Максимус Гром - Война за Биософт

      Чарли встал из-за стола и положил руку Максу на плечо:
      — Не слушай его. По большому счету, не так уж хорошо мы бы там показались. Как ни крути, но Олимпиада — для профессиональных геймеров. Тех, кто играми живет. Нам с ними не справиться. Тем более без Дэз.
      Вернулась Эмма.
      — Ваше лекарство, мистер Бэнкс, — сказала она, протягивая Тайни стакан с жидкостью.
      — Спасибо, — вздохнул тот.
      Чарли откинулся назад в кресле и постучал по стакану, показывая Эмме, что хочет еще воды. Этот жест показался Громову чрезвычайно неприятным. Он даже на мгновение зажмурился и сделал резкое движение рукой, словно хотел стряхнуть с костюма крошки.
      Эмма спокойно наполнила стакан Чарли водой из запотевшего графина со льдом.
      — Я думаю, нам все равно нечего делать на Олимпиаде, — протянул Спаркл, уговаривая сам себя. — В этом году вроде собираются наконец ввести принцип жесткой физиоидентичности игрока, точно так же, как во «Вторжении». Тот же рост, вес, уровень физической подготовки.
      — Они этого не сделают, — уверенно возразил Тайни. — Половина игроков в этом случае не сможет участвовать! К тому же как ты себе представляешь физиоидентичность, скажем, на арене «Сунь Укун — Царь обезьян»? Там персонажи — мартышки!
      — Не знаю, — Чарли пожал плечами и отпил глоток воды. — Просто об этом уже не первый год говорят. Считается, что игра на физиоидентичных аренах выглядит более зрелищно, чем на тех, где игроки проходят прокачку при загрузке.
      — Не знаю, — проворчал Макс. — Во «Вторжении» я каждую секунду проклинал эту чертову физиоидентичность! В любой другой игре ты при загрузке прокачиваешься до состояния крутого правительственного пехотинца и таскать на себе двадцать килограммов оружия, брони, боеприпасов и прочей ерунды не так уж тяжело. А когда эти двадцать килограммов как в реальной жизни… Это жуть. Можно вынести только по необходимости. Ради удовольствия я бы во «Вторжение» не стал играть ни за что.
      — Ну не знаю… Я играл… Но передвигался без брони, с одним огнеметом. Там оружия-то в принципе не надо. И даже бегать много нет необходимости. Главное — ходы найти правильные. «Вторжение» только кажется шутером. На самом деле это… квест, — заявил Тайни. — Я прошел игру целиком почти без пальбы еще до того, как поступил в Эден.
      — Но согласись, что именно из-за принципа физиоидентичности игра не стала популярной и коммерческой, — продолжал настаивать Громов. — Насколько я знаю, «Фобос» едва смог восполнить расходы на создание арены, а сейчас поддерживает ее в рабочем состоянии больше для рекламы, чтобы демонстрировать совершенство разработки. Из любви к высокому искусству гейм-архитектуры, атмосферы, точности деталей… Но не ради денег. Там бывает человек десять в день от силы. Со всего хайтек-пространства! А дальше первого уровня вообще мало кто проходит, потому что боль там вполне реальная и ужас вообще запредельный от происходящего. Все как настоящее! Представляешь, тебя на самом деле такая тварь, как там бегают, зубами тяпнет или кислотой обольет… Б-р-р! Нет, производители арен никогда не согласятся на введение принципа физиоидентичности. Они же прибыль потеряют! Люди ведь платят за то, чтобы побыть кем-то, кем они не являются. А если ты все время остаешься самим собой, то какой смысл вообще играть?
      Тайни тряхнул головой.
      — Не согласен! — горячо запротестовал он. — Физиоидентичные игры интереснее! Именно потому, что труднее!
      — Для меня нет, — просто ответил Макс, мысленно поражаясь, как Тайни вообще смог передвигаться на арене «Вторжения» с учетом полной физиоидентичности… Например, в вентиляционный люк, который ведет к стартовой площадке, он бы просто не пролез.
      — Для меня тоже, — поддержал его Чарли. — Почему я должен напрягаться в игре, если реальный спорт терпеть не могу? Бегать, потеть… Жуть. Мне кажется, это ужасно пошло. Я считаю, его надо запретить, раз уж мы так боремся с обезьяньей природой человека. Спорт провоцирует гнев, конкуренцию, желание стать первым. Он не учит сотрудничеству. Даже командные игры. Просто более сложная степень организации конкурентной борьбы.
      — При чем тут спорт? — проворчал Тайни. — Эден тоже был своего рода физиоидентичной ареной…
      Биофон Макса подал сигнал вызова.
      — Да, — ответил Громов.
      — Это Евгений Климов. Я ожидаю вас на лужайке. Вы готовы увидеть Рободом?
      — Да! Да! — Макс вскочил. — Мы уже идем!

Дневник доктора Павлова

       29 июля 2054 года, 23:00:34
       Тюремный комплекс Джа-Джа Блэк
       О. Исландия
       Северный блок,
       бокс интенсивной терапии 12
 
      Сквозь сон я почувствовал, что на меня кто-то пристально смотрит. Открыл глаза и увидел перед собой человека с очень суровым лицом, грубую кожу которого прорезали глубокие морщины. Он смотрел на меня в упор. Глаза маленькие, но очень цепкие. Плотно сжатый рот. На нем был коричневый костюм.
      — Здравствуйте, доктор Павлов, — сказал он. — Вы меня узнаете?
      — Специальный агент Буллиган? — спросил я, отстраняя его рукой. — Не надо подходить ко мне так близко.
      — Теперь я директор Бюро информационной безопасности, — ответил тот, отходя в сторону.
      — Поздравляю, — я отвернулся.
      Помолчав немного, все же задал вопрос:
      — Какой сейчас год?
      Буллиган открыл крышку своего вирстбука, показал мне календарь:
      — Двадцать девятое июля две тысячи пятьдесят четвертого года.
      — Пятьдесят четвертого? — я вздрогнул. — То есть прошло всего… всего пятнадцать лет?!
      — Да, не так уж много, — кивнул Буллиган.
      Я встревожился. С чего Бюро вдруг решило разморозить меня на тридцать пять лет раньше?
      — Что-то с Робертом? — мой голос предательски дрогнул.
      Буллиган начал переминаться с ноги на ногу, между его бровями возникла глубокая складка.
      Мне стало не по себе. Я повторил:
      — Что с Робертом?
      Буллиган скривил рот и вытер свою короткую, жилистую шею белоснежным платком.
      — Роберт Аткинс умер четырнадцать лет назад. В две тысячи сороковом году.
      У меня затряслись губы, руки, и не было никаких сил унять эту дрожь. В груди стало очень тяжело, будто на меня навалили бетонную плиту весом в тысячу тонн. На мгновение потемнело в глазах. Я моргнул и почувствовал, как по щекам покатились слезы. Неужели все было зря?! Неужели я совершил то, за что получил пятидесятилетний срок, напрасно?! Я принес в жертву несколько совершенно невиновных людей… подростков… зря… Все было зря! Невозможно!
      — Ч-что? — я с трудом смог выговорить слово.
      Буллиган сделал глубокий вдох.
      — Это был несчастный случай. Он поехал на горнолыжный курорт в Мавритании и решил спуститься по дикому склону. Перелом шейных позвонков. Мгновенная смерть. Его спуск спровоцировал сход лавины. Снег заглушил сигнал маяка. Мы нашли тело только через две недели. Никаких шансов спасти…
      Если бы взглядом можно было сжечь, то Буллиган рассыпался бы кучей пепла, не успев договорить.
      — Роберт?! Поехал кататься на сноуборде?! Это доска для катания? Физический спорт? По дикому склону?! — Мне показалось, что я вижу кошмарный сон. Абсурдный притом. — Бред… Большей нелепости, чем Роберт и сноуборд, вообразить нельзя. Он за всю жизнь ногами реально, физически, прошел километров десять от силы!
      — Тем не менее это так, — тихо возразил Буллиган. — После того как вас отправили в Джа-Джа Блэк, Роберт очень… Как бы это сказать… Он был не в себе. Его расстройство, — Буллиган повертел пальцем у виска, — усугубилось. Он почти год не покидал Рободом, а потом поехал в Альпы, никого не предупредив. Даже Хелену Наварро, — шеф Бюро многозначительно посмотрел на меня. — Это была колоссальная потеря для хайтек-пространства. Ему устроили государственные похороны. Во всем хайтек-пространстве была неделя траура. Если вы думаете, что это не был несчастный случай… Поймите, Роберту Аткинсу никто не желал смерти. Наоборот. Торговая Федерация, военные, Эден — все были заинтересованы в том, чтобы Роберт прожил как можно дольше. Но, к сожалению, его здоровье… — тут Буллиган неожиданно перешел в наступление. — Как вы могли продолжать эксперименты в области евгеники, зная, что они запрещены? Как вы могли бросить Роберта? Как вообще допустили возможность, чтобы вас отправили в морозилку на такой срок?!
      Я оторопел. Тирада Буллигана попала в точку. Я почувствовал вину. Жгучее чувство, будто кто-то царапает меня острыми когтями изнутри.
      — Не помогло… — пробормотал я и закрыл лицо руками. — Не помогло…
      — Что? — Буллиган склонился надо мной. — Что вы сказали? О чем вы?
      — Ничего, — я вдруг ощутил себя очень старым, немощным, умирающим.
      С трудом перевернулся на бок, отвернувшись от Буллигана. Повисла долгая пауза. Наконец я нашел в себе силы спросить:
      — Так зачем вы меня разморозили?
      Буллиган ответил спокойно и по-деловому:
      — Нам нужна ваша помощь. Вы добились большого успеха в расширении когнитивного предела у одаренных подростков и прогнозировании их поведения. В данный момент в хайтек-пространстве появился мальчик, потенциал которого, по мнению доктора Синклера, значительно превосходит способности Роберта Аткинса. Это не предположение. Дело в том, что в ходе беспрецедентной хакерской атаки Сеть, созданная Аткинсом, была уничтожена. Нам угрожал технологический апокалипсис. Однако этот мальчик, Максим Громов, создал программу, которая вылечила не только Сеть, но и людей, подключенных к ней в этот момент, от не вполне изученного, но чрезвычайно опасного вируса, способного существовать как в цифровой среде, так и в биологической.
      — И что же вы хотите от меня? — мой собственный голос был мертвым, лишенным всяких эмоций.
      — Чтобы вы наблюдали за ним и… направляли его, — сказал Буллиган. — Создавали у него нужную внутреннюю мотивацию для работы.
      Я повернулся и посмотрел на шефа Бюро. У меня появилась мысль…
      — Так вы говорите — этот мальчик гений?
      — Без всяких сомнений, — уверенно подтвердил тот.
      — И вы назначите меня его личностным аналитиком?
      — Вряд ли я смогу сделать это официально, — тот покачал головой. — Слишком многие очевидцы вашего процесса еще живы… Возникнет большой скандал, а это помешает нашим планам. Вы будете наблюдать за ним.
      — Как, вы сказали, его зовут? — переспросил я.
      — Максим Громов.
      — Откуда он?
      — Из Восточно-Европейского лотек-пространства. Попал в хайтек по программе переселения одаренных детей.
      — Сколько ему лет?
      — Через месяц будет четырнадцать. Кстати, вам придется сделать пластическую операцию, потому что ваше освобождение — секрет даже для агентов Бюро.
      — Если мне сделают операцию, почему нельзя сделать меня личностным аналитиком Громова официально? — пробурчал я.
      — Потому что сразу возникнет множество вопросов, откуда вы взялись. «Большой брат» автоматически начнет составлять видеодосье о вашей жизни и… ничего не найдет в своих архивах. Возникнут вопросы, проблемы и в результате скандал. У нас тут все люди посчитаны и оцифрованы.
      — Но вы ведь как-то шифруете своих агентов, — я не мог понять, в чем проблема. — Вы ведь даете им новые документы, кредитную историю, биографию. С регистрацией во всех соответствующих базах.
      — Агенты маскируются под малозаметных, обычных людей. «Большой брат» не станет формировать видеоархив на персону ниже 4-го ранга. А на вас станет. Личностный аналитик Макса Громова — это автоматически второй ранг. Выше только сам Громов, президент и Алекс Хоффман. Ну… еще сотня-другая достойнейших. Он будет искать в своих архивах все записи, где когда-либо мелькало ваше лицо. И, разумеется, после пластической операции ничего не найдет. Поднимет тревогу. Так что…
      Буллиган явно не собирался предоставлять мне какой-то выбор. Я отвернулся и глухо спросил:
      — Что с моей женой?
      — Ах да… ваша жена… — Буллиган смутился. — Видите ли… Она… Она скончалась… В прошлом году. А дочь… Она уехала. Мы не знаем ее точного местонахождения. Она продала хайтек-гражданство сразу по достижении совершеннолетия и покинула пределы…
      — Замолчите! — заорал я. — Уйдите!
      У меня вдруг начался приступ удушья. Я захрипел. Буллиган испуганно метнулся к двери.
      — Доктора Жилинского! — закричал он. — Быстро!

* * *

       24 августа 2054 года, 18:30:12
       RRZ «Эллада»
       Рободом
 
      Рободом стоял на вершине холма. Подняться к нему можно было только пешком. Дорога обрывалась у подножия. Пришлось оставить турбоконцепт Чарли, на котором друзья приехали, у ворот.
      — Он намного меньше, чем выглядит на фотографиях, — несколько разочарованно заметил Макс, когда подошел к дому Аткинса. — Но все равно потрясающе! Идеальный металлический куб!
      — Вас не смущает отсутствие окон? — спросил Евгений Климов, всем своим видом показывая, что не разделяет восторгов Громова в отношении Рободома.
      — Зачем окна, когда секции стен сдвигаются целиком? — Макс подбежал к Рободому. — Это же трансформер! Можно сделать сколько угодно окон и балконов! И каждый день менять их местоположение. Вы только посмотрите! Металлическое напыление не потемнело, не повреждено! Ни свет, ни ветер, ни дождь ему нипочем! Дом как новенький!
      Поверенный в делах сердито покачал головой.
      — Жить там невозможно, — уверенно заявил он.
      — Почему? — спросил Тайни.
      — Скоро сами увидите. Объяснять бесполезно, — Евгений Климов сердито насупился.
      Они подошли к одной из стен. Она выглядела точно так же, как и все остальные, — большие прямоугольные панели, плотно пригнанные друг к другу.
      Евгений Климов вынул смарт-карту и осмотрел стену.
      — Где же это? — спросил он вслух, крутя головой.
      — Что вы ищете? — поинтересовался Макс. — Знак эволюции?
      — Именно, мне сказали, что он указывает местонахождение замка, — кивнул Евгений Климов. — Только я, к сожалению, забыл спросить секретаря, как выглядит этот самый знак.
      — Двойная спираль, — подсказал ему Громов. — Ею обозначали непрерывное развитие с доисторических времен. Рукоятки жезлов египетских богов выполнены в такой форме. Эту традицию переняли практически все народы. Скипетры правителей почти всегда имели спиралевидную форму. Интересно, правда? Символ возник задолго до того, как люди узнали, что он обозначает. Ведь спираль ДНК была открыта только в 1953 году Джеймсом Уотсоном совместно с Криком и Уилкинсоном.
      — Спасибо, к сожалению, я не могу похвастаться таким объемом знаний, закачанных через нейролингву, — Евгений Климов посмотрел на Громова несколько странно — не то с уважением, не то со скукой. — Поэтому работаю скромным поверенным в делах. А кстати, вот и символ. Это он?
      Макс, Чарли и Тайни увидели светлый выпуклый знак в форме двойной спирали, выполненный из гладкого блестящего металла.
      — А где ДНК-сканер? — Климов еще раз оглядел дверь.
      Макс показал на место разрыва одной из спиралей:
      — Вот тут. Аткинс изобразил разрыв на одной из цепей, но объяснения этому не дал.
      Макс посмотрел на Чарли, потом на Тайни. Перевел дыхание, сделал шаг вперед и на мгновение замер.
      — Я открываю дом Аткинса, — произнес он еле слышно. — Не могу поверить…
      Едва Макс коснулся разрыва на спирали — раздался мелодичный сигнал. Металлическая пластина с рисунком выдвинулась и мягко отъехала в сторону.
      Макс сделал шаг вперед, чтобы войти, как вдруг сверху ударил луч света и перед ним возник…
      — Аткинс! — ахнули за его спиной Чарли и Тайни.
      Громов с усилием моргнул. Открыл глаза, но Роберт Аткинс по-прежнему стоял перед ним!
      — Зачем вы сюда явились? — сказал он без тени дружелюбия. — Вас никто не звал.
      Когда первый шок прошел, Макс заметил, что по телу Аткинса пробегает легкая рябь, как бывает с фигурами в телетеатре, когда возникают какие-то помехи в передаче сигнала.
      Громов вытянул руку и… просунул ее сквозь тело Аткинса. Рука прошла насквозь.
      — Это голограмма, — уверенно сказал Макс.
      За его спиной раздалось два вздоха облегчения.
      — Я так сразу и подумал, — заявил Тайни. — Просто удивился.
      — А я чуть заикой, признаться, не стал, — Чарли сделал шаг вперед. — Особенно после всех этих предисловий насчет странностей Рободома. Почему его никому не показывают и так далее. Теперь ясно, что вы, Климов, имели в виду…
      Голограмма Аткинса стояла неподвижно и смотрела на гостей очень зло.
      — Он сканирует наши личности, — объяснил друзьям Евгений Климов. — Как только получит и обработает данные из Сети, сформирует свое отношение. Полагаю, не надо говорить, что это мнение будет насквозь конформистским.
      — Почему? — не понял Тайни.
      — Но он же компилирует его на основе мнения большинства, анализируя уже имеющиеся высказывания. Создать собственную точку зрения программа не может, в этом ее главное отличие от человека. Не мне вам объяснять, — Климов пожал плечами. — Хотя способ компиляции, которым пользуется Альтер, весьма интересный… Аткинс заложил в программу свойства своего характера и свою манеру реагировать на те или иные вещи. Внешне она ведет себя абсолютно идентично ему. Для разработки образа Аткинс в течение полутора лет подробно фиксировал на специальные камеры свои ежедневные действия. Все — манеру говорить, жесты, привычки, способы выражения эмоций. Он назвал его «Альтернативным Аткинсом» — сокращенно «Альтер». Роберт работал над виртуальной копией собственного сознания, искусственной копией своего собственного интеллекта. Мозги можно сломать, пытаясь понять, что это такое. «Альтер» — неоконченный проект. Голограмма — визуальная проекция генеральной программы Рободома. Проблема в том, что она интерактивная и адаптивная. Вроде той, на которой работает «Ио», но с другими задачами. Кажется, так, — Климов потер лоб, у него вырвался нервный смешок. — Признаюсь честно, я понятия не имею, о чем говорю, просто повторяю заученные фразы, как попугай!
      — Но ведь это же гениально! Это как живой памятник! — воскликнул Макс. — Все могут увидеть Роберта Аткинса таким, каким он был при жизни!
      — Гхм… — Евгений Климов кашлянул в кулак и многозначительно выгнул бровь. — Вообще-то именно по этой причине — потому что, глядя на Альтера, можно понять, каким был Аткинс в жизни, — голограмму никому не показывают.
      Голограмма мигнула и повернула голову в сторону Громова. Ее глаза стали черными и пустыми. Макс поежился. Виртуальный призрак Аткинса выглядел жутковато.
      Альтер на мгновение исчез, чтобы появиться между поверенным в делах и Громовым, пристально уставившись в глаза Макса. Тот видел лицо «живого памятника» в нескольких сантиметрах от своего собственного.
      — Ты думаешь, ты долбаный гений, да?! — неожиданно истерично заорал Альтер. — Думаешь, ты изобрел что-то выдающееся? Ты думаешь, что теперь ты лучше других людей? Можешь запросто явиться в мой дом, ходить тут, распоряжаться? А я скажу тебе — пошел вон! Никто не будет тут жить! Никогда!
      От неожиданности Громов отскочил назад и налетел на Тайни. Альтер мгновенно переместился вслед за ним.
      — А ты, жирный, что тут забыл? — напустился он на Бэнкса. — Ты-то вообще ничего примечательного в жизни не создал! Ты недостоин даже стоять на пороге Рободома!
      Тайни спрятался за спину Макса и зажмурил глаза. Альтер пристал к Чарли:
      — А тебе-то чего тут надо? Ты, наследник убийц? Чего молчишь? Даже твой отец считает тебя тупицей! Он уже сказал, что сомневается, можно ли передавать тебе корпорацию «Спарклз кемикал». Боится, что ты все угробишь!
      Чарли отшатнулся от злого полупрозрачного лица голографической проекции.
      — Это можно как-нибудь выключить? — поинтересовался Макс у Евгения Климова.
      Тот отрицательно мотнул головой и удовлетворенно ответил:
      — Теперь вы понимаете, почему я настоятельно рекомендовал вам выбрать в качестве места проживания «Камелот»? Рободом, несмотря на всю свою историческую ценность, абсолютно непригоден для жизни! Любой нормальный человек сойдет с ума в течение суток от общения с Альтером! Его ведь не просто так прячут от медиа! Роберт Аткинс, без сомнения, был величайшим ученым в истории. Однако в жизни проявлял себя… гхм… не самым приятным образом…
      Громов рассматривал голограмму Аткинса с удивлением. Роберт выглядел гораздо старше, чем на всех известных фотографиях. Более того, было очевидно, что все изображения создателя Сети подвергались основательной цифровой корректировке. Даже на не слишком четкой мерцающей голограмме было видно, что у Аткинса бледная, рыхлая кожа с расширенными порами и множество красных воспаленных прыщей по всему лицу, выражение которого было весьма странным. Глаза жили как будто отдельно от всего остального. Их выражение, злое, умное, сосредоточенное, всегда оставалось одинаковым.
      Редкие рыжие волосы Аткинса торчали в разные стороны. Голова была чрезмерно большой по отношению ко всему остальному хилому телу. Покатые плечи, грудная клетка, будто вдавленная вовнутрь, сгорбленная спина, длинные слабые руки, напоминающие веревки.
      Жесты голограммы были дерганными, нервными, лишенными какой бы то ни было логики.
      — Вы сказали, что генеральная программа Рободома берет информацию о нас из Сети? — поинтересовался Чарли. — Но как она оформляет ее в связную речь? Да еще эмоционально окрашенную!
      Евгений Климов поднял вверх руки:
      — Понятия не имею.
      Громов осмотрелся вокруг. Альтер переместился к нему, но, к всеобщему удивлению, ничего не сказал. Просто стоял и наблюдал за Максом.
      — Он вас не раздражает? — поинтересовался Евгений Климов, кивнув на Альтера.
      — Наоборот, — Макс улыбнулся. — Он же не живой! Как он может раздражать? Просто забавный элемент интерьера.
      В ответ Альтер издал мерзкий технический звук, от которого мороз продрал по коже, и исчез.
      Внутри Рободом был абсолютно пустым. Полый металлический куб. Макс опустил голову и внимательно начал разглядывать знаки на квадратах, из которых состоял пол. Потом встал на один из них и сказал:
      — Лестница!
      В это же мгновение часть квадратов поднялась из пола, образовав лестницу.
      — Галерея второго этажа! — скомандовал Макс.
      Из стены справа мгновенно выдвинулась телескопическая секция, которая разворачивалась до тех пор, пока не образовался пол. Громов прошел по нему, потом произнес:
      — Кабинет!
      Из левой стены выдвинулся куб с точкой входа. Часть его трансформировалась в кресло.
      Евгений Климов, Чарли и Тайни в изумлении следили за его действиями снизу.
      — Интересно, почему Аткинс, вернее, проекция, тьфу… В общем, Альтер ему не мешает? — спросил Климов у Чарли. — Никому прежде генеральная программа Рободома не разрешала тут хозяйничать… Любопытно…
      Спаркл пожал плечами.
      Макс обошел кабинет кругом, восторженно проведя рукой по возникшей конструкции:
      — Невероятно…
      Потом он вернулся к лестнице, спустился вниз и произнес:
      — Убрать все.
      Секции моментально начали складываться и убираться в стены. Меньше чем через минуту в помещении снова не было ничего. Пустой полый металлический куб без дверей и окон!
      — Дом-робот, совершенный трансформер и… суперкомпьютер одновременно! — восхищенно произнес Макс, с благоговением рассматривая темно-серые металлические стены.
      Чарли Спаркл явно не разделял его восторга.
      — Тут свихнуться можно, — сказал он. — Что, по всей видимости, с Аткинсом и случилось…
      Рядом с ним моментально возник Альтер:
      — Что ты сказал, идиот?! Я не сумасшедший! Просто меня достало жить в мире пораженных вирусом глупости!
      Затем он переместился к Максу и неожиданно спокойно спросил:
      — Тебе правда нравится мой дом?
      Голос прозвучал неожиданно мягко, даже вкрадчиво.
      — Да, — ответил Громов. — Я считаю его лучшим домом на всем белом свете. Совершенство.
      Альтер горделиво выпрямился:
      — Я создал тут все сам. Все. До последнего шва. До единой микросхемы.
      Затем он медленно обошел Громова кругом и презрительно спросил:
      — Думаешь, ты гений, равный мне?
      — Это пишут в Сети, — спокойно ответил Макс. — Я так не считаю.
      Альтер сделала еще круг:
      — Хочешь жить в доме Роберта Аткинса, так?
      — Почту за честь, сэр, — так же спокойно сказал Громов.
      Евгений Климов, Чарли и Тайни наблюдали за происходящим, разинув рты от изумления.
      — Ладно… Приходи еще. Посмотрим, — с этими словами голограмма исчезла.
      Входная дверь открылась с легким жужжанием.
      — Это значит, нам пора уходить? — поинтересовался Чарли.
      — Похоже, что да, — кивнул Макс.
      Друзья выбрались на свет. Тайни встряхнулся, как мокрая собака.
      — Ну и жуть! — сказал он.
      Громов удивленно посмотрел на него:
      — Да? А по-моему, чудо когнитивного инжиниринга. Если бы я не увидел этого своими глазами — никогда бы не поверил, что существует искусственный интеллект с визуально-речевым интерфейсом такого уровня!

       ID
       Раздел: когнитивные способности человека
       Когнитивные технологии— от лат. сognitio — «знание, познание». Информационные технологии, созданные специально для развития интеллектуальных способностей человека. Направлены на развитие воображения, тренировку способности к построению ассоциативных рядов. Возникли в конце ХХ века для решения проблемы несоответствия биологических ресурсов мозга стремительно растущим объемам информации.
       Когнитивный предел— оценка способности человека к познанию. Самые одаренные и талантливые люди способны усвоить и применить не более 13 % поступающей к ним информации. При помощи нейролингвистических технологий уровень простого запоминания может быть повышен до 30 %, но способность к применению полученных знаний при этом повышается совсем незначительно — на 2–3 %.
      К. п. обычных людей еще ниже — примерно 6–7 %. К. п. считается одним из главных недостатков человеческого мозга. Проблему к. п. весьма эффективно решил доктор Синклер, высвободив ресурсы мозга за счет сведения к минимуму физиологических процессов организма.
       Когнитивный инжиниринг— разработка искусственных интеллектуальных систем, способных к познанию и адаптации полученных знаний. Изначально возник как попытка создать технологию, способную увеличить когнитивный предел человека. Тесно связан с нейролингвистикой.
      Однако в настоящее время специалисты по к. и. заняты прикладным аспектом данной науки — разработкой искусственного интеллекта, который обладал бы всеми достоинствами человеческого, но не имел бы его недостатков.
      Главным достижением считается искусственный интеллект «Арес» — главный компьютер оборонной системы хайтек-пространства. Второй проект Аткинса в этой области — Рободом — не завершен.

      Евгений Климов подошел к Громову и спросил:
      — Простите, вы не могли бы лично для меня перевести сказанное? Уверен, ваши друзья поняли, о чем идет речь, но мне тоже интересно, что за штука с нами разговаривала, — он показал в сторону Рободома.
      — Дом, — уверенно ответил Макс, — с нами говорил дом.
      — Дом? — Евгений Климов прищурился.
      — Рободом не жилище, — пояснил Громов. — Это суперкомпьютер! Аткинс жил внутри собственного компьютера, понимаете? Голограмма — визуальная проекция искусственного интеллекта! Генеральной программы Рободома!
      — Я все равно ничего не понял, — сдался Евгений Климов. — Только лишний раз убедился, что Роберт Аткинс, упокой Господь его гениальную душу, был, мягко говоря, странным человеком. Что за дикая фантазия жить внутри компьютера?
      Чарли начал медленно спускаться с холма, задумчиво бормоча что-то себе под нос. Макс это заметил, догнал Спаркла и вопросительно уставился на него. Тайни тоже поспешил к ним.
      — Ты что-нибудь понял? — спросил он Чарли.
      — Кажется, да, — ответил тот. — В Эдене меня зачислили в проектную группу Айи Хико. Мы занималась доработкой ID и усовершенствованием нейролингвы. Когнитивный инжиниринг не был нашей основной специализацией, но о нем часто шла речь. Как-то Айя Хико сказала, что Аткинс был в одном шаге от создания полноценного искусственного интеллекта, способного к самостоятельному познанию и применению накопленных знаний. Может быть, она видела это? — он показал в сторону Рободома.
      — Ты можешь сказать мне, хотя бы примерно, как эта штука работает? — жадно поинтересовался Макс. — Я понял, что Аткинс использовал для написания генеральной программы Рободома тот же принцип, что и для «Ио». Но как ему удалось добиться эффекта полноценного присутствия и реагирования генералки?! Я не понимаю, даже представить не могу, как такое возможно.
      — Я думаю… — Чарли прикусил губу. — Скорее всего, Аткинс применил что-то вроде «самокопирования». Речь — основа интеллекта. Если Аткинс хотел скопировать свой собственный интеллект, он, естественно, создал интерфейс на основе своей же речи, включая манеру и контексты. Вероятно, он долгое время записывал себя, чтобы его личный словарь полностью перешел в базу данных программы. Затем задал множественность возможных функций применения слов. Примерно так же, как сделал доктор Синклер при создании «Дженни», генеральной программы управления средой Эдена. Он постоянно дополнял ее различными контекстными модулями, вариантами употребления одних и тех же слов — модуль чувства юмора, к примеру. Помнишь, как доктор Льюис удивился, когда «Дженни» вдруг пошутила? Я думаю, Аткинс использовал свои личностные особенности для создания контекстных модулей. Все дело в них. Понимаешь?
      — То есть, по сути, генеральная программа Рободома — это то же самое, что «Дженни» или «Арес», но с характером? — Макс вытаращился на Чарли совершенно круглыми глазами.
      — Не думаю, — ответил Спаркл. — Вероятно, он просто придал речевому интерфейсу оригинальность. Эденская генералка «Дженни» благодаря своим контекстным модулям могла шутить, а Рободом умеет оскорблять. Ты заметил, в каком контексте Альтер употребляет информацию, полученную о нас из Сети?
      — Да уж! — фыркнул Тайни.
      — Одного я не понял, — продолжил Чарли, — почему Альтер позволил тебе хозяйничать в доме? Почему он выполнял твои голосовые команды? Вряд ли Аткинс программировал его так, чтобы любой желающий мог управлять Рободомом.