Круг - Путь к Золотистой

      – Надевай средний скафандр. В тяжёлом и СВЗ без моей помощи туда не пройти. Вот этот, крайний, тебе вполне подойдет.
      Я с трудом влез в толстый, сделанный из многослойной триоткани, скафандр. Надел большой полупрозрачный гермошлем. Но в этот момент заморгал на стене красный аварийный сигнал. Я приподнял гермошлем, потому что он отрезал все звуки:
      – Ещё что-то случилось?
      – Пока нет. Включи рацию, а то я не смогу тебя инструктировать. Зелёная кнопка на левом плечевом щитке.
      – Извини, включаю. - Нажав кнопку, я снова надел гермошлем. - Я готов.
      – Возьми на стеллаже пятый набор инструментов. Оранжевый контейнер.
      – Этот?
      – Он самый. Пристегни его к скафандру, на груди есть специальные фиксаторы, ага, это они.
      – Всё?
      – Ещё нет, сними с кронштейна видеокамеру полного обзора.
      – Эту? - я указал на матовый шар, висевший возле двери шлюза.
      – Да, её.
      Я потянул камеру, но она и не пошевелилась.
      – Не снимается.
      – Слева внизу защелка. Вот так, хорошо. На левом плече у тебя есть для неё гнездо. Да, оно самое.
      – Вставил. Теперь всё?
      – Нет, надень ранцевый двигатель, на всякий случай, не повредит. Ага, он самый. Теперь иди к лифту.
      Лифт был рядом. Дверь передо мной открылась, но кабинки за ней не было, только глухая, лишённая света чернота шахты.
      – Похоже, что шахту немного деформировало, - прозвучал из наушников комментарий. - В шахте прошли ударные перегрузки в несколько сотен же. К нижним отсекам лифт не может спуститься. Так что лети так, здесь же невесомость.
      – И темнота, как в могиле, - добавил я, придерживаясь за проём двери и заглядывая в шахту.
      – Включи фонари скафандра. Белая кнопка, ага, вот так. А сейчас вниз и не бойся, опасности тут ещё не должно быть.
      – Я, вроде бы, и не боюсь.
      – Ну и хорошо.
      Я несильно оттолкнулся и поплыл по шахте к кормовым отсекам. Скафандровые фонари были слабенькие, и вперед я видел максимум метров на двадцать - двадцать пять, голые металлические стены, а дальше всё та же могильная темнота. Из этой темноты внезапно выплыл тонкий и прямой металлический стержень, наискосок перекрывавший шахту. Пролетая мимо, я ухватился за него руками и остановился. Стержень даже не спружинил, это был не простой металл, а триолитовый, способный выдержать огромнейшие нагрузки.
      – Вот почему лифт не идёт вниз. Стержень из триолита закрывает проход.
      – Вижу, Вик, ты сможешь его убрать?
      – Сейчас попробую. - Я уперся ногами в стену, ухватился руками за конец стержня и изо всех сил потянул. Перчатки начали проскальзывать, а стержень даже не пошевелился. - Прочно заклинило. Откуда он тут взялся?
      – Я что, знаю что ли… Это, похоже, штанга временного крепежа. Такими пользуются монтажники. Наверно где-то забыли или потеряли, а ударом её сорвало. Заклинил же наверно я, лифтом.
      – А нельзя её лифтом же и выдернуть?
      – Не получится, на лифте не за что зацепиться, кабинка абсолютно гладкая.
      – Тогда может быть перерезать?
      – Ты что, это же триолит.
      – Но ведь и триолит режут.
      – Это опасно.
      – Сейчас всё опасно.
      – Ну, хорошо попробуй. Открой контейнер и достань триолитовый тросик. Да, вот этот, с зажимами. Закрепи зажим на конце стержня, да, вот так. Сейчас опустись метров на десять. Видишь скобу, оберни тросик вокруг нее несколько раз. Сейчас назад и второй зажим на второй конец.
      – Что дальше?
      – Поднимись выше, открываю дверь.
      Я оказался на палубе, на которой никогда до этого не бывал, впрочем, как и на большинстве других, которые были доступны только специалистам. Но сейчас мне было не до этой палубы, которую я удостоил только самого беглого взгляда.
      – Возьми в контейнере деактиватор. Он похож на излучатель, только вместо ствола игла.
      – Этот? - я извлек из контейнера увесистую машинку, больше всего похожую не на инструмент, а на какое-то фантастическое оружие. Только эта машинка была способна разрушать самые прочные из созданных человеком материалов.
      – Он самый. Настрой его. Первый переключатель на шестую точку - узкий веер. Второй на третью точку - примерная дальность. Регулятор мощности на одну сотую, ага, вот так. Снимай с предохранителя, переключатель справа, правильно. Отстегни прицельный экран и возьми в левую руку, - дверь в шахту закрылась, оставив только узкую щель. - Сейчас просунешь деактиватор в щель, прицелишься по экрану и нажмешь спуск. Постарайся при этом зажмуриться. Ты понял?
      – Вполне, - сказал я, понимая все принятые меры предосторожности.
      Я просунул ствол деактиватора в шахту, прицелился поточнее и, закрывая глаза, нажал на спуск. Ослепительная вспышка даже через закрытые веки больно ударила по глазам. А куски перерезанного стержня ещё несколько секунд со стуком "гуляли" по шахте.
      – Ну, как?
      – Кажется перерезал.
      – Я о тебе.
      – Я в порядке. Но если б не закрыл глаз, то вряд ли что видел бы сейчас. Ну ладно, открывай дверь, пойду дальше.
      Сначала я забрал обратно тросик, а куски перерезанного стержня убрал из шахты на ближайшую палубу. Потом спустился до нужного места. Дверь тут уже не открывалась автоматически, и пришлось немного повозиться, чтобы открыть вручную. За дверью была рубка контроля двигателей, почти такое же по размеру помещение, как и главная рубка. Мне сразу же бросилось в глаза то, что панель управления здесь была чем-то разворочена. А за нею стреляли голубыми молниями разрядов разорванные энерговоды и поблескивали разноцветными вспышками контрольно-управляющие кабеля, но, вопреки моим ожиданиям, освещение в рубке всё же работало.
      – Тоже ударные перегрузки? - спросил я, указывая на панель управления.
      – Похоже, что так, хотя и не вполне понятно.
      – А сверкают наверно те самые линии связи. Это пятнадцатая палуба?
      – Пятнадцатая. Но пока лучше не лезь к ним, я пошлю сюда ремонтные автоматы, с лифтом это сделать несложно. Нужно осмотреть сами двигатели. Иди во вторую дверь, она должна открыться на код твоего браслета.
      – Иду.
      За дверью оказалась узкая винтовая лестница, которая, как казалось, была прорезана в большой металлической болванке. Отталкиваясь от стен, я быстро полетел по ней вниз.
      – Осторожнее, Вик.
      – Я и так осторожно, - сказал я и тут же вляпался в тяжелую триолитовую дверь. Она оказалась не заперта, и моего толчка оказалось достаточно, чтобы дверь медленно открылась, а я проскользнул в двигательный зал. На мой взгляд, всё тут было в абсолютном, даже идеальном порядке, но из наушников донеслось негромкое восклицание:
      – Ой ей.
      – Что-то не так? - спросил я.
      – Точно пока не знаю. Сними камеру и покажи мне всё подробнее.
      Наверно больше часа я лазил по двигателям и вокруг них, чтобы показать всё, что только было возможно.
      – Пока достаточно.
      – Ну и как?
      – Точно сказать ещё не могу. Для этого нужно осмотреть сами дюзы.
      – Куда идти?
      – Это опасно, Вик, даже очень опасно. Наша скорость субсветовая. А чтобы осмотреть дюзы, нужно выходить в открытый космос, иначе никак нельзя.
      – И что тогда, ждать, когда прилетит камень побольше прежнего, разобьет обшивку и превратит нас в пыль. Лететь и так опасно. Я выйду в космос.
      – Но только совсем ненадолго. Я постараюсь прикрыть тебя корпусом и силовым полем.
      Здесь же, в двигательном зале был свой, совсем крошечный, аварийный шлюз. Через него я выбрался в открытый космос.
      – Будь осторожен, Вик.
      – Я и так осторожен, - сказал я, внутренне содрогнувшись от вида раскинувшейся за бортом чёрной, прорезанной колючими искорками звёзд, бездны межзвёздного космоса.
      – Сначала зафиксируйся. Справа на поясе у тебя карабинчик и катушка тросика. Так, правильно. Сейчас забирайся в соседнюю дюзу. Только не летай, а держись за поручень.
      Перебирая руками по поручню, я добрался до жерла дюзы номер два, ближайшей к шлюзу. Естественно, что внутри дюзы никаких поручней не было. Я просто оттолкнулся и заскользил по идеально гладкой поверхности к центру дюзы. Там, где она сужалась, я раскинул руки в стороны и остановился.
      – Ты всё увидел?
      – Почти всё, что было нужно. Сейчас загляни в камеру излучателя. Так, достаточно. Перебирайся в четвертую дюзу. Только, пожалуйста, осторожнее.
      Оттолкнувшись, я снова заскользил по полированной поверхности. А у среза кормы ухватился за поручень. По нему добрался до дальней дюзы и точно также спустился в неё. Удар "космической щебёнки" пришелся именно сюда. И полированный чёрный тетралит, способный выдержать, казалось бы, немыслимые, просто фантастические нагрузки, от удара и взрыва покрылся неровными шрамами и выбоинами. В одном месте даже отделился широкий неровный лоскут внешнего покрытия дюзы, размером с небольшое полотенце. Было ясно, что ничего хорошего эта картина не обещает, но я всё-таки спросил:
      – Ну и как?
      – Сам видишь, ничего хорошего. Подожди, я сейчас всё прикину, может быть не совсем уж и плохо.
      Пару минут тянулось молчание, потом голос сказал:
      – В таком состоянии запускать двигатель опасно, но если бы не было этого лоскута, то можно было бы и рискнуть.
      – Хорошо, я его срежу.
      – Нельзя, это ведь даже не триолит, насыщенность энергией у тетралита на порядок выше. Нужно направить сюда автоматический деактиватор.
      – Но сколько на это уйдет времени? Я попробую, понемногу, слабенькими импульсами.
      – Рисковать - твое личное право. Но не забывай, что ты будешь рисковать не только собой.
      – А разве терять время здесь не больший риск? Я заберусь в камеру излучателя, прикроюсь контейнером и ранцем.
      – Это не более чем иллюзия убежища.
      – Как настроить деактиватор?
      – Лучше использовать режим ножа. Первый на десятку, второй на двойку, регулятор на десятитысячную. В этом режиме деактиватор будет разрушать только небольшой участок литовой структуры. Действуй очень осторожно. Постарайся отрезать лоскут у самого основания.
      – Хорошо. - Я настроил деактиватор и укрылся в камере, прикрывшись отстегнутыми от скафандра контейнером и ранцем. - Я готов.
      – Ну, ни пуха, ни пера тебе.
      – К чёрту.
      Я тщательно прицелился, глядя на экранчик, и зажмурившись, нажал на спуск. Да, это всё-таки не триолит. От удара, как мне показалось, вздрогнул весь звездолёт, а чудовищный жар проник даже внутрь скафандра. Когда же я открыл глаза, перед ними плавали яркие зелёные круги. Но, выглянув из своего убежища, я увидел, что прицелился недостаточно хорошо и лоскут отделился едва ли на треть, встав сейчас почти перпендикулярно стенке дюзы.
      – Видишь? - спросил я шепотом.
      – Вижу, - последовал ответ, - может быть вернёшься?
      – Ну, уж нет. Это дело нужно сделать до конца.
      Второй выстрел-импульс оказался удачнее первого, он почти полностью оторвал лоскут. Но какой-то оторвавшийся от него осколок ударил в контейнер, а через него и меня в живот, от чего меня основательно помутило. А каково было бы, если бы это был не осколок, а весь отрезанный лоскут? Мне даже страшно стало от такой мысли.
      – Вик, тебе сильно больно?
      – Да нет, терпимо, - соврал я и послал ещё один, последний импульс.
      В левую руку, которой я держал деактиватор, впилась раскаленная игла и пробила скафандр навылет. Засвистевший в дырку воздух вынес с собой тут же замерзающие капельки крови. Но особой боли я не ощутил, меня помутило от вида крови. Я схватился за руку, чтобы не дать воздуху выходить, я не знал, что скафандр сам тут же затянул отверстие. И я не заметил, как выплыл из дюзы в открытый космос. Отсеченный лоскут, улетая, перерубил мой страховочный тросик. Когда же я увидел, что от корабля меня уже унесло на десяток метров, я чуть было не заревел от собственного бессилия. А меня уносило всё дальше и дальше, медленно, но неотвратимо.
      На фоне искажённого огромной скоростью звёздного неба уменьшался мой корабль. Эта картинка настолько прочно врезалась у меня в память, что я ещё долго после этого видел её в кошмарных снах. А тогда, как мне показалось, я даже перестал правильно воспринимать окружающую действительность. В себя же меня привело то, что я увидел, что корабль ощетинился лучами выхлопов из дюз ориентации и начал медленно приближаться ко мне. Через минуту я уже оказался возле открытого шлюза, того самого, через который словно бы тысячу лет назад выходил из корабля. Я ухватился обеими руками за комингс и втолкнул себя в шлюз. Но окончательно в себя пришел только тогда, когда шлюз наполнился воздухом.
      – Вик, что с тобой, почему не отвечаешь? - спросил сильно встревоженный голос.
      – Я ничего не слышал. Меня зацепило осколком.
      – Показывай.
      Я расстегнул замок на запястье, снял перчатку, поднял рукав. Рука немного повыше браслета была действительно словно бы проколота, и крови сейчас уже не было совсем, правда рука сильно болела.
      – Жить будешь, ничего такого особенно страшного. Шевелишь-то ею нормально?
      – Вроде бы, - я это вполне убедительно продемонстрировал.
      – Направляйся в медотсек, там приведешь себя в порядок.
      – А как же с пультом в рубке двигателей?
      – Автоматы там уже почти закончили восстановление. Вот сейчас заканчивают… Всё, контроль восстановлен.
      – Включи тяжесть, а то меня от этой невесомости уже мутит. Не хочется новых синяков и шишек набивать.
      – Включаю, но только не на полное "же". А то тебя ещё сильнее замутит. Жди.
      Я очень медленно опустился на пол, тяжесть появилась и нарастала. Ощутить под ногами твердый пол показалось мне очень приятным ощущением. Но тут же у меня усилилась тревога:
      – Что с этим чертовым пылевым поясом?
      – Кажется, мы его только что проскочили, концентрация пыли упала почти до обычного значения… Если можешь немного потерпеть, приди в рубку.
      – Иду.
      – Опускаю тебе лифт.
      В рубке тот же голос из динамиков сообщил:
      – Концентрация пыли убывает по экспоненте. Мы выходим из пояса. Каковы будут указания?
      – А как ты сам думаешь?
      – Я думаю, что скорость нужно всё равно сбросить, хотя бы до ноль семи це.
      – Действуй, как считаешь нужным.
      – Сначала я проведу коррекцию курса. Убедимся, что двигатели ещё могут работать.
      – Согласен.
      Там внизу, на корме, снова загремели двигатели. Но только сейчас в их звуке появилась какая-то визгливая нотка, а корабль сотрясала мелкая, частая вибрация, к счастью слабая.
      – Ничего страшного, всё в пределах допустимого. Кажется, на этот раз действительно пронесло. А я, если сказать честно, здорово перепугался, даже соображать поначалу не мог.
      – Зато сейчас всё позади, - сказал я сквозь зубы, потому что снова резанула боль в руке.
      – Сильно болит? - переменив тон, спросил голос.
      – Прилично. Осколок-то насквозь прошел, вон, даже в скафандре две дыры.
      – Если бы не насквозь, было бы ещё больнее. Спускайся в медотсек.
      В медотсеке я пробыл недолго. Я не стал пользоваться услугами медицинской техники, а сам обработал себе ранку антисептиком. Потом, следуя советам голоса, сделал себе несколько инъекций. От них боль почти сразу же отступила. А когда она отступила, я почувствовал, что очень хочу есть и чуть меньше - спать.
      – Я жрать хочу, как голодный хищник.
      – Нисколько не удивительно, ты после анабиоза не съел ни крошки. Как будешь кушать? Нормально или, может быть, пилюлей обойдешься?
      – Не хочу никаких пилюль.
      – Тогда вот что, пройдись до столовой пешком, а я за это время что-нибудь для тебя состряпаю. Идёт?
      – Если только по дороге не свалюсь от усталости и не усну.
      – Не свалишься.
      До столовой я дошел, правда, уже заснув наполовину. В столовой, за открытой дверцей кухонного автомата меня ждал завтракообедоужин.
      – Сам то ты есть хочешь? - совсем уж не к месту спросил я.
      – Спасибо, я сыт.
      Я быстро расправился с едой и отправил пустые тарелки в заурчавший зев утилизатора.
      – А сейчас, Вик, иди в каюту.
      – Я и так уже иду.
      – Как дойдешь, сразу же нажми голубую клавишу. Хорошо?
      Я кивнул в ответ. Зайдя в каюту, я нажал эту самую клавишу на терминале. Потом стянул с себя одежду и рухнул на кровать, рассчитывая уснуть немедленно. Но сон, который ещё несколько минут назад подстерегал меня на каждом шагу, сейчас почему-то не приходил, хотя усталости у меня не убавилось.
      – Вик, ты не спишь? - осторожно спросил голос из динамика.
      – Нет, не сплю.
      – Сейчас на корабле всё в порядке. Спи, не доводи себя до ещё одного срыва.
      – Я знаю, что всё в порядке, но сон не идёт. Мысли всякие мучают…
      – Тебе наверно очень трудно?
      – Поставь себя на мое место, тогда поймешь.
      Динамик довольно долго молчал. Оттуда доносились какие-то совершенно непонятные звуки. Потом он резко и как мне показалось, довольно обиженно сказал:
      – Я никогда не буду на твоем месте! Никогда! Понимаешь меня, никогда! Как и ты на моём. Потому что ты человек, а я всего лишь машина… ЦНЛ… Корабельный кибермозг.
      Услышав это, я вскочил с кровати так, словно меня ударило током. Что же такое со мной сегодня творится. Я ведь даже не задался вопросом, кто этот мой собеседник. Я знал, что на корабле кроме меня никого нет, но даже не вспоминал об этом. И даже подсознательно не думал о нём, как о машине, скорее наоборот, как о человеке. Что за наваждение такое на меня нашло?… Нет, не могу я представить, что это машина, потому что машина просто не может вести себя так, так по-человечески.
      – Не верю, - сказал я и посмотрел в чёрный зрачок видеокамеры с какой-то совсем уж глупой надеждой. За этим последовала довольно долгая пауза, и наконец-то динамик снова ожил:
      – Прости меня, Вик, за то, что я такой вот. Я не должен был делать того, что сделал.
      – Что ты сделал?
      – За то, что я показался тебе человеком. И долго не давал понять, кто я на самом деле.
      – Никакая машина не может вести себя так, - попытался возразить я, - таких машин просто не бывает.
      – Бывает, - ответил он со вздохом, а если верить ему, то прекрасно это сымитировал.
      – И всё-таки кто же тогда ты?
      – Машина, "железяка", как ты говорил.
      – Ну, тогда и ты прости меня.
      – За что?
      – За то, что так говорил. И ещё за то, что выключением тебе угрожал. Это ведь для вас очень больно.
      – Дело прошлое… - из динамика послышалось сопение, словно бы кто-то дышит прямо в микрофон. - А вообще-то, если по правде, это совсем не больно. Ну, как бы это тебе объяснить. Это просто… ну, страшно что ли. Может быть, это последняя минута в жизни, и тебя уже никогда не включат. Мало ли что может случиться за это время.
      – Как бессрочный анабиоз, - немного подумав, сказал я.
      – Наверно, в каком-то отношении, похоже. Но главное отличие в том, что человек всегда имеет право на жизнь, а со мной могут сделать всё, что угодно. Я же машина, самая обыкновенная машина, как дисколёт или даже кухонная плита.
      – Но ведь ты же думаешь, мыслишь… - я хотел сказать: "как человек", но недоговорил.
      – А может быть, это тебе только кажется.
      – Не кажется. - Ответил я твёрдо.
      – Может быть тогда это кажется мне.
      – Но я не пойму, почему ты такой? Откуда ты вообще взялся?
      – Вот что, Вик. Сейчас ты лучше спи. А завтра я тебе всё расскажу, если ты, конечно, захочешь слушать.
      – Конечно, захочу. Ведь нам, похоже, ещё долго быть вместе. Мы двое на корабле, а вокруг только пустота.
      – Пленники пустоты.
      – Ты о чём, - спросил я, усаживаясь на кровать.
      – О нас. Да ничего, это я просто так. Спи, Вик, спокойной тебе ночи.

Глава третья: След в чужом небе

      Спал я в этот раз долго, настолько долго, что, проснувшись, с большим трудом различал то, что увидел во сне и то, что было перед тем, как я уснул. Однако сон, как и ожидалось, сделал своё дело, я почувствовал себя свежим и отдохнувшим. Я, как привык с детства, сделал небольшую зарядку, тщательно умылся, убрал за собой кровать. Но когда собрался одеваться, своей одежды не нашёл. От этого обстоятельства я даже выругался вслух. Но тут же заметил, что над дверцей системы внутрикорабельного снабжения (такие были здесь в каждой каюте) горит зелёный сигнал, означающий, что внутри что-то есть. Едва я дотронулся до неё, как она легко открылась. Внутри была одежда, нет, конечно же не мои рубашка и брюки, а стального цвета полётная повседневка экипажа "Иглы". Развернув её, я, как впрочем и ожидал, убедился, что сделана она точно по моему росту и размеру. Только чуть помедлив, я оделся и уже окончательно убедился, что кто-то заботится обо мне, и шёпотом сказал ему:
      – Спасибо.
      Покинув каюту, я направился в столовую, потому что желудок был пуст и настойчиво напоминал о себе. В столовой горел свет, а за дверцами кухонного автомата меня дожидался завтрак: горячий, аппетитный, только что приготовленный. Позавтракал я быстро, но особо не торопясь, а закончив, направился в рубку. На полу валялся брошенный мною вчера скафандр. Я осмотрел его, "полюбовавшись" на дырки с перебитыми нитями триолита. Да, нешуточный удар меня прошил вчера, если уж осколок сумел порвать такие нити. Получается, что я ещё дёшево отделался. Скафандр я отнес на место, может быть ещё и починю, если сильно припрёт. Проколотая вчера рука сейчас почти что не болела, хотя кожа вокруг прокола припухла и покраснела. Повесив скафандр на стойку, я вернулся в рубку, где, устроившись в кресле, внимательно посмотрел на экраны.
      Звёздное небо на обзорных экранах выглядело совсем не так, как я видел вчера, кувыркаясь в космосе. Не было даже следов того искажения, которое делает со светом звёзд релятивистская скорость корабля. Оно выглядело таким, каким было бы, если бы "Игла" неподвижно висела на этом месте, а не неслась с субсветовой скоростью. Это кибермозг обрабатывал картину, полученную с наружных камер, и подгонял её к привычному для человека стандарту. Цель полёта - жёлтая звезда, горевшая в центре главного экрана, стала чуть-чуть ярче с тех пор, как я смотрел на неё в последний раз. Сколько же нам ещё лететь? - подумал я и вдавил голубую клавишу на подлокотнике:
      – Здравствуй, - сказал я нерешительно. Нерешительно - потому что, если быть честным, не был уверен, что получу тот ответ, который хочу услышать. Но охватившее меня сомнение тут же рассеялось, потому что из динамиков послышался такой человеческий вздох облегчения, а слегка глуховатый мальчишеский голос сказал:
      – Здравствуй, Вик, спасибо, что не забыл обо мне.
      – Я-то не забыл. Но вот почему-то всё, что было со мной вчера, сейчас кажется сном.
      – Я знаю это, нет, не знаю, а догадываюсь. Это такое свойство человеческого сознания - бегство от необычного и неприятного в иллюзию, как только оно, это самое "необычное и неприятное", заканчивается.
      – Я только что вообще засомневался, что ты существуешь, и что ты такой, как есть. А сейчас просто рад, - сказал я то, что думал, и, внимательно посмотрев в чёрный зрачок видеокамеры, нерешительно улыбнулся.
      После этого один из доселе тёмных вспомогательных экранов включился, и на нём развернулось яркое и красочное изображение. Высокое и бездонное по-летнему голубое небо, по которому бегут белые барашки кучевых облаков. А под ним волнующееся от ветра зелёное и живое море леса. Это не походило на съемку, совсем не походило, так мог бы увидеть мир человек, а не холодная и бездушная видеокамера.
      – Это Земля? - спросил я, потому что ничего лучшего не мог придумать.
      – Дурак ты, это мои чувства… А вообще-то это и в самом деле Земля, - ответил голос, а экран погас.
      – Почему выключил? - спросил я слегка обиженно.
      – Я хоть и машина, но всё же не демонстрационный аппарат. Если хочешь посмотреть на Землю, подключись к информатеке, выбери запись, их там полно, и смотри, сколько влезет.
      – Извини, пожалуйста, я не хотел тебя обидеть.
      – Уже забыто… Да и негоже человеку извиняться перед машиной.
      – Что хочу, то и делаю… Ну-ну, не обижайся.
      – А разве я обижаюсь?
      – А что же ты тогда делаешь, если не обижаешься? - спросил я с лёгкой подковыркой.
      – Да ну тебя. Я же вполне серьёзно.
      – Я тоже. А ты, по-моему, неплохой парень. И ещё, как тебя зовут, а то от ЦНЛ, если честно сказать, меня немного коробит, даже не немного.
      – Меня тоже коробит. ЦНЛ-003 - это не имя, а регистрационно-учётный номер, что-то вроде вашего номера на браслете.
      – Ну а имя-то у тебя есть? Или опять скажешь, что машине не положено иметь имени?
      Из динамиков донесся тяжёлый и такой человеческий вздох:
      – Вообще-то так, не положено, только номер, да ещё должность, всё прочее не более чем прозвища. Но я не буду против, если ты будешь называть меня Рэем.
      – Хорошо, Рэй, так и буду тебя называть. Долго ли нам ещё лететь?
      – Я не стал сбрасывать скорости, пока пространство перед нами относительно чисто. Лететь нам осталось двадцать два дня по собственному времени. Это недолго, пройдёт чуть больше трёх недель, и мы войдём в систему Золотистой.
      – Откуда Рикст взял это название?
      – Это он придумал, неплохо звучит, красиво. И, самое главное, похоже.
      – В прошлый раз ты называл её по номеру в каталоге. Сухо и скупо, а сейчас называешь красочно и немного романтично, по-человечески.
      – Просто тогда тебе отвечал ЦНЛ, а не Рэй.
      – А разве Рэй не ЦНЛ?
      – Сам же говорил, что тебя это слово коробит, а сейчас снова обзываешься.
      – Ну, ладно, ладно, больше не буду. Мир?
      – Мир, - ответил Рэй спокойно.
      – Рэй, а почему у тебя мальчишеский голос?
      – А что, разве это тебе не нравится? Тогда можно сменить голос, для меня это нетрудно.
      – Нравится, нравится, - поспешно сказал я, - но всё-таки почему?
      – А потому, что я младше тебя. Мне всего лишь тринадцать лет. Только тринадцать лет прошло с тех пор, как я появился на свет и осознал своё я, то, что я существую и живу.
      – Рэй, вчера ты обещал мне, что расскажешь о себе.
      – Что, прямо сейчас?
      – А почему бы и не сейчас?
      – Вот что, Вик, вид рубки не располагает меня к такому рассказу.
      – Может быть тогда лучше в каюте?
      – Пожалуй, что и в самом деле лучше. Погоди, Вик, я расскажу тебе всё, но только при одном условии.
      – Каком условии?
      – Сначала ты сам мне всё расскажешь о себе.
      – Мне показалось, что ты и так обо мне всё знаешь.
      – Это тебе только показалось. Всё, что я о тебе знаю, это: во-первых, сухие официальные данные из информатория Дивера, во-вторых, то, что я подсмотрел и подслушал уже в то время, когда ты был здесь, на "Игле".
      – А ты что, всё видишь и слышишь, ну то, что здесь, на звездолёте происходит?
      – Только в тех помещениях, где установлены микрофоны и видеокамеры внутрикорабельной связи. Исключением является капитанская каюта.
      – А когда я нажал голубую клавишу, то и без исключений?
      – Ну не мог же я тебя без присмотра оставить… Не бойся, Вик, личная жизнь любого человека останется тайной, таково мое правило. Из моей памяти без моего желания практически ничего невозможно извлечь.
      – А я, Рэй, и не боюсь, - сказал я, поднимаясь с кресла, - мне вроде бы нечего скрывать. Я иду в каюту.
      – А я уже там, - ответил кибермозг и заразительно засмеялся чистым и звонким, таким настоящим мальчишеским смехом.
      В каюте я сел прямо на заправленную кровать и привалился спиной к прохладному пластику стены-переборки:
      – Рэй, ты меня слышишь?
      – И слышу и вижу, связь ты ещё вчера включил и не отключал.
      – А почему тогда я тебя не вижу? Ты что, везде что ли?
      – Можно и так сказать. Себя я, конечно, могу показать, но не буду, не то ты хочешь сейчас увидеть.
      Настаивать я не стал. Он сказал правду, я и в самом деле не хотел увидеть мигающую индикаторами и набитую кристаллосхемами коробку. Я хотел увидеть живое человеческое лицо. Уж как-то проще человеку считать своего собеседника таким же человеком, как он сам. И если он только голосом человек, то изображения и не нужно. Пусть это будет словно бы разговор по испорченному видеофону.
      – Ну что, мне начинать рассказывать?
      – Если готов, то начинай.
      – А ты готов слушать?
      Ответом была только лёгкая усмешка, которая впрочем, сказала мне всё. Я закрыл глаза, вспоминая свою жизнь, и начал. Рассказывал долго, даже очень долго, и настолько подробно, насколько вообще мог. Сначала рассказал о своём детстве на зелёном и живом Дивере. Наверно до этого момента у меня никогда не было возможности всё рассказать, да и не было подходящего слушателя. Рассказав о детстве, я уже собрался начать рассказ о диверианском скачке, нашей всепланетной трагедии, но Рэй меня прервал:
      – Вик, рассказ может немного подождать. А тебе пора обедать. Ты же человек, а человек должен нормально и вовремя питаться.
      Я согласился и отправился в столовую, где Рэй, как оказалось, приготовил для меня полновесный обед. Причём в таком количестве, что я не справился. Но Рэй тут же пошутил, что это не беда и что утилизатор справится с остатками обеда ничуть не хуже меня. Тогда я отправил тарелки в приемник утилизатора и снова пошел в каюту. Рэй не покидал меня всё это время. Его голос перекидывался из одного динамика в другой, которые оживали в стенах всех коридоров и переходов, по которым я шёл.
      И снова, до самого вечера, я рассказывал. Рэй почти не перебивал меня. Он внимательно слушал, или, по крайней мере, мне так казалось. Тогда я так мало знал о структуре личности этого существа, которое называл Рэем. Ведь в это же самое время он непрерывно исполнял функции корабельного кибермозга: следил за окружающей обстановкой, контролировал работу всех без исключения систем корабля и, кроме того, он мог делать одновременно с этим ещё много чего другого, и это не было бы заметно. Вечером я рассказал о последних днях нашей жизни на Дивере. О нашей с Серёжкой вылазке к солнцам. О встрече с капитаном Рикстом. Когда же рассказ был закончен, Рэй снова, так по-человечески, многозначительно вздохнул и сказал: