Колесо Времени (№10) - Перекрестки сумерек

Встречая ее пристальный взгляд, Перрин поднял руку, и она остановилась с открытым ртом. Айз Седай невозможно заставить замолчать, но она заткнулась. — «Я сказал тебе, что это. Наша работа — прямо перед нами. Сулин?»

Голова Сулин метнулась от него к Айз Седай, затем к Марлин. Наконец, она пожала плечами. «Ты мало чего сможешь узнать, даже если будешь их пытать. Они примиряться с болью и будут смеяться над тобой. Их позор будет медленным — если у Шайдо еще остался стыд».

«Неважно, что я узнаю, но это все равно будет больше, чем я знаю сейчас», — ответил он. Его работа находится перед ним. Головоломка, требующая решения. Фэйли, ждущая освобождения, и Шайдо, которых необходимо уничтожить. Это все, что имеет значение на целом свете.

Глава 9. Ловушки

"И она снова говорила, что другие Хранительницы Мудрости слишком робкие», — Закончила Фэйли самым кротким голосом, перекинув высокую корзину на другое плечо, и переступая с ноги на ногу в грязном снегу. Корзина, несмотря на то, что была наполнена грязным бельем, была не слишком тяжелой, а шерсть, из которой была сделана ее белая одежда, была толстой и теплой, кроме того, она надела снизу еще две рубашки, но ее мягкие кожаные ботинки, самостоятельно выкрашенные в белый цвет, плохо защищали от холодной слякоти. "Мне приказали докладывать в точности так, как говорила Хранительница Мудрости Севанна», — быстро добавила она. Сомерин была одной из «других» Хранительниц, и при слове «робкие» ее рот скривился.

Это было все, что Фэйли могла различить на лице Сомерин, с опущенным в землю взглядом. От гай'шан требовали скромности, особенно, если гай'шан не были Айил, и хотя она могла разглядеть лицо Сомерин через приспущенные ресницы, женщина была гораздо выше большинства мужчин, даже айил. Она возвышалась над ней как желтоволосый гигант. Почти все, что она могла видеть, это огромную грудь Сомерин, полную и загорелую, которая была видна из расшнурованной до середины груди блузки, на которой висела обширная коллекция длинных ожерелий — огневики и изумруды, рубины и опалы, тройной слой огромных жемчужин и золотые цепи. Казалось, большинство Хранительниц Мудрости недолюбливали Севанну, которая «говорит от имени вождя клана, пока Шайдо не изберут нового» — событие, которое навряд ли случится скоро — и когда не были заняты ссорами друг с другом или сборами собственных сторонников, они пытались подорвать ее авторитет, но многие из них разделяли любовь Севанны к драгоценностям мокроземцев, а некоторые начали по примеру Севанны носить кольца. На правой руке Сомерин носила большой белый опал, который вспыхивал красными прожилками каждый раз, когда она поправляла шаль, а на левой — продолговатый голубой сапфир, обрамленный рубинами. Хотя, например, к шелку — она так и не смогла привыкнуть. Ее блузка была из простого белого алгода, собранного в Пустыне, а ее юбка и шаль были сделаны из тонкой шерсти, столь же темной, как и свернутый шарф, который удерживал ее длинные, до пояса волосы. Казалось, холод совсем ее не беспокоит.

Они стояли прямо позади того, что Фэйли считала границей между лагерем Шайдо и гай’шан — лагерем пленников — но на самом деле лагерь был один. Несколько гай’шан спали среди Шайдо, но остальных, если они не были заняты работой, держали по центру лагеря, словно животных, отгороженных от свободы стеной из Шайдо.

Почти все мужчины и женщины, проходившие мимо, носили белые робы гай'шан, хотя у некоторых были такие же хорошо сотканные как у нее. Шайдо пришлось одеть слишком многих, поэтому они подбирали любую одежду белого цвета, какую могли найти. Что-то было сделано из грубого полотна, простыни, или из бывшего шатра, и многие теперь были запятнаны грязью или сажей. Только некоторые гай’шан были высокими и светлоглазыми Айил. Большинство же были румяными уроженцами Амадиции, Алтарцами с кожей оливкового цвета или бледными Кайриэнцами, попадались купцы из Иллиана и Тарабона, наряду со случайными людьми, которым не посчастливилось оказаться не в то время и не в том месте.

Кайриэнцев находились в плену дольше всех и большинство, кроме горстки айил в белом, не было довольно своим положением, но все они ходили опустив глаза и старались исполнить данное им поручение как можно быстрее. Гай’шан должны были демонстрировать смирение, повиновение и рвение. Любое несоответствие этому образу приводило к болезненному уроку.

Фэйли и сама должна была бы поторопиться. Мерзнущие ноги не были основной причиной, а желание выстирать вещи Севанны и подавно. Слишком много глаз сидело ее, стоящую напротив Сомерин, и даже глубоко надвинутый и скрывающий лицо капюшон, не принесет пользы, ибо широкая цепочка из сияющих золотых звеньев вокруг пояса и тугой ошейник выдавали в ней одну из личных служанок Севанны. Никто их так не называл — в глазах Айил это было оскорблением. Но они на самом деле они являлись ими, по крайней мере, мокроземцы. С той только разницей, что они не получали жалования, имели меньше прав и меньше свободы, чем любой слуга о котором когда-либо слышала Фэйли. Рано или поздно, Севанна поймет, что Хранительницы Мудрости останавливают ее гай’шан чтобы допросить их. У Севанны было больше сотни слуг, и их количество продолжало расти. Фэйли была уверена, что любой из них повторяет Хранительницам Мудрости все, что услышал от Севанны.

Это была чудовищно эффективная ловушка. Севанна была жестокой хозяйкой, но это проявлялось в довольно необычной форме. Она редко злилась в открытую, но малейшее нарушение, малейший промах в манерах или поведении, немедленно карался палкой или ремнем. А каждую ночь пятеро гай’шан, которые в этот день оказались хуже других, снова подвергались наказаниям. Иногда их связанными и с кляпом во рту, привязывали на ночь к шесту, просто в назидание остальным. Фэйли не хотела даже думать о том, что эта женщина сделает со шпионом. С другой стороны, Хранительницы Мудрости ясно дали понять, что любой, кто не расскажет о том, что он слышал, любой, кто попытается что-либо скрыть или будет торговаться, ждет незавидное будущее, которое, возможно, закончится в сырой могиле. Причинить вред гай’шан свыше определенного наказания за нарушение поведения, было нарушением джи'и'тох, сети сотканной из чести и обязанностей, которой были окутаны все айил, но казалось, что к гай’шан из числа мокроземцев некоторые правила не применялись.

Рано или поздно, этот капкан захлопнется. Единственное, что удерживало створки капкана открытыми, было то, что Шайдо не видели разницы между мокроземцами гай’шан, лошадьми или другими вьючными животными, хотя, говоря по правде, с животными обращались гораздо лучше. В прошлом и до сих пор, гай’шан пытались сбежать, но, несмотря на это, айил давали им кров и пищу, назначали работу и наказывали, когда они с ней не справлялись. Хранительницы Мудрости ожидали от них неподчинения, а Севанна, что они будут шпионить за ней, не раньше, чем вьючная лошадь начнет петь. Хотя, рано или поздно… И это была не единственная ловушка, в которую угодила Фэйли.

«Хранительница Мудрости, мне больше нечего сказать», — пробормотала Фэйли в ответ на молчание Сомерин. Если у вас в голове мозги, а не труха, то вы не уйдете от Хранительницы Мудрости, пока она вам не позволит. — "Хранительница Мудрости Севанна, при нас говорит свободно, но она говорит немного».

Высокая женщина хранила молчание, и Фэйли после долгой паузы решилась приподнять глаза повыше. Сомерин, вытаращившись, глядела куда-то поверх головы Фэйли, ее рот был открыт от изумления. Нахмурившись, Фэйли, поправила корзину на плече и оглянулась, но там не было ничего, что могло вызвать у Сомерин такое выражение, только раскинувшийся лагерь из низких айильских палаток и разносортных шатров. Большинство были грязно-белыми или бледно коричневыми, другие зелеными, голубыми или даже полосатыми. Шайдо забрали все ценное. Все, что казалось им полезным, и нигде не оставляли ничего, что было похоже на палатку.

На самом деле, у них едва хватало укрытий для ночлега, чтобы привередничать. Здесь собрались десять септов, больше семидесяти тысяч Шайдо, и, по ее оценкам, почти столько же гай’шан, и повсюду она видела суету айил в темных одеждах, ведущих свою обычную жизнь среди стремительно проносящихся пленников в белом. Кузнец, напротив открытой палатки, раздувал мехи, выложив свои инструменты на бычью кожу. Дети с посохами пасли стада блеющих коз. Торговка в открытом павильоне из желтого холста выставляла свои товары — все, начиная от золотых подсвечников и серебряных чаш, заканчивая горшками и чайниками — все, что добро было награбленное. Худой мужчина с лошадью в поводу, стоял, разговаривая с русоволосой Хранительницей Мудрости по имени Масалин. Несомненно, он просил об исцелении животного от какого-то недуга. Это было понято по тому, как он указывал на живот лошади. Ничего такого, от чего Сомерин изумленно открыла бы рот. Когда Фэйли поворачивалась назад, то увидела еще одну темноволосую Хранительницу Мудрости, глядящую в ту же сторону. Не просто темноволосую, но с волосами цвета воронова крыла, что среди айил было большой редкостью. Даже со спины Фэйли узнала Аларис, еще одну Хранительницу. В лагере было порядка четырех сотен Хранительниц Мудрости, но она быстро научилась распознавать каждую из них по виду. Спутать Хранительницу Мудрости со швеей или гончаром было одним из простейших способов получить палок.

То, что Аларис смотрела в том же направлении, что и Сомерин, могло ничего не значить, и даже то, что она не заметила, что ее шаль упала на землю, но другая Хранительница, позади нее, тоже смотрела на северо-запад, наталкиваясь на идущих впереди людей. Это была Джесейн, женщина с густыми, ярко рыжими волосами, что огонь показался бы блеклым по сравнению с ними, и таким же взрывным характером, которую даже мокроземцы назвали бы низкорослой. Масалин разговаривала с хозяином лошади и осматривала животное. Она не могла направлять, но три другие Хранительницы, которые были способны, уставились в одну точку. Из этого можно было предположить только одно — они увидели как кто-то вдалеке, на краю заснеженного леса позади лагеря, направляет Силу. Разумеется, что направляющая Хранительница Мудрости не могла бы заставить их так вытаращиться. Могла ли это быть Айз Седай? Или больше одной? Лучше пока не будить надежду. Еще слишком рано.

Внезапный подзатыльник заставил ее пошатнутся, и она чуть было не уронила корзину.

«Почему ты стоишь как глыба?» — Зарычала Сомерин. — «Иди работать. Иди, пока я не…!»

Фэйли побежала с максимальной быстротой на которую была способна, придерживая корзину одной рукой и подхватив юбки другой, чтобы на них не попал грязный снег. Сомерин никогда никого не била и никогда не повышала голос. Если она сделала это одновременно, лучше было как можно скорее убраться с глаз долой. Кротко и покорно.

Ее гордость говорила ей бросить вызов и отказаться выполнять поручения, но чувство самосохранения подсказывало, что это лучший способ оказаться под усиленной охраной. Шайдо могли считать гай’шан-мокроземцев ручными животными, но они не были слепыми. Если она хотела сбежать, то они должны были поверить, что она приняла свое пленение как неизбежность, а она давно подумывала о побеге. Чем раньше, тем лучше. И определенно раньше, чем Перрин угадит в ловушку. Она ни секунды не сомневалась, что Перрин ищет ее, что он найдет способ ее отыскать — этот мужчина пройдет сквозь стену, если это втемяшится ему в голову! Но она должна была сбежать раньше этого. Она дочь солдата. Она знала количество Шайдо, и знала какие силы сможет собрать Перрин, и еще она знала, что должна встретить его прежде, чем произойдет сражение. Но сначала ей нужно было решить небольшую проблему — как освободиться из плена. На что смотрели Хранительницы? На Айз Седай или на Айз Седай, которые были вместе с Перрином? Свет, она надеялась, что нет! Еще нет! Но у нее оставались другие дела, и среди них стирка занимала не последнее место. Она несла корзину, пробираясь через бесконечный поток гай'шан, туда, что некогда было городком Майден. Покидающие город несли по паре тяжелых ведер, удерживая их на кончиках шестов положенных на плечи, а входящие несли пустые ведра. Людям в лагере требовалось много воды и ее доставляли таким образом — ведро за ведром. Среди гай’шан было легко различить уроженцев Майдена. Здесь, далеко на севере Алтары, они были скорее бледными, чем темнокожими. У некоторых даже были глаза голубого цвета, но все они были одинаково ошеломлены. Шайдо ночью забрались на городские стены, сломив оборону прежде, чем большинство жителей успели понять, что они в опасности и, казалось, они до сих пор не могут поверить в кошмар, в который превратилась их жизнь.

Фэйли искала конкретного человека, кое-кого, кто, как она надеялась, не носит сегодня воду. Она искала с тех пор, как четыре дня назад Шайдо разбили здесь лагерь. Прямо за городскими воротами, которые были широко распахнуты, она ее обнаружила, женщину в белой одежде выше нее ростом, с плоской корзиной для хлеба у бедра, с откинутым капюшоном настолько, что можно было разглядеть ее темно-рыжие волосы. Казалось Чиад изучает железные ворота, которые не смогли защитить Майден, но она отвернулась от них едва Фэйли к ней приблизилась. Они стояли рядом, не глядя друг другу в глаза, притворившись, что поправляют содержимое корзин. На разговоры между гай’шан не было запретов, но никто не должен был вспомнить, что их захватили в плен вместе. За Байн и Чиад присматривали не так усердно, как за другими гай’шан служившими Севанне, но все могло измениться, если кто-нибудь вспомнит об этом. Почти все в пределах видимости являлись гай’шан, однако к западу от Драконьего хребта слишком многие научились платить за покровительство пересказывая слухи и байки. Большинство сделает все, чтобы выжить, а некоторые, не взирая на обстоятельства, всегда пытаются обустроить свой быт.

"Они ушли в первую же ночь стоянки», — прошептала Чиад. "Байн и я вывели их за деревья и, возвращаясь обратно, запутали следы. Насколько я знаю, никто не заметил их исчезновения.

Удивительно, что имея такое количество гай’шан, Шайдо замечают пропажу даже нескольких из них».

Фэйли издала тихий вздох облегчения. Прошло уже три дня. Шайдо обнаруживали пропажу. Некоторые умудрялись целый день побыть на свободе, но шансы на успех возрастали с каждым следующим днем, и казалось, что Шайдо точно снимутся с лагеря завтра или послезавтра. Они не задерживались на одном месте так долго с тех пор, как схватили Фэйли. Она подозревала, что они могут двинуться маршем на Драконову стену, и, перейдя ее, окажутся в Пустыне.

Было нелегко уговорить Ласиль и Аррелу бежать без нее. Наконец ей удалось убедить их, что они должны передать Перрину, где она находится, рассказать ему о количестве Шайдо и заявить, что Фэйли уже привела в действие свой собственный план побега, и любое его вмешательство может подвергнуть опасности ее и ее план. Она была уверена, что они поверили в это — она действительно была готова к побегу, у нее было несколько планов и один из них должен был сработать. Но до этой минуты она не была уверена, что женщины не посчитают, что их клятвы обязывают их быть рядом с ней. Водные обеты были даже сильнее чем вассальные клятвы, хотя они оставляли достаточно места для всяких глупостей во имя чести. По-правде говоря, она не знала, как эта парочка отыщет Перрина, но в любом случае, они были свободны и ей теперь необходимо беспокоиться только о двух женщинах. Конечно, отсутствие трех служанок Севанны, заметят очень быстро, уже через пару часов, и будут отправлены лучшие следопыты чтобы их вернуть. Фэйли хорошо знала лес, но она не хотела бы состязаться со следопытами айил. Для обычного гай’шан было очень «неприятно» быть пойманным после побега. Для гай’шан Севанны лучше было умереть при попытке сбежать. При самом лучшем раскладе, второй шанс им уже никогда не представится.

"У нас будет больше шансов, если ты и Байн пойдете с нами», — произнесла на тихим голосом. Поток мужчин и женщин, носящих воду, продолжал проплывать мимо них, и никто, казалось, не смотрел в их сторону, но за эти две недели осторожность стала ее второй натурой. Свет, кажется, что прошло уже два года! «Какая разница между помощью Ласиль и Арреле добраться до леса и помощью нам?» Ее доводы были нелепы. Она знала разницу — Байн и Чиад были ее подругами и учили ее айильским обычаям, джи'и'тох и даже немного языку жестов Дев Копья. И она не удивилась, когда Чиад медленно повернулась к ней лицом, и в ее глазах не было и капли кротости гай’шан. Ее голос тоже не был мягким, хотя говорила она спокойно.

«Я помогу тебе всем, чем смогу, потому что Шайдо поступают неправильно удерживая вас. Вы не следуете джи'и'тох. Я следую. Если я отброшу мои долг и честь просто потому, что так сделали Шайдо, значит, я позволила им решать, как мне поступать. Я буду носить белое год и один день, затем, они отпустят меня или я уйду, но я не отрекусь от самой себя». Не говоря больше ни слова, Чиад шагнула в толпу гай’шан.

Фэйли подняла руку чтобы ее остановить, затем позволила ей упасть. Она задавал этот вопрос и прежде, получая более мягкий ответ, и, спросив снова, она оскорбила свою подругу. Ей надо было извиниться. Не для того, чтобы Чиад продолжала помогать ей — женщина не отказалась бы. А потому что у нее была своя собственная честь, даже если она не следовала джи'и'тох. Нельзя обидеть друга и забыть об этом, нельзя так же ожидать от него, что он об этом забудет. Однако, извинения могут подождать. Они не осмеливались разговаривать слишком долго.

Майден был благополучным городом, производителем хорошей шерсти и большого количества довольно качественного вина, но теперь он представлял собой разграбленные руины внутри стен. У кирпичных и деревянных строений крыши были из дерева, и огонь беспрепятственно пожирал город во время грабежа. Южный конец города был заполнен опаленными коробками стен без крыш и грудами почерневших бревен, увешанных сосульками.

Все улицы, и мощенные и простые земляные, были серыми от разнесенного ветром пепла, втоптанного в снег, и весь город вонял горелой древесиной. Вода была единственной вещью, в которой Майден не испытывал недостатка. Но Шайдо, как и все Айильцы, очень высоко ценили воду, и поэтому ничего не смыслили в борьбе с огнем. В Айильской пустыне было мало вещей, которые могли гореть. Они могли позволить городу сгореть дотла, после того как грабеж был закончен, и они так и поступили. Но они трепетали при мысли о нехватке воды, и поэтому позволили мужчинам Майдена вывезти из города фургоны с пожарными помпами, прежде чем надели на них белое. Фэйли думала, что Шайдо наградят этих людей позволив им уйти вместе с остальными, которые избежали участи быть превращенными в гай’шан, но мужчины, которые работали за помпами, были молодыми и сильными, и как раз подходили для той работы, что Шайдо награждали гай’шан. Шайдо придерживались некоторых правил на счет гай’шан: отпускали беременных и женщин с детьми, которым не было года, отпускали так же людей моложе шестнадцати лет и кузнецов, которые были озадаченны и благодарны одновременно.

На улицах валялась мебель, перевернутые столы, стулья и, иногда, кресла, а кое-где попадались раздавленная или разбитая посуда. Повсюду были разбросаны клочья одежды, рубашек, штанов — все было порезано на мелкие кусочки. Шайдо украли все, что было сделано из золота или серебра. Все вещи, которые были украшены драгоценными камнями. Все, что могло быть полезным или съедобным, но в безумии грабежа мебель и утварь выбросили на улицу, а затем оставили, посчитав, что немного позолоты или прекрасной вышивки не стоят того чтобы тащить их на себе. Айил не использовали кресел и стульев, кроме как для вождей кланов, а на телегах и в фургонах для тяжелой мебели не было места. Некоторые Шайдо все еще слонялись вокруг, обыскивая дома, гостиницы и лавки в поисках того, что другие, возможно, пропустили. Хотя большая часть людей, которых она видела, были гай’шан, таскающие ведра.

В городах Айильцев не интересовало ничего кроме складов, которые можно было пограбить.

Мимо нее прошла пара Дев которые древками копий толкали по направлению к городским воротам обнаженного мужчину с безумными глазами, руки которого были связанны за спиной. Несомненно, он думал, что он может спрятаться в подвале или на чердаке, дождавшись пока Шайдо не уйдут. А Девы, по всей видимости, думали, что найдут тайник с монетами или тарелку. Когда огромный мужчина в кадин'сор из алгай'д'сисвай появился прямо перед ней, она попыталась как можно скорее его обойти. Гай’шан всегда уступали дорогу любому Шайдо.

"Ты очень красивая», — сказал он, вставая у нее на пути. Это был самый большой мужчина, которого когда-либо видела Фэйли, возможно футов семи ростом и очень широкий. Не толстый — она никогда не видела толстых Айил, но очень широкий. Он рыгнул, и она почувствовала винный запах. Она навидалась пьяных айил, после того, как здесь в Майдене они нашли бочки с вином. Хотя страха она не чувствовала. Гай’шан могли наказать за множество провинностей, часто за провинности, которые многие мокроземцы не понимали, но белая одежда давала также определенную защиту.

"Я гай’шан Хранительницы Мудрости Севанны», — сказала она самым подобострастным тоном, какой могла изобразить. К ее отвращению у нее получилось очень хорошо. — «Севанна будет недовольна, если я буду разговаривать, вместо исполнения своих обязанностей.» Она снова попыталась его обойти, и задохнулась когда он поймал ее руку в свою ладонь, которая могла обхватить ее запястье, по меньшей мере, дважды.

"У Севанны сотни гай’шан. Она не хватиться одной на час или два».

Когда он подхватил ее, с такой легкостью, с какой подхватываю подушку, корзина упала на землю. Прежде чем она поняла, что произошло, она оказалась у него подмышкой, с руками, прижатыми к телу. Она открыла рот, что бы закричать, но он свободной рукой прижал ее лицо к своей груди. Запах пропитавшейся потом шерсти заполнил ее нос. Все что она могла теперь видеть была серо-коричневая шерсть. Куда же подевались те две Девы? Девы Копья не позволили бы ему это сделать! Любой айил, который увидит подобное, обязательно вмешался бы! Она не ждала помощи от кого-то из гай’шан. Если ей сильно повезет, то один или двое могли бы поспешить ей на помощь, но первым уроком, который заучивали гай’шан был тот, что даже угроза насилия с их стороны приведет за собой избиение палками до тех пор, пока они не взвоют. Первый урок, который заучивали мокроземцы — айильцы уже знали его. Гай’шан было запрещено насилие по любому поводу. Любому поводу. Хотя это ее не остановило, когда она стала яростно пинаться. С тем же успехом, она могла начать пинать стену. Он куда-то двигался, унося ее прочь. Она брыкалась изо всех сил и пыталась его укусить, но ее зубы скользили по мускулам, не давая шанса в них вцепится. Казалось, он был сделан из камня. Она закричала, но ее крик прозвучал приглушенно даже для ее ушей.

Внезапно монстр, который ее нес остановился.

«Я сделал ее гай’шан, Надрик», — произнес низкий голос другого мужчины.

Фэйли лицом почувствовала клокотание смеха в его груди, прежде чем его услышала. Она не перестала брыкаться, не прекращала и своих попыток вырваться или закричать, однако ее похититель, казалось, не обращал на это внимания. — «А теперь она принадлежит Севанне, Безродный», — надменно сказал огромный мужчина — Надрик? — "Севанна берет то, что она хочет. И я беру то, что хочу. Таков новый порядок».

«Ее забрала, Севана», — спокойно ответил другой мужчина, — «Но я-то не отдавал ее Севанне. Я никогда не предлагал Севанне ее купить. Ты забыл о своей чести потому, что Севанна забыла о своей?»

Воцарилась тишина, прерываемая только шумом, который издавала Фэйли. Она ни на секунду не прекращала борьбы. Она просто не могла ее прекратить, но была бессильна как ребенок в пеленках.

"Она не стоит того чтобы из-за нее драться», — наконец сказал Надрик. Его голос не звучал испуганно или обеспокоено.

Его руки разжались, и Фэйли показалось, что парочка ее зубов, зацепившись за его одежду, в ней и останутся, но ей в спину врезалась земля, выбив весь воздух из легких и все мысли из головы. К тому времени, когда она смогла вздохнуть и приподняться на руках, огромный мужчина уже удалялся от нее вниз по переулку, почти добравшись до улицы. Это когда-то был переулок, узкая полоса грязи между двумя каменными зданиями. Никто не увидел бы, что он здесь делает. Озноб, — она не дрожала — озноб пробрал ее, когда она отплевывалась от привкуса от одежды Надрика, глядя ему вслед. Если бы нож, который она припрятала, был в пределах досягаемости, она, не задумываясь, ударила бы его. Недостаточно красивая чтобы из-за нее драться? Какая-то ее часть понимала, что это смешно, но она хваталась за все, что могло поддержать ее гнев в тлеющем состоянии. Чтобы помочь ей перестать трястись. Она втыкала бы в него нож до тех пор, пока не смогла бы поднять от усталости руки.

Вставая на ноги, она с помощью языка убедилась, что все зубы остались на месте. С ними все было в порядке, ни один не был вырван или сломан. Ее лицо было исцарапано грубой одеждой Надрика, а губы разбиты, но сама она была невредима. Она напомнила себе об этом. Она была невредима и могла свободно покинуть переулок. Настолько свободно, насколько это позволялось любому гай’шан. Если среди Шайдо много таких как этот Надрик, который больше не считается с цветом этой одежды, значит среди Шайдо зарождается беспорядок. Лагерь становился более опасным местом, но при беспорядке больше возможностей для побега. Вот как ей следует это принять. Она узнала кое-что, что могло ей помочь. Если только она перестанет трястись.

В конце концов, она неохотно посмотрела на своего спасителя. Она узнала его голос. Он стоял у нее за спиной и спокойно смотрел на нее без тени симпатии. Она решила, что закричит, если он попробует к ней прикоснуться. Еще одна глупость, после того, как он ее спас, но факт остается фактом. Ролан был всего на ладонь ниже Надрика и почти таким же широким, и у нее была причина хотеть пырнуть ножом и его. Он был не из Шайдо, а одним из Безродных — Мера'дин, людей которые покинули свои кланы, отказавшись последовать за Рандом ал'Тором. А еще, он был тем, кто "сделал ее гай’шан». Если говорить честно, то он спас ее от холодной смерти в ту ночь, когда ее поймали, завернув в свой плащ, однако, ей не понадобился бы его плащ, если бы он сначала не сорвал с нее всю одежду. Первое, чему подвергались все гай’шан, это полное обнажение, но это не означало, что она должна его простить.

"Спасибо», — сказала она. Слова жгли язык.

"Я не просил благодарности», — мягко сказал он. — "Не смотри на меня так, словно ты хочешь покусать меня потому, что не смогла укусить Надрика».

Она умудрилась не зарычать на него — с большим трудом. Ей не удалось принять достаточно смиренный вид, как ей ни хотелось, прежде чем она развернулась и пошла в сторону улицы. Хорошо, она попыталась уйти. Ее ноги все еще сильно дрожали, так что заставляли ее пошатываться. Пробегающие мимо гай’шан едва посмотрели в ее сторону, продолжая бегать по улице со своими ведрами. Немногие пленники интересовались чужими неприятностями. У них было достаточно своих.

Подойдя к корзине с бельем, она вздохнула. Корзина лежала на боку, и белые шелковые блузки и черные юбки, которые лежали отдельно, вывалились на грязную, покрытую пеплом мостовую. По крайней мере, по ним, кажется, никто не прошелся. Каждого из тех, кто все утро носил воду, и кому предстояло делать это на протяжении всего дня можно простить, даже если бы он и наступил на одежду, немного оступившись. Ведь повсюду лежали клочки одежды, которая была содрана с жителей Майдена, превращенных в гай’шан. Она постаралась бы их простить. Подняв корзину, она начала собирать одежду, стряхивая с нее пепел и грязь. В отличие от Сомерин, Севанна любила шелк. Она не носила ничего другого. Она гордилась этим также, как и своими драгоценностями, и в равной мере выставляла на показ и то и другое. Ей не понравится, если что-то из ее гардероба невозможно будет отчистить.

Когда Фэйли укладывала в корзину последнюю блузу, к ней подошел Ролан и одной рукой поднял корзину. При взгляде на него слова — «большое спасибо, я могу справится сама» — застряли у нее в горле. Ее ум был единственным оружием, которое у нее оставалось, и она не должна была позволять эмоциям брать над ним верх. Ролан оказался здесь не случайно. Это не было странным совпадением. Она часто его видела после того, как была поймана. Гораздо чаще, чем простые случайные встречи. Он следил за ней. Что он сказал Надрику? Он не отдавал ее Севанне и не предлагал выкупить? Принимая во внимание тот факт, что он ее захватил, хотя и осуждал захват в гай’шан мокроземцев — большинство Безродных тоже были от этого не в восторге — он, очевидно, продолжал заявлять на нее свои права.

Она была уверена, ей не нужно боятся насилия с его стороны. У Ролана был шанс, когда она была обнажена и связана, и в тот момент никаких препятствий перед ним не было. Возможно, ему не нравилось овладевать женщинами таким способом. В любом случае, Безродные были почти такими же чужаками среди Шайдо, как и мокроземцы. Ни один Шайдо по-настоящему им не доверял, а Безродные не совали свои носы в дела Шайдо, соглашаясь с тем, что они считали меньшим злом, но только до тех пор, пока оно оставалось меньшим для них. Если она сможет сделать этого мужчину своим другом, то, возможно, он захочет ей помочь. Не сбежать, конечно, нет — просить об этом было бы слишком, однако… Или не слишком? Единственным способом проверить — было попытаться.

«Спасибо», — сказала она и выдавила улыбку. К ее удивлению он улыбнулся в ответ. Маленькая улыбка, почти не заметная, но Айил не были слишком эмоциональными. Они могли показаться высеченными из камня, пока к ним не начнешь привыкать.

Несколько шагов они бок о бок шли молча. Он нес корзину в одной руке, она придерживала свои юбки в другой. Как будто они вышли на прогулку. Если у вас развито воображение. Некоторые гай’шан смотрели на них с удивлением, но быстро опускали глаза. Она не знала как начать. Ей не хотелось, чтобы он решил, что она с ним флиртует. В конце концов, ему нравились женщины, но он сам ей помог.

"Я присматривал за тобой», — сказал он. — «Ты сильная, мужественная, и думаю, не боишься. Большинство мокроземцев наполовину обезумели от страха. Они шумят, пока их не накажут, а затем плачут и боятся. Я думаю, что в тебе много джи».