Колесо Времени (№10) - Перекрестки сумерек

Она не смогла сдержать дрожь, когда Севанна продолжила.

"Хорошо, что Галина принесла мне это до того, как ты смогла им воспользоваться. Для чего бы он ни предназначался. Если бы ты кого-нибудь поранила, я была бы очень тобой недовольна».

Галина? Ну конечно. Айз Седай не могла позволить им сбежать, пока они не сделали то, чего хотела она.

"Она в шоке, Терава», — Севана удивленно улыбнулась. — "Галина знает, что требуется от гай’шан, Фэйли Башир. Что мне следует сделать с ней, Терава? Этот совет ты можешь мне дать. Нескольких мокроземцев убили за укрывательство оружия, но я не хочу ее терять».

Терава пальцем приподняла подбородок Фэйли и уставилась в ее глаза. Фэйли не моргая встретила ее взгляд, но колени предательски дрожали. Она не пыталась убедить себя, что в этом виноват холод. Фэйли знала, что она не трусиха, но когда на нее смотрела Терава, она чувствовала себя кроликом в когтях орла, который ждет, когда на него опуститься клюв. Терава была первой, кто приказал ей шпионить за Севанной, и какими бы ни были остальные Хранительницы Мудрости, Фэйли знала, что Терава без сожаления перережет ей горло, если учует хотя бы намек на предательство. Не нужно было притворяться, что эта женщина ее не пугает. Ей просто нужно контролировать этот страх. Если она сможет.

"Я думаю, она планировал сбежать, Севана. Но я считаю, она сможет научиться делать то, что ей приказано».

Между палаток на ближайшем открытом месте, в ста шагах от палатки Севанны, был поставлен грубо сколоченный деревянный стол. Сперва Фэйли считала, что позор от того, что ее раздели до нага, будет самым худшим, это и ледяной воздух, едва тот коснулся ее кожи. Солнце уже опустилось ниже, и воздух стал холоднее, а к утру станет еще холоднее. Она должна была оставаться здесь до утра. Шайдо хорошо знали, что именно больше всего позорит мокроземцев, и применяли стыд в качестве наказания.

Она считала, что умрет от стыда, едва кто-нибудь на нее посмотрит, но, проходившие мимо нее, Шайдо даже не останавливались. Около нее остановилась Аравайне, но только для того, чтобы прошептать. — "Будь мужественной», — и уйти. Фэйли поняла. Независимо то того, насколько ей преданна была эта женщина, она не посмела ничего сделать чтобы ей помочь.

Через некоторое время, стыд Фэйли больше не беспокоил. Ей связали запястья за спиной, затем связали лодыжки, и притянули их к локтям. Теперь она поняла, почему Ласиль и Аррела так тяжело дышали. Дышать в таком положении было очень трудно. Холод проникал все глубже и глубже, пока ее не начала бить сильная, неконтролируемая дрожь, но даже это скоро показалось незначительным. Ее ноги, плечи и бока стало сводить судорогой, связывая мускулы, которые, казалось, жгло огнем, и скручивая их все сильнее, сильнее и сильнее. Она сконцентрировалась на том, чтобы не закричать. Это стало смыслом ее существования. Она… не… закричит. Но… О, Свет! Как же это больно!

«Севанна приказала, чтобы тебя продержали здесь до заката, Фэйли Башир, но она не говорила что тебе нельзя составить компанию».

Ей пришлось несколько раз моргнуть, прежде чем она смогла нормально видеть. Пот залил ей глаза. Как она могла потеть, если промерзла до костей? Перед ней стоял Ролан. Он принес пару бронзовых жаровен, полных горящих углей, его руки были обернуты тряпкой, чтобы защитить их от жара. Глядя на то, как она уставилась на жаровни, он поежился. — "Когда-то провести ночь на холоде не доставляло мне неудобств, но я сильно размяк с тех пор, как пересек Драконову стену».

Она чуть не задохнулась, когда он поставил жаровни пол столом. Через трещины между досками тепло вновь стало ее наполнять. Ее мускулы все еще содрогались от судорог, но… О! Это благословенное тепло! Ее дыхание прервалось, когда мужчина положил одну руку ей на грудь, а другую на связанные колени. Внезапно, она осознала, что давление в локтях исчезло. Он… ее… сжал. Одна из его рук принялась работать над бедром, и она чуть не закричала, когда его пальцы впились в окостеневшие мускулы, но сразу почувствовала, что они начали расслабляться. Они по-прежнему болели, массаж причинял ей боль, но эта боль была другой. Она не уменьшалась, если быть точнее, но Фэйли знала, что боль пройдет, если он продолжит массаж.

«Ты не возражаешь, если я чем-нибудь себя займу, пока буду пытаться тебя рассмешить?» — спросил он.

Внезапно, она осознала, что смеется, и без следа истерики. Ну, это было истерикой, но только отчасти. Она была связана как гусыня, приготовленная для ужина, и была спасена от холода, причем уже во второй раз, мужчиной, которого она, в конце концов, возможно, и не убьет. Севанна теперь будет присматривать за ней как ястреб, а Терава быть может попытаться убыть ее в назидание другим, но она знала что она сбежит. Одна дверь никогда не закроется, но открылась другая. Она смеялась до тех пор, пока не заплакала.

Глава 10. Сверкающий маяк

Для рук лупоглазой горничной более привычно было месить тесто, чем застегивать маленькие пуговки, но в конце концов она все же справилась и застегнула на Илэйн темно зеленое платье для верховой езды, сделала реверанс и отступила, тяжело дыша, трудно сказать по какой причине. От чрезмерной ли концентрации или просто из-за того, что она помогала одеваться самой Дочери-Наследнице. Кольцо Великого змея на пальце тоже могло внести свою лепту. За двадцать миль от поместья Дома Материн по прямой вы окажетесь прямо на берегу Эринин, где проходит великий речной торговый путь. Но реальная дорога выйдет куда больше, потому что сухопутный путь проходит через Чишенские горы, и люди здесь более привычны к набегам мурандийских охотников за скотом из-за близкой границы, чем к другим посетителям. И особенно к тем, кто оказывается Дочерью-Наследницей и Айз Седай в одном лице. Некоторые слуги, похоже, не могли спокойно относиться к почестям. Элси была болезненно добросовестна, складывая голубой шелковый халат, который Илэйн надевала прошлой ночью, и укладывая его в один из двух больших кожаных дорожных сундуков, стоявших в гардеробной. При чем на столько добросовестна, что Илэйн чуть было не отодвинула ее в сторону, чтобы сделать все самой. Этой ночью ей спалось плохо, она часто просыпалась. Затем, она все-таки доспала, сколько смогла, но теперь была абсолютно разбита и не готова к возвращению в Кеймлин.

Это был пятый раз с начала осады, когда она оставалась на ночь за пределами Кеймлина, и каждый раз ей удавалось за один день навестить три-четыре поместья, а однажды даже пять, в которых жили мужчины и женщины, связанные с Домом Траканд клятвами или кровными узами. И каждый визит требовал выделить достаточно времени. Тяжесть от пресса времени уже глубоко въелась в ее кости, но она знала, как важно представить людям определенный образ. Платья были нужны чтобы передвигаться из одного поместья в другое при полном параде и не казаться беженкой, хотя она была вынуждена менять их не только на ночь, но и по несколько раз в течение дня. И половину времени могло занять как раз смена платья на халат и обратно, однако платья для верховой езды подчеркивали скорость и нужду, возможно отчаяние, в то время как диадема Дочери-Наследницы и кружевной халат, изъятый из дорожных сундуков, накинутый после принятия ванной, говорил о силе и уверенности. Она бы привезла свою горничную чтобы усилить впечатление, если бы Эссанде смогла выдержать зимний темп, однако, она подозревала, что медлительность седовласой женщины заставила бы ее проглотить собственный язык от разочарования. Хотя, Эссанде все ж быстрее справляется со своими обязанностями, чем эта лупоглазая девица Элси.

Наконец, Элси с поклоном подала ей свернутый темно-красный плащ, и Илэйн резким движением обернула его вокруг плеч. В очаге горело пламя, но комната никогда не прогревалась достаточно, и частенько она не могла полагаться на способность не замечать холод. Девушка робко спросила, не вызвать ли людей, чтобы отнести вниз сундуки, если так будет угодно Ее Величеству. Когда она назвала Илэйн так впервые, той пришлось мягко объяснять, что она еще не Королева, но Элси, кажется, ужасала сама мысль, чтобы обращаться к ней просто Миледи, и даже Принцесса, хотя по правде, последнее было весьма старомодно. По чину или нет, но Илэйн обычно доставляло удовольствие слышать, что кто-то подтверждает ее права на трон, но этим утром она чувствовала себя слишком уставшей чтобы беспокоиться о чем-то еще, кроме предстоящей дороги. Сжав зубы, она коротко согласилась с Элси на счет багажа, и, оборачиваясь к двери, украшенной панелями, попросила не мешкать. Девушка сломя голову бросилась открывать дверь, от чего процедура заняла гораздо больше времени, чем требовалось, если бы она все сделала сама, из-за всех реверансов до и после открывания. Ее разделенные под седло шелковые юбки при выходе из комнаты взбешенно прошипели, касаясь друг друга, пока она натягивала красные перчатки. «Если Елси задержит ее еще на секунду», — думала она, — «Она на нее наорет».

Но прежде чем Илэйн прошла хотя бы пару шагов, именно эта девица вдруг пронзительно вскрикнула, и ужасно захрипела, словно ее горло могло разорваться от подобного звука. Илэйн резко развернулась, обняв Истинный Источник, и почувствовав поток саидар внутри себя, ее плащ взметнулся вверх. Елси стояла на ковровой дорожке, разложенной поверх светло коричневых плит, уставившись в противоположном залу направлении, обеими руками закрыв себе рот. Два пересекающихся коридора были видны в оба конца, но в пределах видимости не было ни души.

«Что такое, Элси?», — потребовала ответа Илэйн. У нее имелось несколько специальных плетений награни формирования, начиная с простейшей сети, заканчивая огненным шаром, который был способен разворотить пол стены, находящейся прямо перед ней, и если все окажется шуткой, она шарахнет ее Силой. В последнее время, если не сказать все время, внезапные перемены ее настроения были непредсказуемы.

Девушка, сотрясаясь всем телом, обернулась через плечо, и если до того ее глаза только казались большими, то теперь они были совсем выпученными. Она продолжала закрывать ладонями рот, похоже, пытаясь сдержать повторный крик. Темноволосая и темноглазая, высокого роста и полногрудая женщина, в серо-голубом платье Дома Материн, на самом деле уже не была девушкой. И даже лет на пять была постарше Илэйн, но стиль поведения усложнял ее восприятие в другом ключе.

«Что такое, Элси? И не говори мне, что ничего особенного не случилось. Ты выглядишь так, словно только что увидела приведение».

Девушка вздрогнула. — «Я видела», — неуверенно произнесла она. Что ничего не сказало Илэйн, кроме того, насколько пугливой та была. «Лэди Нелейн, бабушку нашего Лорда Аэдмуна. Она умерла когда я была еще маленькой, но я помню, что даже Лорд Аэдмун боялся ее прогневать, и горничные подскакивали, когда она на них бросала взгляд, и другие дамы, которые приезжали с визитами, те тоже, и даже лорды. Все ее боялись. Она только что появилась прямо тут, передо мной, и она выглядела очень сердитой…» — Она прервалась, зардевшись, когда Илэйн расхохоталась в ответ.

Большей частью это был смех от облегчения, ничего больше. Черная Айя не стала проникать в поместье Лорда Аэдмуна. Не было убийц, поджидающих с ножами в руках, или Сестер, хранивших верность Элайде, желающих утащить ее в Тар Валон. Иногда она мечтала о чем-то подобном, чтобы все из выше перечисленного случилось сразу и одновременно. Она отпустила саидар, как всегда с неохотой, сожалея о покидающем ее чувстве наслаждения, и тут же ощущение жизни ее оставило. Дом Материн поддерживал ее, но Аэдмуну может не понравиться, что она разнесет половину его жилища.

«Мертвые не могут причинить вреда живым, Элси», — сказала она мягко. Очень мягко, потому что она до того она рассмеялась, не желая как-то задеть чувства глупышки. — «Они больше не принадлежат этому миру, и здесь они не могут ни к чему прикоснуться, включая нас». — Девушка кивнула, и еще раз сделала реверанс, но, судя по сохранившемуся размеру ее глаз и дрожи губ, Илйэн ее не убедила. Однако, времени на праздные беседы не было. — «Вызови людей за моими вещами, Элси», — сказала она твердо, — «и не волнуйся о призраках». После еще одного реверанса девушка умчалась, все время вертя головой по сторонам, на случай, если леди Нелейн выскочит из стены. Привидения! Проклятая девушка глупа как пробка!

Материн был древним Домом, хотя и не крупным или сильным, и главная лестница, ведущая в вестибюль, была широкой и обрамлена мраморными перилами. Вестибюль был очень просторным. Пол был выложен серо-голубой плиткой в которой отражались светильники, свисавшие на цепях с потолка в двадцати футах над головой. Вокруг не было даже следа позолоты и инкрустации, только покрытые прекрасной резьбой сундуки и тумбы, стоявшие вдоль стен, а также два полотна, висевшие на противоположных стенах. Одно изображало сцену охоты, в которой мужчины верхом на лошадях охотились на леопардов — довольно опасное занятие, как ни посмотри. На другой женщина из Дома Материн подносила меч Первой Королеве Андорра, событие, которым гордились все Материн, и которого на самом деле могло и не быть.

Авиенда была уже внизу, беспокойно прохаживаясь по залу, и Илэйн, увидев ее, вздохнула. Они бы жили в одной комнате, если бы не заявление Материн, что у них достаточно комнат для всех, а Авиенда не могла понять, что чем меньше Дом, тем больше у него гордости. И часто самые маленькие Дома обладали самой большой. Гордость же, по ее понятиям, была синонимом жестокости и силе. Ростом она выше Илэйн, с совершенно прямой спиной, в светлой блузе и с наброшенной поверх нее шалью на плечах. Длинные рыжие волосы были обернуты серым шарфом — всем своим видом она являла образец Хранительницы Мудрости, несмотря на то, что была всего на год старше Илэйн. Хотя Хранительницы Мудрости способные направлять Силу часто выглядели моложе своих лет, Авиенда умела держаться с достоинством. И в этот момент она как раз была такой, хотя наедине они частенько хихикали вдвоем. И конечно же, из украшений на ней были только — длинное серебряное кандорское ожерелье, брошь из янтаря в виде фигурки черепахи и широкий резной браслет из кости, хотя Хранительницы часто носили целые гирлянды ожерелий и браслетов. Однако Авиенда пока еще не была Хранительницей Мудрости, а обычная ученица. Илэйн никогда не думала о ней в таком ключе, однако сейчас это представляло для нее проблему. Иногда она думала, что Хранительницы и ее считают одной из своих учениц, просто особого рода, или кем-то вроде студентки. Глупая мысль, несомненно, хотя…

Едва Илэйн добралась до подножия лестницы, Авиенда поправила шаль и спросила: «Ты хорошо спала?» Ее голос оставался ровным, но в зеленых глазах было видно беспокойство. «Ты не посылала за вином чтобы было легче уснуть — ведь нет? Я удостоверилась, что вино, когда мы ели, было разбавлено, но я заметила, как ты смотрела на кувшин».

«Да, мамочка», — сказала Илэйн тонким сладеньким голоском. — «Нет, мамочка. Я просто удивилась, как Аэдмун сумел достать вино такого прекрасного урожая. Было очень стыдно разбавлять его водой. И я пила козье молочко, перед сном». Вот от чего ее уже тошнит, то как раз от козьего молока! Даже от одной только мысли о нем.

Авиенда подперла бедра кулаками, выражая всем видом такое негодования, что Илэйн с трудом сдержала смех. Вынашивая дитя, сталкиваешься с определенными неудобствами, начиная с неустойчивости настроения, заканчивая чувствительностью груди, что очень утомительно, но повышенная забота, в определенной степени — самое сложное. Каждый во Дворце знал про ее беременность, а большая половина узнала даже раньше ее самой, спасибо Мин и ее способностям, и слишком болтливому языку. И она не была окружена такой большой заботой и вниманием с тех пор как сама была младенцем. Однако, она терпела все это беспокойство со всем терпением, на которое была способна. Они только пытались ей помочь. Ей только хотелось, чтобы любая знакомая ей женщина не считала, что с беременностью у нее отшибло мозги. Хотя, почти каждая женщина именно так и считала. А те, что сами не родили еще ни одного ребенка, были хуже всех.

Мысли о ребенке — порой ей хотелось, чтобы Мин побольше рассказала кто это будет мальчик или девочка, или, чтобы Авиенда или Бергитте вспомнили поточнее, что им говорила Мин. Предсказания Мин всегда оказывались точны, но в ту ночь эта троица выпила много вина, а наутро Мин уже исчезла из Дворца, задолго до того, как Илэйн смогла ее расспросить… Мысли о ребенке наводили на думы о Ранде, так же как и мысли о нем заставляли ее подумать о ребенке. Одно следовало за другим так же верно, как пена вслед за вскипевшим молоком. Она ужасно соскучилась по Ранду, но с другой стороны он всегда оставался с ней. Часть его, ощущение его, постоянно была с ней, где-то в районе затылка, пока она не скроется от него, «замаскировав» узы, находившиеся рядом с другими, узами ее второго Стража — Бергитте. Узы имели свои ограничения. Он находился где-то на западе, довольно далеко, так что единственно о чем она могла сказать с уверенностью — он еще жив. И больше, на самом деле, ничего, однако она считала, что смогла бы почувствовать, если он будет серьезно ранен. Она не была до конца уверенна, что ей хотелось бы знать, что с ним происходило. Оставив ее, он долгое время был очень далеко на юге, а теперь, прямо утром, он Переместился на запад. Подобное ощущение было довольно необычным, чувствовать его с одного направления, и тут же, внезапно, ощутить его с другого, но, по-прежнему, далеко от нее. Он мог преследовать врага, или убегать, или еще что-нибудь. Для его действий была тысяча разных причин. Она только надеялась, что причина для подобного Перемещения была какой-нибудь невинной. Ему слишком скоро предстояло умереть — слишком скоро для нее — мужчины, способные направлять всегда умирали из-за своих способностей — но она так сильно хотела, чтобы он жил как можно дольше.

«Он в порядке», — сказала Авиенда, словно прочла ее мысли. У них были свои общие чувства, которые они делили между собой, с того дня как прошли обряд первых сестер, но они не распространялись настолько далеко, как узы Стражей, которыми они были втроем с Мин связаны с Рандом. «Если он даст себя убить, я надеру ему уши».

Илэйн моргнула, затем снова расхохоталась, и после одного удивленного взгляда, Авиенда присоединилась к ней. Это было не так уж смешно, хотя, возможно, на взгляд Айил и было — у Авиенды было очень странное чувство юмора — но Илэйн не могла сдержаться, и попытки Авиенды, похоже, были столь же безуспешными. Сотрясаясь от смеха они обнялись, прижавшись друг к другу. Жизнь очень странная штука. Если бы кто-нибудь пару лет назад сказал ей, что она станет делить любовь к мужчине с другой женщиной — с двумя женщинами! — она бы назвала его сумасшедшим. Даже думать о таком было непристойно. Но она любила Авиенду столь же сильно, как любила Ранда, только по другому, и Авиенда любила Ранда не меньше ее самой.

Отказаться от этого, означало отвергнуть Авиенду, а это было не проще, чем снять с себя кожу. Айилки, сестры или близкие подруги, часто выходят замуж за одного мужчину, и редко спрашивают его мнения на этот счет. Она собиралась выйти за Ранда, и Авиенда тоже хотела этого, и еще была Мин. И чтобы кто ни говорил, или думал, так и случится. Если он проживет достаточно долго.

Внезапно она испугалась, что ее смех закончится слезами. Пожалуйста, Свет, позволь ей не оказаться одной из тех, кто ревет оставшись вдовой при ребенке. Для нее достаточно того, что она не знает, что с ней будет в следующую минуту — нападет ярость или окутает апатия. Могли пройти часы, пока она чувствовала себя сносно, но затем, мог наступить длинный период, в течение которого она чувствовала, как ребенок скачет в ней словно мячик по ступенькам. Этим утром похоже, он снова нашел эти ступеньки.

«Он в порядке, и с ним все будет хорошо», — яростно прошептала Авиенда, безусловно, готовая убить всякого, кто угрожал бы его жизни.

Кончиками пальцев Илэйн смахнула слезинку со щеки сестры. «Он в порядке, и с ним все будет хорошо», — мягко согласилась она. Но они не смогут убить саидин, и порчу на мужской половине Источника, которая рано или поздно убьет его.

Светильники под потолком моргнули, когда одна из высоких наружных дверей открылась, впуская холодный воздух, еще морознее, чем снаружи, и они быстро отскочили в сторону, по-прежнему не разрывая рук. Илэйн придала своему лицу выражение безмятежного достоинства, соответствовавшее званию Айз Седай. Она не могла позволить кому-либо увидеть, как она ищет утешения. Правитель, или тот, кто только собирается править, не имеет право публично проявлять слабость или показывать слезы. О ней уже достаточно бродит всяких слухов, и хороших и худых. Она была доброжелательной и жестокой, справедливой, и одновременно творила произвол, щедрой и жадной, смотря какую версию сплетен вы услышали. Пока, по крайней мере, эти сплетни уравновешивали друг друга, но всякий, кто мог заявить, что лично видел Дочь-Наследницу на плече у подруги, то могут появиться истории о том, что она испугалась до обморока, и потом обрастут невероятными подробностями. Причем еще худшими. Слухи о трусости как липкая грязь — полностью уже никогда не отмоешься. В истории были прецеденты, когда женщины теряли право на Львиный Трон по куда меньшим причинам. Для хорошего правителя требовалось иметь достоинство и мудрость, хотя некоторые женщины, полностью лишенные обоих достоинств, как-то ухитрялись занять трон и даже некоторое время править, но труса никто не поддержит, и она бы тоже не стала брать такого человека в союзники.

Мужчина, вошедший внутрь, и который обернулся закрыть дверь, имел только одну ногу и вместо другой использовал костыль. Рукава его кафтана были изношены вплоть до овчины, которая служила подкладкой. Фридвин Роз был широкоплечим бывшим солдатом, а теперь управляющим поместья Лорда Аэдмуна, что он делал с помощью толстого писаря, который завидев Дочь-Наследницу и кольцо Великого Змея на ее руке, испуганно заморгал, схватившись за свои бухгалтерские книги, но потом облегченно куда-то исчез в обратном направлении, поняв, что ей нет до него никакого дела. Возможно, он испугался из-за недостачи на счетах поместья. Мастер Роз озадаченно уставился на ее кольцо, что и говорить, однако узнав, что она Дочь-Наследница широко улыбнулся и извинился, что он больше не может ездить верхом, иначе бы он обязательно присоединился к ее армии. Он говорил это с такой искренностью, что будь он лгуном, то уже убедил бы и Аэдмуна и писаря в том, что все вокруг принадлежит ему. Она не боялась, что он станет распускать глупые слухи.

Когда он прошел по залу, его костыль издавал глухие ритмичные звуки. И, несмотря на отсутствие ноги и костыль, он сумел учтиво поклониться, включая Авиенду. Сперва он был ею поражен, но очень быстро сумел завоевать ее расположение, и если он и не полностью доверял Айил, то ее он принял как свою. Нельзя от людей требовать всего сразу.

«Ваши вещи уже разместили на лошадях, моя Королева, и ваш эскорт тоже готов», — он был одним из тех, кто отказывался называть ее иначе как «Королева» или «Величество». Но в его голосе при упоминании эскорта промелькнула досада. Он быстро замаскировал ее кашлем и быстро продолжил: «Люди, которых мы отправляем с вами — все имеют лошадей, каких я только смог разыскать. В основном, юнцы, плюс несколько человек более опытных, но все знают, какой стороной держать алебарду. Я бы очень хотел чтобы поместье могло выделить побольше, но как уже я объяснял, когда Лорд Аэдмун узнал, что остальные подтвердили ваши права на трон, он решил не дожидаться весны, и, созвав своих воинов, направился в Кеймлин. С тех пор у нас прошло несколько ужасных снегопадов, но при удаче, он должен быть уже на полпути». В его взгляде была твердая убежденность, но он лучше, чем она знал, что, если удача от них отвернулась, Аэдмун и его люди могли по дороге погибнуть.

«Материн всегда хранил верность Траканду», — сказала ему Илэйн, — «и я верю, что так будет и впредь. Я высоко ценю верность Лорда Аэдмуна, мастер Роз, и вашу тоже».

Она не стала унижать Материн, и его, предложением наград или обещанием не забывать о заслугах, однако широкая улыбка мастера Роза сказала ей, что она уже наградила его больше, чем он ожидал. Материн без сомнения получат награду, если они ее заслужат, но они не станут торговаться, словно покупают лошадь.

Прогрохотав своим костылем, мастер Роз поклонился ей на выходе возле двери, затем на гранитных ступенях, ведущих от дверей на улицу, где слуги, одетые в теплые кафтаны, ждали их на жгучем морозе с кубком горячего пряного вина «на посошок», которое она с сожалением отвергла. Пока она не привыкла к морозному воздуху, она обеими руками придерживала поплотнее вокруг себя плащ. Авиенда, похоже, смогла как-то приспособиться, чтобы сделать глоточек. И она взяла кубок, но после того, как обернула шаль вокруг головы и плеч, единственная уступка, которую она сделала морозному утру. Она-то уж не замечала холода. Илэйн сама ее учила. Илэйн снова постаралась отпихнуть холод от себя подальше, и к ее удивлению у нее получилось — он отступил. Не полностью, она все еще ощущала пощипывание, но это было лучше, чем мерзнуть.

Небо было чистым, солнце сияло прямо над вершинами гор, но в любое время среди горных пиков могли появиться тучи. Будет лучше добраться до первого пункта назначения как можно скорее. К сожалению, Сердцеед, ее высокий черный жеребец, решил показать характер, за который заслужил свое прозвище, пятясь и храпя, словно прежде никогда не носил узду. И длинноногой серой Авиенды, обладательнице лебединой шеи, взбрело в голову вдруг взять с него пример. Она принялась гарцевать в глубоком снегу, пытаясь идти в направлении обратном тому, в котором ее вели конюхи. Она была более норовиста, чем Илэйн выбрала бы сама для своей сестры, однако Авиенда настояла, узнав имя кобылы. Сисвай на Древнем наречье означало — копье. Конюхи вроде были вполне умелыми, однако они решили, что перед тем как передать животных, их необходимо успокоить. Все что могла сделать Илэйн, это не кричать на них, ведь она-то управлялась с Сердцеедом задолго до того, как они увидели жеребца впервые.

Ее эскорт был уже в седлах, не став ждать стоя в снегу. Двадцать с чем-то человек в красных кафтанах с белыми воротниками и сверкающих нагрудниках и шлемах Гвардейцев Королевы. Сомнение мастера Роза могло быть продиктовано тем, что кафтаны всадников были шелковыми, как и штаны с белым лампасом, а вокруг шей и запястий были пышные кружева. Они в самом деле выглядели больше церемониальной стражей, чем настоящими солдатами. А может он сомневался потому, что все они были женщинами. В работе, связанной с использованием оружия, женщины были несколько непривычны. Изредка встречались охранники торговых караванов или солдаты, которые случайно оказались в армии во время войны, и Илэйн раньше никогда не слышала о подразделениях, целиком состоящих из солдат-женщин. Ну кроме, разумеется, Дев Копья. Но они были Айилками, а это совсем другое дело. Она надеялась, что люди будут замечать только внешнюю и, в основном, декоративную сторону — ту, что заключалась в кружевах и тесьме. Мужчины склонны недооценивать женщину, держащую в руках оружие, пока они не получат урок, а женщины считали таких просто безмозглыми дурами. Телохранители обычно старались казаться настолько свирепыми, чтобы никто не решался пытаться пройти мимо них, но ее враги нашли бы способ напасть даже, если бы она постоянно находилась за живой стеной, стоящих плечо к плечу охранников. А ее целью было получить телохранителей, которых ее враги недооценивают до самого последнего момента, после чего об этом сильно пожалеют. Она намеренно придала их форме такую помпезность, частично чтобы подчеркнуть внешнюю сторону, частично, чтобы польстить женщинам, чтобы отличить их от прочих солдат, но у нее самой не было сомнений на этот счет. Каждая из них, начиная от Охотницы за Рогом, заканчивая купеческой охранницей, были выбраны за навыки, опыт и смелость. Она была готова доверить их рукам свою жизнь. Уже доверила.

Худая женщина с двумя золотыми бантами лейтенанта на плече красного кафтана отсалютовала Илэйн, прижав руку к груди. Ее чалый мерин потрусил головой, тихо звякнув колокольцами на уздечке, словно тоже ей отсалютовал. «Мы готовы, миледи, местность проверена». Касейлле Расковни раньше была одной из купеческих охранниц, и ее голос с арафельским акцентом принадлежал далеко не образованной женщине, однако звучал живо и по-деловому. Она привыкла к этой простой форме обращения, и будет продолжать и впредь называть ее так же, вплоть до коронации, а пока была готова драться за корону на стороне Илэйн. Очень и очень немногие в это время вписали свое имя в списки Гвардейцев Королевы. Вписались только те, кто был к этому готов. «Люди, которых собрал мастер Роз, тоже готовы. Насколько они смогли собраться». Покашляв, прочищая горло, мужчина поправил свой костыль и принялся внимательно изучать снег внизу.

Илэйн заметила то, что подразумевала Касейлле. Мастер Роз смог наскрести в поместье двенадцать человек, которых он отправлял в Кеймлин и вооружить их алебардами, короткими мечами и разнородными доспехами, которые смог найти: девятью старинными шлемами без забрал, и семью нагрудниками с прорехами, которые делали их бесполезными. Лошади под ними были не столь уж плохи, хотя и слишком лохматы, но даже под дорожными плащами Илэйн разглядела, что восемь из двенадцати вряд ли бреются хотя бы раз в неделю. Те, которые по выражению мастера Роза были более опытными, были покрыты морщинами, и, похоже, не имели даже одного полного набора зубов на всех. Он не солгал и не пытался что-то приукрасить. Лорд Аэдмун тоже собрал бы с собой всех подходящих людей в поместье и снабдил бы их всем самым лучшим из того, что имелось. История везде повторялась. Очевидно большая часть здоровых и дееспособных мужчин рассеялась по всему Андору, пытаясь добраться до Кеймлина. И очень похоже, что никто из них не доберется вовремя, когда все будет уже решено. Она могла бы весь день провести в поисках, но не найти ни одного отряда. С другой стороны, ее небольшой отрядик, держал алебарды, словно знал, как ими пользоваться. Но опять же, просто сидеть в седле, оперев алебарду в стремя не так уж и трудно. Даже она бы справилась.

«Мы посетили уже девятнадцать поместий, сестра», — тихо сказала Авиенда, приближаясь к ней, пока их плечи не соприкоснулись. — «И считая этих, мы собрали двести пять мальчишек слишком юных, чтобы умирать, и стариков, которые уже давно не брали копья в руки. Я не спрашивала раньше. Тебе лучше знать своих людей и ваши обычаи. Это что — худшие времена для вашей страны?»