Нет времени

При всём при том Трегубова изо всех своих дамских сил намекает на мужской интерес к её персоне со стороны практически всех упомянутых у неё персонажей сильного пола. Особое место занимают «сцены с президентом». Невольно начинаешь думать, сколько и чего отдала бы авторша, чтобы те сцены были постельными. Но чего не было, того не было - приходится удовлетвориться ресторанными, в викторианской стилистике: «он так неловко ковырялся вилкой в тарелке, что и слепой бы понял, чего он от меня хочет». Хотели же все любви, в диапазоне между постельной и публичной. Трегубова, в свою очередь, гордо посылала всех в известном направлении, за что, де, поплатилась отлучением.

Общественность с удовольствием книгу купила и прочла про «все начальники сволочи». Интеллигенция почему-то ожидает от книги чуть ли не революции. Ну, посмотрим. Вряд ли чего от этого произойдёт, кроме обычного в таких обстоятельствах гевалта. Ведь, в сущности говоря, книжка Трегубовой безвредна. Это обычные бабские пересуды, «мытьё косточек». На крайняк - с посылом насчёт замазать дёгтем кремлёвские ворота. Однако танки грязи не боятся. И кремлёвским воротам от дёгтя, небось, не поплохеет - только петельки скрипеть меньше будут.

Заметим, всё это не имеет отношения к теме «кровавой гебни» и всего прочего в том же духе. Вполне возможно, они там и в самом деле детей едят. Увы, но даже если и так, после прочтения трегубовской книжки в это верится гораздо меньше, чем до.

Обыкновенный капитализм

Ганс-Петер Мартин, Харальд Шуманн. Западня глобализации. Атака на процветание и демократию. М.: Издательский дом «Альпина», 2001

Иногда важно знать, кто говорит.Одно дело, когда «глобализацию» ругает газета «Русский порядок», для которой это мудрёное слово есть всего лишь пристойный заменитель словосочетания «жидомасонский заговор». Совсем другое - когда два солидных, благонамеренных немца (а авторы книги, вне всякого сомнения, люди в высшей степени благонамеренные: Мартин, например, соавтор трёх книг о здоровом образе жизни,а Шуманн написал сочинение о продовольственной проблеме) выражают публичную озабоченность тем же предметом. Для российского интеллигента это означает, что тема легализована и дозволена к обсуждению, в том числе и критическому. Европейцы беспокоятся - значит, можно немножко побеспокоиться и нам.

Однако о чём же, собственно, они беспокоятся? Открывая книгу, невольно ожидаешь каких-то впечатляющих разоблачений. Злодеяния мировой закулисы - тема жгучая. Хочется знать из первых рук, что и как. Увы! Ничего, трогающего за сердце российского обывателя, в предлагаемом сочинении не содержится. Страница за страницей идёт перечисление фактов, которые в наших палестинах вот уже десять лет как считаются «нормальными явлениями жизни». Вот какая-то фирма перенесла своё производство в третью страну, чтобы выиграть на разнице в зарплате. Вот другая фирма взяла и сократила пять тысяч рабочих мест, а третья - сделала то же, но в двойном размере, а оставшимся сократили зарплату. Вот кто-то не заплатил налоги, воспользовавшись тем, что у нас называют «схемой». Сокращаются программы медицинской помощи пенсионерам. Интернет-бум лишает рабочих мест сотрудников, привыкших ходить на работу в офис. А шеф МВФ под давлением обстоятельств непреодолимой силы спас мексиканскую валюту, стряся на это дело деньжат со всяких заинтересованных правительств… В современной России все эти проблемы выглядят, мягко говоря, странноватыми. Хочется пожать плечами и спросить: ну и что?

Между тем, это-то и интересно. Наивное возмущение авторов тем, что алчные транснациональные компании, оказывается, «утаивают налоги» (эка новость!), многое объясняет - так же, как и не менее наивное их беспокойство за «рабочие места». Подразумевается, что «рабочие места» должны же кем-то «создаваться», а налоги - идти на «социальные нужды». Причём не по циничной российской схеме (оторвать чуток от нефтянки, чтобы подкинуть на кефир бюджетникам, пенсионерам, и прочему электорату), а с серьёзной основательностью: на повышение качества муниципального образования, на детские сады для детей с замедленным развитием, на развитие музейного дела, и так далее.

Нам трудно себе представить, что авторы выросли именно в таком мире: чистая, сытная, гемютная Германия времён господства умеренной социал-демократии представляется им чем-то само собой разумеющемся. Мир, где существовало понятие «социальной ответственности предпринимателей», а слово «демократия» обозначало довольно неуклюжую, но всё-таки работающую систему, позволяющую гражданам вмешиваться в дела управления. Всё это вместе называлось «социальным государством», или «государством всеобщего благосостояния». Каковое отчаянно критиковали слева, справа, сверху и снизу, но которое, как теперь выясняется, было не таким уж плохим. Похоже, скоро вторую половину двадцатого столетия будут считать золотым векомкапитализма. Мы так никогда не жили, и, судя по всему, никогда так жить не будем. Эта возможность закрывается и, кажется, скоро закроется совсем.

Из этого следует довольно неприятный вывод. Похоже, «глобализация» не является позитивнымпроцессом, то есть возникновением нового явления. Судя по всему, она на четыре пятых состоит в процессе чисто негативном:речь идёт о разрушении мировой социал-демократической системы. Капитализм устал корчить «человеческое лицо», вот и все дела.

Зря мы не доверяли советским учебникам по политэкономии. Марксизм-то был вполне вменяемым учением, адекватно описывавшим естественное состояниекапитализма. Бородатый пророк не учёл всего лишь одной мелочи: возникновения «социалистических государств», само существование которых сильно повлияло на образующуюся картинку. Пока был жив СССР, вечная ему память, «мировая капиталистическая система» была вынуждена прихорашиваться. Наиболее значимые её новшества - включая, кстати, появление пресловутого «среднего класса» - были вызваны элементарной необходимостью прикармливать людишек, чтобы они не подсаживались на советскую пропаганду. Зато теперь стесняться уже нечего. Теперь, конечно, « повсюду - что в Швеции, что в Австрии, что в Испании - действует, по существу, одна и та же программа сокращения затрат на общественные нужды, урезания реальной заработной платы и ликвидации системы социального обеспечения. И везде протест кончается покорностью».Ну да, разумеется, « те, кто управляет глобальными потоками капиталов, снижают уровни заработков своих сотрудников, читай: налогоплательщиков. Заработки как доля национального богатства снижаются по всему миру; противостоять этому давлению в одиночку не способно ни одно государство».Ну, естественно, « цены акций и корпоративные доходы поднимаются двузначными скачками, тогда как заработная плата рабочих и служащих падает. В то же время параллельно с дефицитами национальных бюджетов растет уровень безработицы».И, само собой, « глобальная экономическая интеграция ни в коем случае не является естественным процессом: она сознательно продвигается целенаправленной политикой. Именно правительства и парламенты своими договорами и законодательными актами планомерно устраняли барьер за барьером на пути движения товаров и капиталов через границы».

А вы чего ждали, господа-товарищи? Судя по всему, под красивым псевдонимом «глобализации» скрывается наш старый знакомый: «империализм как высшая и последняя стадия капитализма». Который, если кто помнит, и мыслился как глобальное (или, если хотите, интернациональное) состояние, когда вся планета полностью контролируется «классом собственников». Со всеми прилагающимися прелестями, включая - помимо всего прочего - относительное и абсолютное обнищание пролетариата.Немецкие трудящиеся, искренне не понимающие, как это возможно снижать им зарплату (об этом Мартин и Шуманн сообщают с особенным возмущением), или переносить производство туда, где рабочим можно платить сущие гроши, совершенно напрасно думают, что их минет чаша сия.

Некоторые выводы для нас. Пугать ежаРоссию голглобализацией уже поздно: мы давно уже там. В этом самом «глобализованном мире».

Это совершенно не связано с тем, насколько российская экономика интегрирована в мировую и какое место в последней она занимает. Может быть, и никакого. Важно то, что мы, оказывается, сами того не зная, целиком и полностью приняли логикуэтого процесса. Россия - это страна «зверского» капитализма, со всеми его свинцовыми мерзостями.

Нам, правда, говорили, что так живёт всё человечество.

Нас, конечно, обманывали: цивилизованноечеловечество жило по-другому. Но, похоже, это скоро кончится. Побаловали и хватит.

Добро пожаловать домой, в XIX век.

Рассуждение о русской фэнтези

Никого более не пугают (да и не манят особо) книжки, разрисованные страшными зелеными рожами гоблинов и мускулистыми буграми с увесистой сброейнаперевес. Потому как уже известно, что там внутри. Магические империи, могучие воины. Добрые волшебники. Стало быть, есть и злые колдуны (разница та же, что между «разведчиком» и «шпиёном»). Великие герои, на лицо ужасные, добрые внутри (у злодеев, естесстно, наоборот). Магический меч (ключ, камень, кубок, еще что-нибудь удобопереносимое), за которым надо переться за тридевять земель, время от времени с кем-нибудь интенсивно сражаясь. Эльфы, гномы, тролли, какие-нибудь саламандры и ундины, местами даже единороги. И две-три любовные сцены, ежели автор расщедрится.

Над кем смеюсь? Да над собой, вестимо. Не любил бы я фэнтези, меня б тут и близко не стояло. Я ведь не имею ничего против колдунов, героев, местами даже единорогов. Я люблю фэнтези. Конечно, не только ее. Но я ведь не присягал на верность всяким этим самым Ницше Борхесовичам Шнитке и прочим записным гениям, чтимым гламурной публикой. Нет-нет, не буду ёрничать, я полон всяческого уважения и к живым, и в бозе почившим генералам от литературы. Однако хотя принято говорить, что сражения выигрывают генералы, но воюют-то всё-таки рядовые да сержанты. Да и чтимые ныне светила в свое золотое время всё больше ходили в низких чинах, пока не удостоились наград и отличий из рук литобоза, именующего себя «литературной критикой».

1

Но к теме. Для особо педантичных (хотя среди почитателей жанра такие обычно не удерживаются) всё-таки поясню: фэнтези - это сказка, написанная с применением литературных приемов, выработанных реалистической традицией.

Звучит страшно и, наверное, не очень понятно. Поэтому давайте на примерах. Вот есть простая и незатейливая сказка про Золушку. Там, если помните, есть такой пассаж, как добрая фея готовит Золушку к балу. Так как в сказке-то было? Да просто: «фея взмахнула палочкой, и в тот же миг тыква превратилась в золотую карету, мыши - в коней, а крыса в слугу».Всё нормально. Так. А теперь представим себе, что в точности ту же самую историю описывает какой-нибудь современный сочинитель сериала «Меч и Магия» (книга XI, часть IV). Как это у него получится? Да примерно вот так: «Фея напряглась, её хищный профиль заострился, тонкие губы беззвучно шевелились, плетя паутину заклятий. Наконец, навершие магического жезла блеснуло. Большая тыква с подгнившим бочком, положенная в центр пентаграммы, на миг окуталась разноцветным туманом, застоявшийся воздух всколыхнулся, и…»(избавим читателя от натуралистического описания мучений крысы, превращаемой в ливрейного лакея).

Разница, как говорится, налицо. Незатейливый сказочный текст переписанязыком обычного реалистического романа конца прошлого века, с добавлением деталек и штампиков. Отсюда и «застоявшийся воздух всколыхнулся», и прочие красоты слога.

Однако дело не только в языке. Фэнтези заимствует у реализма очень многое. Например, психологию героев, а также - что еще важнее - их мотивации. Это сказка себе сказывается без всяких сложностей. Ну, увидел королевич Золушку, ну, влюбился без памяти. С какой радости? В сказке - просто потому, что «была Золушка до того милая да пригожая, что принц как взглянул на неё, так и полюбил на всю жизнь».И всё тут. Для фэнтези такая отмазка не катит просто по определению. И для того, чтобы объяснить взыскательному читателю странные вкусы принца, потребуется что-нибудь более внятное. На худой конец подойдет даже фрейдизм («… он внезапно почувствовал доверие к этой странной незнакомой женщине, чьи золотистые локоны так напоминали струящуюся волну волос его матери…»), но уж никак не сказочное «мила да пригожа».

Тут можно остановиться и спросить: а откуда, собственно, взялась такая странная идея - реалистически описывать то, что, мягко говоря, имеет весьма отдаленное отношение к реальности? Ну что ж, это-то как раз понятно. Такая задача вставала перед любым литератором, берущимся писать о достаточно далеком прошлом, особенно о таком, от которого остались рожки да ножки.

То есть источник фэнтезийного жанра - исторический роман.

В самом деле. Разница между описанием далекого прошлого и описанием никогда-не-бывшего, на самом деле невелика. Не случайно, кстати, сказки, как правило, начинаются с присказок типа «давным-давно, в баснословные времена»: это как раз очень логично. В этом смысле еще бытующее кое-где подверстывание фэнтези к так называемой «научной фантастике» (SF, science fiction), ориентированной прежде всего на будущее, не имеет под собой никаких оснований. Это два независимых жанра, не связанных даже общностью литературных предков. Предшественниками SF были футуристические романы, связанные с технической цивилизацией. Первая полноценная книга в жанре science fiction - «Правдивая история» Лукиана (где описываются межпланетные путешествия, жители других планет, звездные войны и прочее) была написана в эпоху Эллинистической научно-технической революции - крах которой привел, помимо всего прочего, к полному исчезновению научной фантастики, которая еле-еле ожила под неуклюжим пером Фрэнсиса Бэкона, а литературную стать обрела уже трудами Жюля Верна. Существенное влияние на SF оказали еще так называемые «утопии», то бишь фантазии на тему наилучшего общественного устройства - тоже почтенный, хотя и с подмоченной репутацией, жанр, который есть пошел быть аж от дедушки Платона…

Впрочем, это я погорячился. Серединка между SF и fantasy всё-таки существовала. А именно: были некогда весьма популярны романы о путешествиях в далекие края (типа Тропической Африки, джунглей Амазонки, или, на худой конец, на Северный Полюс, где ожидали найти нечто интересное). Увы, тема иссякла, поскольку белых пятен привлекательного размера на карте мира уже не осталось. К тому же слишком вольное сочинительство на тему странных обычаев южноафриканских дикарей может кончиться судебным иском к издательству по поводу компенсации морального ущерба, нанесенного уникальной культуре этих самых дикарей. Поскольку и у мумбо-юмбо теперь есть свои юристы.

Хорошо. Как делается фэнтези, мы выяснили. Осталось понять - зачем. Что есть такого в волшебной сказке, что её хочется слушать и слушать, да еще и перелагать в такой манере, чтобы наше взрослое, ироническое, скептическое сознание снова-здорово лопало те же самые зажеванные байки, только сдобренные реалистическим соусом? Ответ простой, и содержится он в той же самой сказке. Как оно там было? «Сказка - ложь, да в ней намек: добрым молодцам урок». Вот-вот. Сказочные истории, в отличие от истории настоящей (которая, как известно, учит только тому, что ничему не учит), имеют смысл.Этот смысл не всегда приятен и даже не всегда морален. Тем не менее одного у сказки не отнять: все события в ней происходят не просто так.Все идет не черт знает куда, а к чему-то (например, к победе добра и посрамлению зла - или, скажем, к торжеству хитрости над грубой физической силой). Все действия совершаются зачем-то, все имеет свое место и свое оправдание. Наверное, именно это и есть самое невероятное, а попадающиеся в сказках чудеса - это, скорее, средство. Да и не во всякой сказке колдуют колдуны и дым коромыслом. Ну, вспомним про репку: там, можно сказать, и никаких чудес-то особенных нету. Ну, выросла репка большая-пребольшая. Такое ведь и вправду бывает. В любом случае, не великое чудо. Разве что усмотреть нечто чудесное в том, что её всё-таки вытянули и при этом не перецапались?

Современный мир, конечно, во многих отношениях интереснее (и разнообразнее) любого сказочного. Но. Это мир, в котором господствуют анонимные силы, причем силы непонятные, неведомые, безжалостные и бессмысленные. Мир, в котором процветающие государства в одночасье лишаются средств - из-за каких-то там «колебаний биржевых котировок» - уж больно неуютен, поскольку перестал быть нашим, человеческим миром. Уже не Бог, не демоны, не мы сами творим свою судьбу. Мойры тоже отдыхают. Нами правит закон больших чисел, и только сказка возвращает нас в прошлое, когда миром правили булат и злато, сила и ум, истина и меч.

Теперь, разобравшись с определениями, плавно перейдем к теме сюжетов. Вообще говоря, хороший сюжет редко берется «из ниоткуда». Как правило, нужен какой-никакой, а материал. Из всего того, что мы тут уже наговорили, следует простенькая мораль: самый подходящий материал для хорошей фэнтези - это что-то среднее между волшебной сказкой и учебником истории. Дело в том, что не всякую сказку удобно перелагать языком Эмиля Золя, и не всякая история настолько интересна и загадочна, чтобы напустить волшебного туману. Например, написать роман-фэнтези по приключениям Колобка (несмотря на весь их захватывающий драматизм) нет никакой возможности: для такого подвига надо реалистически описать психологию (да и физиологию) Колобка, да так, чтобы это выглядело убедительно для среднего читателя. То есть не пойдет. Но и по событиям эпохи перестойки хорошей фэнтези не напишешь, несмотря на всю их загадочность. Не того свойства эти загадки, не получается из них хорошей сказки, а разве что басня Михалкова.

Итак, наилучшим материалом для фэнтези может быть что-то такое, в чем история и сказка сливаютсядо неразличимости. То есть - легенда.

В этом смысле англичанам (и, по совместительству, американцам) сильно повезло. В их распоряжении - роскошный источник, позволяющий разгуляться фантазии, и в то же время не слишком отрывающийся от исторической правды.

Я имею в виду цикл легенд о короле Артуре.

2

Мир драконов, рыцарей, седовласых королей, шутов, менестрелей, коварных магов, изнывающих от скуки «благородных девиц» (интересная, кстати, порода), а также, разумеется, страшных и злых разбойников, давно уже стал для нас родным и обжитым. Однако все это не с потолка взялось: вся эта помпезная роскошь имеет свой источник. А именно - сочинение сэра Томаса Мэллори «La Morte Arthur».

Пересказывать содержание этого длиннющего произведения нет никакой возможности. Однако это и не требуется. Сейчас нам интересно, как устроена музыкальная шкатулка, а не то, какие мелодии она наигрывает.

Итак, займемся исследованием артурианского мифа. Прежде всего - о месте и времени действия. Это позднее средневековье - то есть мир разобщенный,разделенный на маленькие части, и у каждого клочка земли, у каждой скалы есть свой хозяин и насельник, не подчиняющийся никому и ничему, кроме грубой физической силы, и ведущий бесконечные войны с соседями. Единственное, что хоть как-то объединяет этот мир - это сложившийся за века усобиц «рыцарский кодекс», то есть определенные понятия о чести и достоинстве. Разумеется, эта не слишком-то высокая этика сплошь и рядом нарушается, но это всё же лучше, чем ничего.

Теперь о действующих лицах. Прежде всего, сам король Артур, волею Божией (явленной весомо, грубо и зримо - то есть чудесами) и велением Судьбы (в лице колдуна Мерлина) правитель Англии. Он олицетворяет собой Порядок, Меру и Строй, которые он должен дать разобщенному миру. Не будучи ни самым сильным, ни самым храбрым, ни самым проницательным из населяющих этот мир «людей длинной воли» (с) Лев Гумилёв), он олицетворяет собой нечто более важное, чем сила, смелость и практическая сметка. Он олицетворяет собой Идею. Идею Всеобщего Закона, перед которым все равны, и Высокой Цивилизации, вкусить благ которой достойны наилучшие. Цель его правления - не удержание власти ради власти, а нечто большее: просвещение мира, распространение законов рыцарства на всю Англию, а то и на весь обитаемый мир. Образец и одновременно инструмент утверждения этого Brave New World’а - это воинская дружина, известная как Братство Рыцарей Круглого Стола. Круглый Стол - это не столько деталь интерьера, сколько символ нового общества, общества Сильных и Равных, общества Автономных Индивидуальностей, подчиненных Закону и Порядку, чьи претензии на превосходство и власть ограничиваются только Правилами Чести. Сияющим символом этого нового мира является Святой Грааль - магическая чаша с кровью Спасителя, овладение которой означает окончательное утверждение Царствия Божьего на Земле.

Надо еще отметить, что идея эта вполне готовая.Думать над ней не надо: её надо просто распространять и утверждать «до крайних пределов земли».

Противники тоже известны. Это Зло, отождествляемое с Дикостью, Коварством и Беззаконием, мир древнего нечистого колдовства и черной магии, мир чернокнижницы Морганы ла Фей и предателя Мордеда. Эти силы исподволь подтачивают возводимое Королем здание Нового Мира, и в конце концов добиваются успеха. Король Артур мертв, волшебник Мерлин заточен в скале. Однако дело их не пропало. Вдохновляющая легенда превращается в быль. Царство Закона и Прогресса всё-таки создано, и это царство - Западная Европа.

Таким образом, легендаристика артурианского цикла - это Европейский Миф, который еще можно назвать Мифом о Прогрессе. Переписанный множество раз, он снова ожил в своем изначальном легендарном обличье в знаменитой эпопее Толкиена, где все вещи наконец названы своими именами и всё расставлено по своим местам: Запад (и особенно Британские Острова, гордо поименованные Нуменором) открыто отождествлен с силами Света, Добра и Прогресса, а мерзкие узкоглазые азиатские орки однозначно повязаны с силами Тьмы. Каковые, разумеется, могут время от времени беспокоить «сияющий город на холме» (это почти толкиеновское выражение очень любил президент Рейган), но в конечном итоге неизбежно терпят поражение. «С нами Бог - кто против нас?»

3

Вторая половина XX века интересна не только появлением атомной бомбы, памперсов и Windows–98. Это еще и время зарождения так называемого «восточного мифа». То есть попыток (надо сказать, вполне успешных) создания «восточных» мифов, могущих конкурировать с европейской литературной и кинопродукцией.

Попыток создать нечто подобное было немало, но особенно преуспели в этом японцы и китайцы, уже давно освоившие искусство продажи восточной экзотики в западной упаковке. Для этого, однако, им пришлось решить довольно сложную задачу: а именно, разработать и внедрить в массовое сознание свой собственный, «восточный» миф, на основе которого и можно ткать паутину легендаристики.

Итак, «героический Восток» представляет свои истории. Разумеется, и в этом случае речь идет о сообществах героев и совершаемых ими подвигах. Как правило, это разного рода «школы боевых искусств» - начиная от японских ниндзя и кончая китайским Шаолинем. Как и в случае двора короля Артура, они олицетворяют собой Законность, Справедливость и Порядок. Однако тут-то и начинаются различия. В отличие от славного двора короля Артура, они никогда не связаны с «правящим прогрессистским режимом»: напротив, это хранители Древнего Знания, как правило, оппозиционно настроенные и позволяющие себе той или иной степени фронду. Центральная власть - как правило, циничная, аморальная, жестокая, продажная (и, не в последнюю очередь, прозападная или хотя бы вестернизированная) - чинит героям всяческие неприятности и в конце концов уничтожает эти оазисы Чести, Доблести и Справедливости. Кульминационным моментом «шаолиньской легенды» является разрушение правительственными войсками знаменитого монастыря, чьи защитники полегли, истребив, конечно, немерянное количество врагов, которые победили их исключительно числом, да еще европейскими пушками.

Следует сказать честно: «восточный миф», как он есть сейчас, имеет вполне ощутимую антизападную направленность. Если для рыцарей артурова двора главный враг - это зло, однозначно отождествляемое с дикостью и варварством, то для монахов Шаолиня - это еще и чужая цивилизация,в данном случае западная, с её разлагающим влиянием. Однако, то, что они отстаивают, - это тоже цивилизация,причем более древняя и более правильная, чем агрессивный и хищный Запад со своими деньгами и пушками. Это не та ситуация, когда Порядок борется с Хаосом, а ситуация, когда один Порядок пытается сохраниться перед лицом другого Порядка, на первый взгляд - более прогрессивного, а на самом деле - всего лишь более сильного.

Любопытно, что антизападная компонента восточного мифа не могла проявиться в явном и неприкрытом виде. Ни оккупированная Япония, ни спасающийся под крылом Тихоокеанского Флота Соединенных Штатов Тайвань, ни прочие государства ЮВА, зависящие от западного мира напрямую, не могли - да и не хотели - позволить себе прямую антизападную пропаганду. Особенно если учесть, что «восточный миф» с самого начала предполагалось экспортировать, причем на тот же самый Запад. Основной задачей было не тупое самовосхваление, а, скорее, попытка озадачить самоуверенную западную цивилизацию, заинтересовать её Востоком, заставить задуматься над тем, так ли уж правы потомки Ланселота и Тристрана, размахивающие атомными копьями над Хиросимой.

Надо сказать, что это им вполне удалось. Ненавязчивое проникновение восточной культуры на Запад, сейчас уже ставшее очевидным фактом, не в последнюю очередь обязано умелым распространителям «восточного мифа», всем этим бесконечным сериалам про «войну школ Белого Тигра и Черной Черепахи» или очередным «тайнам ниндзя». Незаметно, исподволь, «артурианский миф» размывается восточным Мифом о Самобытной Культуре, ненавязчивой демонстрацией того, что помимо Святого Грааля и кромешной тьмы вокруг него, есть еще и иные источники света, что не всё древнее обязательно примитивно, и так далее. А также и то, что от Рыцарей Святого Грааля до конкистадоров - один шаг.

4

Увы, российской литературе на волшебном пиру места не нашлось.

И неудивительно. Пока на Западе шло Великое Возрождение Волшебных Сказок, именуемое «бумом фэнтези», у нас (по известным причинам) пределом мечтаний оставался самопально переведенный Толкиен. Естественно, первые же пробившиеся через рушащийся железный занавес западные развлекательные книжки на добрую треть состояли из сочинений жанра фэнтези. (Я еще помню, как солидный и скучный советский журнал «Наука и жизнь» взялся печатать сокращенный перевод «Волшебника Земноморья» Урсулы Ле Гуин, а кооперативные издательства-однодневки вовсю штамповали на туалетной бумаге желязновских принцев Амбера).

Разумеется, хотелось «своего». Разумеется, сначала получалось как у других, только хуже. Первые попытки сочинить что-нибудь «в стиле Толкиена», как и следовало ожидать, свелись к безбожному переписыванию самых занудных штампов из книг отцов-основателей жанра. На страницах книг, написанных в Москве, Петербурге или Новосибирске, забегали, шустро перебирая тонкими ножками, эльфы, гномы, толкиеновские хоббиты. А уж главные герои были все как на подбор «благородными рыцарями», трюхающими из пунта А в пункт Бэ за очередным Граалем (вещим камнем, магическим амулетом или еще каким-нибудь очередным суррогатом Чаши).

Естественное желание внести в эту целиком заимствованную картину хоть какой-то местный колорит приводило в основном к механическому замещению кельтской мифологии - славянской, а западной истории - отечественными былинами. Уродское словосочетание «славянское фэнтези» даже прижилось, но означает в большинстве случаев что-то вроде «люля-кебаб из местных продуктов». Место эльфов и троллей заняли кикиморы, водяные, на худой конец лешаки да шишиги, а герои побеждали не изящных западных драконов, золотых и сияющих, а неуклюжих разлапистых змей-горынычей из каких-нибудь Старых Болотищ и Великих Грязей. Что, как правило, приводило к редкостной безвкусице. Заменить тролля или гоблина на самое что ни на есть праславянское «чувырло похогузое», а благородного сэра Галахэда на какого-нибудь «Медведедава», или «хоробого воя Яруга Босорыла», или даже с детства знакомого Илью Муромца оказалось невозможно без ущерба для стиля.

Это, однако, еще полбеды. Пустота и скука «славянской фэнтези» связана прежде всего с отсутствием основного мифа, в рамках которого можно наворачивать приключения на приключения так, чтобы всё это не казалось полной бессмыслицей. Дело в том, что артурианский Миф о Прогрессе на отечественном материале смотрится крайне нелепо. Как, впрочем, и восточный Миф о Самобытной Древности. Слишком ясно, что отечественные герои отстаивали отнюдь не Рыцарский Кодекс Чести. И тем более не Чайную Церемонию. А без своего внутреннего оправдания вся фэнтези местного разлива превращается в унылую и бессмысленную пародию на полноценную легендаристику.

Надо сказать, что отечественные авторы почувствовали это довольно быстро. И разделились на два больших лагеря. Одни, с отвращением отрясая прах от ног своих, завязали с отечественными героями и продолжили усердно клепать российские подделки под западные «Туманы Авалона». Другие решили - ну что ж, пародия так пародия! Мы забавны, рожи у нас смешные, такими уж нас мама родила. И принялись попросту стебаться над упырями, кикиморами и чудо-богатырями из Урюпинска и Волчьехренска (естественно, с привычной интонацией «над кем смеемся - над собой смеемся»). Получалось, однако, грустно: все опять как все, одни мы как всегда…

При всем том отечественный цикл легендаристики существует, и всем хорошо известен. Про Илью Муромца, Добрыню Никитича и вообще про Владимира Красно Солнышко (ну чем не король Артур?) нам было кое-что известно еще в нежном возрасте. Нельзя сказать, что этого никто не видел. Напротив: написать фэнтези по материалу русских былин казалось идеей более чем очевидной, и к тому же обреченной на успех. Однако время шло, а ничего интересного на эту тему на прилавках не появлялось.