Лучшие детективы мира - Бедняга Смоллбон. Этрусская сеть

      - И не портите это водой!
      Анна глотнула и поперхнулась.
      - Крепко как!
      - Я думаю, - гордо согласилась мисс Корнель. - Это настоящий довоенный «Глен Лайвет». Получила я эту бутылку в тридцать восьмом году, когда выиграла турнир в Отертоне.
      Они пили в почтительном молчании.
      - Это было за ваше здоровье, - нарушила тишину мисс Корнель. - А теперь еще по одной за здоровье вашего будущего.
      - Я бы лучше не. - попыталась перебить Анна.
      - Ничего, покрепче уснете, - бодро настаивала мисс Корнель.
      - Да, - пожаловалась Анна, - я уже и так ничего не вижу.
 

III

      - Скотланд Ярд?
      - Да, Скотланд Ярд слушает. Дежурный у телефона.
      - Это срочно. Соедините меня пожалуйста.
      - Объявить тревогу?
      - Нет, это не сигнал «девять - девять-девять», если вы его имеете ввиду, - сказал Боун. - Мне нужно срочно связаться с инспектором Хейзелриджем.
      - Постараюсь его найти.
      - Это по делу об убийстве в Линкольнс Инн.
      - Минутку, пожалуйста.
      Наступила пауза, потом что-то щелкнуло и новый голос произнес:
      - Инспектор Пикап слушает. Чем могу служить?
      Боуну уже приходилось слышать это имя одного из коллег Хейзелриджа. Он начал:
      - Это Боун. Нужно срочно связаться с инспектором Хейзелриджем.
      - Боюсь, пока это невозможно, - ответил Пикап. - Этим вечером инспектор должен вернуться из Норфолка.
      - Когда приходит его поезд?
      - Прибыл четверть часа назад. Инспектор остановил состав где-то по пути и звонил сюда, чтобы на вокзале его встречали с машиной. Но куда поедет, не сказал.
      - А где сержант Пламптри?
      - Сержант Пламптри поехал его встречать.
      - Черт возьми, - протянул Боун.
      - Если у вас есть какая-то информация, - предложил инспектор Пикап, - можете передать ее мне. Я замещаю инспектора Хейзелриджа на время его отсутствия.
      Боун колебался. Представил, как по телефону пытается объяснить постороннему человеку, как движется шуруп по наклонной плоскости. Или факт, что люди, долго игравшие в гольф, развивают сильные запястья. А когда играют правой рукой, левое запястье у них сильнее правого.
      - Нет, - протянул он, - ничего срочного.
      И повесил трубку. На миг ему пришло в голову связаться с дежурным по вокзалу Ливерпуль стрит, но едва рука его потянулась к телефону, он сообразил, что сейчас состав уже убран от перрона и все пассажиры разошлись.
      Оставалось только действовать самому.
      Свою машину Боун держал в частном гараже неподалеку от дома. Это был «моррис»1937 года, который не годился в короли автострад, но надежная машина, если с ней умело обращаться.
      Боун рассудил, что в этот поздний час движение на Блефферс Бридж будет небольшим. Надеялся, что с фарами у него все в порядке. Раньше никогда он не ездил в Севенокс по шоссе, но знал, что это к западу от Мейдстона, и решил, что если ехать по Олд Кент роад на Нью Кросс и свернуть направо на Льюишем, то окажется неподалеку от цели. Ну а там придется поспрашивать.
      Переехав Темзу, обогнул круговую развязку возле Элефант энд Кастл, зиявшую пустотой в холодном неоновом свете. Только потом позволил себе на миг задуматься над тем, что делать, когда будет на месте.
      Что, если найдет обоих спокойно спящими в постели? Может быть, попросить Анн Милдмэй немедленно вернуться с ним в Лондон? И таким образом предупредить мисс Корнель? И даже если выводы, к которым он пришел, верны, грозит ли Анне какая-то опасность?
      Осторожно, кошка!
      - «Грозит ей опасность или не грозит, - говорил себе Боун, поворачивая на трамвайных путях в Льюишеме, - там она оказалась по моей вине, и я отвечаю, чтобы с ней ничего не случилось. Лучше б дать обоим знать, что я там, разместиться где-нибудь в саду и переждать до утра. Сомневаюсь, что мисс Корнель на что-то отважится, видя меня под окнами».
      Где же Хейзелридж?
      Встречная машина дорожников, запоздавшая с возвращением, подсказала ему дорогу, и Боун направился на юг к Бромли.
      В мыслях он опять вернулся к мисс Корнель.
      Как же все они могли быть так глупы, чтоб не видеть то, что было прямо под носом? Разумеется, ни одно из ее алиби гроша ломаного не стоит. Первое-в субботу, когда с ней дежурил Эрик Даксфорд. Боун представлял, что это значило. Эрик, несомненно, явился в контору, минут десять покопался для приличия, а потом собрался и отправился на свою вторую работу. Боун даже вспомнил, что в дневнике Эрика была запись на 11 часов 13 февраля-как раз на ту субботу. И случайно ли мисс Корнель дежурила со столь удобным партнером? Вряд ли. Ведь дежурить должна была мисс Читтеринг. По словам мисс Корнель, та просила подменить ее. Но какую версию могла бы предложить мисс Читтеринг-если б кто-то догадался ее спросить?
      Не по этой ли причине мисс Читтеринг.
      Внимание! Развилка. «Севенокс-9 миль». Уже близко.
      Нет, на той субботе нужно было сосредоточиться с самого начала. Ведь они же знали, что Смоллбон был в живых до самого того утра. Вместо этого все пытались узнать, где провел он следующую неделю, и никому в голову не пришло.
      Но часто ли случается, что простейшая разгадка-и есть верная?
      Чего они только не нафантазировали про ключ от ящика! Ведь единственным, кто мог им завладеть простейшим образом, была мисс Корнель. Или вот проблема-как заманить Смоллбона на место в нужное время? Кто мог легче назначить встречу, как не мисс Корнель? Или о том, как письмо, бросающее тень на Боба, попало под стол мисс Корнель? И почему не было найдено раньше нужного момента?
      А тот вторник, когда погибла мисс Читтеринг. У мисс Корнель вообще не было алиби. Именно простота ее плана и сделала ее неуязвимой. Видимо, в тот вечер она вообще не пошла на вокзал Чаринг Кросс. Зачем это ей? С тем же успехом она могла сесть в поезд на Лондон Бридж или Ватерлоо. Был лишь некоторый риск, что среди попутчиков окажется кто-нибудь знакомый. Так что суматоха, вызванная отключением тока, ей пошла на пользу.
      Теперь внимание. Это где-нибудь поблизости. Боун вспомнил, как сержант Пламптри описывал свой визит в Севенокс и его слова, что вилла мисс Корнель лежит к северу от города. Нужно будет свернуть налево.
      Фары осветили указатель, и сразу вслед за этим Боун заметил полицейского, скрытого в тени живой изгороди.
      Боун резко затормозил.
      - Простите, я разыскиваю виллу «Ред Рафс». Там живет некая мисс Корнель.
      - Пятьсот ярдов дальше и направо, - невозмутимо ответил полицейский.
      Боун поблагодарил и уже тронулся с места, когда вдруг сообразил, что должен был бы взять того с собой.
      И тут в голову ему пришла другая мысль. Полицейский на его вопрос ответил мгновенно. И не было похоже, чтобы он находился на обычном обходе. Скорее уж он там за кем-то следил.
      Вот оно.
      Аккуратный палисадник. Низкая подстриженная живая изгородь. Боун заглушил мотор и неслышно проехал последние ярды. Потом вышел и погасил фары.
      В стеклах окон по фасаду отражался лунный свет, так что видно не было, есть ли свет за шторами.
      «Вряд ли, - решил Боун, - в доме слишком тихо».
      Приближаясь по мощеной дорожке к дому, он представлял в душе образ мисс Корнель, выходящей из дверей с улыбкой на губах и тяжелой клюшкой в мускулистой руке.
      Лунный свет и фантазия!
      И тут двери тихо отворились-но вышел из них инспектор Хейзелридж..
 

16. Позднее
 
ПОДВЕДЕНИЕ ИТОГОВ

I

      По совету своих юристов в случае мисс Корнель суд ограничился одним обвинением-в убийстве Маркуса Смоллбона.
      По настоятельному совету своих адвокатов мисс Корнель созналась.
      Потому после формального слушания судья Арботнот вынес смертный приговор.
      А министру внутренних дел доложили, что хотя все известные обстоятельства душевного состояния приговоренной-ее фанатическая привязанность к бывшему работодателю и отсутствие каких-либо корыстных мотивов преступления-недостаточны, чтобы объявить ее недееспособной из-за нарушений психики, - тем не менее следует удовлетворить прошение о помиловании. По зрелом размышлении министр внутренних дел изменил приговор на пожизненное заключение.
      В тот день, когда это стало известно, состоялся любопытный разговор.
 

II

      - Вы когда-нибудь допускали, что убийства мог совершить сержант Коккерил? - полюбопытствовал Боун.
      - Да, в начале он был в числе первых, - согласился Хейзелридж. - А что?
      - Теперь это уже вопрос чисто теоретический. Но мотив у него был-очень схожий с мотивом мисс Корнель. Вы знали, что в первую войну он был ординарцем Абеля?
      - Да. Мы это выяснили.
      - И у него были все возможности.
      - Верно. А как вы пришли к выводу, что он не убийца?
      - Когда я услышал его пение, - сказал Боун. - Этот человек-художник. Никто, исполняющий Баха, как он, не смог бы удавить человека стальной удавкой. Это сугубо утилитарный способ убийства. Художник бы слишком уважал красоту человеческого горла. Мог в приступе ярости застрелить или проткнуть клинком, или. Ну чего вы смеетесь?
      - Продолжайте, продолжайте, - извинился Хейзелридж. - Слушать вас-одно удовольствие. Уверяю, вы прекрасно бы вписались в нашу новую школу. Пикап вечно пересказывает мне их теории. Если следовать им, любое расследование превратилось бы в комбинацию анализа и гипноза.
      - Вы смеетесь, - обиженно заметил Боун, - но если думаете, что это ерунда, так что сами вы делали на том концерте? Я вас там видел.
      - Если вас так это интересует, - сказал Хейзелридж, - то я делал там то, что давно собирался-выяснял, как сержант Коккерил проводит свои субботние утра.
      - Как проводит.
      - Да. Вам не показалось странным, что он появляется в конторе в половине десятого-десять, потом на два - три часа исчезает и опять появляется в половине первого? Чем, вы думали, он в это время занят?
      - Пожалуй, именно об этом я никогда не задумывался, - признал Боун. - Но вижу по вам, что собираетесь сообщить.
      - Он ходил на репетиции, - гордо сообщил Хейзелридж. - Но я выяснил, что это еще не все. Один из его соседей, тоже поющий в этом хоре, всегда подвозил его на машине, потом поджидал и отвозил домой. Некий полковник Линкольн. Очень приличный человек и безупречный свидетель. Машину он всегда ставил на Нью Сквер, пока Коккерил запирал контору. Говорит, что Коккерил никогда не заставлял себя ждать больше пары минут.
      - Этого вполне достаточно.
      - И до того я был практически уверен, - продолжал Хейзелридж, - это только все подтвердило. Не раз я говорил, что главным моим кредо было то, что оба убийства совершило одно и то же лицо. Признаю, в свете того, что нам было известно, Коккерил вполне мог убить Смоллбона. Но ни в коем случае не мог проделать этого с мисс Читтеринг.
      - Послушайте, мне только что пришло в голову, - заметил Боун. - Ведь привратник Мейсон не был с ним в конторе.
      - Я знаю, что вы хотите сказать. Мне это тоже пришло в голову. Что Коккерил прекрасно мог придушить мисс Читтеринг, пока Мейсон возился снаружи с голубем. На следующий вечер я это проверил. У него было около четырех минут. Вполне возможно-с точки зрения детективной истории. Но кроме неправдоподобия был тут еще один фактор, который его исключал. Я пошел проверять с Мейсоном, и тот был абсолютно уверен, что все окна в здании оставались темными. Над дверью в секретариат есть застекленное окошко, так что снаружи свет там был бы виден. Довод совершенно очевидный. Когда мисс Корнель ликвидировала мисс Читтеринг, она погасила свет и заперла дверь, рассчитывая, что труп найдут не сразу. Останься он там до утра, было бы гораздо труднее проверить все алиби.
      - Да уж. Между прочим, как она попала в здание, что ее при этом никто не видел?
      - Я бы сказал, что она просто не уходила. Видимо, сидела где-нибудь в укромном месте и ждала, пока все стихнет.
      - Как бесчеловечно, - вздохнул Боун. - И что за нервы!
      - Чемпионат среди женщин по гольфу развивает не только сильные запястья, - заметил Хейзелридж.
 

III

      - Милый, - сказала Анна Милдмэй, - помнишь ту ужасную ночь?
      - Какую ночь? - Боб оторвался от работы и поднял голову.
      - А, тогда в Севеноксе-конечно.
      - Думаешь, она мне дала какой-то наркотик?
      - Не знаю, - протянул Боб. - Но на другой день похмелье у тебя было тяжелым.
      - Но почему она это сделала?
      - По-моему, - сказал Боб, - никаких наркотиков она тебе не давала. Все от двух бокалов чистого виски в сочетании с сильным волнением.
      - А с чего это мне было волноваться? - холодно спросила Анна.
      - При мысли, что ты выйдешь замуж за фермера, - заявил Боб.
      В маленькой комнатке, из которой застекленные двери вели на нестриженный газон, спускавшийся к реке под серебристым заревом заката, опять стало тихо.
      - Самое смешное, - опять заговорил Боб, - что я подался в фермеры, чтобы избавиться наконец от бумаг. - Он вытер испачканный чернилами палец о скатерть.
      - Ничего, не расстраивайся, лучше пиши дальше, - сказала Анна. - Лучше пиши дальше: Продажа молока-стельные коровы - корма-1950-1951-проставь цифры, и я после обеда отнесу на почту.
 

IY

      В тот день ближе к вечеру Боун пил чай в секретариате (теперь, когда он стал компаньоном, ему подавали его в чашечке с блюдцем) и наблюдал за мистером Крейном. Думал, что никому бы и в голову не пришло, что это бодрый старик только что пережил весьма напряженные полгода. Его запас жизненных сил был потрясающ. Заплатив Фермерской лиге, он еще сумел преодолеть их возражения против сохранения в тайне нелегальной ипотеки Абеля. Остаток денег Боуна с большим толком употребил на финансовое укрепление фирмы. Нанял трех новых сотрудников и охотно пользовался услугами Джона Коу, который тем временем умудрился сдать квалификационный экзамен. Взял на себя все расходы, связанные с защитой мисс Корнель. Успокоил бесчисленных напуганных клиентов. Нанял новую, еще более хорошенькую и совершенно неопытную секретаршу. Но та оказалась послушной ученицей.
      - У меня по-прежнему такое впечатление, - заметил мистер Крейн, - что какой-нибудь Шерлок Холмс расколол бы тот орешек куда раньше.
      - Почему именно он? - спросил Боун.
      - Это случай как раз по его части, - сказал мистер Крейн. - Я, конечно, не имею ввиду самого Холмса, но просто по-настоящему мыслящего детектива. Я когда-то читал одну книжку-детективом в ней был тибетский Далай-Лама, в возрасте 138 лет, так тот просто гениально разрешал загадки только размышлением. И пришел к выводу, что убийца должен быть левшой. Пригласил поочередно всех подозреваемых и каждому предложил сигарету. Тот, кто взял ее левой рукой, был убийцей.
      Боун задумался.
      - Боюсь, что в нашем случае так бы не вышло, - заметил он. - Тогда мы поймали бы невиновного.
      - Но мне казалось, Хейзелридж говорил.
      - Говорил, что судя по фотографиям, у убийцы левое запястье было сильнее правого. И только. Мисс Корнель не левша в том смысле, что чаще пользовалась бы левой рукой. Зато сержант Коккерил-левша.
      - Ну да! И когда вы это заметили?
      - На второй или третий день моего пребывания здесь, когда он зашел ко мне в кабинет.
      - Ага, - протянул мистер Крейн, напился чаю, встал и энергично произнес:
      - Если мисс Корнель - сумасшедшая, то и я и вы тоже. Все мы.
      Боун кивнул.
      - Но я все равно рад, что ее не повесили. Когда она убила Смоллбона-а действительную причину, ее внутренний довод мы, пожалуй, никогда не узнаем, все остальное было только самообороной. Убийство мисс Читтеринг и попытка свалить вину на Боба. Она боролась за свою жизнь.
      - Слушайте, - спросил мистер Крейн, - я так до сих пор и не понял, в чем там было дело с рюкзаком. И кто был тот человек из отдела потерь и находок, которого Хейзелридж хотел вызвать свидетелем обвинения?
      - Я полагаю, - заметил Боун, - что это была самая любопытная вещь во всем деле. Та единственная тонкая, но надежная нить причин и следствий, которая соединяла труп Маркуса Смоллбона с отделом утерянных вещей на вокзале Лондон Бридж. Она крутилось вокруг серии самых тривиальных событий, и была достаточна прочна, чтобы вызвать смерть по крайней мере одного невинного человека.
      - И достаточна прочна, чтобы доставить мисс Корнель на скамью подсудимых, - сказал мистер Крейн. - Мне казалось, что это единственное вещественное доказательство, которое было у вас в руках. Оно не было использовано, раз она призналась, - но что касалось отклонения рубца в сторону левого запястья-с этим обвинитель Макрей долго бы не продержался.
      - Вы правы. Если коротко, все было так. Мисс Корнель решилась устранить Смоллбона. По различным причинам нашла, что лучшее место для этого-здешняя контора, и причем как-нибудь в субботу утром, когда она будет одна. Потому ей нужно было найти место, куда спрятать труп, чтобы тот не сразу обнаружили. Не раньше, чем недель через восемь-десять. Куда же еще, как не в один из тех практичных, объемных и в довершение всего воздухонепроницаемых ящиков? Выбрала тот, у которого сочла наименьшей вероятность, что кто-то откроет просто по работе. Ключ украла-или просто сделала дубликат. Тот факт, что ящик содержал бумаги именно по наследству, опекуном которого была ее жертва, - конечно, вопиющий, но скорее всего случайный. Но заметьте, что именно эти бумаги стали первой серьезной зацепкой. И к тому же Хорнимановская методика делопроизводства оправдала все надежды ее создателя. Ни в какой другой конторе-по крайней мере ни в одной адвокатской конторе Лондона-ликвидация пачки дел, писем и папок не доставила бы убийце таких проблем. В другом месте бумаги преспокойно могли быть засунуты среди всякого старого барахла и сгинули бы навеки, набирая все новые слои архивной пыли. В этой же конторе на них бы наткнулись через сорок восемь часов, не более-и готово! Потому нужно было удалить бумаги из здания.
      - Ну, тут ничего сложного, - сказал мистер Крейн. - Могла их. подождите минутку. Могла бросить их в Темзу.
      - Средь бела дня?
      - Или взять их домой и сжечь в саду.
      - Она старалась избежать того, чтобы появиться на вокзале-где ее все знали и все бы заметили-с объемистым багажом. Это бы слишком хорошо запомнили.
      - Тогда. Нет, лучше вы скажите.
      - Это было непросто, - начал Боун, - но она все заранее продумала. В ту субботу утром по дороге на службу купила большой зеленый рюкзак. В магазине попросила его завернуть-сказав, что это подарок-и взяла с собой в контору. Как только Эрик Даксфорд удалился по своим личным делам, и мисс Корнель осталась в конторе одна, она извлекла из ящика с бумагами Стокса все документы и маникюрными ножничками выстригла из них любые упоминания о фирме»Хорниман, Берли и Крейн. «Это было нетрудно, ибо в ящике хранились в основном учетные книги и планы инвестиций-и никакой корреспонденции. Обрезки сожгла на месте. Остаток бумаг, который теперь невозможно было идентифицировать, сложила в рюкзак. Когда, прикончив Смоллбона, покидала контору, взяла рюкзак с собой - ей повезло, что никого не встретила, но по субботам в Линкольнс Инн довольно пусто. На вокзале Лондон Бридж сдала рюкзак в камеру хранения. Знала, что багаж, за которым за полгода никто не явится, официально вскрывают, но рассчитывала, что пока это произойдет, никто не сумеет соединить кучу старых бумаг без единого имени с фирмой «Хорниман, Берли и Крейн» и убийством в Линкольнс Инн. Шансы были десять к одному, что бумаги просто отправят в печь. И еще для нее важно было, чтобы никто не мог увязать с этим рюкзаком ее. Рюкзак был самым обычным, купила она его в большом магазине, где за день проходит уйма людей, и заплатила наличными. Причем старалась, чтобы никто из знакомых ее не видел.
      Боун помолчал.
      - Это было роковым совпадением, таким неожиданным, что скорее относилось к области литературы, чем реальной жизни, рюкзак ей продал сам заведующий секцией туристских товаров фирмы «Мерривезер и Мэтлок».
      - Жених мисс Читтеринг?
      - Да. Он узнал мисс Корнель и помнит, что рассказывал об этом мисс Читтеринг-и даже описал рюкзак.
      - Понимаю.
      - Представьте, каково было мисс Корнель, когда в секретариате, перед всеми сотрудниками-включая меня-мисс Читтеринг пришла в голову идея, чтобы мисс Корнель одолжила мисс Беллбейс «тот большой зеленый рюкзак».
      - Господи, - воскликнул мистер Крейн. - И что она ответила?
      - Сохранила присутствие духа. Перевела разговор на другое. Но, полагаю, что с той минуты уже знала, что делать-и через неделю сделала.
      Допив чай, Боун собрался уходить. Когда он уже был в дверях, мистер Крейн вдруг удивил его репликой:
      - Хотел бы я знать, что она на самом деле думала об Абеле.
      - Я сказал бы, что она была глубоко ему предана.
      - Разумеется, - согласился мистер Крейн, - но забавно, когда представишь, как по-разному люди видят друг друга. Бьюсь об заклад, что Фермерская лига считает Абеля мошенником. Я о нем думал-если вообще думал-что он чертовски способный юрист и чертовски трудный компаньон. А для нее он был живым богом.
      - Ну нет, - возразил Боун, - вот тут я сомневаюсь. У нее был слишком трезвый ум, чтоб поклоняться живому божеству. Она просто видела его только с лучшей стороны. Помните, как посылала деньги тем старухам от имени Абеля? Подумайте, это очень характерно для их отношений. Абель ведь полностью распоряжался этими деньгами. Мог их легко растратить. Но он этого не сделал. Готов был обокрасть большое состояние на десять тысяч фунтов, но никогда бы не посягнул на шиллинги и пенсы бедняков. И мисс Корнель это знала. Вела его личные счета. Почти двадцать лет была его и правою, и левою рукой.
      - Ну да, он был вдовец. - задумчиво протянул мистер Крейн. - Не думаете, что.
      - Нет, не думаю, - серьезно сказал Боун. - Полагаю, что что такие отношения порою возникают между двумя людьми. И сомневаюсь, что они полностью это представляют.
      Когда Боун вернулся к себе, его ждала миссис Портер с вечерней почтой. И Боун решительно переключил свои мысли на действительность.
      - Прачечная Виззо - с двумя «з», миссис Портер - Вест Стрит, Виррел. Уважаемый сэр, наша клиентка, леди Бантингсфорд, весьма настаивает, чтобы мы поставили Вас в известность-она послала Вам три пары белья.
 

ЭТРУССКАЯ СЕТЬ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
 
СЕТЬ РАЗВЕРТЫВАЕТСЯ

1. Понедельник, вечер: Двое.

      В тот понедельник вечером, без десяти семь, на главном вокзале Флоренции из римского экспресса вышли двое. Оба были в антрацитово-серых костюмах, сшитых по римской моде, и каждый нес увесистый чемодан. Несмотря на теплый летний вечер, оба были в перчатках.
      Мужчина, вышедший первым, был высок и массивен, и увидев его лицо, сразу хотелось отвернуться. Трудно было сказать, таков он от природы или его отметила жизнь. Кривой нос, запавшие виски, кожа, словно натянутая вакуумом. По обоим щекам от выступающих скул к острому подбородку тянулись глубокие складки, похожие на рубцы.
      Второй мужчина был среднего роста, коренастый, но не толстый. Пухлое лицо с оливковой кожей, кроткие карие глаза и недовольно надутые губы делали его похожим на капризную девочку.
      Вышли они в числе последних. Доменико, старейшина флорентийских носильщиков, уже доставил багаж одного из пассажиров на стоянку такси и теперь встретил их бодрым:«-Носильщика, синьоры?» Мужчины, неторопливо шагавшие по перрону, его даже не заметили и прошли мимо.
      Доменико, как истинный флорентиец, отличался гордым и независимым характером, которым славятся жители этого города. К тому же он был старейшим работником, что само по себе требовало уважения. На языке уже вертелось крепкое словцо, но что-то его остановило. Вспоминая эту сцену позднее, так и не мог сказать, что именно.
      Может, что-то во взгляде здоровяка? Или нечто совсем неуловимое? Но решив, что дело нечисто, он только прищурился и буркнул тихонько «Мафия!». Правда, вначале подождал, пока парочка не отойдет метров на двадцать.
      Толпа на перроне уже поредела. Оба мужчины, без всякого интереса оглядевшись вокруг, словно ведомые одной мыслью, направлялись к шеренге новых и пустых телефонных будок. Здоровяк выбрал предпоследнюю, поставил на землю чемодан и открыл телефонную книгу, словно в поисках номера. Наблюдатель, однако, мог бы заметить, что книга оставалась открытой на той же странице, и что глаза здоровяка устремлены не на страницу, а на застекленную стенку будки, в которой отражался перрон.
      Его партнер оставил чемодан у последней будки, вошел внутрь и заботливо прикрыл за собою дверь. Сквозь боковое стекло взглянул на своего абсолютно равнодушного напарника. Потом перевел взгляд на вокзальные часы. Приехали они в 18. 50.
      Теперь стрелка уже миновала высшую точку.
      Семь часов ровно.
      Вложив монету в щель, набрал номер и прислушался.
      К будкам подошла молодая женщина. Здоровяк, оставивший двери будки открытыми, резко обернулся и оскалил в ухмылке ряд пожелтевших и трухлявых зубов. Женщина торопливо отступила.
      В трубке раздался щелчок и тихий голос сказал:
      - Алло, кто это?
      Мужчина усмехнулся, но не ответил.
      Голос в трубке произнес:
      - Дом, который вам нужен, по левую сторону Сдруччоло Бенедетто, которая соединяет Виа дель Ангулляра с Виа Торта. Дом номер семь. Хозяин живет там с женой и дочерью. Человек, с которым вы встретитесь, живет у Зеччи и зовут его Диндони. Маленького роста, хромой. Можете звонить мне по этому номеру каждый вечер ровно в семь.
      Последовала пауза. Мужчина продолжал молчать. Потом повесил трубку. Все также синхронно они вышли из будок и направились к выходу.
      Доменико проводил их взглядом. Потом опер тележку о стену и отправился в канцелярию. Сидевший там карабинер в полевой форме читал донесения. Доменико он хорошо знал, но выслушав, только пожал плечами.
      - Может быть, ты и прав. Я доложу. Больше ничего сделать не могу.
      Мужчины оставили чемоданы в пансионе на Виа Порта Росса, где портье явно ждал их приезда, и захватив ключи от комнат, снова вышли на улицу.
      Обошли Пьяцца делла Синьория, полную крикливых гидов, и погрузились в сплетение тесных улочек старого города.
      Смена обстановки напоминала переход с освещенной и украшенной сцены в темный хаос закулисья. Тут до сих пор не ликвидированы были следы наводнения. Когда в тот осенний ноябрьский вечер на Флоренцию обрушилась стена пенящейся грязной воды, прежде всего и больше всего пострадала эта часть города. Ну а с её очисткой и ремонтом власти вообще не ломали голову - слишком маловероятно было, чтобы какой-то турист отважился проникнуть в её темную утробу. Решетки в окнах полуподвалов до сих пор украшали смесь грязи, веток и мазута, затвердевшая как бетон. Двери и окна забиты досками. Разбитые уличные фонари так и не заменены.
      Сдруччоло Бенедетто была жалкой улочкой, настолько узкой, что, казалось, стоявшие на ней высокие дома сходятся наверху. Двое мужчин дошли до её конца и остановились.
      Тот, что поменьше, сказал:
      - Думаю, нам тут обоим делать нечего. По дороге нам попадалось кафе. Что, если мы будем дежурить по очереди? Если хочешь, начну я.
      Здоровяк кивнул и вернулся назад. Прошло около часа, когда двери дома номер семь отворились и вышел мужчина, как с удовлетворением отметил наблюдатель, небольшого роста и хромой. Диндони свернул на Виа Торта, чем упростил все дело, ибо шел в сторону кафе, где сидел напарник.
      Кафе Диндони не миновал. Войдя в зал, где здоровяк занялся газетами, он раздвинул штору и прошел во внутреннюю комнату. На ходу бросил пару слов девушке за стойкой, та в ответ улыбнулась.
      Оба мужчин последовали за Диндони за штору. Там была небольшая комната, в ней стоял единственный стол и три или четыре стула - только для избранных посетителей. Когда они вошли, Диндони поднял глаза и уже открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут же закрыл его. Тут появился официантка и зашумела:
      - Это приватное помещение, уходите, пожалуйста!
      Здоровяк поставил стакан на стол, капнув немного жидкости на его гладкую поверхность и пальцем нарисовал что-то похожее на пятерку, но без верхнего хвостика.
      - Вы что, глухой? - набросилась на него официантка. - Мне повторить или послать за хозяином?
      Палец здоровяка снова пришел в движение, обведя вокруг недописанной пятерки кружок. Диндони это словно загипнотизировало. С трудом отведя взгляд он сказал официантке:
      - Мария, эти синьоры - мои друзья. Будь так любезна, оставь нас в покое.
      - Друзья? - презрительно переспросила она. И тут заметила, как Диндони напуган.
      - Вот именно, - сказал один из мужчин. - Давайте выпьем. Для моего друга и меня - «Граппа Тоскана». Для вас тоже, синьор Диндони? А вам, Мария?
      Пробормотав - «Мне ничего», официантка исчезла за портьерой. Наполняя три рюмки ликером, недовольно заметила, что у неё дрожит рука.
 

***

 
      В полицейском участке на Виа дей Барди сидел карабинер Сципионе, тучный черноволосый сицилиец с румяным лицом, разделенным пополам прямыми черными усами, и старательно заполнял протоколы.
      Лейтенант Лупо, войдя с пачкой бумаг в руке, бросил одну из них на стол.
      - Рапорт с Главного вокзала, - сказал он. - Какие-то двое мужчин приехали экспрессом из Рима в 18. 50, звонили из будки на перроне и ушли в город. Были при чемоданах и, похоже, собирались здесь задержаться. В донесении говорится, что они выглядели подозрительно. Хотел бы я знать, почему.
      Сципионе понял, что вопрос риторический, и отвечать не стал.
      - Возможно, стоит обратить внимание. У ребят на вокзале на такие вещи нюх.
      Завтра я хочу видеть сводку регистрации по отелям.
      Сципионе сказал:
      - Синьор лейтенант понимает, что имен будут сотни. Сейчас толпы туристов.
      - Постарайтесь думать головой, если Господь вам её дал, оборвал его лейтенант. - Эти двое - итальянцы, значит можете оставить в покое всех американцев, англичан, французов, скандинавов, испанцев… нет, впрочем, испанцами лучше не пренебрегать.