Братья Кингсли (№1) - Эхо в тумане

— Уходите, — прошептала Ариана, — сию же минуту уходите.

Трентон насмешливо отсалютовал ей, лицо его оставалось мрачным.

— Я больше не побеспокою вас, миледи. — Он повернулся и вышел.

Видя, как он уходит, Ариана ощутила острую боль, которая не имела ничего общего с болью в лодыжке. Действительно ли то был незнакомец, который отнесся к ней с состраданием и так бережно осматривал ее ушиб? Как она могла так ошибаться в человеке?

— Джеймс… Вы же не намерены на самом деле…

— Вам тоже лучше уйти, Бакстер, — прервал его Ковингтон. — Я позабочусь о гостях.

Ариана схватила брата за дрожащую руку:

— Пожалуйста, Бакстер. Мы и так предоставили достаточно тем для сплетен на сегодня. Пожалуйста… давай поедем домой.

Бакстер смотрел на нее невидящим взглядом. Затем резко повернулся и бросился из зала. Ариана, моргая, глядела ему вслед, не зная, что же ей делать. Реакция брата не удивила ее, она была типичной для Бакстера. Нет, ее беспокоило собственное затруднительное положение — она просто не могла дойти до парадной двери без посторонней помощи.

Осторожно перенеся центр тяжести на здоровую ногу, она было поковыляла к выходу, но всхлипнула от боли.

— Я провожу вас да экипажа, моя дорогая, — предложил Джеймс Ковингтон. — Пойдемте.

У Арианы не было другого выхода, кроме как принять его помощь, хотя она была и не совсем уверена, что простила ему отмену помолвки Бакстера. Молча она оперлась на его руку и позволила проводить себя до экипажа Колдуэллов, где сидел погруженный в мрачное раздумье Бакстер.

— О Ариана… Я что, оставил тебя там? — пробормотал он, бросив на нее беглый взгляд.

— Это не имеет значения, — ответила она, проскользнув в экипаж на сиденье и кивнув в знак благодарности Ковингтону.

Беспомощно пожав плечами, пожилой человек отошел в сторону и подал знак кучеру, что можно трогать. Дорога домой проходила в гнетущем молчании.

— Бакстер… — попыталась, наконец, начать разговор Ариана.

— Что ты хочешь, Ариана?

— Почему он вернулся столько времени спустя?

— Чтобы погубить меня, зачем же еще? Он убил Ванессу, чуть не уничтожил нашу семью, а теперь намерен завершить начатое.

Бакстер откинулся на спинку сиденья, прикрыв глаза рукой.

Ариана поморщилась. С двенадцатилетнего возраста она выслушивала зловещие рассказы о том, как Трентон Кингсли очаровал ее старшую сестру Ванессу — ухаживал за ней, дарил подарки, расточал обещания и, заставив ее поверить, что их ждет чудесное совместное будущее, вызвал в ее душе глубокую любовь.

А затем… запугал ее своими собственническими замашками, дикими угрозами, лишил ее радости, веселья и в конце концов воли к жизни.

Вынудил ее лишить себя жизни.

Или сделал это сам.

Обвинения невозможно было доказать, а потому и привлечь виновного к ответственности. Но Бакстер и теперь, по прошествии времени, продолжал считать Трентона Кингсли убийцей.

Ариана нервно сжала складки своего помятого платья, в сотый раз сожалея о том, что не может припомнить подробностей последних месяцев жизни Ванессы. Возможно, тогда ей удалось бы отделить реальные факты от преувеличений, порожденных гневом и горем. Но, будучи всего лишь двенадцатилетним ребенком, она едва ли могла стать доверенным лицом старшей сестры. По правде говоря, они даже редко видели друг друга. В то время как Ариана была погружена в изучение всех цветов, росших в садах Уиншэма, Ванесса ежедневно выезжала в свет, окруженная толпой пылких поклонников, соперничающих между собой в усилиях завладеть рукой и сердцем неуловимой красавицы.

И разве можно было винить их? В двадцать два года Ванесса была поразительно хороша собой, влюблена в жизнь и стремилась испытать ее во всех проявлениях. Мысль о том, чтобы остепениться, казалось, никогда не приходила ей в голову. После того как в 1856 году их родителей унесла лихорадка, Ванесса ощутила вкус свободы и отвечала только перед Бакстером, который был на три года ее старше, но всецело находился под обаянием сестры и потакал ей во всем.

Так что, несмотря на глубокую любовь и восхищение Ванессой, воспоминания Арианы были смутными и незначительными — мимолетные поцелуи в щеку с пожеланием спокойной ночи, сопровождаемые шуршанием нарядов и ароматом роз. И смутный нескончаемый поток красивых и серьезных посетителей-мужчин.

До тех пор, пока не появился Трентон Кингсли.

Ванесса прошептала его имя на ухо Ариане, сказав, что он особенный, совершенно непохожий на других. Каждый вечер она таинственно ускользала из дома и не возвращалась до зари. Ариана припомнила, что несколько раз случайно слышала споры между Ванессой и Бакстером… впервые в жизни. Из этого Ариана заключила, что Бакстер категорически возражал против нового поклонника сестры, а Ванесса с глубоким негодованием отвергала его попытки вмешаться.

Ариана больше ничего не могла припомнить — только горе и потрясение того последнего кошмарного дня и последовавших за тем смертельных обвинений.

И, хотя она достоверно не знала, что произошло в день гибели Ванессы, в одном была убеждена — она никогда прежде не видела Трентона Кингсли, так как мятежный герцог Броддингтон с его стальными синими глазами и безудержной первобытной чувственностью был человеком, которого она никогда бы не забыла.

С содроганием Ариана вспомнила его пристальный гипнотизирующий взгляд, подобный взгляду ее белой совы, и ненависть, загоревшуюся в его глазах, когда он узнал, что она — Колдуэлл. Боже, почему он ненавидел их? Это они должны были испытывать ненависть…

Стон Бакстера прервал поток ее беспокойных размышлений.

— Проклятый безумец добился своего. Я погиб….

Услышав мелодраматические слова брата, Ариана нахмурилась. Она понимала, что его огорчение вызвано отнюдь не страстной любовью к Сузанн Ковингтон. Способность Бакстера чувствовать была не настолько велика. Тогда что же?

— Каким образом отмена помолвки может погубить тебя? — спросила она.

— Потому что я останусь без денег Сузанн и разорюсь, — огрызнулся он, — а Кингсли явно знал об этом.

— Останешься без средств? — Ариана выпрямилась. — А как насчет наследства, всех тех денег, что оставили тебе мама и папа?

Бакстер, наклонившись вперед, упрямо смотрел в окно.

— Они уже закончились.

Ариана вздрогнула. Она знала, что Бакстер всегда отличался расточительностью, а в последнее время играл больше обычного. И все же родители перед смертью оставили Бакстеру значительную сумму. Как он умудрился промотать ее?

Гневные слова, переполнявшие Ариану, уже готовы были сорваться с губ, но она сдержалась. Видя, как дергается мускул на щеке брата, она почувствовала, что возмущение отступает, и волна сочувствия сдавила ей грудь.

Жизнь Бакстера не была легкой, она лучше, чем кто-нибудь другой, знала это. С шестнадцати лет он вынужден был управлять имением Колдуэллов и тогда же стал опекуном младших сестер. По правде говоря, Ариана смутно помнила своих отца и мать. Помимо Терезы, ее любимой горничной, Бакстер и Ванесса были единственными родными ей людьми, которых она когда-либо знала. И, несмотря на их нетерпимость, а порой и равнодушие, Ариана искренне верила, что ее брат и сестра сделали для нее все от них зависящее.

С этой сентиментальной мыслью она приняла решение.

— Если твои деньги закончились, мы можем использовать мои, — заявила она, ободряюще улыбаясь.

Если она и надеялась получить в ответ слова благодарности и приподнять настроение брату, то ее ожидало жестокое разочарование.

— Я уже их трачу, — пробормотал Бакстер, избегая смотреть сестре в глаза. — И большую часть уже израсходовал.

На какое-то время Ариана, ошеломленная, лишилась дара речи, затем, после гнетущей паузы, воскликнула:

— Ты потратил деньги, которые папа и мама оставили мне?! Не спросив позволения, даже не упомянув об этом?

Бакстер мрачно взглянул на нее:

— Как же иначе я мог управлять имением?

— Возможно, с помощью тех денег, которые ты промотал в игорных домах на Джеймс-стрит.

Бакстер нахмурился, он не привык к непокорному поведению Арианы.

— Я не проигрывал твои деньги, а играл, чтобы вернуть их.

Ариана открыла было рот, но так же поспешно закрыла его. Уверенный тон Бакстера свидетельствовал, что он действительно верит в правоту своих действий. Дальнейший спор не имел смысла.

— Как мы будем жить? — спросила она вместо этого. Лежавшие на коленях руки Бакстера сжались в кулаки.

— Мой брак с Сузанн решил бы все наши проблемы. Но Кингсли намеренно лишил меня такой возможности. — Он замолчал, всецело сосредоточенный на созерцании своих панталон. Наконец, поднял голову и оценивающе посмотрел на Ариану.

— Теперь наша единственная надежда на тебя.

— На меня? — судорожно вздохнула Ариана, все еще потрясенная реальностью их безысходного бедственного положения.

— Да… На тебя, — повторил он более решительно. — Тебе уже восемнадцать. Настало время тебе выходить замуж… а мне найти тебе подходящего мужа.

Ариана словно одеревенела, затем посмотрела на Бакстера с мрачным пониманием.

— Ты говоришь, что намерен изловить первого попавшегося богатого джентльмена и потащить меня с ним к алтарю.

— Ничего подобного, эльф. — Выражение его лица смягчилось. — Но, в конце концов, ты уже больше не дитя. По правде говоря…

Он внимательно рассматривал ее от макушки спутанных каштановых волос до подола испачканного вечернего платья. Удивленная, довольная улыбка искривила его губы. Где были его глаза последние годы? Его маленькая сестренка превратилась в восхитительную красавицу, этого не мог скрыть даже ее теперешний взъерошенный вид.

— Ну и ну, — пробормотал он, покачивая головой. — Моя крошечная гусеница превратилась в бабочку. Ты просто изумительна, Ариана.

— Не стоит опускаться до грубой лести, Бакстер, — резко парировала Ариана, которую не тронули его слова. — Я прекрасно знаю, что у меня вполне заурядная внешность. — Слова ее прозвучали искренне и совершенно беззлобно. — Вот Ванесса была красавицей. Возможно, я слегка напоминаю ее цветом волос. Но изумительная? Едва ли. — Она сжала зубы и сложила руки на коленях. — Придется тебе найти какой-нибудь другой способ, чтобы заполучить мою помощь.

Бакстер усмехнулся:

— Ты действительно не видишь этого? Очень хорошо, тогда внешность у тебя всего лишь удовлетворительная. Тем не менее ты нежная и послушная, в большинстве случаев, — многозначительно добавил он. — Конечно, когда ты не блуждаешь среди своих драгоценных цветов и не гоняешься за птицами. Все же твоя обычная жизнеспособность поможет тебе, как ты выражаешься, поймать в ловушку подходящего супруга.

— Подходящего для кого?

— Подходящего для нас обоих. И на роль жениха тоже, — он помедлил, тщательно обдумывая слова, чтобы ее убедить. — Ты же знаешь, эльф, что я никогда не стану выдавать тебя замуж насильно за того, кто будет вызывать у тебя отвращение. Но мы, безусловно, сможем найти того, кто подойдет нам и сможет вернуть прежнее достоинство нашему имени.

— О Бакстер… — Ариана в смущении покачала головой. Несмотря на свое решение оставаться непреклонной, ее тронули слова брата, его явное отчаяние. И все же… брак? Нет, это невозможно. И не только потому, что замужество не входило в ее ближайшие планы, она и представить не могла себя навсегда связанной с одним из знакомых джентльменов. По ее убеждению, брак — это союз, рожденный любовью, а не деловое соглашение. Нет… она не в состоянии выполнить желание Бакстера, но как она могла отказать? Он пожертвовал своими юношескими мечтами ради нее, не должна ли она в свою очередь отказаться от своих?

Ариана усиленно растирала виски, охваченная вихрем противоречивых эмоций — долг, вина, угрызения совести, негодование… смирение.

— Хорошо, Бакстер, — сказала она деревянным голосом. — Я обдумаю твое предложение.

Бакстер просиял.

— Хорошая девочка. — В задумчивости он стал постукивать ногой. — Наша главная проблема в том, что лондонский сезон почти закончился. Если бы я только знал, что ситуация сложится таким образом, то официально вывел бы тебя в свет, представил нужным людям. — Он пожал плечами. — Теперь придется воспользоваться теми возможностями, которые нам предоставят осенние домашние вечера.

Ариана откинула голову на мягкую подушку и закрыла глаза.

— Не беспокойся, эльф. Все будет хорошо. — Теперь, убедив Ариану выполнить его просьбу, Бакстер был вполне удовлетворен.

— А я и не беспокоюсь, — возразила Ариана. — Просто у меня болит лодыжка.

Бакстер взглянул на синяк на опухшей лодыжке и почувствовал угрызения совести при мысли, что совсем забыл об ее ушибе.

— Мы почти дома. Тереза позаботится о тебе, как только мы приедем.

Ресницы Арианы затрепетали.

— Как ты думаешь, он вернется?

— Кто?

— Трентон Кингсли.

Хорошее настроение Бакстера сразу улетучилось.

— Нет, если дорожит своей жизнью, то не вернется.

Сердце Арианы сжалось от страха.

— Пожалуйста, не говори так.

Бакстер глубоко вздохнул и с трудом взял себя в руки.

— Нет, не думаю, что мы увидим его светлость снова. Он выполнил то, что намеревался сделать и, возможно, уже удалился в свое убежище на остров Уайт. — Бакстер вопросительно поднял брови. — Надеюсь, он не причинил тебе вреда?

Ариана покачала головой:

— Нет. Только донес меня до дома.

— Но он напугал тебя?

Наступила долгая пауза, затем Ариана отвернулась и закрыла глаза.

— Нет, — прошептала она, — он не напугал меня. — Она утаила от него часть правды, хотя мучительно и позорно сознавала это. Трентон Кингсли сильно взволновал ее. Но то, что она почувствовала, находясь в его объятиях, не было ни страхом, ни болью.

И это в ее глазах выглядело непростительно.

— Ваша лодыжка выглядит хуже, чем есть на самом деле. Так бывает часто, за исключением тех случаев, когда кажется лучше, чем есть.

Тереза положила холодный компресс на пугающий синяк Арианы, затем убрала прядь седых волос в растрепавшийся узел.

— Ваша лодыжка скоро пройдет, не бойтесь.

Ариана устроилась на подушках, боль в ноге утихла, осталось ощущение тупого подергивания.

— Я не боюсь, Тереза, — пробормотала она, глядя в потолок.

— У вас больше болит душа, чем ушиб. — Удивительное замечание Терезы не требовало ответа, и его точность не ошеломила Ариану. Она знала Терезу всю свою жизнь. Эта маленькая эксцентричная пожилая женщина с пронизывающим взглядом черных глаз, похожим на клюв носом и порывистыми движениями воробья вырастила и Ариану, и Ванессу от самого рождения. Многие считали ее слабоумной, но Ариана знала — Тереза обладала мудростью ученого и особым пророческим даром, который немногие могли воспринять, и еще меньше — понять.

— Да, у меня болит душа, — после продолжительного молчания тихо согласилась Ариана. — Многое произошло сегодня вечером, и я ужасно смущена.

— Смущена… или огорчена?

— И то и другое.

Тереза расправила свой фартук, карман которого оттопыривался от лежавшего в нем тома сочинений философа семнадцатого века сэра Фрэнсиса Бэкона, и села на край кровати.

— Смущение может привести к огорчению… или огорчение может привести к смущению. В чем причина на этот раз?

Ариана минуту подумала:

— Отчасти первое. И отчасти второе.

— Что сильнее мучает, смущение или огорчение?

— Смущение.

— Тогда давайте сначала обсудим второе, чтобы поскорее отбросить его и перейти к первому.

— Ты права.

— Да, я знаю. Я положила на ногу компресс.

— Что?

— На правую лодыжку. Я положила туда компресс, — повторила Тереза, ощупывая припухлость.

— Нет, Тереза, — с привычным терпением объяснила Ариана, — я хотела сказать, что лучше начать с последнего.

— С последнего?

— С моего огорчения, — напомнила ей Ариана.

— Да, я жду, когда вы начнете рассказывать.

Ариана сплела пальцы и положила их на одеяло.

— Я огорчена из-за того, что сегодня вечером отменили помолвку Бакстера.

— Не могу печалиться из-за союза, не затронувшего сердца твоего брата.

Ариана вздохнула:

— Согласна. Но меня огорчает не то, что Бакстер останется холостяком, а последствия его разрыва с Сузанн… или, скорее, с Ковингтонами, чем, между прочим, в первую очередь вызвано желание Бакстера жениться.

Вместо того чтобы изумиться, выслушав туманные объяснения Арианы, Тереза понимающе кивнула.

— Он хотел получить доступ к состоянию Ковингтонов. — Теперь настала очередь изумляться Ариане. Она приподнялась на локтях и пристально взглянула в бесстрастное лицо Терезы.

— Ты знала?

Тереза пожала плечами.

— Есть вещи, о которых нет необходимости говорить, все и так ясно. Ваш брат таков, каков он есть. «Жизнь такова, каковы ее пути, — рассудительно сказала она, цитируя Бэкона, — кратчайший путь обычно самый грязный, а самый чистый путь не слишком близок».

— Он добрый человек, Тереза, — немедленно встала на защиту брата Ариана.

— Доброта многолика. Кто сможет сказать — которое из хороших качеств подлинное?

— Он боится. И я тоже. Из его слов вытекает, что наши финансовые дела в плачевном состоянии.

— Пройдет немало времени, прежде чем виконт найдет другую состоятельную молодую женщину и сумеет заманить ее в сети своего обаяния.

— Он не собирается искать другую женщину, а намерен найти мужчину… для меня.

Тереза моргнула:

— Он хочет выдать вас замуж?

— Да.

— Может, это и к лучшему.

Тереза снова терпеливо заправила выбившуюся прядь волос, после чего три другие в беспорядке упали ей на шею. Ариана выпрямилась:

— Нет никого, за кого я хотела бы выйти замуж, Тереза. Я никого не люблю.

— Вы знаете так много джентльменов?

— Конечно нет. Просто я никогда не встречала ни одного человека, к которому могла бы что-то испытывать… — Она внезапно оборвала фразу, придя в ужас оттого, что образ Трентона Кингсли нежданно-негаданно возник в ее памяти.

— Вы говорили… — подсказала Тереза.

— Я не помню.

— Все потому, что вы смущены. Разве не это мы обсуждаем?

— Я не знаю, что мы обсуждаем.

— Первое?

— Что?

— Первое. Ваше смущение. Пора приступить к этой проблеме.

— Да, — прошептала Ариана.

— Вы в замешательстве, так как не знаете, почему брат собирается выдать вас замуж?

— Нет, конечно. Бакстер хочет выдать меня замуж за богатого и щедрого человека, который сможет оплатить все долги моего брата и восстановить его респектабельность.

Тереза кивнула:

— Хорошо сказано. Тогда что вас смущает? Это каким-то образом связано с тем, что вы упали?

— Нет… Да… — Ариана закрыла лицо руками. — Я не знаю.

— Явный признак смущения.

Ариана подняла голову:

— Трентон Кингсли нашел меня в лабиринте и на руках отнес назад, в особняк.

— Герцог вернулся в Суссекс? — поинтересовалась Тереза.

— Чтобы расстроить помолвку Бакстера.

— Понятно.

— Это тебя не ошеломило?

— Дело не в том, ошеломило это меня или нет. Почему его появление так сильно смутило вас?

— Моя интуиция никогда меня так не подводила.

— Не помню, чтобы ваша интуиция вообще когда-либо вас подводила.

— Тогда это — первый случай.

Тереза не сразу заговорила, она долго смотрела на Ариану острым, непроницаемым взглядом темных глаз.

— Соблазн, наверное, был непреодолим, — наконец заявила она.

Желудок Арианы свело от чувства вины.

— Соблазн? — с трудом выговорила она.

— Ночь, туман. Песни птиц и аромат цветов. То, что всегда манит вас. Именно влечение, должно быть, и заставило вас уйти с вечера в честь помолвки брата.

— О… Да. Он был.

— Он?

— Соблазн, — повторила Ариана.

— Соблазн.

— Да… ведь о нем мы и говорили.

— Разве? — Тереза посмотрела ей прямо в глаза. У Арианы внезапно возникло чувство, будто разговор вовсе не о магии ночи.

— Пожалуй нет, — пробормотала она.

— Расскажи мне о нем.

Сердце Арианы тотчас же забилось.

— Я должна презирать его… Я презираю его.

— Вас потянуло к нему?

Руки Арианы сжались в кулаки. Она собиралась все отрицать.

— Это невозможно.

— Но это было.

— Он казался таким мягким, таким заботливым. — Волна теплоты разлилась в груди Арианы. — Он ходил по лабиринту до тех пор, пока не нашел меня, а потом нес на руках всю дорогу до дома. — Она сглотнула. — Я ощущала его гнев, но чувствовала, что он направлен не против меня. По крайней мере, до тех пор, пока он не узнал, что я Колдуэлл.

— Догадываюсь, это сообщение не доставило ему удовольствия, — согласилась Тереза, — как и его имя вам. Но что вас смущает?

— Он убил Ванессу! — воскликнула Ариана, и глаза ее наполнились слезами. — Или, во всяком случае, несет ответственность за ее самоубийство!

— Да, так казалось.

— Тогда почему ты спрашиваешь — что меня смущает?

— Ваш инстинкт восстал против ваших принципов.

— Мой инстинкт меня подвел.

— Возможно. А может, и нет. Здесь замешаны ваши эмоции, это мешает вам прийти к объективному выводу, — убеждала Тереза.

— Я не могу относиться объективно к человеку, который убил мою сестру! — судорожно бросила Ариана, живо припомнив запятнанное кровью платье Ванессы в тот день, когда его прибило к берегу Суссекса, а тело ее навсегда погрузилось в водяную могилу.

— Да, не можете, — согласилась Тереза. Она убрала компресс с лодыжки Арианы и осторожно ощупала опухоль. Удостоверившись, что лодыжка хорошо заживает, она прикрыла ногу одеялом.

— Наружность — нечто способное зачаровывать, — заметила Тереза, — она меняется в зависимости от перспективы и часто совсем не такая, как считают окружающие.

— Я бы хотела никогда больше его не видеть.

Тереза улыбнулась и встала, помогла Ариане поудобнее устроиться на подушках, расправила одеяло у ее плеч.

— Мы достаточно долго болтали, я хочу, чтобы вы отдохнули, миледи.

Ариана подчинилась, внезапно почувствовав себя невыносимо усталой.

— У меня болит голова, — прошептала она, закрывая глаза.

— Намного больше, чем ушиб, — согласилась Тереза, задергивая занавески. — И все же сон придет, так как ваше сердце спокойно.

Ариана не слышала последних слов Терезы — она уже засыпала.

Тереза нежно провела рукой по волосам своей прелестной встревоженной хозяйки.

— Ваша душа тоже обретет мир и покой, миледи. Но, прежде чем это произойдет, придется преодолеть большое расстояние.

Вглядываясь в спокойные черты Арианы, Тереза, обладавшая врожденной способностью, которую верующие называют предвидением, а скептики определяют как колдовство, предвосхищала ее будущее. Перед ее мысленным взором ясно предстало то, чему суждено осуществиться. Нечасто ее видения были такими определенными и четкими, как на этот раз. Подобное произошло шесть лет назад.

Она была уверена тогда. Не сомневалась и сейчас.

Ариана встретила свою судьбу.

Глава 3

Его триумф и приподнятое настроение испарились к рассвету.

Ступая широко и быстро, Трентон на ходу нагнулся, поднял горсть влажного песка и сжал его в ладони так сильно, что кожа стала гореть, как от ожога. Боли он почти не чувствовал, настолько велико было охватившее его смятение.

Прошел лишь день после бала у Ковингтонов, как на смену эйфории, охватившей его сразу же после победы, пришла необъяснимая ярость и разъедающее душу беспокойство.

Черт бы побрал Колдуэллов!

Трентон с силой швырнул комок песка в сверкающие воды залива Осборн. Он двигался, словно преследуемый демонами, отбрасывая камни с дороги. Боль в напрягшихся мышцах усилилась, напомнив ему о том, какое большое расстояние он преодолел.

Он шел уже несколько часов. Бембридж, маленькая деревушка, примыкавшая к его любимому Спрейстоуну, уютно расположилась на живописных Меловых утесах острова Уайт, более чем в десяти милях к югу от королевского Осборн-хауса. Но он почти не замечал перемены ландшафта, не ощущая течения времени, а просто шел в поисках видимости покоя, хотя обычно захватывающее зрелище моря Солент, узкого пролива, отделявшего Уайт от Английского побережья, успокаивал его.

Он пошел медленнее, лениво наблюдая за изящными яхтами, скользившими вдоль берега по направлению к королевскому яхт-клубу в Уэст-Каус. Скопление одновременно приближающихся парусных суденышек не удивляло, так как поднялся ветер, и волны, пенясь, с возрастающей силой бились о берег. Надвигался один из экзотических летних штормов острова Уайт, обещая к сумеркам его бурное начало.

Трентона это не беспокоило, он знал, что у него есть еще несколько часов, прежде чем разразится шторм. Вытерев брызги со лба, он с надеждой ожидал, когда удивительное чувство спокойствия наполнит его душу.

Оно так и не пришло.

Что-то с ним было не так?

Трентон подошел к кромке воды, беспощадно анализируя свое скверное настроение. Прошлым вечером его план осуществился, и желание, снедавшее его все эти долгие годы, исполнилось. Наконец, Бакстер Колдуэлл был разорен.

Если бы даже старательно проведенное расследование не убедило Трентона в бедственном положении виконта, один взгляд на лицо Колдуэлла в тот момент, когда Ковингтон уступил его требованиям, снял все сомнения. Лишившись приданого Сузанн, Колдуэлл остается без гроша. А для такого бессердечного ублюдка, как Колдуэлл, бедность ужаснее самой страшной, даже смертельной болезни.

Так где же удовлетворение от восстановленной справедливости, которое надеялся ощутить Трентон?

Опустившись на песок, он откинулся на руки, не обращая внимания на ледяной поток, плескавшийся вокруг него и промочивший его брюки и ботинки. Он всматривался в невидимый далекий берег Англии, воскрешая в памяти удивительный образ, рожденный прошлой ночью. У него сразу же возникло смутное чувство чего-то знакомого, но он не смог понять, отчего оно появилось. Хотя одному Богу известно, как он мог не заметить сходства, учитывая, что цель его приезда состояла в том, чтобы свести счеты с Колдуэллом. А сходство было поразительным.

И все же он никогда не видел ее, так как шесть лет назад она была ребенком и он был увлечен ее сестрой. Он просто забыл о ее существовании.

Прикрыв глаза, он припомнил тонкие черты лица и волну медных волос, бирюзовые глаза, так серьезно посмотревшие на него, когда он приблизился в ней в лабиринте. Нет, неудивительно, что он проглядел сходство. Маленькое, простодушно прекрасное сказочное создание, которое он спас прошлой ночью, было всего лишь утонченной копией ее ослепительной старшей сестры. Так как он лучше, чем кто-либо иной, знал — никто не мог сравниться с Ванессой.

Огненная, беспокойная Ванесса с пламенеющей гривой золотисто-рыжих волос, струившихся по ее спине, словно яркий закат солнца. И гипнотизирующий аромат роз, исходивший от кожи. Темпераментная, обольстительная, дерзкая, решительная… Нет, в Ванессе Колдуэлл не было ничего утонченного. Но ни один мужчина не мог не поддаться ее чарам.

Боже, как он презирал ее!

Лицо Трентона исказилось от ярости. Тяжелые волны били по его пропитавшейся влагой одежде.

«Боже, помоги мне, — подумал он. — Но я не чувствую раскаяния из-за того, что сделал. Одно время я готов был раскаяться, но то время давно прошло и похоронено под гнетом трагических последствий, вызванных ненавистью Колдуэлла».

Он зарыл пальцы в песок, его снова поразила ирония ситуации. Он стал причиной смерти Ванессы, но, тем не менее, она его одолела, в конечном счете победа осталась за ней. Так как наказание, которое она на него навлекла, оказалось намного более жестоким, чем смерть. Колдуэллы победили, невзирая на выпавшие на их долю горе и боль.

И триумф прошлой ночи поблек по сравнению с их победой.

Боль, сдавившая грудь, подсказала Трентону, что он только что докопался до корней своего плохого настроения и крайнего недовольства — он все еще не лишил Бакстера Колдуэлла всего.

Но что еще мог он отнять у человека, который ничего не любил, кроме денег, и никого, кроме себя? За исключением, конечно, Ванессы.

Трентон помнил, насколько был убит и уничтожен Бакстер, когда обнаружил, что навсегда потерял свою драгоценную сестру. Неужели он действительно так любил эту бессердечную тварь? Ответ был явно «да». Так как ничто, кроме безмерного горя и гнева, не заставило бы человека совершить такой бессовестный поступок, какой совершил Бакстер.

Мог ли Бакстер испытывать такое же слепое обожание к своей младшей сестре?

Эта мысль пронзила Трентона, словно материализовавшись из ниоткуда, спустилась подобно тяжелой пелене тумана, окутавшей лабиринт, где он нашел ее. Благоговел ли Бакстер перед… мгновение Трентон не мог вспомнить ее имени, затем оно прошелестело по его сознанию, словно теплый легкий ветерок.

Ариана.

Такие доброта и вера сияли в ее удивительных глазах, пока она не узнала, кто ее спаситель. И какой огонь загорелся в них, когда она узнала правду.

Любил ли Бакстер до безумия Ариану, как он когда-то любил Ванессу? На балу у Ковингтонов он, безусловно, продемонстрировал братское покровительство и свое справедливое негодование — схватил Ариану и прижал к себе, словно она была самым дорогим для него существом. А, в действительности, была ли?

Она не казалась ни холодной и жестокой, как Ванесса, ни слабой и пустой, как Бакстер. Ее простодушие выглядело слишком неподдельным, реакции — слишком естественными.

Чувственное притяжение возникло между ними сразу и неоспоримо. Он не выдумал ни настойчивую боль в чреслах, ни смущенное, но явное пробуждение желания в ее глазах, когда он нес ее из лабиринта.

И все же она — Колдуэлл.

Внезапно Трентона осенило, и медленная насмешливая улыбка искривила его губы. Он может извлечь выгоду из этого влечения.

Обдумывая такую приятную перспективу, он передвинулся и вытянул ноги, не обращая внимания на вздымающиеся волны, которые уже промочили его до пояса.

Ариана, дивный ангел, готовый к тому, чтобы его ввели в восхитительное царство страсти. Конечно, сначала она станет противиться ему, зараженная враждебностью своего брата. И все же Трентон надеялся, что она постепенно уступит его продуманному обольщению. Все очень просто — она недостаточно искушена в житейских делах, чтобы устоять перед его искусством или сопротивляться чувству, которое влекло ее к нему.