Встреча

— Говорят, добродетельная женщина дороже рубинов, — шепнула Салли. — Но большинству мужчин в конце концов женская добродетель, как и женская красота, начинает приедаться. Так что вполне возможно, Грейстоун уже не ищет столь же добродетельную супругу.

— О, совершенно определенно — ищет! — заверила ее Августа. — Если подумать серьезно, становится ясно, он был бы несносным мужем для женщины вроде меня, обладающей нравом непредсказуемым и свободным.

— А если подумать не очень серьезно… — легонько поддразнила ее Салли. Августа нахмурилась:

— В наиболее мрачные минуты своей жизни я подумываю даже о том, чтобы серьезнейшим образом заняться изучением трудов Геродота и Тацита, забыть все свои статьи о правах женщин и заказать новый гардероб, состоящий исключительно из старомодных платьев с высокой стойкой. Но знаешь что я обнаружила? Стоит мне выпить чашку чаю и несколько минут отдохнуть, приступ подобного безумия быстро проходит и я снова становлюсь сама собой.

— О господи! Надеюсь, все обстоит именно так. Я просто не способна вообразить тебя в роли добродетельной жены. — И Салли громко рассмеялась. Ее смех привлек внимание всех присутствующих к дружной троице, восседавшей за чаепитием у камина. Дамы из клуба «Помпея» понимающе улыбались друг другу: так приятно было видеть хозяйку дома веселой.

Скраггз, который в этот момент приоткрыл двери гостиной, несомненно тоже слышал смех Салли. Случайно подняв глаза, Августа заметила, как он наблюдает за своей хозяйкой из-под густых нависших бровей, и подумала, какое у него странное и печальное выражение лица.

Вдруг его удивительно яркие голубые глаза встретились с глазами Августы, он понимающе покивал ей и отвернулся. Она с изумлением поняла, что Скраггз молча благодарит ее за подаренную его хозяйке возможность смеяться так радостно.

Через несколько минут, покидая клуб, Августа чуть задержалась, чтобы заглянуть в книгу для записи заключенных пари, лежавшую у окна на невысокой подставке в ионическом стиле. И прочитала: «Мисс Л. С. поставила против мисс Д. П. десять фунтов, полагая, что лорд Грейстоун попросит руки небезызвестного Ангелочка еще до конца месяца».

В течение двух последующих часов Августа находилась в состоянии необычайного раздражения.

— Клянусь тебе, Гарри, на сей счет даже заключено пари, запись сделана в книге клуба «Помпея». Забавно! — Питер Шелдрейк с томным изяществом потянулся, устраиваясь в кожаном кресле, и посмотрел на Грейстоуна поверх своего бокала с портвейном.

— Очень мило, что ты находишь это забавным. Лично я ничего забавного не вижу. — Гарри отложил гусиное перо и тоже взял бокал.

— Ну еще бы! — усмехнулся Питер. — В конце концов, ты почти ничего забавного не находишь и в своем способе подыскивать себе невесту. Да в каждом лондонском клубе заключают пари по этому поводу! Ничего удивительного, что и в «Помпее» тоже. Ты же знаешь, Салли и все те эксцентричные особы, которых она коллекционирует, изо всех сил стараются не отставать от мужчин. Так это правда?

— Что именно? — Рассерженный Гарри обернулся к своему молодому собеседнику. Питер Шелдрейк ужасно скучал. Что ж, весьма распространенный недуг среди джентльменов высшего света, особенно среди тех, кто, подобно Питеру, провел последние несколько лет в Европе, играя в опасные военные игры с Наполеоном.

— Не морочь мне голову, Грейстоун. Ты действительно собираешься просить у сэра Томаса разрешения на помолвку с его дочерью? — терпеливо уточнил свой вопрос Питер. — Да ладно тебе, Гарри! Ну хотя бы намекни, а? Мне ведь тоже хочется использовать обстоятельства в свою пользу. Ты же знаешь, мне и дела нет до этих пари… — Он помолчал и снова усмехнулся. — Пресвятая дева, пари да еще по такому поводу!

А Гарри как раз обдумывал сам повод.

— По-твоему, Клодия Баллинджер стала бы достойной графиней Грейстоун?

— О господи, нет, приятель, нет! Если говорить об Ангелочке — это же ходячая добродетель! Образец. Эталон. И честное слово, она слишком похожа на тебя! Соединившись в браке, вы только усилите худшие качества друг друга. И не далее чем через месяц после свадьбы поймете, что уже осточертели друг другу! Поинтересуйся у Салли, если мне не веришь. Она, между прочим, со мной согласна.

Гарри вскинул брови:

— В отличие от тебя, Питер, мне вовсе не требуются бесконечные приключения. И я определенно не желаю заполучить в жены искательницу приключений.

— Вот здесь-то ты и заблуждаешься, друг мой. Я проанализировал положение вещей весьма серьезно и смею предположить, что тебе как раз и нужна живая, склонная к приключениям женщина. — Питер резко поднялся на ноги и прошел кокну.

Закатное солнце вспыхивало в его искусно причесанных светлых волосах, высвечивало красивый изящный профиль. Он, как всегда, был одет по последней моде. Элегантно повязанный галстук, отглаженная и туго накрахмаленная сорочка с защипами прекрасно дополняли его безупречно скроенный сюртук и плотно облегающие бриджи.

— Это тебе все хочется действовать и получать все новые встряски, Шелдрейк, — спокойно заметил Гарри. — Это ты все время скучаешь с тех пор, как вернулся в Лондон. И слишком много времени уделяешь нарядам, слишком много пьешь и слишком много играешь.

— Зато ты похоронил себя в этом кабинете среди древних греков и римлян! Признайся, Гарри, ты ведь тоже скучаешь по той жизни, какую мы вели на Континенте?

— Ничуть. К счастью, я действительно очень увлечен древними греками и римлянами. И что бы там ни было, Наполеон наконец-то убрался с нашего пути, так что теперь у меня есть иные дела и обязанности здесь, в Англии.

— Ну конечно!.. Ты должен присматривать за своими поместьями, и у тебя долг перед титулом. Честь и хвала твоим обязанностям! Да, еще ты непременно должен жениться и произвести на свет наследника. — Питер одним глотком допил вино.

— Между прочим, не только у меня имеются кое-какие обязанности, — многозначительно произнес Гарри. Однако Питер сделал вид, будто не услышал намека.

— Ради бога, перестань! Ты же считался лучшим в разведке Веллингтона! Под твоим началом служили десятки агентов, в том числе и я, которые добывали для тебя самые разные сведения. Ты разработал шифры, оказавшиеся не по зубам лучшим дешифровалыцикам Франции. Ты не раз рисковал своей и моей головой, чтобы добыть карты, необходимые для проведения самых важных сражений на полуострове. И не говори мне, что не скучаешь по всему этому!

— Знаешь, я предпочитаю расшифровывать тексты на латыни и греческом, а не военные донесения, написанные симпатическими чернилами. Уверяю тебя: я нахожу истории Тацита куда более вдохновляющими, чем плоды трудов французских шпионов.

— Но подумай о том душевном трепете и подъеме, о той опасности, подстерегавшей тебя каждый день в течение нескольких лет! Подумай о той смертельной игре, которую ты вел со своим главным противником по прозвищу Паук. Как ты можешь не тосковать, вспоминая об этом?

— Единственные мои сожаления связаны с Пауком, — пожал плечами Гарри. — Нам так и не удалось сорвать с него маску и заставить предстать перед лицом закона. Что же до трепета, то он мне, право же, не знаком; поверь, задания, которые я выполнял, всегда воспринимались мною как тяжкое, хотя и необходимое бремя.

— Но выполнял ты их с блеском!

— Я просто старался решить поставленные передо мной задачи с максимальной тщательностью. А теперь война закончена. И ее не предвидится, по крайней мере в обозримом будущем. А вот ты, Шелдрейк, все время стремишься испытать этот нездоровый душевный трепет, чувство постоянной угрозы. И, надо тебе сказать, стараешься отыскать возможности для этого в самых неподходящих местах. Неужели тебе нравится быть дворецким?

Питер состроил Грейстоуну гримасу. Его голубые глаза сверкали лукавым весельем.

— В роли Скраггза, конечно, маловато трепета, во всяком случае такого, какой испытываешь, соблазняя жену французского офицера или выкрадывая секретные документы, однако и в этой роли иногда находятся свои прелести. Но самое большое утешение для меня — видеть, как радуется Салли. Боюсь, она недолго еще будет с нами, Гарри.

— Знаю. Удивительная женщина! Сведения, которые она сумела добыть во время войны на приемах в Англии, оказались поистине бесценными. Она ведь отчаянно рисковала во имя своей родины.

Питер кивнул, взгляд его стал задумчивым.

— Салли всегда обожала интриги. Так же, как и я. У нас с ней много общего, и мне даже приятно охранять вход в ее драгоценный клуб. «Помпея» сейчас самое важное в ее жизни. Клуб приносит ей такое удовольствие! Кстати, при случае поблагодари за его создание свою юную приятельницу, этого сорванца в юбке.

Гарри сурово поджал губы:

— Да, Салли говорила мне, что легкомысленная идея создать дамский клуб по образу и подобию мужского целиком и полностью принадлежит Августе Баллинджер. И почему-то меня это вовсе не удивило.

— Ха! Это бы не удивило никого из тех, кто знаком с Августой Баллинджер. Вокруг нее вечно что-то происходит, ты же знаешь.

— К сожалению, отлично знаю.

— Хотя я убежден, что мисс Баллинджер пришла к мысли о клубе исключительно из желания развлечь Салли… — Питер задумался — он явно колебался. — Мисс Баллинджер очень добра. Даже с прислугой. Сегодня, например, она принесла мне лекарство от ревматизма. Мало кто из великосветских дам стал бы утруждать себя заботой о каком-то дворецком с его ревматизмом.

— Для меня новость, что ты страдаешь ревматизмом, — сухо заметил Гарри.

— Я-то не страдаю. А вот бедняга Скраггз — да.

— Ты только уж, будь добр, последи, чтобы в «Помпею» кто-нибудь не пробрался, Шелдрейк. Очень бы не хотелось, чтобы мисс Баллинджер подвергалась осуждению в высшем обществе за создание клуба.

Питер изумленно вздернул бровь:

— Ты беспокоишься о ее репутации, потому что дружишь с сэром Томасом?

— Не только. — Гарри рассеянно вертел в руках гусиное перо. Он помолчал и тихо добавил:

— У меня есть и другая причина постараться уберечь ее от скандала.

— Ага! Я так и знал! — Питер с размаху опустил пустой бокал на полированную поверхность стола; в его голосе слышалось торжество. — Значит, ты все-таки намерен последовать нашему с Салли совету и включить Августу Баллинджер в свой список? Ну согласись! И голову даю на отсечение, что она вскоре станет в нем первой и единственной!

— Просто поразительно, до чего весь Лондон озабочен моими матримониальными планами!

— Это только потому, что вы, граф, избрали столь необычный способ выбора жены! Все слышали о твоем списке. Я же говорил тебе: по всему городу заключаются пари.

— Да, ты говорил… — Гарри сосредоточенно изучал содержимое своего бокала. — А какое именно пари заключили в «Помпее»?

— Десять фунтов, что ты до конца месяца попросишь руки Ангелочка.

— Вообще-то я собирался просить руки мисс Баллинджер прямо сегодня.

— Черт тебя побери! — Питер был явно потрясен. — Мисс Баллинджер! Но уж конечно не Клодии! Тебе наверняка кажется, что именно Клодия могла бы стать превосходной графиней Грейстоун, однако поверь, дама с крылышками и нимбом вокруг головы не совсем то, что тебе нужно. Тебе нужна совсем другая женщина, а нашему Ангелочку нужен совсем другой муж. Не будь глупцом, Гарри.

Гарри поднял брови:

— А ты когда-нибудь видел меня в этой роли?

Питер прищурился, потом на лице его медленно расплылась улыбка.

— Нет, милорд, никогда! Значит, вот как обстоят дела? Что ж, превосходно! Просто превосходно/ Ты ни о чем не пожалеешь.

— Я совсем не уверен в этом, — печально возразил Гарри.

— Ну хорошо, скажем так: тебе, по крайней мере, никогда не придется скучать. И ты действительно сегодня намерен сделать Августе предложение?

— О господи, нет! Я вовсе не собираюсь делать предложение Августе. Я собираюсь просить ее руки у сэра Томаса.

На мгновение Питер смешался.

— Но как же Августа? Конечно же, в первую очередь тебе нужно спросить у нее самой, не так ли? Ей все же двадцать четыре, Грейстоун, и у нее давно нет гувернантки.

— Мы с тобой, помнится, договорились, что роль глупца не характерна для меня, Шелдрейк? Так вот, я вовсе не намерен отдавать решение столь серьезного вопроса в руки представительницы нортамберлендской ветви Баллинджеров.

Питер как будто снова смутился, потом лицо его просветлело, и он расхохотался:

— Я наконец понял! Желаю удачи, приятель. А теперь прошу прощения, но я должен заглянуть в два-три клуба — хотелось бы успеть кое с кем заключить пари. Полагаю, ты не усмотришь в этом государственной измены?

— Нет конечно, — успокоил его Гарри, вспомнив, сколько раз его собственная жизнь и жизни многих других людей зависели от успешной разведки. В отличие от своего беспокойного друга, он был очень рад, что эти дни давно миновали.

В тот же день, в три часа, дворецкий проводил Гарри в библиотеку сэра Томаса Баллинджера.

Сэр Томас, человек весьма энергичный, несмотря на то, что всю жизнь занимался исключительно классической филологией, сохранил и крепость мускулов, и сильные широкие плечи. Но некогда светлые волосы посеребрила седина, а на макушке уже проглядывала лысина. Его отлично подстриженные пышные баки были совершенно седыми, а на носу красовались очки, которые он снял, завидев входившего Гарри, и радостно ему улыбнулся:

— Ах, как хорошо; что вы пришли, Грейстоун! Садитесь, пожалуйста. Я как раз собирался к вам ехать. Я наткнулся на перевод довольно любопытной французской работы, посвященной Цезарю, и надеюсь, вам она тоже понравится.

Гарри улыбнулся и, пододвинув одно из кресел, устроился напротив сэра Томаса у камина:

— Не сомневаюсь, сэр Томас, однако давайте отложим обсуждение этой темы до следующей встречи. Сегодня я пришел к вам совсем по иному поводу.

— Вот как? — Сэр Томас с интересом посмотрел на него и разлил по бокалам бренди. — И что же это за повод, сэр?

Гарри привстал, принимая свой бокал, снова опустился в кресло и какое-то время молча смотрел на хозяина дома.

— Кое в чем, сэр, мы с вами весьма старомодны. Так, по крайней мере, утверждают многие…

— Ну, знаете, в старомодности тоже есть свои привлекательные стороны. Давайте-ка выпьем за старомодных древних греков и римлян. — Сэр Томас поднял бокал.

— Хорошо, за благородных древних греков и прекрасных римлян. — Гарри послушно отпил бренди и снова отставил бокал. — Я пришел просить у вас руки мисс Баллинджер, сэр Томас.

Пышные брови сэра Томаса поползли вверх. В глазах появилось задумчивое выражение.

— Понятно. А она знает о ваших намерениях?

— Нет, сэр. С ней я еще данный вопрос не обсуждал. Как уже было сказано, я во многих отношениях человек старомодный и сначала хотел получить одобрение с вашей стороны, а уже потом предпринимать дальнейшие шаги.

— Разумеется, я отвечу «да», милорд! И вы поступили совершенно правильно. Надеюсь, все формальности будут улажены, и я с радостью дам разрешение на этот брак. Клодия умная серьезная девушка, если мне позволительно самому давать о ней подобные отзывы. Она прекрасно воспитана. Умение вести себя она унаследовала от матери, знаете ли. Она даже пытается писать книгу, как в свое время моя покойная жена. Вам, конечно же, известно, моя жена писала книги и учебники для молодых девушек. И довольно успешно, о чем мне особенно приятно сообщить.

— Я прекрасно осведомлен о блестящих успехах леди Баллинджер на преподавательской стезе, сэр Томас. Ее учебники есть и у моей дочери. Однако…

— Да, в душе я не сомневаюсь, что Клодия станет для вас замечательной женой и достойной графиней Грейстоун. Ну а я буду чрезвычайно рад тому обстоятельству, что вы войдете в нашу семью!

— Благодарю вас, сэр Томас, но я отнюдь не намеревался просить у вас руки Клодии, хотя ваша дочь, безусловно, совершенно очаровательна.

Сэр Томас изумленно уставился на него:

— Так это не Клодия, милорд? Но вы, конечно же… не хотите же вы сказать… не может быть, чтобы…

— Да. Я самым серьезным образом намерен жениться на Августе, если, разумеется, она захочет за меня выйти.

— Значит, Августа! — Глаза сэра Томаса чуть не выкатились из орбит.

Бедняга залпом допил бренди, поперхнулся, лицо его побагровело, и он долго кашлял, хрипел, фыркал и махал руками — казалось, он сам не знает, то ли ему смеяться, то ли плакать.

Гарри спокойно поднялся, подошел к сэру Томасу и похлопал его по спине:

— Мне понятна ваша реакция, сэр Томас. Для вас это действительно несколько неожиданно. Я и сам реагировал примерно так же, когда впервые понял, что со мной происходит: Но теперь я уже вполне свыкся с этой мыслью.

— Значит, Августа?

— Да, сэр Томас, именно Августа. Вы ведь согласны, правда?

— Разумеется! — мгновенно пришел в себя сэр Томас. — Господи, да ей нечего и ждать лучшего предложения — в ее-то возрасте!

— Совершенно верно, — согласился Гарри. — Ну а теперь, поскольку, как мне кажется, мы наконец говорим определенно об Августе, а не о Клодии, следует допустить и такую возможность, что на предложение выйти замуж она ответит… несколько непредсказуемым образом…

— О да, черт побери! — Сэр Томас помрачнел. — К сожалению, непредсказуемость в крови у нортамберлендской ветви Баллинджеров, Грейстоун. И это одна из самых отталкивающих черт Августы, но тут уж ничего не поделаешь.

— Я понимаю. Имея в виду сию прискорбную черту ее характера, мы поступим наилучшим образом, если просто представим все Августе как fait accompli . Пожалуй, ей будет проще, если мы лишим ее возможности принимать решение. Вы меня понимаете?

Сэр Томас метнул на Грейстоуна пронзительный взгляд из-под густых бровей:

— Не значит ли это, что вы, милорд, желаете, чтобы я немедленно подписал все бумаги? То есть еще до того, как вы попросите мою племянницу выйти за вас замуж?

Гарри согласно кивнул:

— Как я уже говорил, сэр Томас, гораздо разумнее не заставлять Августу принимать решение самостоятельно.

— Это действительно разумно, черт побери! — заявил сэр Томас с неким благоговейным восхищением. — Замечательно придумано, Грейстоун! Гениальная идея!

— Благодарю вас. Однако у меня существуют опасения, что это только начало, сэр Томас. Что-то подсказывает мне: чтобы находиться впереди Августы даже на шаг, потребуется чрезвычайно много ума, находчивости и силы духа.

Глава 3

— И вы дали объявление в газеты?! Дядя Томас, нет, я не могу поверить! Это же просто катастрофа! Совершенно очевидно, произошла чудовищная ошибка!

У Августы голова шла кругом от неожиданного удара, нанесенного ей дядюшкой, сообщившим, что он разослал в редакции газет объявления о ее помолвке с Грейстоуном. Она в слепой ярости металась по библиотеке и, гневно сдвинув брови, тщетно пыталась придумать, как теперь выпутаться из столь щекотливого положения.

Она только что вошла в дом после прогулки верхом по парку и еще не успела снять яркую, цвета рубина, новую амазонку, обшитую золотой тесьмой a la militaire . Подобранная в тон амазонке шляпка с пышным красным пером красовалась на ее темноволосой головке, а ноги были обуты в изящные серые кожаные сапожки. Едва слуга доложил, что сэр Томас желает сообщить ей что-то важное, как Августа сразу полетела в библиотеку.

И как оказалось, лишь для того, чтобы узнать; вся ее жизнь разрушена.

— Как вы могли так поступить, дядя Томас? Как вы могли совершить непростительную ошибку?

— А по-моему, никакой ошибки тут нет, — рассеянно отвечал сэр Томас. Он сообщил Августе о своем решении, не вставая с кресла, и тут же снова погрузился в книгу, которую читал до ее прихода. — Грейстоун, как мне показалось, прекрасно знает, чего хочет.

— Нет, ошибки просто не может не быть! Грейстоун никогда не сделал бы предложения мне! — Августа продолжала метаться по библиотеке, тщетно пытаясь успокоиться и осмыслить ситуацию. — Это же совершенно очевидно. Он просил руки Клодии, а вы его просто не поняли.

— Не думаю. — Сэр Томас еще глубже зарылся в свои книги.

— Ох, дядя Томас! Вы же знаете, что порой бываете ужасно рассеянным. И часто пугаете наши с Клодией имена, особенно когда работаете над очередной рукописью — вот как сейчас.

— А чего же вы хотите? Вас обеих назвали в честь римских императоров, — заявил сэр Томас, точно это могло извинить его рассеянность. — Вполне естественно, что человек может иногда и спутать ваши имена.

Августа застонала. Она хорошо знала своего дядюшку. Если его мысли полностью поглощены древними греками и римлянами, привлечь его внимание к чему-либо другому совершенно невозможно. Без сомнения, он был точно так же погружен в свои исследования, когда к нему явился Грейстоун. Ничего удивительного, что бедный дядя Томас все перепутал!

— Я не могу поверить, что вы решились предпринять нечто такое, что чудовищным образом изменит всю мою жизнь, и при этом даже не посоветовались со мной!

— Он будет тебе надежным мужем, Августа.

— Но мне не нужен надежный муж! Я вообще не хочу никакого мужа, и уж тем более надежного! И что, черт побери, все это значит? Ха, надежный! Это лошадь может быть надежной.

— Дело в том, моя девочка, что вряд ли ты дождешься лучшего предложения.

— Наверное, вы правы. Но разве вы не понимаете, дядя Томас, что предложение Грейстоуна адресовано вовсе не мне. Я в этом уверена. — Августа вихрей пронеслась по библиотеке, подол рубиновой амазонки хлестал по серым сапожкам. — Ах, дядюшка, я вовсе не хотела быть с вами грубой! Господь свидетель, вы всегда были добры ко мне, щедры и все прочее, за что я очень вам благодарна, и вы должны знать, что я…

— Так ведь и я не меньше благодарен тебе, моя дорогая! Ты столько сделала для Клодии! Тебе удалось наконец выманить ее из раковины, тебе удалось маленького серого мышонка превратить в королеву лондонского сезона. Ее мать так гордилась бы ею!

— Пустяки, дядя Томас. Клодия красавица, можно сказать — само совершенство. Ей просто нужен был совет опытной женщины в отношении того, как лучше одеваться и как вести себя в высшем свете…

— И ты дала ей наилучшие советы!

— Эти мои способности я унаследовала от своей матушки, — пожала плечами Августа. — Мама очень любила светские развлечения и многому меня научила. Кроме того, мне помогала леди Арбутнотт, которая знакома в высшем обществе буквально со всеми. Так что вам не стоит приписывать успех Клодии исключительно мне одной. Я прекрасно понимаю: вы попросили меня позаботиться о Клодии, желая помочь мне самой избавиться от тоски и меланхолии. Как это мило с вашей стороны. Нет, правда, вы очень добры, дядюшка!

— Насколько я помню, — изумленно проворчал сэр Томас, — я просто попросил тебя пойти вместе с Клод ней на один из балов. И ты сразу взяла на себя всю ответственность за нее. Чтобы решить ее судьбу, ты разработала свой очередной план. А уж если ты придумала какой-то план, дорогая, в любом случае ты доведешь дело до конца.

— Благодарю вас, дядя Томас. Однако же вернемся к Грейстоуну. Я вынуждена настаивать…

— Успокойся, не стоит так волноваться. Как я уже сказал, Грейстоун будет тебе надежным мужем. Он прочен как скала. У него есть ум и состояние. Чего ж еще желать женщине?

— Дядя Томас, вы не понимаете!

— Ты просто не привыкла к этой мысли и воспринимав ешь случившееся чересчур эмоционально. Представители нортамберлендской ветви нашего семейства всегда отличались излишней чувствительностью.

Августа в полном отчаянии уставилась на дядю, а потом, выбежав из библиотеки, разразилась слезами.

Позднее, вечером того же дня, Августа все еще пребывала в отчаянии. Она с мрачным видом собиралась на очередной прием, хотя теперь уже больше не плакала и с гордостью отметила про себя, что вполне успокоилась и рвется в бой, не желая больше предаваться горестным эмоциям.

Клодия с кротким состраданием наблюдала за хмурым лицом Августы. Потом встала, с природным изяществом налила две чашки чаю и с ободряющей улыбкой подала одну кузине:

— Успокойся, Августа. Все будет хорошо.

— Как, черт побери, все может быть хорошо, если совершена такая ужасная ошибка? Господи, Клодия, неужели и ты не понимаешь? Случилась беда! Дядя Томас так обрадовался, что сразу, не подумав, разослал объявления в газеты, и завтра утром мы с Грейстоуном прочтем о нашей официальной помолвке. И у него уже не будет возможности с честью выпутаться из этой истории.

— Я понимаю.

— И ты сидишь здесь и преспокойно разливаешь чай, будто ничего не произошло? — Августа со стуком поставила чашку на стол и вскочила. Она вихрем пронеслась по комнате, потом начала мерить ее шагами, глядя в пол и сурово сдвинув темные брови.

Впервые Августа даже не заметила, какое на ней платье. Она была настолько поглощена случившимся, что оказалась не в состоянии сосредоточиться на таком, обычно чрезвычайно приятном занятии, как выбор туалета. Ее горничная Бетси сама выбрала для нее розовое вечернее платье с весьма смелым вырезом, по краю которого были нашиты крошечные розочки из атласа. Бетси подобрала к платью и подходящие атласные туфельки, и длинные, до локтя, перчатки и решила уложить густые темно-каштановые волосы госпожи в высокую греческую прическу, которая изрядно растрепалась, пока Августа металась по комнате.

— Я все же не пойму, из-за чего ты, собственно, так разволновалась? — пробормотала Клодия. — По-моему, Грейстоун в последнее время нравился тебе все больше и больше.

— Ну знаешь, это не правда!

— Хорошо, Августа, только успокойся. Хотя даже папа заметил твое неравнодушное отношение к графу и на днях что-то даже говорил по этому поводу.

— Я всего лишь попросила у него одно из недавних исследований Грейстоуна, посвященное этим замшелым римлянам. Вряд ли такой интерес можно назвать признаком сердечного расположения.

— Что ж, но как бы там ни было, я ничуть не удивлена, что папа сразу принял предложение Грейстоуна на твой счет. Он полагал, что ты обрадуешься, да ты и вправду должна бы обрадоваться. Согласись, Грейстоун для тебя прекрасная партия, Августа! С твоей стороны глупо отрицать это.

Августа перестала метаться по комнате и посмотрела на кузину с подозрением:

— Ты что, не понимаешь, Клодия? Произошла ошибка! Грейстоун никогда в жизни не стал бы просить моей руки. Никогда — проживи он хоть миллион лет! Он считает, что я настоящая разбойница, не признающая правил негодная девчонка, которая вечно балансирует на грани какого-нибудь кошмарного скандала. В его глазах я всего лишь маленькая проказница. И с его точки зрения я никак не гожусь на роль графини. В чем, надо признать, он совершенно прав.

— Чепуха. Из тебя получилась бы замечательная графиня! — воскликнула Клодия.

— Спасибо, но ты заблуждаешься. — Августа даже застонала от раздражения. — Грейстоун уже был женат и считал свою жену самой подходящей для роли графини женщиной. Во всяком случае, так говорят, и у меня нет ни малейшего желания прожить оставшуюся жизнь, пытаясь подражать своей предшественнице.

— Ах да! Он был женат на Кэтрин Монтроуз, верно? Я вспоминаю, как о ней отзывалась моя мать. Миссис Монтроуз свято верила в пользу маминых учебников для девочек. Она, видимо, и Кэтрин воспитывала по ним.

— А моя мама всегда утверждала, что Кэтрин Монтроуз — прекрасный пример благотворного воздействия ее методических трудов на юные девичьи души.

— Как это мило! — Подойдя к окну, Августа рассеянно глядела в сад, раскинувшийся вокруг их городского особняка. — У нас с Грейстоуном нет абсолютно ничего общего. По всем современным вопросам наши мнения расходятся. Надеюсь, тебе известно, что ему глубоко отвратительны независимые и свободолюбивые женщины. Граф дал мне это понять совершенно ясно. А ведь он не догадывается и о половине той деятельности, которую я веду. Да он, мягко говоря, не обрадуется, если обо всем узнает.

— Я даже представить себе не могу, чтобы лорд Грейстоун расстроился по какому-либо поводу. И в любом случае не думаю, чтобы ты, Августа, вела себя недостойно.

Августа поморщилась:

— Ты слишком великодушна, Клодия. Поверь, просто исключено, чтобы Грейстоун захотел сделать меня своей невестой!

— Но тогда почему же он просил твоей руки?

— Он ее и не просил, — мрачно заявила Августа. — Я просто уверена, что он имел в виду не меня. Как я уже сказала, произошла чудовищная ошибка. Он, несомненно, просил твоей руки.

— Моей? — Чашка в руках Клодии звякнула. — О господи! Это невозможно!

— Как раз в этом нет ничего невозможного. — Августа сосредоточенно нахмурилась. — Я много думала и вполне ясно представляю, как подобная ошибка могла произойти. Грейстоун явился сюда сегодня днем и, разумеется, попросил руки мисс Баллинджер. А дядя Томас решил, что граф имеет в виду меня, поскольку из нас двоих я старшая. Но у Грейстоуна и в мыслях этого не было! Он, конечно же, имел в виду тебя.

— Ну знаешь, Августа, я, право, сомневаюсь, чтобы папа мог совершить столь грубую ошибку!

— Нет, нет, это-то как раз возможно. Ты же знаешь, дядя Томас вечно путает нас с тобой. Только вспомни, сколько раз он путал, например, наши имена. Он порой настолько погружен в свои исследования, что и о нас самих-то забывает.

— Ну, это случается не так уж часто, Августа.

— Однако согласись, такое случалось, — настаивала Августа. — А при сложившихся обстоятельствах, когда он, без сомнения, еще и хотел убедить себя в том, что наконец сумеет выдать меня замуж, нет ничего удивительного в подобной ошибке. Бедный Грейстоун!

— Бедный Грейстоун? А я слышала, что он весьма богат. По-моему, у него имения в Дорсете…

— Я говорю не о его финансовом положении, — нетерпеливо оборвала ее Августа. — Дело в том, что завтра он прочтет в газетах объявление о помолвке и придет в ужас. Придет в ужас и почувствует себя пойманным в ловушку. Нет, я немедленно должна что-то предпринять!

— Но что ты можешь теперь поделать? Уже почти девять, и через несколько минут мы отправляемся на прием к Бентли.