Нукер Тамерлана

И разница между Дмитрием, человеком будущего, и всеми ними была ощутимой. Он мыслил иначе, и потому был для них непонятен и непредсказуем, а вот сам он легко научился проникать сквозь завесу напускного, величественного равнодушия, за ложное безразличие, за которым пряталась все та же детская непосредственность в словах и поступках.

И вот осечка. Джавляк. Флегма этого бритого дервиша — не ширма.

— Хрен лысый! — раздраженно рявкнул Дмитрий по-русски. — Мать его так… Сказал имя!

— Сказал, — подтвердил Джафар удивленно, поняв самое последнее из словосочетаний. — Ты не понял? Як его зовут. Як Ювелир.

— Ты его знаешь? — спросил Дмитрий, оборачиваясь к торговцу.

— Знаю, — пожал плечами Джафар. — Он в Кабуле пристал к войску. Его еще кличут Як Безумец.

— В Кабуле… — пробормотал Дмитрий. Это когда же? Надо же — “ювелир”, да еще “безумец”… Прямо Сумасшедший Шляпник какой-то… Только Мартовского Зайца и не хватает…

— Чего он от тебя хотел? — осторожно поинтересовался Джафар.

Единственный здоровый глаз торговца светился нескрываемым любопытством. Дмитрий совершенно не собирался удовлетворять его.

— Не важно, — сказал он и спросил: — Где она?

Огорченный таким невниманием, Джафар пошевелил бровями и ответил:

— За водой пошли.

“Пошли” — значит, Зоррах с Фатимой. Дмитрий не стал дожидаться возвращения девочки и ушел, оставив заинтригованного торговца несолоно хлебавши.

А на следующее утро обнаружил джавляка сидящим на корточках у войлочной стены его кибитки. Дервиш восседал неподвижно, словно каменный истукан, с прежней непроницаемой физией, только ноздри трепетали, отзываясь на соблазнительные запахи варящейся в котле баранины. Дмитрий вышел из палатки и поежился от утренней свежести — солнце только взошло и было еще прохладно. Он не сразу заметил дервиша, сидящего в стороне, а тот ничем не выдавал своего присутствия.

Арслан возился возле готовящегося на огне завтрака, остальные тоже только проснулись, зевали и потягивались. Никто не торопился: привал обещал затянуться дня на три. Дмитрий заметил косые взгляды, которые Арслан бросал ему за спину, удивленно повернулся и тут-то увидел джавляка. Удивившись еще раз, он подошел к дервишу. Тот даже головы не повернул, так и сидел, вперивши взгляд в пространство.

— Теперь пришел я, — неожиданно произнес он, предупреждая вопрос.

Глядя на гладкий череп дервиша, Дмитрий почувствовал, что начинает понемногу стервенеть. “Бритая загадка” в драном и грязном рубище задевала его за живое.

— Чего ты хочешь?

— Еды, — кратко ответил дервиш столь невозмутимо и с такой обескураживающею интонацией, что Дмитрий не выдержал и рассмеялся.

Однако когда десяток расселся в кружок у снятого с огня котла, дервиш не присоединился к ним, а продолжал сидеть на прежнем месте.

— Эй, Як, иди к нам, — позвал его Дмитрий.

Дервиш молча взглянул, но не пошевелился. Дмитрий велел Арслану наполнить глубокую миску кусками мяса, положить сверху хлеба и отнести гостю. Арслан вернулся обратно и недоуменно пожал плечами:

— Хочет, чтобы ты сам принес.

Дмитрий хмыкнул, взял миску и отправился к джавляку сам. Присев, протянул:

— Держи.

Дервиш посмотрел на хлеб, возлежащий на горке дымящегося, горячего мяса, перевел глаза на Дмитрия:

— Разгадай загадку: волк похож на собаку, но он не собака; собака похожа на волка, но она — не волк. Зачем ты поишь меня вином и кормишь мясом?

Дмитрий усмехнулся, припомнив слова Джафара: Як Безумец.

— Не торопись с ответом, — сказал дервиш, принимая миску с едой. — Ты не глуп, ты должен понять.

Дмитрий нахмурился. Дервиш явно намекал, но вот на что? Да и не походил джавляк на тронутого. Он насмешливо поглядывал на Дмитрия спокойными и умными глазами.

— Возьмешь у меня кости и дашь ответ, — произнес дервиш, сунул в рот кусок мяса и принялся жевать все с той же каменной мордой.

Дмитрий смотрел на его мерно двигающуюся нижнюю челюсть. Баранину Арслан вытащил прямо из котла, горячее мясо нагрело глиняную миску так, что она ощутимо жгла ладони; жар просачивался даже сквозь мозоли, натруженные рукоятью бастарда. С таким же успехом джавляк мог взять из костра и сунуть в рот чуть остывший уголек или выпить залпом стакан кипятку. Но дервиш с безучастным видом жевал обжигающе горячее мясо и даже не морщился.

— Тебе не горячо?

Джавляк покачал на весу костью, которую обгрызал, и промолчал.

Дмитрию ничего не оставалось, как вернуться к остальным.

“Похож на волка и собаку, но не волк и не собака… — думал он, жуя свою порцию и откусывая мелкими кусочками, чтобы не обжечься. — Что он этим хочет сказать, факир несчастный?”

Покончив с едой, Дмитрий вытащил из-за пояса кусок ткани и вытер с пальцев жир; другие просто вытирали руки об одежду, но он брезговал. На каждой длительной стоянке поблизости обязательно находилась речушка или озерцо, и он от души плескался, устраивая себе холодную баню. Подчиненные к подобным омовениям относились более чем прохладно, но Дмитрий давно притерпелся к здешним запахам: пота людей и животных, прогорклого бараньего жира, кислого молока и конского навоза и еще многого другого, что отнюдь не озонировало атмосферу. Складные бани, что вез обоз, не были предназначены для простых солдат — ими наслаждались Тамерлан и его пышное, многолюдное сопровождение.

Дервиш опустошил миску и поставил на землю, явно дожидаясь, когда Дмитрий подойдет забрать ее. Уходить он, похоже, не торопился.

Это странное появление у храма и не менее странное поведение потом… Дмитрия так и подмывало подойти к джавляку, взять за шиворот драной хламиды и хорошенько тряхнуть, чтоб зубами стукнул и язык прикусил, а потом спросить, что за фарс разыгрывает перед ним данный экземпляр лысого блошиного питомника? Он сознавал всю бессмысленность подобной экзекуции, но очень уж хотелось узнать, что все-таки кроется за поведением бродячего аскета со съехавшими набекрень мозгами. Хотя непохоже, что дервиш сумасшедший… Как же он разузнал о скульптуре из храма и точно угадал место, где Дмитрий собирался зарыть ее? Чего он хочет? “Ладно, — подумал Дмитрий, — бритый явно появился неспроста. Пойду пока у него на поводу, авось что-нибудь да разъяснится”.

Тем временем джавляк ковырял землю острым концом бараньей косточки, словно ребенок, который собирается лепить куличи.

— Разгадал? — поинтересовался он у подошедшего Дмитрия.

— Нет, — сказал Дмитрий.

Дервиш невозмутимо вытер измазанную землей кость о полу рубища.

— Пусть, — сказал он и добавил: — Сядь и смотри.

Дмитрий призвал себя к терпению:

— Смотрю.

Джавляк ладонью примял и разгладил комья земли и прочертил костью короткую вертикальную линию.

— Это буква “алиф”, — объяснил он. — Повтори: “алиф”.

Дмитрию уже надоело удивляться.

— Грамоте меня учить собрался, что ли? Кто ты, черт тебя дери?

Ни слова не говоря, джавляк поднялся и зашагал прочь. Тут Дмитрий растерялся по-настоящему: мало ему загадок, так еще одна прибавилась: похоже, дервиш и впрямь намеревался взяться за его обучение грамоте и письму арабской вязью. Но с чего вдруг дервишу взбрело податься к нему в учителя? Как это связано с тем, что произошло подле разрушенного храма? Сейчас дервиш уйдет, а завеса таинственности останется.

— Эй, Як! — крикнул Дмитрий. — Стой!

Тот остановился, повернулся к Дмитрию и выжидательно посмотрел.

— Алиф, — сказал Дмитрий. — Это буква “алиф”. Буква “алиф”, — повторил он, всей душой желая, чтобы дервиш вернулся.

Джавляк тут же пошел назад, вернулся на прежнее место и сел на землю, скрестив ноги.

— Хорошо, — сказал он. — Смотри и слушай дальше.

Дмитрий медленно опустился возле него.

Глава восьмая. ШАТЕР ТАМЕРЛАНА

Орда Тамерлана была подобна раскаленной лаве, извергшейся на Индию из сверхъестественного вулкана. Как и лава, она растекалась на отдельные ручейки — отряды, посланные завоевать и разграбить отдельные города, стоящие в стороне, а потом вновь собиралась в единый громадный поток, который неуклонно полз вперед и — опять же, как лава — не оставлял за собой ничего, кроме пепелищ. Впрочем, вулкан, извергший из своей утробы эту всесожигающую лаву, все же существовал. Но представлял собой не огнедышащую гору, а хромоногого рыжебородого старика, мановением руки вершившего судьбы тысяч.

Ночь в южных широтах опускается быстро, сумерки здесь кратки, а во тьме широко раскинувшийся лагерь впрямь напоминал своими многочисленными кострами лавовый поток. Ночь была его черной остывшей коркой, а огоньки костров — крапинками магмы, проглядывающими сквозь разломы.

* * *

Падая в пламя, травинки вспыхивали желтыми язычками, в считанные секунды чернели, сворачивались и распадались крошками золы. Дмитрий срывал и кидал в костер суставчатые стебельки и смотрел, как они сгорают. Одна, вторая, третья… пятнадцатая… сороковая… Он считал их, шепотом повторяя очередную цифру, чтобы не сбиться.

— Кровь… — сказал Як Ювелир. Он отнял от губ свирель, с которой не разлучался, и положил на колени.

Дмитрий искоса взглянул на дервиша.

— Кровь… — повторил джавляк.

— Что ты заладил: “Кровь… кровь…”, — буркнул Дмитрий. — Какая кровь?

— Потоки крови неверных зальют землю, — отрывисто произнес Як. — Неверных гебров, которые скрежещут зубами нам в спину…

Дмитрий вздрогнул и выронил из пальцев травинку, которую намеревался отправить в пламя вслед за остальными.

— Когда? — спросил он. — Когда это случится?

— Скоро… — ответил дервиш. — Скоро…

Як рассеянно посмотрел на свирель, погладил ее и вновь приложил ко рту.

— О чем бубнит этот голыш, ун-баши? — зевая, спросил Сук, лежавший на животе справа от Дмитрия. Он повернулся на бок, поскреб пальцами брюхо. — О чем он?

— Не знаю, — мрачно ответил Дмитрий. — Сам спроси.

Сук коротко хохотнул:

— Как же… Спросишь его…

Что правда, то правда: Як Безумец почему-то не имел привычки разговаривать с солдатами, удостаивая общения с собой исключительно их командира. Если ему хотелось есть, он тыкал пальцем в котел, если пить — то в бурдюк. Вот и все общение… Но бритоголовый прекрасно разбирался в травах и мог наложить повязку или заговорить больной зуб. А когда одного из солдат затрясло в приступе лихорадки, Як налил в чашку обыкновенной воды, побормотал над нею с минуту и дал выпить — ожил больной прямо на глазах. Поэтому десяток если и не любил, то терпел джавляка: хоть и Безумец, но и от него есть польза. И еще он хорошо играл на свирели.

А вот Дмитрию временами начинало казаться, что он попал к бритоголовому в рабство. Джавляк дневал и ночевал у него, посвящая ун-баши в таинства арабских письмен; однако любая попытка узнать хоть что-нибудь о самом дервише кончалась одним и тем же: Як молча вставал и уходил. Правда, на следующий день он появлялся снова и, словно ничего не случилось, продолжал обучение.

Дмитрий решил не упрямиться и перестал донимать дервиша вопросами, на которые тот не желал отвечать. Появление джавляка и его непонятное упорство можно было воспринимать и как добрый знак. У Дмитрия не раз возникала мысль, что дервиш подослан кем-то с заданием обучить его незнакомой грамоте, однако обостренная интуиция всякий раз говорила: нет, подвижничество джавляка — его собственный почин. О причинах же своего благоволения к иноземцу дервиш молчал.

После пророчества, изреченного Яком, Дмитрию захотелось побыть одному. Если он отправится в свою палатку, дервиш ничтоже сумняшеся последует за ним, молча зажжет светильник и начнет очередной урок, который продолжится, пока Дмитрий не скажет: “Все. Спать хочу”.

— Все, — сказал Дмитрий. — Спать хочу.

Он поднялся и шагнул к палатке. Дервиш перестал играть, тоже поднялся и пошел за ним, прихватив из костра горящий сучок.

— Я спать иду, Як.

Тот и ухом не повел. В палатке Дмитрий демонстративно растянулся на постели. Дервиш, не обращая внимания, молча зажег светильник.

— Я хочу спать, Як, — раздраженно повысил голос Дмитрий: ему не терпелось остаться наедине с собой.

— Лжец, — невозмутимо отозвался джавляк.

Ясно было, что он никуда не уйдет. Дмитрий вздохнул и принял сидячее положение. Он утомленно потер физиономию ладонями, будто пытался стереть навалившуюся вдруг усталость, и между пальцев посмотрел на джавляка. Дервиш держал светильник на уровне глаз, и в свете колеблющегося язычка пламени казалось, что очертания Яка Безумца тоже колеблются, словно рябь на воде. Взгляд его был темен и непроницаем.

Дмитрию было не по себе: он-то отлично понял, о каких “неверных, скрежещущих зубами в спину” упомянул дервиш. Дели — древний индийский город, и Тамерлан его возьмет. А перед сражением с тамошним правителем — то ли султаном, то ли шахом — прикажет убить сотню тысяч пленников[31]. Эти сто тысяч, — население небольшого российского областного центра, — гонимых, как скот, вслед за Тамерлановой ордой, Дмитрий видел собственными глазами.

Ну ладно, он прочел о страшной участи пленных индийцев в той книге. Но откуда же прознал о предстоящем избиении пленных дервиш? Для него эта резня — будущее, а будущего человеку знать не положено. Ведай Дмитрий, чем обернется его визит в стоматологическую поликлинику, он бы и порога ее не переступил… Или он все-таки неправильно интерпретировал слова Яка?

— Кровь… — сказал Дмитрий и спросил напрямую: — Ты говорил о крови пленников?

— Ты знаешь… — произнес Як с непонятной интонацией: не то утверждал, не то сам спрашивал. — Велением эмира они будут истреблены…

Дмитрий закрыл глаза и проглотил ком в горле. Ну и ну… А Безумец-то, оказывается, просто-напросто ясновидящий…

Мурашки побежали по коже. Он зябко передернул плечами и подумал, что хорошо питаться домыслами обо всяческих аномальных и паранормальных явлениях, приятно с видом знатока судачить о них за кухонным столом, но когда сталкиваешься с ними лицом к лицу — Впрочем, не идиот ли он? После всего, что с ним случилось, — и ошалевать от какого-то там ясновидения! Он усмехнулся и поднял взгляд на джавляка.

Як не совсем соответствовал своему прозвищу. Да, он был со странностями: говорил мало, вопросы игнорировал, часами мог сидеть, вперив в одну точку невидящий взгляд. Но если уж раскрывал рот, то говорил что-нибудь дельное. И учителем был неплохим. Так что под определение безумца он подходил куда меньше, чем девяносто процентов разношерстной дервишеской братии, по которым смирительная рубашка не просто плакала, а исходила горючими слезами. Не исключено, правда, что его прозвище имело и другое значение, но в омонимах Дмитрий не был силен — спасибо и на том, что более или менее научился разговаривать…

— Значит, ты у нас крутой экстрасенс… — пробормотал Дмитрий по-русски, не желая, чтобы джавляк понял. — Надо же…

Теперь кое-что начинало проясняться: ясновидящий заранее знал, что Дмитрий придет к тому храму. И его слова “Ты пришел” — лучшее тому подтверждение. Кое над чем, впрочем, придется еще поломать голову. С чего это он, например, воспылал симпатией к Дмитрию? Хотя какой там симпатией! Симпатией тут и не пахнет… Похоже, Як придерживается четко намеченного и ему одному ведомого плана. Узнать бы, что за мысли копошатся под его бритым черепом!

Дмитрий резко оборвал размышления. Минуту назад произошло нечто, выбивающееся из привычного поведения дервиша. Ах да: он впервые ответил на вопрос. Не ушел по своему обыкновению, а ответил.

И пришла неожиданная идея. Коли уж так невтерпеж узнать, что скрывается под непроницаемой личиной джавляка, почему не попробовать рассказать Яку, кто он и откуда? Как поступит в этом случае дервиш? Поднимет его на смех? Объявит сумасшедшим? Святотатцем? Исчадьем ада? Поднимет тревогу, и войско в полном составе займется изгнанием беса из своих рядов?

Поглядывая на застывшего посреди палатки Яка, Дмитрий взвешивал “за” и “против”. Дурацкое занятие, когда ни хрена не знаешь о том, что называется мировоззрением люда, среди которого вынужден обретаться. Тамерлан — другое дело, он купится. Не может не купиться: он думает о будущем, пусть по-своему, как эгоистичный средневековый владыка, которому очень хочется оставить по себе след в веках. А если и нет, игра все равно стоит свеч. Но если развязать язык перед Яком — стоит ли овчинка выделки? Пытаясь просчитать плюсы и минусы, Дмитрий все больше убеждался, что демон-искуситель отнюдь не выдумка, а явление, существующее наяву: желание раскрыться странному дервишу, опробовать на нем легенду о “посланце Аллаха” росло, как на дрожжах. Он решил рискнуть.

— Як, — сказал Дмитрий. — Ты прав: эмир прикажет убить пленников. Их всех убьют и прольется много крови. Я знаю, так и будет. Хочешь узнать откуда?

Як не сказал ни “да” ни “нет”. Молчал.

Дмитрий прикидывал: если что-нибудь пойдет не так, он тихо задушит дервиша, тот и пискнуть не успеет, а потом зароет тело тут же, в земляном полу. Завтра войско снимется и двинется дальше, и пока хватятся пропавшего Яка… Если вообще хватятся — он ведь вольная птица: может следовать за войском, а может и уйти куда глаза глядят.

— Если хочешь узнать, то подойди поближе.

Як сделал два шага и опустился на пол, поставив светильник рядом с собой.

“Удобно, — подумал Дмитрий. — Один удар кулаком по виску — и нет больше Яка Безумца”.

— Як, — начал он, стараясь говорить как можно проникновеннее. — Я пришел не из далекой земли. Я пришел из другого места, — и сделал паузу, думая, что дервиш станет задавать вопросы; но тот по-прежнему молчал. — Хм… — прочистил горло Дмитрий, складывая в уме более или менее связное объяснение. — Есть один день. Дни складываются в год. А годы складываются в… — Дмитрий запнулся, не зная, как сказать “век”. Мысленно чертыхнувшись, потому что дервиш не спешил помочь ему заполнить лакуну, он продолжил: — Годы идут: один, двадцать, сто… Человек рождается, рождает детей и умирает; его дети тоже рождают детей и тоже умирают… — Он снова запнулся и попросил: — Помоги мне, Як. Как называется тот день, что приходит, когда проходит много и много лет? Одна, две, три сотни…

Дервиш разжал губы и произнес:

— Будущее. Ты говоришь о будущем.

— Будущее, — повторил за ним Дмитрий, запоминая новое слово. — Будущее… Аллах прислал меня из будущего, Як, поэтому я знаю, что эмир велит перебить пленных, и они будут истреблены.

Дмитрий расслабился и опустил напряженные плечи. Дервиш не должен подозревать, что его жизнь висит на волоске, удар должен быть неожиданным.

— Почему ты замыслил меня убить? — неожиданно спросил дервиш. — Если то, что я услышал, — тайна, то зачем ты рассказал ее мне?

Дмитрия будто окатили ведром холодной воды.

“Так ты еще и телепат?” — пронеслось в мозгу.

— Если хочешь бить — бей, — сказал Як. — Если нет, то не думай об убийстве.

Дмитрий смешался. Если любого из солдат своего десятка он видел насквозь со всеми его детскими амбициями и импульсивными прихотями, если Кривой Джафар был чуточку трезвее и бесстрастнее — все-таки торговец, профессия обязывает ловчить и искать выгоду, а без расчетливой сметки в ней никак, — то джавляк оставался для него темной комнатой, где даже собственных рук не увидишь.

“Мне — шах”, — усмехаясь, подумал Дмитрий. И в то же время испытал облегчение. Дервиш не станет поднимать шума. Необычный все-таки человек этот Безумец Як. И играть с ним надо по его правилам, хотя бы внешне…

— Да, я сказал тебе, — согласился он. — Только тебе, и это тайна. Слышишь, Як? Эта тайна и должна остаться тайной.

— Быть по сему, — спокойно отозвался дервиш.

Он наклонился и снял нагар с фитиля. Пока Дмитрий думал, что же еще сказать джавляку, тот сам продолжил разговор — негромко, словно разговаривая с самим собой:

— Ты пришел из будущего. Далеко ли оно от сегодняшнего дня?

— Да, — ответил Дмитрий, изумляясь хладнокровию дервиша: узнал о пришельце из другого времени и ухом не ведет, будто подобные встречи каждый день происходят.

— Как далеко?

“Здесь то ли тринадцатый, то ли четырнадцатый век… Значит, лет семьсот”, — подумал Дмитрий.

— Семь сотен лет.

— Семь сотен лет… — эхом откликнулся джавляк. — О, сколь велик и всемогущ ты, Аллах! Тебе подвластно и время…

Окончательно убедившись, что убивать Яка не придется, Дмитрий размяк, расслабился душой и телом. Он добился-таки желаемого — прошиб непрошибаемого джавляка. Тот сам задает вопросы! Еще Дмитрий порадовался, что версия, согласно которой он являлся посланцем Аллаха, была воспринята дервишем без скепсиса. Априори.

— Аллах совершил чудо, — сказал Дмитрий. — Я спал, когда он меня перенес. Заснул в одном месте, а проснулся в другом. В пустыне.

Джавляк кивнул, словно соглашаясь с чем-то.

— Аллах наслал на тебя сон.

— Я крепко спал. Очень крепко, — поддакнул Дмитрий. “Если бы, Як, ты только знал, в каком облике был этот твой Аллах — в виде медсестры в коротком халатике и маске!”

— Скажи мне, — спросил дервиш, — сильно ли изменился мир за семьсот лет?

— Очень сильно, — ответил Дмитрий. — Я не знаю столько слов, чтобы рассказать, а знал бы — так ты все равно ничего бы не понял…

— Не понял? — вскинул голову дервиш. В тихом его голосе Дмитрию почудился отзвук насмешки.

— Скажи мне, — снова произнес дервиш, — в том веке, из которого ты явился, все ли счастливы и богаты? Справедливы ли там правители? Правят ли они мудро и по закону? Кончились ли распри между людьми? Исчезли ли алчность и безумие из людских сердец?

Дмитрий не поверил своим ушам. Ай да Як! Вот тебе и Безумец! Философ и гуманист… А ответить-то ему надо…

— Нет, Як. На все вопросы, что ты мне задал, я отвечу “нет”.

— Значит, ничего не изменилось, — сказал дервиш. Сказал, как отрезал.

И вдруг поднялся и направился вон из палатки.

— Як, стой! — поспешно вскрикнул Дмитрий. Дервиш замер и повернулся к нему.

— Ты понял, что об этом нельзя никому говорить? — вторично предупредил его Дмитрий. — Это тайна. — И добавил для надежности: — Аллаху угодно, чтобы все осталось тайной.

Ему показалось, что дервиш чуть улыбнулся, когда он упомянул Аллаха. Светильник, истекающий хилым светом, остался возле Дмитрия, и лицо джавляка было скрыто темнотой.

— Тайное пусть остается тайным, — сказал Як и вышел из палатки.

Дмитрий устало повалился на постель. У него было такое чувство, будто его выжали, как лимонную дольку: ни капли сока не осталось, только цедра. Но внутри все пело и ликовало. Получилось! Значит, с Тамерланом тоже получится. Но каков Як, а? “Исчезли ли алчность и безумие из людских сердец?” Вот так-то… Кто же он, это бритый аскет по прозвищу Як Ювелир, он же Безумец?

Легкое недовольство — о самом Яке он так ничего и не вызнал — не могло омрачить радужного настроения. Все пойдет своим чередом: он признался дервишу, и тот по прошествии времени ответит тем же. Должен. Успокоив себя таким умозаключением, Дмитрий зевнул. Надо спать. Он задул бледно-желтый огонек светильника и, едва закрыв глаза, провалился в сон.

Спал он совсем недолго и вдруг подскочил на постели, будто ужаленный. Едва перевалило за полночь, стан спал. Стояла тишина, нарушаемая лишь перекличкой часовых. Дмитрий сел, поджав ноги, обхватил голову обеими руками и, раскачиваясь, как маятник, шепотом забормотал:

— Дурак… Какой я дурак… Тупица… Ублюдок… Дебил… Я же мог! Мог, твою мать… — тихо стонал он сквозь зубы, стуча кулаком себе по лбу. — Идиот… Нет, какой идиот! Ему все карты в руки, а он? Кретин…

Он мог бы настропалить Яка отправиться к Тамерлану. Дервиши считаются святыми людьми — вон их сколько вокруг Тимура крутится… И при желании Як вполне мог бы встретиться с Хромцом с глазу на глаз. И выложить, кто есть Дмитрий. Такой шанс упущен!

Перестарался. Хотел сохранить инкогнито, дабы не влипнуть в переделку… А теперь бесится, задним умом поняв собственную оплошность. Дмитрий с силой ударил кулаком по земляному полу — рука заныла, а в полу образовалась округлая вмятина. Опомнившись, он потряс в воздухе ушибленной кистью и подул на нее. Зато боль немного отрезвила.

— Давай-ка рассуждать здраво, — сказал он самому себе. — Здраво. Слышишь, Дима? Здра-во!

Бормоча себе под нос: “Здраво, здраво…” — он поднялся и осторожно выглянул наружу. Десяток спал. Сук, храпя в обе ноздри, дрых на законном месте — поперек порога. “Охранничек”, — язвительно подумал Дмитрий. Остальные солдаты десятка лежали вповалку вокруг тлеющего костра. Яка Безумца поблизости видно не было — утопал куда-то на ночь глядя.

С минуту Дмитрий разглядывал тускло рдеющее кострище, решая, стоит ли взять уголек, чтобы запалить фитиль в масляной лампе. С кремнем и огнивом мороки слишком много, да и шумно… Высекай, раздувай трут… Однако тащиться к костру тоже охоты не было. Не дай Бог, еще Сук проснется и примется разглагольствовать, как он будет словно сыр в масле кататься, когда Дмитрий станет тысячником. Еще одна тайна, черт ее дери! Сук никого не посвящал в карьеру, напророченную Дмитрию, зато стоило им остаться наедине, как сразу же пускался расписывать, каким великим человеком станет вскоре ун-баши. И был еще один факт, свидетельствовавший, что Сук не просто съехал крышей. Отчаянный игрок, он вдруг завязал и больше к костям не притрагивался, что стоило ему, наверное, неимоверных усилий. Этим преображением Сук до глубины души поразил всех, кто его знал, но о причинах не распространялся, храня гордое и мрачное молчание. Отвлекшись на своего добровольного нукера, Дмитрий успокоился. Можно обойтись и без света. В темноте думается даже лучше.

Во рту спросонок стоял дурной вкус. Дмитрий хлебнул айрана из бурдюка, висевшего на шесте, и вернулся к постели.

— Так… — сказал он шепотом. — Начнем с того, что станем скептиком.

И неожиданно для себя сообразил, на кого же похож дервиш. На Басилашвили. Не просто похож, а мог бы с успехом выступить в конкурсе двойников актера, если бы не смуглая кожа, карие глаза и бритый череп — они-то и путают. А так — вылитый… “Не о том думаешь, — укорил он себя. — Да пусть хоть Смоктуновский…” Куда ушел на ночь дервиш? Дмитрий встревожился не на шутку. То не выгонишь, а то убрался тихой сапой… И когда? Когда ему было все рассказано… И с чего Дмитрий взял, будто Як безоговорочно поверил в “посланца Аллаха”? Может быть, сейчас происходят столь неприятные вещи, что стоит подумать: не взять ли оружие и лошадь и не покинуть ли лагерь, пока не поздно. Пойти к Джафару, разбудить его, забрать Зоррах — якобы к себе в палатку — и давай Бог ноги. Или лучше оставить девчонку: Кривой не даст ей пропасть, сделает второй своей наложницей или продаст…

Зря он Яку все рассказал, ой, зря… Дернуло же за язык… А теперь…

Дмитрий холодно подумал, что убьет Яка. Все-таки убьет. Надо поостеречься. Что предназначено Тамерлану, то предназначено только ему и никому другому. Резанула мысль, что считанные минуты назад он собирался использовать дервиша в своих целях, а еще раньше — тоже хотел убить…

Накатило головокружение, заболела голова — сразу и резко. Дмитрий схватился за виски. Бредовая ситуация: словно вслепую играешь в шахматы, зная только положение собственных фигур, тогда как позиция противника неизвестна. Слишком много дыр… Он застонал от ярости и собственного бессилия…

Головная боль вдруг прошла. Он даже взмок и чувствовал, как прилипла к спине холстина рубахи.

— Будь оно все проклято, — прошептал Дмитрий, поднимая глаза к войлочному потолку. — Если Ты есть — Бог, Аллах, как Тебя еще там… — то я завтра же сам постараюсь напороться на копье или под ставиться под удар, чтобы сдохнуть и встретиться с Тобою… Но знай, когда мы встретимся, то первым делом я Тебе вмажу по роже, если она у Тебя есть… Лишь бы у меня там руки были, а у Тебя рожа… С каким удовольствием я расквашу ее за Твои шуточки!

Он опустил голову, пустую, словно перевернутый вверх дном горшок. Хоть бы одна мысль — так нет же, только пустота и холодное осознание безнадежности. Он напряженно вслушивался в тишину в собственных мозгах, надеясь, что, может быть, всплывет одинокая мыслишка-подсказка…

И всплыла. “А я ведь стал таким же, как и они, средневековые отморозки… Готовлюсь убить. Того же Яка. Привык. Не руки уже по локоть в крови, а весь по макушку. Собрать бы ее всю, пролитую мною кровь — полный бассейн получится. Хоть плавай… А может, Як — выдающийся человек своего времени… Странный, правда, — даже брови бреет. Ну и что? Он, может быть, вроде Диогена — тот тоже странным был: ходил в чем мать родила и жил в бочке. И плевать на всех хотел. Что он сказал Александру Македонскому? „Уйди и не загораживай мне солнце…" А еще он ходил средь бела дня с горящей лампой… И когда спрашивали зачем, отвечал: „Ищу человека". Или не он это был… А какая, к черту, разница — он, не он? Вот и Як со своей бритой макушкой, может, такой же Диоген. Я ведь ничего о нем не знаю… Я вообще ничего не знаю и не понимаю… Ясновидец. Пусть будет ясновидец. Как он сказал: „Значит, ничего не изменилось…" И ведь правда: какая разница — лошадь или автомобиль, если „безумие и алчность не покинули людские сердца". И распри. А всех пленных перебьют… И я тоже буду их убивать… Как все…”

Дмитрий не сомкнул глаз до самого рассвета. Сидел, обхватив руками колени и уткнувшись в них лицом.

Сначала ему послышался звук тихих шагов. Дмитрий вскинул голову, вырвавшись из полудремы. В палатку пробивалась узкая и бледная полоска света снаружи. Он выглянул за полог и увидел, что возле костра на корточках сидит Як Безумец и ворошит палочкой пепел, покрывший уголья. Дмитрий осторожно переступил через Сука, пошел к костру, опустился возле дервиша, сорвал травинку и сунул в рот. Як мельком глянул на него и продолжал молча ворошить пепел. “Спросить, где был? — подумал Дмитрий. — А зачем? Пусть все будет, как будет…” Он бросил изжеванный стебелек в костер и посмотрел на светлеющее небо, на котором еще мерцали ставшие совсем бледными звезды.