Игроки в гольф (№2) - Леди, будьте паинькой

— Разумеется, нет.

Эмма принялась вертеть кольцо с такой силой, что заболел палец. Наверное, к завтрашнему утру он весь посинеет! Жаль, что она не додумалась купить такое же кольцо Кенни!

Она произнесла обеты по своей воле, Кенни ни к чему ее не принуждал, так почему же она это сделала? Потому что была у него в долгу.. И самое меньшее, чем могла помочь, — восстановить его доброе имя. Но какую связь имеет со всем этим брак? Было бы куда проще просто позвонить Далли и все объяснить. Только вот Кенни почему-то взорвался.

Вранье! Она бесстыдно лжет себе! Нужно честно признаться: она, даже сознавая, что губит себя и Кенни, не пожелала сказать «нет».

Яркие огни аляповатой рекламы красили ее и Кенни в разные цвета, но Эмма ничего не замечала, потрясенная собственным безволием. Она пыталась отвлечься, думая о том, что теперь посторонний человек придет в ее коттедж собрать вещи и будет касаться дорогих ее сердцу предметов. Что скажет Пенелопа, узнав о назначении директрисой «Святой Гертруды»? А Хью? Какая он злобная тварь!

При мысли о Хью ее вновь охватило чувство странной неловкости, будто она упустила из виду нечто важное. Что он все-таки упомянул? В тот момент она не придала этому значения, но…

Ах, стоит ли об этом думать? У нее и без того куча проблем, ни к чему создавать новые. Лучше поразмыслить о том, есть ли шанс когда-нибудь увидеть оставленный в лондонском самолете багаж?

— Со мной нет даже зубной щетки. И никакой одежды.

— С моей точки зрения, это огромное преимущество.

— И у тебя тоже.

— А зачем, по-твоему, Господь изобрел кредитные карты?

— Я не возьму твоих денег.

— Наших денег. Теперь у нас все общее, не забывай. Все идет в один котел, так что снимай с английских счетов все заныканные денежки.

— Не так их и много, — мрачно сообщила она.

— Ничего, сговоримся, — пообещал Кенни.

Полчаса спустя Эмма уже стояла под душем в просторной, отделанной мрамором ванной. Дверь отошла вбок, и загорелые руки обвили талию Эммы. Она положила голову на его плечо.

— О, Кенни, нам не следовало этого делать.

— И что тут такого, тем более что ты уже призналась мне в любви?

— Женитьба — чертовски серьезный шаг!

— Не ругайся. Сквернословие плохо монтируется с британским акцентом, — велел Кенни, ловя губами мочку ее уха. — А в твоих устах любая непристойность звучит так, словно ты проповедуешь с амвона.

Эмма вздохнула. Ну что с ним поделаешь?

— Потри мне спинку, хорошо? — попросил Кенни.

Она намылила губку и принялась водить по спине Кенни, медленно спускаясь ниже, к талии, ягодицам, бедрам.

— Тебе придется хранить верность, — горестно причитала она. — Пока мы женаты, тебе следует хранить верность.

Кенни отнял у нее мыло и тихо заметил:

— Вспомни, из нас двоих не я пытался купить партнера на ночь.

— И все же…

Кенни опустил голову и поцеловал Эмму. Она жадно ответила, наслаждаясь вкусом его губ, лаской языка, покалыванием щетины, но поцелуй быстро перешел в зевок.

Кенни заметил это и отстранился.

— Пожалуй, лучше мне подождать, пока ты хорошенько выспишься.

— Чепуха! — Эмма видела, чего стоит Кенни такая выдержка, и постаралась встряхнуться: — Просто я почти не спала ночь, и уже поздно, и… короче, вперед. Правда. Мне хорошо с тобой.

Кенни поднял бровь, повернул Эмму спиной к себе и принялся ловко мыть, едва касаясь пальцами и, казалось, не стараясь возбудить ни ее, ни себя. Но ему это явно не помогло, а когда его палец случайно скользнул по ее соску, выяснилось, что и она постепенно загорается. Эмма потерлась намыленной спиной о его торс. — Эмма! — гортанно вырвалось у него.

Эмма потянулась к нему и поцеловала.

Он взял ее прямо в душе, прижав к стене и приказав обхватить ногами его талию. После, когда они лежали в постели, их тела так переплелись, что словно стали единым целым. Но несмотря на усталость, Эмма заснула не сразу.

Прислушиваясь к его мерному дыханию, она пыталась осознать то, что этот человек — с сегодняшнего дня ее муж. Она любит его, и не скрывает этого, и, уж разумеется, желает телом и душой, но эта пародия на свадебную церемонию не имела ничего общего с ее чувствами к Кенни. Где ощущение духовного родства, Привязанности, которого она искала всю жизнь? Несмотря на страстные ласки Кенни и очевидную симпатию к ней, он не любит ее по-настоящему, а делать вид, что все хорошо, и притворяться перед собой — не в ее правилах. Их отношения так же временны и непостоянны, как дружба с приятелями и коллегами, они так же хрупки и могут легко прерваться, как связь с родителями, которые всеми силами стремились забыть, что у них есть дочь.

Если бы только она могла достучаться до его сердца, разгадать, что он испытывает на самом деле… но он словно тайна за семью печатями.

Наутро ее разбудил негромкий голос Кенни. Он с кем-то говорил по телефону в соседней комнате.

— Я не желаю толковать об этом, Шелби. И не скажу, где мы остановились. Лучше поднеси его к телефону.

После паузы Кенни засмеялся. На этот раз даже голос его изменился. Стал повыше.

— Эй, Пети, это я, Кенни. Слушай, приятель, я вовсе не хотел так внезапно исчезать. Скоро вернусь, и мы пойдем купаться, ладно? Вместе. Только ты и я.

Эмма улыбнулась. Именно эта сторона его характера привлекала ее больше всего.

Снова пауза. Голос стал значительно суше: очевидно, Шелби вернулась.

— Если узнаешь, в каком мы отеле, обязательно проговоришься, и тогда репортеры слетятся, как стервятники на падаль. Да, — сухо подтвердил он, — это была настоящая романтическая церемония. В полночь. Угу. Так и скажу ей.

Он появился в дверях, растрепанный, небритый, как киношный пират.

— Шелби передает привет.

Зная Шелби, Эмма справедливо предположила, что та напередавала еще много чего, но пришлось довольствоваться малым.

Следующие несколько часов они провели в постели, причем Кенни снова взял на себя командование, но при этом был так внимателен к ней, что Эмме не на что было жаловаться.

Наконец они облачились в гостиничные махровые халаты и позавтракали тем, что принес в номер официант. Правда, Эмма не раз пыталась поговорить с Кенни о серьезности предпринятого ими шага, но тот пожимал плечами и переводил разговор на другое, словно они всего-навсего назначили друг другу свидание в субботу вечером. И не более того. Похоже, он не желал иметь с ней ничего общего, кроме секса. Сердце Эммы сжималось все сильнее.

После еды они отправились по магазинам. Кенни пытался спрятаться за огромными дешевыми солнечными очками и бейсболкой, однако посетители магазина все же узнали его и начали приставать с расспросами. Но Кенни, по обыкновению, притворился тупым деревенским простаком, и любопытным пришлось отстать.

Наконец они обрели покой, смешавшись с туристами, которые гуляли по Стрипу. Хотя Эмма и раньше видела снимки Лас-Вегаса, в реальности этот город веселья, выстроенный в пустыне, оказался совершенно иным. С антропологической точки зрения она нашла его довольно занимательным, но не в ее вкусе. Кенни, казалось, прочел мысли жены.

— Пойдем, я покажу местечко, которое тебе понравится.

— Где это?

— Увидишь.

И уже через полчаса они оказались у плотины Гувер-Дам. При виде гигантского сооружения у Эммы захватило дух.

— Конечно, в Англии миллион древних замков и готических соборов и тому подобного, — вставил Кенни, — не говоря уж о потрясных полях для гольфа. Но ты должна признать, это отпадное зрелище!

Его мальчишеский энтузиазм вызывал невольную улыбку.

— Признаю.

Он прижал ее к себе и бережно отвел со щеки локон. Действительно ли она прочла нежность в его глазах или это была просто игра света?

— Милая, я знаю, ты умираешь от желания сесть и начать разбираться во всем, что с нами произошло, пока не заговоришь себя и меня до смерти. Ты намерена составить длинный список, порассуждать о совместимости характеров, обсудить цели ближайшего будущего и задачи очередного десятилетия и бог знает что еще сделать. Но не можешь ты хоть ненадолго забыть обо всем этом? Воспринимать все чуть менее серьезно? Просто развлекаться в надежде, что все постепенно образуется?

Глядя в эти фиолетовые глаза, опушенные стрельчатыми ресницами, Эмма вновь и вновь напоминала себе, что перед ней человек, сделавший лень и безделье своим кредо. Ну… не совсем… по крайней мере удобной маской. Кенни не желал, чтобы кому-то стало известно, как тяжело ему достаются победы. И очевидно, не собирался задумываться над их дальнейшими отношениями. Или она ошибается? Во многом муж оставался для нее тайной. Эмма не считала, что важнейшие этапы в жизни нужно так беспечно игнорировать, но и заставить его серьезно задуматься не сумела. Кенни не прав, но, возможно, просто не знает, как решить такое количество нахлынувших проблем.

И если честно признаться, она тоже не слишком хочет вдаваться в суть дела.

Эта мысль поразила и испугала Эмму. Она, человек, никогда не боявшийся трудностей, сейчас прячет голову в песок! Но желает ли она, чтобы ей прямо сказали, что хорошее отношение — еще не любовь? И что Кенни вовсе не принимает идиотскую церемонию всерьез, просто был расстроен и измучен, когда его втянули в эту авантюру, и теперь горько раскаивается в содеянном!

Стыдясь своей трусости, Эмма смотрела на живописное водохранилище Лейк-Мед и яхты.

— Хорошо, Кенни. Оставим пока этот разговор.

Кенни с облегчением улыбнулся.

— Я когда-нибудь говорил тебе, что ты — настоящее чудо?

— Нет. Только обзывал капралом в юбке.

— Одно не обязательно исключает другое.

— Ты просто шизик! Настоящий псих!

Псих! Последнее слово неожиданно пробудило в памяти вчерашнюю сцену и вопль Хью:

Псих! Знай я, что он безумен, никогда не стал бы с ним договариваться…

Даже волоски у нее на руке встали дыбом. Так вот что не давало покоя весь день! Что имел в виду Хью под договоренностью? Значит, они уже общались? Но насколько Эмме известно, Кенни и Хью впервые встретились в гостиной Тревелеров. Почему же Хью вел себя так, будто… Неужели?..

Озарение поразило ее как гром небесный. Теперь все ясно!

— Ублюдок!

— Чт…

Эмма развернулась, врезала ему сумочкой и, не помня себя от гнева, бросилась бежать. Но куда ей идти? Она даже не может забрать машину: ключи благополучно покоятся в кармане Кенни.

Ничего не замечая вокруг, она помчалась к туристическому автобусу известной фирмы «Грей лайн» и забарабанила в дверь, чтобы разбудить дремавшего за рулем водителя.

— Впустите меня!

— Эмма, ради всего святого, что…

Водитель открыл дверь и она взлетела по ступенькам.

— Немедленно закройте дверь и ни в коем случае не дайте этому человеку…

В автобусе появился Кенни.

— Видите ли, после пересадки мозга у моей жены начались проблемы с головой. Я позабочусь о ней.

— Убирайся, жалкий шпион!

— Солнышко…

Она снова бросилась на него с кулаками.

— Лжец!

— Но, Эмма…

— Слизняк поганый!

— Я не…

— Мерзавец!

Кенни недоуменно мигнул.

— Это что-то новенькое.

— И нечего умничать! Водитель, выбросите этого типа из автобуса!

Водитель, лысый коротышка лет шестидесяти на вид, побледнел. Но Эмма уже не давала себе труда сдерживаться. Ну почему она не родилась мужчиной? Высоким мускулистым гигантом?!

— Не считаешь, что нам стоило бы потолковать? — осторожно приблизился Кенни. — Что на тебя нашло?

— Теперь ты решил потолковать!

Колени Эммы вдруг подогнулись, и она едва успела приземлиться на сиденье.

— Как ты мог? Как ты мог так предать меня?

Лицо Кенни окаменело.

— Я не предаю друзей.

Он не только нагло врет, но и, не задумываясь, больно ранит. Кем же он считает ее? Своим другом, и только?

— Я знаю, что ты выкинул. Мне стоило вдуматься в слова Хью раньше, но я была слишком расстроена твоим исчезновением и прочими неприятностями, чтобы сразу сообразить. Ты! Это ты был ищейкой Хью!

Кенни поперхнулся и, в свою очередь, опустился на сиденье через проход от нее. Она ждала, надеялась, что он станет отрицать, но этого не произошло.

— Кто-то должен был приглядеть за тобой, — выдал Кенни наконец.

Ей словно вспороли живот кинжалом.

— Я сама в состоянии о себе позаботиться. Мне нянек не нужно!

— А вот это вранье! — Он снова вскочил. — Конечно, я снабжал его информацией. И уж разумеется, не собирался перечислять твои покупки и сообщать, что ты целовалась со своим водителем в центре города, не говоря уж о татуировке.

— Я хотела, чтобы он узнал.

— Это лишь доказывает мою правоту.

И тут новая мысль ошеломила ее.

— Моя татуировка! Конечно, она смывается! — Эмма задрала рукав футболки и осмотрела наколку. — Ты… Господи! — Она рывком опустила рукав. — Должно быть, ты подсыпал что-то в мою «Маргариту». Я не была пьяна! Меня опоили! А татуировку нанесли краской! И никаких игл!

Кенни оперся ладонью о спинку переднего сиденья и подался к Эмме.

— Только не смей уверять меня, будто страшно расстроена, что не проведешь остаток жизни, рекламируя мое имя! Если я не услышу благодарности в течение ближайших тридцати секунд, мы серьезно поссоримся.

— Ты опоил меня, — снова прошипела Эмма.

— Это было какое-то снотворное, которое я занял у своего знакомого медика. А жена старого друга потрудилась над художественной частью.

Он вел себя так, словно кругом был прав, а эти подробности лишь оправдывали его двуличие.

— Что еще ты сотворил за моей спиной?

— Не слишком много, можешь быть уверена, иначе мы не были бы вынуждены пожениться.

Эмма оцепенела. Голос Кенни чуть смягчился:

— Твой план был безумным с самого начала, и ты это знаешь. И поскольку мне поручили нянчиться с тобой, я чувствовал за тебя ответственность. Все, чего я добивался, — чтобы ты не потеряла дом и работу.

— Но ничего не вышло, верно? — выдавила Эмма.

— Но не я же впивался в губы Тори французским поцелуем на глазах у половины города!

— Никаких французских поцелуев не было!

— А со стороны казалось! — Кенни перевел дух. — Может, пустишь для разнообразия в ход мозги, вместо того чтобы руководствоваться одними эмоциями?

Он толкнул ее на сиденье, а сам сел так, что длинные ноги преградили проход, не давая возможности бежать. Только сейчас она ощутила всю силу его взгляда: как током ударило.

— Я все время пытался заставить тебя прислушаться к доводам разума, но ты уперлась, а я не желал бесстрастно наблюдать, как ты бездарно разрушаешь собственную жизнь ради какого-то идиота, который не понимает слова «нет».

— Не твое это было дело, — бросила Эмма. Но Кенни, не слушая, продолжал:

— В тот день, когда ты рассказала о Хью, меня осенило. Я припомнил, как отец при мне говорил Шелби, что герцог — один из главных инвесторов «ТКС». Так что раздобыть номер его телефона оказалось легче легкого. Я позвонил ему и сказал, что готов присмотреть за тобой. Он чванился, задирал нос, но все-таки признался, что уже нанял одного из далласских сыщиков. Я объяснил, что сыщик не сможет подойти к тебе так близко, как я, и что готов на эту работу из уважения к нему и к его давнему сотрудничеству с «ТКС». Он тут же согласился, вот и все.

— Но Хью вел себя так, словно говорит с тобой впервые, — упрямо буркнула Эмма.

— Он высокомерен, но отнюдь не глуп. Думаю, понял, что тебе не слишком понравится, если узнаешь, как он просил шпионить за тобой. И мы действительно почти не были знакомы. Подумаешь, разок поговорили по телефону! Потом я отчитывался перед его секретарем.

— Теперь я понимаю, почему ты так спешил со свадьбой, — горько вздохнула она. — Ты чувствовал за собой вину.

— Как ты до этого додумалась? Я не испытываю никаких угрызений совести.

Она снова взметнулась с места.

— Ты лгал мне!

— Вы уже закончили? — осведомился водитель. — Сюда идут туристы из моей группы.

— Закончили, — твердо объявила Эмма, глядя Кенни прямо в глаза, чтобы он лучше понял смысл ее слов. — Совсем закончили.

— Не смей так говорить!

К полнейшему изумлению Эммы, Кенни схватил ее за руку и рывком притянул к себе.

— Не думал, что ты так легко отступаешь! Где хваленая британская стойкость? Первое облачко на горизонте — и ты готова сдаться!

— Это не просто облачко! Я совсем тебя не знаю!

— И пошла на попятный? Убегаешь с поля боя?

— Просто мне нужно время подумать.

— В том-то вся твоя беда. Слишком много думаешь!

— Оставь это снисходительный тон! Я не могу играть по твоим правилам, Кенни! Просто не гожусь для этого. Не умею принимать вещи как они есть и ждать, что выйдет. Мне необходимо хорошенько поразмыслить над тем, как поступить дальше.

Обратная дорога оказалась бесконечно долгой. Оба молчали.

Глава 22

Весь полет Кенни провел, уткнувшись в книгу, купленную в сувенирном магазинчике аэропорта, а Эмма притворялась, будто читает журнал. Они почти не разговаривали, но на этот раз Эмма не пыталась ни спорить, ни убеждать. Ей просто нечего было ему сказать.

Она невероятно досадовала на себя. Как можно было согласиться на это издевательство, называемое свадьбой? Ведь она знала, что между ними ничего общего, кроме постели! Ни откровенности, ни понимания, ни истинных чувств. Однако она покорно пошла к венцу, как всякая милая рассеянная особа с тараканами, получившая последнюю попытку приобрести статус замужней особы, а заодно и полагающееся при этом медное колечко.

Когда они наконец прибыли в Даллас, Кенни шел по аэропорту с таким неприступным видом, что даже поклонники боялись приблизиться. Только когда они получали ее багаж, он соизволил обратиться к жене.

— И что теперь будет? — сухо осведомился он. — Смоешься в Англию, как испуганный кролик, или останешься и будешь бороться?

Она сама задавала себе эти вопросы с той минуты, как они покинули плотину, и уже решила, как поступит.

— Это не война.

Его глаза в эту минуту напоминали заиндевевшие аметисты.

— Нет, но считай это испытанием характера. У кого-то есть храбрость, у кого-то нет.

— Намекаешь, что я трусиха?

— Пока не знаю. Так ты линяешь или остаешься?

Его насмешки взбесили ее.

— О, я возвращаюсь в Уайнет! Это решено.

Кенни довольно кивнул:

— Наконец-то опомнилась.

— В отличие от тебя я знаю, что это не игра, и возвращаюсь только для того, чтобы расставить все точки над i. Но на ранчо не стану жить.

— То есть?

— Я никуда не бегу, но и с тобой в одном доме не поселюсь.

— Это уже совершеннейший идиотизм! Ты останавливалась на ранчо до свадьбы, так почему упрямишься сейчас?

— Перестань устраивать сцены! У нас была не настоящая свадьба, и ты прекрасно это знаешь!

— С чего это вдруг?! В доказательство могу предъявить свидетельство о браке.

— Прекрати, Кенни! Немедленно прекрати! Твое праведное негодование просто неуместно!

— Не имею ни малейшего понятия, о чем ты толкуешь.

Он подхватил ее чемоданы и направился к парковке.

Эмма даже не пыталась догонять мужа. Отныне она постарается жить в соответствии со своими принципами. Уж такая уродилась. И ни в коем случае не собирается бегать за Кенни.

Когда она наконец добралась до машины, ее оглушила разухабистая музыка, вырывавшаяся из динамиков. Кенни опалил ее взглядом и вырулил со стоянки. Пока она застегивала ремень безопасности, певицу сменил спортивный комментатор:

— Мы так и не смогли узнать мнение президента ПАТ Далласа Бодина о последней выходке Кенни Тревелера…

Кенни нажал на другую кнопку и прибавил звук. Не стоило беспокоиться: она и не подумает ни о чем напоминать. Следующий ход за ним.

Эмма еле дождалась конца поездки. Хотя в самолете они не стали обедать, никто не хотел есть, и поэтому по дороге в Уайнет, машина остановилась только однажды, на заправке. Уже в сумерках позвонила Тори, чтобы спросить, когда они приезжают. Сестра также сообщила Кенни, что провела ночь в его далласской квартире, и Эмма сразу принялась гадать, был ли с ней Декстер, хотя Кенни, по-видимому, эта мысль в голову не приходила.

Наконец они добрались до окрестностей Уайнета.

— Не будешь ли так добр завезти меня в отель? — вежливо спросила Эмма. Впрочем, зачем она тратит слова и усилия: все равно Кенни поступит по-своему.

— Если собираешься смыться из дома, сделаешь это сама. Я не намерен тебе помогать.

Эмма слишком устала, чтобы вступать в бесплодные споры. Завтра она все уладит и сообразит, как поступить.

Она откинула голову на спинку сиденья, закрыла глаза и не пошевелилась, пока они не прибыли на ранчо.

Они вошли в дом со стороны гаража. Кенни взял из багажника ее чемоданы и поставил на пол, чтобы открыть дверь. Он вежливо пропустил жену вперед. Какое-то мгновение в кухне царил мрак, но тут же все залило ослепительным светом.

— Сюрприз!

— Сюрприз! Сюрприз!

— Вот идет невеста…

Эмма обводила ошеломленным взглядом веселые смеющиеся лица и с ужасом понимала, что этот отвратительный, несчастный день закончится еще хуже, чем она предполагала. Нечего сказать, достойное завершение!

— Пора разрезать торт! — провозгласил Патрик, когда все гости были представлены новобрачной, а тосты произнесены.

Кенни и Эмма двинулись с противоположных концов комнаты к столу, на котором красовался шедевр Патрика — башня, покрытая ванильным кремом, с пластмассовыми фигурками наверху, взятыми из конструктора Питера, и бумажными флагами Англии и Америки. Эмма никак не могла понять, заметил ли кто-то из присутствующих, что так называемые жених и невеста упорно не желают общаться друг с другом.

Голова у нее ныла, хотелось только одного: свернуться калачиком и заснуть.

Эмма с завистью посмотрела на Питера, задремавшего на плече брата и мирно слюнявившего воротничок его рубашки.

Кроме семейства Тревелеров и Декстера, поздравить молодоженов приехали Тед Бодин, отец Джозеф, несколько руководителей «ТКС» и толпа приятелей Кенни из «Раустэбаута», развлекавших друг друга очередной серией побасенок о трудном детстве Кенни: об украденной работе по биологии, чьих-то новых кроссовках, закинутых на высоковольтные провода, брошенном в магазине малыше.

Эмма из последних сил боролась с защитными инстинктами, которые пробуждали в ней бесконечные злорадные повествования о человеке, во что бы то ни стало стремившемся к саморазрушению. В конце концов Кенни уже взрослый, и если не желает обороняться от нападок — что ж, дело его.

Они с разных сторон приблизились к торту; Уоррен поспешно взял Питера у Кенни и приветливо улыбнулся Эмме:

— Если не успел сказать раньше, повторю сейчас: добро пожаловать в нашу семью, леди Эмма. Я сам не смог бы найти для Кенни лучшей жены. — Он обратил к сыну молящий взгляд, в очередной раз больно ранивший Эмму. — Поздравляю, сынок. Я горжусь тобой.

Кенни, небрежно кивнув, шагнул ближе к столу. Сердце Эммы разрывалось за обоих: за отца, умолявшего о прощении за старые грехи, и за сына, ненавидевшего отца за изувеченное детство.

Патрик вручил Эмме нож, украшенный красными, белыми и голубыми лентами.

— Скорее подходит патриоту-военному, чем невесте, — фыркнул он, — но времени придумать что-то более достойное не оставалось.

Эмма благодарно улыбнулась ему и уставилась на руку Кенни, лежавшую поверх ее пальцев, эту широкую загорелую ладонь, совсем закрывшую ее собственную, маленькую и белую. При виде их соединенных рук на ее глазах появились слезы. Если бы только их сердца так же слились воедино!

Кенни глотнул вина и пошел выключать горевший на террасе свет. Леди Эмма удрала наверх в ту же минуту, когда за последним из гостей закрылась дверь, и вовсе не потому, что спешила прыгнуть в его постель. Нет, она уединилась в своей комнате. Интересно, зайдет она так далеко, чтобы запереться? Вряд ли. Положится на его честь.

Его честь. Непоправимо замаранная в глазах публики. Но ничто не могло заставить его пожалеть о трепке, заданной Хью Холройду.

Кенни вышел на террасу и слишком поздно заметил, что там кто-то есть. Отец сидел на плетеном диванчике, баюкая Питера. Кенни мгновенно застыл, как всегда в присутствии Уоррена.

— Я думал, ты уехал.

— Попросил Тори подвезти Шелби. Хотел поговорить с тобой наедине.

Не хватало еще и этого. Уоррен был последним человеком на земле, с кем Кенни хотел говорить сегодня. И вообще.

— На случай, если ты не успел заметить, должен сообщить, что у меня медовый месяц.

— Из того, что я успел заметить, на медовый месяц это не походит. Леди Эмма едва удостаивает тебя словом.

Пети тихо загулькал во сне, и Уоррен прижал его к себе.

Держал ли когда-нибудь отец вот так Кенни?

Он, к своему удивлению, ощутил нечто вроде укола ревности. И немедленно устыдился. Его словно бы отпустило что-то. Эмма права. Уоррен многое понял, научился на ошибках прошлого, и все тревоги по поводу младшего брата беспочвенны. Пети не придется из кожи вон лезть, чтобы заслужить любовь отца.

— Пети давно пора в кровать, — проворчал он.

— Скоро поедем. — Уоррен поцеловал малыша в макушку. — Он так уютно устроился, что не хотелось его тревожить.

И снова этот неприятный, болезненный укол. Пети получил любовь отца по праву рождения. Как и Тори. Кенни же пришлось зарабатывать ее: по капельке с каждым новым турниром.

Теперь отец делает вид, что между ними все хорошо. Но все это только притворство. Кенни нуждался в отце, когда был глупым мальчишкой. Сейчас ему родительские чувства ни к чему.

— Я беспокоюсь за тебя и леди Эмму.

— Просто Эмма. Она не любит, когда упоминают ее титул. И не о чем волноваться.

Уоррен погладил Питера по спинке и взглянул в окно, на темнеющую рощицу пекановых деревьев.

— Я не слишком благочестив и не умею молиться, так что предоставляю это другим людям. Вроде Шелби. Она ходит в церковь и утверждает, что леди Эмма — ответ на ее молитвы за тебя.

— Я не просил Шелби за меня молиться.

— Зато просил я.

— Если она творит чудеса, пусть попросит Господа, чтобы меня вернули в игру.

Кенни допил вино и шагнул было к кухне, но за спиной раздался отцовский голос:

— Вернись и сядь.

— Уже поздно, а я на ногах не держусь.

— Я сказал — сядь.

Опять этот голос из кошмаров его детства.

Тащи сюда свою задницу! Позор семьи, ублюдок проклятый! Паршивое отродье…

Но Кенни больше не ребенок, и если Уоррен желает устроить спектакль, что ж, так тому и быть!

Он поставил бокал на столик, прислонился спиной к двери и нагло ухмыльнулся:

— Давай, выкладывай, что у тебя на уме.

— Ладно.

Уолтеру приходилось смотреть на сына снизу вверх, но против всех ожиданий Кенни это ничуть его не обескуражило.

— Знаю, ты не слишком высокого мнения обо мне, и ни для кого не тайна, что меня не было рядом в самые трудные минуты, и ты никак не желаешь простить это. Но что бы там ни было, ты мой сын и я не могу хладнокровно наблюдать, как ты калечишь свою жизнь только потому, что все еще борешься с призраками прошлого.

Кенни неприязненно поджал губы:

— Не пойму, о чем ты толкуешь.

— О том, что былые промахи и трагедии портят тебе будущее. Мне нравится леди Эмма. Как и всем нам. А когда вы вместе, просто глаз не сводите друг с друга. Ты никогда себя так раньше не вел ни с одной женщиной.

Кенни не собирался объяснять, что женитьба на Эмме скорее дело случая, чем союз двух сердец.

— Поэтому я и женился на ней, не так ли? — процедил он.

— Верно. Но для меня яснее ясного, что между вами куча нерешенных проблем.

— А вот это уж не твое дело!

— Послушай меня, Кенни. Раз в жизни послушай. Я никогда не бывал более счастлив, чем в те минуты, когда ты чего-то добивался в жизни, хотя, если признать честно, в этом нет моих заслуг. Спасибо Далли Бодину. И я лучше других понимаю, чего тебе стоило стать тем, кем ты являешься сейчас. И вот что скажу: не многие на твоем месте достигли бы того же.

Волна благодарности окатила Кенни и тут же схлынула. Слишком поздно он дождался похвалы.

— Я… я пытаюсь сказать… Словом, по мере того как стареешь, многое, что я проделывал, желая сколотить побольше денег, теряет смысл. Я горд своей фирмой. Создал ее на пустом месте и, уж конечно, не допущу, чтобы ее проглотили акулы из новых. Но когда я сижу во дворике воскресным солнечным днем и перебираю в памяти все, чем наградил меня Господь, понимаю, что самое главное — это люди, которых я люблю.

— Прекрати читать проповеди, — не выдержал Кенни. Но отец только отмахнулся.

— Наконец и ты получил шанс на нормальную счастливую жизнь, такую, которая не начинается и не кончается на площадке для гольфа. Шанс найти понимание у хорошей, доброй женщины, от которой не стыдно иметь детей, вести мирное существование, кататься на лошадях, наслаждаться этим ранчо. Не упусти этот шанс. В душе Кенни вскипела ярость к старому лицемеру.

— Тебе стоило бы хорошенько поразмыслить, прежде чем давать советы. Если я займусь разведением роз, кто будет участвовать в турнирах? И чем ты будешь хвастаться перед своими высокопоставленными приятелями на корпоративных вечеринках с коктейлями?

Уоррен даже глазом не моргнул при столь неожиданной атаке. Кенни же ощутил себя маленьким ничтожеством. Отец уложил поудобнее Питера и поднялся.

— Ничего, сынок. Я понимаю. Привык терзаться сознанием собственной вины там, где речь идет о тебе. Ты вовсе не обязан меня прощать.

Питер пошевелился и приоткрыл глазки, но веки вновь опустились. Уоррен покачал малыша.

— Ты хороший человек, Кенни. Дай Бог здоровья Далли. Порядочный, умный и небезразличный к чужим бедам. Видишь ли, я все пытаюсь объяснить: настало время понять то, что уже ясно всему свету. Ты способен на гораздо большее, чем скитаться по свету с клюшками для гольфа.

Он пошел к двери, но теперь уже Кенни не захотел допустить, чтобы за отцом осталось последнее слово.