Песня сирены

      Хессенфилд прижался ко мне, будто напоминая о том, как мы связаны друг с другом. Времени для объяснений не было. Мне было достаточно крикнуть всадникам: "Они держат меня в плену, потому что я знаю, что они сделали". И я вновь обрела бы свободу.
      Всадники приближались к нам.
      - Добрый день! - приветствовали они нас.
      - Добрый день! - отозвался Хессенфилд. Я тоже крикнула:
      - Добрый день!
      Всадники подъехали совсем близко и внимательно присмотрелись к нам. Они увидели провинциального джентльмена и женщину в костюме для верховой езды.
      - Вы здесь живете? - спросил один из них. Хессенфилд махнул рукой в направлении дома.
      - Тогда вы знаете округу?
      - Думаю, что да, - ответил Хессенфилд, и я поразилась его спокойствию.
      - Скажите, вы не видели незнакомых людей, которые ехали по этой дороге? - спросил тот же всадник.
      - Незнакомых? Нет, никого не видел. А вы, госпожа?
      Мне казалось, что я слишком медлю с ответом. В вышине прокричала чайка, будто посмеялась надо мной. У меня была возможность отомстить заговорщикам, им отсекли бы головы - всем Я как бы со стороны услышала свой голос:
      - Я не видела никаких чужих людей.
      - Боюсь, мы ничем вам не поможем - ни я, ни моя жена! - воскликнул Хессенфилд, и в его голосе послышалось радостное облегчение, которое могло его выдать. - Вы ищите какого-то определенного человека?
      - Это не имеет значения, - ответил всадник. - Вы не могли бы сказать, далеко ли отсюда до Льюиса?
      - Миль пять-шесть по этой дороге, - сказал Хессенфилд.
      Они сняли шляпы и раскланялись. Момент-другой мы стояли, глядя им вслед, затем он повернулся ко мне. Он ничего не сказал, просто обнял меня и прижал к себе.
      Я наглядно проявила истинные чувства, которые испытывала к нему. Я словно сбросила с себя тяжелую ношу, и мне больше не нужно было притворяться.
      ***
      Этой ночью все было иначе: теперь мы и в самом деле были любовниками.
      - Глупышка, ты понимаешь, что объявила себя нашей сообщницей? спросил он.
      - Меня не касается ваш заговор.
      - В том-то и суть. О, Карлотта, как я люблю тебя! Я продолжал бы любить тебя, даже если бы ты выдала нас. Но я не думаю, что буду когда-нибудь так же счастлив, как в тот момент, когда ты стояла перед нашими преследователями и говорила им слова, которые причислили тебя к заговорщикам.
      - Я принадлежу только тебе.
      - Карлотта, любовь моя! Еще несколько дней назад я совсем не знал тебя, а теперь ты со мной. Ты изменила мою жизнь.
      - Ты забудешь меня!
      - А ты меня?
      - Не забуду, у меня хорошая память.
      Он поцеловал меня, и мы предались любви с такой жадностью, будто у нас было предчувствие, что мы никогда больше не встретимся.
      Уснуть мы не могли.
      Мы лежали и разговаривали. Теперь между нами не было никаких барьеров. Еще несколько часов назад его жизнь полностью зависела от меня, и он мог убедиться, что я готова спасти его с риском для себя.
      Хессенфилд объяснил мне, почему так необходимо доставить генерала во Францию.
      - Мы хотим освободить страну от узурпаторов. На троне должен восседать Яков Стюарт, а вслед за ним - его сын. Вильгельм не имеет права на трон, и Анна не может быть его наследницей, пока живы Яков и его сын.
      - Неужели все это так важно? - спросила я. - Вильгельм - хороший король, как отзывается о нем народ. Почему мы должны рисковать своими жизнями только затем, чтобы королевскую корону носил этот человек, а не другой?
      Он засмеялся:
      - Женский способ мышления!
      - Ничуть не хуже мужского! - возразила я. - Вполне осмысленный способ мышления.
      Хессенфилд потрепал меня за волосы, поцеловал. И поведал о том, что в Сен-Жермене воцарилось настроение разочарования и паники, когда там стало известно, что мятеж не удался, а генерала Лангдона заключили в Тауэр.
      - Мы тщательно готовили его побег. Вполне обычный побег: вино, контрабандой доставленное в тюрьму, пьяные охранники, украденные ключи и все такое. К несчастью, получилось так, что генерал был вынужден спускаться из окна по веревке. Она оказалась короткой, и он упал с большой высоты на землю. Вот откуда его увечья. Мы отвезли его по реке к тому месту, где нас ждали лошади. Так мы оказались в "Черном борове".
      - А если бы вас схватили?..
      - Мы заплатили бы головой.
      Я коснулась рукой его густых светлых волос, которые украшали его гораздо больше, чем принятый в обществе парик.
      - Да, ты спасла мою голову сегодня, любимая. Впрочем, если бы ты выдала нас, я бы просто так ее не отдал. О, как я возгордился тобой, когда ты сказала: "Нет, никаких чужаков не видела!" Я заметил, что ты колебалась всего секунду. Ты знала, что можешь спастись ценой моей жизни. Но ты поняла, что нужно делать. Я никогда, никогда не забуду этого.
      Он снова упомянул о Сен-Жермене, где доживал свои дни старый король изгнанник в чужой стране, покинутый своими людьми, преданный своими дочерьми, которых он так любил. Он жил на щедроты короля Франции вместо того, чтобы с достоинством восседать на троне в Вестминстере.
      - Он вернется! - сказал Хессенфилд с жаром. - В этой стране много тех, кто стоит за него и ненавидит узурпаторов. Ты видишь сама, как нас поддерживают: этот дом предоставлен в наше полное распоряжение. Люди, которые им владеют, - надежные якобиты. Они уехали из дома со всей прислугой и оставили его нам в пользование. Хозяин со дня на день должен вернуться, чтобы узнать, уехали мы или нет. Затем вся семья вернется в дом. Врач, который приходил смотреть генерала, тоже один из наших. Мы разбросаны по всей стране и ждем сигнала...
      - Ничего хорошего не выходит из гражданской войны, это давным-давно доказано, - заявила я.
      - Мы боремся за подлинного короля и не прекратим борьбу, пока не восстановим его на троне.
      - И, если за вами придет корабль, ты уедешь?
      - Да, Карлотта, да...
      Он вздохнул, и мы долго молчали.
      Как только стало светать, Хессенфилд подошел к окну. Я услышала, как он вздохнул. Выпрыгнув из постели, я подскочила к нему и увидела в море паруса. Он схватил меня за руку.
      - Наконец-то, они приплыли! Одевайся, Карлотта, не теряй времени!
      Я быстро оделась, он опередил меня.
      - Пойдем, Карлотта. Поторопись! Я поспешила за ним к конюшне, где он выбирал лошадь.
      - Ты отсылаешь меня прочь?
      - Ты должна уехать, пока другие не увидели корабль.
      - Даррелл хотел убить меня.
      - Да, он не оставил этой мысли Ты должна исчезнуть отсюда как можно скорее. Знай: мы находимся в двадцати милях от острова Эйот. За день ты сможешь добраться туда. По пути, в Льюисе, расспроси, как тебе ехать дальше. Скажи, что отстала от своих...
      - А ты уедешь во Францию?. Хессенфилд обнял меня и сказал:
      - Я думал о том, чтобы взять тебя с собой, но это слишком опасно Ты должна вернуться домой.
      - Значит, мы с тобой расстаемся навсегда?..
      - Я вернусь! Не медли! Ты должна ехать прежде, чем проснется Даррелл, иначе он попытается убить тебя.
      - Но ведь ты не позволишь ему сделать это?
      Это может произойти неожиданно, кто знает. Я не могу подвергать тебя риску! Обещаю тебе, Карлотта, я вернусь!
      Он вывел лошадь из конюшни, опасливо посмотрел в сторону дома и легонько похлопал лошадь по ноге. Затем взял мою руку, поцеловал ее и приложил к своей щеке.
      - До свидания, милая Карлотта! - сказал он. Я пустила лошадь, не видя, куда еду; у меня перед глазами стояло лицо Хессенфилда. Я оглянулась, но его уже не было видно.
      Я ехала вверх по склону холма. Наверху, у небольшой рощицы я остановилась, спрыгнула с лошади, привязала ее к упавшему дереву и оглянулась.
      Я увидела корабль. С борта спустили на воду шлюпку, и гребцы направили ее к берегу. Я наблюдала, как генерала переносили в шлюпку, как ее снова подняли на корабль.
      Затем я отвязала лошадь и поехала в Льюис. Таков конец этой истории.
      РОЖДЕНИЕ РЕБЕНКА
      Когда я добралась до Эйот Аббаса, было уже темно. В Льюисе мне подробно все растолковали, и вскоре я наткнулась на знакомую дорогу.
      Я въехала во двор, и, завидев меня, один из грумов Харриет, находившийся там, вскрикнул от радости.
      - Ну, вот и я, - сказала я. - Приехала, наконец. Он рванулся, чтобы помочь мне слезть в седла.
      - Я должен бежать и сообщить хозяйке: она так беспокоится.
      - Да, да, - согласилась я. - Я с тобой. Мы вбежали в дом. Я закричала:
      - Харриет! Грегори! Бенджи! А вот и я? Первой на зов появилась Харриет. Несколько мгновений она смотрела на меня, потом подбежала и. заключила в объятия.
      - Ой, Карлотта! - запричитала она. - Да где же тебя черти носили? Мы тут уже все извелись. Грегори! Бенджи! Она тут! Карлотта приехала!
      В прихожую влетел Бенджи и сжал меня в объятьях. И дурак бы понял, что он на седьмом небе от счастья. А затем подоспел и Грегори - милый молчун Грегори, чьи изъявления чувств были, может быть, и не так пылки, но что и он, под стать остальным, был рад моему приезду - это уж точно.
      - Ты приехала одна?..
      - Харриет, со мной такое приключилось!..
      - Однако ты выбилась из сил! Тебе необходимо что-нибудь съесть и сменить одежду, - подала голос Харриет.
      - Грумы приехали без тебя и сказали, что на тебя, должно быть, напали разбойники по пути с постоялого двора на ферму, где они остановились.
      - Я все расскажу Не знаю только, с чего начать...
      - Я знаю, - заявила Харриет. - Начать нужно с того, что ты поешь, умоешься и переоденешься. Твой багаж уже здесь. Можешь себе представить, что мы пережили... А теперь, мужчины, предоставьте Карлотту мне, а ты, Грегори, поторопи там насчет ужина. Но прежде пусть подадут Карлотте в комнату немного куриного бульона.
      Харриет отвела меня в апартаменты, которые я всегда занимала, будучи в Эйот Аббасе. Едва я извлекла из моего багажа свежее платье, как принесли куриный бульон. Я с жадностью набросилась на него, потом вымылась горячей водой, которую мне подали, и переоделась.
      Харриет вернулась посмотреть, готова ли я - Приключение с тобой было, говоришь? - спросила она. - Приятное?
      - Какое там! Меня едва не убили, чудом спаслась.
      Ты выглядишь сама не своя, и мы ждем-не дождемся, когда ты, наконец, поведаешь свою историю. Сейчас я не буду досаждать тебе вопросами, дорогая. За ужином ты сама обо всем нам расскажешь.
      Я и рассказала, по крайней мере то, что я хотела бы, чтоб они знали. По дороге сюда я решила, что в моей истории должна присутствовать какая-то доля правды. Меня быстро подловят, если я буду все выдумывать, чтобы выгородить Хессенфилда, а я не хочу, чтобы ему грозила опасность. Но теперь он в безопасности - я сама видела его на борту корабля. Вероятно, сейчас он уже во Франции.
      Итак, я рассказала, как поздно мы прибыли в "Черный боров" и как там все комнаты оказались заняты шестью мужчинами, и мне пришлось довольствоваться маленькой комнатушкой на том же этаже, которая им не приглянулась.
      Затем я перешла к рассказу о том, как обнаружила, что с ними вместе был мужчина, в котором я признала генерала Лангдона.
      - Так значит, он бежал из Тауэра?! - воскликнул Бенджи.
      - Точно, - ответила я. - Они его спасли. И когда выяснилось, что я узнала генерала, меня решили убить, но один из них не допустил кровопролития.
      Должно быть, в голосе моем появились теплые нотки, а это особенно встревожило Харриет, насколько я могла заметить.
      - Они взяли меня с собой, в домик на побережье. Потом подошел корабль, они уплыли на нем...
      - И отпустили тебя, - закончил Грегори.
      - Решили, верно, что они уже в безопасности, подлые негодяи, - сказал Бенджи..
      - У них веская причина, - заметила я. - И они, действительно, верят, что справедливо было бы вернуть трон Якову.
      - Неужто они сделали тебя якобиткой? - спросила Харриет.
      - Ничего подобного. Мне совсем неинтересны эти глупые заговоры.
      - Какое тяжкое испытание тебе выпало, - вздохнула Харриет. - А уж как мы волновались...
      - И матушка? - быстро спросила я.
      - Я не сказала ей: решила не тревожить раньше времени. Я-то понимала, что с тобой ничего дурного не может случиться, но ее ты знаешь навоображала бы невесть что. А на самом деле видишь, все не так страшно. Ты просто.., просто попала в руки к этим безрассудным людям.
      - Я все-таки не думаю, что Хессенфилд позволил бы им убить меня. С самого начала, когда он спас меня.
      Да, я, видно, здорово устала и уже не понимала, что говорю. А Харриет палец в рот не клади - она была куда прозорливее других и прекрасно разбиралась в людских эмоциях.
      - Хессенфилд! - воскликнул Грегори.
      - Хессенфилд! - эхом повторил Бенджи.
      - Пресвятая Дева! - воскликнула Харриет. - Ну конечно, лорд Хессенфилд! В былые дни мы встречались с ним, и он был близким другом Якова. Естественно, что сейчас он один из главных якобитов. При Якове все Филды были "на коне"!
      - Филды? - вырвалось у меня непроизвольно.
      - Такая у них родовая фамилия, дорогая. Джон у них самый старший. Помнится, я знавала его отца, еще когда тот был жив. Карлотта, дорогая моя, так значит, это Хессенфилд вызволил генерала Лангдона из Тауэра? Что ж, ловко! Как раз в духе Хессенфилд а.
      "Джон Филд, - подумала я. - Он сказал мне, что его зовут Джон Филд. Выходит, он не солгал".
      Меня забросали вопросами. Я рассказала, как мы верхом добрались до того домика на побережье и как жили там три дня.
      - Моя дорогая Карлотта, - сказала Харриет, - у многих из нас бывали в жизни странные приключения. Они имеют особенность пленять. На этот раз одно из подобных приключений, конечно же, пленило и тебя. Больше всего на свете тебе сейчас хочется, наверное, отдохнуть, и я настаиваю, чтобы ты немедленно легла в постель. Остальное расскажешь завтра. Что тебе нужно, так это хорошенько выспаться, и я дам тебе выпить на ночь настойку из черной смородины. Ступай, пожелай всем доброй ночи, а я сейчас принесу настойку.
      Я знала Харриет. Она явно хотела поговорить со мной наедине, чтобы нас не стесняло присутствие сына и мужа.
      Она вошла ко мне в комнату с настойкой в руке. К тому времени я была уже в постели. Она не ошиблась - я была здорово вымотана и в то же самое время прекрасно сознавала, что вряд ли смогу заснуть.
      Я продолжала думать о той последней ночи, когда была с Джоном, и как не могла прогнать из памяти выражение его лица, когда он целовал меня на прощание.
      Харриет подала мне настойку и присела на краешек Кровати.
      - Случилось еще кое-что? - спросила она. Я приподняла брови, чтобы показать, что совершенно не понимаю, о чем это она.
      - Хессенфилд, - продолжала она. - Я хорошо его помню: блестящий джентльмен. - Она улыбнулась. - И он спас тебе жизнь, и ты провела с ним целых три дня.
      Я молчала.
      - Ты ничего не хочешь мне еще сказать, Карлотта? - спросила она.
      - Харриет, я не могу говорить об этом, чувствую, что не могу.., даже с тобой.
      Она ответила:
      - Кажется, я понимаю, в чем дело. Со временем ты ведь мне все равно расскажешь, правда? Дитя мое дорогое, как я рада, что ты вернулась! Я так испугалась... В этом мире многое может произойти с женщиной, но ты, мне кажется, из тех, кто сумеет за себя постоять. Ты чудом спаслась, Карлотта. Я знаю, что это за люди, я видела их своими собственными глазами.
      Наклонившись, она поцеловала меня и взяла настойку из моей руки.
      Я убеждена: она догадалась о том, что случилось между мной и Хессенфилдом.
      ***
      В каком-либо другом месте я вряд ли так скоро смогла бы вернуть самообладание, но Грегори и Бенджи были такие милые, такие бесхитростные. Они приняли мой рассказ за чистую монету и благодарили судьбу, что мне удалось так счастливо выпутаться из этой истории. И все считали, что я обязательно должна много есть и отдыхать, чтобы компенсировать те лишения, которым подвергалась.
      Харриет - другое дело. Она-то знала, что случилось, и не была бы Харриет, если б хотя бы не догадывалась. Она поняла это еще и потому, что имела представление о Хессенфилде и знала, что может произойти между мужчиной и женщиной, оказавшимися взаперти в течение трех дней, когда над ними висит призрак смерти, а сами они - во власти убийц.
      Но главным достоинством Харриет было то, что она никогда ничего не "вынюхивала". Я вполне отдавала себе отчет - и для моей матери это было не секретом, - что в случае чего Харриет могла бы обратиться за помощью к нужным источникам информации, которым можно доверять. Однако она вела себя в подобных ситуациях (столкнувшись с которыми, другие места бы себе не находили) так, будто все так и должно быть, будто это всего-навсего еще одна из сторон жизни. Она никогда не судила и не уличала тех, кто не видел пока жизни во всей ее сложности: если с тобой случилось что-то хорошее, наслаждайся этим; если плохое - найди способ самостоятельно выпутаться. Харриет была не то чтобы добропорядочной женщиной, но, во всяком случае, располагающей к себе. Она целиком погружалась в собственную жизнь, стремилась взять у нее самое лучшее - и никто не сможет отрицать, что это ей удавалось. Не будучи меркантильной, она просто наслаждалась прелестями жизни и готова была "пуститься во все тяжкие", чтобы отведать их. Располагало к ней, по моему мнению, а то, что, если кто-то обманывал ее, она делала вид, будто сама поддалась этому обману; она понимала, Почему ее дурят, но даже если и нет, то все равно умела не заплутать на коварных тропах правды и не правды.
      Я чувствовала, что она понимает: то, что произошло между мною и Хессенфилдом, было естественно. Со временем я и сама призналась бы ей - ей, но не матери. Кое-кто может сказать, что, мол, твоя мать родила тебя, не скрепленная узами брака. О да, это правда, но ведь случившееся лишь предвосхитило супружеские обеты, которые никогда не были произнесены лишь потому, что их пресек топор палача. В душе моя мать не была авантюристкой и с благоговением относилась к браку. Я - не такая и никогда такой не буду, да и Харриет тоже.
      Первые дни я впитывала в себя мирный уют Эйот Аббаса, славного старого дома, который Грегори унаследовал от старшего брата, получив титул. Я всегда любила этот дом. Скорее, он был моим настоящим домом, а не Эверсли, ведь когда я была маленькой, то искренне верила, что Харриет и Грегори мои родители. Я знала здесь каждый уголок, каждую щель. Я любила раскинувшиеся по сторонам холмы - в отличие от равнин Эверсли; здесь я каталась на своем первом пони, здесь, в этом дворике, я училась ездить верхом - все по кругу, по кругу, на длинном поводе, который держал либо Грегори, либо Бенджи, либо один из грумов. Да, это был мой дом. Он стоял всего в миле от побережья, но, поскольку построен был в ложбине, - хорошая защита против южных ветров - остров Эйот можно было увидеть только из верхних окон. Милый старый дом, выдержанный, как и большинство домов, в елизаветинском стиле: холл в центре, а по бокам - западное и восточное крылья. Дом с башенками и бойницами из красного кирпича, с прекрасным садом, выглядевшим, впрочем, довольно заброшенным, поскольку так нравилось Харриет, а ее желание было здесь законом.
      Из своего окна наверху я часто смотрела на остров Эйот, что в миле от моря. Когда-то там был монастырь, и меня это место всегда приводило в восторг. В летние дни, когда мы выбирались на пикники, я любила играть там в прятки. А когда правда о моем происхождении открылась мне, я вообразила, что Эйот - особое для меня место, ведь меня зачали здесь. Очень мало кто может с уверенностью сказать, где произошло это событие, но я могла, потому что моя мать и отец любили друг друга единственный раз, в этом самом месте. Несчастные любовники, звезды которых соединились! Потом я вдруг подумала: а ведь это судьба, рок. Она потеряла своего любовника из-за какого-то глупого заговора, в котором он оказался замешан, а я...
      Я была вовсе не уверена, что думаю о Хессенфилде как о своем любовнике. Наша история совсем не похожа на историю моих родителей. Когда они встретились, мать пыталась его спасти; они пережили романтическую любовь, результатом которой и была я, собственной персоной. Я была убеждена, что происшедшее между ними весьма сильно отличается от моего приключения.
      Отныне я должна забыть Джона, как должна была забыть Бо. Неужели моей любви вечно суждено оборачиваться трагедией?
      Я уже неделю жила в Эйот Аббасе, когда, наконец, произошел этот разговор с Харриет. Вообще-то, у меня и в мыслях ничего такого не было. Она сидела на деревянной скамеечке а саду. Я увидела ее из окна и вдруг почувствовала непреодолимое желание спуститься и присоединиться к ней.
      Когда я присела рядом, Харриет слабо улыбнулась.
      - Я вижу, тебе уже лучше, - сказала она, словно констатируя факт, - но все равно - одной половиной своей души ты не здесь.
      Я подняла вопросительно брови, и она договорила:
      - Тебя все еще тревожит тайна, связанная с тем домиком у моря.
      Харриет не стала задавать мне вопросы. Она просто сидела и ждала, и я поняла, что настало время рассказать ей все: больше я не могла носить это в себе.
      - Да, - сказала я. - Я по-прежнему думаю об этом.
      - Это сильно отразилось на тебе.
      - Харриет, - решилась я, - ты ведь знаешь, что произошло между мной и Хессенфилдом.
      - Я догадалась, - ответила она. - Зная его.., и зная тебя. Он учинил над тобой насилие? Я заколебалась.
      - Ну, если честно...
      Она кивнула. Она все прекрасно поняла.
      - Хессенфилд родился соблазнителем, - заметила она. - Второй Бомонт Гранвиль. Разве что не такой негодяй, хочется надеяться, но сходство налицо.
      - Ты считаешь Бо негодяем, а сама, вспомни-ка, даже не пыталась расстроить нашу свадьбу, тогда как других кавалеров отваживала.
      - Я думала, что ты сама должна была чему-то научиться: очень уж ты с ним носилась. А теперь вот Хессенфилд. Но он тоже сбежал, исчез: он неминуемо должен был исчезнуть. Ему повезло: сделал свое дело и был таков, а, судя по твоим словам, часть времени он провел славно.
      - Харриет, ты не шокирована?
      - Дитя мое, разве может меня Шокировать.., жизнь?
      - У тебя, верно, было много любовников, Харриет?
      Она не ответила. Глаза ее застыли, как будто она оглянулась назад и увидела всех их - мужчин, которых любила. И тогда слова рекой полились из меня, и я не могла остановить этот поток. Я рассказала ей, как Хессенфилд спас мне жизнь, когда этот мужлан Даррелл вздумал убить меня; как он дал понять, чего хочет от меня, и как получилось, что и я сама захотела, чтобы произошло то, что произошло.
      - Вот и все. Ты можешь меня понять?
      - Могу: я ведь видела его. И это, должно быть, послужит тебе не меньшим уроком, чем история с Бо.
      - С Бо мы тоже были любовниками, Харриет.
      - Разумеется: Бомонт Гранвиль не смог бы сыграть это столь естественно. Дитя мое, будут у тебя и еще любовники! Ты не похожа на таких добропорядочных женщин, как твои бабушка и мать. Страсть может вознести тебя на такую высоту, какая им и не снилась, и этого не нужно стыдиться. Просто ты более чувствительная, вот и все, и ты знаешь, что очень мне нравишься. Я думаю даже, что, когда я решилась на роль матери, судьба нарочно подсунула мне тебя. Ты и похожа на меня чем-то, не находишь?
      - Харриет, я ни на кого не похожа и не хочу быть похожей.
      - Сказано скорее с пылкостью, нежели с мудростью, но Бог тебе судья. А теперь вот что, дорогая. Ты провела три ночи с Хессенфилдом. Что если у тебя будет от него ребенок? Ты об этом не подумала?
      - Подумала. Когда Я смотрела в окно и вспомнила, как сама была зачата, я сразу подумала о себе:
      Действительно, что будет, если у меня родится ребенок Хессенфилда?!
      - А тебе разве не приходило в голову, что страсти могут приносить плоды?
      - Я немного испугалась этой мысли, и в то же время...
      - Я знаю.., тебя она захватила.
      - Как было бы замечательно иметь от него ребенка, чтобы помнить о нем!
      - Дети - плоды подобных увлечений, - как правило, делают много шума своим появлением на свет. Вспомни, как ты сама появилась на свет, как потом "вышла в люди".
      - Единственно твоими стараниями, Харриет. Я засмеялась, и в смехе этом сквозила истерика: теперь, когда одолевавшая меня мысль выплеснулась наружу, мне стало не по себе.
      Харриет вдруг похлопала меня по руке.
      - Однако, если это произойдет, нам надо решить, что делать. Конечно, ничего может и не случиться, хотя с твоей матерью было нечто похожее. И, тем не, менее, жизнь - не такая штука, чтобы слишком часто повторяться. Но нам лучше быть готовыми ко всему, да?
      - О, Харриет, - сказала я, - хорошо, что ты со мной. Наверное, тогда, много лет назад, моя мать чувствовала себя так же, как я сейчас.
      Она промолчала, и мысленный взор ее был вновь обращен в прошлое. Должно быть, по моим подсчетам, ей уже лет шестьдесят, но она сумела остаться юной в душе и в этот момент выглядела совсем молодой.
      ***
      И все-таки история повторилась: я обнаружила, что у меня будет ребенок.
      Сейчас мне уже не вспомнить, что я почувствовала в тот миг, когда поняла это Я была обескуражена, это правда, но в то же время меня охватило необыкновенное возбуждение. Я вдруг поняла, как убога была моя жизнь с исчезновения Бо вплоть до стычки с якобитами. Только потом я снова начала любить и ощутила, что отчаянно хочу жить - даже если это чревато новыми опасностями для меня.
      Не теряя времени, я обо все рассказала Харриет. Она тоже пришла в волнение. Я ее прекрасно понимала: она любила неожиданности, даже если они приносили новые трудности, и чем они были сложнее, тем в большее возбуждение она приходила.
      Быть под ее крылышком оказалось невероятно удобно. Она с непостижимой ясностью раскладывала по полочкам мое теперешнее положение:
      - Это совсем не похоже на то, что произошло с твоей матерью. Она была юной невинной девушкой, иметь незаконнорожденного ребенка казалось ей немыслимым. И все-таки ты здесь, дорогая моя Карлотта, и сама уже ждешь ребенка. В свое время нам пришлось прибегнуть к целой массе уловок.
      - Я знаю: Венеция. Это волшебное палаццо, а потом заявление, будто я твоя дочь.
      - Тогда мы разыграли все как по нотам, но сейчас ситуация иная. В эту историю тебя вовлек любитель приключений, и таким дети обязаны своей жизнью! Ты, правда, можешь возразить, что ребенок, которого ты в себе носишь, своей жизнью обязан кубку доброго сидра, но все-таки... Что же нам делать, Карлотта? Ты богатая женщина и можешь проигнорировать мнение всех, если пожелаешь. Ты можешь сказать: да, у меня ребенок, а если вы вздумаете мне указывать, то я на вас плевать хотела. С другой стороны, хорошо было бы, чтобы у ребенка был отец: два родителя все лучше, чем один, да и обществу труднее придраться. Я бы лично была не против, чтоб у ребенка появился отец.
      - Его отец никогда не узнает о его существовании.
      - Ты уверена? Однако мы лишь зря тратим время, а надо бы очень и очень поспешить. У меня есть один план.
      Мысли мои перескочили на мать и бабушку. То-то ужаснутся все мои родные! Дед наверняка захочет убить Хессенфилда, а так как тот впридачу еще и якобит - дед у меня убежденный протестант, - то ярости, несомненно, не будет предела. Потом Ли: хоть он и старается не подавать виду, но по натуре человек горячий. Я слышала, как он однажды набросился на Бо, когда тот, по мнению Ли, был "слишком дружелюбен" с моей матерью. Я видела после шрамы на теле Бо, он рассказал мне, что Ли ворвался к нему в комнату и нанес эти раны, пока тот ничего не успел сообразить.
      Я воображала страдания мамы и тот удар, который произойдет с Ли, когда я расскажу, как оказалась замешанной в историю спасения генерала Лангдона. Все ведь будут убеждены, что меня при этом изнасиловали и что дитя результат этого насилия. О да, я очень живо представляла себе, как разъяренная компания из Эверсли отправляется в Сен-Жермен мстить за меня.
      Я поведала об этом Харриет, и та согласилась со мной.
      - Но есть возможность избежать этого, и именно об этой возможности я сейчас и размышляю. Странно, почему это тебе самой не приходит в голову?
      - Что? - не поняла я.
      - Бенджи, - сказала она.
      Я уставилась на нее в изумлении.
      - Выйди замуж за Бенджи, - продолжала она. - Он будет прекрасным отцом ребенку.
      - За вашего сына?
      - Разумеется, за моего. И Грегори тоже, хотя долгое время мне пришлось его выдавать за сына Тоби Эверсли. Что есть, то есть, и лучше устроить все с наименьшими неприятностями для каждого. Слушай, если ты выйдешь замуж за Бенджи, ты сможешь иметь ребенка - вероятно, он родится чуть раньше положенного срока, но это быстро забудется. У тебя будет муж. У ребенка будет отец - и мы убиваем двух зайцев одним выстрелом.
      - И ты считаешь, что я должна Обманывать Бенджи ради этих "двух зайцев"?
      - Обманывать его нет никакой необходимости. Расскажи ему о том, что с тобой приключилось, как твоя жизнь оказалась в опасности и как тебе пришлось отдаться, чтобы ее сохранить. Это ведь правда, разве нет?
      - Это не вся правда, Харриет. Мы...
      - Я знаю, что между вами произошло. Ты вкусила наслаждения с Бо, но потеряла его и подумала, что вместе с ним потеряла и способность любить. И даже больше того, но тут появился лихой Хессенфилд, и "жизнь для тебя озарилась новым светом. Ты не похожа на свою честную мать, дочка, ты многое взяла от меня. Это было великолепное приключение, не так ли? Покуда оно продолжалось, ты с головой окунулась в него. На свете есть и другие мужчины, подобные Бомонту Гранвилю и Джону Хессенфилду. Бенджи - не такой. Но все к лучшему: он - наиболее удачная партия для тебя и искренне тебя любит. А это многого стоит - искренняя любовь. Взгляни хотя бы на нас с отцом.
      - Значит, ты хочешь устроить мою свадьбу с Бенджи, я правильно тебя поняла?
      - Ну конечно. Но я не собираюсь отрицать, что и тебе это дает много преимуществ.
      - Вот так и Бо говорил... Но я не могу выйти замуж за Бенджи, не переговорив с ним.