Дюна - Дом Коррино (Том 2)

      - Я думала, что ты привез его мне в подарок, дорогой. Мило улыбнувшись, она поставила поднос на ночной столик.
      - Знаешь, на этот раз у меня было очень нелегкое путешествие, и я...
      Марго притворилась рассерженной и надула губки. Она еще утром заметила на мешочке крошечный символ, литеру "а" тлейлаксианского алфавита.
      - Куда ты его дела, хм-м?
      Несмотря на слова Аджидики, граф не очень-то верил в безвредность амаля и полагал, что это вещество может оказаться не только вредным, но и прямо ядовитым, а поэтому предпочитал испытывать его на других, а не на себе или своей жене.
      - Не волнуйся об этом мешке сейчас, мой дорогой. - Серо-зеленые глаза Марго соблазнительно заблестели. - Ты хочешь позавтракать до или после того, как мы возобновим наши ночные занятия? - Она начала наливать ему кофе.
      Притворившись беззаботной, Марго решила в постели проверить, насколько напряжен и взволнован ее муж. Фенринг вытащил из шкафа потрепанную дорожную сумку.
      - Скажи, куда ты дела мешочек, и я сам возьму его. Оглянувшись от шкафа, граф увидел, как Марго поднесла к губам чашку.
      Кофе с пряностью... спрятанный мешочек... амаль!
      - Стой! - Фенринг стремительно подлетел к жене и выбил из ее руки чашку кофе. Горячая жидкость разлилась по ковру ручной работы, запачкав и светло-желтое платье. Живые цветы съежились.
      - Ты потратил всю пряность, дорогой. - Она была ошеломлена, но старалась сохранить присутствие духа.
      - Я уверен, что ты высыпала в кофе не всю пряность, хм-м? Где остаток меланжи, которую ты нашла? - Он попытался взять себя в руки, понимая, что и так выдал слишком много.
      - Пряность у нас на кухне. - Она смотрела на мужа пристальным взглядом воспитанницы Бене Гессерит. - Почему ты так странно себя ведешь, мой дорогой?
      Ничего не ответив, Фенринг вылил остатки кофе в кофейник и, схватив его, выбежал из спальни.
      Придав лицу суровое выражение, Шаддам встал у входа в покои Анирул, скрестив руки на груди. Доктор Сук с завязанными в конский хвост волосами встал рядом с императором. Вещающая Истину Мохиам отказалась впустить их в спальню.
      - Только врачи Бене Гессерит могут лечить некоторые недомогания, сир.
      ***
      Доктор Сук, мужчина с румяным лицом, широким приплюснутым носом и покатыми плечами почти выплюнул в лицо Мохиам гневную тираду:
      - Не надо думать, что Община Сестер понимает в медицине больше, чем врачи, прошедшие внутренний цикл обучения в Школе Сук.
      Шаддам скорчил недовольную гримасу.
      - Вы говорите бессмыслицу. После безобразного поведения в зоопарке моя жена нуждается в особом уходе.
      Император только притворялся озабоченным. На самом же деле его больше интересовал доклад верховного башара, который с минуты на минуту должен был прибыть с Короны во главе своей военной флотилии. Каким увлекательным будет его рассказ!
      Мохиам твердо стояла на своем:
      - За ней может ухаживать только квалифицированная Медицинская Сестра, сир. - Тон Преподобной Матери смягчился. - Кроме того, Община Сестер окажет ей помощь, не предъявляя счет Дому Коррино.
      Доктор Сук начал огрызаться, но Шаддам быстро заткнул ему рот. Услуги Школы Сук стоили очень дорого, намного больше, чем Шаддам был готов уплатить за Анирул.
      - Возможно, будет лучше, если за моей супругой будут ухаживать ее Сестры.
      За высокой закрытой дверью спала Анирул. Сон ее периодически прерывался потоками бессмысленных слов и странных звуков. Хотя император не стал бы никому в этом признаваться, его бы очень устроило, если бы его супруга сошла с ума.
      Маленькая, кудлатая, как собачонка, женщина в черной накидке, медицинская сестра Авер Йохса, принесла с собой только маленькую наплечную сумку. Она вошла в спальню императрицы, не обратив никакого внимания на сардаукаров охраны и не следуя обычному протоколу.
      Леди Марго Фенринг заперла двери, чтобы никто не смог помешать лечению, и посмотрела на Мохиам. Та согласно кивнула. Сестра Йохса умело сделала укол в шею матери Квисац-Хадераха.
      - Она подавлена внутренними голосами Другой Памяти. Это же утишит Другую Память, и Анирул спокойно заснет.
      Йохса встала у постели больной и покачала головой. Свои заключения она выдавала быстро, полностью уверенная в своей правоте.
      - Анирул попробовала проникнуть слишком глубоко, не воспользовавшись помощью и советами другой Сестры. Мне приходилось наблюдать такие случаи, и в большинстве своем они были достаточно серьезны. Это своеобразная форма одержимости.
      - Она поправится? - спросила Мохиам. - Анирул - Преподобная Мать тайного ранга, и сейчас настало время исполнения ею самых деликатных обязанностей.
      Йохса не сочла нужным делать скидки на высокое положение пациентки.
      - Я не хочу ничего знать о ее ранге и обязанностях. В медицинских делах, особенно если речь идет о сложной работе сознания, не существует простых ответов. Она пережила припадок, а продолжающееся присутствие голосов оказывает возбуждающее влияние на ее психику.
      - Смотрите, как спокойно она сейчас спит, - тихо произнесла Мохнам. Давайте оставим ее одну. Пусть она отдохнет.
      Спящей Анирул снилась пустыня. Одинокий песчаный червь несся по пескам дюн, стараясь уйти от беспощадного преследователя, молчаливого и неумолимого, как сама смерть. Червь, исполинское создание, выглядел крошечным на фоне безбрежного моря песка и перед лицом силы, которая была намного больше его мощи.
      Даже во сне Анирул чувствовала, как горячий песок до волдырей обжигает ее голую кожу. Размахивая руками и извиваясь в постели, она сбросила на пол гладкие шелковые простыни. Как хотелось ей попасть в прохладу тенистого оазиса.
      Вдруг, совершенно внезапно, Анирул поняла, что находится внутри сознания извивающегося в песках создания. Ее мысли отправились в путь по нечеловеческим нервным путям, преодолевая соединения и синапсы. Она сама стала червем. Она сама чувствовала трение песка о свое сегментированное туловище, чувствовала, как в ее чреве разгорается огонь, питающий энергией тело, стремящееся уйти от неумолимого охотника.
      Невидимый преследователь между тем приблизился к своей жертве. Анирул хотела зарыться глубоко в песок, но не смогла этого сделать. В ее кошмарном сне не было песка, она только слышала его шелест под своим извивающимся телом. Она издала молчаливый крик, вылетевший из длинного горла через пасть, обрамленную хрустальными острыми зубами.
      Почему я бегу? Чего я так боюсь?
      Внезапно она проснулась и села на постели. Глаза ей застилал красный огонь презренного, унизительного страха. Качнувшись в сторону, она упала на прохладные плиты пола. Тело ее было покрыто синяками и кровоподтеками и блестело от холодного пота. Неведомая катастрофа была уже рядом, она грозила бедой и продолжала приближаться, но Анирул не могла понять, в чем заключается это страшное несчастье.
      ***
      В частной жизни люди ведут себя иначе, чем в присутствии посторонних. Даже когда личная маска сливается с маской общественной, слияние это никогда не бывает полным, всегда что-то остается нетронутым.
      Учение Бене Гессерит
      Герцог Лето Атрейдес вместе с Туфиром Гаватом и Дунканом Айдахо, стоявшими по правую и левую руку от него, смотрел на собравшуюся на окаймленном скалами берегу толпу, ожидавшую слова своего правителя. За спиной Лето заходило солнце. Это было великолепное зрелище, спектакль, который надо было разыграть для народа перед тем, как отправить армию на войну.
      Ожидание стало особенно тягостным после отбытия на Икс Ромбура и Гурни.
      Окруженный одетыми в парадные мундиры гвардейцами и представителями крупнейших городов Каладана, Лето оглянулся, подняв глаза на величественный монумент, воздвигнутый по его приказу, монумент, который будет служить маяком и не только. На выступе суши, запирающем узкую бухту, высилось каменное изваяние Пауля Атрейдеса, которое стояло, как страж береговой линии, как колосс, видимый со всех кораблей, приближавшихся к пристани. Рука царственной статуи, одетой в одежду матадора, отечески лежала на плече скульптуры невинного мальчика с широко открытыми наивными глазами Виктора, погибшего сына молодого герцога. В другой руке каменный Пауль держал факел, наполненный горючим маслом.
      Старый герцог погиб во время корриды за много лет до рождения Виктора, и эти двое не могли знать друг друга, но объединение их статуй в одну скульптурную композицию имело большой смысл в глазах Лето - его политическая философия сформировалась под несгибаемым руководством отца, а способность к сочувствию родилась от любви к сыну.
      Лето чувствовал гнетущую пустоту в душе. Каждый день, занимаясь текущими делами Дома Атрейдесов, он чувствовал свое одиночество без Джессики. Ему хотелось, чтобы и сейчас она была рядом с ним, участвуя в формальном освящении нового монумента, хотя он мог предположить, что она не одобрила бы такую экстравагантную расточительность в память об отце...
      Он до сих пор не получил ни одного сообщения от Ром-бура и Гурни и мог только надеяться, что они благополучно прибыли на Икс и начали там свою опасную работу. Скоро Дом Атрейдесов займется вещами куда более серьезными, чем открытие памятников.
      Позади статуй стоял высокий деревянный помост. Двое мускулистых юношей забрались на вершину помоста и ожидали команды, держа в руках зажженные факелы. Специально отобранные из рыболовецких экипажей юноши отличались природной ловкостью, а все свои дни обычно проводили на кораблях, порхая по вантам, как летающие крабы. Их родители и капитаны их судов взирали на своих воспитанников с гордостью, стоя рядом с почетным гвардейским караулом.
      Лето набрал в легкие побольше воздуха.
      - Весь народ Каладана в неоплатном долгу благодарности этим людям, которых скульптор обессмертил в камне. Это мой отец, возлюбленный герцог Пауль Атрейдес, и мой сын Виктор, чья жизнь оказалась столь трагически короткой. Я распорядился увековечить их, чтобы все корабли, входящие в нашу гавань и покидающие ее, могли почтить память этих героев.
      Тяжкая обязанность быть герцогом...
      Лето поднял руку, подавая сигнал юношам, герцогский перстень сверкнул в последних лучах заходящего солнца. Застыв на опасной высоте, юноши опустили свои факелы к чаше вечного огня и подожгли масло. Голубоватое ревущее пламя без треска и дыма взметнулось ввысь, вспыхнул громадный Факел, зажатый в исполинской ладони каменного герцога.
      Дункан, вытянувшись по стойке "смирно", держал перед собой шпагу старого герцога, словно царский скипетр. Туфир, как всегда, сохранял на лице суровое, бесстрастное выражение.
      - Пусть никогда не гаснет этот Вечный Огонь. Пусть память о них ярко горит в веках.
      Толпа оживилась, но аплодисменты не смогли согреть сердце Лето, когда он вспомнил ссору с Джессикой по поводу имени еще не родившегося дитя. Он хотел назвать мальчика в честь отца Паулем, а она возражала. Как было бы хорошо, если бы она могла встретиться с ним, чтобы, может быть, просто побеседовать с ним на философские темы. Тогда у нее, возможно, сложилось бы более благоприятное мнение о старом Пауле, и она перестала бы ополчаться на его политику, которую так упрямо не желал менять Лето.
      Он поднял свои серые глаза на безупречное, идеализированное лицо высеченного в камне Пауля Атрейдеса, стоявшего рядом с прекрасной статуей мальчика. Отсвет Вечного Огня ложился на гигантские лица. Как не хватает Лето отца и сына. Но больше всего он тосковал по Джессике.
      Пусть мой второй сын проживет долгую, исполненную высокого смысла жизнь, думал Лето, не вполне понимая, кому он возносит эту молитву.
      На другом краю империи, на другом балконе, наблюдая другой закат, стояла Джессика и думала о своем герцоге. Она окинула взглядом величественную архитектуру имперской столицы, потом подняла глаза, чтобы увидеть пляшущие огни северного сияния, висевшего над головой, словно огромная штора, сверкающая на фоне темнеющего неба.
      Как скучает она по своему герцогу. От желания видеть его у нее ныло все тело.
      Утром этого дня Преподобная Мать Мохиам и недавно прибывшая медицинская Сестра Йохса подвергли Джессику придирчивому осмотру и уверили ее в том, что последний триместр беременности протекает нормально. Для того чтобы убедиться в нормальном развитии ребенка, Сестра Йохса предложила сделать сонографию, безвредное исследование, на основании которого можно построить голографическое изображение растущего в чреве плода. Технически эта процедура не противоречила канонам Бене Гессерит, запрещавшим манипуляции с ребенком in utero <в матке (лат.)>, но Джессика отказалась от проведения этого теста, боясь, что он откроет ее тайну.
      Увидев удивление и возмущение на лице медицинской Сестры, Мохиам неожиданно встала на сторону Джессики, выказав столь редкое для нее сочувствие:
      - Мы не будем делать сонограмму, Йохса. Как и все мы, Джессика обладает способностью сама определять, все ли в порядке в ее организме и нормально ли течет беременность. Мы доверяем ей.
      Джессика посмотрела на Мохиам с благодарностью, едва сдерживая жгучие слезы.
      - Благодарю вас, Преподобная Мать.
      Во взгляде Мохиам читался немой вопрос, но Джессика не стала отвечать, намеренно или по какой-то иной причине...
      И вот сейчас наложница герцога Лето сидит на балконе императорского дворца, облитая светом заходящего солнца. Она думает о небе Каладана, о штормах, которые внезапно и всегда неожиданно налетают на синее море. За прошедшие месяцы разлуки они с Лето не раз обменивались письмами и подарками, но этого было так мало.
      Кайтэйн изобиловал чудесами и сокровищами, но Джессике хотелось вернуться в свой океанский мир и быть с любимым человеком, жить в покое и вести прежнюю жизнь. Что будет, если Община Сестер приговорит меня к изгнанию после рождения сына? Что будет, если они убьют ребенка?
      Джессика продолжала делать записи в тетрадь, подаренную ей леди Анирул, занося туда свои идеи и впечатления и пользуясь изобретенным ею самой шифром. Она доверяла Дневнику свои самые сокровенные мысли, заполняя страницу за страницей своими планами относительно не родившегося еще дитя и совместной жизни с Лето.
      Однако даже страницам дневника она не могла доверить все нараставшее смятение, природа которого была ей не понятна и которое, как она надеялась, пройдет само собой. Что, если она приняла неверное решение?
      ***
      Мы целиком и полностью зависим от благоволения и сотрудничества с нами нашего подсознания. Подсознание в некотором смысле всегда готовит следующий момент нашей жизни.
      Наставление Бене Гессерит
      Проснувшись, Анирул увидела, что рядом сидит медицинская Сестра, все время наблюдавшая за ней и проводившая лечение, призванное держать в узде гомон голосов Другой Памяти, готовых подавить сознание больной.
      - Хороший цвет кожных покровов и ясные глаза. Превосходно, леди Анирул, - ласково произнесла Йохса, ободряюще улыбнувшись своей пациентке.
      Анирул сделала над собой усилие и села, превозмогая волну нахлынувшей на нее слабости. Она чувствовала себя почти здоровой. Во всяком случае, пока.
      Марго Фенринг и Мохиам буквально ворвались в покои императрицы с взволнованными лицами, за что получили бы от Анирул основательный нагоняй, если бы она чувствовала себя хоть немного лучше.
      Марго поменяла полярность поля фильтра, закрывавшего дверь, ведущую во внутренний двор, и в спальню хлынул яркий свет. Анирул закрыла глаза ладонью от ослепительного света и села прямее, подставив кожу теплым благодетельным лучам солнца.
      - Действительно, не могу же я провести всю свою жизнь в темноте.
      Своим внимательным слушательницам она рассказала содержание своего сна о песчаном черве и его невидимом преследователе.
      - Я должна определить, что означает этот сон, поскольку страх все еще свеж в моей памяти.
      ***
      Щеки Анирул обжигал солнечный свет, но ей казалось, что она до сих пор чувствует раскаленный зной пустыни.
      Медицинская Сестра попыталась остановить Анирул, но та отмахнулась от Йохсы. Нахмурившись от такого пренебрежения, Йохса почувствовала себя одинокой, когда две оставшиеся в спальне гостьи слишком поспешно захлопнули за ней дверь.
      Анирул босиком прошлась по террасе, выйдя на открытое солнце. Вместо того чтобы скорчиться от жара, она выпрямилась, впитывая животворные лучи солнца всей кожей своего обнаженного тела.
      - Я оказалась на краю безумия, но вернулась назад, - сказала она, испытывая странное желание покататься по горячему песку.
      Три Сестры стояли возле куста иммианских роз, растущих на террасе.
      - Сны всегда порождаются событиями сознания, - назидательно произнесла Мохиам, перефразируя учение Бене Гессерит.
      Раздумывая, Анирул машинально сорвала с куста маленький желтый цветок; когда чувствительный цветок сложился от грубого прикосновения, Анирул подняла его к лицу и принюхалась к тонкому аромату.
      - Думаю, что мой сон имеет какое-то отношение к императору, пряности... и Арракису. Вы слышали что-нибудь о проекте "Амаль"? Однажды, когда я случайно зашла в кабинет мужа, он обсуждал этот проект с графом Фенрингом. Они спорили о тлейлаксах. При моем появлении оба неловко замолчали, как это обычно делают мужчины, чувствующие за собой какую-то вину. Шаддам тогда сказал мне, чтобы я не cмела вмешиваться в дела государственной важности.
      - Все мужчины ведут себя странно, - сделала оригинальный вывод Мохиам. - Это давно известно.
      Марго нахмурилась.
      - Хазимир пытается скрыть от меня факт своего длительного пребывания на Иксе, и я часто думаю, зачем он это делает. Буквально час назад он испортил мне платье, которое я надела только ради него, выбил у меня из рук чашку кофе, словно это был яд. Правда, я использовала для приготовления этого кофе немного меланжи, которую нашла в потайном отделении его чемодана. Там лежал мешочек с пряностью, помеченный тлейлаксианской литерой "А". Может быть, это и есть сокращение от "Амаль"?
      - Значит, картина вырисовывается следующая. Император скрытно посылает на Икс воинский контингент, не говоря об этом ни слова Ландсрааду. Фенринг... Икс... Тлейлаксу... меланжа, - сказала Анирул. - Из всего этого не выйдет ничего хорошего.
      - Потом Шаддам объявляет войну укрывателям контрабандной меланжи, заговорила Мохиам. Даже при ярком свете солнца ее морщинистое лицо, казалось, еще больше потемнело, покрывшись тенью озабоченности. - Все дороги ведут к меланже.
      - Вероятно, червь в моем сне бежал от потрясений, ожидающих империю. Все еще голая, Анирул внимательно посмотрела на высокий фундамент императорского дворца. - Мы должны немедленно известить обо всем Верховную Мать.
      ***
      Простота - самое сложное из всех понятий.
      Ментатская головоломка
      Император сидел в одиночестве в одном из своих личных банкетных залов. Благодарение Богу, рядом не было его жены. Он исходил слюной в ожидании обеда из шести блюд, который ему должны были с минуты на минуту подать. Сейчас он хотел только покоя, не желая вникать в проблемы и политику. Он не желал даже слушать истории о войнах, которые так часто рассказывал ему старый вояка верховный башар Зум Гарон. Никаких забот, это будет его личный праздник уединения. Сообщения об уничтожении Короны и просмотра голографического фильма об этом событии было достаточно, чтобы возбудить аппетит императора.
      Первый поднос, украшенный серебряной сканью, внесла вполне зрелая молодая женщина. Запели фанфары, возвестив появление трех шампуров, с насаженными на них слегка приправленными кусками слинины, приготовленными по всем правилам высокого кулинарного искусства, ставшими украшением подноса. Прислужницы по одному снимали куски мяса с шампуров и каждая, грациозно приседая, отправляла очередной кусок в августейший рот императора. Мясо, пикантное, как и нежнейший, сочный сыр, своим ароматом оживило вкусовые сосочки языка.
      Сардаукарские стрелки держали на прицеле прислужниц, на случай, если кто-нибудь из них попробует использовать затупленный шампур как орудие убийства.
      Юноша, покрытый золотистым загаром, налил императору бокал кларета, источавшего богатейший букет. Шаддам отпил немного вина между порциями мяса, а прислужницы ждали, когда он насладится напитком, держа наготове следующие куски мяса. Шаддам сделал глубокий вдох, ощутив аромат духов, который источали прислужницы. Декаданс. Вот что в действительности значит быть императором. Он вздохнул и жестом приказал внести следующую перемену.
      Следующее блюдо состояло из сочных, особым образом обжаренных ракообразных, многоногих, но безглазых животных, которые водились только в подземных источниках Бела Тегез. Соус был очень простым - он был составлен из масла, соли и чеснока, - но вкус имел просто восхитительный. Две соблазнительные девицы нанизывали на платиновые вилки кусочки нежного мяса и кормили им императора.
      Не успели подать следующее блюдо, как в банкетный зал ворвался граф Хазимир Фенринг, расталкивая стрелков и не обращая ни малейшего внимания на их смертоносное оружие.
      Шаддам вытер губы салфеткой.
      - Ах это ты, Хазимир! Когда ты вернулся? Тебя так долго не было.
      Фенринг едва сдержал душившую его ярость.
      - Вы разрушили Корону, хм-м? Как вы могли это сделать, не посоветовавшись прежде со мной?
      - Члены Ландсраада могут подавать сколько угодно жалоб, но нам удалось поймать Ришез с поличным.
      Шаддам ни разу не видел своего старого друга в таком гневе. Император перешел на тайный язык, который товарищи по играм изобрели еще в детстве, чтобы слуги не могли понять, о чем идет речь.
      - Успокойся, или я никогда больше не приглашу тебя в Кайтэйн. Мы же обсудили этот вопрос и решили, что должны расчистить рынок для амаля, потеснив меланжу. На Короне мы избавились от весьма крупного незаконного хранилища.
      Фенринг стремительно скользнул к столу и уселся рядом с императором.
      - Но ты применил атомное оружие, Шаддам. Ты не только напал на Великий Дом, ты еще осмелился применить запрещенное оружие! - Он с силой стукнул кулаком по столу.
      Шаддам сделал знак рукой, и девушки мгновенно выпорхнули из зала вместе с подносом вкуснейших раков. В этот момент в зал поспешно вошел мальчик с золотистым медом, но Шаддам жестом прогнал и его и сделал знак нести третье блюдо.
      Император решил не повышать голос.
      - Великая Конвенция запрещает использовать ядерное оружие только против людей. Хазимир, я же использовал его, чтобы уничтожить рукотворную конструкцию, лабораторный спутник, где Ришезы хранили свою контрабандную пряность. Я действовал в полном соответствии со своим правом.
      - Но при этом погибли сотни, если не тысячи, людей. Шаддам равнодушно пожал плечами.
      - Они были предупреждены. Если они не захотели вовремя эвакуироваться, то почему я должен нести за это ответственность? Просто тебе не нравится, что я принимаю решения без твоего совета, Хазимир. - Фенринг начал закипать, но император лишь ослепительно улыбнулся. - Смотри, нам несут следующее блюдо.
      Двое сильных мужчин внесли тонкую каменную плиту, на которой лежал зажаренный императорский павлин, обложенный ароматическими травами. Коричневая корочка потрескивала от жара.
      Прислужницы внесли чистую тарелку, серебряные приборы и хрустальный бокал для графа Фенринга.
      - Ты хотя бы позаботился о юридическом обосновании своего нападения, хм-м? Просто для того, чтобы было что отвечать суду Ландсраада.
      - Лично мне и без этого все ясно и очевидно. Верховный башар Гарон привез голографический фильм о Короне. Доказательства неопровержимы.
      Преувеличенно сдерживая нетерпение, Фенринг сказал:
      - Вы хотите, чтобы я добыл настоящие доказательства, сир? Должен ли я проконсультироваться с вашими адвокатами и ментатами?
      - О, то есть я хотел сказать, что да. - С этими словами Шаддам вонзил зубы в первый кусок мягкого жаркого, проглотил его и с удовольствием облизал губы. - Отведай, Хазимир.
      Граф положил на свою тарелку порцию жареной птицы, но к еде не притронулся.
      - Ты слишком сильно волнуешься. Кроме того, я - император и могу делать то, что мне нравится.
      Фенринг посмотрел на Шаддама своими большими глазами.
      - Не потому ли ты император, что тебя поддерживают такие могущественные силы, как Ландсраад, ОСПЧТ, Космическая Гильдия, Бене Гессерит и другие, хмм-а? Не лишат ли они тебя всего достояния, если ты вызовешь их недовольство?
      - Они не осмелятся, - ответил Шаддам и понизил голос. - Кроме того, я единственный мужчина из Дома Коррино.
      - Но есть много достойных аристократов, готовых жениться на твоих дочерях и продолжить династию! - Фенринг снова ударил кулаком по столу. Позволь мне уладить это дело, Шаддам. Я думаю, тебе надо выступить в Ландсрааде не позднее, чем через два дня. Они станут громко роптать. Ты должен представить им обоснования своих действий, и, кроме того, надо заручиться поддержкой максимально возможного числа членов Ландсраада. В противном случае, помяни мои слова, дело закончится мятежом.
      - Да, да, конечно. - Шаддам снова обратил свое внимание на еду и щелкнул пальцами. - Ты не останешься попробовать следующую перемену, Хазимир? Нам подадут запеченного канидарского кабана. Тушу сегодня рано утром доставили специальным рейсом Гильдии.
      Фенринг решительно отодвинул тарелку и встал.
      - Ты задал мне слишком много работы. Придется приступить к ней немедленно.
      ***
      Закон всегда склонен защищать сильного и угнетать слабого. Зависимость от силы разъедает юстицию.
      Принц Рафаэль Коррино. Учение о цивилизации
      Барон Харконнен всей душой ненавидел надменного премьера Калимара, но не ожидал, что Шаддам применит атомное оружие против Дома Ришезов. Подумать только, атомное оружие! Получив на Арракисе эту новость, барон испытал смешанные чувства, главным из которых был страх за собственную безопасность. Перед лицом такого императорского усердия никто не мог чувствовать себя спокойно, особенно Дом Харконненов, которому было что прятать от закона.
      Пользуясь плавающими подвесками, барон расхаживал по залу стратегического штаба в Карфаге, изредка поглядывая в выпуклое окно из армированного плаза. Лучи палящего пустынного солнца лились в помещение, отфильтрованные теплозащитными двухсантиметровыми стеклами.
      Приглушенные толстыми плитами плаза и шумом контрольных систем безопасности, с улицы до слуха барона доносились звуки приготовлений к параду, который должен был вскоре начаться на главной площади. Вблизи главного здания выстраивались войска, которые пройдут церемониальным маршем под знойными лучами солнца в полной синей форме.
      Харконнен вернулся на Арракис с большой помпой, в сопровождении своего племянника. Звероподобный Раббан в кои-то веки проявил рассудительность, предложив находиться ближе к месту проведения операций с пряностью, до тех пор, как он выразился, "пока не успокоятся имперские страсти".
      Барон с такой силой ударил кулаком по окну, что сверхпрочный плаз начал вибрировать. Что еще натворит этот проклятый Шаддам? Это же форменное сумасшествие! Почти дюжина семей Ландсраада добровольно сдали свои запасы пряности, патетически выразив преданность императору, чтобы только избежать новых демонстраций его монаршего гнева.
      Никто не может чувствовать себя в безопасности.
      Когда именно на Арракис прибудут аудиторы ОСПЧТ и разнюхают все, что им надо, о незаконных операциях Харконнена с пряностью - это вопрос времени, а это может означать конец барона и его Великого Дома. Если, конечно, он не сумеет до приезда аудиторов спрятать все концы.
      В довершение всех бед эти проклятые фримены продолжали охотиться за тайными складами, непостижимым образом разыскивая самые богатые потайные места! Эти пустынные черви использовали малейшую возможность, проникая всюду, где имперский порядок давал трещину, зная, что барон никогда не сообщит об их нападениях, так как в этом случае ему придется признать и собственные преступления.
      Снаружи, между высокими домами, висели громадные полотнища с синими гербами Дома Харконненов, океан материи, лениво свисавшей с флагштоков в тихом, раскаленном воздухе. Вокруг Карфагской резиденции были воздвигнуты статуи грифонов, исполинские монстры, готовые, казалось, пожрать даже страшного песчаного червя. К месту парада была силой согнана толпа. Нищих прогнали с насиженных мест, а их жалкие лачуги снесли, чтобы барон мог насладиться величественным зрелищем без помех.
      Обычно барон растрачивал свое здоровье на личные удовольствия, но на этот раз он решил прочитать страничку из книги императора. С помощью показного блеска, ничтожной мишуры и дешевых представлений он заткнет глотку непокорному населению. Это улучшило настроение, испорченное неудавшимся банкетом. В конце концов, почему он должен следовать примеру какого-то Атрейдеса? Барон Владимир Харконнен хочет, чтобы подданные не любили, а боялись его.
      Сгорая от нетерпения, на пороге зала переминалась с ноги на ногу женщина-курьер.
      - Барон, мой лайнер отбывает меньше чем через два часа. Если у вас есть пакет для императора, то я должна очень скоро его получить.
      Разозлившись, барон резко обернулся, от толчка его движения потеряли плавность, и он, отлетев в сторону, ударился о стену.
      - Вам придется ждать. Важная часть моего послания императору - это съемки парада, который должен начаться с минуты на минуту.
      У женщины были коротко остриженные, выкрашенные в темно-красный цвет волосы и некрасивые, грубые черты лица.
      - Я буду ждать столько, сколько позволит время.
      Что-то недовольно проворчав, барон с негодующим видом сел за письменный стол. Не переставая ворчать, он никак не мог составить фразы, чтобы продолжить письмо. Жаль, что рядом нет Питера де Фриза, он бы помог написать это чертово письмо императору, но извращенный ментат сейчас в Кайтэйне и занимается там шпионажем в пользу барона.
      Может быть, надо было сохранить жизнь инструктору по этикету. При всех его отвратительных чертах он умел составлять вежливые и обтекаемые фразы.
      Пухлыми, непослушными пальцами барон с трудом нацарапал следующее предложение, потом откинулся на спинку кресла и задумался, как лучше объяснить лавину "несчастных случаев", в результате которых на Арракисе было потеряно большое количество добывающего оборудования и с помощью которых барон скрывал свою воровскую деятельность. Тем более что в своем последнем письме император выразил свою озабоченность этой проблемой.