Запоздавшее возмездие или Русская сага

Наконец, подошло время, когда разрешался вход в подвал. Подчиняясь указаниям наставника, Марк осторожно спустился в приямок, согнулся и пролез в небольшое отверстие, замаскированное деревянным щитом.

— Глянь, братва, новая плотвичка приплыла! — всплеснул грязными до черноты руками небольшого роста парень в рванной косоворотке и протертых на коленях штанах. — У Хмыря — собственная шестерка? Вот это номер, чтоб он помер!… Не придуряйся, кореш, не дави фасон, здесь не подают! — прикрикнул он, когда Доходяга вслед за Хмырем, шатаясь и придерживаясь за мокрые стены, направился к входу в крохотную каморку. — На улице будешь колыхаться!

— Отстань от парня, Желток, — прикрикнул Хмырь. — Доходяга — больной, он не придуряется. И вообще не трогай его, иначе пощекочу тебе пузо.

Хмырь выхватил финку, полоснул ею по воздуху в непосредственной близости от живота насмешника. Видимо, здесь отлично знали решительный характер малолетка — Желток отшатнулся, два его приятеля с безразличным видом пошли к сбитому из неструганных досок столу.

— Не штормуй, кореш, я без злости — по хорошему. Вдруг «больной» трекнет в милицию или его запустили к нам лягавые. Тогда — под молотки!

А сам нацелился на добротную куртку новичка, грязные пальцы зашевелились, будто он уже запустил их в чужой карман.

Обстановка в подвале накалялась. Возбужденные подозрениями Желтка нищие обступили Хмыря и Доходягу. Послышались требования пощупать новичка, обследовать гнилую его душонку. Финки Хмыря никто уже не боялся — ножи были у всех.

Сверкающие опухшие от алкоголя глаза мужчин, визгливые крики женщин… Назревает кровавая драка, в исходе которой можно не сомневаться — что могут сделать два пятнацатилетних паренька против двух десятков разьяренных людей?

Марк испуганно оглядывался. Сбежать не удастся — не успеет добраться до лаза в приямок, защищаться глупо — едва он поднимет немощную руку, нищие порежут его на части. Он даже хотел появления милиции, мысленно призывал ее. Вот сейчас в подвал ворвутся с наганами в руках защитники, разгонят нищих, выведут двух ни в чем неповинных ребят на улицу. Зряшные надежды — милиционеры не появлялись.

Помощь пришла не в виде милиции — в разборку вмешалась тощая, безгрудая и безбедрая женшина с лицом, исполосованным ужасными шрамами. Бесстрашно загородила дорогу толпе, уперла кулаки в тощие бедра. Голос — скрипучий, будто продернутый сквозь колючий шиповник.

— Чего разорались, вонючие козлы? Приличный человек забрался в стаю, да? Ату его, ату! Захотелось пощупать перышками внутренность мальчика, да? Кол вам в задницу! Райка-Вездеход не позволит это сделать! Марш по вонючим своим подстилкам!

Странно, но озлобленные, накачанные яростью нищие отступили. Кое-где раздался нервный смешок, один старик спрятал заточку и с облегченем выматерился.

— А ты, сука, чего раскомандовалась? — не отступил Желток. — Хочешь — выдеру последние космы, загоню в бабскую щель водочную бутылку? Давно не учил тебя, лярва — придется…

Закончить не успел — носок разлапистого, с полуоторванной подошвой, ботинка врезал ему между ног. Когда матерщиник от боли согнулся, Райка припечатала крепким, неженским кулаком по затылку. С такой силой и сноровкой, что сильный парень ткнулся носом в грязный, заплеванный пол.

Нищие рассмеялись. Женщины — визгливо, гордясь отвагой товарки, мужики — осторожно, будто нащупывая дорогу к отступлению.

— Ай, да Райка, ай, да Вездеход. Лярва — что надо!

— Хорошо поучила Желтка… За дело!

— Пошли водку пить — у меня еще — полбутылки…

— Людка, стерва, давай закус!

На Хмыря и Доходягу — нуль внимания. Будто недавно не на них были нацелены ножи, не их хотели порезать, избить, закатать в бетон.

У каждого из обитателей подвала — свои проблемы. Одни жрут водку, объясняются друг другу в вечной любви и верности, другие, не снимая тряпья, укладываются на свои подстилки, третии перешептываются.

Часть женщин, на равных с мужьями и временными любовниками, пьют прямо из горлышек бутылок. Другие, разложив нищенскую «униформу», латают, подшивают или, наоборот, режут для образования прорех, через которые доброхоты могут увидеть злющие язвы, разъедающие тело страдалицы. Их искусно рисовала одна из нищебродок.

— Пошли, мальчики, побазарим малость и — на боковую. Вам определили каморку, да?

— Определили, Райка, — подтвердил Хмырь. — За помощь — спасибочко, но мы и сами бы управились.

Недоброжелательность по отношении к спасительнице объясняется просто — Хмыря мучает ущемленное самолюбие.

Марк помалкивал. По его мнению, он — что-то вроде гостя, не имеющего права на благодарность или недовольство.

— Ништяк, Хмырь, не штормуй, — рассмеялась Райка. — Я только малость подмогла… До чего же ты хлипкий, младенчик, — считая легкий конфликт с самолюбивым парнем разрешенным, она переключилась на его друга. — Пошли уложу в постельку, приласкаю. Матери, небось, нет?

— Есть.

— Чего же она, гнилая паскуда, бросила свово ребеночка? — разьярилась женщина. — Моргалы ей выбить за такое!

объяснять, что мать не бросила сына, наоборот, тот по собственнному желанию покинул ее, почему-то не хотелось. Марк по обыкновению промолчал.

В крохотной каморке — один топчан. Ни стола, ни стула. Все еще ворча, Хмырь расстелил на полу нечто среднее между тряпкой и одеялом, положил под голову стопку газет и улегся. Через несколько минут безмятежно уснул.

— Где болит, младенчик? — заботливо спросила Вездеход, ощупывая жесткими пальцами тщедушное тело Марка. — Давай помассажирую, а? Когда-то жила у бабки-знахарки, научилась и травные отвары готовить и массажировать.

— Не надо… Не болит, — увертывался от женских рук Марк. — Сама ложись спать — устала, небось.

— Есть малость — устала, — призналась женщина. — Подвинься, прилягу. Топчан — широченный, будто двухспальная кровать… А отец-то живой?

— Да…

— Почему же он, козел вонючий, спокинул свово сынка? Или другую семью завел? Все одно — козел!

— Больной он. Израненный.

— Тоже больной?… Все нынче больные да калеки — времячко такое. В Москве живет?

— Не знаю.

Открывать местожительство старшины и его компаньона Марку категорически запрещенно.

— Ништяк, — успокоила Доходягу женщина. — Авось, найдет тебя батя, приголубит, обиходит.

Скрипнула дверь. В каморку заглянул униженный Желток. Увидев Райку, лежащую с «интеллигентом», злорадно рассмеялся.

— Нового хахаля нашла, шлюха вокзальная? Гляди, как бы не сдох на тебе. От такого не жди бабской сладости, а ты щщупаешь, надеешься. Одно слово — Вездеход!

Марк боязливо съежился. Женщина схватила здоровенный кол, которым прежний владелец каморки, которого «переселили» в Бутырку, подпирал дощатую дверь. Желток исчез. Донесся злорадный смешок. Пусть словами, но отплатил унизившей его бабе.

— Не бойся, младенчик, пока я рядом никто тебя не обидит.

— Спасибо.

— А почему заикаешься? Хочешь — вылечу? Насобираю трав — знаю, какие нужны, сварю лекарство.

Марк не ответил. Кажется, в женских руках таилась целебная сила — не прошло и пяти минут, как он уснул. Спокойно, без подрагиваний и храпа.

Лекарка осторожно, чтобы не побеспокоить «младенчика», вытянулась рядом с ним…

Глава 19

Романов отложил коричневую тетрадь, потер уставший глаза, потянулся. Архив деда — на подобии героина, не оторваться. Три часа ночи, завтра рано подниматься — дел невпроворот, а он все еще не в постели.

С завистью поглядел на спящую Дашка. Раскинулась девчонка, жарко ей. Интересно, что снится? Школьные забавы или парнишка с соседнего дома? Шестнадцать лет — самый опасный возраст. Особенно, для девушек. Природу не обманешь и не исправишь — дает о себе знать.

С того памятного дня, когда соседка оставила родителей-алкоголиков и переселилась к частному детективу, незаметно прошел целый год. К присутствии в квартире девушки Роман привыкал трудно. В начале чувствовал какое-то неудобство, потом ненавязчивая забота «дочери» сгладила это чувство, а в последние месяцы он вообще не мог представить себе жизни без обязательных завтраков и ужинов, выстиранного и наглаженного белья, вычищенных до зеркального блеска башмаков.

Невольно, Роман вспомнил праздник, устроенный Дашкой в ознаменование своего совершенолетия. Тогда «отец» предложил ей пригласить одноклассников, подруг и друзей по двору, устроить грандиозный сабантуй. Дерзкая своевольница презрительно фыркнула и наотрез отказалась.

— Ничего интересного. Напьются пацаны — примутся щипать девчонок, петь дурацкие песни, кривляться. Подружки — кокетничать, закатывать глазки, призывно повизгивать… Тьфу! Нет уж, папаня, избавь меня от такого праздника! Лучше мы с тобой выпьем шампанского, я наготовлю всяких вкусностей. Прелесть!

— Какая там прелесть — отмечать совершенолетие в обществе старого брюзги, — попытался переубедить девушку Романов. — Что до подвыпивих пацанов — от одного фужера шампанского не закосеют. Если тебе неприятно мле присутствие — могу переночевать в офисе или у Петьки.

— Во первых, ты — далеко не старикан — стоящий мужик. Не зря моя учителка до сих пор не может тебя забыть — небось смачивает подушку слезами. Во вторых, без тебя праздник — не праздник, одна тошнота. Не зли меня, папанька, не раздражай — все равно будет по моему!

Так и произошло.

Праздничный стол переполнен тарелками и тарелочками, вазами и блюдами. На них — всевозможные закуски — плод творческого вдохновения рачительной хозяйки. Под лучами света, льющимися из люстры, торщера, настольных ламп и прочих светильников, торжественно искрятся хрустальные рюмки и фужеры

— Попробуй только сказать, что не нравится, — строго предупредила имениница. — Поколочу

Как и любой другой женщине, ей ужасно хочется лавины похвал, фейерверка комплиментов. Пришлось послать благодарную улыбку, развести руками — дескать, слов нет, как хорошо!

— Давай выпьем первый фужер за твое шестнадцатилетие, за будущие успехи в школе, потом — на работе, за хорошую дружную твою семью.

При упоминании «дружной семьи» виновница торжества скорчила насмешливую гримаску, но возражать не стала.

— Спасибо, папанька…

Выпили стоя. Роман потянулся поцеловать новорожденную в щечку. Дашка подставила пухлые губешки. Пришлось подчиниться. Отказаться — обидеть.

Вместо родственного поцелуя получилось совсем другое. Девчонка обхватила Романа за шею, приоткрытыми губками прижалась к его губам, умело запустила упругий язычек. И замерла.

Мужик — всегда мужик. Роман начисто позабыл о разнице в возрасте. Пухлые губки и притиснутые холмики грудей быдто вымели из сознания все, не относящееся к девушке. От нестерпимого мужского жаления он напрягся, правая рука машинально скользнула от девичьей коленке под сверхкороткую юбчонку. Левая так же машинально нащупала на спине молнию.

Дашка вздрогнула и застонала. Обмякла и повисла на шее «папаньки». Но губ не оторвала. Будто кудесница-природа волшебным электродом прошлась по ним, накрепко припаяла к мужским.

Сладкий стон отрезвил Романа. Он отпрянул от девушки, разжал руки, окольцевавшие его шею. Дрожащими руками схватил бутылку и налил себе полный фужер водки. Залпом выпил.

— Чтоб этого больше не повторялось!. — строго приказал он. — Мужчина — не игрушка, могло случиться непоправимое…

— Жаль, что не случилось, — упрямо наклонив головку, задумчиво прошептала Дашка. — Что до «игрушки», то ты, папаня, самая настоящая ватная куколка. Подумать только, зрелый, здровенный мужик и живет без женской ласки! Скажи кому — не поверит… Сколько я тебе невест подставляла — со счету сбилась. И учителки, и служивые мамзельки, и мои подружки — всех раскритиковал, И от меня тоже отказываешься. Вот соберу деньжат — куплю тебе в магазине «Интим» резиновую куклу…

Стараясь скрыть смущение, Дашка говорила безостановочно, употребляла нарочито бесстыдные сравнения.

Пришлось снова прикрикнуть на дерзкую болтунью, напомнить ей, что есть вещи, рассуждать о которых детям запрещается. Дашка скорчила очередную гримаску, но от дальнейших сексуальных откровений все же воздержалась.

С тех пор их отношения потеряли простоту и родственную близость. Встречая взляд «папашки», даже если он был до предела невинным, Дашка краснела и невежливо отворачивалась…

Роман поднялся из-за стола, аккуратно возвратил в дедов баул коричевую тетрадь. Спать осталось не больше четырех часов. При таком зверском режиме недолго очутиться на больничной койке. Невольно поглядел на спящую «дочь». Та, словно почувствовала его взляд, пошевелилась, что-то пробормотала, откинула одеяло. Из-под откинутого одеяла маняще выглянула острая девичья грудь.

Все, про себя твердо решил Роман, впредь читать письма и записи в тетрадях будет на кухне. Пора уразуметь, что Дашка — взрослая девушка, ей по всем законам положена отдельная комната.

— Пошабашил, папанька? — не окрывая глаз, пролепетала девица, не закрывая обнаженную грудь — Если хочешь поесть — разогрей тефтели. Они — в холодильнике.

— Спи, — не глядя на диван, коротко приказал Роман. — Завтра пойдешь в школу или возьмешь «отгул»? Будить или не будить?

— Обязательно пойду. Сама проснусь — не маленькая… Спокойной ночи…

Нервы, взбудораженные воспоминаниями о праздновании совершенолетия Дашки не желали успокаиваться, в голове — памятный поцелуй, обнаженная грудь спящей девушки…

Не помогли ни снотворное, ни алкоголь — он так и не уснул. В шесть поднялся и, покачивясь, пошел готовить завтрак. Обычно этим занимается хозяйка, но неожиданно захотелось побаловать «дочь».

Расставил на цветастом подносе тарелочки с гренками, маслом, тонко нарезанной колбасой и принялся за изготовление непременного омлета.

От хозяйственных дел его оторвал телефонный звонок.

Из гостиной выглянула одетая в легкий халатик девушка. Остановилась в дверях, с любопытством насторожила ушки

— Слушаю вас.

— Извините за беспокойство, — пророкотал почти забытый хриповатый басок. — Побоялся не застать вас дома… Конечно, не узнаете?

— Извините, но действительно не узнаю… Память подводит…

— Память — не по возрасту. Это нам, старикам, положено жаловаться на нее… Ладно, не буду вас мучить. Иван Ивановича помните?

Еще бы не помнить. Ожившая память заработала в полную силу.

— Доброе утро, Иван Иванович.

— Доброе. Дело к вам — двухминутное. Договор о сексуальной дамочке и ее непонятному исчезновению можете считать расторгнутым. Аванс можете не возвращать. Он — плата за ваше молчание. Постарайтесь вычистить из головы разговор в вашей гостиной и все дальнейие события. Поверьте моему опыту, это в ваших интересах, ибо болтливость наносит здоровью непоправимый вред.

Скрытая угроза не испугала — развеселила Романова. Шалишь, дерьмовый заказчик, забыл, что имеещь дело с сыщиком, который всю сознательную жизнь ходит по черте, отделяющей жизнь от смерти.

— А что, нашлась пропажа? — с деланным любопытством спросил он. — Интересно, где и как?

— Усохни, падла! — не выдержав, сорвался бандит. — Твое дело — молчок, со своими сами разберемся… Побазаришь — тебе выйдет дороже. Забавляйся со своей шлюшонкой и держи метлу на привязи.

Наморщив лоб, Роман долго держал трубку возле уха. Будто частые гудки — продолжение угрожающего монолога. Что-то произошло, мучительно думал он, так просто от неотработанного аванса не отказываются. Почему заказчик заметает следы, что подталкивает его к этому?

И еще одна мысль кружилась по периферии сознания: освободили похищенную женщину или она по прежнему томится в неволе?

Казалось бы, для частного детектива жена предпринимателя? Отработанный пар, о судьбе которого думать — терять дорогое время. Наверно, «работает» архив деда. Слишком многое из него как бы вторгается в сегодняшнее время. Вторгается и… расплывается бесследно.

Придется еще раз, а может быть и не раз, пообщаться с колясочным калекой. Авось, удастся расколоть его, заставить открыться. Пожалуй, единственный способ связать прошлое и настоящее.

— Неприятности, да? — оторвал Романова от размышлений девичий голосок.

— Не горюй, папанька, не бери в голову, все образуется.

Сыщик несколько минут с недоумением смотрел на девчонку, потом перевел взгляд на обезглавленный телефоный аппарат. Поспешно положил трубку на рычаги.

— Умылась? Сделала зарядку? — девица выразительно фыркнула. Умываться готова через каждые десять минут, а вот зарядку, которую ей упрямо навязывают, ненавидела. — Ладно, о сегодняшней зарядке забудем. Марш в ванную — застрак на столе. Хотел доставить его прямо к тебе в постель, даже собрал на подносе — не получилось.

— В постельку? — Дашка расширила и без того огромные глазища. — Какой же ты у меня хороший?

— Кончай умиляться! Кому сказано, марш в ванную! Остынет омлет — сама станешь разогревать!

Дашка беспричинно рассмеялась, крутнула подолом халатика и исчезла.

Бес-девка, начинающая ведьмачка, весело подумал Роман, ставя на маленький огонь сковороду с остывшим омлетом и разгружая невостребованный поднос. Пора ей — замуж, тогда сразу успокоится.

Девчонка появилась в кухне строгая, в меру накрашенная, одетая в голубую водолазку и черную юбку. Заставила «папашку» сесть за стол и принялась его потчевать. Поданную порцию омлета сдобрила кетчупом, самолично намазала маслом два куска хлеба, налила в чашку крепкого кофе. Сама ограничилась ломтиками подсушенного хлебца, запивая их чаем.

— Фигуру бережешь? — с насмешкой проговорил Роман. — По моему — рановато. Наоборот, тебе не мешает поправиться.

— Мужчины толстух не любят, — назидательно проинформировала Дашка, покачивая перед лицом «отца» указательным пальцем. — Помнишь, знакомила тебя с одной девицей — тогда ты прошелся по ее бочкообраной фигуре. А она ведь была вовсе не толстой — обыкновенной упитанной телкой, у которой все на месте — и вверху, и внизу, — бесстыдная девчонка двжениями ручек показала все выпуклости и впадины отвергнутой кандидатки в жены. — Вдруг, когда вырасту, и от меня откажешься, — неожиданно прошептала она, покраснев. Отвернулась к окну.

Назревал опасный разговор с признаниями в любви и горькими упреками по поводу мужского равнодушия.

— Все, — поспешно поднялся из-за Роман. — Поехали? Так и быть, довезу тебя до школы.

— Не надо довозить, — обиженная торопливостью Романова, Дашка постаралась высушить голос, как только-что подсушивала хлеб. — Сама доберусь.

Сама так сама, про себя в сердцах ругнулся Роман, окончательно расклеилась девка, самовольничает, дерзит. Сказывается фактическое отсутствие матери.

— Когда приедешь обедать, папанька? — прошелестел за спиной примирительный, ласковый голосок. — К трем можно разогреть?

— Не знаю. Как дела позволят, — неуступчиво пробурчал Романов.

Когда он с непременным дипломатом в руке вышел в прихожую, Дашка чистила ему обувь. Оглядит, проверит и снова заработает щеткой.

Хотел громко хлопнуть дверью, но передумал — тихо прикрыл ее. Дашка повернула ключ в замке. Кажется, обиделсь? Ничего, вечером обида пройдет, сменится обычным фырканьем — то насмешливым, то одобряющим, то недоверчивым.

На лестничной площадке прислонился к стене необычно трезвый и строгий сосед. Настоящий, а не «приемный», Дашкин отец. Все понятно, финансовые ресурсы исчерпаны, пополнение семейного бюджета не ожидается, порожние бутылки сданы в приемный пункт. Отсюда — необычная трезвость и выразительное выражение лица.

— Как там моя любимая доченька? Не забижает?

Сразу брать быка за рога Степан не решается — вдруг сосед обозлится на бессовестного вымогателя.

— Все нормально, — проинформировал Романов, открывая дипломат и доставая из него бумажник. — Сколько?

Жданов с показной стыдливостью раздумчиво потер ноющий затылок.

— Дашенька — хорошая, заботливая девочка. Настоящий для вас подарок… Мы с женой болеем, пенсия маленькая, лекарства не по карману…

Какие именно лекарства ему не по карману алкаш уточнять не стал. Основной упор на «подаренную» состоятельному соседу невинную девочку, за «пользование» которой нужно расплачиваться.

Не считая, Романов торопливо сунул в подставленную руку соседа несколько бумажек и, не дожидаясь вечно занятого лифта, побежал по лестнице.

В голове, загнатым по самую шляпку ржавым гвоздем, — непонятный телефонный разговор. Непонятный и угрожающий. Гвоздь поменьше, но более болезненный — что делать С Дашкой? Похоже своевольная девчонка не на шутку влюбилась в своего «папаньку», при ее взбаламошном характере можно ожидать самых неожиданных поступков.

Давно немытый «жигуленок» упорно не желал заводиться. Не действовали ни паническое рычание стартера, ни матерки, которыми поливал его хозяин. Романов вылез из салона, открыл капот. В технике он разбирался намного меньше, нежели в людях, поэтому бессильно оглядывал двигатель, пытался припомнить советы опытных автолюбителей, которыми те охотно делились с новичками.

Рядом с «жигулем» ловко припарковался «мерс». Так ловко, что расстояние между двумя машинами не превышает десяти сантиметров. Из машины гордо вылез узколобый детина.

Господи, да это же шестерка Сидякина-деда! Во время визита в коттедж калеки Петька при виде двух дружков — волосатого и узколобого — распахнул губастый рот. Именно эти парни и похитили Видову.

— Проблемы, мужик? — спросил водитель «мерса», легонько отстраняя от открытого капота незадачливого владельца. — Сейчас поглядим.

Романов сделал вид — самозванный помощник ему незнаком, никогда он его не видел. Подхалимски снизу вверх заглянул в лицо знатока. Мысленно пересчитал деньги в бумажнике. По нынешним ценам, конечно, маловато, единственная надежда на то, что верзила, обещая помочь, не упоминает о плате за услугу. И все же не помешает «разогреть» механика.

— Поможешь — заплачу. В обиде не останешься.

— А как же? — удивился водитель «мерса». — Нынче даже собаки даром не сношаются.

«Ремонт» древней рухляди занял не больше десяти минут. Умелец проверил зажигание, удовлетворенно покивал, что-то развинтил, рассоединил, продул, снова свинтил.

— Бензопровод засорился, — поставил он диагноз. — Я его малость просифонил — можно ехать. Завтра навести автосервиз, пусть пошуруют более капитально.

— Спасибо.

Пятидолларовую «зеленуху» ремонтник равнодушно сунул в нагрудный карман. Но не уехал — стоял рядом с заработавшим «жигулем», раздумчиво ковырял носком ботинка впадину в асфальте.

— Погоди уезжать, базар имеется, — наконец пробурчал он.

— Какой базар? — удивился Романов.

— Хозяин велел передать: в среду на будущей неделе ожидает.

Не ожидая согласия либо несогласия, показал Романову широченную спину. Тот и опомниться не успел, как «мерс» все так же ловко откатился назад, вырулил на середину дороги и вписался в автомобильный поток.

В голове сыщика появился третий больнючий гвоздяра.

Ничего страшного не произошло — он сам собирался навестить бывшего старшину, задать ему кой-какие вопросы. Мало того, напрашивался ва гости. Но почему визит назначен только на будущую среду? Или у хозяина особняка много других, более важный дел, или он зарезервировал время для подготовки к трудной беселе?

Неожиданности, как и беды, поодиночке не ходят, всегда — в колонну по одному. За время своей работы в качестве официального сыщика, позже

— частного детектива, Романов сполна убедился в этом.

Когда он медленно ехал по Садовому кольцу, попал в километровую пробку. Светофор, на подобии медицинской капельницы, процедит десяток машин и тут же надолго тормозит остальные. Для нетерпеливого сыщика — невероятно трудная процедура. Курение не помогает, мурлыкающий приемник вызывает раздражение. Остается с любопытством оглядывать соседние машины.

Слева — «бээмвушка». Дергается, будто нервная женщина в зубоврачебном кресле. Справа — шикарный «линкольн». На заднем сидении — горбоносый мужик средних лет и кокетливая блондиночка с оголенными бедрышками. Постоянная любовница или — снятая на время шлюха?

При мысли о временной давалке Роман брезгливо поморщился, но наблюдать не перестал. Горбоносый беззастенчиво ощупывал прелести соседки, запустил жадную руку под сверхкороткий подол. Темпераментный мужик.

И вдруг Роман будто прозрел. Это же Абрек Валуян, муж похищенной Видовой! Вот это встреча! Кажется, голова сыщика скоро вся будет утыкана ржавыми гвоздями разных размеров.

Можно предположить, что жена Валуяна попрежему числится в розыске, а страстный армянин удовлетворяется на стороне. Впрочем, какое теперь ему дело до Валуяна и его исчезнувшей супруги?

И все же Романов на всякий случай отложил увиденное в переполненный «запасник». Вдруг последующий события востребуют неожиданную встречу…

В офисе работа не просто кипит — булькает. Манька острозаточенным багровым пальчиком усердно тычет в клавиши компьютера. Остальные пальчики манерно отстранены от указательного. Будто отдыхают. Время от времени секретарша осторожно, чтобы не повредить макияж, откусывает кусочки сдобного печенья, прихлебывает холодный кофе.

Увидев шефа, она не прекратила увлекательное времяпровождение — кивнула на дверь в соседнюю комнату. Дескать, компаньон, он же главный помощник — на боевом посту.

Дружинин изучал ящики письменного стола. Выкладывал из них канцелярскую рухлядь, заполняющуе ящики и шкафы любого чиновничьего кабинета. Обычно Петька наводит порядок на своем рабочем месте только в минуты душевного расстройства. По его убеждению, уборка лечит стрессы.

Значит, есть новости, подумал Романов, усаживаясь за свой стол и легонько постукивая линейкой по нелепой, расфуфыренной вазе, почему-то полюбившейся секретарше. Будто выстукивает по азбуке Морзе сигналы компаньону.

Дружинин на призывные постукивания не отреагировал — с интересом изучал позапрошлогоднюю газету с так и не разгаданным кроссвордом.

— Кончай притворяться, артист дерьмовый! — не выдержав, прикрикнул Роман. — Говори!

— Что прикажете докладывать, ваше императорское высочество? — Петька согнулся в издевательском поклоне. — Всегда готов к услугам!

— Почему здесь, а не у Сидякина? Что тебе велено? Охранять депутата.

— А я, между прочим, в охраники не нанимался.

Постукивание линейкой по вазе превратилось в длинющую пулеметную очередь. Явно прослушиваются далеко не джентльменские словообразования. Выразиться другим способом не позволяет сидящая в приемной Манька.

— Повторяю: кончай придуряться!

— Ладно, потомок императора, считай первый этап успешно освоили, — примирительно пробурчал Дружинин и принялся яростно наводить антипорядок. Закончил, удовлетворенно оглядел разбросанную по полу и столам макулатуру.

— Итак, отвечаю на первый вопрос. Ефим Маркович перестал опорожняться в штаны и, в виде поощрения за бдительную охрану, выделил мне два часа свободного времени. Второе: сегодня мне посчастливилось встретить на улице Картока. Фигурально выражаясь, носом к носу.

— Я ведь предупреждал…

— Успокойтесь, ваше высочество, встреча произошла не в Гольяново — на Арбате.

— А что ты делал на Арбате, бездельник?

— Никогда не поверишь — пас… Видову.

Колонна «неожиданностей» перемешалась, превратилась в обычную толпу. Потом на первое место выбралась похищенная женщина. На второе — хозяин невостребованного любовного гнехдышка.

— Она была одна?

Насмешливый взгляд компаньона ущипнул главу фирмы за самолюбие, которое и без того — все в синяках.

— Похитителей за дураков держишь, потомок, да? Как бы не так — бабенку сопровождал уже знакомый тебе волосатик. Ни на шаг не отпускал, все время оглядывался. А Видова шла спокойно, не трепыхалась. Будто не под конвоем.

— Карток тоже следил за ней? — справившись с волнением охотника, увидевшего жирную дичь, спросил Романов, заранее зная ответ. — Или просто прогуливался?

— Следил. Настырно и неумело.

— Ты пошел за Видовой?

— Обижаешь, потомок! За Картоком. Тем более, что наши с ним интересы совпадали. Но тут произошло неожиданное: дама зашла в ювелирный магазин, самодеятельный «пастух» не решился последовать за ней, затоптался возле входа, огляделся и увидел «электрика». Признаюсь, я малость оплошал, не соориентировался во время…

Дальнейшее Петька изобразил в лицах. Угрожающе удивленное — Картока и радостное — детектива. Нагромождая ломтики правды на щедрые пласты бессовестного вранья, используя весь свой немалый арсенал артистических данных, Петька обнял за плечи Ян Яновича. Даже прослезился. Тот соответственно тоже притворился обрадованным. Дескать, жена послала купить подарок ко дню рождения сестрицы, а где еще можно найти его, как не на Арбате. Вот и ходит, мол, присматривается.

— Но я его быстро расколол. Как — не имеет значения. Описывать детали

— терять дорогое время, ты ведь знаешь мои способности… Оказывается старый приятель попросил его последить за одной дамой. Естественно за приличное вознаграждение. По описанию Картока этот самый «приятель» — наш давний знакомец и даже заказчик. Ванваныч. Представляешь?

— С трудом… Видову дождался?

— Нет, она не вышла, в магазине тоже ее не оказалось. Продавцы и владелец-директор, которым я пред"явил фотокарточку, корчили удивленные гримасы. Не было такой дамы — весь сказ! Вознеслась к Божьему престолу, испарилась, распалась на атомы и молекулы!

Вместо ясности — сплошная путаница. Романов не стал ковыряться в подробностях, равнодушно зевнул. Он не притворялся — спать хотелось зверски.

— Считай, необходимость слежки отпала. Утром мне звонил Ванваныч. Попросил, вернее, потребовал выбросить из головы похищение Видовой и все с ним связаное. Проболтаетесь, мол, ноги перевяжу с руками, голову приклею к заднице. Короче, полный набор бандитских угроз. Простил аванс. Так что, поставим точку.

Дружинина больше всего поразило «прощение» немалого аванса. Он непонимающе моргал, открывал и закрывал губастый рот, даже мычал.

— Перестань кривляться! — в очередной раз прикрикнул шеф. — Лучше скажи: чем думаешь заняться. На выбор: сексуальные шашни дамочки из высшего света, пропажа деловых бумаг в солидной фирме, кража в антикварном магазине. Выбирай.