Княжеский пир - Право на жизнь

…Повозки, запряженные конями, вперевалку двигались по плохо протоптанной, поросшей невысокой травой, колее. Солнце, багряное, кровавое, надвигалось со стороны села, предвещая страшное действо. Дети, еще не осознавая опасности, считая все лишь веселым приключением, шумно галдели, их пытались унять женщины, на всех цыкали старики… те которые были не в состоянии держать оружие, но все-таки могли править телеги. Спереди надвигалась громада леса, такая темная и мрачная, как стена диковинного замка. Северьян никогда не видел больших городов но от Лукия слышал, что есть такие, в которых стены, не чета забору в селе, бревна выше макушек деревьев в сосновом бору, стоят частоколом, через каждые двадцать шагов сторожевые башни… Северьян тяжело вздохнул, уселся в повозке поудобнее, поджал ноги. Он не хотел оглядываться, но все же не удержался, бросил косой взгляд назад. Там, рядом с весью толпились вооруженные мужчины. Не у каждого был меч, многие держали в руках сучковатые дубины, кое-кто вышел с вилами, другие весело помахивали тяжелыми молотами. Среди них скалой возвышался Городон, секира в его руках отливала багрянцем, кровавые сполохи восхода весело бегали по бронзному основанию, на миг озарив лицо воина, спокойное и серьезное, глаза — два угля, губы плотно сжаты, черные широкие брови сошлись у переносицы. В свете утренней зари Городон казался отлитым из бронзы одного из воплощений Зверобога. Рядом стоял волхв, в неизменно черном одеянии, в руках загадочный резной посох, такого Северьян еще не видел, хотя жил у Лукия почти с рождения. Мальчонка сглотнул слюну, отвернулся. Он знал, что мужчины шли на погибель, просто для того чтобы дать шанс уйти повозкам. Северьян хотел остаться с ними, кричал, ругался, грозился убежать… но волхв ясно сказал, что Северьян должен идти вместе со всеми, и мальчик послушался его, потому что привык слушаться Лукия и любил его, как отца и мать вместе взятых, которых Северьян никогда не знал…

А лес все приближался, и вскоре кроны деревьев сомкнулись над повозками.

— На кого же они нас покидают, — услышал мальчишка тяжелый вздох одной из молодых девок.

— Они идут на смерть ради жизни, — тихо сказал Северьян. — Идут, чтобы мы могли спастись…

Девка посмотрела на мальца с ужасом, и этот ужас отразившись в черных, как смоль, глазах Северьяна передался ей с удвоенной силой. Она тихо застонала, с глаз катились слезы.

— Как ты можешь, — прошептала она, — какой ты жестокий.

Я не жестокий, — кричало сердце, — мне так же плохо, как и вам. Но Северьян заставил себя усмехнуться, совсем по взрослому, без тени сомнения и страха. А слезы так и подступали к глазам, норовя сорваться, хлынуть водопадом, смести все вокруг… Северьян стиснул зубы, зорко уставился вперед. Он так и не заплакал…

Ночью он проснулся от настойчивого шороха. Рука инстинктивно сжала рукоять меча, глаза медленно открылись. Рядом, шагах в трех, стоял волк. Самый настоящий волк. Таких, пожалуй, встретишь не в каждом лесу. Крупный, под короткой черной шерстью перекатываются бугры мышц, умные желтые глаза глядят настороженно. Секунда не прошла, как Северьян, с прытью кошки отскочил в сторону, ощерился, не хуже любого хищника. Меч заплясал в его руке, выделывая замысловатые крюки. Волк не сдвинулся с места. Просто стоял и смотрел на Северьяна, будто пялился на выходки юродивого на базаре. Убийца опешил. До сих пор он ожидал, что хищник нападет первым, но волк совсем не собирался этого делать. Просто стоял и ждал. Интересно, чего?

Нервы начали сдавать. Северьян сделал несколько воинственных выпадов. Волк без труда уворачивался. Отступая, недовольно ворчал, но по прежнему оставался в стороне, всем своим видом показывая, что драться не собирается. Убийца уже решил сломя голову броситься в нападение, или уйти ни с чем, пока вдруг в ночном полумраке не различил впереди женскую фигуру.

— Уголь, ко мне!

Незнакомка подошла поближе и Северьян смог разглядеть ее. Девушка была красива, так же, как и ее нежный мелодичный голос. На ней почти не было одежды, не считая коротенькой, обмотанной вокруг талии шкуры. Черные волосы волнами спадали на плечи, на лбу перехваченные обручем. Лица он не разглядел, но все остальное… Все остальное у нее было на месте и даже с избытком. Волк кинул на Северьяна полный пренебрежения взгляд и затрусил к прекрасной незнакомке. Подошел, потерся мордой о ее ногу и сел рядом.

— Приветствую тебя, прелестница, — выдавил из себя убийца.

— Кто ты такой, и зачем пришел в мой лес!? — Сразу перешла в штыки девушка.

Холодок пробежал по коже. Неприятный, саднящий озноб вкрался глубоко внутрь, застудил сердце, одурманил разум. Северьян сощурил глаза. Пальцы левой руки легли на рукоять меча.

— Ты невежлива, незнакомка. Я всего лишь странник, и зашел сюда случайно. Ни на что не претендую и с рассветом покину твои гостеприимные владения.

Последние слова он выдавливал из себя с особым злорадством, стараясь поддеть странноватую хозяйку. Сама она не выглядела опасной, несмотря на колчан со стрелами за спиной и короткий лук в руках. Но волк был реальной угрозой. Вступить в схватку с таким — значило обречь себя на смерть. Северьян лихорадочно размышлял, не зная, что делать.

Проблема решилась сама собой. Девушка потупила взгляд, отвернулась.

— Прости меня, незнакомец. Ты, наверное, неплохой человек, только я теперь уже никому не верю.

— Кто ты? — Пришла очередь Северьяна задавать вопросы.

— Я Ведунья, хранительница ведьминой поляны, — ответила девушка.

— Много вас развелось, хранителей. Один уже полез давеча, тоже хозяином называл себя. Хотел сожрать. Надеюсь, ты не питаешься человечиной? А то от вас, нечистых, всего ожидать можно.

Девушка сверкнула очами.

— Да как ты смеешь! Ты… ты… да я…

И разрыдалась. Северьян не намеревался ее утешать. Он вообще уже начал жалеть, что завел этот разговор. Надо было просто убраться подобру-поздорову, оставив в покое этот негостеприимный уголок. Чего убийца не любил, так это выслушивать чужие жалобы. И терпеть не мог слезы. Но почему-то так хотелось утешить эту маленькую, беззащитную…

— Успокойся, — бросил он, — ничего ведь не случилось. Слезы твои никому не помогут, потому что на них уже давно никто не обращает внимания.

Ведунья встрепенулась.

— Ты не человек, — подозрительно прошептала она. Волк, до этого сидевший смирно, приподнялся, тихо зарычал.

— А кто же?

— Люди не могут устоять перед слезами Ведуньи, — напряженно сказала девушка. — Значит ты не человек.

— Я видел много слез. И разучился им верить, — ответил Северьян. — Давай просто разойдемся. Мне недосуг тебе мешать, охраняй себе свои владения. Я мешать не буду.

С этими словами он легко перехватил посох-меч и неторопливо зашагал в обход такой милой Ведуньи и такого страшноватого Волка в сторону прорывающихся на горизонте верхушек деревьев. В вечерней мгле они казались сплошной, бесконечной стеной. Стеной, опоясывавшей поляну, как клетку. Северьян поежился, на миг, ощутив себя пленником. В памяти всплыли стены сруба.

— Подожди, странник, — окликнула его девушка. — Не обижайся. Мы, Ведуны, гостеприимный народ. Были. Но теперь каждый норовит нам навредить, обзывают нечистой силой. А ведь мы совсем не такие плохие, и ворожба наша добрая, светлая.

— Не мне решать, — буркнул Северьян, — у меня своя дорога. У тебя своя.

— Но я могу тебе помочь!

— Мне не нужна помощь.

Больше он не останавливался, несмотря на окрики девушки. Ведунья она, или нет, но связываться с магией Северьян не хотел. Себе дороже выйдет. К тому же, кто знает, светлые они или темные. Тот, кто называет себя хозяином, уже обречен на жадность. У Северьяна не было ни чего. Даже собственная жизнь отныне ему не принадлежала.

Стена леса все приближалась, становясь выше и осязаемее. Острые верхушки были похожи на частокол стены, не хватало лишь сторожевых башен, да вечно пьяных горлопанящих стражей. Северьян почти успел вторгнуться в негостеприимную чащобу, когда дорогу ему преградил волк. Не рычал, не бросался, просто встал на пути.

— Ты все-таки решил уйти, странник, — раздался за спиной знакомый мелодичный голос. — Ты меня огорчил.

Потом вдруг голова стала пустой и легкой, перед глазами засияла белая муть и Северьян упал без чувств.

Глава 7.

С утра ко двору Владимира заявился Люготич. Большой, неуклюжий, он ворвался в трапезную Князя как ураган, сметая все на своем пути. Сбросил с плеча тяжеленный, в три пуда весом меч и без приглашения сел напротив. Владимир был терпелив и умел прощать богатырям дерзость. Особенно таким великим воинам, как Люготич.

— Ну, с чем пожаловал? — Рассерженно спросил он.

Князь вообще недоумевал. Люготич вроде собирался уехать назад на заставу и вплоть до пира не появляться. Но нет, отчего-то все еще здесь. Никак случилось что-то очень серьезное?

— Пленник князь. Он сбежал. — Рассеял догадки Люготич.

Владимир нахмурил брови. Хороший воин Люготич, но порой простой, как пень. Князь так хотел оставить побег пленника в тайне, но не получилось. Теперь, наверное, вся дружина на ушах стоит. Люготич полководец, ему дружину поднять, как два пальца…

— Знаю, что сбежал. — Тихо, сдерживая ярость, отчеканил Владимир. — Это было подстроено. Мной.

Люготич удивленно отпрянул, чуть не свалившись со стула, который и так скрипел под богатырем и норовил позорно развалиться.

— А убийство печенегов тоже было подстроено?

Пришел черед удивляться Князю.

— Печенеги? А они при чем?

— В чертогах терема, возле двери пленника, валяются раскромсанные тела.

Владимир тяжело вздохнул. Так, час от часу не легче. То челядь порубленная в капусту, теперь еще какие-то печенеги. Не слишком ли много трупов для княжеского терема? Может, пора сменить обстановку. А то и вовсе построить неприступную крепость из камня, на манер Царьградских домов?

— А с чего ты взял, что это дело рук пленника? — Наконец вымолвил князь.

— В телах троих из них мы нашли метательные ножи…

Владимир окончательно посуровел.

— Давай, говори, что еще у нас плохого.

Люготич собрался с силами и выпалил, как на духу.

— Убитые — послы Печенежского хана Кучуга, приехали обсудить пошлины и подготовиться к Пиру. С их слов, хан самолично решил наведаться в Киев.

— Значит, послы. Это плохо. Но почему они напали на Следящего?

— Кого? — Удивленно переспросил Люготич.

— Так называл пленника Белоян. Уж и не знаю, почему.

Князь, как в воду глядел, упомянув Верховного. Он ввалился в дверь через минуту, большой, запыхавшийся. Владимир криво улыбнулся, бросив приветственное:

— Ну и рожа у тебя, Волхв!

Белоян пропустил шутку мимо ушей, лишь приветливо кивнул Люготичу и уселся на свободный стул. Сразу же повисла напряженная тишина, холодок пробежал по стенам.

— Что скажешь, Верховный? — Вежливо спросил Люготич.

— Я лучше вас послушаю. — Молвил Белоян. — Так, что у нас случилось прошедшей ночью? Я Верховный Волхв, а обо всем узнаю последним.

— Трупы. Везде трупы. И войны-то еще нет, а уже смерть добралась и до княжеских покоев, — тихо прорычал Люготич.

— Так вы о Северьяне! — Догадался Волхв. — Я уж думал, чего новенького случилось. Да, хорошо он уделал послов печенежских, ничего не скажешь.

Князь посмотрел на Волхва как на обезумевшего, разве что не отодвинулся в сторону. Может волхв поутру наколдовал чего-то не того, и теперь попросту лишился разума? Или меда сожрал слишком много, вот он и ударил в голову?

— Опомнись, Верховный! Теперь уж войны не избежать! Этим воспользуются все! И Царьград в долгу не останется, кинет на нас своих крестоносцев, и хазары, как стервятники, уже кружат над нами, только и ждут скорой добычи!

— Войны не будет, — остудил Волхв его пыл, — разве что пошумят печенеги, да затихнут. Никакие это не послы, убийцы наемные. И присланы были, похоже, с единственной целью. Прикончить нашего пленника им захотелось! Но не удалось, не на того напали!

— Но зачем? — Удивился Люготич.

— Соизволь ответить, верховный! — Съязвил князь.

— Козни это. Узнать бы чьи. Скорее всего, опять Царьград шалит. Видать узнали, что мы убийцу ихнего охомутали, вот и решили избавиться. Чуют опасность.

— Чуют, — согласился князь, — и есть на то причина.

Волхв нахмурился, в глазах, глубоко сидящих под нависшими надбровными дугами, полыхнули два злых огня.

— Много звезд на небе, княже. И ярче есть, и красивее. Но эта, на которую ты позарился, не для тебя.

— Мы еще поглядим, — проговорил сквозь зубы Владимир. — Поглядим. Пройду по руинам Царьграда, но ее возьму…

— Погляди, погляди, — передразнил его Волхв. — Гляделки поломаешь. Ты сейчас другой головой думай, той, что с чубом рыжим. Если печенежский каган вместо послов к нам убийц подослал… Ему это без надобности, он-то и про пленника, небось, узнал от Царьградских прихвостней.

Владимир вскинул густые брови.

— Так ты считаешь…

— Да, печенеги могли заключить некий договор с Царьградом.

— Но зачем? Не могут сойтись такие разные народы. Печенеги — такие же варвары, как и мы. Они еще помнят про воинскую честь…

— Кто их знает, зачем. А уж общего им найти труда не составит. Печенеги уже не те, развратила их Царьградская роскошь. Она и нас развратила.

Владимир сжал кулак.

— Эх, взять бы сейчас, да и раздавить Царьград, как таракана…

Белоян пристально посмотрел в горящие злым огнем глаза князя. Шумно вздохнул, опуская тяжелую лапу Владимиру на плечо. Князь горяч, может и сорваться, совершить непростительное безумие. Но он прав, Царьград с его разращенной жизнью и гнилостными интригами должен рано или поздно рухнуть.

— Не время еще, княже, не время, — тихо сказал Волхв.

Сознание возвращалось медленно. Северьян то выплывал из небытия, то снова нырял в море забвения. Когда, наконец, голова прояснилась, и он открыл глаза, вокруг стояла непроглядная мгла, или… Северьян серьезно задумался. Неужели она ослепила его? И это, значит, проявлять доброту? Все-таки их магия совсем не такая добрая, каковой она ее расписывала. Мир, в котором добро злое уже обречен на вымирание. А здесь даже добро с кулаками…

Краем уха он уловил легкий шорох. Северьян поднялся, удивленно замечая, что руки и ноги свободны. Тотчас накатила волна разочарования. Естественно, слепца даже связывать не нужно. А посторонний шум все приближался. Потом на миг вдруг что-то сверкнуло, и Северьян прозрел. Вернее, увидел свет факела, зажженный Ведуньей. Рваные блики пламени осветили невысокий свод потолка, резные колонны по углам и большую кровать, на которой лежал он сам. Ведунья стояла напротив, одетая в соблазнительную шелковую накидку, сквозь которую просвечивались контуры ее тела, такие соблазнительные, что убийца с трудом удержал себя в руках.

— Зачем я здесь? — Тихо спросил Северьян.

Девушка подошла ближе.

— Я последняя в этом лесу. Если у меня не будет потомства, мой род вымрет. Ты единственный, кто достоин…

Северьян прервал ее, вскакивая с кровати, только сейчас заметив свою наготу. Ведунья звонко рассмеялась.

— У тебя сильное тело, странник. Совсем не похожее на истощенных сморщенных калик. Ведь ты выдавал себя за одного из них, верно?

— Отпусти меня, — тихо простонал Северьян, — уйди, ведьма!

— Перестань ты, право слово, — звонко засмеялась Ведунья, — не съем же я тебя!

Убийца чувствовал, как ноги предательски затряслись. Он никогда не боялся, но отчего-то связь с этой девицей вызывала в нем лишь ужас и отвращение. Меч! Где же меч? Северьян знал немало приемов, отнимающих жизнь, и для многих из них достаточно было иметь пару крепких рук, но почему-то его пугали даже прикосновения к ведьме.

— Иди же сюда! — Ведунья уже не просила. Она требовала. И в голосе ее, доселе приятном и нежном заскользили визгливые нотки. — Иди! Мне нужен мужчина!

— Перебьешься! — С отвращением проговорил Северьян. Руки быстро задвигались, сплетая заклятие ползущего огня. Это то немногое, что он умел творить собственными руками, не раз выручало его в трудную минуту. Правда повторить его дважды не мог. Сила для восстановления набиралась несколько лет, ведь Северьян не был магом. С пальцев сорвалась огненная струя. Змеей она пробежалась по полу, охватывая жадными язычками все, что попадалось на пути. Белоснежные простыни, ковры, обитые гобеленами стены — она жрала все, без разбора. Ведунья закричала. Это был не вопль отчаяния молодой девушки. Звериный рык вырвался из ее глотки. И сама она стала преображаться. Красивые руки вытянулись, стали сухими и жилистыми. Лицо преобразилось, появились уродливые, точно шрамы, морщины, нос вытянулся, стал похож на орлиный клюв.

— Как ты посмел! Как ты мог осквернить мое жилище, глупец! — В голосе ее уже не осталось ничего человеческого.

— Как посмел, так и посмел, — пробурчал Северьян. — В следующий раз не будешь чары наводить, ведьма проклятая!

Преобразившаяся Ведунья кинулась на него, жадно клацая челюстями, взгромоздилась на небольшой стол и прыгнула на Северьяна. Он даже не пытался отбежать, хотя мог сделать это без труда. Северьян сбил ее ударом руки в солнечное сплетение. Цепкие пальцы разорвали кожу, раздробили кость. В ладони осталось трепыхаться ведьмино сердце. Ведунья кулем свалилась наземь, захрипела. Изо рта ее хлынула кровь.

— Ты безумец! Ты убил меня! — Прошипела она. — Убил последнюю хранительницу ведьминой поляны!

Северьян вытер руку о кусок белой простыни, которую не успело сожрать жадное пламя.

— Убил — тем лучше. Такие поляны надо выжигать. Под корень!

В комнате бушевал пожар. Огонь добрался и до верхатур, теперь пожирая обитые коврами стены и потолок. Едкий синий дым прокрался в ноздри. Северьян закашлялся, выплевывая вместе со слюной сгустки копоти. Он еще раз оглядел комнату. Здесь не было ни его одежды, ни оружия. Значит, надо искать где-то еще. Дым уже вкрадывался в глаза. Смахнул слезы, убийца побежал к другому концу комнаты, куда еще не успело добраться пламя, и где в смутных всполохах пламени виднелся дверной проем.

Два желтых уголька виднелись там. Северьян побежал, но тут же попятился, различая тень. Из темноты неизвестности к нему приближался волк. Шел он медленно, неторопливо, ибо являлся абсолютным хозяином положения. Убийца же наг, безоружен, и был вполне легкой добычей для зверя. Северьян медленно отступал назад, но вскоре отступать было некуда. Огонь, пожравший полкомнаты, теперь переползал все ближе к выходу. Северьян чувствовал голой спиной надвигающийся жар. Еще немного, и на спине появятся волдыри. А волк подходил все ближе.

— Уголь? — Неуверенно спросил Северьян. — Уголь, так ведь тебя зовут?

Волк не торопился нападать, но подходил все ближе, вынуждая убийцу напасть первым или попытаться прорваться. Северьян съежился. Никогда еще его так не пугало приближение скорой смерти. Раньше он считал ее просто избавлением, но когда припекло… Все оказалось не так красиво и романтично. Одно дело — погибнуть в честной схватке. Другое — сгореть заживо… с разорванной глоткой…

— Уходи! — Прошипел убийца. — Уходи отсюда, черная тварь!

И прыгнул вперед.

Его спасла лишь случайность. Зверь ожидал прыжка, и сиганул сам, раскрыв клыкастую пасть, но человек поступил иначе. Северьян сделал прыжок с подкатом, пролетев прямо под волчьими когтями. Огромный черный силуэт волка вмиг стал золотым. То впивались в звериную плоть неугомонные языки пламени. Раздался разрывающий душу вопль. Вопль отчаяния. Сразу запахло паленым, то сгорала шерсть преданного зверя.

Северьян, не останавливаясь, выскочил в дверной проем и бросился вверх по ступеням. Сзади раскатилось умирающее рычание. Прямо за спиной вылетел визжащий огненный ком, в котором с трудом угадывался тот мощный черный зверь. Теперь это был обгоревший, все еще пышущий пламенем кусок мяса, каким-то загадочным образом передвигающийся. Через минуту все было кончено. Череп зверя не выдержал и лопнул от перегрева. Стены обрызгали мутные серо-красные комья мозга.

— Собаке собачья смерть, — плюнул убийца вниз, и побежал по ступеням. Огонь быстро выбирался из комнаты. Клубья дыма уже забрались и сюда. Северьян, бежал вверх, постоянно кашляя и отплевываясь. Не дышать он не мог, а дышать было уже не чем.

Выше располагалась еще одна крохотная комнатушка. Здесь Северьян нашел свою одежду и оружие. Только выхода не обнаружил. Облачившись в балахон и перехватив поудобнее посох-меч, он вытащил из-за пояса кинжал, и провел им по невысокому потолку. Вниз посыпалась земля. Северьян намотал на конец посоха кусок тряпки, поджег щелчком пальцев. Пламя высветило вверху сплошной слой свежей земли. Так вот откуда этот кладбищенский запах! Значит ведьма затащила его под землю! Хорошенькое дельце!

Чтобы выбраться из западни, Северьян сначала попробовал раскопать чернозем над головой, но безуспешно. Земля постоянно сыпалась ему на голову, но отчего-то вдруг вновь принимала прежний облик. Вырытые места затягивались, будто шрамы на паршивой собаке. А огонь снизу поднимался все выше, охватывая пламенем ступени. Вскоре земляной потолок стал виден и без факела. Тут Северьян разглядел в сторонке невзначай примостившееся бронзные кольцо. Подбежал, потянул за него. В ту же секунду пласт земли рядом с ним провалился, образовав небольшую удобную лесенку. Северьян бросился по ней сломя голову, уже чуя свежий воздух. Вырвался, безумный, тяжело дышащий. Глаза слезились от едкого дыма, сердце стучало, как молот кузнеца, болезненно и резко. Он все еще не верил в очевидное, неужели ушел, неужели смог!?

На землю змеей сползла ночь. Полная луна злобно ухмылялась, разглядывая статную темную фигуру с посохом в руке, которая быстро убегала от огромной норы, выкопанной прямо на холмике. Из дыры столбом валил сизый дым.

Глава 8.

Повозки змеей растянулись вдоль утоптанной колеи. Далеко уйти не удалось. Тропинка закончилась, дальше лес взрылся непроходимыми буреломами. Пройти можно было только пешком, да и то не всяк мог прорваться сквозь плотно сцепленные, сросшиеся ветви. Повсюду чавкало, хлюпало, земля была взмокшая и неустойчивая, кони недовольно ржали, норовя скинуть неугомонных седоков и перевернуть телеги. Паника поглотила всех и вся.

— Мы все здесь умрем! — простонала женщина.

Тотчас ее вопль подхватили остальные. Старики не могли унять впавших в отчаяние женщин. Дети удивленно таращились на матерей. Они все еще считали поездку увеселительной прогулкой.

— Что будем делать? — К Северьяну подошел Зубр, подозрительно прищурился.

Северьян скривился, отвернулся. Он с трудом переносил Зубра. Он был всего на три весны старше Северьяна, а вел себя, будто взрослый, задавался, смотрел на других свысока.

— Дальше идти нельзя, — рассудил Северьян. — За чащей начинаются болота, а там голодные упыри…

Упырей он не видел, но не раз слышал рассказы Лукия о болотной нечисти, и имел представление, о чем говорил.

— Упыри упырями, но позади степняки… а они еще хуже…

Северьян задумался. Выхода попросту не было. Оставалось лишь надеяться на чудо.

— Подождем, — решительно заявил он. Затем залез на повозку, крикнул совсем уж по взрослому. На него тотчас обратили внимание, затрепетали.

— Выждем, пока не сядет солнце, — сказал Северьян. — А потом мы с… Зубром вернемся и разведаем, что к чему. Может и нет ни каких степняков, а может… ушли уже.

Северьяна передернуло. Он знал, что если степняки уйдут, на месте села останется лишь выжженное пепелище… Северьян так ясно представил себе гору мертвецов, и среди них Лукия, Городона… Мальчик еле сдержался, унял предательскую дрожь.

— Не бойся, Северьяша, — к мальцу подошел старый Валим, и теперь гладил Северьяна по голове. Не удержался мальчишка, вцепился в деда, как клещ, и тихо, беззвучно зарыдал. В этот раз он зарекся никогда больше не плакать…

Северьян долго лежал на траве, вдыхая свежий, напоенный ароматами трав и цветов воздух. Это было похоже на глоток воды в пустыне — так разительно отличался он от спертого, загаженного смогом и гарью духом подземелья. Рядом, в каких-нибудь двадцати шагах высилась громада леса. Северьян сам не мог понять, какая сила донесла его тело до самых деревьев. А вдалеке, на расстоянии взгляда, из небольшого холмика на поляне в небо поднимался дым. Потом земля застонала, задрожала и осела, навсегда засыпав ведьмин курган.

Страх остался позади. Еще сам не веря, что все кончилось, убийца поднялся на неустойчивых ногах, сделал несколько шагов, опираясь на посох. С трудом, превозмогая самого себя, он добрался до леса, вошел в неприветливую чащу, и там повалился без сил, через минуту забывшись тяжелым неуютным сном.

Утро встретило его изморосью и пронзительной прохладой. Трава за ночь покрылась росой, даже земля размокла, и теперь елозила под ногами, норовя ускользнуть в самый неподходящий момент. Северьян недоумевал. Неужели, был дождь? Но почему он не помнит этого? Разве может быть сон столь крепким? Северьян не стал ломать голову, собрал свои скудные пожитки и двинулся дальше. Да какие пожитки собирать-то? Одежда, нож да посох — вот и все его снаряжение.

Деревья сменяли друг друга, от их обилия рябило в глазах. Желудок стонал, пустой, Северьян скривился, живот скрутил приступ голода. Проклятая ведьма затащив его в свое логово даже не соизволила накормить. Хотя, он бы и сам отказался. Но желудку было наплевать на все приключения хозяина. Он требовал пищи.

Найти ее оказалось не так уж и просто. Ножи Северьян потерял, когда убегал из ведьминого логова. Возвращаться обратно искать их у него не было ни малейшего желания. Охотиться с мечом почти невозможно. Птицу не собьешь, глухарей в такой чащобе нет, а звери покрупнее порядком пуганые, чуют приближение человека и прячутся. Северьян попробовал пожевать листья, но с отвращением выплюнул. Эта пища не годилась. Хвойные иголки тоже не отличались отменным вкусом, но на первое время подошли и они. Северьян даже подумывал отыскать на худой конец, берлогу медведя, но вскоре его проблемы решились сами собой. Бесконечная непреодолимая стена леса медленно расступалась. Ели и сосны сменились дубами и кленами, их в свою очередь сменил светлый редкий березняк. Здесь росли большие, невзрачные, но крупные грибы-подберезовики. Набрав целую горку, Северьян развел костер, и вскоре уже лакомился жареными грибками, нанизанными на ветки. Вместо привычной соли подошла зола, воду он собрал с крупных скопивших утреннюю влагу листов лопуха. Сытно поев, Северьян двинулся дальше, и вскоре березняк кончился. Впереди, как на ладони лежала небольшая уютная деревушка.

Шесть домов, небольшое, засеянное поле, да покосившаяся гнилая ограда окрест домов. Северьян совсем не был уверен, что все дома — жилые. Два из них выглядели настолько покосившимися и вросшими в землю, что не возникало даже подозрения о наличии в них маломальской жизни, тех же клопов да тараканов. Да и откуда здесь жизнь, в такой глуши. Только безумцы могли поселиться здесь.

В деревне царило запустение. Это лишь издали, с возвышения казалось, будто она обитаема. Судя по всему, дома были оставлены давно. То, что Северьян принял за засеянное поле, оказалось поросшей бурьяном канавой. Все остальное, к чему бы Северьян не прикасался, от дряхлости разваливалось, рассыпалось в прах. Он полазил по окрестностям, но нашел лишь давно выцветший собачий скелет. В дома лучше было не соваться. Крыша одного уже провалилась внутрь. Ошметки досок уродливыми рваными ранами торчали из проломленной верхатуры. Другой дом норовил рухнуть целиком, покачиваясь даже от неуверенных порывов загулявшего ветерка. Северьян обошел его стороной, дабы не потревожить и без того хрупкое равновесие старой избы. Еще три оказались в столь же плачевном состоянии, и лишь один, выструганный из вековых дубовых бревен, все еще был крепким и кряжистым, и выглядел моложе остальных. Возраст его выдавали лишь ушедшие глубоко в землю сваи, да окно, нынче оказавшееся на уровне двери. Северьян, пробуя посохом пол на крепость, осторожно влез через зияющий чернотой провал окна.

В доме, вопреки влажности снаружи, и почти подвального расположения, было сухо и тепло. Дубовые бревна сохраняли обжитость и поныне, всасывая в себя влагу и сырость. Северьян обошел дом изнутри. Потолок немного подгнил и покосился, но все еще уверенно держался. В избе, не слишком большой, но все-таки просторной, обнаружился стол с подломленным основанием и две расколотых лавки. У левой стены раскорячилась старенькая, с завалинкой, печка. Она оказалась снизу до верху опутана паутиной, закопчена. Как и прочую, оставшуюся от прежних хозяев обстановку, ее покрывал толстый слой толи грязи, толи пыли, ровная поверхность которой нарушалась лишь маленькими прогалинками. Наверное, следы крыс. Удивительно, как они только здесь выжили?

Все-таки в доме было тихо и уютно. К тому же, Северьяну уже надоело спать под открытым небом. Он кое-как починил поломанные лавки, соорудил стол. В березняке набрал коры и сухого хвороста, затопил печь. Та оказалась вполне годной, и вскоре в ней затрепетал осторожный, неуверенный язычок пламени. Северьян сходил в лес и набрал полную охапку грибов. Подберезовиков нынче, как грязи — с голоду не умрешь. Только по прежнему хотелось пить.

Северьян в очередной раз обошел маленькую деревушку, и за старым, кренящимся под дуновениями ветра домом, нашел колодец. Удивительно, но вода в нем оказалась прозрачной и свежей, затхлости и гнили не ощущалось. Только достать ее не представлялось возможным. Спускаться вниз — себе дороже. Бревна размякшие и склизкие, и неизвестно, какая глубина там, дальше. Ведра, даже самого плохонького, подле колодца не обнаружилось.

Нырять Северьян и не стал. Отковырнув более-менее крепкую доску от забора, он использовал ее, как лопату, выкопав прямо возле колодца небольшую ямку. Та, вскоре, наполнилась водой. Сначала грязной и мутной, но вскоре песок осел. Северьян пил медленно, смакуя каждый глоток. Проблема с водой была решена. Клял он себя лишь за то, что не удосужился потребовать у Волхва хотя бы маленькой баклажки. Можно было бы не заботиться постоянным поиском воды.