Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Черное сердце

ModernLib.Net / Детективы / Ван Ластбадер Эрик / Черное сердце - Чтение (стр. 46)
Автор: Ван Ластбадер Эрик
Жанр: Детективы

 

 


      Ким вернулся в Нью-Йорк. Абсурдные требования Совета его больше не интересовали, как, впрочем, не интересовала и работа на Фонд. И то, и другое сейчас казалось полной бессмыслицей. У него были свои личные проблемы, которыми следовало заняться в первую очередь.
      Расчет оказался верным, подумал Ким: у Трейси было достаточно времени, чтобы перебраться через минное поле, следуя по едва заметным вешкам, которые он, Ким, для него расставил. Зная его выдающиеся способности, Ким не сомневался, что Трейси двинется в верном направлении, для этого хватило бы одних лишь фотографий, из которых явствовало, каким образом был убит его друг Холмгрен.
      А сейчас пора было снова влезть в шкуру хорька и следовать за Трейси по пятам, не пропустить тот момент, когда он выйдет на дичь. Таким образом, Ким получит возможность поступить с Киеу Сока по своему усмотрению. А Трейси достанется другой приз - Макоумер. Ким не испытывал ни малейшего желания заниматься этим человеком: даже хорек заслуживает награду за удачную охоту. Что бы там ни затевал Макоумер, Киму до этого не было дела, вполне достаточно, что он знал некоторые детали его плана и вовремя ввел в игру Трейси.
      Время начинало поджимать, и Ким устал нести свою ношу - бремя священного долга перед семьей, духи которой требовали от него кровной мести.
      Такси свернуло на Манхэттен, и от предвкушения Ким немного поежился. Час долгожданной мести настал.
      - Я могу войти?
      Эллиот с ужасом смотрел на названого брата, словно увидел восставшего из могилы покойника. Он бестолково переминался с ноги на ногу, он не понимал, что происходит.
      Киеу снова был самим собой: красивым, изысканно одетым, уверенным в себе, целеустремленным. Щеки его были гладко выбриты, весело поблескивали темные глаза - он казался умиротворенным и беспечным, ничего общего с тем существом, которое Эллиот своими глазами видел в подвале отцовского дома. А может, этого и не было, подумал Эллиот, может, все это мне просто приснилось?
      - Ну, так как?
      Эллиот сделал глубокий вдох и, словно марионетка, дернул головой.
      - Входи, конечно.
      Они прошли в гостиную. Киеу сел.
      - Выпить хочешь? - Эллиот толкнул дверь кухни
      - Если можно, пиво.
      Эллиот появился с двумя бутылками "Кёренса":
      - К сожалению, пить придется из бутылок, надеюсь, ты не возражаешь?
      Киеу поднял руку, останавливая поток слов. Сделал глоток и поставил бутылку в центр стола:
      - Времени у меня совсем мало, но я решил заскочить и поблагодарить тебя.
      - Поблагодарить?.. - как попугай, повторил Эллиот.
      - За то, что ты рассказал мне.
      Киеу наклонился и тронул Эллиота за колено. Где-то на соседней улице взревела и затихла полицейская сирена: машина умчалась в сторону центра. Вернувшись домой, Эллиот не удосужился закрыть окна и включить кондиционер. За окном бушевало бабье лето, напоминая о приближающейся осени.
      - Я хочу, чтобы ты знал: я очень благодарен тебе.
      Спокойствие, почти безразличие, с которым Киеу говорил о том невероятном, что они оба узнали, снова испугало Эллиота. Он начал было что-то говорить, но осекся. Сглотнув слюну, он попытался еще раз:
      - И что... ты намерен со всем этим делать?
      - Делать? - Киеу с любопытством оглядывался по сторонам, словно видел жилище Эллиота впервые. - Ничего.
      - Но почему? - Эллиот пытался понять смысл того, что сказал Киеу. - Ты должен! Я знаю вполне достаточно для того, чтобы...
      - Нет, не знаешь. - Глаза Киеу странно сверкнули. - И, по-моему, сейчас самое время узнать. - Его спокойный вкрадчивый голос резко контрастировал с возбужденным тоном Эллиота. - Я расскажу тебе кое-что, о чем не знает даже наш отец. В конце концов, ты это заслужил.
      Он поднялся и встал за спиной Эллиота:
      - Он знает, как и ты теперь, что моего старшего брата Самнанга убили красные кхмеры - как ты сказал, наш отец подбросил им ложную информацию, которая послужила тому причиной. Но ни он, ни ты не знаете, как именно он был убит.
      - Киеу... - начал Эллиот и замолчал: сейчас что-то начнется, что-то ужасное, подумал он.
      - Тише, - прошептал Киеу и положил руку на его плечо. - Возможно, ты не знаешь, но любимый способ казни у красных кхмеров - помимо распятия или разрывания жертвы на части, привязав ее к двум согнутым деревьям - это забивание людей до смерти. Так они поступали с предателями и им подобными. Они сделали эту казнь традиционной, потому что в первые дни революции им не хватало патронов и расстрелы были, так сказать, не по карману. Именно так они поступили с Самом. Они били его до тех пор, пока не стало ясно, что он почти уже мертв. После этого они позвали меня и вложили в руку дубинку. - Он нагнулся к самому уху Эллиота. Тот попытался отодвинуться, но Киеу сжал брату плечо. - Можешь себе представить, что было дальше, брат? Тебе понятно, что они меня заставили сделать?
      Во рту у Эллиота пересохло, он снова дрожал. Он несколько раз кивнул: да, о да! я могу себе это представить! Чет Кмау заставили Киеу убить собственного брата. Он закрыл глаза, но слезы хлынули ручьем. Боже мой! Как он мог это сделать? А как мог не сделать? Разве у Киеу был иной выбор, кроме как взять дубину и сделать то, что ему приказывали? Если бы он этого не сделал, они бы убили его - и все равно убили бы Самнанга. Убили бы. Убили. Боже мой!
      - Мне очень жаль, - повторял и повторял он, - мне чрезвычайно жаль.
      - В самом деле? - Киеу обошел стул, на котором сидел Эллиот и опустился перед ним на колени. Бездонные черные глаза его заглянули в залитые слезами глаза Эллиота. - Да, - с удивлением произнес он, - я вижу, ты говоришь от всей души. - Он обнял названого брата. - Мы теперь больше, чем родственники, почти с нежностью сказал Киеу. - У нас есть тайна, которую знаем только мы с тобой, наша общая тайна. Это сильнее родственных уз. Никто не сможет разорвать эту нить.
      Он встал и потянул с собой Эллиота.
      - А теперь пошли. Вернемся домой. Вместе.
      И они пошли, по дороге апсара лизала каблуки ботинок Киеу, извиваясь, ползла за ним по асфальту. Они спрятались от нее в такси, которое доставило их в центр. Бросив взгляд в зеркало заднего вида, Киеу увидел пританцовывающую на мостовой обезглавленную фигуру. Он обернулся: она кокетливо изогнулась, и дождь расколол ее на десятки тысяч мелких, таких же, как его капли, кусочков.
      Стеклоочистители грустно скрипели, их звук напоминал шорох ветра в вершинах камбоджийских пальм. Сверкнула молния и на мгновение окрасила темное небо в охру и багрянец.
      Вечером вернется отец, чтобы забрать документацию по австралийскому промышленному объединению. Киеу поглядел на часы, и апсара указала ему точное время - 7.40. Он произвел мысленный подсчет: до того мгновения, когда мир Макоумера поглотит хаос, оставалось тридцать минут.
      Киеу расплатился с таксистом, они вышли из машины. Поднялись по ступенькам, прошли через темный, затаившийся дом. Громко тикали французские напольные часы. Оставалось еще двадцать минут.
      - Ты голоден? - спросил Киеу и, увидев, что Эллиот отрицательно покачал головой, добавил: - А я уже три дня не испытываю чувства голода.
      Толстый ковер заглушал звук их шагов. Если бы не отражение в зеркалах, не плывущие по стенам их тени, их можно было бы принять за бесплотных духов.
      - Поднимемся наверх, - предложил Киеу, и звук его голоса нарушил мертвую тишину.
      Эллиот внимательно посмотрел на него. С того самого момента, когда он спустился в подвал и обнаружил там Киеу, склонившегося над трупом Джой, Эллиот чувствовал, что связь его с действительностью каким-то странным образом нарушилась. Он не осознавал, что ноги его движутся, а поглядев вниз, не понимал, каким образом ему удается управлять ими - его конечности, казалось, передвигались сами по себе. Он плыл по воздуху, как шарик, все движения которого зависят лишь от настроения капризных воздушных потоков.
      Выдав Киеу тайны отца, он исчерпал запас отпущенной ему инициативы, и сейчас, уже будучи полным банкротом, стал совершенно беспомощным и больше не мог управлять своей собственной судьбой. Он снова вернулся в сумеречное отрочество, когда над ним ежедневно, ежечасно и ежесекундно довлели отчаяние и убеждения, что он все делает неправильно. Тогда у него не было ни одного друга, и, живя в унылом и бесплодном, как пустыня, настоящем, он до смерти боялся будущего.
      Такой же страх овладел им сейчас, сила его была настолько велика, что Эллиот едва не падал. Что с ним будет? Ему казалось, что Киеу единственный человек, способный понять его. Отец - коварный и безжалостный манипулятор: когда ему потребовалось, чтобы Эллиот, подобно дрессированному зверю, прыгнул через горящий обруч, он использовал для этого все свое обаяние, которое Эллиот чуть было не принял за долго и тщательно скрываемую отцовскую любовь. Киеу же отнесся к Эллиоту с искренним участием. Он сказал, что теперь у них есть общая тайна, они оба - люди с искалеченным прошлым... Им лгали, их использовали, ими манипулировали.
      И сейчас Киеу был рядом, рука его лежала на плече Эллиота, и он чувствовал себя в полной безопасности, по телу его разливалось приятное тепло - он никогда не испытывал таких чувств, даже не подозревал, сколь прекрасным может быть ощущение покоя.
      Они поднялись наверх и прошли через скудно освещенный коридор. Остановились у прежней спальни Эллиота.
      - Ты помнишь свою старую комнату? - прошептал ему на ухо Киеу и открыл дверь.
      Эллиот огляделся по сторонам:
      - Ничего не изменилось. Как будто я никуда не уезжал.
      - Таково было желание твоего отца, - так же шепотом произнес Киеу. - Он хочет вернуть тебя, Эллиот. Он никогда не мог смириться с тем, что ты ушел отсюда. Для него это означает только одно: ты улизнул у него между пальцами.
      - Так оно и было. Я должен был это сделать. - Он повернулся к Киеу. - Ты единственный, кто это понимает. - Глаза Киеу сверкали, темные зрачки почти слились с такой же темной радужной оболочкой.
      - О да, я понимаю. - Киеу снова обнял Эллиота за плечи. - Я горжусь твоим мужеством, ты совершил очень достойный и решительный поступок. Хотел бы я, взгляд его на мгновение затуманился, - в общем, не знаю, смог бы я поступить так же.
      - Конечно же, ты можешь! - Эллиот словно ожил. - Я помогу тебе. Мы сделаем это вместе.
      Глаза Киеу были по-прежнему печальные, он еще крепче сжал плечо Эллиота:
      - К сожалению, для меня уже слишком поздно.
      - Что ты хочешь этим сказать?
      - Не могу объяснить. - Киеу поглядел в сторону двери. - Это очень трудно... я не могу этого объяснить. Никому. Даже тебе.
      Эллиот неуверенно коснулся его руки.
      - Что случилось, Киеу? - В голосе его слышалось участие. - Я могу тебе помочь? Позволь мне помочь! Я хочу искупить свою вину перед тобой, все эти годы я вел себя по отношению к тебе просто безобразно. Разреши мне помочь тебе! Ради нас обоих.
      По лицу Киеу пробегали тени, казалось, это из непроходимой чащи выползают ночные духи. Он не отрываясь смотрел на Эллиота, и тот понял, что Киеу принял решение. Киеу обязательно расскажет ему, в чем дело! У них уже есть одна общая тайна. Эллиот поежился, но не от холода, а в предвкушении.
      Когда Киеу вновь заговорил, голос его изменился. Он стал ниже, в нем появились басовитые нотки, воздух как бы начал вибрировать. Киеу говорил тихо, но, казалось, голос его заполнил весь дом:
      - Я много лет провел в аду, но, когда наш отец привез меня в Америку, я решил было, что ад остался в прошлом... Отец увез меня от красных кхмеров, от моей растерзанной семьи. Я был благодарен ему, так благодарен, ты не можешь даже себе это проставить. Он понял мою психологию и воспользовался этим. На моих глазах, уничтожив убийц брата, он сделал меня вечным своим должником. Он выдрессировал меня, я стал псом, готовым по команде хозяина кинуться за добычей.
      Киеу пошевелился, и на лицо его упал луч света. В глазах его вдруг появился такой страшный отблеск, что Эллиот попятился.
      - Ради него я убивал. Я делал такие вещи, которые зарекся не делать никогда больше. Я совершал все это во имя любви, в память о Самнанге и моих предках. У меня не было иного выбора.
      Киеу взял Эллиота за руку и сделал шаг в сторону. Они снова оказались в темноте:
      - Вряд ли ты поймешь то, что я тебе скажу. Просто поверь мне. Я связан по рукам и ногам кодексом чести. Я обязан убить нашего отца за то, что он сделал... Но не могу.
      Эллиот заморгал, словно в глаз ему попала соринка. Лицо его покрылось потом.
      - Да, я связан кодексом чести. И теперь меня лишили моей чести. - Он сжал плечо Эллиота. - А без нее я не могу жить. Наш отец отнял у меня самое ценное, то, что составляло основу моей жизни... Единственное, что имело значение.
      Эллиот попытался освободиться из мертвой хватки Киеу. Нижняя губа его предательски вздрагивала, язык словно прилип к гортани. Он прокашлялся и срывающимся шепотом спросил:
      - Что... ты собираешься делать?
      Глаза Киеу вспыхнули:
      - Я собираюсь прекратить свое существование. - Он еще сильнее сжал пальцы, и Эллиот едва не вскрикнул от боли. - И ты должен помочь мне.
      - Нет!
      - Ты должен! - Голос Киеу стал умоляющим. - Я не могу этого сделать сам. Ты нужен мне, Эллиот.
      - Но это же, - Эллиот качал головой. - Нет! Я не могу этого допустить. Не могу!
      - Да, да, да, - простонал Киеу. - Ты сказал, что хочешь помочь мне. Это единственный способ!
      - Я не имел в виду... - Эллиот отвернулся и закрыл глаза. - Проси меня о чем угодно, но только не об этом! Все что угодно, но не это!
      - Понятно... - Киеу не собирался сдаваться. - Вот какова твоя помощь... Да, ты поможешь, но только на тех условиях, которые устраивают тебя, не так ли? Ты сделаешь только то, что сам считаешь правильным и необходимым! Ты житель Западного полушария, Эллиот, и многого не понимаешь. Посмотри мне в глаза. Посмотри же, прошу тебя! - Эллиот повернулся к нему. - Ты должен это сделать. Ты же обещал, ты дал обещание!
      Киеу убрал руку за спину, а когда выпрямил ее, в ней был какой-то темный предмет. Эллиот почувствовал запах масла и еще какой-то резкий и странный аромат.
      - Дай руку, - тихо произнес Киеу. - Дай мне свою руку, Эллиот.
      Не понимая, Эллиот протянул руку. Он видел только сверкающие глаза Киеу, и вдруг почувствовал, как в ладонь ему лег какой-то тяжелый металлический предмет.
      - Сожми пальцы, - сказал Киеу, не отрывая взгляда от лица Эллиота. Пропусти указательный палец через скобу. - Он помог Эллиоту нащупать изогнутую металлическую пластину. - Очень хорошо, - и он развернул Эллиота лицом к открытой двери.
      - Отлично, - прошептал Киеу. - Стой здесь. Да, вот здесь. Не надо никуда идти, просто поднимешь руку и нажмешь пальцем на курок, вот и все. И освободишь меня от моего бремени. Тебе понятно?
      Эллиот вдруг осознал, что сделает все, о чем его просит Киеу. Он обязан это сделать. У них есть общие тайны, они знают то, чего не знает никто в целом мире. Их связывает нечто большее, чем кровные узы. Они ближе, чем родные братья. Он должен это сделать. Теперь он не сомневался, что принял правильное решение. Он лучше чем кто бы то ни было знал всю степень страданий Киеу, он чувствовал их, как свои собственные. Он сделает все от него зависящее, чтобы избавить Киеу от мучений.
      - Да, - ответил он, хотя так ничего и не понял. Но это не имело ровным счетом никакого значения, как и то, что он никогда не сможет этого понять.
      - Хорошо, - будничным тоном произнес Киеу. - Сейчас я пойду к себе в комнату: надо совершить определенный ритуал, вознести молитвы. Когда ты услышишь, что я кончил молиться, приготовься. Я встану в дверном проеме - я зажгу свет в коридоре, и ты увидишь просто силуэт, ничего более. Так тебе будет легче: ты не будешь видеть мое лицо. Просто поднимешь руку и нажмешь на курок. Вот и все. Ничего сложного. Выстрел, и все кончится.
      Киеу направился к двери. Услышав за спиной сдавленное мычание, он обернулся:
      - Да?
      - Прощай, Киеу.
      - Прощай, mon vieux27.
      И вскоре до Эллиота донеслось пение Киеу: его брат молился. Эллиот слышал его голос очень отчетливо, казалось, голос бродит кругами по пустому дому, озирается в сумерках, прощается с жизнью. Жаль, что Киеу оставил меня здесь одного, подумал Эллиот, а потом даже обрадовался: ему поручено очень ответственное дело. Значит, он чего-то стоит, что-то из себя представляет. Из всех живущих на земле Киеу выбрал именно его. Потому что они ближе, чем родные братья. Эллиот всегда мечтал о брате и никогда не считал Киеу таковым. Он только сейчас понял, что такое брат. Эллиота переполняли чувства, ему хотелось и плакать, и радоваться.
      Он чувствовал себя живым.
      Пение продолжалось, и Эллиоту показалось, что он ощущает запах благовоний. Как же он прежде ненавидел этот запах! И как теперь любит. Он явственно видел обнаженного Киеу, преклонившего колена перед статуэткой Будды.
      Пистолет оттягивал руку, между пальцами и теплой рифленой рукоятью уже образовалась тонкая пленка пота. Он хотел перехватить пистолет в другую руку и вытереть потную ладонь, но боялся, что пропустит момент, когда Киеу закончит молитвы и не успеет сделать все так, как хочет брат. Он не мог рисковать, слишком ответственная на него возложена миссия.
      На глаза наворачивались слезы. Может, от дыма благовоний? - подумал Эллиот. Он постоянно моргал, чтобы ничто не мешало ему отчетливо видеть дверной проем. Казалось, он очутился один в ночи, в тихой безветренной ночи. Но это была живая ночь, он чувствовал ее дыхание, ее пульс. И он не был одинок. С ним Киеу, и Эллиот чувствует себя сильнее и увереннее. Боль брата моя боль. Мой брат, думал он. Мой брат.
      Пение прекратилось.
      Внезапное вторжение. По их мнению, в этом ему не было равных. Так они сказали, когда брали его на работу. А взяли его потому, что он был сыном Луиса Ричтера. Шесть дней они гоняли его по программе тестов и в конце концов определили его будущую специальность.
      Через тринадцать месяцев, в день выпуска из Майнза, этот вывод подтвердил сам Джинсоку.
      - Мой юный друг, - сказал тогда старик, - у тебя нюх норной собаки. Тебя спустят с поводка, и ты помчишься по подземному лабиринту, загоняя для них добычу. Ты сумеешь обнаружить то, что требуется, и тебя будет ждать успех там, где все остальные окажутся бессильны. Но есть и обратная сторона медали: чем лучше ты будешь выполнять свою работу, тем больше они будут взваливать на тебя. На тебя повесят большинство операций. Физически это не будет представлять для тебя проблем. Меня тревожит эмоциональная сторона твоей работы. То, что я тебе сейчас скажу, должно остаться между нами, эта информация не для них. Ты будешь испытывать страшное давление. Слушай меня и, пожалуйста, не перебивай. Сейчас ты вряд ли меня поймешь, поэтому просто запоминай - придет время, и ты вспомнишь мои слова. Выходи из игры до того, как сломаешься под нагрузкой. У меня нет ни малейшего желания навещать тебя в психушке. Я и так потратил на тебя очень много сил и времени.
      Приступив к операции по внезапному проникновению на территорию противника, Трейси вспоминал слова Джинсоку. Проникновение на территорию противника. Это то, что он делает лучше всего. Или по крайней мере делал. Он вовремя вспомнил совет Джинсоку и вышел из игры. А сейчас ему предстояло сделать это в последний раз.
      Греймерси-парк - вот эти два квартала на Двенадцатой улице. Место тихое. Тем, кто здесь живет, нравится тишина. В самом парке, за черной металлической изгородью, было уже темно. Проехали две машины. По тротуару медленно брела парочка, упиваясь тишиной и свежим воздухом, столь редкими в Нью-Йорке.
      Одетый в темное Трейси тащился за влюбленными, их обнявшиеся фигуры представляли собой идеальный экран, надежно защищавший его от любопытных взглядов.
      Через полквартала парочка свернула направо и так же неторопливо двинулась в сторону опустевшего парка. Трейси сделал вид, что глазеет по сторонам, заметив на противоположной стороне пса, который что-то яростно рыл под деревом, пока хозяйке это не надоело, и она раздраженно не дернула беднягу за поводок. Трейси некоторое время шел за ней, держась примерно в ста ярдах, но в какой то момент его чудовищно увеличенная уличным фонарем тень накрыла женщину, она испуганно обернулась и посмотрела в его сторону. Трейси ничего не оставалось, как мгновенно перейти на деловой шаг, он быстро прошел мимо нее, и женщина потеряла к нему всякий интерес.
      От резиденции Макоумера его отделяли только три дома. Поглядывая то на движущиеся автомобили - а было их совсем немного, - то на редких прохожих, Трейси делал вид, что любуется этой респектабельной частью города. Следует избегать пристальных взглядов, учил Джинсоку. Кроме того, нельзя долго стоять на одном месте. Приветствуется подвижность, легкость и непринужденность. Самое главное - слиться с окружающим ландшафтом, сделаться его частью.
      Небо расчистилось, только далеко на западе висели клочья слоисто-дождевых облаков. Воздух был чистый и прозрачный, как после грозы. Здесь почти не пахло выхлопными газами, как в других районах Нью-Йорка: создавалось впечатление, что дождь пролился только над Греймерси-парком и только здесь очистил воздух от грязи и пыли.
      Навстречу ему двигались два автомобиля, светлый и темный. Трейси отвернулся: обыкновенный прохожий, залюбовавшийся архитектурными изысками.
      Послышался нестройный звон колоколов, звуки сразу же нарушили сонную атмосферу квартала, словно нахальный юнец, пыхтящий вонючей сигаретой в купе, где расположились уютные, но чопорные англичанки. Звонили в церкви Святого Георгия, на противоположной стороне парка. Несколько набожных старичков потянулись к высокой двери церкви. Трейси поглядел на часы. 8.00.
      Он увидел, как к дому Макоумера подкатил лимузин. Не убыстряя, но и не замедляя шага Трейси свернул к подъезду дома и замер в тени.
      Передняя решетка роскошного автомобиля сверкала никелем, в ней отражались уличные фонари. Вместо традиционного номерного знака на лимузине красовалась табличка с надписью "МАК 1.
      Водитель обошел машину спереди и почтительно распахнул дверцу. Из чрева лимузина появился Делмар Дэвис Макоумер. Трейси не видел его почти четырнадцать лет, но узнал с первого взгляда: такой же высокий, широкоплечий, с прямой, как дирижерская палочка, спиной, с легкой походкой. Даже не видя лица, Трейси мог с уверенностью сказать: это Макоумер. К тому же тот на мгновение повернулся, и Трейси успел разглядеть румяную щеку и светлую полоску усов.
      Узорчатые кованые ворота, настоящие газовые фонари, второй, застекленный этаж, нависает над первым. Трейси понимал, что через главный вход в дом не проникнешь. Во-первых, он хорошо освещен. Во-вторых, между входом и воротами участок шириной около десяти футов, на котором практически невозможно укрыться.
      Трейси знал, что здесь должен быть другой вход. Особняк Макоумера построен в начале века. В отличие от современных архитекторов, старые мастера придерживались совершенно иных принципов. Тогдашние богачи любили, чтобы при особняках были конюшни. По прошествии лет иные из них снесли, а иные переоборудовали под флигели, сохранив фасады, отличавшиеся изяществом линий.
      Вход в такой флигель Трейси и обнаружил в восточной части примыкающей к особняку территории: кирпичная арка шириной около трех футов с отделанной металлом дверью из красного дерева. Дверь, естественно, заперта, но это не проблема.
      Внезапное проникновение на территорию противника.
      Он осмотрелся в поисках сигнализации, но таковой не обнаружил. Для того чтобы открыть замок, Трейси понадобилось чуть больше сорока секунд. За это время по тротуару прошли трое: парочка и пожилой мужчина. Последний задумчиво брел, засунув руки в карманы и наклонив голову. Никто из них не заметил Трейси.
      Он быстро скользнул в узкую дверь и сразу же закрыл ее. На том месте, где раньше были стойла, оказался небольшой, но ухоженный сад. Крыша, естественно, отсутствовала.
      Прижимаясь спиной к стене дома, Трейси осторожно двинулся вправо и через некоторое время нащупал то, что искал: вход в подвал.
      Шесть крутых ступенек привели его к закрытой на навесной замок двери. Обследовав дверь по периметру, Трейси обнаружил искусно замаскированные провода. Их было два. Туго переплетенные, они представляли собой систему сигнализации, с которой отец познакомил его еще в школе: если перекусить один провод, сигнализация сработает, но, перерезав другой, можно вывести ее из строя.
      Он разъединил водном месте провода. Идя вдоль них, Трейси в конце концов добрался до собственно сигнального устройства. Если перерезать входящий в него провод, система подаст сигнал тревоги. Значит, остается тот, который не соединен с ним. Трейси достал тонкие кусачки.
      Со стороны Медицинского центра послышался звук сирены "скорой помощи". В траве о чем-то настойчиво пели цикады, шумели листья на ветру. Иных посторонних звуков не отмечалось.
      Повозившись немного с замком, он, наконец, открыл дверь. Трейси очутился в подвале. Там он прислонился спиной к двери и замер: что это за запах? Сердце забилось чаще, дыхание стало горячим. Крошечный микрофон давил в грудь, как костяшки огромного кулака. Он с трудом поборол желание расстегнуть рубашку и выбросить микрофон к чертовой бабушке.
      Тонкий луч миниатюрного фонаря разрезал темноту, узкий пучок света казался блестящим стальным прутом, который зачем-то сунули в чернила.
      Трейси разглядел в углу спортивные принадлежности: маты, тяжелая "груша", с крюка в потолке свисает толстая веревка. Нет, не веревка, скорее канат. Гантели, кольца от штанги, сломанная пополам палка.
      Натянув хирургическую перчатку, подарок Туэйта, Трейси внимательно осмотрел концы палки. Следов крови на них не было, хотя палкой явно пользовались. Этой ли палкой была забита Мойра? Трейси решил, что нет. Если, конечно, предварительно палку не обработали воском, который впитался в пористую древесину: затем воск легко снимался вместе со следами крови.
      Запах стал невыносимым. Трейси посветил фонарем в другую сторону. Луч был очень узкий, с такого расстояния трудно рассмотреть высвеченный предмет.
      Трейси подошел ближе: груда кирпичей, а над ними темное отверстие. Сдвинув луч фонаря чуть ниже и в сторону, он, наконец, осветил не только стену, но и часть пола.
      Луч выхватил из темноты лицо. Кто была эта женщина? Лицо распухло до неузнаваемости, множество глубоких порезов. Кто бы она ни была, мрачно подумал Трейси, умерла эта женщина страшной смертью.
      Но почему она здесь, в доме Макоумера? На этот вопрос он не мог пока ответить.
      - Туэйт, - прошептал он, - в подвале труп. Женщина, белая, далеко за тридцать, я бы сказал. Рост пять фунтов, семь или восемь дюймов. Кто такая, понятия не имею.
      Он посветил вверх. Что там сейчас творится? Трейси отошел от разлагающегося трупа и бесшумно направился к деревянной лестнице. Осторожно перенося вес тела с одной ноги на другую, идя на внешних сводах стопы, он тихо поднялся наверх.
      Нащупал ручку и медленно, очень медленно повернул. Дверь приоткрылась на четверть дюйма. Трейси с наслаждением вдохнул воздух, пахнувший дорогим табаком и воском для мебели.
      На первом этаже горела лишь настольная лампа слева от двери в подвал. В ее тусклом свете Трейси внимательно изучал "характер местности".
      В абсолютной тишине громко тикали часы. Трейси продолжал стоять на пороге. Наконец он расслышал еще кое-что - нечто похожее на пение молитвы. Буддийской молитвы.
      И, кажется, все. Трейси двинулся вперед. Сверху раздались голоса, негромкие, вычленить отдельные слова невозможно. И вдруг - крик и револьверный выстрел, эхом метнувшийся по узким коридорам.
      Трейси в одно мгновение оказался у лестницы на второй этаж.
      Макоумер вошел в дом и сразу почувствовал что-то неладное. Стоя в дверях с ключами в руке - силуэт его резко выделялся в свете уличного фонаря, - он напряженно прислушивался, ему показалось, что атмосфера в доме как-то странно изменилась.
      Трейси Ричтер - была его первая мысль, но затем шестое чувство, не раз выручавшее его в джунглях Камбоджи, подсказало, что дело не в Трейси Ричтере.
      Он запер входную дверь и осмотрелся, пытаясь определить причину беспокойства. Все было на своих местах, ничто не нарушало привычной картины. Большинство, окажись на его месте, произнесли бы что-то вроде "Эй, есть кто-нибудь в доме?", Макоумер же повел себя совершенно иначе: независимо от того, что произошло, он должен выяснить, что именно, кто стал тому причиной, найти его, идентифицировать и нейтрализовать. Выполнить эту задачу можно только в полной тишине. Если здесь никого нет, то Макоумеру ничто не угрожает. А если же он - или оно - здесь, то лишь полная тишина может быть залогом успеха. Но в доме кто-то был - кто-то, кто желал ему смерти, Макоумер не сомневался.
      Дом был погружен в темноту, горела лишь лампа в коридоре. Он уже собрался шаг за шагом прочесать первый этаж, когда, подойдя к лестнице, услышал буддийскую молитву. Губы Макоумера непроизвольно повторили первые слова песнопения, которое он слышал так часто, что давно уже знал наизусть.
      Взявшись за тонкий бронзовый поручень, он осторожно поднялся до середины лестницы и увидел, что в коридоре второго этажа горит свет. Он не любил открытых и хорошо освещенных пространств, но в данной ситуации ничего нельзя было сделать. Он быстро двинулся вперед, стараясь производить как можно меньше шума. Хорошо, что Киеу дома, мелькнула мысль, по крайней мере, у меня на глазах. Кроме того, это означало, что Трейси еще не вернулся из Гонконга: Макоумер не сомневался, что Киеу беспрекословно выполнит данный ему приказ.
      Он уже поднялся на верхнюю площадку и намеревался заглянуть к Киеу, как вдруг заметил открытую дверь в комнату Эллиота. Почему? Там никого не могло быть, распевные звуки молитвы доносились из противоположного конца коридора.
      Макоумер стремительно направился вдоль стены, его длинная тень протянулась к комнате, где молился Киеу. Взявшись за ручку двери, он уже начал ее поворачивать, как пение вдруг прекратилось. Он замер с вытянутой рукой.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50