Братья Баркли - Холодная ночь, пылкий влюбленный

— А почему ты думаешь, что там будут скрипки и танцы, если ты никогда не была на вечеринках?

— Элис мне рассказала. Она сказала, что Джон Хикс и Джетро Плам играют на скрипке лучше всех, а Харви Лудстоун, парикмахер, очень здорово играет на гармонике. Каждый год Тайлеры скатывают ковры в большой комнате и сдвигают мебель и все танцуют до упаду. А еще… — добавила Мора доверительно, ее наивные глаза возбужденно заблестели, когда она посмотрела на Куинна. — Я знаю, что такое вечеринка, потому что однажды подглядывала в Нотсвилле.

— Ну да? — Ему доставляло удовольствие наблюдать, как краснеют ее щеки и горят глаза. — Что же твои братья сказали по такому случаю?

— О, они ничего не узнали. Ма Дункан тоже ничего не знала. Мне тогда было лет двенадцать. В этом возрасте просыпается любопытство к таким вещам. Это были танцы Четвертого июля, в День независимости. В здании школы собрался почти весь город. Ма Дункан не пошла, потому что Па Дункан умер всего за месяц до этого. Она решила, что ей неприлично там присутствовать, но Джадд и Хоу-мер пошли. — Мора нахмурилась. — Все держались от них подальше, и хотя они и напились, но никого не побили в тот вечер.

— А ты что тогда делала?

— Я пошла к школе, когда на небе появилась луна. — Мечтательные нотки послышались в голосе Моры, ее глаза загорелись от воспоминаний, она возвращалась в прошлое. — Все там были, звучала музыка. От этого мое сердце… — Мора пыталась подобрать точное слово, — подпрыгнуло. — Ее губы изогнулись в улыбке. — Когда я подобралась к окну и заглянула внутрь, то поняла, что никогда в жизни не видела ничего более прекрасного. Цветные фонарики висели на протянутых под потолком веревках, на женщинах были платья всех цветов радуги, мужчины щеголяли в модных рубашках с шейными платками, и звучала музыка, такая зажигательная… Я слышала топот каблуков, пары кружились в вальсе и танцевали кадриль. Все смеялись, шутили…

Мора внезапно умолкла, ее щеки разгорелись пуще прежнего.

— Ты меня считаешь глупой, да? Ты-то небось танцевал сотни раз?

— Я не большой любитель танцев, но мне доводилось.

Она кивнула.

В комнате стало тихо. Мора взяла с дивана платье и вернулась с ним в кресло. Она вынула иголку из корзиночки, и на этот раз нитка вделась быстро. Она стала подшивать рукава.

Куинн думал о танцах, на которых он бывал, о праздниках, где он чувствовал себя лишним. Время от времени он приглашал женщин танцевать, и ему нравилось иногда покружиться под музыку, но всякий раз, когда он приближался к дамам, он ощущал их боязливый трепет. Они боялись его, хотя он им нравился, их влекло к нему, они смотрели на него, говорили с ним, нетерпеливо скользили в его объятия, но в то же самое время они боялись его. И он это знал.

Только Мора его не боялась. Он спрашивал себя, каково это будет — танцевать с ней.

Это опасно, решил он. Мора слишком волновала его, и трудно, даже невозможно было представить, что произойдет между ними, когда они начнут танцевать вместе.

— Значит, нам придется остаться дома. Вот и все, — коротко заявил Куинн. — Тебе не придется танцевать, а я буду избавлен от суеты и болтовни разряженных, напыщенных бездельников. Что совсем даже неплохо.

— Хорошо. Если ты не хочешь ехать на бал к Тайлерам, — заявила Мора, мило улыбаясь Куинну, — тогда тебе не о чем беспокоиться.

— Отлично. — Довольный, Куинн направился к камину и привалился к полке плечом. — Тогда все, выходит, улажено. Мы останемся…

— Мы? О нет, Куинн, это не значит, что я туда не поеду. Ты ведь так подумал, да? — Мора с улыбкой покачала головой, опчего ее темно-рыжие локоны разлетелись по сторонам. — Я поеду к Тайлерам, поеду на Майский бал, — мягко сказала она. — Как мы и договаривались, ты волен приезжать и уезжать, когда тебе захочется, конечно…

Лицо Куинна Лесситера напряглось, и тело тоже.

— Я что-то не припомню, чтобы мы когда-нибудь договаривались насчет того, что ты можешь шляться одна…

— Хорошо. Но когда ты нанимаешься к кому-то на работу и уезжаешь из дома или бродишь неведомо где, спишь у костра под открытым небом, ты ведь не ждешь, что я буду сидеть дома и заниматься хозяйством круглые сутки, не так ли? — Она одарила его милой улыбкой.

— Пожалуйста, если ты хочешь. — Куинн нахмурился. — Но…

— Лаки уже сказал, что хотел бы со мной потанцевать. — Она сделала аккуратный стежок. — И Билл Сондерс тоже. Он спросил меня, не станцую ли я с ним вальс. А на днях я столкнулась в городе с Тексом, и он поинтересовался, нельзя ли пригласить меня на танец, так что тебе не о чем волноваться. У меня не будет недостатка в партнерах.

— Черт побери, проклятие, женщина! Ты собираешься танцевать с каждым мужчиной в городе?

Мора засмеялась, кокетливо глядя на Куинна из-под ресниц.

— Не смеши, Куинн. Только с теми, кто меня пригласит.

Он шагнул к ней и посмотрел в большие глаза на невинном, приподнятом к нему лице.

— Черт с тобой!

— Куинн! — Иголка замерла. — Но почему мне нельзя танцевать?

Уставившись в золотисто-карие глаза Моры, он мог придумать дюжину причин, но не было ни одной, которую он хотел бы произнести вслух. Поэтому он выбрал ту, которую она сама ему указала.

— Потому что ты не умеешь танцевать, — наконец изрек он.

— Я знаю, — печально пробормотала Мора. — Вот поэтому я хочу попросить тебя… Ты меня научишь?

Все мышцы на теле Куинна сжались и затвердели.

— Да какой из меня учитель!

— Но ты ведь умеешь танцевать, правда? — Она с надеждой смотрела на Куинна, и он почувствовал, как все у него внутри перевернулось и желание сдавило его.

— Я достаточно потанцевал за свои годы, я научился основным па. Но…

— Ну пожалуйста! Научи меня!

— Я уже сказал: учитель из меня никакой! — воскликнул Куинн.

Мора пристально посмотрела на мужа, потом отвернулась и уставилась на ткань, лежавшую у нее на коленях. Потом медленно пожала плечами и проговорила, тяжело вздохнув:

— Что ж, тогда, думаю, придется попросить Лаки Джонсона научить меня танцевать…

— Черта с два! — взорвался Куинн. — Пошли!

— Значит, ты… ты меня научишь?

— Но разве я допущу, чтобы весь город смеялся над моей женой! — прорычал он. — В том числе и этот щенок Лаки Джонсон.

Стиснув зубы, он направился к Море и протянул руки, приглашая ее на танец. Она пошла к нему медленно, ее сердце подпрыгивало, радуясь победе и трепеща в надежде.

Он не прикасался к ней с той самой ночи, когда страсть одолела все доводы здравого смысла и просто их смела. С тех пор оба усердно соблюдали договоренность — Куинн спал на диване, а она на кровати.

При одной только мысли о том, что сейчас его руки снова сомкнутся на ее талии, Мора задрожала. Нет, сказала она себе, ни за что на свете нельзя ему позволить заметить, как он на нее действует. Нет, ни в коем случае! Ей надо сосредоточиться только на движениях, на па, которые Куинн ей покажет. Но как только она очутилась в его объятиях, волнение охватиюо ее и пришлось не просто сделать над собой усилие, чтобы дышать ровнее, но и по-настоящему бороться с собой, чтобы вообще дышать. Но нельзя, чтобы следы этой упорной борьбы были заметны на ее лице.

Знала бы Мора, как сражался с собой Куинн. Он боролся с неодолимым желанием повернуться и убежать из дома. Он, Куинн Лесситер, который выследил так много хладнокровных убийц и бандитов, объявленных вне закона, как ни один человек по эту сторону Миссури, он, Куинн Лесситер, который выходил победителем из поединков с горными львами, змеями, медведями гризли, который сражался лицом к лицу с апачами и сиу, ворами и бандитами, — сейчас хотел убежать от этой стройной рыжеволосой девочки, которая доверчиво подала ему свою руку. Ее прикосновение было таким же легким, как прикосновение ангела. Мора склонила голову ему на плечо с серьезностью, от которой у него защемило сердце.

— Я готова, Куинн. Начнем?

Ему хотелось схватить ее, обнять покрепче и затащить прямиком в постель, как в прошлый раз, раздеть ее, сбросить с себя одежду и заниматься с ней любовью до самого утра. Куинн подавил в себе это страстное желание и выбросил из головы сладостные видения. Обняв Мору за талию одной рукой, другой он стиснул ее тонкие изящные пальчики, причем так осторожно, словно опасался, что они хрустнут в его большой руке, если он сожмет их покрепче. Казалось, между ними проскочила искра, она обожгла ему ладонь. От волос Моры пахло сиреневым мылом, она пристально смотрела ему в глаза, и в этом взгляде он читал нетерпение. Сейчас ее глаза были прекрасны, как никогда, они сияли, словно маленькие солнца.

— Но музыки-то нет никакой, — напряженным голосом сказал Куинн, когда ее грудь мягко вдавилась в его торс и он почувствовал, что спина у него обливается потом.

— Ох, Куинн, да есть музыка. Разве ты ее не слышишь?

Она откинула голову назад и улыбалась восхитительно ной, соблазнительной улыбкой. Одного хотелось ему сейчас, в этот волшебный миг: крепко прижаться губами к сочному, манящему рту, накрыть его и не отпускать.

Вместо этого Куинн слушал, как Мора напевает нежным, приятным голоском знакомую танцевальную мелодию. Когда Куинн больше был не в силах сдерживать насмешливую улыбку, она остановилась.

— Давай начнем с тустепа. Покажи мне, пожалуйста, Куинн, как его танцуют. — Она посмотрела на его ноги, ожидая увидеть движение этого танца.

Хотел бы он сейчас показать Море не этот дурацкий танец, а то, как чертовски ему ее хочется. Но усилием воли Куинн Лесситер вынудил себя изобразить ногами движения сельского тустепа, потом джиги, потом до-си-до и, наконец, вальса. Все это у него получилось весьма ловко, и Мора с завистью оценила его мастерство.

Для такой грациозной женщины, как Мора, она оказалась весьма неуклюжей партнершей. Она наступила Куинну на ногу не раз и не два. Она падала, хихикала, напевала, она считала шаги. И сияла, как самое настоящее солнце.

Она, легкая, как паутинка, порхала у него в руках, когда немного привыкла к движениям.

— Ох, — простонал он, когда Мора в очередной раз отдавила ему большой палец правой ноги. — Все, Мора, с меня хватит.

— Куинн Лесситер сдается? Я о тебе лучше думала, — фыркнула Мора.

— Значит, ты ошибалась, — ответил он, с беспокойством заметив, что она запыхалась. Волосы Моры небрежно упали ей на лицо, но глаза по-прежнему сияли. Довольно танцев, незачем ей кружиться до упаду. — Ты уже вдосталь потопталась на мне. Я больше не могу терпеть такую нечеловеческую боль, — преувеличил свои страдания Куинн Лесситер.

Улыбка исчезла с лица Моры, и она глубоко вздохнула.

— Значит, ты думаешь, все безнадежно? Я, стало быть, никогда не научусь танцевать. — Она глубоко и печально вздохнула.

— Ты говоришь так, будто отказываешься от победы над танцами и ставишь на этом занятии крест.

— Я? — Мора вздернула подбородок и встретила его пристальный взгляд глазами, красивее которых не было на свете. — Я никогда ни от чего не отказываюсь, чтобы ты знал, Куинн Лесситер.

Он обнял ее и на мгновение крепко прижал к себе.

— Тогда продолжим, дорогая. Изящно и легко, еще раз, и…

«Дорогая». Казалось, ее ноги приросли к полу, а сердце подскочило. «Он назвал меня дорогой».

Это ничего не значит, напомнила себе Мора, она хорошо это понимала. Но настроение у нее все равно поднялось, и она напевала все смелее и громче.

Они кружились по комнате, наталкивались на диван, пинали ногами корзинку с шитьем и чуть было не упали в камин. Ее смех не умолкал; казалось, он доносится из каждого угла гостиной — да что там гостиной! — им был полон весь дом. Она танцевала со своим мужем под неведомую музыку в своей душе. Даже если Куинн ничего не слышал, если ее не слышал никто, Мора-то ее все равно слышала. Потому что пело ее собственное сердце, эхом отзывалась душа, и так было всякий раз, когда Мора смотрела в серые глаза Куинна.

Внезапно, когда Куинн ее кружил, ноги у Моры подкосились, и она полетела. Он поймал ее, но тоже потерял равновесие, и оба упали на диван. Куинн, падая, успел притянуть Мору к себе. Она лежала на нем, дрыгая ногами, словно вальсировала в воздухе.

— Господи, прости меня! — задыхаясь, проговорила Мора. Они лежали поперек диванных подушек, и она чувствовала под собой его крепкое горячее тело.

Сердце Моры помчалось с дикой скоростью, это был уже не вальс, а нечто более быстрое. Мора корчилась и извивалась, пытаясь сползти с Куинна, но он сцепил руки у нее на спине и держал, не выпуская из объятий.

— Ни за что не прощу! — говорил он ей на ухо, хотя прекрасно понимал, что ему надо было сразу ее отпустить, но побороть себя Куинн не мог.

— Думаю, ты проклинаешь тот день, когда женился на такой неуклюжей женщине, как я, — прошептала Мора, затаив дыхание и опасаясь его ответа.

Но Куинн покачал головой и сказал:

— Никакая ты не неуклюжая. Ты только не можешь кружиться волчком. Теперь перестань извиваться и корчиться, лежи спокойно. Я хочу посмотреть на тебя как следует.

Но он не просто посмотрел на нее, а положил руку ей на затылок и пригнул к себе. Его губы нашли ее рот. Тепло и блаженство разлились по всему телу Моры, оно загорелось, когда его рука скользнула вокруг ее талии и прижала к себе крепко-крепко.

— Мора! — единственное, что произнес он, но вложил в это слово всю свою нежность к ней. Но в тот миг, когда ее сердце в надежде подпрыгнуло, она почувствовала, как он отодвигается от нее и тихо чертыхается.

Куинн встал и усадил Мору на диван, а сам отошел в сторону.

— Нет, мы не сделаем этого!

— Не сделаем… чего?

Его глаза вспыхнули, когда он посмотрел на Мору.

— Мы не сделаем больше ошибки.

— Может быть… это не такая уж большая ошибка, как ты думаешь, — тихо сказала она, стараясь придать своему голосу легкость и пренебрежительность, хотя ее сердце наполнилось тоской.

Он с минуту молчал, не отвечая, только продолжал смотреть на нее, словно ясно читал все в ее душе.

Куинн отошел подальше от раздирающего его душу искушения, от этого нежного, красивого лица и поспешил к камину.

— Я должен кое-что тебе сказать, Мора.

— Ч-что? — насторожилась она.

— Завтра я уезжаю.

— У-уезжаешь? — Она сидела на диване, приглаживая растрепавшиеся волосы, ее рука сильно дрожала. Счастье, что переполняло ее несколько минут назад, восторг, который Мора испытывала еще недавно, пропали, растворились в навалившейся на нее тоске. Она печально посмотрела на мужа и сказала: — Только не говори мне, что ты нанялся к кому-то, чтобы совершить убийство, Куинн.

Он кивнул:

— Я еду в Ларами, хочу выяснить все обстоятельства дела. Вот так. Я вернусь через день или чуть позже, и у нас будет много времени для танцев.

— Я понимаю. Значит, тогда мне лучше дошить платье.

Она медленно встала с дивана и пошла к креслу. Опустившись на колени, Мора принялась складывать в корзинку для шитья все, что из нее вывалилось, когда они ненароком толкнули ее во время танца.

— Мора, — тихо окликнул ее Куинн, будто опасался, что она сейчас заплачет или примется умолять его остаться, не ездить в Ларами. — Ты все знаешь о моей работе. Мы с тобой заключили договор…

— Я знаю все о нашей сделке, Куинн, — устало проговорила она и поднялась с корзинкой в одной руке и недоши-тым платьем в другой, морщась от боли в сердце. — Я помню все, о чем мы договорились, заключая наш брак. Я знаю точно, что можно, а чего нельзя. Нет никакой необходимости снова напоминать мне об этом.

Тяжесть сдавила грудь Куинна. С лица Моры исчез радостный румянец, ее глаза потухли. Она стояла бледная, напряженная, и в ее глазах — в этом невозможно было ошибиться — по-прежнему стояла боль. Это поразило Куинна до глубины души, ранило его в сердце, но не было никакой возможности этого избежать. Будет только хуже, если он позволит ей надеяться на иные отношения.

— Все так, как договорились. — Он откашлялся. Ну почему она такая чертовски красивая, такая нежная и трогательная, как цветок? Хрупкая, как стекло? — Я уезжаю на рассвете.

Мора кивнула и пошла к двери спальни, но по дороге остановилась, тряхнув головой. Легкая, грустная улыбка появилась на ее губах.

— Все так, как договорились, — тихо повторила она. — Я буду скучать без тебя, Куинн Лесситер.

С этими словами Мора вошла в спальню и закрыла за собой дверь, а Куинн остался в гостиной. Он чувствовал себя таким ошарашенным, будто Мора хватила его кочергой по голове.

Глава 23

Следующие несколько дней для Моры тянулись бесконечно. Бал на ранчо Тайлеров предполагался уже вечером следующего дня, а о Куинне не было ни слуху ни духу. И чем медленнее тянулось время, тем чаще Мора спрашивала себя, вернется ли он вовремя. А если нет, что тогда? Потом она успокаивала себя тем, что Куинн — человек слова. Если он обещал вернуться к началу вечеринки, значит, так и будет. Еще есть время.

Но… не случилось ли с ним чего-нибудь?

— Ради Бога, нет, нет… — шептала она себе днем, собирая ягоды на берегу быстрого ручья. Она скучала по Куинну гораздо сильнее, чем могла себе представить. И очень сильно боялась за него.

«Может быть, он вернется сегодня вечером», — думала Мора, бросая последнюю горсточку ягод в корзинку и собираясь домой.

Странная тишина царила там, где стоял их дом среди бумажных деревьев и колышущихся под ветром трав. Билл Сондерс и Лаки уехали в город за провизией, а Слим и Орвилл сгоняли скот в загон для клеймения. Но дело было не только в том, что поблизости не было никого из работников. Мора почувствовала, как изменился сам воздух. Золотое апрельское солнце скрылось за облаками, небо внезапно потемнело и обрело зловещий темно-синий цвет. Мора поняла, что собирается гроза. Воздух потяжелел, стало трудно дышать. Поднялся ветер. Он рванул крышу сарая, под его порывами застонали даже толстые ветки деревьев.

Мора прибавила шагу и подумала, что сейчас придет домой и затопит плиту, потом займется пирогом — он поспеет как раз к приезду Куинна, если он вернется сегодня вечером. Вышло так, что эта лачуга со старой, скрипучей мебелью, с узкой кроватью под простым стеганым одеялом, с незатейливой посудой, с кружевными занавесками, которые она сама сшила с таким желанием, стал для нее больше домом, нежели гостиница Дунканов. Разумеется, она благодарна Ма Дункан за все, что та для нее сделала или пыталась сделать. Если бы не ее уроки, не ее упорное стремление научить Мору манерам и приличиям, дамы из Хоупа никогда бы не приняли ее так сердечно в свой круг. Она обязана Ма Дункан за это и за крышу над головой да доброе отношение к ней, сироте.

Но этот домик у ручья на Шалфейном лугу стал для Моры родным. Если бы только он мог стать их общим домом, ее и Куинна, это было бы пределом мечтаний о счастье.

Мора была уже на задах дома, когда услышала топот копыт. Потрясенная, она поспешила ко входу. Первые капли дождя хлестнули ее по щекам в тот миг, когда она увидела вдали двух всадников. Они вскачь приближались к их ранчо.

Взял Куинн винтовку с собой, или она все еще в доме? Мора до сих пор ни разу не вспомнила о ней. Но Кэмпбеллы пока на свободе, и все может случиться.

Мора толкнула дверь и с облегчением увидела, что винтовка стоит у стены на кухне, там, куда ее поставил Куинн. Она схватила ее и, с бешено бьющимся сердцем поспешив к порогу, прижала приклад к плечу, как учил ее много лет назад Джадд. «Держи ее вот так…»

А потом Мора Джейн лишилась дара речи. Всадники, а это были Джадд и Хоумер, осадили лошадей в зарослях бурьяна и во все глаза смотрели на свою сестру.

— Неужели это наша малышка? — Джадд откинулся назад в седле. Его глаза были холоднее, чем дождь, который уже поливал как из ведра. — Держать нас на мушке после всего, что мы для тебя сделали, Мора Джейн? Как это невежливо!

— Джадд, Хоумер…

— Смотри-ка, она еще помнит, как нас зовут! — Хоумер спрыгнул на землю и кинулся к ней. — Уже кое-что, правда?

— Ближе не подходи. — Мора оправилась от потрясения, и к ней вернулся голос. — Стой там, где стоишь.

— Эй, Мора Джейн! Да неужто ты совсем не рада нас видеть? Мы столько проехали, чтоб тебя найти. Мы устали, наглотались дорожной пыли. Чуть было не загнали лошадей. Мы так хотели тебя повидать, дорогая ты наша сестренка!

— Зачем?

— Неужели ты не пригласишь нас в дом, а то мы торчим тут под проливным дождем! Мы так промокли, а уж как проголодались за дорогу! Как насчет того, чтобы угостить нас кофейком и поболтать по-дружески, а?

У Моры дрожали колени, но винтовка служила ей прекрасной подпоркой, придавая ей не только устойчивость, но и уверенность. Мора переводила взгляд с Джадда на Хоумера и обратно, напряженно изучая лица внезапно заявившихся братцев. Она вдруг почувствовала, что ей становится страшно… Не-ет, они явились сюда не с добром, в этом Мора Джейн уже не сомневалась.

Но зачем она им понадобилась? Они собираются вернуть ее в Нотсвилл? Или избить ее, чтобы наказать за побег?

Она не могла поверить, что все это время они ее искали и потратили столько усилий, чтобы просто ее найти. Зачем им это?

— Мора Джейн, тут слишком сыро, — сказал Джадд, казалось, совершенно обычную фразу, но в его голосе Мора уловила зловещий оттенок.

Но у нее винтовка, и совершенно ясно, что Мора не намерена с ней расставаться. Они ждали, что она скажет.

— Можете войти, — ответила она. — Но сразу говорю: я не спущу с вас глаз ни на секунду. Если кто-то сделает хоть одно движение и попытается отобрать у меня оружие, стреляю без предупреждения.

— Как скажешь! — прохрипел Джадд.

— Мы только хотим поговорить с тобой, — добавил Хоу-мер, разведя руками.

— Тогда заходите.

Если парни и удивились, что примерная девочка, которую они знали столько лет, говорит с ними таким тоном, то не подали виду. Мора посторонилась, пропуская их в дом, когда раздался первый раскат грома. Он был такой силы, что казалось, небеса раскололись.

— Теперь, Мора Джейн, почему бы и тебе не войти? Ты, похоже, не слишком-то рада нас видеть. — Хоумер укоризненно взглянул на нее, но что-то в его ухмылке заставило Мору похолодеть и вздрогнуть.

Джадд и Хоумер уже сидели развалившись на диване, а Мора стояла в нескольких шагах от них и все еще сжимала винтовку, не желая с ней расставаться.

— Вы не злитесь, что я убежала? — Разумеется, они злились, но ей хотелось посмотреть, признаются ли в этом братья. Мора понятия не имела, чего от них можно ожидать. Ведь они зачем-то ее выследили, примчались за ней в такую даль, но зачем им это, она никак не могла взять в толк.

— Твое бегство нас сильно задело, Мора, но только и всего. Если ты захотела уехать — ну что ж, в общем, прекрасно. Но ты могла бы нас подождать, попрощаться по-людски.

— И вы бы меня отпустили? — спросила она с круглыми от удивления глазами.

— А мы когда-нибудь тебе что-то запрещали? Мы когда-нибудь становились тебе поперек дороги, если ты сама чего-то хотела?

Она фыркнула, а Джадд так и впился в нее глазами.

— Ты сильно изменилась, девочка!

— Может быть, и так. Я замужем, и не важно, что вы тут станете говорить, — я не собираюсь возвращаться обратно.

— Замужем, да? Это мы как раз и слыхали. Так где же твой муженек? — потребовал ответа Хоумер. — Почему ты тут, в этой пустыне, одна-одинешенька? Он что, совсем о тебе не заботится?

— Говорите наконец, зачем пожаловали. У меня хлопот полон рот.

— Все прекрасно, все замечательно, девочка. — Джадд, криво улыбаясь, пощипывал кончики длинных рыжих усов. — Ты могла бы для начала сварить нам кофе? У нас во рту пересохло, мы так устали и промокли под этим дождем.

— Варите сами! — Мора указала в сторону кухни. Она еще крепче сжала винтовку, и ей становилось все более не по себе в обществе непрошеных гостей. — А потом проваливайте! — сказала она.

Когда Джадд встал с дивана и пошел на кухню, Мора напряглась и отступила назад. Но он не смотрел на нее. Он не отрывал глаз от кресла, возле которого на полу стояла ее корзиночка для шитья. Эмалевая шкатулка для украшений выглядывала из-под лоскутков ткани, наперстков и ниток.

— Что ты делаешь? — резко вскрикнула Мора, когда он наклонился и схватил шкатулку.

— Это мамина вещь! — заявил Джадд.

— Да, но она подарила ее мне! — Гнев клокотал у Моры внутри и рвался наружу. — Ты сам прекрасно знаешь!

— Я заберу ее у тебя!

Мора не могла разгадать причину лукавой, торжествующей улыбке, которая осветила лицо Джадда, когда он засовывал шкатулку в карман грязно-серой фланелевой рубашки. С каких это пор Джадда волновали шкатулки для всяких женских мелочей? Никогда в жизни он не был сентиментален, как и его брат Хоумер. Но и тот, наблюдая за действиями Джадда, улыбался, и тоже многозначительно и довольно.

— Что происходит? Зачем вы сюда явились? — требовательно спросила Мора, осторожно переводя взгляд с одного брата на другого.

Внезапно молния расколола небо; темное и хмурое, оно озарилось пламенем. Мора на секунду взглянула в окно, в этот миг Хоумер подскочил к ней и, ударив в бок, дернул винтовку на себя.

Мора с криком ударилась о стену. Прежде чем она пришла в себя, Джадд кинулся к ней.

— Я тебя проучу, как держать меня под прицелом! — прорычал он и толкнул Мору. Она больно ударилась головой о стену. Перед глазами у нее все закружилось от боли и страха, колени резко подогнулись.

— Ну а теперь ходу! — Голос у Хоумера был тонкий и дрожащий. — Мы нашли то, что искали. Давай, давай скорее…

— Ну уж нет! — Джадд все еще возвышался над Морой. Сквозь вспыхивающие у нее в глазах горячие точки света она видела его ботинки. Они были огромные, с налипшими комьями сухой грязи и травы. — Мы не уедем, пока не преподадим этой суке хороший урок!

— Да ладно тебе, Джадд. Помнишь, я говорил, что обещал маме…

— Мама давно на том свете, ты, идиот! А Мора Джейн не прочь, если я ею займусь.

Мора в отчаянии пыталась подняться на ноги, Джадд неожиданно наклонился к ней, чтобы помочь. Но когда он дотянулся до нее, то схватил за волосы и с силой потянул ее голову назад, чтобы видеть глаза.

— Нет… отпусти меня, Джадд, — задыхалась она, а он глумливо усмехался, глядя на нее.

— От тебя никогда не было ничего хорошего, всегда одни неприятности.

Что-то похотливое появилось в его лице, в том, как он произносил эти слова, и ее охватила паника.

«Ребенок… Ничего не должно случиться с ребенком…»

— Джадд… Ты должен знать. У меня будет ребенок. Ты же не хочешь… чтобы с ребенком что-то случилось…

— Ребенок! — Джадд казался потрясенным. Но его хватка нисколько не ослабла. Он все так же держал ее за волосы.

— Пожалуйста… Хоумер! Ты обещал маме. Не важно, что я сделала, но мой ребенок ни в чем не виноват…

— Не потому ли ты сбежала, а, грязная маленькая неряха? — орал Джадд. — Потому что залетела? Чей он? Того, за кем ты замужем, или… этого безмозглого дурака ты уговорила растить твоего ублюдка…

Он не успел договорить.

Удар прикладом по голове — и Джадд мешком упал на пол, пальцы его разжались. Он выпустил волосы Моры, его глаза закатились. Хоумер потянулся было за своим пистолетом, но Куинн Лесситер первым взвел курок.

— Ну, валяй, — предложил Хоумеру Куинн с холодной яростью в глазах. — Хочу посмотреть, как ты подохнешь.

Хоумер застыл на месте. Мора видела, что его лицо побледнело, в нем не было ни кровинки. Он смотрел на высокого темноволосого человека, чьи серые глаза блестели, обещая ему верную и скорую смерть.

— Какого черта… Кто ты? — прохрипел Хоумер. Взгляд Куинна метнулся на секунду к Море.

— Уйди в другую комнату, — сказал он, — побудь там, пока я разберусь с этим дерьмом.

Хоумер задрожал.

Внутри у Куинна все похолодело, когда Мора дрожащей рукой прикоснулась к своей голове. Она выглядела так, что даже перышко могло сейчас сбить ее с ног. Ему хотелось ее обнять и успокоить, но он не мог отвести глаз от этих двух мерзавцев.

— Сядь и успокойся, пока я не покончу с этими.

— Нет… позволь им уехать, Куинн. Пожалуйста. Это мои братья! Джадд и Хоумер. Я тебе о них говорила.

— Я знаю, кто они такие. — Он с презрением смотрел на двух верзил, которые сейчас совсем не казались опасными. Джадд лежал на полу, а Хоумер стоял нем и недвижим, с тихим ужасом наблюдая за Куинном.

— Пожалуйста, только дай им уйти. Я в долгу перед мамой Дункан. Я ей обязана…

— Что верно, то верно, Мора. Ты стольким обязана маме, — принялся молотить языком Хоумер. — После всего, что она для тебя сделала! И отец тоже. Ведь это он ей позволил тебя удочерить. Подумай, вспомни, Мора, как мы с Джаддом о тебе заботились…

— Скажешь еще хоть слово — упадешь там, где стоишь! — прорычал Куинн.

Джадд со стоном попытался приподнять голову, но не смог. Мора покачнулась.

— Мора!

Боль в голове была мучительной, невыносимой. Она утратила равновесие и чувствовала, что падает. Как слепая, Мора вытянула руки вперед.

— Куинн! — Она задыхалась, мир становился черным, подергиваясь густой пеленой мрака.

Куинн подскочил и подхватил ее, прежде чем она повалилась на бок.

Хоумеру этого было достаточно. Он схватил Джадда за шиворот и дернул, пытаясь подтащить к двери.

— Бежим! — орал он.

Куинн покачивал Мору на руках, как ребенка, а она лежала словно мертвая. Его охватил неподдельный ужас. Он слышал, как братья Дункан возились, выбираясь через дверь. Он только мельком взглянул в окно, перед тем как опустить револьвер и прижать Мору к груди.

Куинн мог выстрелить и убить негодяев, когда они убегали, он мог их догнать, но только выругался и дал им уйти. Страх за Мору заслонил все остальное. Он отнес ее на диван, расстегнул ворот платья и погладил по щеке.

— Мора! — прошептал он хрипло.

Но она не отвечала. Только слышался стук дождя по крыше и по стеклу да унылый глухой цокот копыт удаляющихся лошадей.

— Мора, очнись!

На сей раз ее веки затрепетали, и когда Куинн взял ее руки в свои и стал нежно их гладить, она застонала.

— Голова…

— Где болит?

Она дотронулась до виска, потом до затылка. Куинн осторожно провел пальцами по ее голове и нахмурился, заметив, что она вздрогнула.