Алая мантия

      – Я не понимаю их, – сказал он. – Они схватили нас, заточили в тюрьму, а потом освободили!
      – Мы не настолько важны, чтобы держать нас в заключении, – отозвался Доминго.
      – Однако мы были достаточно важны, чтобы нас разыскивать.
      – Возможно, они искали других. Но не будем ломать голову над их методами. Нам предстоит работа. Несколько домов готовы принять нас.
      – Откуда ты знаешь об этих домах?
      – В соседней камере сидели двое священников. Я слышал, как они молились. Мы стали переговариваться через стену. Наш тюремщик был неплохим парнем. Он пожал плечами и сказал, что не видит вреда в наших разговорах. Иногда он даже отпирал мою камеру и раз решал посещать священников. Они говорили о работе, которую я мог бы выполнить, получив свободу. Мы исповедались друг другу в наших грехах и вместе причастились. Они назвали мне имена людей, которые с радостью предоставили бы мне приют, и я узнал о семье в Девоне, которая хочет, чтобы я провел у них некоторое время, так как их священника отзывают.
      – Нам поразительно везет, – заметил Бласко. – Очевидно, англичане немного повредились в уме, если сначала схватили нас, а потом отпустили.
      – Возблагодарим Бога за их безумие, – сказал Доминго.
      Наконец они отправились в Девон через графства Гэмпшир и Сомерсет. Красота пейзажей придала бы им бодрости, если бы обоих не тяготило чувство вины.
      Только Чарли был счастлив и громко распевал, проезжая по крутым и извилистым дорогам.
      Бласко было не до пения. «Жюли мертва, – говорил он себе, когда они ехали по вересковым пустошам. – Она умерла, направляясь ко мне. Почему она так хотела меня увидеть?»
      Бласко представил себе мирный гугенотский дом, в котором жила Жюли с тех пор, как они прибыли в Англию. Почему она решила отправиться к нему в тюрьму, подвергнув опасности собственную свободу? Бедная, глупая, неосторожная Жюли! Он никогда так не думал о ней раньше.
      Она не любима его. Между ними никогда не было любви. С его стороны была жалость, а с ее – долг.
      «В чем я был не прав по отношению к Жюли? – спрашивал себя Бласко. – Может, мне следовало оставить ее убийцам на улице Бетизи, и это избавило бы ее от многих страданий? Может, я не должен был идти в этот дом, а остаться ночью в гостинице как добрый католик? Хотя в ту ночь ни один добрый католик не оставался дома. Добрые католики ходили по парижским улицам, и кровь капала с их шпаг. Будь я добрым католиком, моя бы жизнь была совсем другой. Я бы вернулся домой, женился на подходящей для меня женщине – разумеется, католичке, и жил бы с ней в согласии, как мои родители. Скольких лет страданий можно было бы избежать!»
      А теперь образ Жюли будет преследовать его до конца дней. Жюли на крыше; Жюли в его объятиях в гостинице, покуда мимо движется процессия на кладбище Невинно Убиенных; Жюли, стоящая на коленях на кровати, прислушиваясь к шагам на лестнице; наконец, Жюли под ногами у толпы, спешащей поглазеть на казнь Бэбингтона…
      Теперь, проезжая по вересковым пустошам, Бласко смотрел на кусты утесника, кажущиеся золотыми в солнечных лучах, на маленькие ручейки, бегущие среди камней, и спрашивал себя: «Что мы здесь делаем? Доминго выполняет работу, к которой его готовили много лет, а я… я шпионю для моей страны».
      – Скоро покажется Плимут, – сказал Чарли. – Вы говорили, отец, что дом, куда мы едем, находится на самой окраине?
      – Да, – отозвался Доминго. – Наше путешествие почти окончено.
      – Ты уверен, что мы останемся здесь? – спросил Бласко.
      – В Харди-Холле нас ожидает работа, – ответил Доминго.
      – И хорошая работа, джентльмены! – подхватил Чарли. – Спасать людские души из рук дьявола!
      – Мы окажемся неподалеку от моря, – заметил Бласко и подумал: католический дом, куда поручили ехать Доминго, весьма удачно расположен. Экспедиции в Тихий океан, Северную и Южную Америку отправляются из Плимута. Он начал многое понимать. Работа Доминго – убеждать людей сменить веру, а его работа – собирать сведения о судоходстве в проливе.
      От него ожидают, что он будет действовать против англичан, которые оказались настолько глупы, что освободили его, трудиться ради возвращения Англии к католической вере, готовить почву для организации в этой стране Святой инквизиции.
      Бласко содрогнулся – он не чувствовал влечения к подобной деятельности. Ему вновь припомнилась страшная ночь в Париже. Жестокости, практикуемые религией, к которой он принадлежал в силу рождения, вызывали у него отвращение. Бласко больше не был добрым католиком, но не стал ближе и к протестантизму. Он был просто человеком, который ненавидел жестокость и не желал принимать в ней участие.
      В то же время Бласко ощущал в себе растущую апатию. Он напоминал сам себе стебли травы, которые ветер раскачивает в разные стороны.
      Бласко любил Бьянку и потерял ее; он считал своей важнейшей обязанностью оберегать Жюли, но теперь в этом не было нужды. Все остальное казалось ему не имеющим никакого значения. Бласко будет делать то, чего от него ожидают, но с полным безразличием. Он станет просто жить от одного дня к другому, не заботясь о том, что с ним произойдет.
      Наконец братья прибыли в Харди-Холл.
      Когда они подъехали к дому, их тепло встретили сэр Уолтер и леди Харди. Конюхи забрали лошадей, после чего приезжих проводили в зимнюю гостиную, где был накрыт стол.
      Чарли закусывал в буфетной отличным ростбифом, запивая его девонским сидром. Не теряя времени, он старался подружиться со слугами и рассказывал им, что прибыл издалека со своим хозяином, который будет давать наставления здешним молодым людям. Раньше он никогда не жил так близко от моря. Он приехал из Лондона, где большие корабли плавают по реке. Пожалуй, они не меньше тех, которые здешние жители видят в проливе. Возмущенные слуги заявили, что в проливе плавают огромные суда, которыми командуют знаменитые искатели приключений. Чарли был настроен скептически, но его веселость быстро завоевала расположение слуг.
      Тем временем сэр Уолтер и леди Харди сидели со своими гостями и говорили им, как они рады их видеть.
      – Мы высоко ценили отца Хита, – промолвила леди Харди. – Он пробыл с нами так долго. Для нас тяжелый удар, что его вызвали в Рим.
      – Нас, священников, часто вызывают в наши семинарии, – сказал Доминго. – Естественно, что его вы звали после столь долгой службы.
      – Мы очень опечалились, услышав, что святое дело потерпело неудачу, – заговорил сэр Уолтер. – И нас сильно встревожило, что предатели оказались в самой гуще заговора.
      – Значит, вы слышали об этом? – спросил Доминго.
      – Нас держат в курсе дел. Мы были предупреждены, когда Бэбингтона вызвали к Уолсингему, после чего, как вам известно, он сразу же был арестован. Для нас было жестоким ударом узнать, что Гилберт Гиффорд предатель. Как мог священник так поступить? Теперь нам известно, что Уолсингем заставил его работать на себя в обмен на сохранение жизни. Кто бы поверил, что священник способен на такое?
      Доминго опасался, что они услышат, как колотится его сердце.
      – Люди так слабы, – с трудом пробормотал он.
      – Но священники! – воскликнула леди Харди. – А в результате наша королева мертва. Я слышала, что она мужественно встретила смерть и, хотя палач отделил ей го лову от туловища только с третьей попытки, не дрогнула до конца. А мы даже не можем носить по ней траур!
      – Зато мы можем оплакивать ее в наших сердцах, – сказал сэр Уолтер.
      – В нашем доме бывает много посетителей, – продолжала леди Харди. – Они остаются ненадолго, и мы стараемся, чтобы их присутствие осталось незамеченным. Мы держим открытой дверь часовни, и они проходят туда. В часовне есть небольшое помещение – хагиоскоп, – куда можно проникнуть через увитую плющом дверь. В этой комнатушке человек может находиться не замеченным присутствующими в часовне, а потом, улучив момент, когда все выйдут, подняться по короткой лестнице в пуншевую комнату. Мы не хотим, чтобы слуги знали слишком много. После истории с Гиффордом я мало кому решаюсь доверять. Под полом часовни, отец, у нас имеется тайник. Отец Хит однажды спасся, воспользовавшись им. Мы покажем его вам этой же ночью. Никто не знает, когда может понадобиться тайник.
      – Надеюсь, этого вообще не произойдет.
      – Мы тоже на это надеемся, – отозвался сэр Уолтер. – Довольно долгое время сыщики нас не беспокоили.
      – Возможно, – заметил Бласко, – после смерти королевы Шотландской заговоры пойдут на убыль, так как она постоянно была их центром.
      Леди Харди фанатично сверкнула глазами.
      – Не бойтесь, мы найдем другой центр! Наша задача – восстановить католичество в Англии.
      – Очевидно, отец Каррамадино захочет встретиться с детьми, – предположил сэр Уолтер.
      – Разумеется, – кивнул Доминго, – ибо они являются официальной целью нашего пребывания здесь.
      – Не такие уж они дети, – улыбнулась леди Харди. – Говарду почти восемнадцать, а Бесс уже исполнилось четырнадцать. Я велю их позвать.
      Она подошла к шнуру звонка и стояла у двери, пока не появился слуга и не выслушал ее указания.
      – Говард добрый католик и посещает мессу, – не громко сказала леди Харди, вернувшись к столу. – Он не болтлив. Но я всегда боялась, чтобы моя дочь принимала участие в этих обрядах. Конечно, я трусиха, но я опасаюсь за нее и стараюсь удержать ее от посещения мессы, пока не почувствую, что для нее это стало более безопасно. Вы должны простить мне мою трусость, отец. Она моя дочь, и…
      – Прошу вас, не оправдывайтесь, – сказал Доминго. – Ваши страхи вполне понятны. У каждого из нас есть свои страхи.
      Говард и Бесс вошли в пуншевую комнату.
      – Это отец Каррамадино и его брат, – представила леди Харди. – Мои дети – Говард и Бесс.
      Бесс присела в реверансе, а Говард поклонился.
      – Добро пожаловать, – сказал он.
      – Мы рады вас видеть, отец, – добавила Бесс.
      – Думаю, – промолвила леди Харди, – что теперь, когда отец Каррамадино с нами, мы не будем так сожалеть об отъезде отца Хита. Но помните: называйте его отцом Каррамадино, только когда мы собираемся вместе, как сейчас. Во всех других случаях он мистер Каррамадино, а его брат – мистер Бласко. А теперь садитесь и побеседуйте с нашими гостями. Позже вы сможете показать им все, что они пожелают увидеть в доме. И не забывайте, дети, что вы – добрые католики.
      Бласко припомнил бешеную борьбу его матери за Луиса. Леди Харди была такой же фанатичкой. Ему стало не по себе.
      Пилар и Роберто часто, как могли, встречались с Говардом и Бесс в том месте на утесах, где открывался вид на море. Они не договаривались о встречах заранее – капитан был дома, и им казалось, что лучше обходиться без подобных приготовлений. Они просто бродили среди утесника и папоротника иногда по одному, а иногда вдвоем, в надежде, что появятся другие.
      Капитан всегда не жаловал семейство Харди, а теперь не любил их более, чем когда-либо. Он зажег в поле праздничный костер, когда услышал новости о казни в замке Фотерингей. Он заставил слуг сделать набитую тряпками фигуру в шотландской юбке, бросить ее в костер и плясать вокруг него хороводом.
      Капитан призывал всех домочадцев проклинать шотландскую шлюху, зная, что соседи глубоко скорбят из-за того, что вызывает у него бурную радость.
      Капитан Марч и семья Харди всегда были врагами. Его отношение к соседям отнюдь не улучшилось, когда он узнал, что его жена собиралась выдать их дочь замуж за отпрыска этого семейства и что Пилар нисколько не возражала против этого брака.
      Капитан ничего не говорил об этом Пилар, опасаясь лишний раз вызвать ее возмущение. Для него было в новинку обдумывать свои слова, пытаться приспособить молодую девушку – его собственную дочь – к его образу мыслей. Он никогда не верил, что такое возможно, пока это не стало явью.
      Итак, молодежь встречалась тайно, и в этот день все они лежали на траве, глядя на море и разговаривая. Здесь на них и наткнулся Бласко.
      При виде Говарда и Бесс, которые его не слишком интересовали, он намеревался лишь поздороваться, однако двое других сразу привлекли его внимание. Особенно необычно выглядела девочка со светлыми волосами и огромными темными глазами – ее лицо было оживленным, и она не переставая болтала, покуда остальные молчали. Мальчик также был привлекательным – смуглым, как испанец. Возможно, этот внешний намек на текущую в его жилах цыганскую кровь заставил Бласко остановиться.
      – Да это же мистер Бласко! – воскликнула Бесс.
      Говард поднялся на ноги, и Роберто с неохотой последовал его примеру. Пилар осталась лежать, глядя на незнакомца.
      – Он гостит у нас, – объяснила Бесс. – Его зовут мистер Бласко Каррамадино, но мы называем его мистер Бласко, потому что у него есть старший брат.
      – Добрый день, – поздоровался Бласко. – Пожалуйста, садитесь и представьте мне ваших друзей.
      – Я Пилар, дочь капитана, – заговорила незнакомая девочка, – а это мой брат Роберто.
      – Пилар! Роберто! Это не английские имена.
      – Конечно. – Пилар разглядывала незнакомца, интересуясь про себя, священник ли он, высадился ли он ночью на побережье и не опасно ли для него разгуливать при дневном свете. – Это испанские имена.
      – Так вы испанцы? Я тоже.
      – Бласко – испанское имя, не так ли?
      – Такое же испанское, как Пилар.
      Заметив, что Говарду не по себе, Пилар догадалась, что этот человек – один из их тайных гостей.
      – Вы давно в Англии, мистер Бласко? – спросила она.
      – Уже много месяцев.
      – И вы прибыли из Испании? Я очень много знаю об Испании, хотя всего наполовину испанка.
      – Мать Пилар, – объяснил Говард, – часто приходит в Харди-Холл – в часовню.
      – Мать Роберто тоже приходит, – добавила Бесс. – Правда, не так часто, как мать Пилар.
      – Понятно, – промолвил Бласко. – А вы двое?
      Пилар и Роберто посмотрели друг на друга. Пилар собиралась заговорить, но Говард взглядом умолял ее молчать. Она сжала губы, словно стараясь удержать готовые вырваться слова. От этой детской привычки ей никак не удавалось избавиться.
      – Мы иногда заходим в Харди-Холл, – дипломатично отозвалась Пилар. – Благодаря нашему первому визиту туда мы и познакомились. – Она засмеялась. – Мы нарушили границу чужих владений и спрятались в ореховой роще, а потом стали играть все вместе. Леди Харди была очень добра. Она сказала, что мы можем приходить к ним, когда захотим. Но сейчас мы туда не ходим, так как капитан дома.
      – Вы сказали, что вы дочь капитана, не так ли?
      – Разумеется. Он величайший из всех капитанов, какие когда-либо плавали по морям. Его корабли приходили нагруженными сокровищами – мы видели, как они сверкают на солнце в проливе.
      – Пилар слегка преувеличивает, – сказал Роберто с виноватой улыбкой, которая показалась Бласко очаровательной. – Нам приходится списывать на это по меньшей мере половину того, что она говорит.
      – Роберто! Я тебя ненавижу!
      Это развеселило Бласко.
      – Вы не приходите в отчаяние из-за ненависти хорошенькой молодой леди? – спросил он.
      Пилар была польщена, что ее назвали хорошенькой, но Роберто сказал:
      – Не обращайте внимания. Пилар вечно ненавидит и любит, причем все время говорит об этом. К тому же у нее то и дело меняется настроение.
      – Возможно, в этом повинна ее испанская кровь.
      – Роберто тоже наполовину испанец, но совсем не такой горячий, – сказала Пилар. – Не то, что капитан, хотя он англичанин. Роберто такой спокойный, что это выводит меня из себя.
      – Роберто спокойный, потому что добрый, – вмешалась Бесс. – Он бы никогда не стал говорить, что ненавидит человека, так как побоялся бы его обидеть.
      – А почему вы не приходите к Говарду и Бесс, когда капитан дома? Он возражает против ваших визитов?
      – Конечно! – воскликнула Пилар и добавила: – Да не смотри на меня так, Говард! Он должен это знать. Раз он гостит у вас, то все равно об этом услышит. Понимаете, мистер Бласко, Говард и я собираемся пожениться, сэр Уолтер и леди Харди хотят этого, а капитан – нет.
      – Вы настолько очаровательная пара совершенно не похожих личностей, – заметил Бласко, – что я не понимаю, почему капитан против вашего брака.
      – У него на меня другие планы. – Пилар покачнулась на каблуках, и ее глаза потемнели, когда она заглянула в прошлое: она словно видела перед собой Петрока в трюме и у нее в спальне. Она слегка поежилась, но ее настроение тут же изменилось. – Но я выйду за того, кого выберу сама, – заявила она. – Даже капитан не сможет меня остановить.
      – Думаю, никто не сможет помешать вам делать то, что вы хотите.
      – У вас острые глаза, мистер Бласко, – промолвил Роберто.
      – Вы моряк? – спросила Пилар.
      – Нет. Я человек сухопутный.
      – А из какой части Испании вы родом? – допытывалась Пилар.
      – Не удивляйтесь, мистер Бласко, – сказал Роберто. – Пилар никому не дает вставить ни слова. Мы знаем, что, если начнем говорить, она все равно не замолчит, поэтому позволяем ей болтать сколько душе угодно.
      – Они вас дразнят, – улыбнулся Бласко Пилар.
      – Меня? Это я дразню их! Когда мы были маленькими, я всегда заставляла их играть во всевозможные игры. Но вы не ответили, откуда вы родом.
      – Мой дом не очень далеко от Севильи.
      – От Севильи? – переспросил Роберто. – Которую называют la tierra de Mari a santissima?
      – Верно. Кто вам рассказал?
      – Моя мать.
      – Значит, ваша мать тоже из этих мест?
      – Она из многих мест.
      – А моя мать жила в большом доме неподалеку от Хереса. Вы знаете этот город, мистер Бласко? Там много винограда, а вино, которое из него делают, лучшее в мире.
      – Вы говорите о месте, которое я знаю очень хорошо. Когда ваша мать была в Хересе последний раз? Я должен знать ее семью.
      Маленькая группа сразу стала серьезной. Пилар молча смотрела перед собой. Говарду было не по себе, так как он чувствовал, что мистеру Бласко не следовало затевать этот разговор, а Бесс, как обычно, подражала брату. Даже у Роберто пробудился интерес.
      – Они не любят об этом говорить, мистер Бласко, – ответил он.
      – Не любят говорить об Испании? Я был не прав, что задал этот вопрос?
      – Вы не были не правы, – сказала Пилар, – так как не могли знать, что капитан сжег дом моей матери и привез ее, Бьянку и Карментиту в Англию.
      Пауза была краткой, но Бласко она показалась бесконечной. Он чувствовал, как кровь стучит у него в ушах. Над их головами с пронзительными криками летали чайки.
      Бласко не мог поверить своим ушам. Не может быть, чтобы через столько лет это произошло так случайно!
      Он услышал свой голос, говорящий по-испански:
      – Кто ваша мать? Как зовут капитана? Когда это случилось? Ради Бога, отвечайте!
      Все молча смотрели на него.
      – Мы мало говорим по-испански, – наконец отозвался Роберто. – Мы знаем его немного от наших матерей, но капитан не потерпит в доме никакого языка, кроме английского.
      – Как зовут капитана? – повторил Бласко.
      – Сэр Эннис Марч.
      – И он совершил рейд в Испанию шестнадцать лет назад?
      – Примерно тогда, – кивнула Пилар.
      – И… привез оттуда вашу мать?
      – И мою, и Роберто, а также Карментиту и Марию, которая теперь живет в Харди-Холле.
      – Значит, вашу мать звали… Исабелья. Исабелья де Арис. Пресвятая Дева! – воскликнул Бласко. – Значит, это правда! Бьянка?..
      Темные глаза мальчика устремились на него.
      – Бьянка – моя мать, – ответил он.
      Бласко уставился на него. «Я должен был догадаться, – подумал он. – Паренек хорош собой и похож на Бьянку. Наконец я нашел ее!»
      – Вы очень странно выглядите, мистер Бласко, – заметила Пилар. – Вы не больны?
      Бласко провел ладонью по лбу и быстро поднялся.
      – Я знаю ваших матерей, – сказал он. – Отведите меня к ним… Отведите меня к Бьянке немедленно!
      Пилар вскочила на ноги.
      – Вы знали их в Испании?
      – Я знал их обеих, – ответил Бласко. – Исабелью и Бьянку. Я должен сразу же увидеть их. – Он схватил мальчика за руку: – Отведите меня к вашей матери.
      Пилар рванулась вперед.
      – Пилар! – окликнул ее Роберто. – Помни о капитане!
      Пилар остановилась. Наверняка капитан находится на лужайке и смотрит на море. Ему может не понравиться появление испанского джентльмена из Харди-Холла, тем более, если этот джентльмен – старый друг ее матери.
      – Давайте подойдем к дому сзади, – предложила она.
      Говард взял Бесс за руку. Он был старше других и за метил кое-что в лице Бласко, на что остальные не обратили внимания. Говард знал, что капитан похитил Исабелью, Бьянку и других женщин и что Исабелья была дамой знатного происхождения. Он подумал, что при встрече Бласко с капитаном могут произойти неприятности, а Говард не любил неприятностей, тем более угрожающих насилием.
      Поэтому он увел Бесс с собой, а Пилар и Роберто побежали к дому вместе с джентльменом из Испании.
      Бьянка развешивала белье в кустах позади дома.
      – Бьянка! – окликнула ее Пилар. – Пришел человек, который знал тебя много лет назад!
      – Мама! – крикнул Роберто. – Пришел твой друг.
      – Я здесь, Бьянка… – послышался чей-то голос. Бьянка резко повернулась. Несколько секунд она стояла неподвижно, потом кровь у нее отхлынула от лица. Она пыталась что-то произнести, но словно утратила дар речи.
      Наконец Бласко и Бьянка бросились друг другу в объятия.
      Они смотрели друг на друга, смеясь и плача, ощупывая руки, плечи и лица, как будто желая убедиться, что они состоят из плоти и крови.
      «Это не просто дружба, это любовь», – думала Пилар. Любовь, которая является для тех, кто ее испытывает, голодом и жаждой, самым важным в жизни. Она многое поняла, наблюдая за Бласко и Бьянкой.
      Пилар понимала, что они не замечают ее и Роберто. Для Бласко сейчас не существовало ничего, кроме Бьянки, а для нее – ничего, кроме человека из Испании. Как ни странно, ей на ум пришел Петрок, явившийся к ней в спальню. Она чувствовала к нему ненависть, а это была любовь. Оба чувства походили друг на друга силой страсти.
      Наконец они начали говорить. Бласко снова и снова повторял ее имя:
      – Бьянка… Бьянка…
      – Мой Бласко! – откликнулась она. Они заговорили по-испански так быстро, что Пилар ничего не могла понять. Роберто понимал куда больше.
      – Значит, ты все это время была здесь?
      – Да, Бласко, и думала о тебе каждый день. Я ждала, что ты приедешь.
      – Со мной столько произошло… в Париже, в Испании…
      – Здесь тоже происходило немало.
      – Нам нужно так много рассказать друг другу!
      – Да, но ты должен кое с кем познакомиться. Это Роберто – наш сын.
      Роберто шагнул вперед. Бласко смотрел на него, а он – на Бласко.
      Бьянка кивнула.
      Тогда Бласко обнял Роберто, называя его своим дорогим hijo.
      Эти трое не видели ничего, кроме друг друга. Пилар стояла в стороне и смотрела на них.
      Она проскользнула мимо них, вошла в дом и поднялась в комнату матери. Исабелья отдыхала. Пилар подошла к кровати и сообщила:
      – Мама, здесь Бласко.
      – Что ты сказала? – спросила Исабелья.
      – Человек, который приехал из Испании. Он знает вас всех. Сейчас он внизу с Бьянкой. Я должна пригласить его в дом? Они стоят снаружи. Его зовут Бласко.
      Исабелья быстро села; ее лицо порозовело, а глаза заблестели.
      – Что ты болтаешь, Пилар? Опять какая-то игра?
      – Это не игра, – ответила Пилар. – Он гостит в Харди-Холле, и мы встретили его на утесах. Он сказал, что знал тебя… но главным образом Бьянку, когда жил близ Севильи.
      Исабелья задрожала и поднесла руку ко лбу.
      – Пилар, ты, наверное, слышала наши разговоры и все придумала.
      – Нет, мама, это правда. Как ты дрожишь! Оставайся здесь, я приведу их к тебе.
      Пилар побежала вниз. Роберто, Бласко и Бьянка все еще стояли там, где она их оставила, глядя друг на друга, как будто каждую секунду открывали нечто новое.
      – Я сказала маме, что вы здесь, – сообщила Пилар. – Она просит вас подняться к ней.
      Они последовали в дом за Пилар. Бласко одной рукой обнимал Бьянку, а другой держал за руку Роберто. Пилар привела их в спальню матери. Она помнила, что капитан сидит на привычном месте перед домом и может рассердиться, увидев этого человека. Испанец был ниже ростом, чем капитан, но он пребывал в расцвете сил, а ее отец, по его же словам, превратился в никчемную дырявую посудину. Мысли Пилар бешено работали. Бьянка и этот человек нуждаются только друг в друге, а капитан нуждается в ее защите. Ведь он похитил ее мать и Бьянку. Когда испанец перестанет думать о любви, то начнет думать о мести.
      Пилар распахнула дверь. Ее мать стояла в середине комнаты, прижав руку к сердцу.
      – Бласко! – вскрикнула она.
      Он шагнул к ней и поцеловал ей руку. Исабелья беззвучно заплакала, и Бласко нежно ее обнял, но совсем не так, как обнимал Бьянку.
      – Какая удивительная встреча! – воскликнул Бласко. – Хотя я знал, что это должно случиться. Жаль, что мне понадобилось столько времени, чтобы найти вас.
      – Наконец-то ты пришел, Бласко, – всхлипывала Исабелья. – Мы смотрели на море и ждали. Но ждать пришлось так долго…
      – Теперь он здесь, – прервала Бьянка, – и прошлое не имеет значения.
      Пилар наблюдала за матерью. Она тоже любит этого человека. Но он любит Бьянку – Бьянку и Роберто…
      Испанец назвал Роберто сыном. Пилар слышала, как Бьянка называла Роберто «hijo», когда они были маленькими, и спросила, что это значит. А Бьянка ответила: «Мой малыш, мой сыночек».
      И он тоже сказал «мой сын»…
      Все изменилось. Сначала капитан вернулся искалеченным, потом Петрок напугал ее так, как никто никогда не пугал до того, а теперь Роберто оказался не ее братом…
      Пилар подумала о капитане. Что он скажет, когда увидит этого человека? И что скажет и сделает Бласко, когда увидит того, кто забрал у него Бьянку, когда она ждала от него ребенка? Сейчас его глаза сверкают от любви, но они наверняка могут так же сверкать и от ненависти. А капитан уже не непобедимый – он пострадал от испанских пушек и шпаг. Неужели сейчас его ждет смерть от очередной испанской шпаги?
      Эти двое не должны встретиться. Пилар представила себе свою жизнь без капитана. Она не могла вынести даже мысли об этом. Что бы он ни сделал, как бы ни был жесток к ее матери и Бьянке, это не могло изменить ее отношения к нему.
      Нужно держать капитана подальше от этого человека. Пилар чувствовала, что в ненависти Бласко может быть так же неистов, как в любви; и, вспоминая, как горячо он обнимал Бьянку, она представляла себе его с такой же страстью нападающим на ее отца.
      Пилар выбежала из комнаты и начала спускаться по лестнице в большой холл. Капитан только что вошел в дом.
      – Эй, Пиллер! – крикнул он. – Что там случилось? Ты выглядишь словно увидела привидение.
      – Я шла искать тебя, – ответила Пилар, продолжая спускаться.
      – Что происходит наверху?
      – Ничего особенного. Я только что была у мамы. Капитан внимательно посмотрел на нее.
      – Что тебя беспокоит, девочка? – спросил он. Пилар задержалась на лестнице. Внезапно капитан застыл, ошеломленно глядя вверх.
      – Разрази меня гром! Кто это? – рявкнул он.
      – Я Бласко Каррамадино, недавно прибывший из Испании, – ответил Бласко, склонившись над перилами. – Мой брат должен был жениться на Исабелье де Арис, а Бьянка была моей возлюбленной.
      – Что?! – взревел капитан. – Испанская собака залезает в мой дом, стоит на моей галерее и тявкает на меня! Спускайся, пес! Пиллер, подай мне шпагу – ту, что висит на стене. Может, она и поржавела, но сослужит свою службу. Она достаточно хороша для грязной испанской собаки, осквернившей мой дом.
      Бласко рассмеялся:
      – Вижу, испанские собаки отгрызли вам ногу, капитан. Не сомневаюсь, что они позволили вам уйти, зная вас как никчемного хвастуна. Может быть, они сохрани ли вам жизнь, чтобы не лишать меня удовольствия, которого я ждал столько лет.
      – Спускайся! – крикнул капитан. – Перейдем от слов к делу!
      – Вы оторвали беззащитных женщин от их дома…
      – Испанских женщин! – вставил капитан.
      – … и умрете за это.
      – А ты умрешь за то, что явился в мой дом! Чего ты стоишь, Пиллер? Я сказал, подай мне шпагу!
      – Нет! – вскрикнула Пилар. – Ты не можешь…
      – Шпагу, девочка! – взревел капитан.
      Бласко начал спускаться. Пилар преградила ему дорогу.
      – Уходите, мистер Бласко, – сказала она. – Вы не должны причинять ему вред. Вы же видите, что мой отец ранен и искалечен, иначе он бы убил вас. Но вы не должны убивать его, потому что он не может защищаться.
      – Отойдите, – потребовал Бласко. – Вы не понимаете…
      По щекам у Пилар потекли слезы.
      – Я все понимаю! – крикнула она. – Вы любите Бьянку, и Роберто ваш сын. Вы нашли их. Неужели вам этого недостаточно? Неужели вам нужно еще и убить моего отца?
      Бласко хотел отодвинуть ее в сторону, но Пилар твердо стояла на лестнице, упираясь ладонями ему в грудь, с мольбой в темных глазах и разметавшимися по плечам светлыми волосами. Бласко ощутил к ней жалость и нежность – ее красота и смелость подействовали на пылающую в сердце ненависть как холодный душ.
      – Вы не понимаете, дитя мое, – повторил он. – Все эти годы я обещал себе это сделать.
      Бьянка подбежала к нему и схватила его за руку.
      – Нет, Бласко! Не надо кровопролития! Что будет хорошего, если ты убьешь его? Он погубил эти годы нашей жизни. Но теперь все кончено. А если ты убьешь его, нам от этого будет только вред.
      – Отойди, женщина! – потребовал капитан. – Думаешь, я нуждаюсь в том, чтобы ты просила за меня? Пусть он спустится, и я собственноручно вырву ему сердце! У меня еще остались обе руки, и я с радостью ими воспользуюсь.
      Он направился к лестнице, но ему было нелегко взбираться по ступенькам. Бласко стоял неподвижно рядом с Бьянкой, вцепившейся ему в руку. Пилар подбежала к капитану и обняла его:
      – Я не пущу тебя! Ты не можешь… не должен… Он молод и силен, а ты сам говорил, что стал дырявой посудиной. Я не сдвинусь с места, а если он захочет убить тебя, то сначала ему придется убить меня!