисдином, протянул ему камень, обнял его и улыбнулся. Он был выше и шире в плечах, чем великий вождь клана. Борода и волосы отливали красным золотом, и один его вид внушал надежду.
      - Братья! - сказал он могучим голосом, который разнесся по всему лагерю. - Мы получили ваш призыв о помощи и откликнулись на него.
      Ответом был приветственный радостный шум толпы.
      После этого ни пришедший, ни его воины не вымолвили ни слова. За них говорили свершенные ими подвиги.
      На рассвете началась великая битва на берегах реки. Феинов было куда меньше, чем врагов, ведь благодаря черной магии Корвус подчинил себе множество кораннидов. Один вид этих ужасных существ в состоянии наполнить страхом самое отважное сердце. У них нет постоянного обличья - твари могут менять свой внешний вид, как и их противоположность, сиды, но тех не было тогда среди людей. Бездушные коранниды способны на время принимать облик врага - конечно, только в общих чертах; в бою они лишь черные тени, полные ужасных насекомых, которые бросаются от одной жертвы к другой. Над полем битвы звучали их тонкие крики и звон крыльев сотен тысяч мух и жуков.
      В тот день свершили множество великих подвигов, как поется в наших балладах. Все герои пали от рук исчадий тьмы, кроме Рагнальда и Безымянного Вождя. Их окружили черные полчища Корвуса, коранниды и солдаты. Казалось, все потеряно. Враги переступали через трупы погибших, и небо почернело от стай птиц, питающихся падалью. Рагнальд и Безымянный Вождь обнялись, как братья, готовясь к гибели.
      И тут вмешались боги. Потеря людьми веры ослабила их, но вместе они были еще сильны. Им стало стыдно, что один из их числа принес столько страданий и смертей на зеленые поля Сутры, и все объединились, чтобы произнести последнее заклятие.
      То было заклятие столь могущественное, что могло подчинить и бога. Небо снова разорвала молния, и там, где она ударила в землю, между Рагнальдом и Безымянным Вождем, возник ослепительный столб света. В объятых пламенем небесах виднелись опечаленные лица богов. Из сияющего столба вырвались яркие лучи. Корвуса, ожидавшего исхода битвы за спинами своих солдат, неодолимая сила потянула вверх. Поняв, что задумали боги, он начал биться и кричать, рассылая проклятия во все стороны. Последнее из них ударило в бездыханные тела героев, что лежали на вершине холма, и в Рагнальда. Все они вместе с последним оставшимся в живых героем обратились в камень, и только Безымянный Вождь остался цел, пал на колени и оплакивал уход богов и гибель своих товарищей. Свет коснулся кораннидов, и твари исчезли. На поле битвы пала странная тишина.
      Когда угасли последние вспышки, неясный образ богини Рианнон явился собравшимся на холме родичам воинов.
      - Мы подвели вас и теперь покидаем ваш мир. Не плачьте о нас. На самом деле не так уж мы вам и нужны... Но если снова придет час нужды, ищите нас в тихих, тайных местах. Наше заклинание не пустит сюда тьму еще много лет. Покуда есть те, кто любит эту землю и готов умереть за нее, оно будет в силе.
      Она обернулась к Безымянному Вождю.
      - Собери своих погибших людей, и я верну вас в ваш мир. Знай, что, пока живы кельты, о ваших деяниях будут помнить. - Она протянула ему знамя, которое подхватил ветер, алое знамя в честь крови павших. - Возьми с собой этот знак. Пока он висит в твоих чертогах, ни один человек из твоего клана не падет в битве.
      И тогда клан Безымянного Вождя вернулся туда, откуда пришел, забрав погибших и раненых. Перед тем как скрыться в тумане, сотворенном богиней, предводитель обернулся и отсалютовал клинком.
      - Пока свет не призовет нас вновь, госпожа моя Рианнон.
      И они исчезли.
      Земли Сутры вскоре исцелились; казалось, им помогает неведомая сила. Люди позабыли, кто был на чьей стороне, уже через поколение, хотя о правлении Короля-Ворона говорили только шепотом. На следующий день после битвы с юга приехали первые сиды. Говорят, что боги послали их в Сутру исцелять и петь. Вскоре у каждого клана появились свои сиды, которые напоминали им о красоте мира.
      И все же семя тьмы осталось. О Фирр, сестре Корвуса, почти забыли, а ведь порой ее черную тень видели на полях сражений, где погибали прекрасные молодые люди. Быть может, это домыслы, но... Мне кажется, что больше всего борются за жизнь темные души.
      Вот и пришел конец сказанию сеаннаха.
      Последние слова сказания резанули сердце Талискера. Почему больше всего борются за жизнь темные души? И что тогда можно сказать о нем самом? Он сжал камень Мирранон, лежащий в кармане. Пока свет не призовет нас вновь... Талискер едва не подпрыгнул на месте, но встретился взглядом с Мориасом, и тот слегка покачал головой.
      Слушатели радостно захлопали и закричали от восторга. Мориас улыбался и кланялся, скромно принимая хвалу, однако было заметно, что старик очень устал. Чаплин уже стоял рядом со сказителем и тихо говорил с ним. Слушатели медленно расходились, их факелы догорали, дымя. Через несколько минут Талискер, Малки, Мориас и Чаплин остались одни на площади. Уна отправилась укладывать детей спать в доме их родича. Ночь наконец стихла.
      - Но ведь это не конец, Мориас? - требовательно спросил Дункан. - Не конец сказания?
      Он спросил куда более жестко, чем собирался, и Чаплину почудилось, будто он угрожает старику. Полицейский быстро встал между ними. В лунном свете блеснул клинок, и Малки поспешно оттащил Талискера в сторону, чтобы Алессандро не мог дотянуться.
      - Отлично, Чаплин, - рявкнул Дункан. - Вот тебе и прекрасный предлог. Ты так его ждал! Немного же времени тебе потребовалось. Тебя ведь не интересует, что происходит на самом деле?
      - Не дури, парень, - поддержал его Малки.
      - Оставь его, Сандро, - спокойно проговорил Мориас. - Кажется, мое сказание не столько ответило на вопросы, сколько задало их.
      Талискер сделал шаг в сторону и вытащил из кармана камень.
      - Как насчет этого, Мориас?
      Изумруд сиял так же, как в Эдинбурге. От всех граней струился зеленый свет, бросая отблески на лица четверых мужчин, отражаясь в их глазах.
      - Убери его! - прошипел сеаннах. - Ты нас погубишь.
      - Господи Христе, - прошептал Чаплин. - Пока свет не призовет нас вновь...
      Талискер сунул камень в карман, и Мориас устало кивнул.
      - Да. Свет снова призвал, но на сей раз не пришел могучий клан героев. Остался только один, и он далек от совершенства. Думаю, стоит поговорить об этом утром. Я очень устал. Наверное, это мой последний Самайн.
      - Мориас, - перебил его Талискер. - Мне нужно знать все. Не понимаю почему я?
      - Мой рассказ - чистая правда, - вздохнул сказитель. - Ты и Малки последние потомки клана, явившегося в Сутру в час величайшей нужды. Сколько людей было сегодня в толпе?
      - Не знаю точно. Тысячи две. А что?
      - В последнюю неделю вдвое больше покинули свои дома и отправились на праздник Самайна.
      - Что? - изумился Талискер. - Как же так?
      - Их убили в лесах, как Даррага. По нашей земле снова бродят коранниды. - Старик сделал рукой странный жест, словно отгоняя темных духов. - Люди еще не осознали масштабы бедствия. Но поверь мне, сегодня ночью в гостиницах и тавернах города правда всплывет на поверхность. Заклятие, о котором я рассказывал, слабеет, и Корвус знает об этом. Скоро он освободится, а две сотни лет ничем не смягчили его жестокую душу. Мы можем противопоставить его мощи горсточку неясных прорицаний, изумруд и тебя. Не слишком много, правда?
      Воцарилось молчание.
      - Думаю, мне пора спать, - сказал Мориас таким тоном, будто они обсуждали погоду, с трудом поднялся, и Чаплин поспешно поддержал его. - Я снял для нас комнаты в гостинице. - Старик указал посохом в темноту.- В трех улицах отсюда, называется "Черный лебедь". - Он побрел туда, Чаплин и Малки - следом.
      - Я скоро приду, - пробормотал Талискер.
      Его звезда все еще сияла на небе, и Дункан долго смотрел на нее. Огонь, разожженный для сказителя, почти угас, последние искорки уносил ветер. Талискер поднял с земли пальто и надел его - сырой ночной воздух совсем остыл, а с озера надвигался туман.
      Две тысячи человек, по словам Мориаса, погибли в лесах по пути на Самайн, праздник света. Их убили твари, отобравшие жизнь у Даррага.
      - Талискер?
      Уна стояла в тени возвышения; лунный свет падал ей на лицо, делая его неземным и божественно прекрасным. Дункан улыбнулся ей, хотя едва не падал от усталости.
      - Многие погибли, - промолвила она. - Об этом говорят во всех тавернах. Женщины и дети... - Уна прикусила губу, и по щеке скатилась слезинка.
      Талискер подошел к ней и обнял как тогда, в первую их встречу. Оба молчали, делясь друг с другом теплом и скорбью. Девушка прижалась к нему, положила голову на плечо. Потом снова заговорила, совсем тихо, но Дункану показалось, что ее голос звучит громче труб Судного дня.
      - Ты возляжешь со мной?
      - Уна, - прошептал он. - Ты меня не знаешь, совсем не знаешь, кто я на самом деле...
      Девушка не подняла лица, но Талискер понял, что она улыбается.
      - Нет ничего позорного в том, чтобы хотеть мужчину, Дункан. Ты не обесчестишь меня, только не в ночь Самайна. Кроме того, я слышу песню твоего сердца и хочу, чтобы она стала моей.
      Руки Уны скользнули по его бедрам, и Талискер почувствовал, как почти нестерпимый жар проникает сквозь ткань джинсов. Он весь пылал, как тогда, когда они спали рядом, однако на сей раз пламя исходило от нее. Не в его силах было оставить призыв без ответа.
      - Страх, - проговорил Дункан, - страх в моем сердце.
      Она посмотрела на него сияющими глазами.
      - Тогда позволь мне принять твой страх, Дункан Талискер, и спасти тебя от него.
      Он коснулся ее губ, чувствуя, как беспокойство уходит. В темноте, когда все праздничные факелы погасли и песни умолкли, город начинала охватывать тень смерти, и только сердце Талискера было полно радости.
      Когда зеленый свет камня Мирранон осветил замершие в удивлении лица четырех мужчин и лучи коснулись опустевшей рыночной площади, его заметил человек, стоявший на северной башне. За его, а точнее, за ее спиной, догорал огромный костер, от которого зажигали факелы. Она стояла у тлеющих углей, пока Талискер и Уна не отправились в таверну: молодая женщина вела высокого мужчину, как будто тот пребывал в глубоком трансе.
      - Как мило, - улыбнулась Кира. - Сегодняшний герой.
      Поплотнее закутавшись в шаль, девушка вернулась в зал, где праздновали ее помолвку.
      Много позднее Кира тщетно пыталась уснуть. В голове бурлили мысли. Придет ли он вновь в ее сон? Захочет ли ее по-прежнему? Никого, кроме него, ей не нужно...
      Она слегка застонала, когда сон ласково охватил ее, тьма коснулась нежной кожи, и началось долгое падение в пустоту. Он поймает ее. Конечно же, поймает.
      - Кира? Вот и ты наконец.
      - Корвус!
      Чувство падения исчезло. Он стоял в нескольких шагах от нее и был четко виден, хотя вокруг постиралась тьма, - совершено нагой, если не считать черного плаща, синие глаза горели жестоким огнем.
      - Ты знаешь, кто я?
      - Сегодня сеаннах рассказал нам твою историю, - кивнула девушка.
      - Ты боишься?
      Она покачала головой:
      - Я не верю, что ты злой.
      Он запрокинул голову и расхохотался.
      - Ты так юна, Кира. Уверяю тебя, я очень злой, почти воплощенное зло. Что ты на это скажешь?
      - Ничего.
      Почему же, почему он не идет ко мне, думала девушка. Казалось, Корвус не в силах двинуться с места. Она шагнула вперед, гордо подняв подбородок и не обращая внимания на слезы, катящиеся из глаз.
      - Как ты можешь быть злым, если кто-то любит тебя? Разве любовь не искупает все?
      Кира стояла от него на расстоянии вытянутой руки. Безумно хотелось коснуться сильного и нежного лица, являвшегося ей каждую ночь вот уже два месяца, но что-то удержало ее. Улыбка превратилась в оскал, и Корвус хрипло и презрительно рассмеялся, будто издеваясь над ней. Еще не вполне поняв, что происходит и что надо делать, девушка плюнула ему в лицо.
      - Подлый ублюдок!
      Кира бросилась бежать.
      Это сон. Это сон.
      Однако страх все рос. Сзади донесся страшный звериный рев, в сумраке мелькнула черная тень. Девушку пронзила острая боль, спину разодрали огромные темные когти. По бедрам заструилась кровь. Кира упала, с трудом развернулась и увидела его. Из горла вырвался отчаянный крик, но было уже поздно.
      Он обернулся в ворона. Крылья заслонили собой весь мир, на серебряных когтях алела свежая кровь. И все же перед ней был Корвус. Те же синие глаза впивались в самую душу. Он опустился на нее - и в тот же миг стал человеком. Прижался к ней... На мгновение она ощутила прикосновение перьев к обнаженной груди, услышала стук огромного птичьего сердца.
      Он охватил ее своими руками - а может быть, все еще крыльями, притянул к себе и вошел в нее, запустил пальцы в теплую кровь, струящуюся по спине. Она закричала, и Корвус поднес к ее губам окровавленный палец.
      - Дорогая... - Темноту разорвал злобный смех.
      Она боролась и кричала. Кира была дочерью тана и сопротивлялась с силой, которую никто не мог ожидать от такой хрупкой и тоненькой девушки. Но все было тщетно. Наконец она затихла без движения, плача от бессилия и отвращения к себе, а внутри нее обрело жизнь семя тьмы. В последнее мгновение Кира поняла, что теряет душу, закрыла глаза в ужасе... Потом открыла их, и на ее лице появилась такая же злобная улыбка, как у Корвуса.
      Хаос поглотил ее. Кира была мертва.
      - Я твоя, господин мой, - прошептала она.
      - Знаю, - ответил Корвус.
      ГЛАВА 9
      Воздух был серебром, воздух был музыкой. Над утренним туманом летели орлы, и величайшим среди них по праву считали Макпьялуту. Его могучие крылья рассекали прохладный воздух со свистом клинка, несущего верную смерть. Он поднимался все выше и выше, чтобы взглянуть на коричневые спины своих собратьев. Крик его разнесся над лесами и спящим городом. Макпьялута смотрел, как идут вверх другие орлы. Они полетели бы за ним куда угодно, даже если бы их вождь продолжил стремление туда, где крылья не могут опираться о воздух, а лучи солнца губительны.
      От самолюбования Макпьялуту отвлек странный свет, струящийся из узенького окна под крышей одной из гостиниц, будто отражавшийся от медно-красной поверхности. Принц был заинтригован и, сложив крылья, ринулся вниз. Уже возле окна он замедлил полет, распустив крылья, и заглянул внутрь. Свет солнца падал на темно-рыжие волосы спящей женщины. На узкой кровати лежали двое, крепко обнявшись и тихо улыбаясь во сне. Мужчина, казалось, не совсем расслабился, мышцы были слегка напряжены, будто, войди кто в комнату, он проснется в ту же секунду. На полу, в пределах досягаемости, лежал прекрасный меч.
      Макпьялута снова издал крик, и на сей раз в нем прозвучало не торжество, а скорее печаль.
      Талискер проснулся от громкого птичьего крика в крохотной комнатке под крышей таверны, выглянул в окно и увидел мелькнувшие коричневые перья.
      - Господи Христе, - прошептал он.
      Мимо пролетело семь или восемь огромных птиц; ветер, поднятый их крыльями, распахнул незапертое окно. Последнее крылатое создание встретилось взглядом с проснувшимся человеком и (так показалось Дункану) улыбнулось. Талискер рассмеялся над игрой своего воображения - где это видано, чтобы птицы улыбались, - и стал любоваться спящей девушкой.
      - Уна! Там, снаружи, огромные птицы. Думаю, это орлы. - Она шевельнулась и крепче прижалась к нему. Он нежно убрал волосы с ее лица. Уна, - хрипловато повторил Дункан, не в силах сдержать страсть, - ты не спишь?
      Она засмеялась и еще сильнее сжала его в объятиях, показывая, что не спит. Он застонал. Тогда Уна ловко выдернула подушку у него из-под головы, вскочила на ноги и встала над ним. Не успел Талискер опомниться, как получил по голове. Перья полетели во все стороны.
      - Разве ты не знал, Дункан Талискер, что в наших краях надо сражаться за свою женщину? - Она снова ударила его. Белые перья запутались в рыжих волосах, упали на обнаженную грудь.
      Дункан подумал, что никогда не видел более прекрасного и более эротичного зрелища.
      - Вчера вечером ты совсем другое говорила... - ответил он, поднялся и страстно поцеловал ее.
      На улицах было пусто, настроение в городе царило далеко не праздничное. От вчерашнего веселья не осталось и следа. Дул прохладный ветерок, и Талискер решил пойти поискать орлов в надежде еще разок полюбоваться на них. Гостиница стояла у южной стены, неподалеку от главных ворот, так что он направился к стене и взобрался по длинной лестнице на сторожевую башню, выходящую к озеру.
      Над водой парили орлы. Их было девять. Золотисто-коричневые перья блестели в лучах утреннего солнца, изумительно красивые на фоне голубого неба. Казалось, птицы поглощены какой-то игрой - пролетали мимо друг друга, едва не касаясь крыльями, а потом по широкой спирали взмывали вверх. Громкие крики разрывали утреннюю тишину.
      - Правда они прекрасны?
      Талискер и не заметил, как к нему подошел Мориас. Старый сеаннах вскарабкался по лестнице вслед за своим молодым другом и совсем запыхался. Дункан поспешно указал ему на деревянную скамью возле внутренней стены.
      - Спасибо. - Мориас с радостью сел. - Я столько раз любовался их полетом, а сердце по-прежнему замирает.
      - Они живут в городе? - спросил Талискер, не отрывая взгляда от огромных птиц. Орлы принялись ловить рыбу в озере - камнем падали вниз и так же быстро поднимались кверху, неся в когтях беспомощную добычу.
      - А ты не знал? - Мориаса сильно удивил подобный вопрос. - Или ты успел забыть, кто тебя послал сюда?
      Талискер резко обернулся к старику.
      - Мирранон? Белая Орлица? Они... что? Как Деме?
      - Да, сиды, - кивнул Мориас. - Но не произноси здесь имя Белой Орлицы. Она изгнана из своего рода. Смотри, они летят сюда.
      Слева от Талискера на зубцы укреплений опустились все девять орлов. Потом, словно по команде, они раскрыли могучие крылья, подняли их вверх и громко закричали. Последовала яркая серебряная вспышка, и Талискер на секунду ослеп. Когда он вновь обрел зрение, перед ним стояли девять сидов. Ветер развевал их коричневые одежды, украшенные перьями. Сиды легко спрыгнули внутрь и завели, судя по тону, дружескую беседу на совершенно непонятном языке. Среди них стоял статный мужчина, явно выделявшийся среди прочих. Словно почувствовав внимание, сид обернулся к Талискеру. Их взгляды встретились, и в ту же секунду Дункан понял, что перед ним враг, хотя тот вежливо улыбался, направляясь к сказителю и его спутнику. Он остановился перед Мориасом и уважительно кивнул.
      - Приветствую тебя, сеаннах. Чудесное утро, не правда ли? - Сид говорил таким тоном, будто произнес шутку, понятную только ему и его собеседнику.
      - Принц Макпьялута. - Мориас степенно, без следа улыбки на лице или сарказма в голосе наклонил голову. - Как обычно, полет орлов радует мое сердце.
      Сид кивнул, принимая похвалу, и вопросительно посмотрел на Талискера.
      - Это Дункан Талискер, - коротко представил его сеаннах.
      Последовала секундная пауза. Принц старался скрыть свою реакцию, но все же заметно побледнел, услышав имя.
      - Талискер?
      - Да, - холодно отозвался Мориас. - Он прибыл сюда на праздник Самайн.
      Старик явно собирался продолжить, однако на лестнице послышались шаги, и появился Чаплин в сопровождении троих солдат из охраны тана.
      - Мориас, мы искали...
      - Сеаннах! - Вперед протолкался самый высокий воин. - Тан Фергус просит тебя немедленно явиться к нему, прихватив все целебные травы, какие только есть. Его дочь очень больна, господин мой.
      - Улла? - удивленно нахмурился Мориас. - У нее есть снадобья, и она сама лечит свой недуг.
      - Нет, господин, не она. Кира. - В голосе воина звучало отчаяние. Она не просыпается.
      Мориас вздрогнул, тревога пробежала по его лицу. Он дотронулся до руки воина.
      - Веди нас, Эон. Посмотрим, чем можно помочь юной леди. - Старик поманил за собой Талискера и Чаплина. - Пойдемте, познакомитесь с таном.
      Уже ступив на лестницу, Талискер обернулся и посмотрел на сидов. Большинство продолжали болтать между собой, но Макпьялута опустился на скамью, запахнувшись в алый плащ. Ветер развевал его серебристые волосы. Он сидел, скрестив на груди руки и склонив голову набок, как настоящий орел. Голубые глаза неотрывно смотрели на Талискера.
      Тан Фергус взволнованно ходил взад-вперед по комнате, смежной с опочивальней Киры. Он проснулся и услышал страшные вести о том, что многие из его подданных не дожили до праздника Самайн. Ужасные подробности напугали бы любого. Не успел он оправиться от этой новости, как прибежала служанка его любимой дочери, златовласой Киры, и сказала, что никак не может ее разбудить. Девушка дышала, но слабо, и сон был явно колдовским. Да еще и запах... Он наполнял спальню и, хотя тан не спешил признаваться себе в том, исходил от середины кровати.
      - Отец, не беспокойся. Уверена, сеаннах поможет нам, - раздался голос Уллы, которая изо всех сил старалась улыбаться. В ее глазах светился страх за сестру, но Фергус не хотел встречаться взглядом с Уллой, боясь, что дочь прочтет в нем злую мысль. Почему Кира, спрашивал он себя в отчаянии, почему моя любимая девочка? Ему становилось стыдно от таких мыслей, и он не поднимал глаз выше коричневого подола платья младшей дочери.
      - Оставь меня, - бросил он, даже не взглянув Улле в лицо, не подумав, что ранит чувства девушки, просто равнодушно смотрел, как метнулся подол и она отошла в дальний угол комнаты.
      Вскоре появился Мориас в сопровождении еще нескольких человек. Солдаты поспешно скрестили длинные копья, в комнату пустили только старика. Фергус тепло встретил старого друга. Улла робко вышла из угла, сеаннах взял ее руки в свои и поцеловал в щеку.
      Талискер внимательно смотрел сквозь дверной проем на встречу тана и сказителя. Теперь Дункан был почти уверен, что бродяга, с которым он сидел на скамеечке в Эдинбурге, и сеаннах - одно лицо. Припомнилось, как они смеялись и курили одну сигарету. Какой же силой должен обладать Мориас, если ему так легко наведываться в Эдинбург, когда Деме пришлось ждать двести лет в своей темнице?
      - Приглядывался ко мне, надо же, - пробормотал Талискер.
      - Видел? - Эон показал на линию горизонта. - Там что-то шевельнулось.
      День клонился к вечеру, западный берег озера озаряли последние лучи осеннего солнца. Дальше, насколько хватал глаз, простирался великий лес, Ор Коиль. Стена деревьев казалась непроницаемой даже для солнечного света; не верилось, что через зелено-золотую чащобу могли прийти на праздник тысячи людей. Потом глаз привыкал и начинал замечать, что лес вовсе не сплошной тут и там торчали серые ветки засохшего дерева, виднелись камни и даже полянки, на которых ничего не росло.
      Талискер прищурился.
      - Ничего не вижу. Хотя... постой-ка...
      На той стороне озера, к востоку от крепостных ворот, в лесу мелькнула неясная тень. Похоже, тварь имела размеры небольшой лошади. Потом появилась еще одна, и еще одна, ближе к югу, вышла из-за прикрытия деревьев. Все существа были черными, а более точно сказать с такого расстояния не представлялось возможным. Что-то в их повадках и поступи...
      - Собаки? - не веря своим глазам, спросил Талискер.
      Из леса вышли новые тени. Они двигались так слаженно, словно повиновались единому приказу, словно их вела единая воля.
      - Вот черт, - раздался знакомый голос с шотландским акцентом. Горец стоял за Талискером и тоже смотрел на лес. Они встретились в первый раз с тех пор, как Талискер достал камень Мирранон на площади.
      - Псы, Малки.
      - Да, черные псы. - Горец сплюнул вниз со стены. - Большие, сволочи, верно?
      Талискер обернулся к другу и заметил, что по всей стене воины с ужасом смотрят на лес. Они молча стояли группками по двое или по трое. Многие молодые солдаты побледнели от страха, воины постарше выглядели сурово и решительно.
      - Что это значит, дружище? - хриплым шепотом спросил Талискер.
      Словно в ответ Малки снова кивнул в сторону леса, где собирались сотни псов. У Дункана волосы встали дыбом, когда черная волна медленно двинулась в сторону Руаннох Вера.
      - Воины считают черного пса дурной приметой, - сказал горец. - Самой плохой из всех. Говорят, что увидеть черную собаку - к смерти. Каждая из них приходит за своей душой. На каждой написано имя.
      Талискер снова окинул укрепления взглядом. Кругом царила такая тишина, что плеск волн о скалы, обычно приятный и успокаивающий, казался зловещим и многозначным.
      - Но кто мог их послать, Малки? Случайно ведь не увидишь такую стаю, правда?
      - Иди сюда, Дункан. - Горец поманил своего друга за собой. - Я тут порасспрашивал вчера вечером. Помнишь кораннидов - тварей, которые убили медведя и парня, который шел с Уной?
      Талискер кивнул.
      - Так вот, там их целая армия. Как в сказании Мориаса. Похоже, сил у них все прибывает, и никто не знает почему. И все же за этим стоит проклятый Корвус.
      - Но Мориас сказал, что он в темнице, к тому же с тех пор прошло лет двести, если не больше. - Не успев договорить, Талискер понял, что двести лет - пустяк для бога. - Кроме того, он скован заклинанием.
      - Да, но сестрица-то его свободна. Теперь Фирр - королева. Корвус управляет кораннидами ее руками. А она и рада, поганка гнилая.
      Талискер едва не рассмеялся, услышав такое определение злобной сестрицы повелителя тьмы, однако Малки явно был сильно встревожен, да и общее настроение на укреплениях не располагало к веселью.
      Неожиданно тяжкую тишину разорвал прекрасный звук, подхваченный и усиленный эхом. Макпьялута, принц орлов, сидел на стене, свесив ноги и нисколько не обращая внимания на высоту. Он играл на золотой свирели не длиннее его пальцев, летавших по ней в легком танце. Музыка рассеяла ужас, навеянный появлением черных собак, и, будто во власти новых чар, многие воины повернулись к лесу спиной.
      - Как там леди Кира? - спросил Малки. - Говорят, ее кто-то заколдовал.
      Талискер, тоже под властью музыки, ответил не сразу.
      - Между нами говоря, приятель, это правда. Мориас сумел ее разбудить и все еще находится в ее покоях. Не радостное у него лицо, доложу тебе... Она похожа на... - Он огляделся по сторонам и закончил почти шепотом: - ...на зомби.
      - Как это?
      - Жива, но... - Талискер поглядел в белое, безжизненное лицо Малки и решил не продолжать. - Не важно. Нас с Эоном послали посмотреть, что происходит, и доложить тану. Пора отправиться назад. Эти псы не радуют взор.
      - Ты видел Чаплина?
      - Да, - вздохнул Дункан. - Он с Мориасом. Сделай одолжение, Малки, присматривай за ним. Прикрывай мой тыл.
      - За этим я и здесь. - Горец неожиданно коротко рассмеялся. - Ты ведь у нас занят одной рыжеволосой леди.
      Талискер не привык к подобным разговорам. Ему доводилось слышать, как мужчины обсуждают своих возлюбленных такими словами, от которых его всегда коробило. Он слегка покраснел.
      - Да... В общем-то...
      Они спустились по лестнице, и Малки внимательно поглядел на друга.
      - Я рад за тебя, Дункан. Она славная девушка.
      - Это верно.
      На сей раз Талискера без вопросов пропустили в спальню леди Киры, быть может, потому, что с ним был Эон, а тан ушел.
      Кира сидела на постели, и вид у нее был недовольный. Она сразу не понравилась Талискеру, хоть он и не смог бы сказать почему. Рядом на краешке кровати сидел Мориас и тихонько беседовал с ней. До Дункана донесся обрывок разговора.
      - Вспомни, Кира, это важно.
      Чаплин, Улла и служанка дочери тана стояли возле кровати, явно чувствуя себя потерянными.
      - Эон. - Кира протянула руку своему жениху.
      На его лице нарисовалось неимоверное облегчение, и он бросился к невесте, опустился на колени и поцеловал ее руку. Потом застыл, будто пораженный молнией.
      Малки положил руку на рукоять меча, но Эон - с немалым трудом - через секунду все же встал.
      - Рад в-видеть в-вас в добром здравии, госп-пожа моя. - Его голос дрогнул, и воин обернулся к Мориасу в поисках поддержки. Сеаннах слегка нахмурился. - Я... Я должен отправиться к вашему отцу и доложить ему о происходящем.
      Эон развернулся на каблуках и почти выбежал из комнаты, слегка толкнув Малки и Талискера. На его лице было написано отчаяние, в глазах стояли слезы.
      - А теперь усни, - сказал Мориас Кире. - Сон исцелит тебя.