Игроки в гольф (№2) - Леди, будьте паинькой

Он миновал длинный ряд машин, все это время сходя с ума от тревоги. Эмма слишком зла на него, чтобы обращать внимание, куда идет, и запросто может попасть под колеса. А хуже всего, что он даже не знает, что вызвало ее гнев.

Но в глубине души ему все было ясно. С самого начала он не был с ней откровенен, все уворачивался, все уклонялся. И теперь она просто не доверяет ни ему, ни его чувствам.

Добравшись до ворот стоянки, Кенни оглядел шоссе, но не заметил ничего особенного, кроме старого голубого «доджа», неспешно ехавшего по бетону. Может, он ошибается? Может, она вообще не выходила из клуба и сейчас сидит в кафетерии за стаканчиком чего-нибудь похолоднее?

Он помчался назад и обыскал весь дом. Но Эмма словно растворилась в воздухе.

Эмма прислонилась к ограде, разглядывая бродивших по траве страусов Тори. Бешенство куда-то улетучилось, сменившись безразличием. Кенни снова использовал против нее ее же эмоции. Но это в последний раз.

Она представления не имела, чем вызван этот спектакль на восемнадцатом грине, чувствовала только, что ею снова манипулировали. Для Кенни она стала пешкой в попытке сквитаться с Далли Бодином. Что же, с нее достаточно. Она больше не допустит, чтобы ее чувства стали разменной монетой в игре, какой казалась ей жизнь Кенни Тревелера.

Что за идиоткой она была! Как любая женщина, влюбившаяся в неподходящего человека, она воображала, что сумеет перевоспитать избранника, но этому не суждено случиться. А сегодня его притворное объяснение в любви окончательно разбило ей сердце.

Один из больших эму поднял голову и стал беззастенчиво изучать ее.

Ничему в жизни Эмма не радовалась сильнее, чем Тори и Шелби, показавшимся за углом здания клуба как раз в ту минуту, когда Кенни вошел в раздевалку. При первом же взгляде на невестку они поспешно запихнули ее в «БМВ» Тори и привезли сюда.

Всю дорогу они допытывались, что произошло, приставая к ней в типично американской манере, требуя, чтобы она выдала все свои секреты. Эмма как могла уклонялась, но когда они добрались до дома Уоррена, допрос начался снова.

Конечно, они вполне доброжелательны и считают, что не смогут помочь ей, если не узнают правду. Но беда в том, что Эмма не хочет помощи. Истина так постыдна, а сама она предстанет в таком жалком свете… милая рассеянная особа с тараканами, влюбившаяся в великолепного плейбоя с фиолетовыми глазами, не способного на серьезные чувства.

Кроме того, она понимала еще кое-что, явно до Кенни не доходившее. Несмотря на все их протесты и заверения, что они порвут отношения с Кенни из-за того, как он обращается с женой, он — один из них, свой, и они сделают ради него все на свете.

Наконец Тори сообразила, что Эмме необходимо побыть одной, и предложила ей прогуляться к страусиному загону и посмотреть на «спиногрызов». Теперь, облокотившись о забор и разглядывая нескладных птиц, Эмма решила: пора сделать то, что следовало сделать в воскресенье. Пора ехать в аэропорт и лететь домой.

Кенни ворвался в дверь и почти столкнулся с отцом, спускавшимся в прихожую по лестнице.

— Где она?!

— Кто?!

— Не смейте ее прятать! Тори уже звонила и сказала, что она здесь.

— Я сам только что пришел, — пожал плечами Уоррен. — И не знаю, о чем ты говоришь.

— Я знаю, — перебила Шелби, появляясь в прихожей через заднюю дверь. Заметив Уоррена, она улыбнулась ему, словно капитан школьной команды поддержки герою-футболисту, забившему победный гол. — Не слышала, как ты пришел.

Даже в своем нынешнем состоянии Кенни заметил, как зажглись глаза старика при виде жены.

— Как раз собирался тебя поискать. Где Пети?

— Во внутреннем дворике.

Но Кенни грубо оборвал любовный щебет:

— Да скажут мне, где Эмма?!

— Давай поговорим об этом во дворике, — предложила Шелби.

— Не желаю идти во дворик. Я хочу…

— Мы твоя семья, Кенни. Единственная, которая у тебя есть.

Спокойная убежденность вырвавшихся у Шелби слов заставила его задуматься. Он перевел взгляд с отца на мачеху и потрясение прикрыл глаза. Кенни уже не раз замечал тревогу на их лицах, но никогда не воспринимал ее всерьез. Сейчас же он видел участие, любовь беспокойство… и даже Шелби, слишком юная жена отца, которая, несмотря ни на что, стала ему второй сестрой. И может, хуже этого с ним ничего случиться не могло. Он обожал Тори, и неожиданно оказалось, что испытывает те же чувства к Шелби. Она хорошая мать, ничего не скажешь. И сделала отца счастливым.

Отец обнял Шелби за талию, и Кенни словно оказался перед зеркалом. Всю жизнь окружающие охали и твердили, как он похож на Уоррена, и теперь он неожиданно это увидел сам. Глядя в постаревшее, но до боли знакомое лицо, он вдруг понял, как глупостью и недомыслием можно испохабить жизнь — свою и тех, кого любишь.

Он глубоко, прерывисто вздохнул. Сейчас невозможно ничего объяснить отцу, но он непременно отыщет способ сделать это позже. Поэтому Кенни кивнул и направился во дворик. Но там его ждало потрясение, очередное за этот полный сюрпризов день.

— По горочке, по горочке, по ровненькой дорожке… бух в яму! По горочке, по горочке…

В центре двора стояла Тори, подкидывая Пети на руках. Тот оглушительно хохотал. На банкетке восседал Декс с банкой пива, растянув рот до ушей. И это сестра, его сестра, которая на милю не подходила к маленькому братцу!

Его обуяло дикое желание чмокнуть Декса, как в свое время Эмма поцеловала Тори.

Заметив его, сестра прижала к себе Пети. Тот увидел брата и заулыбался. В это время во дворике появились родители. Отец направился к подносу с напитками, а Шелби уселась на банкетку, подтянула колени к груди и обеспокоенно воззрилась на Кенни. Видно, все собрались, чтобы помочь ему. Только вчера мысль об этом была невыносима, теперь же казалась странно утешающей.

Питер протянул к брату пухлые ручонки в перевязочках и требовательно заорал. Тори, очевидно встревоженная не меньше Шелби, выступила вперед. Кенни, не сводя глаз с сестры, взял малыша.

— Где она?

— На этот раз ты превзошел себя, Кенни. Она в самом деле уезжает.

— Черта с два, — сухо бросил он.

— Она заказала билеты на самолет. Мы с Шелби пытались ее отговорить, но ты ведь знаешь, какая она. Где тебя носило так долго?

— Искал ее по всему городу и совсем недавно прослушал автоответчик с твоим сообщением. — Он отвел мокрый кулачок, который Питер упорно совал ему в рот. — Скажи, где она?

— В доме. Звонит Патрику, просит собрать ее вещи, — вмешалась Шелби. — Мы твердили, что сначала ей лучше поехать на ранчо и выяснить отношения с тобой, но она ответила, что в этом нет необходимости. Что, если даже она попытается поговорить с тобой, ты ничего не захочешь слушать.

Укол был особенно болезненным еще и потому, что он понимал смысл слов Эммы.

Кенни направился было к двери, но тут же замер как вкопанный, потому что Эмма уже была здесь.

Она молча смотрела на него, и холод в ее глазах леденил кровь. Типичная учительница перед нерадивым учеником, который без всяких нотаций отчетливо понимал: из игр его не исключили, но навсегда выбросили из ее судьбы.

Кенни ощутил, как рубашку снова пропитывает пот. Эта женщина с жестко поджатыми губами ему не знакома. Женщина, которую безжалостно ранил любимый. И все потому, что слишком долго медлил с признанием, замкнутым в его сердце.

— Солнышко, — виновато пробормотал он, боясь сделать решительный шаг. Но дураком Кенни отнюдь не был и знал, что спешить ни в коем случае нельзя.

Эмма заморгала, расправила плечи и подняла голову.

— А, это ты, Кенни.

Она шагнула вперед, исполненная опасной решимости, и хотя при ней не было зонтика, Кенни ясно ощущал, как невидимый наконечник нацелен ему в пах.

— Рада, что ты пришел. Не придется писать записку.

Записку? Она собиралась оставить ему записку!

— Патрик сейчас привезет вещи. Я позвонила Теду и попросила подвезти меня в Сан-Антонио. Он любезно согласился.

Ах, маленький паршивец!

— Разумеется, поскольку ты владеешь этим городом и всем, что в нем есть, я также позвонила в службу проката автомобилей. Как только я доберусь до Сан-Антонио, намереваюсь вылететь в Даллас и избавить тебя от моего присутствия. — Она взмахнула руками, словно выталкивая его из своей жизни. — На этом все. Жаль, что ничего не вышло. Как только устроюсь, немедленно пришлю адрес, чтобы покончить со скучными юридическими формальностями.

И тут она протянула ладошку, в самом деле протянула ладошку для рукопожатия!

— Гм-гм…

Эмма расслышала предупреждающие нотки в голосе Тори, увидела фейерверк искр, рассыпавшихся в глазах Кенни, и поняла, что зашла слишком далеко и толкнула его на крайности. Но сейчас для нее важнее всего сохранить лицо и достоинство и найти в себе силы гордо удалиться.

Кенни сунул малыша Тори и, словно наручниками, сковал ее запястье.

— Прошу нас простить, но нам с женой необходимо кое-что обсудить с глазу на глаз, — угрожающе сказал он, подчеркнув слово «жена».

Эмма уперлась было в пол ногами, но ее уже волокли к калитке в дальней стене. Ее бывший друг, неверным предатель Декстер О’Коннор услужливо рванулся вперед, чтобы распахнуть низенькие створки.

Кенни втолкнул жену в маленький тенистый садик с зеленым газоном на одном конце и бассейном чуть подальше и притиснул к дереву.

— Ты не смеешь так поступать, Эмма. Клянусь Богом, я не позволю тебе пустить на ветер прочный, нормальный брак только потому, что я сотворил очередную глупость! И не стоит из-за этого впадать в истерику!

Прочный, нормальный брак?!

Его наглость просто поразительна!

— Ты ведь знаешь меня! Я вечно все порчу и способен завалить что угодно там, где речь идет о тебе! И что это за семейная жизнь, если ты будешь сбегать в Англию каждый раз, когда я что-то натворю! Большую часть года мне придется гоняться за тобой.

Водоворот, имя которому было Кенни Тревелер, снова угрожал засосать ее в свои опасные глубины. Но на этот раз Эмма не поддастся! Вместо того чтобы попытаться урезонить мужа, она смерила его суровым взглядом.

— Эта бесплодная дискуссия ни к чему не приведет. Нам больше нечего сказать друг другу.

— Верно, я выбрал не самое подходящее время, чтобы признаться тебе в любви, — продолжал он, словно не слыша, — но до меня только сегодня дошло. Можно сказать, стукнуло по мозгам.

Боль стала такой нестерпимой, что Эмма не выдержала:

— И как вовремя! Невероятно удачно! Ведь это внезапное озарение помогло тебе вновь вернуться на поле.

Кенни обиженно поморщился, словно именно он был оскорбленной стороной.

— Значит, вот что ты думаешь? Будто я сообразил, как именно вести себя с Далли, чтобы тот смягчился и, как по волшебству, уменьшил срок дисквалификации0

Но Эмма не думала раскаиваться.

— Но ведь именно так и вышло, верно? Мгновение, прежде чем взорваться, он непонимающе смотрел на нее.

— Неправда! Не мог же я читать его мысли! И понятия не имел, что он всего лишь это хотел от меня услышать!

— Всего лишь!

— Я не это хотел сказать! Не это!

Она яростно оттолкнула его и слепо метнулась, сама не зная куда, отчетливо понимая только, что все же утратила достоинство, которое тщетно старалась сохранить, и ненавидя за это его и себя.

— Эмма!

Слезы туманили глаза, слезы, которые она не даст ему заметить. Когда она успела стать такой плаксой? Собственная слабость взбесила ее до предела, особенно еще и потому, что он имел наглость последовать за ней.

— Не смей касаться меня! Никогда, слышишь? Никогда в жизни!

Но Кенни схватил ее и прижал к пропотевшей рубашке, так сильно, словно пытался раздавить.

— Да не вырывайся ты! Я люблю тебя, Эмма! И не знаю, какими словами это яснее выразить.

Словно черпая силы из его гнева, Эмма посмотрела ему в глаза.

— Не трать зря слов, потому что я-то тебя не люблю. И никогда не любила! Постель — это еще не любовь! А между нами ничего, кроме секса, не было!

Что-то, похожее на растерянность, промелькнуло в его глазах, и Эмме на секунду стало стыдно. Но ведь не она все это натворила!

Ее спасли ярость и сильнейшее чувство самосохранения. Эмма поскорее отвела взгляд и направилась к дому. Но по пути заметила, что все собрались у ворот, эти любопытные, назойливые, обожающие лезть в чужие дела, невозможные техасцы. И не только семья Кенни, но и Бодины. Все они…

Она вдруг потеряла почву под ногами, оторвалась от земли и не сразу сообразила, что Кенни подхватил ее и поднял. И пустился бежать. Бежать! Со взрослой женщиной на руках!

Подошвы его туфель стучали о бетон. Эмма ощутила, как напряжены его мышцы, и тут же взлетела в воздух! Этот негодяй швырнул ее в самый глубокий участок бассейна!

Вода сомкнулась над головой. Она погрузилась… всплыла… захлебнулась… и едва отдышалась, снимая с лица прилипшие пряди волос.

Кенни продолжал взирать на нее с потрясенным, трагическим выражением лица, какого ей еще не приходилось видеть. И не успела она сообразить, в чем дело, как он нырнул за ней, даже не скинув туфель.

Ее собственные босоножки соскользнули с ног, но Эмма упорно пыталась отплыть подальше от него.

Кенни показался на поверхности, отплевываясь и фыркая.

— Я люблю тебя! И это не имеет ничего общего с гольфом или дисквалификацией, и вообще ни с чем, кроме моих чувств! Это вовсе не секс, то есть не только секс. Для этого ты слишком цельная натура.

Эмма рассматривала спутанные чернильные локоны, струйки воды, струившиеся по невероятно красивому, загорелому лицу, темные густые ресницы и горящие глаза.

— Прости, что до меня дошло слишком поздно, но когда я что-то делал вовремя? Главное, что я все-таки понял! Понял все!

Он испытующе взглянул на нее.

— Я знаю, что слишком многого прошу. Мысль о том, чтобы провести всю жизнь с одним человеком, да еще таким легкомысленным, как я, кого хочешь испугает, но стойкости и мужества тебе не занимать, и ты все вынесешь, если поставишь себе цель сделать из меня человека. — Он осекся и нерешительно добавил: — Ведь правда?

Но Эмма, слишком ошеломленная, чтобы ответить, молчала. Ничуть не обескураженный этим, Кенни не собирался сдаваться.

— Понимаю, что никогда не значил для тебя столько, сколько твоя школа, но разве школа даст тебе то, что сумею я? Поцеловать тебя, погулять у подножия гор, заставить тебя смеяться и сердиться. — Голос его смягчился, стал чуть гортанным. — Зато я это могу, Эмма, и не: только это. Дай мне шанс.

Несмотря на то что вода была прохладной, Эмме становилось все жарче. Почему она не вспомнила, что у Кенни все не как у людей? Именно это милое свойство делало его одновременно таким невыносимым и таким притягательным.

Тяжелые туфли для гольфа тянули его на дно, но Кенни продолжал говорить, напряженно, отчаянно, страстно:

— Мы поженились, родная. Пусть в дешевой показушной часовне, но для меня произнесенные обеты не стали от этого пустыми словами. Если ты считаешь, что все было не всерьез, можем обвенчаться здесь, в Уайнете, или полететь в Англию. Я сделаю все, чтобы ты была счастлива. Мы связаны друг с другом, навсегда и навеки.

Связаны. Этот человек связан с ней.

— Я знаю, что для тебя эта школа. Может… может, просто купить ее? Я мог бы взять кредит, продать кое-что, включая ранчо, но это все пустяки, лишь бы ты была счастлива.

Эти слова буквально ее подкосили. Он готов продать ранчо, чтобы купить «Святую Гертруду»! Невообразимо… но сердце ее тревожно подпрыгнуло. А тоска в его глазах… нет, ей этого не вынести.

— Ты второй раз бросаешь меня в бассейн, — хрипло сказала Эмма.

— Но ты хотела уйти навсегда, — растерялся он, — и мне ничего умнее в голову не пришло.

— Чем швырнуть меня в воду?

Кенни кивнул с трогательным выражением тревоги и упрямства.

— Пришлось.

Только Кенни Тревелер, главный террорист Уайнета, штат Техас, способен убеждать любимую женщину подобными методами.

— Прекрасно! Тебе все-таки удалось испортить мои любимые босоножки.

Кенни на мгновение застыл, но тут же мягко пообещал:

— Я куплю тебе сотню новых.

О нет, так легко он не отделается! Особенно после того, что ей устроил!

— Это не важно. Главное, что я любила эти босоножки. Итальянские. А кроме того, ты тонешь.

Взгляд Кенни по-прежнему оставался настороженным.

— Ты что-то хочешь сказать?

— Разумеется. Но предпочитаю сделать это на суше.

Подумав, Кенни со вздохом помотал головой.

— Я сделаю для тебя что угодно, но выпущу отсюда, только когда мы все выясним. Ты еще слишком злишься на меня и можешь слинять.

— Но ты тонешь, — повторила она. — Туфли намокли.

— Об этом не волнуйся.

Эмма начала уставать, но прилагала огромные усилия, чтобы держаться на воде.

— Прекрасно. Во-первых, ранчо не продается. А во-вторых…

— А как насчет «Святой Гертруды»?

Эмме показалось, что она различила в его голосе нотки надежды.

— Теперь все это осталось позади.

— Но ты любишь эти развалины, солнышко. Может, я сумею найти способ достать деньги. Сезон в самом разгаре, и некоторые жирные кошельки так и просят, чтобы их выпотрошили. Кроме того, на мою долю наверняка придется пара крупных выигрышей.

Эмма почувствовала, что невольно подпадает под его неотразимое обаяние. Ну нет! Она не сдастся, пока не расставит все на свои места.

— Я не допущу, чтобы ты остался нищим лишь потому, что я беспокоюсь о «Святой Гертруде», хотя признательна тебе за предложение. Уверена, если хорошенько подумать, я найду выход.

Кенни незамедлительно навострил уши.

— Я наконец поняла, что не смогу посвятить школе всю свою жизнь, хотя обязана думать о девочках. Это, как я уже сказала, пункт первый. Перехожу ко второму. Тебе придется смириться с тем, что твоя жена относится к разряду трудоголиков. Я ни за что не брошу свою профессию.

Кенни нахмурился.

— Сможешь ли ты хотя бы на время прерваться… или оставить ее, чтобы родить мне детей?

Эмма едва удерживалась, чтобы не броситься в его объятия.

— Разумеется.

— В таком случае у меня нет возражений.

Эмма понимала, что позволяет ему слишком легко отделаться, но видение малышей с фиолетовыми глазками так заворожило ее, что она едва держала себя в руках.

— Пункт третий… — Эмма откашлялась. — Это очень важно, поэтому, умоляю, слушай внимательно. Если когда-нибудь… в любую минуту, мне придет на ум публично защитить тебя, я так и сделаю, понятно?

Кенни с недоумением кивнул.

— Только, пожалуйста, никого не придуши при этом.

Нет, нужно придумать что-то потруднее. Чтобы он почти наверняка не согласился. Хоть что-то, чтобы отомстить этому гуляке и повесе за все ее терзания.

И тут она неожиданно сообразила, что делать.

— Пойдем, Кенни. Нам нужно где-то сесть и поговорить.

Направляясь к бортику бассейна, она с удовольствием отметила, как официально звучит ее голос, но тут Кенни поймал ее за щиколотку, потянул к себе, и Эмма с разочарованием увидела, что он весело улыбается.

— Все-таки намерена получить свой фунт плоти?

Она, в свою очередь, не смогла сдержать усмешку.

— Это были мои любимые босоножки.

Его улыбка окутала ее сверкающим покрывалом, а во взгляде было столько любви, что сердце ее окончательно растаяло. Но Кенни, мгновенно став серьезным, прошептал:

— Я люблю тебя, милая леди Эмма. Ты ведь знаешь это? Пожалуйста, скажи, что знаешь!

Эмма как зачарованная кивнула.

— Тогда скажи, что и ты меня любишь.

Она снова кивнула, и он почти бросился к ней и, застонав, сжал ее подбородок.

— Я столько глупостей наделал. Прости!

Он обвел пальцем контуры ее лица и, словно умирающий от жажды, припал к губам поцелуем.

Этот поцелуй стал обещанием человека, который не так легко раздавал обещания. Клятвой, соединившей их навеки, и Эмма без слов понимала, что Кенни в эту минуту вручает ей себя. Сейчас она ясно видела их будущее, детей, чувствовала нежность и страсть мужа. Ей предлагалось все, о чем она только мечтала, но давно отчаялась воплотить в жизнь.

Они наконец разъединились, чтобы глотнуть воздуха.

— Сначала он едва не топит ее, — насмешливо протянула Шелби, — потом душит поцелуями. Странная манера обращаться с женщинами, не находишь, Кенни?

Оба виновато подняли глаза и увидели, что остальные, в том числе Бодины, столпились у бассейна.

— По крайней мере он не избивал ее, — сварливо напомнила Тори.

Декс обнял ее за плечи и засмеялся.

Кенни взирал на них со смесью раздражения и снисходительной любви, и Эмма поняла, что испытывает то же самое. Да, они вечно суют нос куда не просят, но добры и искренни. Что же, она всегда хотела иметь семью, и, кажется, ее желание исполнилось.

— Не слишком большая наглость с моей стороны попросить оставить нас в покое? Неужели в этом доме невозможно спокойно поговорить с собственной женой? — осведомился Кенни.

— Не пойдет, — отозвалась Тори. — Если мы уйдем, ты снова все испохабишь.

Эмма решила, что настала пора вмешаться.

— Довольно, Тори, — строго велела она и, нехотя оторвавшись от мужа, подплыла к лестнице.

— Я всего лишь имею в виду ваши личные интересы, леди Эмма, — заверила Тори.

— Вовсе нет. Ты просто находишь удовольствие в том, чтобы дразнить брата.

Кенни вышел из бассейна вслед за женой, и Эмма метнула на него предостерегающий взгляд, напоминая об их соглашении. И только потом произнесла коронную речь:

— Я хочу, чтобы меня внимательно выслушали, поскольку повторять не собираюсь. Кенни — умный, тонкий и чрезвычайно талантливый человек. И вопреки общему мнению он вовсе не избалован, не ленив и не глуп. Я достаточно ясно выражаюсь?

Все изумленно вытаращились на нее. Все, кроме Далли, который сунул руки в карманы и ухмыльнулся.

— Так вот, чтобы было еще понятнее. Мы с Кенни хотим иметь детей, и я не позволю, чтобы они росли, слушая бесконечные истории о юношеских ошибках и промахах отца. Я рассчитываю на вас. Как можно доходчивее объясните это добрым жителям Уайнета. Короче: если я услышу от кого-либо из семьи… или в городе… об украденных пирожных, похищенных деньгах на завтраки, исключениях из школы, разбитой посуде и тому подобных эскападах, о которых мне еще не известно, то сделаю все, чтобы поток денег, которые Кенни качает в местные благотворительные организации, немедленно иссяк. Вот так!

Эмма вызывающе щелкнула пальцами.

Она повернулась к Кенни, надеясь, что он ее поддержит и что этому давно пора положить конец.

— Так что я не рекомендовала бы испытывать мое терпение, поскольку имею неограниченное влияние на мужа. Верно, Кенни? И он слова мне поперек не скажет в этом вопросе.

Неужели она одна заметила смешливые лучики-морщинки в уголках глаз?

Кенни, словно извиняясь перед родными, пожал плечами:

— Простите, но она взяла с меня клятву, что я позволю себя защищать, когда ей в голову взбредет. Кто знал, что дело так далеко зайдет?

Ноздри Тори негодующе раздувались.

— Как ты мог согласиться на такой идиотизм?

Эмма предостерегающе прищурилась.

— У нее на руках все козыри, — развел руками Кенни.

Тори нахмурилась было, но тут же вздохнула:

— Простите, леди Эмма, но вы испортили нам весь кайф.

— Сожалею, но вам просто придется найти другую мишень для шуточек, потому что отныне с Кенни Тревелером следует обращаться со всем возможным уважением, как в этой семье, так и вне ее. Всем понятно?!

— Да, мэм.

— Да, мэм.

— Да, мэм.

Когда хор голосов наконец смолк, Эмма снизошла до царственного кивка:

— Превосходно.

Шелби нагнулась к уху Тори и прошептала:

— Скажи спасибо, что она не заставляет именовать его «лордом Кенни».

— Пока нет, — немедленно откликнулась Эмма, — но попробуйте меня расстроить — и увидите, что будет.

Присутствующие насторожились было, но Эмма повернулась к Далли и приветливо улыбнулась:

— Спасибо за все, что сделали для Кенни. Мы у вас в огромном долгу.

Кенни, стоявший позади, поперхнулся и закашлялся.

— Счастлив помочь.

Ответная улыбка Далли была жарче техасского солнца. Усердно колотя мужа по спине, Эмма продолжила, обращаясь к Далли:

— Насколько я поняла, вы собираетесь выпустить пресс-релиз с объявлением о возвращении Кенни на поле.

— Завтра же с утра, первым делом.

— Не слишком самонадеянно с моей стороны, если я попрошу разрешения кое-что добавить к его содержанию?

Кенни наконец отдышался и с ужасом посмотрел на Эмму.

— Похоже, твоя жена отныне сама будет писать пресс-релизы, — учтиво сообщил Далли.

Кенни вроде смутился, но не слишком.

— Я поговорю с ней.

Эмма на мгновение прижалась щекой к мокрой рубашке мужа.

— Ничего не выйдет. Не позволю снова тебя обижать. Кстати, на случай, если вы еще не поняли. Кенни заслужил, чтобы кто-то встал на его сторону, поскольку он все еще несет покаяние за свои детские грехи. Но больше этого не будет. Обещай, Кенни.

— Пункт четвертый? — поинтересовался он.

— Совершенно верно.

— Я уже все решил! — объявил он. Далли почтительно поклонился Эмме:

— Завтра же попрошу одного из наших представителей по связям с общественностью позвонить вам. Думаю, вы вдвоем прекрасно договоритесь.

— Втроем, — поправил Кенни. — Мне необходимо думать о будущих детях.

Эмма согласно кивнула.

— А теперь, — шепнула она, — настало время для пункта номер пять.

— Ты сводишь меня с ума.

— Ничего не попишешь, — хмыкнула Эмма, запирая дверь. — Кстати, где та веревка, что я купила?

— Веревка? — прокаркал он.

— Может, я и не пущу ее в ход. Если будешь слушаться.

Кенни с подозрением посматривал на жену. Первое, что она сделала после их приезда на ранчо, — отослала мужа в душ и объявила, что встретится с ним, когда он как следует вымоется. И явилась в спальню, одетая в воздушный клочок чего-то белого, усыпанного фиалками. Кенни натянул джинсы, но, будучи оптимистом, не потрудился надеть что-то еще.

Эмма озарила его сияющей улыбкой, охваченная светлым, ничем не замутненным счастьем. И Кенни разделял ее чувство. Эта женщина — любовь его жизни, и он никогда не даст ей уйти. Но это не означало, что он позволит обыденности вкрасться в их жизнь.

— Может, настало время сообщить, что именно включает в себя пункт номер пять.

— Дай подумать… как бы это лучше объяснить…

Эмма постучала пальцами по передним зубам и чарующе улыбнулась.

— Ничего страшного, но мы меняемся ролями. Я госпожа, ты — раб.

— Смеешься.

— О нет!

Эмма подошла к тумбочке, схватила его бумажник, вытянула несколько банкнот и помахала деньгами перед носом мужа.

— Думаю, это вполне пристойная плата за ночь с тобой.

Она принялась усердно запихивать бумажки в передний карман его джинсов.

Черт, да с ней, кажется, скучно не будет!

— Плата мне?

— За подчинение приказам. За то, что целую ночь будешь моим послушным секс-объектом. Моим наемным эскортом на ночь.

Она жадно изучала его тело, словно товар, выставленный на продажу, как злобный волк — ягненка. Чувство было ужасно приятным. Кенни не хотел портить забаву, сдавшись слишком легко, и притворно рявкнул на жену:

— И какого черта ты тут вытворяешь?

— М-м-м… — Она плотоядно облизнула губы. — Решаю, с какой части твоего тела начать пир.

Кровь жаркой волной ударила в голову, а грудь вновь повлажнела. Эмма встала на колени прямо в постели, продела палец сквозь ременную петлю его болезненно натянувшихся джинсов и дернула:

— Выбираю это местечко.

Вцепившись в его бедра, она прихватила зубами кожу чуть повыше молнии, и не успел Кенни сообразить что к чему, как оказался голый и беспомощный на спине и подвергся самым изощренным пыткам, какие только могли прийти в голову страстно влюбленной женщине.

Потом Кенни тщетно боролся с наплывающим безумием, пытаясь вспомнить, почему так боялся дать ей полную волю. Очередной способ испортить себе жизнь, только и всего. Что же, больше этому не бывать…

— Мне кажется, — задыхаясь, выговорил он, — ты кое-что упускаешь…

— Ошибаешься, — пробормотала она, — просто хочу слышать, как ты молишь.

Эти стены услышали в ту ночь немало страстных просьб, и далеко не все исходили от Кенни, хотя и он не стеснялся требовать и заклинать. И невыразимо наслаждался своими и ее просьбами. И решил, что пункт номер пять — вещь определенно неплохая.

Ближе к рассвету они снова проснулись.

— Мог ты вообразить, что все будет так? — прошептала Эмма, уткнувшись в его плечо.

— Да никогда в жизни! — Он навил себе на палец ее светлый локон. — Я так тебя люблю, детка. Больше, чем ты можешь представить себе.

— Могу, — заверила она, — потому что знаю, как сильно тебя люблю.

Они долго лежали, лаская друг друга, хмельные от счастья.

— Я тут подумал, — сонно объявил Кенни, — что с твоими талантами лидера и моими способностями выручать тебя из бесчисленных переплетов мы составим идеальную пару.

— Идеальную, — согласилась Эмма, целуя мужа. — Я совершенно в этом уверена.

Эпилог

Эмма расстегнула пуговицу светло-голубой рубашки, только что застегнутую Кенни.

— Я сейчас в настроении для пункта номер шесть.

Его теплая рука легла на ее бедро.

— Ни в коем случае. В последний раз, когда ты настояла на пункте шесть, я потянул сухожилие.

— Не преувеличивай, ничего ты не потянул.

— Ну, почти. — Кенни одарил жену улыбкой, которую держал в запасе исключительно для нее. — Кроме того, беременные женщины просто не имеют права заикаться о пункте шесть.

Одним из преимуществ дружбы с Франческой была возможность учиться у истинного знатока искусству женского кокетства, и сейчас Эмме вполне правдоподобно удалось изобразить недовольную гримаску.