Вавилон восставший

Когда же солнце поднялось еще выше и воздух начал дрожать от подступающего полуденного жара, царь перевел взгляд с равнины, кишащей толпами рабов, на массивное сооружение, находившееся в ее центре. Оно напоминало распростертого на земле великана, словно паутиной опутанного множеством веревок. Но путы предназначались не для того, чтобы связать его, а, напротив, чтобы поднять. И когда царь услышал, что крики надсмотрщиков и звуки бичей стали громче, он понял: статуя вот-вот займет положенное ей место. Его сон наконец-то становился реальностью.

Исполинская фигура продолжала лежать неподвижно. И на какое-то жуткое мгновение царю в голову пришла страшная мысль: неужели его инженеры допустили какие-то просчеты и подобную громаду просто невозможно поднять с земли, сколько бы рабов ни было в вашем распоряжении? Ибо, вне всякого сомнения, никто доселе не осмеливался предпринимать ничего подобного и даже помыслить не мог о таком.

И тут надрывный скрип тысяч футов крученой пеньки, сливавшийся с истошными воплями рабов, чьи мышцы напрягались сверх человеческих возможностей, уступил место более глухому и громкому звуку статуи, поднимающейся из пыли и медленно, но неуклонно восстающей к своему будущему величию. В страхе открыл царь рот, не в силах отделаться от ощущения, что статуя ожила и теперь приближается к нему.

Раздались крики ужаса и боли — несколько канатов, привязанных к громадному торсу статуи, оборвались, и десятки рабочих, корчась и оглашая долину воплями, рухнули на землю. Огромная фигура, казалось, застыла в нерешительности. Навуходоносор сжал зубы и, как ему почудилось, одним усилием воли заставил ее продолжить движение. И вот фигура вновь подалась вперед и в последнем невероятном усилии, оглашая окрестности грохотом, заняла свое место. Одновременно к небу поднялось облако желтой пыли.

Навуходоносор не слышал криков тысяч людей, были ли то крики боли из-за разорванных мышц и связок или возгласы радости и облегчения оттого, что немыслимая пытка, наконец окончена. Он слышал лишь бешеный стук собственного сердца и хриплое дыхание, вырывавшееся из груди. Царь хватался за край стены и судорожно глотал воздух. Медленно, очень и очень медленно пыль, облекавшая статую, начала рассеиваться под дуновениями ветра, и перед Навуходоносором предстало во всем величии и красоте главное творение его жизни.

И тут, словно кто-то поднес факел к котлу, наполненному маслом посреди кромешной тьмы: лучи солнца коснулись широкого лба статуи, и ее колоссальная голова озарилась золотым светом. Прикрыв глаза от ослепительного зрелища, Навуходоносор издал судорожные рыдания восторга — теперь вся статуя предстала перед ним, вырвавшись из клубов густой пыли. Сначала это были грудь и руки из серебра, затем чрево и чресла из бронзы и, наконец, ноги из железа, попирающие горы сломанных лесов и окровавленных тел.

Возвышаясь на девяносто локтей, мощная и грозная фигура нависала над Вавилоном подобно жестокому и неумолимому божеству.

Когда глаза царя немного привыкли к ослепительному сиянию, он смог получше рассмотреть черты золотого лица. Концы широких губ были опущены вниз в подобии мстительной ухмылки кровожадного чудовища, пустые глазницы излучали свирепость зверя.

И, огласив долину смехом восторга и удовлетворения, Навуходоносор узнал в лице статуи собственное лицо.

52

Бронзовая чешуя загадочно мерцала при свете галогенных ламп. Бросив последний взгляд на сокровище, Исида опустила хвост Змия в нейлоновый пакет. Затем сняла с шеи карточку с лазерным кодом и вставила ее в тяжелую стальную дверь, которая с тихим шипением открылась. Внутри серые металлические полки были почти пусты. Насколько Исиде было известно, лишь в одном сейфе хранилось бесценное ожерелье из Трои, а в двух стальных футлярах находились папирусы из недавно обнаруженной гробницы египетской принцессы Третьей династии. Исида поставила пакет между футлярами и плотно закрыла дверь.

— Похоже на Форт-Нокс, — сказала она. — Не могу представить, как кто-то мог бы проникнуть сюда без специального разрешения. И даже если ему удастся миновать все системы слежения, охрану и остальное, у него на пути будет вот это. — Она постучала костяшками пальцев по двери. — Должна вам признаться, у меня иногда бывают кошмары, в которых я вижу себя запертой в этой комнате. И когда, наконец, дверь открывают, здесь находят лишь старую высушенную мумию, — с содроганием подвела Исида итог сказанному.

— Полагаю, в этом заключалось бы особое, вполне справедливое воздаяние, не так ли? — заметил Мерфи.

— Простите?

— Превратиться в древний артефакт. — Она фыркнула:

— Ну, если бы я была археологом, то, возможно, и так. Мне кажется, это вам следует быть предельно осторожным. — Она поморщилась и приложила руку ко лбу. — О, извините…

Мерфи сжал ей руку.

— Давайте расставим все точки над i. Не надо переживать из-за каждого слова. Не стоит беспокоиться по поводу того, что из-за случайных упоминаний о смерти у меня начнется нервный припадок. Вы можете даже говорить о Лоре, если вам хочется.

Исида с облегчением вздохнула:

— Хорошо. Мне бы этого очень хотелось, то есть я действительно хочу поговорить о Лоре.

Она подошла к двери в стене, представлявшей собой сплошную решетку, и открыла ее с помощью своего лазерного ключа. Когда дверь за ними закрылась, Мерфи взглянул на металлическую пластину с надписью: «МЕСТО СПЕЦИАЛЬНОГО ХРАНЕНИЯ. ВХОД ПОСТОРОННИМ СТРОГО ВОСПРЕЩЕН». Он заметил, что Исида исчезла за углом, и поспешил за ней. Мерфи уже успел понять, что сам никогда не найдет дорогу назад из этого жуткого подземного лабиринта.

— Хранилище проектировалось тем же человеком, что и пирамида Аннахериба?

— Та, что знаменита своими тупиками и ложными коридорами? Как ее называют, «Лабиринт забвения»? — Исида рассмеялась. — Неудивительно.

После длительных переходов она попала к лестнице, которая поднималась к двери, к удивлению Мерфи, выходившей прямо на автомобильную стоянку для сотрудников. Исида заметила, что Мерфи смотрит на будку для охраны, располагавшуюся с одной стороны от входа.

— По одной такой будке есть у каждого входа, — сказала она. — Охранники поддерживают радиосвязь с центральным постом в главном здании. Там ведется постоянное отслеживание через сложную систему мониторов и других электронных устройств.

— Хорошо, и куда мы идем?

— Боюсь, я не разбираюсь в местных ресторанах. Я редко там обедаю. Обычно обхожусь пиццей за своим рабочим столом.

— А вечерами? — Вопрос смутил Исиду.

— То же самое.

— И тоже пицца?

— Почему бы и нет? Чистые углеводы. Минимум калорий. Могла бы стать национальным шотландским блюдом.

— Что ж, в таком случае пицца, и только пицца. — Исида смущенно поджала губы.

— Полагаю, сегодня можно было бы выбрать что-нибудь получше. Как насчет еще одного национального шотландского блюда — карри?

— Все горячее вполне уместно.

— Но вы можете пожалеть об этом, — сказала она, беря его под руку.

На такси они проехали по Двенадцатой улице — одному из нескольких районов в центре города длиной в три мили, заполненному парками, памятниками и правительственными зданиями. Выехали на поверхность на Е-стрит и через какое-то время уже мчались в направлении Чайнатауна.

«Звезда Индии», приютившаяся между закусочной «У Йипа» и «Нефритовым дворцом», была сумрачна и почти пуста. Потягивая чай и закусывая чечевичными лепешками, ученые просматривали меню, а в это время где-то в глубине ресторана звучали мелодии из последних индийских фильмов. Наконец Исида остановила свой выбор на виндалу из креветок, а Мерфи признал поражение, заказав бхуну из курицы.

— Ну-с, расскажите мне о надписи.

— А мне уже начало казаться, что вы никогда не спросите. — Исида расчистила немного места на столе, затем извлекла из сумочки основательно помятый листок бумаги и расправила его. — Ну и задачку вы мне задали! Наверное, самый сложный текст на халдейском, с которым я когда-либо сталкивалась. Однако после вашего звонка я подумала, что все-таки одолела его. По крайней мере, самые сложные места. Теперь я думаю, что вы были правы: верховный жрец Даккури, создавая эту головоломку, лукавил и старался запутать читателя. С одной стороны, он хотел, чтобы читающий текст понял, как найти остальные части Змия, а с другой — стремился к тому, чтобы ими не завладели непосвященные. Поэтому Даккури облек свои объяснения таким густым туманом из причудливых метафор, что сквозь него очень сложно пробраться к истине. Создается впечатление, что суть послания, словно жемчужина, заключена в плотную раковину особого шифра.

— И кто же такие эти «непосвященные»?

— Трудно сказать. Нам известно, что Навуходоносор приказал Даккури избавиться от Змия вместе со всеми другими идолами. Логично предположить, что если бы кто-то, сохранявший верность правителю, обнаружил, где Даккури прячет Змия, он, повинуясь приказу царя, уничтожил бы его. В этом случае и самому Даккури не поздоровилось бы.

— Да, по-видимому. Ну а кто же тогда «посвященные»? Кто, по мнению Даккури, должен был обнаружить Змия?

— Хороший вопрос. — Исида пальцем пробежала по строкам надписи, пока не нашла нужного места. — Вот заклинание. Нечто подобное можно обнаружить во многих древних текстах. Что-то вроде «только чистые сердцем смогут найти то, что они ищут».

— В переводе на современный язык — «хорошие парни».

— Я сказала, нечто подобное. На самом деле вместо слова «чистые» подставлено другое слово, что практически лишает фразу смысла. Буквальный перевод звучит примерно следующим образом: «только темные сердцем» или «только с тьмою в сердцах». — Она улыбнулась. — Так что, боюсь, шансов у вас совсем немного.

— Вас это, наверное, удивит, — возразил Мерфи, — но в данный момент мое сердце переполнено тьмой.

Исида взглянула на него и прикусила губу. Мерфи кивком указал на листок бумаги, который она держала в руках.

— Продолжайте. Что еще он там пишет?

— Здесь есть обращения и к ряду других, менее известных вавилонских богов. И вот, наверное, очень важный кусок. — Она указала на абзац. — «Части священного Змия разбросаны далеко друг от друга, но, несмотря на это, соединены между собой. И тот, кто оказался достаточно мудр…» — все-таки мне кажется, что «лукавый» более точно передает смысл этого халдейского слова, — «…и отыскал первую часть, уже держит в руках и вторую. Найди третью — и тайна возвратится». Последняя часть предложения, откровенно говоря, полностью поставила меня в тупик. Я до сих пор не уверена, что перевела правильно. Но кроме «тайны», не вижу других способов перевода этого слова.

— Тайна… — повторил Мерфи. — Что ж, все понятно. То, что он говорит, фактически сводится к одному: на каждой части Змия имеется надпись, сообщающая, где можно отыскать следующую часть.

— Полагаю, вы правы. — Мерфи улыбнулся:

— Итак… где же вторая часть? — Исида перевернула листок.

— Об этом в самом конце. Как мне представляется, жрец исходил из того, что если в расшифровке его рукописи вы зайдете так далеко, значит, вы определенно «его человек». Ну вот. «Обратись к пустыне, и хозяин Эригаля возьмет тебя за левую руку…»

— И что это значит?

— Эригаль — весьма незначительное вавилонское божество. Многие специалисты по древневавилонской мифологии вообще не включают его в свои работы. Однако мой отец был гораздо более основательным исследователем, чем большинство его коллег, — произнесла Исида с гордостью, — и я отыскала это имя в одной из его старых записных книжек. В функции Эригаля входило выполнение всякого рода мелких услуг для Шамаша, главного вавилонского бога, подобного Зевсу или Одину. Правда, главному только среди мужских божеств. Я не могла понять, к чему клонит Даккури, до тех пор, пока не вспомнила, что Шамаш изначально был солнечным божеством.

— И что?

— А то, что «хозяин Эригаля» — Шамаш, берущий вас за руку, — может означать восходящее солнце.

— И если он берет вас за левую руку, это значит, что вы должны стоять лицом к югу.

— Верно.

— И если вы стоите рядом с Вавилоном лицом к югу, значит, вы смотрите в направлении… Саудовской Аравии.

— «Пустыни».

Появился официант в ослепительно белой рубашке и черной бабочке и поставил перед ними тарелки. Исида тут же убрала со стола свой листок. Вдохнув пряный аромат кушаний, Мерфи внезапно понял, насколько проголодался. Но он не мог начать есть, пока не получил ответ на главный вопрос.

— Но это же громадная пустыня. В ней легко затеряться целой армии, не говоря уже о куске бронзы длиною в фут.

— Здесь Даккури несколько более конкретен, — ответила Исида с некоторым раздражением, словно Мерфи критиковал ее лично. — Далее он пишет: «…по прошествии двадцати дней ищущий утолит свою жажду. И под ногами своими найдет то, что ищет».

Мерфи взглянул на нее непонимающим взглядом.

— Неужели не ясно? По-видимому, он говорит об оазисе. В двадцати днях пути к югу от Вавилона.

Исида торжествующе скрестила руки на груди. Мерфи улыбнулся:

— У этого места есть какое-то название?

— Есть, — сказала Исида, и на ее лице отразилось некоторое разочарование. — В этом-то и вся проблема. У него есть название. И население примерно в один миллион жителей. Если вторая часть Змия находится под Тар-Казиром, вам придется разрыть весь этот современный город, чтобы отыскать ее.

— Я вам очень признателен за все, что вы сделали. — Мерфи сидел в кабинете Исиды, больше походившем на место страшного погрома, и чувствовал себя в нем вполне уютно. — Жаль, что не смогу отплатить вам такой же услугой. О вашей поездке в Тар-Казир не может быть и речи. Поэтому на какое-то время я оставлю у вас в фонде хвост Змия для лучшей сохранности, а затем займусь организацией экспедиции на Ближний Восток для поиска оставшихся частей. Сам. Один.

— А что, если вы действительно найдете вторую часть Змия в Тар-Казире? — спросила Исида. — Я вам понадоблюсь для перевода надписи на ней. Я ведь единственный человек, кто способен это сделать.

Исида чувствовала, что ее голос становится все более пронзительным по мере того, как растет раздражение, но это ее не заботило.

— Вы показали мне логику толкования надписи на хвосте. Мне кажется, я очень многое понял. А если где-нибудь застряну, обязательно обращусь к вам за помощью.

Исида презрительно фыркнула:

— Ха! Вы даже не знаете толком, с чего начать. Не думаю, что вы сумеете отличить клинописный значок от дыры в земле. Однако принимая во внимание то, что вы археолог, а я филолог, подобная путаница вполне оправданна, не так ли?

Мерфи вздохнул:

— Послушайте, я не понимаю, почему вы придаете этому такое значение? Вы же никогда не занимались полевыми исследованиями.

На самом деле Исида тоже не до конца себя понимала. За всю её жизнь ближе всего к полевым исследованиям были бесконечные попытки вытащить книги или бумаги из-под густых слоев пыли в собственном кабинете. Теперь же она сама вызывалась отправиться на другой конец земли в совершенно авантюрное путешествие в поисках артефакта, который если и не является чем-то в прямом смысле слова проклятым, то, по крайней мере, обладает какой-то неприятной и опасной аурой.

Исида сделала глубокий вдох и попыталась сосредоточиться на том сложном водовороте эмоций, который бурлил у нее в душе.

— Я уверена, что вы проявляете ко мне рыцарские чувства и всякую подобную чушь. Но мне бы хотелось, чтобы вы все-таки признали: в поисках частей Змия я непременно вам понадоблюсь.

Мерфи стоял, плотно сжав губы.

— Вы полагаете, что я просто слабая женщина, которая провела всю свою жизнь, зарывшись в древние фолианты. — Исида заметила, что рот Мерфи искривляется в некоем подобии улыбки. — И возможно, вы правы. Но я решила, что пришло время стряхнуть старую паутину. Пришло время показать миру: мой отец был не единственным доктором Макдоналдом, способным пойти на настоящий риск ради научного открытия.

Мерфи едва удержался и не произнес вслух: «Ну и вспомните, чем это для него закончилось».

— Вы очень упрямая женщина, да?

— Да, упрямая и… изобретательная. Вчера я взяла на себя смелость побеседовать с председателем нашего фонда. Он согласился на то, чтобы фонд предоставил для экспедиции свой самолет — я имею в виду, естественно, нашу экспедицию — и полностью ее профинансировал за право выставить Медного змия здесь, в музее фонда. То есть предполагается, что в ходе экспедиции мы найдем тело и голову Змия и привезем их сюда, в Америку.

— Исида, вы очень многое сделали для организации финансирования экспедиции еще до того, как я согласился на то, чтобы вы вообще что-то организовывали. — Мерфи глубоко и устало вздохнул. — В любом случае я вам очень признателен, так как совсем не уверен, что мне удалось бы добраться до Тар-Казира, если бы не щедрые пожертвования вашего фонда.

Исида всматривалась в лицо Мерфи, нервно ожидая его решения.

— Хорошо, — улыбнулся, наконец, Мерфи. — Мы едем в Тар-Казир. Но если возникнут серьезные трудности, я сажаю вас на первый же самолет, летящий в Америку. Согласны?

54

В день, когда Исида Макдоналд и Майкл Мерфи вылетели на Ближний Восток, охранник в своей будке у входа в здание фонда не обратил внимания на пару сапсанов, что вдруг появились из черного фургона, оставленного кем-то на стоянке, и расположились на его крыше. Работа охранника состояла в том, чтобы в течение длительного периода времени всматриваться в экраны мониторов, на которых крайне редко происходило что-то такое, что могло привлечь его внимание, поэтому неудивительно, что к концу дня с наступлением сумерек из-за нескончаемого просмотра однообразной картинки на экране его реакция сильно притупилась.

Если бы охранник заметил соколов, он просто восхитился бы их изящными темными очертаниями, их классическим полетом по спирали вверх, в небо, в восходящих потоках теплого воздуха, поднимавшихся от раскаленного солнцем асфальта, которые птицы умело, использовали в качестве своеобразного незримого трамплина. Будь охранник птицеловом, он сразу же безошибочно узнал бы соколов и, конечно же, улыбнулся бы про себя, приветствуя не столь уж частое явление свободной и совершенной красоты дикой природы в таком крупном городе.

Сапсаны в каком-то смысле были ее символом, и нет ничего удивительного в том, что человеческая ненасытная алчность изгнала их из многих мест привычного обитания. Тем не менее, они удивительно хорошо приспособились к жизни в центре самых современных и густонаселенных городов. В естественных условиях сапсаны обычно селятся на высоких скалах и питаются более мелкими пернатыми. В городах же скалы им заменили небоскребы, а разнообразную дичь долин — многочисленные голуби.

Возможно, в эти минуты охранник пребывал в созерцательном настроении и размышлял о том времени, когда жители оставят города, так как мир будет повержен в нескончаемые конфликты и хаос, а опустевшие небоскребы достанутся стервятникам.

Единственное, чего охранник в те минуты никак не мог предположить, — что через несколько мгновений одна из этих птиц убьет его.

Второй охранник, находившийся в будке у той двери, из которой вышли Мерфи и Исида, также не чувствовал опасности. В момент, когда обе птицы достигли верхней точки своего полета на высоте примерно тысячи футов над землей, охранник в десятый раз прокручивал в голове самый больной для него вопрос. Получаемое им жалованье не могло покрыть долги в казино, не говоря уже о содержании жены, которая, казалось, сваливала всю вину за то, что время делает с ее фигурой и лицом, исключительно на мужа, а злобу вымещала на его же кредитных карточках.

И при всем том он ведь охранник, в самом прямом смысле слова сидящий на золотой жиле. Золотой жиле, от которой у него есть ключ — или, по крайней мере, один из множества ключей. Где-то в глубинах сознания он, конечно, прекрасно понимал: чтобы использовать имеющийся доступ к ценностям, нужен человек не с его скудным умом и более чем скромной изобретательностью. Тем не менее, так же, как многие по старой привычке монотонно жуют табак или неизвестно зачем строгают палочку, охранник день за днем пережевывал эту совершенно бесперспективную мысль. И в ней находил свое главное развлечение.

Предаваясь подобным мыслям, он совсем расслабился, и тут более крупная из двух птиц — самка — на мгновение замерла в воздухе, устремив взгляд на высокую человеческую фигуру, стоящую внизу среди автомобилей на расстоянии тысячи футов от нее. Человек был одет с ног до головы в черное, и для невнимательного взгляда, брошенного на стоянку со стороны, мог легко слиться с множеством предвечерних теней. Но для сокола он был подобен маяку. Отчасти благодаря невероятно острому зрению птицы, отчасти же потому, что она очень хорошо его знала.

И знала, чего он ждет от нее.

Мужчина поднял над головой перчатку сокольничего. Прохожему могло бы показаться, что он просто ловит такси. Правда, странноватое занятие для человека, находящегося посередине автостоянки. На самом же деле он занимался чем-то значительно более странным.

Он призывал смерть, парившую в воздухе.

Коготь взглянул вверх и увидел едва различимую черную точку на фоне нежно-розового неба. Казалось, птица там, высоко, отыскала какой-то незримый нашест и теперь с нетерпением взирает с него. Ей хотелось, чтобы Коготь поскорее перерезал невидимую нить, что сдерживала ее, и освободил для выполнения страшной миссии.

Резко опустив перчатку вниз, он сделал то, чего от него ждала птица. Увидев жест Когтя, она мгновенно развернулась, устремила взгляд на цель и прижала крылья к телу. Сила притяжения сделала за нее остальное.

Сокол, падающий с такой высоты, развивает скорость почти до двухсот миль в час. Человек не способен уследить за ним, он может только услышать звук воздуха, рассекаемого этим живым снарядом из мышц, перьев и костей. Коготь предпочел наблюдать не за птицей, а за ее мишенью и просто ждать неизбежной развязки.

Видя себя в привычных фантазиях богатым и довольным жизнью, охранник лишь на мгновение отвлекся от приятного созерцания, заметив, что мужчина в черном, стоящий между двумя рядами машин, почему-то очень пристально на него смотрит. Показалось это ему из-за игры бликов закатного солнца, или на лице человека действительно застыло выражение заинтересованного ожидания? Что-то в лице незнакомца как будто говорило: «Я знаю такое, чего не знаете вы».

Охранник инстинктивно повернулся направо, краем глаза заметив какую-то падающую сверху тень, и мгновение спустя лезвия, прикрепленные к когтям сапсана, с молниеносной быстротой разрезали ему горло. Уже с перерезанной сонной артерией охранник сделал два шага, прижав руку к разорванной гортани, и в страшных конвульсиях рухнул на землю.

Коготь подождал, пока все кончится, затем приблизился к телу и внимательно осмотрел его, осторожно обходя быстро увеличивающуюся лужу крови. Он запустил руку в карман мертвого охранника, извлек оттуда связку ключей и стал на ощупь искать нужный ключ. Вдруг Коготь услышал шаги за спиной: кто-то шел со стороны охранной будки. Шедший вначале передвигался довольно медленно, но, подойдя поближе, перешел набег. Коготь положил ключи в карман и ждал.

— О' кей, дружок. Ну-ка разгибайся, медленно, и поворачивайся, поворачивайся ко мне. Руки держи так, чтобы я мог их видеть.

Коготь поднял руки и одарил второго охранника самой очаровательной своей улыбкой, означавшей «Неужели вы обращаетесь ко мне, молодой человек?». Искоса поглядывая на тело, распростертое на земле, охранник держал Когтя на прицеле. Поняв, наконец, что он не сможет одновременно и помогать товарищу, и следить за Когтем, охранник потянулся к рации на поясе.

Одна рука Когтя тем временем резко опустилась вниз.

— Я же сказал, руки держи…

Завершение фразы застряло у него в горле, так как второй сапсан нанес охраннику удар сзади, разрубив спинной мозг. Коготь отошел в сторону, а второй охранник тяжело рухнул на асфальт.

Открыв пластиковый пакет, Коготь извлек оттуда пару мертвых голубок, и, казалось, протянул их кому-то незримому. Через несколько мгновений оба сапсана вылетели из тени, удобно устроились на вытянутой руке хозяина и с удовольствием занялись поеданием неожиданного угощения, а их острые когти глубоко врезались в кожаные наручи, которые Коготь носил под курткой.

После этого он возвратился к своему грузовику и усадил самку на насест. Она злобно зашипела, когда Коготь стал надевать ей на голову колпак, но мгновенно успокоилась, внезапно умиротворенная темнотой, в которую ее погрузил маленький капюшончик. Самца Коготь продолжал удерживать за путы и, повернув к охранной будке, пробормотал ему хриплым шепотом:

— Тебе еще предстоит поработать, малыш.

Внутри будки Коготь быстро нашел то, что ему было нужно. Дверь в музей фонда рукописей открылась с приятным щелчком, и Коготь проскользнул внутрь.

Была суббота, однако Фиона Картер решила воспользоваться отсутствием доктора Макдоналд и навести порядок в ее кабинете. Сегодня она доставила себе удовольствие, пообедав в хорошем ресторане, что редко удавалось, когда доктор Макдоналд бывала на рабочем месте. Теперь же Фиону занимала только одна мысль: как ее начальница сумеет поладить с профессором Мерфи в полевых условиях, и кому из них придется тяжелее?

И тут девушка увидела нечто такое, отчего мгновенно забыла обо всем остальном и от ужаса некоторое время просто не могла пошевелиться. Тела обоих охранников были страшно изуродованы и связаны вместе в такой позе, словно перед тем, как убийца нанес им роковой удар, они разучивали какое-то зловещее танго. Фиона наклонилась и попыталась понять, что стало причиной их смерти, но не смогла. Фиона не закричала и не бросилась бежать, как сделали бы на ее месте многие девушки. Она заставила себя войти в здание и набрать номер 911.

Внутри здания царила жуткая тишина. В такое время и в выходной день в фонде никого и не должно быть, но тишина царила какая-то особая, слишком тяжелая, почти осязаемая, как будто все здание, затаив дыхание, застыло в напряженном ожидании чего-то страшного.

Инстинкт подсказал Фионе направиться в отдел специального хранения. Войдя в коридор, она сразу же заметила, что железная дверь в отдел открыта. Фиона заглянула внутрь, уже зная, что должна там обнаружить. Или, точнее, не обнаружить.

Хвоста Змия на полке не было.

На его месте Фиона увидела грубо и поспешно нацарапанное изображение змеи. Змея состояла из трех частей: голова, тело и хвост. Но рядом со змеей был еще более страшный символ. Фионе необходимо было немедленно вызвать председателя фонда мистера Комптона. А затем каким-то образом связаться с профессором Мерфи и доктором Макдоналд. Оставалось только надеяться, что еще не слишком поздно…

55

Вылетев из Вашингтона, они сделали первую остановку в лондонском Хитроу, где самолет пополнил запасы топлива и где сменился экипаж.

Мерфи с Исидой спешили на посадку. Худенькую фигурку Исиды тянула к земле немыслимая тяжесть громадной кожаной сумки, доверху набитой книгами (самыми разными редкими изданиями — у нее просто не было времени на более тщательный отбор нужных источников). Она едва поспевала за Мерфи. Естественно, он несколько раз предлагал свою помощь, но всякий раз наталкивался на решительный и категорический отказ.

— Спасибо, сама прекрасно справлюсь. С вас хватит вашего собственного ценного груза.

С этим трудно было спорить. Конечно, спортивный лук с набором стрел нельзя в прямом смысле слова назвать тяжелым, однако его чрезвычайно неудобно нести. Исида твердо решила, что не станет обременять Мерфи дополнительными заботами.

По крайней мере, одного она сумела добиться: профессор перестал брюзжать по поводу того, что ей лучше было бы остаться дома. В профессиональном отношении Исида ни в чем не уступала Мерфи, однако чувствовала себя неуютно рядом с ним потому, что ничего в ее прошлом не могло по трагичности сравниться с утратой, которую он ныне переживал. Вспоминая о смерти горячо любимого отца, Исида старалась найти способ ощутить примерно те же чувства, что испытывал сейчас Мерфи.

Во время путешествия в Тар-Казир Мерфи и Исида общались мало. Большую часть времени перелета из Вашингтона в Лондон Мерфи проспал. Сон пришел к нему неожиданно, как благословение, и почти сразу же, едва они сели в самолет. Ожидая вылета из Хитроу, Мерфи мерил шагами темные, напоминающие пещерные переходы коридоры аэропорта в полном молчании, подобно человеку, разнашивающему новые туфли. Он старался не думать ни о чем конкретном. Просто привыкал к своей новой жизни, к новому существованию — без Лоры.

Исида чувствовала, что лучше предоставить Мерфи самому себе, он должен набраться сил перед тем сложным и труднопредсказуемым, с чем им предстояло столкнуться. И потому она полностью и не без удовольствия погрузилась в чтение своих обожаемых фолиантов. Несмотря на то, что Исида никогда бы не призналась в этом самой себе, в глубине души ее очень беспокоила необходимость постоянно осаживать Мерфи, по этой причине она решила отшлифовать свои лингвистические способности до смертельной остроты. Если им все-таки удастся найти вторую часть Медного змия, Исида хотела быть уверена в том, что именно ей достанется честь расшифровки ее тайн.

Особенно часто в последние дни она обращалась к старому фолианту, принадлежавшему отцу, — «Малым халдейским апокрифам» епископа Генри Мертона. Вне всякого сомнения, Исида читала эту книгу и раньше, но, как сейчас начинала понимать, без должного внимания. Или, может быть, просто мертонское исследование некоторых малоизвестных аспектов месопотамских верований никогда не казалось ей столь уж важным. Теперь же его всесторонний анализ особенностей вавилонского идолопоклонства произвел на Исиду впечатление работы, как будто специально выполненной для предпринимаемой ныне экспедиции.

Конечно, в годы работы над книгой он был не епископом Мертоном, а всего лишь молодым сельским викарием в отдаленном приходе на сонном юго-западе Англии. Именно там с Мертоном впервые и встретился ее отец. По его словам, оба протянули руку к одной и той же книге в маленьком букинистическом магазине в Дорчестере. Это была «Золотая ветвь» Фрэзера. После долгого спора — каждый горячо отстаивал права другого на названную книгу — отец Исиды все-таки одержал верх (героическое шотландское самопожертвование возобладало над традиционной английской вежливостью).