Великая игра (№2) - Настоящее напряженное

Дрожа, он вернулся к статуе и простерся на каменном полу.

Ну? — прогремел тот же утробный голос. — Ты не ответил на мой вопрос.

— Боже, я только исполнял ритуал, которому ты меня обучил.

О! — Теперь уже не осталось ни малейших сомнений в том, что голос исходил от статуи. — Ты хотел сказать, Тион обучил? Дош замялся.

— Но разве ты не святой Тион, Боже?

Бог издал странный звук, напоминавший хихиканье.

Ну, не всегда. Во всяком случае, не сейчас. Что ему от тебя нужно? Откуда у тебя эти шрамы на лице? Расскажи-ка ты мне все с самого начала. Но… Дош исполнял свой ритуал несколько раз, в храмах и маленьких молельнях, и каждый раз на него откликался сам Бог Красоты. Конечно, на этот раз он не завершил ритуала, он едва его начал. Но разве аватары Тиона

— не сам Тион? Разве не так говорят жрецы? Тогда почему этот упоминает Бога Красоты как кого-то постороннего?

Впрочем, для расспросов время и место были неподходящие.

— Боже, я следовал за Освободителем, как ты мне…

Да?

— Как ты… мне казалось, ты приказал мне это. Я не помню! — Он начинал паниковать. — Мне нужно было доносить тебе все, что делает Освободитель, разве не так? Тебе нужно было…

Когда это началось? — спросил голос. Теперь он утратил свою устрашающую гулкость и звучал почти мягко. — Ты случайно не выигрывал золотую розу на его… Я хотел сказать — на наших празднествах?

— Да! Да!

В каком году?

— На шестьсот девяносто седьмых празднествах, Боже.

И что случилось потом?

— Я… — Дош застонал. Его била дрожь. Он чувствовал, что вот-вот лишится чувств. — Я не помню! Я стоял на помосте с розой в волосах, раздавая призы победителям. Потом… потом не помню! — На следующий день он отправился в Наг, во дворец, и попросился на службу к принцу Тариону, и его сразу же приняли. Это было почти год назад… Но это же не сходится! — Четыре года? Те празднества были четыре года назад, верно?

Да, четыре года. Ты бы оделся, парень. — Голос бога окончательно лишился божественной мощи и сделался почти задушевным. — Я вижу, ты мерзнешь. Не горюй об утраченных годах. Тебе будет гораздо легче, если ты не будешь их помнить, не сомневаюсь. Рассказывай же. Ты хочешь сказать, что Освободитель здесь, в Таргвейле? Дош подтвердил это, дрожа в мокрой одежде. Три года! Три года его жизни украдены!

Это очень серьезно! Я бы сказал, это опасно! Неужели это Служба послала его сюда, так скоро?

— Кто послал, Боже?

Служба! Церковь Неделимого, если тебе так больше нравится. Гм! Ты, похоже, совсем не знаешь про них. Мой гос… моя старшая ипостась не очень-то любезно обошлась с тобой. Ну что ж, все это очень даже любопытно, не так ли? Хи-хи! Мне нужно повидаться с Освободителем. Ступай и приведи его. Дош испуганно поперхнулся. Д'вард и его армия, должно быть, ушли уже на несколько миль. Да и как сможет он, Дош, уговорить Освободителя повернуть войско? Еще менее вероятно то, что он согласится вернуться сюда один, — таргианская кавалерия рыщет по окрестностям.

Но ослушаться прямого приказа бога — немыслимо. Это может обречь его еще на несколько лет… чего?

Проклятие! Три года его жизни украдены!

Злость и горечь обожгли ему горло. Он повернулся и в упор посмотрел на неподвижное изваяние. Это совсем другой бог. Он не должен позволять своему внезапному гневу обрушиваться на Прилиса. Он не должен спорить с богом знаний, подарившим ему просветление.

И Освободитель… Д'вард сделал для него гораздо больше, чем Тион. Как может он теперь повести Д'варда на смерть?

— Боже, как мне уговорить Освободителя прийти? Это опасно!

Гм!.. Что ж, я понимаю, что ты имеешь в виду. Ладно, твое новое познание убедит его, и… да… Мы найдем кого-нибудь в помощь тебе. Ступай. Озадаченный пуще прежнего, Дош поклонился богу и, спотыкаясь, двинулся к выходу. Он шагнул в ослепительный солнечный свет. Чья-то рука схватила его за волосы и швырнула вперед. Он слетел со ступеней и растянулся на гравии. Сквозь слезы боли он увидел окружавшие его со всех сторон начищенные башмаки.

— …не нагианец! — услышал он чей-то хриплый голос.

— Да, волосы не того цвета, — согласился другой. — Ну что ж, этого можно в расход.

— Верно, скормить его червям.

— Святотатство! — проблеял третий. — Вы нарушаете святость этого места!

— Тогда тащи его за ворота, — предложил первый.

Дош услышал странное поскуливание и сообразил, что это он сам. Грубые руки ухватили его под локти и рывком поставили на ноги. Его окружали восемь или девять таргианских уланов — грубых мускулистых мужиков, чисто выбритых по таргианскому обычаю, в черно-зеленых костюмах для верховой езды, бронзовых шлемах. Он попытался сказать что-то, но не смог внятно произнести ни слова.

За спинами солдат суетился настоятель — он размахивал руками и возмущался святотатством: насилие на ступенях храма, моа нагадили в саду, полное неуважение. Ну да, от почитателей Карзона вряд ли можно ожидать особого уважения к служителю Прилиса. Во всяком случае, эти вояки явно не собирались создавать подобный прецедент.

— А ну шевелись, дерьмо! — приказал старший.

Доша подтолкнули, и тут двери храма за его спиной с грохотом распахнулись настежь.

Стойте! — прогрохотал громовой голос.

Его отпустили. Он пошатнулся и чуть не упал.

Идите сюда, все! — Ни один смертный не мог бы говорить так громко.

Изваяние оставалось мраморным, и все же это была живая плоть. Свиток казался почти пергаментным — Прилис все еще держал его перед собой. Самыми живыми были его глаза — они сияли синим светом, как у Д'варда. Волосы приобрели золотистый оттенок.

Аббат и таргианцы пали ниц. Вошедший за ними Дош почтительно преклонил колена, потом, не веря своим глазам, посмотрел на изваяние. Эта поза… вертикальный свиток — это же совершенно неприлично! Как он раньше этого не заметил? Новое дознание, говорил бог… Шутник издевается над своими почитателями!

Громовой голос прокатился по молельне.

Варвары! Скажите, почему бы нам не стереть вас в порошок за ваше святотатство? Уланы стенали и что-то бормотали.

— Боже! — хрипло взмолился старший. — Мы выполняли приказы. Нам было сказано, что святой Карзон…

Это место не принадлежит Карзону! Ты, Ксаргик Капитан, ясное дело, принадлежишь к мерзкой секте Крови и Молота. И ты тоже, Цуггиг Улан, и ты, Твайкирг Улан… И Прогъюрг Улан тоже. Дикари! А ну, откажитесь от своей присяги! Солдаты взвыли.

Повинуйтесь или умрите, и будете прокляты навеки! — проревел бог еще громче прежнего.

Дрожащими голосами четверо мужчин отреклись от своих обетов Крови и Молоту — судя по всему, какой-то воинской секте почитателей Карзона. Дош решил, что подобный поворот судьбы ему, пожалуй, даже нравится. Понукаемые божественным ревом, мужланы отказались от Мужа и поклялись никогда больше не искать его покровительства. Штаны у всех были мокрые от страха.

Приятно все-таки иметь влиятельных друзей.

А теперь поклянитесь вечно повиноваться нам! Все вы! Поклянитесь, что до конца жизни будете чтить Юношу превыше остальных богов. Уж не забавляется ли сам бог подобным образом? В его громовом голосе слышался странный оттенок, который у смертного означал бы бахвальство. Интересно, как часто второстепенное, непритязательное божество вроде Прилиса позволяет себе быть столь самоуверенным?

Вояки с видимым облегчением принесли обеты Тиону; некоторые из них почти плакали. Дош подозревал, что отступники попадут на небеса довольно скоро, стоит только Карзону узнать о такой смене покровителя — впрочем, не обязательно Карзону. Достаточно и их товарищей.

Так вот, — объявил бог чуть тише, — в мире царит большое Зло, и вы призваны сразиться с ним.

— Так скажи нам его имя, о Боже! — вскричал капитан с явным одушевлением.

Имя ему — Зэц! Вояки испуганно переглянулись.

Вам поручается оказать всю посильную помощь нашему доверенному слуге, Дошу Вестовому, которого вы хотели предать смерти. Вы будете выполнять его приказы беспрекословно и без колебаний, а если потребуется — ценой своей жизни. До тех пор, пока он не освободит вас. Встань, Дош Вестовой. Дош поднялся. Один за другим таргианские уланы становились перед ним на колени и клялись ему в беспрекословном повиновении. Да, это ему решительно нравилось! Да и потом будет нравиться. Вот этот. Молоденький… Прогъюрг, кажется? Да, Прогъюрг Улан — очень даже смазливый паренек… Повиноваться беспрекословно и без колебаний, м-м?

Совершенно неожиданно Дош подумал про Д'варда. Тарион совершенно определенно не видел ничего зазорного в том, чтобы использовать высокое положение для удовлетворения личных капризов. Сам Прогъюрг наверняка не стал бы возражать, ибо таргианцы ставят повиновение старшему офицеру превыше всего, но Д'вард не одобрил бы подобного. Дош чувствовал, что не одобрил бы, хотя не знал почему и откуда он это знает. Ладно, он обдумает нравственный аспект ситуации, прежде чем определит Прогьюрга на выполнение специальных поручений.

Святой отец? — прогрохотал бог.

Старик продолжал лежать.

— Да, Боже?

Дошу Вестовому понадобится и твоя помощь. Помоги ему. Гм. Кажется, все, так? Хи-хи! Ну что ж, теперь вы все наши слуги, так что мы дарим вам свое благословение. Изваяние снова сделалось мраморным.

Бедный Прогъюрг Улан без чувств грохнулся на пол.

38

Армия разбила бивак на развалинах большой усадьбы. От главного здания остались только дымящиеся руины, но некоторые из вспомогательных построек сохранились. Вместе с каменными оградами они помогали спастись от ледяного ветра, усилившегося к вечеру, и скрывали от неприятеля маленькие походные костры. Красный глаз Эльтианы смотрел с темного неба; понемногу высыпали звезды.

Отряд из Соналби собрался в маленьком дворике. Исиан сразу же нашла Прат'ана и начала пробираться к нему, перешагивая через вытянутые ноги. Нагианцы приняли ее быстрее и лучше, чем джоалийцы. Она была женщиной Д'варда, и если Д'вард решил захватить свою наложницу с собой, запретив делать это всем остальным, — что ж, его право, он вождь, и не их дело вмешиваться. Они лишились бы дара речи, если бы узнали, что Д'вард еще ни разу даже не поцеловал ее. Дош Вестовой об этом догадывался, но Дош вообще был омерзительно проницательным типом.

Соналбийский отряд в особенности считал Освободителя своим, поэтому они одобряли его выбор и теперь приветствовали Исиан веселыми воплями и грубоватыми шутками на своем неразборчивом нагианском диалекте. Во всяком случае, они не относились к ней как к малолетней сестренке, что само по себе уже приятно. Разумеется, когда она сказала, что ищет Д'варда, шутники заорали, что ей не стоит утомлять беднягу, пусть подождет хотя бы до ночи, и тому подобное. Остальные смеялись и согласно кивали. Она успела привыкнуть к этому. За неделю, проведенную в армии, она узнала о мужчинах гораздо больше, чем за всю свою прошлую жизнь, и главное, что она узнала,

— это то, что мужчины редко думают о чем-то еще, кроме секса. Их однобокость мышления прямо-таки поражала.

Огромный, плечистый Прат'ан сидел, согнувшись, у одного из костров и жарил что-то, насаженное на палку. Он прикрикнул на шутников, и те угомонились. Потом оскалился в улыбке.

— Полководец уехал на разведку с ребятами из Тойд'лби, госпожа. Они хотели посмотреть, смогут ли они забраться на ту разрушенную башню. Должны скоро вернуться. Побудь с нами. Мы соскучились по женскому голосу. — Остальные закричали что-то в знак согласия.

Исиан немного опасалась такого количества мужчин вокруг себя — странное ощущение, и нельзя сказать, чтобы неприятное. Их внимание льстило. Но она пришла узнать, поможет ли ей Прат'ан освободить Доша, а теперь поняла, что не может просить его об этом на людях. Отношения между нагианцами и джоалийцами были неважными. Она знала, что Д'варда это беспокоит, значит, она не должна делать ничего, чтобы ухудшить положение дел. Прат'ан тоже наверняка знал об этом, так что он может отказаться ввязываться в это дело. Или, напротив, в это ввяжется слишком много народа, и окажется, что из-за нее случился мятеж. Осторожнее!

— Право же, Сотник, я не могу остаться с вами. Мне жаль. Может, в другой раз.

Прат'ан согласился, что да, жаль. Мужчины нуждаются в обществе красивых женщин для поддержания духа. Потом он протянул ей импровизированный вертел. Соналбийцам, объяснил он, сегодня повезло — они нашли болотистый пруд, полный жирных ящериц. Их хвосты — большое лакомство, так что она непременно должна отведать вот этот, пока он еще горячий. Он гордо улыбался.

Она взяла палку, стараясь не смотреть на дымящийся обрубок. Она бы не стала есть ящерицу, даже умирая с голода, но сейчас ящерица могла оказаться очень кстати в том, что ей предстояло сделать.

— Очень мило с вашей стороны, — улыбнулась она. — Как вкусно пахнет! Вы не обидитесь, если я возьму это с собой, нет?

— Увы! Ты разбиваешь нам сердца. Куда это ты так торопишься?

— О… — Исиан уже пробиралась через частокол ног обратно к выходу. — Мне нужно помочь одному другу. Надо сделать что-то, пока Д'вард не пришел.

Разумеется, они поняли ее превратно, но от их грубоватого юмора ее не защитили бы никакие слова. Она нырнула в темноту, а в ушах еще звенели двусмысленные пожелания. Ее отец никогда не говорил так. Д'вард никогда не говорил так. Д'вард вообще отличался от всех. Пожалуй, она не возражала бы, если бы он отличался чуть меньше. Она подумала, что он одобрил бы задуманное ею, — она знала, что он ненавидит жестокость так же, как ненавидит ее она. Впрочем, она настолько рассвирепела, что не особенно заботилась, одобрит он ее или нет.

Она обогнула обугленные остатки конюшни, от которых разило гарью, и подошла к нужному ей сараю. Дверь была приоткрыта, и из-за нее пробивался луч света от лампы. Жуткие звуки прекратились. Не обращая внимания на неприятную пустоту в желудке, она ударом ноги распахнула дверь и шагнула внутрь. Сарай оказался больше, чем казалось снаружи, — пустой, если не считать рабочей лавки у одной из стен. Судя по запаху, в сезон стрижки здесь хранили шерсть.

Двое джоалийцев сидели, вытянув ноги, на лавке. Двое других прислонились к стене, слившись со своими тенями. Дош лежал, скорчившись, на полу, связанный по рукам и ногам. Старые шрамы на его лице скрылись под слоем свежей крови и новых порезов; ноги были в синяках и царапинах. Из-под разодранной рубахи виднелись ссадины на ребрах, хорошо заметные на бледной коже.

— Ба! — Один из сидевших на лавке джоалийцев оторвался от облизывания разбитого в кровь кулака. — Принесла нам обед, да?

— Принесла, да не вам! — Исиан даже не оглянулась на него. Она опустилась на колени рядом с Дошем и вытащила нож. Д'вард дал ей его, когда они уходили из Лемода, посоветовав всегда держать под рукой.

— Эй! — крикнул джоалиец. — Что это ты делаешь?

— Он не может есть со связанными руками, Сотник. — Она перерезала веревку, стягивающую запястья пленника. Веревка глубоко врезалась в плоть, и его руки сильно покраснели.

Дош удивленно покосился на нее и закашлялся, когда веревка наконец упала.

Джоалийский командир оторвался от скамейки, и его тяжелые башмаки застучали по камням. Он был огромен, смугл и с крючковатым носом. Его тень на стене росла по мере приближения к фонарю, делаясь все страшнее.

— Кто тебе это позволил? И с каких это пор предателей кормят прежде, чем честных людей?

Каким бы отвратительным ни казался ей кусок мяса на палке, все четверо джоалийцев жадно смотрели на него.

— Он не предатель, пока этого не сказал Полководец! Вот! — Она протянула свой тошнотворный трофей Дошу, который пытался сесть.

— Погоди минутку, — пробормотал он, растирая руки.

— Давай сюда! — Джоалиец наклонился, чтобы вырвать палку с мясом у нее из рук.

Исиан, не глядя, отмахнулась ею.

— Пойди и ищи себе еду сам! Это для Доша Вестового. — Она попробовала смерить его свирепым взглядом, однако сделать это, стоя на коленях, оказалось не так-то просто.

— Доша Предателя, ты хочешь сказать? То, что ты шлюха нашего полководца, не дает тебе права командовать мною, девка! — Он снова попробовал вырвать у нее мясо. — У тебя нет его разрешения делать это!

— Нет, есть, — произнес Д'вард, входя в сарай. Огромная туша Злабориба Воеводы заполнила дверь за его спиной.

Исиан с облегчением перевела дух. Ей уже начинало казаться, что события принимают нежелательный оборот. Дош улыбнулся ей — его десны тоже были разбиты в кровь. Она сунула ему в руку палку. Он взял ее разбитыми пальцами, но есть даже и не пытался.

Джоалийцы застыли по стойке «смирно». Высокий, с горящими голубыми глазами, Д'вард окинул их взглядом, потом еще более пронзительно посмотрел на Доша. Он старался скрыть свой гнев, и тот наполнял сарай зимним холодом. Он заговорил сначала с Исиан:

— Что ты здесь делаешь, Л'ска?

— Принесла Дошу Вестовому поесть.

— Зачем?

— Я надеялась, что они перестанут мучить его, пока я здесь.

Д'вард вздохнул и смерил ее тем самым раздраженным взглядом, который каждый раз несказанно расстраивал ее.

— Ладно, тогда уж развяжи и ноги. А теперь, Диббер Сотник, я хочу объяснений. Докладывай!

— Господин! Я видел, как этот человек якшается с врагами, господин! — Джоалиец замолчал, словно больше говорить было не о чем. Когда никто ничего не добавил, он заговорил снова, на этот раз уже не так уверенно: — Сегодня днем вы приказали найти его, господин. Его не нашли, господин, так ведь? На закате, господин, мы увидели его в стороне с отрядом таргианцев. Мы следили за тем, как он пытался незаметно проникнуть в лагерь… арестовали его… все, господин…

Глаза Д'варда сверкнули синей сталью.

— Ты не доложил об этом Колгану Адъютанту или Злаборибу Воеводе?

— Э-э… мы ждали вас, господин…

— Значит, вы допрашивали его сами?

— Э-э… да, господин. — Лицо сотника блестело от пота. Боится! Так ему и надо!

— Он сказал тебе что-нибудь?

— Только врал, будто действует по вашему приказу, господин.

— А ты знал, что это не так, да?

Ночное насекомое устремилось на свет и ударилось о фонарь. В наступившей жуткой тишине это прозвучало барабанным ударом. Когда Д'вард снова заговорил, голос его звучал еще тише, но от этого еще страшнее.

— Дош Вестовой, пытался ли кто-нибудь из них остановить происходящее?

— Насколько я слышал, нет. — Странное дело, но он уже жевал хвост ящерицы. С учетом полученных им побоев он выглядел очень даже бодро.

Д'вард объявил свой вердикт:

— Диббер, ты превысил полномочия. Возвращайся в свой отряд. Передай им, что ты снят, — пусть выберут тебе замену. Новый Сотник должен незамедлительно доложиться Злаборибу Военачальнику и дать свои предложения, как тебя наказать. Это относится ко всем вам. Идите!

Принц посторонился, пропуская их, и четверо мужчин понуро исчезли в темноте. Злабориб шагнул в сарай и закрыл за собой дверь. Он улыбался, но вид у него был недовольный. Исиан встала, собираясь оставить их втроем — пусть себе разбираются. То, за чем она пришла, она исполнила. Правда, ей казалось, что она заслужила чуть больше благодарности.

— Тебе лучше остаться, Л'ска. — Д'вард устало опустился на лавку и вытянул ноги. Он брезгливо посмотрел на Доша. — Эй, ты! Во что вляпался на этот раз?

— У меня для тебя послание, — отозвался Дош, не прекращая жевать. Судя по всему, эта гадость ему нравилась. Правда, он мог просто проголодаться.

Удивленная и одновременно польщенная тем, что ее пригласили остаться, Исиан отступила к стене. Она встретилась взглядом с принцем. Он кивнул ей и улыбнулся, и этого она тоже не понимала. Ей нравился тучный военачальник. Он всегда обращался к ней, как к благородной даме.

— От кого? — спросил Д'вард.

Дош с опаской оглянулся на Исиан и Злабориба.

— От друга моего друга. Слуги моего бывшего господина. Того, о котором ты догадался.

— Ага! Теперь ты можешь говорить о нем?

Дош кивнул.

— Слуга отменил… приказы господина. — Он поперхнулся. — Этот ублюдок! Эта свинья! Он украл три года моей жизни!

Он сделал попытку встать. Злабориб наклонился помочь ему, и он, шатаясь, поднялся на ноги.

— С этой ипостасью все в порядке, мне кажется. Он желает видеть тебя.

Д'вард вскинул бровь.

Злабориб не удержался и вмешался:

— Подожди-ка! Скажи сначала, где ты был и как вернулся. И что с таргианцами?

Дош схватился обеими руками за спинку скамьи. Должно быть, он испытывал сильную боль, хотя старался не показывать этого.

— Освободитель…

— Не называй меня так! И говори, не стесняясь. Я полностью доверяю этим людям. Они имеют право знать, что за тайну они хранят. Выкладывай!

— Правда? — с наглым видом спросил Дош. Он никогда не выказывал Освободителю такого почтения, как другие. — Ладно. Я отправился в храм доложиться Тиону. Там я встретил его аватару, Прилиса — бога знаний. Я рассказал ему все, но… Ну, он не Тион!

— Разумеется, не Тион. Они все разные лю… боги. Что еще?

— Он хочет, чтобы ты пришел к нему. Он сказал, это очень важно. Меня провожали несколько таргианцев. Прилис приказал им слушаться меня. Им пришлось принести мне присягу! — Дош попробовал засмеяться, вздрогнул и с искаженным лицом потер ребра.

Исиан и Злабориб снова переглянулись. Он хмурился, но почему-то выглядел не таким удивленным, как она ожидала. Возможно, Д'вард рассказал ему кое-что из тех странных вещей, которые он рассказывал ей, — вещей, которые потрясли бы ее родителей, вещей, которые она сочла бы наистрашнейшей ересью, услышь она их от кого угодно, кроме Д'варда.

— Я видел этот храм, — снова вмешался Злабориб. — Если ты был там, то как же ты нас догнал?

Дош скривил свои разбитые губы в жалком подобии улыбки:

— Я вернулся верхом на моа.

— Но это невозможно!

— Я тоже так думал, но это возможно. Возможно, если ехать вдвоем. Этому ублюдку это не понравилось, но он все же довез меня.

— Придется поверить тебе, — вздохнул Д'вард, немного помолчав. — Что этот тип, Прилис, хочет от меня?

— Балда. У богов не спрашивают.

— Возможно, стоило спросить. — Некоторое время Д'вард молча смотрел на свои колени. — Далеко отсюда до этого твоего храма?

Дош пожал плечами, вытирая рот рукой.

— Миль десять. Мои уланы нас довезут. Ты вернешься к утру.

— Но, Полководец! — вскричал Злабориб. — Вы ведь не собираетесь всерьез…

Однако Д'вард, похоже, собирался. Как может он довериться этому Дошу Вестовому? Исиан не любила Доша. Д'вард говорил ей, за что его не любили остальные мужчины, но это ее мало волновало. Все же было в нем что-то неправильное — правда, не настолько неправильное, чтобы оправдать то, что сделали с ним только что.

— Придется рискнуть, ваше величество, — сказал Д'вард. — Возможно, это и в самом деле очень важно. Если я до рассвета не вернусь, ведите армию к перевалу и не останавливайтесь, ясно? Ни в коем случае не ждите меня и уж тем более не ищите!

— Полководец…

— Не могу же я упустить шанс заполучить в союзники бога, верно? Советуйтесь с Колганом, но право принимать решения — за вами, за исключением тех приказов, которые отдал вам я. Я его извещу. — Он повернулся к Дошу, пытавшемуся скрыть свое удовольствие от того, как верит ему Освободитель. — Ты тоже едешь? Ты выдержишь это — в твоем-то состоянии?

— Ублюдка крепче меня в этой армии нет!

— Знаю. Отлично. Сейчас я закончу обход, а ты пока умойся. Никто не должен знать, что я уехал, а не то за мной увяжется половина нагианцев — что бы я им ни приказал! Сразу же, как…

— Я тоже! — заявила Исиан. Она не позволит, чтобы ее оставляли, как маленькую!

Трое мужчин разом обернулись к ней; она напряженно пыталась выдумать хоть какую-нибудь убедительную причину, по которой ее нельзя оставлять, как маленькую.

— Но, госпожа! — не выдержал Злабориб. — Эта поездка не для…

— Я тоже! Д'вард, ты сам говорил мне, где безопаснее всего!

Безопаснее всего — рядом с ним, говорил он, ибо «Филобийский Завет» предсказывал множество вещей, которые ему предстояло сделать, прежде чем он умрет. И потом, если войску удастся благополучно добраться до Нагвейла и Джоалвейла, что будет с ней, с лемодийской предательницей? Даже если она вернется когда-нибудь в Лемод, ни один уважающий себя мужчина не возьмет ее в жены. И потом она сама хотела быть только рядом с Д'вардом. Она никогда не говорила ему этого, но если он попросит…

Он ухмыльнулся:

— Ты уверена, Л'ска? Это означает нелегкую дорогу и бессонную ночь.

— Уверена!

— Таргианские патрули могут перехватить нас и убить.

— Ты сам не веришь в это, иначе бы ты не поехал!

Он усмехнулся и одарил ее одной из своих редких замечательных улыбок, от которых мир становился светлее.

— Тогда пошли. — Он махнул рукой Дошу. — Поможешь этому ходячему ужасу привести себя в порядок, ладно, Л'ска? — Он вскочил со скамейки и исчез в дверях, оставив двоих мужчин ошалело смотреть ему вслед.

— Что означает этот «Л'ска», которым он тебя обзывает? — спросил Дош.

— Так, прозвище.

Злабориб пожал плечами:

— На классическом джоалийском «ляска» означает «отвага».

— О… — только и сказал Дош.

Исиан этого не знала, но ей это понравилось. Д'вард говорил, что так называется маленькое животное с бурой шерстью, но ее-то волосы были вовсе не бурыми. Они были темно-каштановыми.

39

Когда они осторожно выбрались из лагеря, Д'вард взял Исиан за руку. «Ну вот, так лучше», — подумала она. Потом решила, что он просто снова опекает ее, успокаивая, как маленькую. До сих пор единственный раз, когда он прикасался к ней, — это в ночь переправы через Лемодуотер, в ночь бегства из города. Тогда ее поразила его физическая сила, хотя она всегда считала, что совершенно не обязательно более уверенно двигаться в темноте только потому, что ты мужчина.

И потом эту прогулку вряд ли можно было назвать романтической, ибо взошел Трумб и от его зловещего зеленого света люди казались покойниками — какая уж тут романтика! Для влюбленных больше подошло бы розовое сияние Эльтианы. Кроме того, с ними был Дош — он шел впереди, показывая дорогу. Он шел, как покойник, ну, во всяком случае, как полуживой человек, — ему вообще лучше было бы отлежаться. Так что никакой романтики. Гораздо больше гусиной кожи и страха. Как бы то ни было, она не отнимала руки, время от времени легонько сжимая его пальцы.

Они выбрались из лагеря, так и не замеченные часовыми, что изрядно огорчило Д'варда. Потом Дош сказал, что он лучше пойдет вперед во избежание неприятностей, и наконец-то она осталась с Д'вардом наедине.

— Это ты нежничаешь или просто снова успокаиваешь меня, как младшую сестру?

Он отнял руку.

— Прости.

— За что? Нет, с тобой правда с ума сойдешь!

Его глаза и зубы ярко блеснули в лунном свете.

— Ну, что такого я наделал?

— Нет, меня бесит не то, что ты делаешь, а то, чего ты не делаешь! Как по-твоему, какая женщина потерпит, когда на нее не обращают внимания как раз тогда, когда она совершенно откровенно дает понять, чего хочет!

— Ты имеешь в виду, с ножом? О, я вполне понял послание. В жизни так не пугался!

— Это было до того, как я тебя узнала. Почему ты даже не целуешь меня?

Он вздохнул.

— Я же говорил тебе, Исиан. Я дал слово другой. Ты славная девочка, и…

— Я не девочка!

— И не славная?

— Еще какая славная. Ты только попробуй.

— Чего я хочу — так это разложить тебя на коленке и выдрать как следует.

— Обещаешь сначала снять с меня штаны?

— Исиан! Постыдилась бы!

— Я и стыжусь. Чего я только не перепробовала… — На этих словах она споткнулась и чуть не упала. Д'вард даже не попытался ее подхватить.

Это было унизительно.

Минут через двадцать они вышли к мосту через ручей.

— Пароль? — послышался грубый голос из кустов.

— Цветок стыда, — отозвался Дош. — Капитан Ксаргик?

— Да, господин.

— Нас трое. Ты возьмешь этого человека. И э-э… мальчик может ехать за Цуггигом. Я поеду с Прогьюргом.

— Его скакуну всего пять лет, господин. Лучше…

— Это приказ!

— Как угодно, господин.

Исиан усмехнулась, гадая, заметил ли Д'вард, как упивается Дош возможностью покомандовать; таргианец-то наверняка заметил.

Поездка на моа представлялась ей замечательным приключением. Моа оказались большими — она никогда не думала, что они такие большие. Все новые таргианцы выводили своих скакунов из темноты. Длинные шеи, казалось, поднимались на половину высоты до Трумба, а седла располагались выше головы взрослого мужчины, даже Д'варда! Как она заберется туда? И, что еще более важно, как она оттуда слезет?

Уланы потянули поводья вниз — некоторые даже отрывались от земли и повисали на них. Моа недовольно зачирикали, но все же сложили свои здоровые ножищи и сели.

— Готов, парень? — спросил капитан у Исиан. — Тогда держись, если жизнь дорога, ну!

— Э-э… это вы мне? Готов к чему?

Ближайший к ней улан взлетел в седло, и в то же мгновение Ксаргик Капитан и другой человек оторвали Исиан от земли и почти швырнули ее ему на спину. Она только успела обхватить его руками, как моа взбесился. Он взвился прямо в небо, в то время как остальные проворно убрались с дороги. Он упал вниз и снова взмыл вверх. Он визжал и кричал, он лягался и брыкался. Она отчаянно цеплялась за наездника, крепко прижавшись лицом к его грубой кожаной куртке. Она цеплялась так крепко, что не была уверена, может ли он дышать, и все же седло высоко подбрасывало ее на протяжении, казалось, нескольких часов. Иногда она шлепалась на мохнатый круп моа, иногда на край седла — это было больнее всего. Ноги мотались вверх-вниз, как крылья. Цуггиг орал гнусавые таргианские ругательства, которых она не понимала, а моа игнорировал. Несколько раз она слышала, как Дош кричит от боли — нет, право, ему не стоило этого делать в его-то нынешнем состоянии! Д'варда не было слышно, но вскоре вся ночь, казалось, заполнилась бешено брыкающимися моа. Ох, бедняга Дош!