Запоздавшее возмездие или Русская сага

А что, разве так не могло быть в те сумасшедшие годы?

— Живой, — скучно отреагировал Роман, вытирая носовым платком пыль с письменного стола. — Манька, черти бы тебя драли, трудно порядок в офисе навести, что ли! — закричал он, будто секретарша находилась не в соседней комнате, а в другом созвездии. — Пухнешь от безделья, лентяйка, смотри — выгоню.

— А я, между прочим, в уборщицы не нанималась, — не вставая со стула, так же громко возразила дерзкая девчонка. — Мои обязанности — секретарские: посетители, почта, работа на компьютере, договора, картотека — разве мало?

— Картотека? Лучше бы назвала ее древнеегипетскими письменами. Значит, так — каждое утро сметать пыль, протирать мебель, поливать цветы. Понятно?

Голос босса сделался жестким, похожим на крупнозернистую наждачную бумагу, и Манька решила не накалять страсти. Вдруг возьмет да выгонит — куда деваться девчонке без специальности и образования? Дворничихой и то не возьмут.

— Спрашиваю: понятно? — повысил голос Романов.

— Все ясно, Роман Борисович.

— То-то…

Глава фирмы прочно уселся за свой стол, распаковал кейс, разложил договор, фотокарточки и другие бумаги, полученные от Ванваныча. Отдельно, на престижное место возле настольного календаря бережно пристроил фронтовую фотокарточку.

— Новое дело? — равнодушно поинтересоваолся Дружинин. — Кого пасти? Сколько платят?

Последний вопрос лишен равнодушия ибо он — самая настоящая болевая точка фирмы частного детектива. После того, как под непосильной тяжестью кризисных реформ рухнул, казалось бы, вполне надежный банк, компаньоны оказались на краю черной пропасти. Хорошо еще, что в свое время догадались открыть счет еще в одном банке, который непонятно почему выжил.

— Платят солидно, сам погляди, — Романов щелчком отправил к другу заполненный и подписанный бланк договора.

Петька поглядел и присвистнул — вот это сумма!

— Работенка тоже привычная — отследить сексуально озабоченную бабенку. А вот все остальное лично мне не нравится…

— Погоди, потомок, говорить на больную голову — недолго все перепутать. Сначала давай полечимся?

— На работе?

— Не на работе, а перед работой. К тому же, нам с тобой не перед кем отчитываться. Разве перед Манькой? Простит… Манька, простишь?

Вместо согласия либо отказа улыбающаяся секретарша внесла поднос с бутылкой бренди и двумя рюмками. В виде закуски — тонко нарезанный и посыпанный сахарным песком лимон.

— Угощайтесь, мальчики, лечитесь.

По законам джентльменского жанра мужчины обязаны пригласить даму разделить их застолье. Но, во первых, Манька меньше всего похожа на великосветскую особу, во вторых подчиненных нужно держать в вечном страхе. Поэтому Романов ограничился вежливой благодарностью, а его компаньон — игривым похлопыванием по выпирающему бедру.

— Приятного аппетита, — разочаровано поклонилась секретарша и медленно, с оглядкой — не передумают ли, покинула кабинет шефа. Из комнаты, гордо именуемой приемной фирмы, донесся раздраженный перестук пищущей машинки.

— Вздрогнем? — разливая по рюмкам спиртное, предложил Дружинин.

— Полечимся, — охотно согласился Романов, отодвигая подальше от выставленной бутылки дедову реликвию. — Только по одной, не больше — нужно спланировать, прикинуть.

— А когда мы в офисе принимали больше? — хитро ухмыльнулся компаньон.

— Это ведь не алкоголизм — обычное лечение больной головы.

Выпили, заели ломтиками лимона. Для большей надежности «лечения» вслед за первой отправили по второй рюмке. Головная боль отступила, будущее виделось не таким уж вонючим и безрадостным. Петька снова потянулся за бутылкой — терпеть не мог видеть их ополовиненными, но Роман отвел его руку и отправил бренди в ящик стола. До следуюшего «лечения».

— Слушаю, — разочаровано пробурчал Дружинин, облизывая пересохшие губы. — Где и как ты умудрился ночью встретиться с заказчиком?

— Прежде всего, не ночью, а утром. И не где-нибудь — в собственной квартире…

Романов начал рассказывать о странном посещении и не менее странной беседе. Говорил медленно, одновременно, раскладывал перед компаньоном фотокарточки и записи. Скрыл только голую Дашку, очутившуюся на одной с ним кровати. И ни словом не обмолвился о таинственной гибели во время войны однофамильца — или деда? — сексуальной бабенки. Полностью открываться, даже перед компаньоном — преждевременно.

— Почему ты решил, что муж Видовой связан с преступным миром? Может быть, обычный обманутый похотливой женой мужик?

— Давай разберемся. Зачем, спрашивается, обиженному супругу посылать к частному детективу шестерок? До сих пор расследования подобного вида заказывались мужьями. Это первое. Теперь — открывание моей двери с помощью воровских отмычек… Мало? Если бы ты видел морду этого Хари, таких вопросов бы не задавал.

Петька, несколько минут поиграв хрустальными рюмками, принялся раскручивать подброшенную версию.

— Действительно, странно. Зачем скрывать фамилию «пострадавшего», открывая его домашний адрес? Неужели думают, что имеют дело с глупцами? Прфессионалам вычислить действительного заказчика, как два пальца описать… Уж не заманивают ли нас с тобой в ловушку?

Наступил черед замешательства для всезнающего главы фирмы.

— Пока не знаю, — честно признался он. — Что касается всяческих ловушек, то их для нас еще не изобрели — выкрутимся. Просто придется поработать не только с Видовой, но и с ее рогатым муженьком.

— Согласен. И как ты собираешься с ними разбираться? Со шлюхой и таинственным заказчиком, — сморщившись и потирая снова заболевшие виски, уточнил Дружинин. — Опять головка бо-бо, — пожаловался он и кивнул на ящик стола, укрывающий «лекарство».

— Обойдемся… То, что Ольга Карповна шлюха еще нужно доказать. Лично я думаю: несчастная женщина. Погляди какие грустные глаза…Что касается разбирательства, оно обычное: станем по очереди пасти. Посетим хозяина квартиры, выдавим из него все, что тому известно. Пощупаем героя-любовника. Провентилируем заказчика. Дальше — по обстоятельствам.

— Как бы эти самые «обстоятельства» не вышли нам боком… Тебе-то что

— потомок императора, а мне каково? После последнего дельца до сих пор ребра болят…

— Не повторится, — твердо пообещал Романов, словно повторение или неповторение — в его власти. — Никаких штурмов квартир, никаких силовых приемчиков. Обычная слежка с кинокамерой и фотоаппаратом. Проявленные отпечатки и диктофонные кассетки представим в качестве вещественного доказательства… Согласен?

— На все сто десять процентов! — торжественно продекламировал Дружинин. — Ну, и голова же у тебя, компаньон! Сразу чувствуется — из царского рода.

Подхалимаж так и выпирает из каждого слова. С явным расчетом на убранную бутылку.

— Кончай вылизывать, баламут, — поощрительно прикрикнул «потомок императора». — О бренди забудь — ни грамма не получишь. Лучше давай решать, кто из нас завтра с утра заступит на дежурство?

Дружинин обреченно вздохнул. Если бы Ромка поимел желание открыть слежку, не спрашивал бы — просто произнес: первый — я. Значит, в его вопросе таится прямое приказание.

— Разреши мне, господин-товарищ?

— Ладно, — удовлетворенно ухмыльнулся Романов. — В кого преобразишься?

Еще во время службы в уголовке, Петька славился умением перевоплощаться. То телепался на слабых, стариковских ходулях, поминутно оглаживая редкую бороденку и протирая слезящиеся глаза. То бодро, вприпрыжку, несся молодым стригунком с книгой подмышкой. Изображал студента, опаздывающего на лекцию. Однажды, талантливо сыграл роль стареющей проститутки. Да так, что милицейский патруль, доставивший шлюху в отделение, долго не мог поверить, что она — частный сыщик, мужского рода.

— Думаю, в пенсионера.

— Ну-ну, только, боюсь, не та это роль для расследования любовных шалостей.

— Тогда — уличного торговца, — обиженно скривился «актер». При всех его достоинствах, Дружинин не признавал критики. — Как думаешь, пойдет?

— Думаю, ерунда все это. Торговец лишен маневра, он прикован к продаваемому товару… Знаешь, что Петька, лучше всего изобразить… самого себя. А?

Дружинин нехотя согласился. Не переставая улыбаться, принялся разбирать пистолет. Смазанные оружейным маслом детали оставляли на разложенных бумагах жирные пятна. Слава Богу, старая, пожелтевшая фотокарточка осталась незамараной…

Компаньоны просидели в своем офисе до вечера. Домой Романов попал только в половине десятого. Припарковал возле подъезда уставший «жигуль», запер дверцы, включил сигнализацию. Вообще-то никто не позарится на отечественную дрянь, но — порядок есть порядок.

На лестничной площадке детектив повстречал соседа. На удивление трезвый Степан, прихлопывая тапочками по ступеням, нес к мусоропроводу ведро, полное кухоных отходов. Увидев Романова, машинально потер плечо. Наверно все еще болит после утреннего отеческого внушения.

— Добрый вечер, Роман Борисович, — вежливо поздоровался он. — Вы уж извините за скандальчик. Говорят, ребенка нужно воспитывать, когда — поперек кровати. Я упустил, вот и приходится наверстывать.

— Меньше пить нужно, тогда не придется — ни вдоль, ни поперек, — строго посоветовал сыщик, отпирая свою дверь. — Дашка — неплохая девчонка, ругать и бить ее — грех. Скажите дочери: пусть зайдет, мне с ней нужно поговорить.

Согласно кивая и с трудом удерживая похмельную икоту, алкаш поспешил на промежуточную площадку. С такой скоростью, что из помойного ведра на ступени посыпались коробки, картофельная шелуха, селедочные головы и хвосты.

Роман вошел в свою прихожую. Не раздеваясь, присел на тумбочку со старомодным телефонным аппаратом. Задумался. Он еще не знал, о чем собирается беседовать с бойкой девчонкой, но у сорокалетнего мужика сработало не востребованное чувство отцовства. Сберечь «ребенка» от невесть какой беды, нацелить его на единственно правильный путь, предостеречь от возможных неприятностей.

Приятное словечко «ребенок» применительно к дерзкой телке, забравшейся к немолодому холостяку в постель и нагло показыващую ему голую задницу, вызвало добрую улыбку. Шалунья, оторва!

Десятилетняя семейная жизнь Романовых оказалась бесплодной. Кто повинен

— муж или жена — так и осталось за кадром. Роман ни разу, даже легким намеком, не упрекнул супругу, видел как она мучается. Только однажды посоветовал обратиться в израильский медцентр «Эрос». Дескать, пойдем с тобой вместе: ты — к бабе, я — к мужику. Куда там! Несовременная женщина покраснела, отвернулась. Позже, в спальне, под прикрытием темноты зашептала мужу на ухо — что-то горячее и обиженное…

Случайно затронул больную тему — будто натолкнулся на что-то острое. Казалось — из раны потекла кровь. Роман поспешно встал, сбросил куртку, наплечную кобуру. На кухне жадно влил в себя полстакана жгучей водки. Полегчало, незаживающая рана затянулась пленкой, под которой попрежнему пульсировала кровь.

Когда, наконец, появилась Дашенька, он не стал внедрять в нее старозаветные истины — просто положил перед девчонкой запасной комплект ключей от квартиры.

— Зачем? — удивилась она. — Ежели понадобитесь — позвоню в дверь. Или

— по телефону.

— А вдруг меня не будет дома? Короче, возьми и пользуйся. В гостиной

— стеллажи с книгами, можешь читать. Как пользоваться «ящиком» не мне тебя учить. Проголодаешься — в холодильнике всегда можно найти съедобное. Делай уроки, смотри телевизор, читай. Будь как дома.

— У нас тоже телек имеется. Не заграничное дерьмо — родной «Рубин».

— Это если не считать отца-пропойцы, — не удержался сыщик, зная, что доставляет боль. Поторопился сгладить. — Прости, Дашка, но, как говорится, из песни слова не выбросишь.

— Ничего…

По нахмуренной рожице девчонки Роман безошибочно определил — обиделась. Какой бы там не был, но все же отец. Мало того, что ему руки выкручивают, так еще нестраивают против него родную дочь. Как тут не обидеться?

— Не злись — не испугаюсь! Ключи даю на всякий пожарный случай, хочешь

— приходи, не хочешь — сиди дома. А сейчас — брысь, мне работать надо.

— Читать письма из прошлого? Или заместо преступников ловить тараканов?

— Кончай болтать! — незло прикрикнул Роман. — Отправляйся домой!

— Домой? Родители с ходу пошлют за водкой. Думаете, отец не пьяный по причине вашего внушения? Как бы не так — месячный запас выжрали, дома — ни капли спиртного.

— Пошлют — не ходи!

— Почему? Мне тоже попробовать охота! Пацаны говорят, что водка, наркота и секс — божий подарок! А я ни того, ни другого, ни третьего еще не пробовала!

Девчонка дерзко рассмеялась, вильнула округлым задком и убежала.

Романов вскипятил чайник, достал из шкафчика любимое овсяное печенье. И, забыв о намеченном чаепитии, задумался. Привычка размышлять крепко сидела в сыщике, но особенно укоренилась она после страшной гибели жены…

В тот памятный день оперативники ожидали зарплаты. Сидели по своим комнатам, травили баланду. Дружинин со вкусом рассказывал о знакомстве с бабой-конфеткой. Молодое поколение — двадцати трех лет от роду — подобострастно хихикало.

Романов с недовольным видом просматривал бумаги. В этой четверке он — единственный, если не считать Дружинина, семейный мужик, ему противно выслушивать похотливые всхлипывания сексуальных разбойников. Вернее, обычных мужиков, которые изо всех сил стараются показать себя этакими гигантами секса

— Понимаете, подхожу к ней, а у самого поджилки так и подрагивают. Словно на автобусной остановке стоит не примитивный бабец, каких в Москве тысячи, а самая настоящая принцесса. Неприступный видок, туфелька выбивает на асфальте замысловатый марш. Короче, не подходи, обрежешься. Но я не сдрейфил…

Что произошло на автобусной остановке и как сложились отношения сыщика с красавицей узнать не удалось. В комнату ворвался сержант-милиционер.

— Хлопцы, наш патруль порешили!

— Кого? — поднялся Романов. — Говори толком!

— Романову — насмерть, Никонова ранили. В живот. Ваша группа — на выезд. Срочно! — неожиданно встретился взглядом с побледневшим сыщиком и беспомощно залопотал. — Впрочем, по рации было плохо слышно… Может быть, увезли в больницу…

Но Романов знал — Тамары больше нет. Боже мой, только каких-нибудь два часа тому назад она ласкалась шаловливым котенком, гладила мужу выходную рубашку, выбирала носки… И вот — нет и не будет! Внешне он воспринял страшную весть спокойно — только на скулах вспухли желваки да изменился цвет лица: сделался каким-то землистым.

— Поехали.

— Ты преждевременно не хорони Томку, — шептал на ухо Дружинин. — Может быть, на самом деле, сейчас лежит на опрационном столе. Знаешь, какие в госпитале хирурги — мертвого из гроба поднимут!

— Не мельтеши, Петька, — каменно-спокойно оборвал друга Романов. — Все мы под Богом ходим.

Когда группа примчалась к месту происшествия тело убитой уже увезли. И слава Богу, что увезли, — никакой силы воли не хватило бы Роману при виде бездыханной жены.

Он о чем-то говорил, что-то советовал экспертам-криминалистам, с максимально деловым видом расспрашивал случайных свидетелей, записывал в блокнот. Но все это делалось не человеком — роботом. Будто гибель жены вытравила в душе все живое.

На следующий день после похорон сыщик пришел в уголовный розыск. Не глядя по сторонам, ни с кем не здороваясь, мерно прошагал по коридору, миновал дверь своего кабинета и свернул в приемную.

Секретарша начальника на первых порах не пускала его, что-то говорила бессвязное о совещании, которого не было, о вызове начальника к руководству. Романов не слышал ее — в голове назойливо грохотали автоматные очереди, перед мысленным взором — лежащая на окровавленном асфальте Тамара.

В конце концов немолодая женщина сдалась — обреченно взмахнула рукой и, вытирая слезы, отвернулась.

Седоголовый, всегда чем-то недовольный полковник встретил подчиненного на удивление радушно. Колобком выкатился из-за старомодного письменного стола, отодвинул полумягкий стул, усадил, сам устроился напротив.

— Думаю, соболезнования неуместны?

— Точно, неуместны, — автоматически подтвердил сыщик, глядя в сторону.

— Прошу уволить…

На стол лег лист бумаги с несколькими строчками. Просьба уволить по семейным обстоятельствам. Будто у Романова все еще имеется семья, в которой возникли какие-то серьезные обстоятельства.

«Колобку» не хотелось терять знающего, опытного сотрудника. Ероша пышную шевелюру, он долго и нудно говорил о разгуле преступности, о мщении, о задачах, стоящих перед уголовкой. В основном напирал на мщение

— осиротевший сыщик просто обязан отыскать и покарать убийц. Это его долг перед погибшей супругой.

Романов согласно кивал, но ничего не слышал — в мозгу все еще гремели автоматные очереди. Никакая кара не вернет к жизни Тамару. Кровь за кровь, око за око — седая древность. Если бы поимка убийц могла оживить их жертву, он ни за что не покинул бы уголовный розыск.

— Чем собираешься заняться? — вздохнул «Колобок», поняв бесполезность дальнейших уговоров. — В телохранители подашься или — в торгаши?

— Не знаю, — пожал крутыми плечами отставной сыщик, уловив последний вопрос начальника. — Пока — ничем. Подремонтирую квартиру, почитаю.

Роман лукавил. Когда писал свой рапорт с просьбой об отставке, решил: ни в торгаши, ни в телохранители не пойдет.

Кстати, аналогичный вопрос задал ему и друг — Петька Дружинин. Как и все остальные, он не одобрил решение Романова завязать с местом работы, считал это идиотским поступком. Не может понять, шалопай, что по коридорам и комнатам уголовки совсем недавно ходила Тамара, перед этим зеркалом она подкрашивала и без того яркие губки, работала вот с этим компьютером, писала, может быть, этой ручкой.

— Ты обязан меня понять, Петька, — с трудом ворочая языком, Романов пытался «перекричать» грохочущие в сознании выстрелы. — Уголовка накрепко связана с воспоминаниями о Томке. Здесь мне недолго свихнуться. Или — спиться, — потянулся он к ополовиненной бутылке «столичной». — Вот и порешил заняться частным сыском.

Он ни словом не обмолвился, что занятие частным сыском поможет ему отыскать убийц жены. Нет, не для того, чтобы сволочь их в суд или порешить на месте — хотелось просто заглянуть в наполненные смертным страхом глаза нелюдей. Нередко наказание предсмертным страхом пострашней смертной казни.

— Тоже мне — решеньице, — разочарованно покривился Дружиин. — Я думал

— телохранителем к президенту или к премьеру, а ты… Впрочем, идея знатная, — привычно переметнулся он. — Готов составить компанию.

— Неужели уволишься? Ну, я — понятное дело, а ты?

— Солидарность! К тому же, осточертело заниматься не тем, чем хочешь, а тем, что прикажут. Хочу — на вольные хлеба!

Врешь, все так же равнодушно решил Романов, показное желание уволиться — обычное фанфаронство.

Каково же было его удивление, когда на следующий день рано утром заявился Петька с согласительной пометкой на рапорте.

— Заяц трепаться не любит! — торжественно провозгласил он. — Итак, потомок императора, с чего начнем?

— Конечно, с рекламы, — вымученно улыбнулся невыспавшийся «потомок». — Садись, рисуй. Обсудим — перенесешь на компьютер, после размножим на ксероксе…

Так и возникла фирма двух отставных сотрудников уголовки. Сняли помещение, получили лицензию, появились первые заказчики. Дышать стало легче, одиночество не так давило на осиротевшего сыщика.

Потом появилась Манька. Однажды Романов увидел перед витриной магазина канцелярских товаров перекрашенную девицу в максимально укороченной юбчонке, из под которой — толстые, слонообразные ноги. Грудь распирает кофтенку, бедра походят на дальневосточные сопки. Поглощая пирожок с ливером, девчонка задумчиво оглядывает пачки писчей бумаги, наборы ручек и карандашей. Будто эти канцелярские принадлежности — женские наряды.

Оказалось — безработная. Трудилась деваха в цехе одного из московских предприятий. Заводик приказал долго жить, а рабочие и служащие оказались на улице.

Увлечение карандашами и бумагой показалось Романову самой лучшей характеристикой. Услышав деловое предложение крутоплечего красавца, Манька немного пококетничала, с опаской осведомилась о предлагаемой службе. Не собирается ли предприимчивый мужик завалить ее вечерком на диван?

— Обязанности — чисто секретарские, — уловил ее сомнения Романов. — Печатание бумаг, прием посетителей, ведение картотеки, ответы на телефонные звонки. Все.

— Зарплата? — задала Манька главный вопрос, в котором звучало согласие. — Ежели по нынешним ценам — соглашусь, ежели по прошлогодним — ищите другую дуреху.

В конце концов столковались.

Манька будто родилась секретаршей. Бойко отвечала по телефону, навела порядок в картотеке, освоила старомодную пищущую машинку. Самым трудным для нее оказалось печатание деловых бумаг. Сначала — словно давила клопов, одним указательным пальцем, жеманно отставляя остальные. Потом все же приспособилась — бойко застучала двумя, потом — тремя.

Дружинину секретарша понравилась. Правда, по его мнению, малость глуповата, но наличие развитых мозговых извилин для женщины совсем необязательное излишество. Оно с лихвой компенсируется внешностью, а она, внешность, у Маньки — на четверых можно разделить и еще останется.

Частные детективы принялись за работу…

Глава 4

Компаньоны разделились: Романов отправился к дому, в котором проживает герой-любовник, Дружинину выпала обязанность отследить его пассию.

— Только не вступай в контакт, — хмуро предупредил друга Роман. — Твое дело — примитивная слежка, не больше.

— Погляжу на объект, — по обыкновению пошутил Петька. — Если есть за что ухватиться…

— Дождешься, балаболка, гениталии оторву и запру в сейф!

— Мальчики, без хамства! — немедленно откликнулась из приемной Манька.

— Говорите культурно.

— А я как говорю? — тут же отреагировал находчивый босс, выразительно подмигнув Петьке. — Самым культурным образом. Гениталии по римски — мозги.

— Обманывать женщину нехорошо. Тем более, владельцу фирмы.

Пришлось перейти на едва слышный шепот.

Шутки младшего компаньона и строгое внушение старшего — дань сложившимся отношениям. Романов отлично знал, что на друга можно положиться, что опыт у него не меньший, нежели у других, знакомых сыскарей. Дружинин пытался шуточками-прибауточками вывести Романа из хмурого состояния, в котором тот пребывал со дня гибели жены.

— Твердо обещаю следовать предначертаниям старшего сыщика, продолжал веселиться он. — Как прикажете действовать, его величество протомок императора?

— В первую очередь не перевоплощаться, — не смог сдержать ответной улыбки глава фирмы. — Не вздумай изображать дряхлого пенсионера или припрыгивающего студента. Будь самим собой, — повторил он. — Хотя бы при первой встрече с Видовой.

Петька возвел взор на висящий на стене офиса натюрморт, поклялся разрезанным яблоком и початой бутылкой вина. Подобная «клятва» не особенно удовлетворила главу фирмы, но он сделал вид — принял. Большего от Дружинина не дождешься, все равно поступит по своему.

— Если все сложится, как надо, встретимся на Костомаевской, — любовно оглаживая вороненный ствол «макарыча», завершил инструктаж Романов.

В приемной удовлетворенно хихикала Манька. «Мальчики» изьяснялись на вполне приемлемом языке…

Сковать какими-либо ограничениями бунтующую фантазию Петьки все равно, что взнуздать необ"еженного скакуна. По его мнению, не расцвеченная разного рода «фокусами» жизнь — мерзкое, серенькое прозябание. Отсюда и желание перевоплотиться.

Если Романов был одинок по причине трагической гибели жены, то одиночество Дружинина, наоборот, произошло из-за семейной жизни. Толстая, неряшливая супруга присвоила себе право воспитывать мужа, так сказать, нетрадиционными методами — физическим воздействием. Знала, что Петька не ответит ей тем же.

Но и это было не самым главным. Мария круглосуточно, без перерыва на завтраки, обеды и ужины, доставала супруга едкими сравнениями и обидными выражениями. Типа — среднеазиатский ишак, кусок собачьего дерьма, мерзкий импотент.

Друзей мужа Мария ненавидела, считала, что именно они виновники ее несложившейся жизни, но особую ярость вызывал у нее Романов. Все остальные, получив по телефону соответствующее внушение, перестали звонить Петьке, тем более навещать его. Ромка не сдавался: приходить не приходил, но звонил ежедневно. И это усилило негодование женщины, она была на грани взрыва кипящего вулкана, когда огненная лава грозится смести проклятого разрушителя семьи.

Время, проведенное вне дома, Петька считал сладким отдыхом. Дышал полной грудью, заигрывал со встречными-поперечными женщинами. Часто приходил к Ромке и, опустошая рюмку за рюмкой, жаловался ему на унизтельное свое положение. Романов слушал, соболезнующе кивал, но про себя думал о том, что друг еще не знает настоящего страшного одиночества.

Предстоящее расследование похождений сексуальной бабенки для измученного мужика — счастье и радость. Вечером, скрывая довольную улыбку, он объявил Машке о предстоящей временной разлуке.

— Очередная пьянка в компании с вонючим алкашем? — уперев жирные руки в непомерного размера талию, прошипела жена. Под алкашом, конечно, имеется в виду Ромка. — Напьетесь, обрыгаете берлогу, почему-то именуемую квартирой? О бабах не спрашиваю — импотентам они не требуются.

Дружинин привычно пропустил мимо ушей базарную ругань супруги. Спорить, доказывать — все равно, что пытаться головой прошибить кирпичную стену.

— Ничего подобного, Машенька, — замурлыкал он на подобии голодного кота, выпрашивающего у хозяйки дополнительной порции сметаны. — Просто подвернулось выгодное дельце, вот и придется потрудиться.

Емкое словечко «дельце» — нечто вроде жирного червя, насаженнго на острый крючок. Всю свою нерастраченную любовь Мария отдает деньгам. В любой сумме и в любой валюте. Руки покинули выпирающие бедра, принялись стряхивать воображаемую пыль с повседневного пиджака мужа.

— Ну, ежели так… Трудись, милый, работай. Только гляди, как бы твой дружок, проклятый алкаш и вообще дерьмовая личость, не обманул тебя… И сколько заработаешь?

— Трудно сказать, — поглядел на потолок Петька. — Думаю, не меньше трех кусков… Но это произойдет не скоро…

— Не вздумай сам брать эти деньги! — приказала женщина, возвратив руки в боевое положение. — Так и быть, сама навещу Ромкину берлогу. Тошно, конечно, видеть вместо достойного мужчины дохлого пропойцу, но чего не сделаешь ради мужа-несмышленыша. Придется потерпеть.

Петька представил себе выражение лица компаньона, когда тот узнает о предстоящей встрече с женой друга, и с трудом удержался от смеха. Ибо Ромка платил Марии таким же недоброжелательством.

Главное было достигнуто: супруга не бросится искать пропавшего мужа. Значит, впереди — неограниченное количество счастливых часов. Можно провести их в компании с потомком императора или навестить новую любовницу, жену летчика гражданской авиации. Едва тот поднимает свой лайнер в небо, как заранее извещенный Петька поднимается в его квартиру…

Ровно в семь утра Дружинин появился напротив девятиэтажки. С приклеенными длинными запорожскими усами. От заманчивой мысли напялить парик с оселедцем, подумав, отказался — полмосквы сбежится полюбоваться казаком, прибывшим из затопленной Хортицы.

Семь утра — самое удачное время для начала спланированной слежки. Конечно, немного рановато, но настоящие бизнесмены до девяти не спят, поднимаются в шесть. Настойчивый призыв делать деньги не дает им спать и вообще находиться дома. А не проводив на работу мужа, сексуальная дамочка поопасется навестить «соловьиное гнездышко».

Профессионально оценив уличную обстановку, Дружинин устроился за столиком маленького кафе. Сейчас в Москве таких — тысячи. Выставят прямо на тротуар тройку столиков, в лучшем случае огородят ажурным заборчиком — частное предприятие общественного питания готово к подкачке банковского счета.

Не успел детектив усесться в плассмасовой креслице — подскочила тоненькая девчонка в кокетливой наколке и крохотном фартучке. Попробуй помедлить — хозяин выгонит, чай не старое время — рынок! Девочка — позавидуешь ее парню! — молоденькая с точенными ножками. Короче — конфетка!

— Что прикажете подать? Легкий завтрак или сытный полуобед? — весело прощебетала она. — Кофе с булочками? Коньяк с лимоном?

— Как звать-то, девонька?

Кокетливая улыбка, жеманное пожимание пухлыми плечиками. В подобных заведениях не положено ни скромничать, ни обижаться, клиент должен расслабиться, а о каком расслаблении может быть речь, если оно не подпитано комплиментами в адрес услужливой официантки?

— Маришка.

Не Марина и не Мариночка — Маришка. Неужели симпатичная телка ожидает ухаживания «усача»? Дружинину почему-то сделалось неприятно. Слишком уж молоденькая и, на первый взгляд, доверчивая девчонка. Впрочем, в доверчивости современного слабого пола Петька сильно сомневался.

— Так вот, Маришка, я уже успел позавтракать. Просто захотелось пить. Принеси, пожалуйста, — огладил вислые усы «казак», — чашечку кофе, два марципана, бутылку колы и… себя на десерт.

Все же не удержался от пошлого комплимента. Официанточка посчитала фразу гостя приятной похвалой. Одарила посетителя благодарно-обещающей улыбкой и побежала к стоящему за стойкой хозяину заведения.

Через несколько минут перед Петькой стояла дымящаяся расписная, исходящая кофейным ароматом, чашка, на такого же цвета тарелочке — два марципана, рядом узорный фужер и запотевшая бутылка напитка.

Маришка отошла в сторону и остановилась, рассматривая цветы в окне напротив. На самом деле, ожидает либо пополнения скудного заказа, либо призыва для продолжения начатой интимной беседы.

Отщипнув с краю первый марципан, Дружинин отпил кофе. Глаза неотрывно следят за подъездом девятиэтажки. Хорошо, что подъезд — единственный, а если бы их было два, четыре? Побегал бы сыщик вдосталь, не довелось бы ему прихлебывать горячий ароматный напиток и мысленно ощупывать женские прелести подавальщицы.