Княжеский пир - Право на жизнь

Глава 44.

Здесь, за крепкими каменными стенами, доме своего соотечественника, Люта чувствовала себя в полной безопасности. Вернулась здоровая сонливость, от ощущения защищенности внутри все налилось сладким жаром. Девушка потягивала холодное вино, морщилась.

— Ты переночуй сегодня у меня, — сказал дед Тарас, — а завтра уж я постараюсь доставить тебя в целости и сохранности прямиком к старейшинам. Там уж разберемся, кто прав, а кто виноват.

— Так ты мне все еще не веришь?

— Верю. Но не мне решать. Совет мудрее одного старого свихнувшегося отшельника. А теперь не бузи и успокойся. Ложись-ка ты лучше и выспись. Утро вечера мудренее будет.

Люта немного обеспокоенная, все же улеглась на широкую мягкую кровать, прикрылась пуховым одеялом, и сама не заметила, как уснула. И снился ей дом, мать, сгорбившаяся возле яблоньки. Яблонька вдруг пожухла, и перестала плодоносить. Всегда исправно одаривала яблоками, и перестала. И Люта так ясно поняла, что это навсегда, что тотчас же проснулась. По лбу струился холодный пот. Дыхание было тяжелым и срывистым. Но это было еще не все. В дверь ломились. И дед Тарас стоял у входа со старым видавшим виды мечом.

— Открывай старик, хуже будет!

Люту охватил ужас, сердце сжалась в комок и ушло в пятки. В гадостном громком голосе, там за дверью, она узнала Багыра.

— Убирайтесь, твари! — Кричал дед Тарас. — Несчастные прихвостни Ликуна, вам сказано было не появляться здесь.

— Отдай нам девчонку, и мы уйдем. Я знаю, что она у тебя, даже не отпирайся.

— Она свободная. Не смейте превращать свободных славян в рабов!

За дверью заскрежетало, зашебуршало.

— Ну что же, старик. Ты сам напросился.

Дверь содрогнулась, чудом удержавшись в петлях. Багыр, что и говорить, был действительно мощным, и для него дубовая, кованая железом дверь была лишь мелким досадным препятствием. Препятствием, от которого он без особого труда избавлялся.

Дед Тарас подбежал к Люте, схватил за руку и поволок в дальнюю комнату. Здесь он отодвинул какую-то сваленную в углу снедь и Люта увидела маленькую дверцу.

— Это черный ход, — молвил дед Тарас. — Когда-то он мне очень пригодился, и я решил оставить его до лучших времен. Вот и пригодился снова.

Он подергал за петли, повозился с замком. Дверь неохотно отворилась, обиженно поскрипывая. На выходе Люта обернулась.

— Дедушка, а как же ты?

Дед Тарас улыбнулся.

— Не переживай. Лучше слушай внимательно. Там, на улице есть закоулок маленький. Посиди, подожди там немного, а потом возвращайся. Эти изверги убедятся, что тебя нет, и уйдут. Как вернешься, сразу к Збыславу пойдем. Он начальник охраны, все устроит и защитит. Наверное, на всем свете нет витязя сильнее.

— Есть, — уверенно проговорила Люта, вспоминая Данилу.

Когда дверца закрылась, дед Тарас завалил ее хламом и сел, переведя дух. Дурень старый, — говорил внутри кто-то рассудительный и строгий, — опять ввязался в авантюру. А мог бы дожить до старости лет и умереть в постели. А теперь, кто знает, уймутся ли эти…

Дверь сорвалась с петель, и в комнату влетели трое. Возглавлял вторженцев громада-великан с медным лицом и узкими, как у лисы, глазами.

— Где девка? — Рявкнул великан.

— Нет ее, я же говорил, — вздохнул старик. — Зря ломились.

— А почему не открывал?

— Чего я буду всяким проходимцам двери посреди ночи открывать. Украдете еще чего…

Удар был тяжелым. Дед Тарас отлетел к стене, больно ударился головой. Вспыхнули звезды, череп пронзила волна боли, которая медленно перекатилась к груди, где все еще билось богатырское изношенное сердце.

— Если не скажешь, я из тебя выбью признание! — Зарычал гигант.

Старик сжал в руке меч. Оружие — ровесник деда Тараса, но клинок старость лишь красит. Крепче становится, закаленней. Настоящий мужчина не умирает в постели. Настоящий мужчина умирает в бою, — решил дед Тарас.

Гигант не ожидал нападения. Как и всякий, упивающийся властью, он был уверен в своей неуязвимости. И когда вдруг беспомощный старик кинулся на него с мечом, он попросту растерялся. Растерялся лишь на мгновение. Дед Тарас так и не проткнул ублюдка мечом. Узловатая как вековой дуб рука отбила меч. Но дед все же успел, успел ткнуть его острым лезвием. На белой рубахе появился разрез, который тут же окрасился ярко красным. Гигант заорал в приступе гнева. А дед Тарас засмеялся, вспомнив, как видел на ярмарке огромное человекоподобное существо. Торговец окрестил его обезьяном и сказал, что живет обезьян в далеких лесах. Так этот гигант больше всего походил на дикого обезьяна.

— Ты трус! — Бросил он в лицо озверевшему гиганту. — И однажды умрешь, как трус…

Договорить дед Тарас не смог. Выродок выхватил из ножен громадный кинжал, с размаха воткнул его старику в живот. Боль пронзила старческое тело, дед Тарас закашлялся, с губ потекла водянистая кровь.

— Ты трус, и умрешь как трус, — хрипло повторил он, прежде чем забвение поглотило сознание старика. Старика, который был настоящим воином. И остался им.

Люта вернулась в дом уже под утро. Шум, как она слышала, стих очень быстро, но девушка все еще не решалась вернуться. Что-то пугало ее, но она еще не знала что. Дверь была сорвана с петель и валялась внутри, изуродованная, бесформенная, будто вышибали огромным тараном.

— Дедушка, я вернулась! — Крикнула Люта в пустоту.

Никто не ответил ей. Лишь холодные каменные стены мрачно усмехались, предчувствовали чужую беду.

Старик лежал на полу в луже крови. Доселе согбенный, после смерти он распрямился, явив прежнюю богатырскую осанку. Глаза его пепельные, мутные уставились в пустоту. А на тонких, посиневших губах все еще играла улыбка. Улыбка победителя. Даже умерев, он все равно выиграл, выиграл не силой руки, но силой духа.

Люта с трудом сдержала крик. Вместо него из глаз покатились слезы. То были слезы отчаяния и боли. Единственный человек, который мог ей помочь, пал жертвой обезумевшего изверга, нелюдя. Руки задрожали, опустились. Она убежала, да только кому она теперь нужна. Все, кто попадаются на пути, умирают. Так может лучше вернуться туда… Перед глазами всплыло из небытия знакомое лицо.

— Данила, — сквозь слезы простонала Люта, — где же ты, Данила… ты так мне нужен…

Когда Василий скрылся за высоким каменным домом, Данила ткнул Северьяна в бок.

— Надо было спросить у него про Ликуна. Может, знает?

— Не горячись. — Остудил Северьян его пыл. — Сначала найдем постоялый двор, устроимся…

Когда они вышли к высоким каменным палатам, Северьян подумал, что заблудился. В обратном уверился, лишь увидев конюшню. Двор вымощен мелким камнем, у входа в корчму лежат огромные плиты. Данила ошарашенно смотрел на белокаменные бастионы.

— Даже конюшня из камня. У них что-нибудь деревянное есть? — Простонал он. Потом тяжко вздохнул. — Если у них постоялый двор выглядит лучше княжеского терема, какой же тогда дворец здешних правителей?

— Это нам еще предстоит узнать, — молвил Северьян. — Ладно тебе, корчма, как корчма ну и что, пусть из камня. Было бы у них золота много, из золота сделали.

Дверь открылась без скрипа, смазанные петли ходили легко. Данила даже дрогнул от неожиданности.

— У них что, даже двери не скрипят?

Северьян промолчал.

В нос ударил знакомый аромат мяса, печеной рыбы, и тучи всевозможных специй, которые пахли обворожительно, до умопомрачения, но о названиях которых оставалось лишь догадываться. Данила, не знающий ни каких приправ, окромя соли, недоверчиво внюхивался, ловя пряные запахи.

— Это точно корчма? — Недоверчиво спросил Данила.

Помещение было чистым. Оно просто сверкало, отполированное до блеска. Белые, с серым отливом стены, ни единого пятнышка, на потолке ни лоскутка привычной паутины, и тараканов ну совсем нет. Вымерли что ли? Камин, выложенный красивым орнаментом, не чадил, не напускал в помещение дым. Наверное, регулярно чистят, да еще и отмывают дымоход. До блеска. И люди какие-то неживые. Сидят, пьют, едят, а шума и болтовни привычной-то нет. Никто не дерется, не охаивает соседа. Но чувствуется напряжение. Видать, не слишком им нравится так вот, сидеть и тупо жрать. Люди ведь, не свиньи. Что это за корчма, где нет хорошей драки да пьяных гулянок и застольных песен? Не корчма, а так, тьфу и растереть, будь она хоть из цельного куска золота отлита.

— Милое заведение, — обрадовался Северьян. — Обожаю тишину.

Из-за стойки недоверчиво косился мужик. Одет в ромейскую одежду, да только рожа-то не ромейская, рус он и в Царьграде рус.

— У нас тишина только днем. Вечером пьянки да застолье, славяне гуляют после работы.

— А это кто? — Спросил Северьян.

— Это ромеи. Приходят, едят и уходят. Скучные они и пресные, как… как…

Мужик не нашелся, что сказать и хмуро замолчал.

— Нам бы комнату, — вежливо попросил Данила.

— Все хотят комнату, — передразнил мужик. — Деньги есть?

Северьян высыпал на ладонь корчмовщику несколько золотых. Тот хмыкнул.

— На неделю хватит, — решил он.

— Неделю? — Переспросил Данила.

— Да, неделю, семь дней, если тебе понятнее.

— Так бы и говорил, семь дней, а то какую-то неделю придумал, — обиделся Данила.

Комнату им выделили подстать царскому дворцу. Две огромные кровати, хоть они не из камня. Дерево, крепкое и жесткое. Захочешь разрубить, топор сломаешь. На каждой стене по масляному светильнику. Северьян вспомнил коптящие вонючие лучины, поморщился. А эти и светят ярко и пахнут приятно. Вот уж ромеи, умеют жить красиво. Только себя этой жизнью и развращают.

У стены стоит стол. Не какой-нибудь, из заморского дерева. Да еще и скатеркой прикрыт. И ни каких дохлых тараканов или на крайний случай, мертвых мух. Все чисто, гладко, будто и не по-настоящему все, а так, на картинке нарисовано мудрецом немудреным. На полу постелен ковер. Мягкий, яркий, ноги так и утопают в нем. Северьян снял сапоги, поставил ноги на мягкий ворс, зажмурился от удовольствия.

— Ох, ну и кушать эти ромеи мастаки, — молвил понуро Данила.

— Не понял?

— Зажрались, говорю. От такой красивой жизни сам не замечаешь, как становишься ватным, разбитым, разморенным, как кусок несвежего, с запашком мяса.

— Не будем о мясе, — оборвал его Северьян.

Разговор о еде лучше было оставить. В корчме их накормили так, что еле животы до комнаты донесли. А ведь хотели еще сегодня поискать Ликуна, народ порасспрашивать. Северьян чувствовал, что говорить о деле, а тем более делать оное он совершенно неспособен. Лицо Данилы тоже не располагало к шатаниям по вечернему городу чудес. Судя по заторможенным движениям, больше всего ему хотелось сейчас лечь и хорошенько выспаться. Северьян понимал друга.

— Знаешь что, — сказал он. — Давай-ка лучше отложим поиски до утра. На свежую голову и думается лучше и вообще… Сейчас я идти никуда не хочу.

Данила кивнул.

— Сколько слушаю тебя, друг Северьян, и вечно удивляюсь твоей безграничной прозорливости. Давай-ка и правда спать, а то сегодня уж больно день был тяжелый. А утро вечера, пожалуй, мудренее будет…

Глава 45.

Утро встретило путников уличным гомоном и ярким светом. Даже солнце здесь было не от мира сего, казалось суетливым, дерганным, как и тутошний народец. Северьян терпеть не мог суету и взирал на копошащихся, как тараканы людей свысока. Данила тоже не питал особой любви к столпотворениям, а после вчерашнего, так и вовсе стал лютым ненавистником уличных торгашей.

Настроение было хуже некуда. Северьян обвел ленивым взглядом каменные стены, покосился на ковер, и снова закрыл глаза. Проблемы роились, как осы над крынкой с медом. Даже если сейчас удастся найти невесту Данилы, даже если Царьградские маги настолько потеряли хватку, что не заметили проникновение чужака в город, то проникнуть в святая святых — обиталище Базилевса, дело совершенно гиблое. Даже не потому, что Владыка обладал сокрушающей магической силой, но и по той простой причине, что Северьян не знал, куда, собственно, идти. Когда он был здесь в последний раз, то видел город лишь из окна высокой башни, и с Базилевсом не общался. Северьяну пришлось повидать только Протокла, маленького злобного старика с совсем не старческим голосом и силой. Сам же Базилевс поостерегся общаться с убийцей. Потому Северьян просто не мог представить, куда нужно идти. Тут один лишь Славянский квартал больше всего Киева, и дома здесь как замки. Заблудишься, никто руки не подаст.

А Данилу распирало от желания действовать. Поутру он собрался, на пояс повесил кинжал, натянул грязную рубаху и стал буйствовать, долго и упорно зудя под носом у Северьяна. Убийца встал неохотно, все время бурчал и ругался. Поначалу все казалось простым до невозможности, надо было добраться до Царьграда. А теперь голову так ясно прорезала тугая, как тетива мысль, полная отчаяния и безысходности. Нет, ничего из этой затеи не получится, — решил Северьян, и сам испугался собственных мыслей.

Он вышел на улицу вслед за Данилой, долго щурился, стараясь не глядеть на яркое, жаркое небо. На улице уже царила суета. Вечный нескончаемый базар, даже в жилом квартале шла постоянная торговля. Северьян первым заметил дружинника Василия в компании другого, облаченного в ромейские доспехи, витязя.

— Утро доброе Василий, — поприветствовал Северьян дружинника.

— А, новенькие! — Обрадовался он. — Вот, Збыслав, эти только вчера прибыли.

Воин обернулся, смерил обоих путников тяжелым изучающим взглядом. Глаза надолго задержались на Северьяна.

— Ты откуда такой… славянский? — Усмехнулся Збыслав.

— Так прямиком из Киева, — не растерялся Северьян, — живу я там.

Збыслав кивнул.

— Ладно, вы тут гуляйте, отдыхайте. Мой добрый совет, не забредайте лучше в Армянский квартал. Мы с ними нонче в ссоре, могут и зарезать ненароком.

— Хорошие у вас тут нравы, — молвил Северьян. — Ну, спасибо за предупреждение. А не подскажешь ли, уважаемый Збыслав, есть ли здесь где-нибудь купец Ликун?

Брови Збыслава сошлись на переносице, руки сжались в кулаки. Еще мгновение, и бросился бы на Северьяна.

— Зачем тебе нужен этот пес? Может, на сладенькое потянуло? Решил рабыню себе купить? Так знай, у нас это не приветствуется, могут по башке настучать, а то и вовсе пришибить.

— Нет, — махнул Данила рукой, — Этот Ликун мою невесту похитил… кажется.

Пришлось рассказать Збыславу о поисках девушки, умолчав, естественно об амулете. Воин слушал Данилу внимательно, глаза цепкие и зоркие пытались уловить на лице собеседника фальшь, но Данила был, как открытая книга — читай, не хочу.

— Да, не повезло вам, — сокрушенно кивнул Збыслав. — Ликун — злобная змея, просто так не попадается. В Славянский квартал ему путь заказан, но в Царьград никто приехать не запретит. Так что ищите, если он здесь, считайте, что повезло. Но я сомневаюсь… Ладно, у меня еще дел много. Вчера вечером кто-то убил старого Тараса, одного из родоначальников здешнего квартала. Это случаем не вы постарались? — Подозрительно спросил воин.

— Разве мы похожи на убийц? — Серьезно спросил Северьян.

— Похожи, — кивнул Збыслав, — но вижу, что не вы. Небось, опять армяне устроили вылазку. Ничего, им это даром не пройдет… ну бывайте, ищите Ликуна, авось повезет…

Солнце жарко светило в широкое окно. Владыка морщился, отворачивался. В последнее время он стал избегать солнца. Раньше оно давало ему силы, а теперь лишь отбирает их. Теперь все тянут из него жизнь, нитку за ниткой, каплю за каплей. Никому нельзя доверять. Даже Протокл стал каким-то… подозрительным.

Этой ночью Базилевс понял, что сходит с ума. Белокамень вдруг начал говорить. Владыка не разобрал ни слова, но чувствовал, что это неспроста. Сил оставалось все меньше, они все больше расходовались на поддержание жизни камня. А тот, ненасытный забирал все без остатка. Базилевс не был дураком, чтобы не понять очевидного — как только он в бессилии, камень начинает вести себя совсем уж из ряда вон. Сегодня утром талисман снова пытался заговорить, и Владыка смог разобрать обращение. Камень хотел еще больше силы, он желал стать частью человека. Но Базилевс все еще держался, стараясь не расходовать зазря мощь талисмана. И он вроде бы угомонился, но лишь на время. А этого было явно недостаточно. Только теперь Владыка уже не мог расстаться с Белокамнем, расстаться по собственной воле, как не мог он отказаться от руки, или, скажем, головы. Столь же необходим ему стал этот амулет, камень, забирающий жизнь.

Путники обошли весь Славянский квартал. Сунулись даже в армянский, но еле унесли ноги. Народ там оказался не слишком гостеприимным. Северьян брел злой, угрюмый, смотрел себе под ноги и что-то недовольно бурчал. Он совсем уже не верил в успех похода. И день медленно, но неуклонно завершался, уже и солнце поползло вниз, скрываясь за верхушками высоченных оранжевых башен. Никого здесь не было, вернее сказать были все, но отыскать среди толпы единственного человека — невозможно, как невозможно и отыскать злополучного купца. Их тут едва ли не больше чем покупателей, и все суетятся, кричат, какие уж тут поиски.

Путники сами не заметили, как вышли из Славянского квартала, минули Жидовский и углубились в какие-то сомнительные трущобы.

— Ну вот, догулялись, — злобно вымолвил убийца. — Нет, надо было все же у торгашей поспрашивать, вдруг кто-нибудь знал? Или хотя бы догадывался?

— Вряд ли, — без сомнений заявил Данила. — Они тут вообще никого не знают, и знать не хотят, торгаши каждый раз меняются. А какая у торгашей может быть дружба, разве что товарищество.

— Товарищ это не друг, — согласился Северьян. — У них все отношения держатся на торговле и товаре, потому и товарищами кличутся. А как проблемы у соседа, так я не я, хата не моя.

Дом мелькал за домом, вскоре в глазах запестрило от обилия каменных построек. Когда чья-то рука легла на плечо, Северьян по доброте душевной, чуть не отсек ее по локоть, но вовремя сдержался. Позади стоял толстый, заплывший жиром мужик в богатой одежде. Глаза маленькие были почти неразличимы под заплывшими щеками и нависшими, будто наросты, бровями. Зато улыбка растянулась до ушей, являя целых два ряда мелких острых зубов.

Ликун был в ярости. Он ходил из угла в угол, злобно поглядывая на своих подопечных. Прошлой ночью Багыр со своей шайкой совершил ужасное, он посмел вторгнуться в Славянский квартал и убил уважаемого человека. А сегодня утром к Ликуну прибыл гонец от купца, который отказался от покупки рабынь и сказал, что не будет иметь с Ликуном ни каких дел.

Багыр, огромный как скала, понуро опустил плечи. Он знал, что виноват, хотя нисколько не раскаивался. Этот старик так долго умирал на клинке, хрипел и извивался. Багыр любил мучить людей. Только его слова… они выбили Багыра из колеи. Гигант долго думал, что при его комплекции было очень сложно, мозгов у Багыра было куда меньше, чем мускулов. Неужели старик прав, и даже умерев он выиграл? Он говорил, что на силу найдется другая сила. Но разве есть на свете человек сильнее Багыра?

— Значит так, — рявкнул Ликун. — Вы уже наломали достаточно дров. Идите и без девчонки не возвращайтесь. Этот проклятый купчишка отказался брать товар, так пусть не удивляется, что в его квартале будут твориться бесчинства. Это будет ему хорошим уроком. Еще никто не смел перечить мне, а уж тем более, подводить… И запомните, девку доставить целой и невредимой, понятно?

Багыр кивнул. Еще двое охранников понуро молчали. Они были лишь невольными свидетелями непотребства Багыра и сделать ничего не могли. Да и не пытались. Поклонившись, все трое вышли из дома, прикрыв дверь.

На прилавке стояли сонные девки, что и говорить, товар сильно потерял свою приглядность. Их так и не возвращали в погреб, решили оставить в лавке до утра. В Славянский квартал обратной дороги не было, а от рабынь срочно надо было избавляться. Ликун решил взяться за это лично.

Он лениво прохаживался по улице, высматривая подходящих людей. Таковых среди голосящей толпы было немало, но вычленить их среди прочего сброда — дело не простое. Ликун совсем уже отчаялся, когда будто по воле судьбы из-за дома вышли два странноватых мужика. Лица задумчивые, наглые, на товары почти не глядят, лишь ищут что-то глазами. Вот, сразу видно возможных покупателей. Одеты вроде невзрачно, зато у одного кошель размером с голову и клинок дамасский, за такой можно и замок себе купить, и наложницами населить. Ликун нацепил самую доброжелательную из улыбок и ринулся навстречу экзотической парочке.

— Вы, я вижу, ищите что-то особенное?

— Да, — клюнул на наживку Северьян. — Что и скрывать, он действительно искал что-то особенное…

Толстомордый доверительно улыбнулся.

— В таком случае у меня для вас кое-что есть. Кое-что такое, что вас заинтересует. Следуйте за мной.

Вслед за купцом путники подошли к невысокому каменному дому, с окнами, занавешенными тонкими розовыми шторами.

— Товар первый сорт! — Гордо заявил купец. — Если возьмете две, третью отдам за полцены. Да, меня зовут Ликун. Можете передать всем своим друзьям, что у Ликуна самый лучший товар.

Данила чуть было не подпрыгнул на месте. Лишь Северьян сохранял полное спокойствие и не без усилий заставил друга заткнуться. Если это Ликун, то не стоит торопиться, а уж тем более лезть в бессмысленную драку. Лучше выкупить девушку без лишних ссор. Данила видимо, не понимал, да и не хотел понять этого. Ему бы прижать купчишку к стенке, приставить к горлу ножик, да и выбить признание. Убийца же решил действовать иначе неспроста. Он и так уже достаточно засветился в Славянском квартале. А если еще и здесь погром устроить, так не только Царьградские маги заметят, еще, небось, и Белоян узнает.

— Сюда, сюда проходите. Ага, теперь направо.

Открыв дверь, путники вошли в большую обвешанную коврами комнату. Здесь, у стены на невысокой ступеньке стояли девушки. Выглядели они замученными и уставшими, хотя и одеты были, как настоящие царицы. По бокам стояли двое внушительного вида мордоворотов, из тех, кто сначала бьет, а потом задает вопросы. Северьян хмыкнул, догадался, что Ликун намеренно обрядил девушек в нарядные платья, дабы товар не терял свой вид.

— Ну, как товар? — Заискивающе спросил Ликун.

— Я посоветуюсь с другом, — сказал Северьян, жестом велев купцу отойти.

Только Ликун отошел подальше, Данила забормотал, как угорелый.

— Это он, тот самый Ликун! И девушками торгует, видишь?

— Не спеши и не буянь. Мне твоя нервозность до одного места. Лучше пойди, посмотри, нет ли среди девушек твоей невесты.

— Я уже посмотрел, нету ее.

— Тогда смотри еще раз и делай вид заинтересованного покупателя, понял? Мне не нужны лишние стычки. Найдем твою бабу, купим. И ни каких воплей, надеюсь, я доступно излагаю?

— А как же другие девушки? — Заикнулся было Данила.

— Дурак, — прошипел Северьян. — Безмозглый наивный дурак. Других пусть другие спасают, ты пришел за своим, со своим и уйдешь. У нас еще дела поважнее есть, кроме как нескольких дур из Царьграда вывозить, надеюсь, помнишь еще?

Данила удрученно кивнул. Еще бы, ему хотелось разнести эту лавочку в щепки, Ликуна прирезать и ускакать со своей прынцессой на белом коне. Но не бывает так, это только в песнях бояны творят подобные непотребства, а в жизни все куда серее и бесцветнее.

— Ну что, решили? — Заинтересованно спросил Ликун.

— Да вот, мы с другом все еще думаем, — протянул Северьян. — Можно посмотреть поближе?

— Конечно, конечно! Можно даже трогать!

Северьян с видом знатока ходил от девушки к девушке, придирчиво рассматривал, смотрел зубы, как при покупке коня. Данила стоял поодаль, и, стиснув зубы, делал вид заинтересованности. Получалось из рук вон плохо. А Северьян уже вошел в раж, стал придираться, выискивать недостатки.

— А что они у тебя такие заморенные? Других нет?

— Какие заморенные? — Изумился Ликун. — Просто устали немного. Я ведь их со всех концов света вожу, весь из кожи вон лезу, чтобы покупателю угодить.

Его красноречивый монолог прервала открывающаяся дверь. В комнату ввалился Багыр, за ним еще двое прислужников. Они волокли упирающуюся, визжащую девушку.

— Доставили, хозяин! — Весело крикнул Багыр. — Никуда не убежала, так и сидела в Славянском квартале! Она кусается, блин!

Данила повернулся и обомлел. Эти бесстыжие твари, эти выродки держали в руках упирающуюся Люту. На руках девушки виднелись свежие синяки и царапины, сейчас она больше всего походила на загнанного зверька. Данила дернул Северьяна за руку, одними губами прошептал:

— Она!

Северьян тотчас подскочил к Ликуну, добродушно улыбаясь.

— Беру вон ту, что ваши молодчики держат. Она я вижу, упрямая и своенравная, люблю таких укрощать…

— Сожалею, но ее я не продаю. Она пыталась сбежать от меня, а я никому не прощаю непослушания. Ее пытки послужат примером остальным.

Данила потянулся за ножом, но Северьян остановил его жестом, дескать, не начинай пока.

— Я очень хочу ее купить, — надавил убийца, — очень-очень.

— Я же сказал, она не продается! — Рявкнул Ликун. — Не устраивает то, что есть, пошел прочь! Надоело возиться! Тащите ее сюда, я с ней побеседую!

Северьян все еще надеялся решить дело миром. Он хотел предложить сумму, от которой Ликун не смог бы отказаться. Но все испортил Данила.

— Люта! — Крикнул он. — Я тебя спасу!

Девушка подняла голову. Ошарашенно посмотрела на путника. Глаза ее округлились, хлынули слезы, изо рта вырвался сдавленный крик.

— Данила, милый мой! Я знала, что ты найдешь меня!

Миг — замешательство. Ликун взревел.

— Так они знакомы! Багыр, разберись с этими… покупателями!

Северьян сделал шаг назад, положил руку на эфес ятагана.

— У тебя был шанс, Ликун. Шанс уйти при деньгах. Теперь держи крепче портки, а то и их лишишься.

Глава 46.

Багыр взвыл от удовольствия. Он так давно хотел размять кости, потягаться с настоящими противниками, а не с визжащими женщинами, да хилыми стариками. Он вынул из-за пояса свой большой кинжал, облизываясь, скалясь, пошел на русичей. Первый стоял не шелохнувшись, лишь держал руку на рукояти меча. А мечик у него — короче кинжала. Не меч — тьфу! И сам на богатыря не похож, хотя сила чувствуется. Зато второй, высокий, ростом почти с Багыра, в глазах ярость и холодная решимость. Сначала разделаюсь с тем, что пониже, а второго оставлю на десерт, — решил гигант.

Багыр шагнул, зарычал. Русич вдруг убрал руку с клинка, хищно улыбнулся. Багыр затрясся от злобы. Этот ублюдок посмел улыбаться! Теперь он умрет страшно! Гигант бросился на чужеземца, кулак переплетенный узлами мускулов устремился русичу в лицо, чтобы раз и навсегда стереть с него улыбку, вмять, размозжить! Но что это? Чужеземец тоже ударил, ударил кулаком в кулак. Руку до плеча пронзила жуткая боль. Багыр истошно закричал, тряся онемевшей кистью. Как, как этот ублюдок мог причинить ему боль? Чужеземец не остановился. Взвился волчком, и Багыр лишь в последний момент заметил ступню, устремленную в лицо. Удар, и гигант упал. В голове пылал огонь, но он не мог подняться. Лишь одна мысль терзала затуманившийся мозг. Неужели старик был прав? Неужели нашлась сила, способная противостоять ему, Багыру!?

Данила сорвался с места сразу же, как Северьян нанес первый удар. Двое стражей, что охраняли девушек, попытались его остановить. Данила яростно отмахнулся. От взмаха один из стражей упал, задергавшись, затих. Данила бросил короткий взгляд. Вместо лица у охранника была кровавая маска, свернутый набок нос выглядел ужасно. Неужели это я сделал? — Мелькнуло в голове. Второй выскочил вперед, выставил кулаки, вызывая Данилу на бой. Русич не слишком хотел состязаться, а этот придурок встал на пути, мешая пройти к любимой девушке. Кулак размером с наковальню обрушился охраннику на голову. Тот кувыркнулся, упал. Данила даже усмехнулся, глядя, как нелепо выглядит поверженный. Шея будто исчезла, вбитая в мощное атлетическое тело. Голова торчала, как сморчок из свежевзрыхленной земли.

— Ну вот, домахался, — вздохнул Данила над трупом стража. — В следующий раз будешь думать.

Двое все еще держали Люту, но держали как-то неуверенно.

— Отпустите ее! — Прорычал Данила. — Отпустите, и можете уходить!

— Нет, не уйдешь!

Данила еле успел развернуться, перехватывая толстую потную руку Ликуна. В кисти был зажат длинный узкий нож.

— Хороший кинжал, знатный, — молвил Данила, отвешивая купцу здоровенную оплеуху. Ликун отлетел в дальний угол комнаты, рухнул без чувств. Девушки, стоящие на прилавке, в ужасе молчали, тихонько поскуливая. Но когда упал сраженный молодецким ударом Ликун, когда рухнул Багыр, казавшийся непобедимым, весело закричали. Это переполнило чашу терпения охранников. Они отпустили Люту и бросились прочь, надеясь лишь, что за ними не погонятся. Данила бросился к невесте.

— Люта!

— Данила!

Наверное, на всем белом свете сейчас не было более счастливой пары. Северьян стоял поодаль, над массивной тушей гиганта, и молчал. Впервые он позавидовал Даниле, впервые захотел оказаться на его месте, да так захотел, что боль, невиданная доселе, пронзила каменное сердце наемника. Он и сам не думал, что способен испытывать ее.

— Ладно, заканчивайте, — обиженно проворчал Северьян. — Не время сейчас для нежностей. Надо убираться отсюда, пока ромейская стража не нагрянула. Очень уж не хочется объясняться с ними.

Данила, наконец, оторвался от любимой девушки.

— А что с остальными? Они что, должны остаться здесь?

Северьян пожал плечами.

— Девушки, вы все свободны… по крайней мере, если поторопитесь, пока эти… — ткнул он ногой гиганта, — не придут в норму. Если хотите оставайтесь, не хотите, идите в Славянский квартал и расскажите все как есть. Там люди неплохие, либо пристроят вас в Царьграде либо отправят домой. Этого уж я не знаю.