Соблазнитель (№4) - Неисправимый грешник

–Мы?

– Общество друзей. Школы общества пользуются ува­жением. Все согласились с моими предложениями относи­тельно того, чему следует учить детей.

Данте засмеялся:

– Я уверен, что они все равно включат солидную дозу религии. Но в общем я одобряю.

Флер стиснула ему руку. Он посмотрел ей в глаза. На мгновение она снова ощутила родство душ, как это уже слу­чилось в церкви. Она чувствовала тепло его ладони и паль­цев, которые переплелись с ее.

Он отвернулся. Затем показал на север:

– Это строится одно из школьных зданий?

Флер поднялась на цыпочки, чтобы увидеть то, куда он показал. Камень под ней покачнулся, и она потеряла рав­новесие. Данте поймал ее за талию.

– Нет, это земля Грегори. Должно быть, он строит но­вый коттедж. Школьное здание будет вон там, недалеко от живой изгороди, где сейчас работают мужчины. Я дала раз­решение арендаторам использовать эту землю и коттедж до начала строительства.

Ее пятки опустились и встали на землю, но рука Данте осталась на ее талии. Флер испытала внезапное возбужде­ние. Данте разглядывал поле и, по всей видимости, не за­мечал, что продолжает ее поддерживать.

– Расскажи мне, где ты планируешь возвести эти здания.

– Главное будет построено на месте дома тети Пег, по­тому что там уже есть колодец. Службы будут располагать­ся вон там и там. – Флер показала рукой, и Данте еще боль­ше приблизился к ней, чтобы следить за ее жестами. Похо­же, он не замечал, насколько они близки физически в этот момент.

А вот она это остро ощущала. Его близость разволнова­ла ее настолько, что у нее дрогнул голос. Возбуждение на­растало, она вдруг испытала удивительный подъем. Она ждала, что на смену ему придет леденящий страх, который неизменно охватывал ее в таких случаях раньше.

– А почему бы эти здания не построить ближе к дому? – предложил Данте. – Тогда было бы много места для игро­вых площадок. Мальчикам нужно ведь не только учиться.

Флер сказала что-то вроде того, что это неплохая идея, но при этом она едва слышала самое себя. Страх все еще не овладел ею и не убил физического возбуждения, которое она испытывала.

Лихорадочное состояние обострило все ее чувства. Лег­кий ветерок мягко гладил ее разгоряченную кожу, день ка­зался удивительно ясным. Ее притягивала физическая сила Данте, который был рядом и в то же время на некотором удалении. Она ощущала тяжесть его руки на своей талии, и этот факт поглотил все ее внимание.

Сам же Данте, судя по всему, напрочь забыл об этом.

Ею овладела необъяснимая эйфория, словно в один мо­мент вся кровь, наполняющая ее тело, бросилась ей в голо­ву. На лице Флер совершенно без ее ведома появилась рас­сеянная улыбка.

Она должна положить этому конец. Иначе она придет в смятение сама и оскорбит его. При этом он даже не пой­мет, почему это произошло. Она не хочет, чтобы он сделал вывод, что должен находиться от нее по меньшей мере не ближе десяти футов в течение всей их жизни.

Она заставила себя шагнуть в сторону, все еще продол­жая испытывать легкое головокружение. Его отсутствую­щая улыбка не позволяла Флер понять, догадывается ли он, что сейчас с ней происходит, и не пытается ли вежливо это проигнорировать.

– Пошли, я покажу тебе небольшой перепад высот на соседнем холме, который породил живописный водопад, – сказала Флер.

Спускаться по крутому склону оказалось даже труднее, чем карабкаться в гору. И снова Флер запуталась в юбках и споткнулась. На сей раз Данте не успел поддержать ее. Она покатилась вниз.

Возможно, она остановилась бы, но она все еще пре­бывала в состоянии, близком к опьянению. Ей вспомни­лось то время, когда она девочкой специально забиралась наверх, чтобы затем скатиться с горы вот таким же обра­зом. Она продолжала катиться вниз, смеясь от восторга, видя, как мелькают кусты, небо, живая изгородь.

Она остановилась у основания холма, недалеко от из­городи. Ей были слышны голоса фермеров, работавших подругую ее сторону, в поле. Она смотрела на громады плы­вущих белых пушистых облаков, пытаясь успокоить дыха­ние, наслаждаясь ощущением легкости и бодрости.

На ее лицо упала тень. Над ней стоял Данте и смотрел на нее сверху.

– Я уже сто лет таких вещей не делала, – сказала Флер, пытаясь сесть. – Этот холм надо включить в список школь­ной собственности, чтобы мальчики могли здесь играть.

Данте снял с себя сюртук и сел рядом.

– Они могут скатываться с холма, а потом лежать здесь и искать животных в облаках. Мои братья и сестры и я с ними любили заниматься этим, когда были маленькими. – Он показал пальцем на облако. – Вон, видишь, собака.

Флер повернула голову.

– Нос не похож. Скорее, это кошка. – Она откинулась на его сюртук и подняла руку. – А вот это могло бы быть лошадью, если бы добавить еще три ноги.

– Скоро из этого получится единорог, если ветер вытя­нет ему голову.

Они еще некоторое время поиграли в эту детскую игру, препираясь друг с другом и смеясь. Они лежали рядом, при­мерно на таком же расстоянии друг от друга, как и на по­стели прошлой ночью. К Данте вернулась прежняя непри­нужденность, и это обрадовало Флер. Один из фермеров приблизился к изгороди. Флер было слышно, как он что-то напевал.

– Я вижу медведя в том дальнем облаке, – сказала она.

– Я вижу женщину.

– Это, должно быть, животное, Данте.

– А я вижу женщину. Очень красивую, счастливую и свободную.

Она повернула голову и обнаружила, что он, опершись на локоть, смотрит не на небо, а на нее.

Выражение его лица было таким, что она снова ощути­ла трепет. Фермер за изгородью запел песню, которую рань­ше мурлыкал, во весь голос, и ветер донес ее до Флер.

Данте протянул руку и погладил ее по щеке. Прикосно­вение породило сладостные ощущения. И не появилось даже признака страха.

– Дневную женщину с ясными, невинными глазами, смех которой напоминает переливы колокольчика.

Флер не могла отвести взгляда от его красивого лица и сияющих глаз. Мужских глаз, которые смотрят на нее с не­скрываемым желанием. Ожидающих, без сомнения, сигна­ла, чтобы перейти ту грань, которую они поклялись не на­рушать.

Она не могла этого позволить. Не хотела этого. Пора­жало то, что привычный страх не приходил и что она хо­тела, чтобы он смотрел на нее вот так, как мужчина смот­рит на женщину. Чтобы он касался ее, а она физически ощутила то чувство расположения, которое испытывала к нему.

Данте приподнялся на руках и наклонился над ней. Его голова закрыла плывущие в небе облака. С серьезным вы­ражением лица он нежно провел ладонью вниз и обнял ее за шею. Большой палец прочертил линию по ее скуле и щеке, перед тем как его пальцы скользнули по коже над верхней частью ее платья. У Флер перехватило дыхание. Он заглянул ей в глаза, определенно понимая, какие чувства и ощущения у нее вызывает своими действиями.

– Я хочу поцеловать тебя, нежный цветок. Друзья это часто делают, не так ли?

Она знала, что это будет не поцелуй друзей. Глубина его взгляда предупреждала об этом. Она не ощущала ни малей­шего страха, было лишь ожидание.

Это был поцелуй, удививший ее даже больше, чем она могла предположить. Теплый, нежный и сдержанный. И в то же время достаточно крепкий, чтобы можно было по­нять его намерения, и такой долгий, чтобы испытать тре­пет.

Данте смотрел на нее сверху вниз, лаская ей волосы и лицо. Он в точности знал, что она чувствует, в этом у нее не было сомнений. Ведь это был Данте Дюклерк. У нее не хватит опыта и способностей, чтобы скрыть от него свои ощу­щения.

Он поцеловал ее в щеку и шею. Теплое дыхание опали­ло ей ухо. Его ладонь скользнула по ее платью, легла ей на живот.

– Если я напугаю тебя, дай мне знать.

Она кивнула, но этого не произошло. Ее охватило не­описуемое счастье. Нет места этому холодному страху сей­час, когда ее переполняют сладостные ощущения и неска­занная нежность.

Новые поцелуи усилили блаженство, исторгли неведо­мые желания из глубин ее существа. Нежные прикоснове­ния заставляли ее трепетать. От Данте исходила могучая мужская сила, которая, казалось, готова была затопить ее.

Ошеломляющие ощущения пульсировали и распрост­ранялись повсюду, пробуждали желания в самых интимных уголках ее тела. Эти ощущения и ласки, исходящие от Дан­те, всецело захватили Флер. Лишь негромкая песня ферме­ра вклинивалась в этот сузившийся мир, напоминая о том, что они не одни.

Он тоже слышал песню и посмотрел в сторону изгоро­ди. Но затем снова устремил взгляд на ее губы. Кончиками пальцев он деликатно их раздвинул. Затем наклонил голо­ву и запечатлел более жаркий поцелуй, при этом обняв ее голову.

Это маленькое вторжение на мгновение шокировало Флер, но затем словно какой-то вихрь налетел на нее и втя­нул в себя. Она обняла мужчину, который прижимался к ее груди.

Сдержанности как не бывало. Последовали жаркие по­целуи в губы, в ухо, в шею. Его рот скользил все ниже, при­ближаясь к краю лифа. Поцелуи обжигали и дразнили ее, груди затвердели и заныли, и она тихо застонала.

Может, он это слышал. Его ладонь накрыла ей грудь, его пальцы стали исследовать холмик. Сладостные ощуще­ния распространялись по всему телу, рождая шокирующие желания.

Он приподнялся. Флер протянула руки, чтобы удержать его, вернуть обратно. По выражению его лица, по напря­женности его тела она понимала, что он испытывает такие же ощущения, как и она.

Данте снова бросил взгляд на изгородь, за которой ра­ботал невидимый фермер, продолжая напевать свою пес­ню. Некоторое время он прислушивался к пению, прежде чем снова обратить жаркий взгляд на Флер.

Он подвел ладонь ей под спину.

– Не бойся. Я постараюсь не шокировать тебя. Но я хочу увидеть тебя. Весь день я не могу ни о чем больше ду­мать.

Он ослабил ей лиф, затем спустил его с плеч. То же са­мое он проделал с ее рубашкой.

Ветерок овеял ее обнаженные груди. Тепло его ладони контрастировало с прохладой воздуха, это успокаивало и одновременно возбуждало. Он не спускал глаз с ее грудей, продолжая их нежно поглаживать. Флер не могла раньше даже представить себе, что она будет так отчаянно желать, чтобы эти прикосновения продолжались до бесконечности.

И они не прекращались, породив в ней стоны вожделе­ния. Он опустился на нее, накрыв ее своим телом, одна его нога расположилась поверх юбок между ее бедер.

Его голова повернулась и опустилась. Мягкие кашта­новые волосы коснулись ее лица. Он стал целовать холми­ки ее груди, затем взял в рот сосок. Ее пронзила мучитель­ная сладость. Данте принялся лизать, покусывать и втяги­вать соски в себя, что сделало ощущения еще острее, еще пронзительнее и сладостнее. Флер крепко обхватила Дан­те. Не имея сил думать более ни о чем ином, она прижалась к лежащей между ее бедер ноге, как бы пытаясь погасить зуд, который довел ее до такого исступления.

– Раздвинь свои ножки, дорогая, – сказал Данте ти­хим голосом. Команда дошла до нее, и она повиновалась.

Данте расположился между ее разведенных бедер. Не­сколько слоев одежды не помешали Флер ощутить интим­ность соприкосновения их тел. Подобно распутнице, она крепко прижалась к нему, чтобы получить хоть какое-то об­легчение.

Словно во сне, она чувствовала, как он поглаживает ей бедро, как его ладонь скользит все выше. Флер нисколько не возражала, более того, все ее существо приветствовало эту агрессию. Остановись он, и она разорвала бы все юбки, создающие помеху его руке. Но он не нуждался в ее помо­щи. Его рука дошла до верхней кромки чулка и соприкос­нулась с обнаженным бедром. Скользя все выше, рука за­дирала юбки и рубашку, приближаясь к встрече с самым интимным местом.

И хотя ее тело приветствовало это продвижение и ожи­дало того мгновения, когда теплая ладонь ляжет на ною­щий холмик, что-то в ней вдруг дрогнуло. Какая-то кро­хотная капелька страха разбавила овладевшее ею состояние эйфории и словно вернула к реальности. Флер съежилась при мысли, что сейчас совершится вторжение в нее.

Данте это почувствовал и остановил руку в каком-то дюйме от холмика.

В этот момент фермер кого-то окликнул через все поле. Данте закрыл глаза, собирая в кулак всю свою волю.

Он сполз с Флер и расправил ее юбки.

– Ты права. Прости меня, что я зашел так далеко. Здесь не место для подобных вещей.

Она почувствовала облегчение. Затем смятение. Она по­няла, что рассчитывала на это. Даже в тот момент, когда она поддалась чудесной страсти, она полагала, что все не зайдет столь далеко здесь, на траве, когда рядом с изгоро­дью поет и работает фермер.

Данте в мгновение ока застегнул ей платье. Откинув­шись на спину, он притянул ее к себе и обнял.

Капелька страха испарилась так же быстро, как и по­явилась. Флер счастливо прижалась к его телу, их взоры были снова устремлены в небо. Она смотрела на белые об­лачка на фоне голубизны небосвода и думала, что она, ка­жется, видит рай, который сейчас у нее в душе.

Может быть, может быть…

Она знала, что он намерен заняться с ней любовью, ког­да опустится покрывало ночи. В течение всего дня это чи­талось в его глазах и было видно по его поведению. Во вре­мя их прогулок и легких разговоров в нем порой прогляды­вало нечто такое, что вызывало в ней головокружение и воз­буждение.

Она никогда не могла предположить, что взаимное вле­чение может создать прямо-таки физически ощутимое при­тяжение. Она наслаждалась уже одним предвкушением бли­зости.

Однако позже, когда они обедали на террасе, новая ка­пелька страха выплеснулась на ее эйфорию. К ней добави­лась еще одна, затем еще… Неведомые дурные предчувствия стали разрушать ощущение счастья.

Она беспомощно смотрела на какие-то белые цветы, ко­торые в тусклом освещении казались призраками. Флер все­ми силами пыталась справиться с тисками, которые соби­рались сомкнуться вокруг нее. Она ощутила дрожь отвра­щения.

«Пожалуйста, не надо. Не сейчас».

Данте протянул через стол руку и накрыл ее ладонь своей.

– Тебя знобит от вечернего ветерка?

– Нет. – К счастью, на какое-то время отступил и страх. Доброжелательное, участливое выражение лица Данте сде­лало ее тревогу необоснованной, с которой вполне можно справиться.

Он поднялся и взял ее под руку.

– Однако же пойдем в библиотеку. Пусть слуги закон­чат уборку.

Она шла за ним, его рука сжимала ее ладонь. Начинал­ся танец, в котором он был ведущим, а ей оставалось лишь надеяться, что у нее хватит мужества довериться ему.

Они сидели рядом на диване, листая том гравюр на ар­хеологические темы. Ощущение его близости мешало Флер воспринимать изображенное. Интересно, он испытывает тоже самое? Способен ли он почувствовать, что в глубине ее души кроется нечто скверное, которое дает в этот момент ростки и может напомнить ей о своей мощи?

«Оно не овладеет мной. Я ему этого не позволю».

Дверь в библиотеку оставалась открытой, и им было слышно, как слуги заканчивают уборку. Привычные житей­ские звуки успокаивали Флер. Они пока еще не одни. Но скоро останутся наедине.

«Я могу это сделать. Я хочу этого».

Дом постепенно погружался в тишину. Возле двери про­шелестели юбки. Женщины направлялись в свои комнаты в мансарде. Одна из них будет ждать ее наверху, чтобы по­мочь ей раздеться.

Данте поднял громоздкий том с ее колен и отложил в сторону. Повернувшись к ней лицом, он обнял ее за плечи.

Поцелуй. Нежный, легкий поцелуй. Страх пошел на убыль, однако окончательно не пропал.

Еще поцелуй. Покрепче. Страх сделался почти незамет­ным. Почти…

«Пожалуйста, пожалуйста…»

Он гладил ее лицо. Он выглядел таким красивым при свете свечи. Красивым, привлекательным и опасным.

– Я хочу снова спать с тобой ночью, Флер. Но на сей раз не как твой друг, а как муж своей жены. Мы об этом не договаривались, но я думаю, что мы можем превратить наш дружеский союз в настоящий брак. Мне бы хотелось попы­таться это сделать.

Излучаемая им сила вливалась в нее, и вдруг она ощу­тила, что все остальное не имеет никакого значения. Его сияющие глаза взяли ее в плен, он словно проник в глуби­ну ее души. Интересно, какая-нибудь женщина смогла ему отказать? Что-то в его глазах говорило, что такой женщи­ны никогда не было, но он думал, что она может оказаться именно такой. Она льстила себя надеждой, что видит кое-что еще. А именно – беспокойство, словно ее ответ что-то значит.

«Я могу это сделать».

– Я бы тоже хотела попытаться.

– Дорогая, это делает меня счастливым. – Он встал и протянул ей руку. – Иди наверх. Твоя горничная ожидает тебя. Я вскоре последую за тобой.

У нее подгибались ноги и гулко стучало сердце, когда она поднималась по лестнице, направляясь в спальню.

С каждым шагом росток страха увеличивался на зави­ток.

Горничная помогла ей раздеться. Она набросила на себя розовую ночную рубашку и нервно ощупала тонкий шелк. Она сшила ее несколько лет назад, перед тем как решила остаться в девицах. Зачем она прихватила эту дурацкую кру­жевную вещицу в их путешествие? Чтобы поиграть в дет­скую игру, изобразить из себя невесту? Или же она втайне надеялась, что брачная ночь все же состоится?

«Пожалуйста, пожалуйста…»

Горничная расчесала ей волосы и ушла, оставив ее в спальне одну. Совершенно одну, беспомощную, не защи­щенную от самой себя.

Страх внезапно превратился в гигантского жестокого монстра, овладел ее сердцем, породил в душе панику.

В ее мозгу проплывали кошмарные образы. Это были картины агонии и отчаяния. Их не сопровождали никакие звуки. Стоны были безмолвными, рты беззвучно открыва­лись от ужаса.

Флер подбежала к окну и распахнула его, чтобы глот­нуть воздуха. Она попыталась овладеть собой с гораздо боль­шей решимостью, чем когда-либо раньше.

Он скоро придет. Войдет через эту дверь, и она вынуж­дена будет либо отказать ему, либо расписаться в своем бе­зумии.

Было бы лучше, если бы она сохранила дистанцию. Луч­ше бы не пытаться вкусить от страсти, которую она не спо­собна разделить. Лучше бы вообще не знать, чего именно ее ущербная натура не позволяет ей испытать.

Слезы потекли по ее лицу. Причина озноба, который она ощущала, не имела ни малейшего отношения к легкому ночному ветерку. Место паники занял леденящий ужас, который сковал все ее тело.

Дверь открылась. Флер посмотрела через плечо. На нем не было сюртука и галстука. Его белая рубашка сияла, как и его глаза. У Флер захолонуло сердце. Этот страх не знал пощады.

Она попыталась что-то сказать, но слова застряли в гор­ле. Он подошел к ней и повернул ее спиной к окну. Погла­дил ей плечи и руки и наклонился, чтобы поцеловать в шею.

Ею овладела паника. Все ее тело внезапно напряглось.

Он остановился.

Никто из них не двигался в течение некоторого време­ни, которое показалось вечностью. Никогда раньше она не испытывала подобного унижения.

Ей нужно было что-то сказать.

– Я не могу этого сделать, – прошептала она. – Я ду­мала, что смогу. Я надеялась…

– Ты не должна бояться. Если тебе рассказывали раз­ные пугающие истории, когда ты была девочкой, то в них наверняка было много преувеличений. Я не собираюсь причинять тебе боль.

– Дело не в этом.

Он молча стоял перед ней. Она не хотела смотреть на него и видеть, как потух его взгляд. Она не могла винить его. С ее стороны было бессердечно сыграть с ним такую шутку.

– Я не понимаю, – сказал он.

– Я тоже. Я хотела бы быть другой. Нормальной. Я ни­когда не желала этого больше, чем сейчас. После сего­дняшней прогулки я подумала, что, возможно, смогу. Но затем поняла, что у изгороди я не испытывала страха, по­тому что знала, что ты не станешь заниматься там любовью.

С тяжелым вздохом Данте отступил назад.

Флер нашла в себе мужество посмотреть ему в глаза.

– Не надо меня ненавидеть, Данте. Я сама знаю, что мне нет прощения.

– Я не испытываю к тебе никакой ненависти. Если так должно быть, я принимаю это, как и обещал. Ты была честной со мной.

– Не полностью. Сегодня я лгала тебе, сама того не желая. Лгала нам обоим. Я очень сожалею об этом.

Он улыбнулся грустной улыбкой:

– Это и для тебя будет лучше, Флер. Я сомневаюсь, что буду хорошим мужем в нормальном смысле этого слова. Я сделал бы тебя в конечном счете несчастной.

Возможно, что и так, но она хотела бы рискнуть, чтобы узнать, куда могла бы привести эта дружба;

Он подошел к двери. Было ясно и без слов, что сегодня они не разделят ложа. Да и не только сегодня.

Он собрался было выйти, но на мгновение задержался.

– Нам лучше побыстрее выехать в Лондон. Я хотел бы это сделать завтра утром.

– Конечно, Данте.

Дверь за ним закрылась. Проклятый торжествующий страх отпустил ее, оставив пустоту в душе.

Она упала на колени перед окном и разрыдалась.

Глава 7

Грегори Фартингстоун шел по улицам просыпающего­ся города. И хотя из-за густого тумана ничего не было вид­но уже в нескольких ярдах, он шел к месту своего назначе­ния торопливыми шагами.

Он страшно не любил подниматься до зари и уходить, когда никто не знал, куда он идет.

И вообще он терпеть не мог весь этот бизнес. Ненави­дел хлопоты и ухищрения. Ему было тошно от неясных предчувствий и сознания того, что он идет по краю пропа­сти. Его злило, что он играет в игру, в которой кто-то дру­гой имеет гораздо лучшие карты.

Он свернул в узкий переулок, быстро миновав ряды ве­ликолепных зданий. Войдя в сад одного из них, он направился к лестнице, ведущей к кухонной двери с тыльной сто­роны дома.

Как какой-нибудь жалкий слуга. Именно так он нано­сил визиты в этот дом.

Выбора не было. Он не хотел, чтобы его видели. Тем не менее это вызывало в нем раздражение, уязвляло его само­любие.

Повариха уже была на ногах, когда он вошел. Она ни­как не прореагировала, когда он прошествовал через ее вла­дения. Судомойка сидела у плиты и пыталась разжечь огонь. Вероятно, им было приказано не замечать его, но всякий, у кого найдется несколько шиллингов, вероятно, сможет раз­вязать им языки.

Он поднялся выше, где его ожидал дворецкий. Идя вслед за ним, он снова обратил внимание на дорогую мебель в доме. Владелец был неравнодушен к роскоши и в этом от­ношении не походил на Фартингстоуна, который предпо­читал более скромную обстановку, приличествующую по­печителю банка и человеку серьезных намерений. Он бы не хотел жить среди подобного великолепия, даже если бы мог это себе позволить.

Он вдруг почувствовал негодование. Ему было отлично известно, каким образом доставались хозяину эти роскош­ные ковры, кресла и картины. Он в деталях знал о том, кто за это платил.

Он увидел хозяина в спальне, потягивающего кофе и пробегающего взглядом газету. Мужчина все еще был в ха­лате и даже не счел нужным надеть визитку. Фартингстоун поспешил напомнить себе о том, у кого на руках лучшие карты.

Камердинер налил кофе в другую чашку из серебряно­го кувшина, подал ее Фартингстоуну и удалился.

– Да, это дьявольски пакостная история, Фартингсто­ун, – сказал Хью Сиддел, швырнув газету на столик, рядом с кофейным прибором.

Фартингстоуну ненужно было заглядывать в газету, что­бы понять, что имеет в виду Хью Сиддел. Сообщение о браке Флер и Данте Дюклерка он увидел уже на расстоянии деся­ти футов.

– Вы говорили, что предпринимались необходимые меры, – добавил Сиддел.

– Да. Броум сказал им вполне определенно, чтобы они подождали. Я никак не мог предположить, что они окажут­ся настолько дерзкими…

– Если бы вы не колебались в ту ночь, не разводили бы сантиментов и вмешались бы…

– То, что вы предлагали, было незаконно.

– А то, что собирались сделать вы, разве было законно? По крайней мере осуществись мой план, и она оказалась бы под постоянным контролем.

Фартингстоун отошел на шаг в сторону. Сердце у него неприятно затрепыхалось. В последние месяцы ему при­шлось пережить большие неприятности. Все эти треволне­ния вызывали патологическое сердцебиение.

Он постарался взять себя в руки и снова посмотрел на Сиддела:

– Броум будет разозлен этим их шагом. Ему придется согласиться ускорить рассмотрение моей петиции. Если суд объявит ее недееспособной, церковь аннулирует брак.

Сиддел презрительно фыркнул:

– Дюклерк наверняка выступит вашим оппонентом. К тому времени, когда все разрешится, он позволит ей про­дать всю недвижимость, которой она владеет. Он относится к числу тех, кто предпочитает землям деньги. Их легче проматывать. – Нахмурившись, он провел пальцами по черным волосам. – Черт бы побрал этих Дюклерков! Когда она якшалась с Леклером, в этом еще был какой-то смысл, но ее брак с Данте – сущее безумие.

Фартингстоун был не слишком высокого мнения о Дюклерке, однако в отличие от Сиддела не считал Данте дура­ком. К тому же Дюклерк мог испытывать какое-то чувство к Флер. Персональный интерес Сиддела к Флер ему всегда казался не вполне здоровым.

– Необходимо приоткрыть некоторые детали, если вы хотите, чтобы все уладилось как можно быстрее, – сказал Сиддел – Нужно, чтобы все узнали, что она вела себя странно. Возможно, вам придется дать понять, что подоб­ные странности наблюдались и у ее матери. Необходимо создать вокруг нее общественное мнение. Тогда Верховно­му суду будет легче.

Сердце у Фартингстоуна снова дало сбой. Флер – это одно, а вот Гиацинта – совсем другое. Пусть он женился на ней и не по любви, но он до сих пор оставался лояльным по отношению к ней.

Он перевел взгляд нагазету. Он не одобрял того, что предлагал Сиддел, но, вероятно, другого выхода не было.

Флер сама виновата во всем. Если бы она прислушалась к аргументам… так нет, она никогда никого не слушала и вот теперь вышла замуж за этого человека.

– Если мне удастся добиться аннулирования брака по причине ее недееспособности, она не сможет выйти замуж ни за кого другого. – Он сказал это с небрежным видом, однако хотел, чтобы его намек был воспринят.

– Разумеется. Поскольку вы заколебались в ту ночь, тот план теперь не пройдет.

– В таком случае мы обо всем договорились. Я найду способ преодолеть осложнения, которые создал этот брак.

– Надеюсь, мой друг. – Сиддел поднялся и направил­ся в гардеробную. – В конце концов, это только ваша про­блема, и так было всегда. Я всего лишь заинтересованный наблюдатель, который пытается помочь вам найти выход.

Через неделю после того, как о браке было сообщено в лондонских газетах, Данте вошел в игорное заведение «У Гордона». Его появление сопровождалось бросаемыми украдкой взглядами и усилением гула голосов в прокурен­ном затемненном зале.

Он направился к группе молодых людей, сидевших в се­веро-западном углу. Несколько лет назад кто-то окрестил тех, кто там постоянно собирался, компанией младших сыновей. Всем им от рождения светили уменьшенная доля на­следства и не слишком радужные матримониальные пер­спективы.

Большинство из них Данте видел впервые после своего несостоявшегося бегства во Францию. Некоторые сообщи­ли о его появлении, предупреждающе толкнув соседа в пле­чо. При его приближении все больше глаз устремлялось на него. .

Он взялся за стул возле стола для игры «в двадцать одно», за которым сидели Маклейн и Колин Бершар – любезный светловолосый второй сын графа Динкастера.

Сидевший через три стола молодой человек поднялся и преувеличенно церемонно поклонился Данте. Затем при­нялся похлопывать по столу.

За ним поднялся еще один, потом их оказалась целая дюжина. Все они ритмично стучали по столам. Даже Ко­лин и Маклейн оказались на ногах. Вскоре Данте оказался в центре людей, устроивших ему овацию.

Молодой человек, который был инициатором аплодис­ментов, поднял бокал:

– Джентльмены, тост за великого человека из нашей среды! Да будем мы все наказаны за наше распутство и гре­хи таким же образом, каким настигла Немезида его.

– Как видишь, на них это произвело впечатление не меньше, чем на меня, – сказал Маклейн, после того как все вернулись к своим занятиям. – Мы восхищены тем, что ты не только избежал разорения, но и женился на богатой и красивой Флер Монли. Только женитьба Адриана, брата Бершара, на герцогине Эвердон может сравниться по триумфальности с этим событием.

– Брак моего брата – это брак по любви, – заступился Колин.

– Разумеется, – согласился Маклейн. – Так же, как и брак мисс Монли с нашим другом, я уверен в этом. Это еще одна причина для того, чтобы праздновать. Я рад снова ви­деть тебя в нашей компании, к тому же так скоро после свадьбы.

– Моя жена не только красива, но и обладает замечательным нравом. Она не считает, что нужно не отходить от нее в течение нескольких недель, словно мы вступили в пе­риод траура.

Он не добавил к этому, что одна неделя их совместной жизни была наполнена напряженной, осторожной вежли­востью. Его жена, судя по всему, не была удивлена или огор­чена тем, что он оставил ее одну в этот вечер.

– Женщина весьма широких взглядов, – прокоммен­тировал Колин.

– Пожалуй, – протянул Маклейн. – Хотя муж ее ма­тери может преподнести это обществу несколько иначе. По­дозреваю, что он всем будет навязывать свою интерпрета­цию.

– Фартингстоун? Он любит распространять слухи?

– Маклейн, как всегда, несдержан, – сказал Колин.

– Что говорит отчим моей жены?

– Что ты воспользовался недееспособностью душевно­ больной женщины, в которой тебя не интересует ничего, кроме ее денег, – ответил Маклейн. – Не смотри на меня так свирепо, Бершар. Если сплетню слышал весь город, он тоже должен о ней знать, чтобы строить отношения с этим человеком.

– Фартингстоун проявляет стойкий интерес к делам моей жены. Впрочем, я ожидал всяких циничных слухов от него и ему подобных.

– Он говорит, что рассказывает «правдивую историю». Все знают, что он ходил к лорд-канцлеру Броуму в связи с ее состоянием и что вам было сказано, чтобы вы дождались решения Верховного суда. Всем известно, что Броума очень рассердило похищение. Все знают, что она выкупила тебя из дома предварительного заключения должников за пят­надцать тысяч.