Безумная полночь

– Я могла бы подрезать их еще короче, – смущенно произнесла Рейчел. – То есть я хочу сказать, что они остались достаточно длинными.

– Вы выглядите великолепно, – заверил ее Джим. Он был явно польщен и взволнован тем, что она согласилась с ним поужинать. К тому же не мог оторвать глаз от ее вышитого платья, плотно облегавшего фигуру. – Раз уж вы посетили наш город, – весело начал он, – позвольте мне вам продемонстрировать местные достопримечательности. Главная из них – фонтан перед зданием администрации, который установили в прошлом году. Средства собирались по специальной подписке. Вода в нем не иссякает почти никогда. – Рейчел рассмеялась, а он, понизив голос, произнес: – Этот безумный вечер принадлежит только нам, мы можем делать все, что пожелаете, но в девять мне нужно будет забрать детей от няни.

Объехав стоявшие вдоль шоссе рестораны, они наконец остановили свой выбор на «Де-Ренне»: там предлагали ужин со свечами, а машину на стоянку отгоняли мальчики в ливреях.

Они сели за столик у окна, откуда открывался вид на старую мельницу. В ярком свете прожектора искрящийся поток воды, вращая колесо, низвергался в зеленый пруд. Когда принесли счет, опасения Рейчел оправдались: ресторан оказался ужасно дорогим, особенно для государственного служащего с двумя детьми. Но Джим с видимым удовольствием положил на поднос рядом с чеком три двадцатидолларовые бумажки.

– Давно не получал такого удовольствия. – Голубые глаза на загоревшем обветренном лице были красноречивее любых слов, а сильная рука как бы случайно потянулась к ее руке.

– Я тоже, – торопливо согласилась Рейчел, в последний момент убирая руку со стола.

«Двое одиноких людей приятно провели вечер, и только», – напомнила она себе. Чувствуя себя немного виноватой, Рейчел украдкой изучала сидящего перед ней высокого светловолосого мужчину. Похоже, он был возбужден происшедшей с ней переменой: новой прической, нарядным платьем, но в первую очередь ее приподнятым настроением. «Неужели я флиртую с ним? – подумала она с удивлением. – Тогда я занимаюсь этим впервые в жизни».

Весь вечер, не давая беседе заглохнуть, они обсуждали проблемы фермерского кооператива. Она сказала Джиму Клакстону, что приехала в Хейзел-Гарденс, чтобы получить от него профессиональный совет и заодно похлопотать о ссуде в банке.

– Что вы думаете о соевых бобах?

– О, я их обожаю, – весело ответил Джим. – Но почему вы заговорили о них? С ними что-нибудь не так?

Рейчел улыбнулась.

– Я вот что имею в виду: не лучше ли нам посеять бобы вместо того, чтобы пересаживать томаты. Конечно, это противоречило бы самой идее кооперации, – торопливо добавила она, – сажать те культуры, которые мелкие фермеры могли бы продавать сами. Если мы вырастим соевые бобы, сможем ли мы продать их оптом? Почти никто из нас не разбирается в таких вещах.

Джим долго размешивал кофе в чашке, обдумывая ответ. Он выглядел великолепно: коричневый деловой костюм, аккуратно причесанные короткие волосы цвета спелой пшеницы. От него исходил чуть уловимый запах цитрусового мужского одеколона. Он явно тщательно готовился к встрече. «В нем есть что-то надежное и привлекательное», – подумала Рейчел, однако неприкрытое восхищение в его глазах вызывало у нее неловкость.

– Соевые бобы неплохая культура, – начал он, взвешивая каждое слово. – Многие фермеры в цент ре штата получают от них приличный доход. Посеяв бобы, вы могли бы решить некоторые проблемы, хотя это вряд ли спасет ваш первоначальный проект. Кто сказал вам о соевых бобах?

– Чтобы посадить бобы, нам пришлось бы просить денег у банка, – сказала Рейчел, оставив вопрос без ответа. – Получается, что нам придется просить денег в любом случае. – Она вздохнула. – Здесь, в Хейзел-Гарденс, мне не слишком повезло. Банки не очень-то доверяют кооперативу мелких фермеров.

Джим понимающе кивнул:

Что вы собираетесь предпринять? Дело в том, что весь проект разработан с таким условием, чтобы члены кооператива учились выходить из затруднений своими силами. Но я могу рекомендовать совету рассмотреть вопрос о субсидиях на посадку другой культуры. В крайнем случае можно будет попытаться найти кого-нибудь, кто поручился бы за нас перед банком.

Допив свой кофе, Джим посмотрел на часы.

– У вас есть кандидатура?

– Нет, а у вас?

В ответ он улыбнулся, в уголках глаз собрались морщинки.

– Миссис Рейчел, если бы я знал ответ на этот вопрос – как найти деньги для фермеров, – я был бы самым известным человеком в округе Де-Ренн. Послушайте, – переменил он тему разговора, – мне очень не хочется расставаться с вами, но я должен забрать детей. Может быть, вы поедете со мной и поможете уложить их в постель, а я угостил бы вас чашечкой кофе. – Увидев, что Рейчел колеблется, Джим добавил: – Мои малыши будут вам самой надежной защитой.

Рейчел посмотрела в его ярко-голубые глаза.

– Я с удовольствием познакомлюсь с ними, – тихо сказала она.

Просторный кирпичный дом Джима Клакстона, выстроенный в стиле ранчо, стоял на поросшем деревьями участке близ шоссе, ведущего в Дрейтонвилл. Рейчел припарковала свою машину рядом с небольшим пикапом, принадлежавшим департаменту сельского хозяйства, и помогла Джиму принести из соседнего дома, где жила няня, спящую двухлетнюю малышку со светлой кудрявой головкой, пахнувшую Молоком и детским шампунем.

– У вас чудесный дом, – шепнула она, когда Джим, стараясь не потревожить четырехлетнего мальчугана, дремавшего у него на плече, отпер дверь и зажег свет в гостиной.

Она была обставлена недорогой раннеамериканской мебелью. Там стояли софа, обитая цветастой тканью, сапожная скамья, выполнявшая роль кофейного столика, а на полу лежал большой ковер, обшитый тесьмой. Примыкавшая к гостиной веранда выходила на освещенный задний двор с густой травой, где валялись трехколесные велосипеды, детские игрушки и стоял маленький пластиковый бассейн.

Джим нес в спальню сына, который теперь через плечо отца во все глаза глядел на Рейчел, шедшую за ними с девочкой на руках.

– Я купил дом ради Келли, – сказал Джим, осторожно опуская мальчика на кровать. – Сынок, – шепнул он ему, – иди-ка в ванную, а я пока поищу твою пижаму.

Когда четырехлетний малыш, сонно покачиваясь, вышел из комнаты, Джим продолжил:

– Но это не помогло, Келли не захотела здесь остаться, она терпеть не могла Хейзел-Гарде не, не хотела быть женой чиновника сельхоздепартамента, но больше всего она не хотела быть матерью. По крайней мере, так она сказала мне перед уходом.

Джим взял спящую девочку у Рейчел и уложил в кроватку. Малышка не пошевелилась, когда он ловкими заботливыми руками поменял пеленку, а потом накрыл ее розовым одеяльцем.

– Но вот что забавно, – продолжал он. – Келли развелась со мной, уехала в Атланту, устроилась на работу, познакомилась там с парнем, вышла за него замуж, и, говорят, теперь она опять ждет ребенка. В жизни случаются престранные вещи.

Стоявший в дверном проеме голый маленький мальчик, который, видимо, сбросил одежду в ванной, смотрел на Рейчел такими же голубыми, как у отца, глазами.

– Вы моя мама? – спросил он. Джим явно смутился.

– Видите ли, ко мне не часто приходят гости, – пробормотал он. – Быстро в постель! – скомандовал он мальчугану и тут же добавил, обращаясь к Рейчел: – Не могли бы вы пока сварить нам кофе? Просто включите кофеварку, я приготовил все заранее. Надеялся, что смогу поговорить с вами, прежде чем вы отправитесь назад в Дрейтонвилл.

Рейчел послушно отправилась на кухню.

– Я никогда не был знаком ни с кем из квакеров, – продолжал Джим, войдя на веранду и взяв из рук Рейчел чашку кофе.

Она слышала подобные признания не один раз.

– Мы больше не носим ни унылых строгих платьев, – с улыбкой сказала она, – ни маленьких серых беретов, ни больших черных шляп. Во многом мы похожи на другие религиозные группы. Хотя мы пацифисты, – добавила она, – и стремимся делать добро.

– Мне ничуть не жаль серых беретов. – Его глаза открыто высказались в пользу кремового платья, подчеркивающего пышную грудь и тонкую талию. – Мне нравится то, что на вас надето.

Рейчел благосклонно выслушала его замечание. Восхищение Джима, его желание подбодрить ее, одобрив новую прическу, не могли оскорбить. Ее не оставляла мысль, что жена Джима была набитой дурой. Как может женщина бросить такого мужа с двумя очаровательными детьми?

– Порой мне кажется, что нам не следовало отказываться от внешних знаков нашей веры, например, строгих платьев, как у меннонитов. Нас критикуют за то, что мы сделались слишком мирскими. – Она заметила, что он отвел глаза. – Но путь наш остался прежним: творить добро и служить ближнему. На богослужении квакеров, – с чувством добавила она, – вы не ощутили бы себя чужим.

Джим устремил на нее ясный взгляд голубых глаз. Этот взгляд говорил: «И вы не были бы чужой в этом доме».

– Рейчел… – произнес он, ставя чашку на стол.

– Я слишком засиделась, – слишком быстро проговорила она. Этот уютный дом, так отчаянно нуждавшийся в женском тепле, неожиданно стал ее угнетать. – Мне пора возвращаться.

– Вы так и не попробовали кофе, – сказал он, отводя глаза. Джим даже не попытался взять ее за руку или обнять, и эта сдержанность тронула ее. – Я провожу вас до машины.

Мягкая, как бархат, южная весенняя ночь, наполненная голосами древесных лягушек и цикад, окутала их теплым покровом. Опершись рукой на кузов своей маленькой машины, Джим Клакстон повернулся к Рейчел, пытаясь задержать ее еще на несколько минут. У нее возникло сильное подозрение, что он хочет ее поцеловать. «Интересно, что чувствуешь в объятиях такого сильного и привлекательного мужчины?» – подумала она, влекомая чисто женским любопытством. Но в следующий момент рассердилась на себя за эти мысли. В темноте она увидела, как Джим наклоняется к ней.

– Рейчел, я не знаю, как вы ко мне относитесь… – начал он.

Еще секунда – и их губы встретились бы… Прижавшись к борту машины, Рейчел попыталась как бы ненароком отвести голову в сторону.

– Если у вас есть кто-нибудь другой, так и скажите, – проговорил он тихо. – Я знаю, вы недавно потеряли мужа, но это не… то есть я бы не хотел, чтобы это…

– Прошло слишком мало времени, – услышала она свой голос. Собственное лицемерие казалось ей отвратительным.

Но Джим поверил ей.

– Мне очень жаль. – Рейчел видела, что это и вправду так. – Но вы такая милая, Рейчел, такая красивая и добрая. Я не хотел обидеть вас. Я понимаю, вы еще не забыли мужа…

Рейчел смущенно кашлянула. Она так далеко зашла в своем лицемерии, что самой не верилось.

– Пора ехать, – притворно заторопилась она. – У меня еще столько дел… – Она продолжала болтать, отчаявшись найти безопасную тему. – Теперь, когда банки нам отказали, нужно что-нибудь придумать.

– Что вам известно о Тиле Коффи? – спросила она, доставая ключи от машины. – Он преподает в старших классах…

– Я знаю, кто такой Тил Коффи, – перебил ее Джим. – Мне известно о нем не слишком много. – Он наклонился, чтобы открыть для нее дверцу машины. – В прошлом году он вернулся сюда, чтобы учить детей, так он сказал. Он никому не делает зла, ведь так?

– Разумеется, – поспешно согласилась она. – Мне сказали… сказали, что Тил Коффи мог бы оказать нам финансовую поддержку. Я просто хотела узнать, что вы о нем думаете.

Не в силах скрыть своего разочарования, Джим Клакстон почесал затылок. По его лицу было видно, Что вечер удался на славу, если не считать двух последних минут.

– Я знаю о нем только то, что в Дрейтонвилле знают все: он единокровный брат Бо Тилсона, вот от-

его имя – Тилсон Коффи. От их старика.

Когда Рейчел подъехала к Дрейтонвиллу, было всего десять вечера. Она нарочно сбросила скорость, не желая возвращаться домой, где, может быть, ее ждал Бо Тилсон.

Затем свернула на главную улицу, пустынную даже в столь ранний час. Во влажном воздухе низины стоял пряный запах цветущих апельсиновых деревьев и жасмина. Высокие дубы, с которых свисали серые пряди мха, отбрасывали густые тени, превращая улицы с редкими огнями в темные тоннели. Этот город перестал быть для нее чужим, но Рейчел переживала утрату иллюзий. Эта прекрасная земля, словно приснившаяся во сне, жила по своим законам. Только сейчас Рейчел начала это понимать. Реальности здесь словно не существовало. И тот, кто этого не знал, оказывался в дураках.

Что с ней и произошло.

Она приехала сюда наивной молодой женщиной, не знающей жизни; человеком со стороны, самонадеянно полагающим, что может что-то изменить с помощью идеалистического проекта. Но изменилась лишь она сама, даже не осознавая этого. Дрейтон-вилл предъявил на нее права, втянул в свои запутанные, противоречивые тайны, прошлые и настоящие. Теперь в этом театре абсурда, с горечью думала Рейчел, она оказалась на сцене вместе с другими персонажами, в избранной компании, где все знали друг друга много лет и по привычке разыгрывали странную мелодраму без начала и, похоже, без конца, так как продолжительность действия зависела только от желания актеров.

В данный момент она исполняла роль «любовницы Бо Тилсона», заменив всем известную Дарлу Джин. На этой сцене она заняла место рядом с несчастной Дарси Батлер, которой, видимо, хотелось бы играть главную роль, и бедным Джимом Клакстоном, наверняка заслуживающим лучшей участи. Центральным персонажем был, разумеется, Бомонт Тилсон в своей знаменитой роли Дьявола Бо, своенравного злодея, искалеченного войной, со странным детством и всем тем, что сделало из него то, чем он был. Там был еще Тил Коффи, который, подобно Рейчел, не по своей воле угодил во всю эту историю, а рядом с ним – красавица Лоретта Буллок и их ребенок. А за кулисами призраки Клариссы и Ли Тилсон, один не лучше другого.

Напоследок Джим Клакстон рассказал ей все, что о них знал. Джим напомнил ей, что ему известно далеко не все, что Бомонты – всего лишь одна семья из многих.

Начнем, к примеру, с красавицы Джесси Коффи, она из семейства Буллок. У них в роду все женщины хороши собой, горды и умны.

«Они всегда утверждали, что происходят от какого-то племени с Золотого берега, – сказал ей Джим. – Буллоки всегда ставили себя выше местных жителей. Но так как никто ничего не знал наверняка, то история об их происхождении оказалась не лучше и не хуже любой другой. Джесси была дипломированной акушеркой, она уехала в Атланту, закончила там университет и вернулась назад. Говорят, Тилсон вскружил ей голову деньгами, подарил машину, исполнял все ее прихоти. По-моему, и он и она пытались наверстать упущенное, то, чего не получили от жизни».

Главная улица Дрейтонвилла спускалась к реке и полуразрушенной пристани. Рейчел остановила машину и стала глядеть на освещенное луной устье Ашипу и залив Святой Елены.

Со временем Джесси Буллок уехала в Чикаго. Тил Коффи, ее сын, пошел учиться в школу и в колледж, а Ли Тилсон за все это платил.

«Он чертовски мало делал для своего другого сына, Бо, – добавил Джим. – Все знали, что они ненавидят друг друга».

Рейчел завела мотор и свернула на песчаную аллею, что тянулась вдоль залитой лунным светом реки, позади магазинов, располагавшихся на Главной улице. Там не было ни души. Даже когда она оказалась на пересечении Главной улицы с шоссе, то заметила, что на станции обслуживания и в кафе «Белый медведь» огни уже погасли.

До ее дома оставалось всего несколько минут. Въехав во двор, Рейчел увидела на песке следы колес, как будто здесь разворачивалась чья-то машина. Она повернула ключ в замочной скважине и толкнула дверь ладонью. И тут к ее ногам что-то упало. Нащупав выключатель, Рейчел наклонилась посмотреть, что это такое.

В тусклом свете передней она не смогла как следует рассмотреть небольшой предмет, обернутый соломой, и понесла его на кухню. Положив непонятную вещицу на полку, она включила свет.

Это была маленькая фигурка. Она сидела прямо, поджав под себя ноги, и была сделана из белой и серой глины, которую можно найти по берегам реки Ашипу. Талия куколки была обернута пучком соломы, а руки, напоминавшие плавники, сложены на животе. С ее головы свисало несколько ниток каштанового цвета, возможно, выдернутых из отслужившего свой век свитера. Два глаза из маленьких белых ракушек смотрели рассеянно и подслеповато. Куколка улыбалась.

Глава 13

– О боже! – вскрикнула Дарси. – Ведь это мамуа, куколка для заклинаний! Я не видела ни одной уже много лет.

– А у меня собралась целая коллекция, – сказала Рейчел.

Она повела Дарси на кухню и указала на полку над раковиной. Там сидели рядком шесть куколок, похожих друг на друга как две капли воды, с темно-рыжими шерстяными волосами, белыми вылупленными глазами, в маленьких юбочках из соломы и улыбками до ушей, выдавленных в мокрой глине.

– Почти каждое утро я нахожу новую за дверью.

– Ну, разумеется, – кивнула Дарси. – Дело в том, что… если ты будешь уносить их, то будут появляться новые! Должно быть, какой-нибудь бедный старый знахарь замучился их лепить!

– Меня хотят уморить? – спокойно спросила Рейчел.

– О господи! Перестань шутить! Ты ведь не относишься к этому серьезно, верно? – Откинув с лица прядь светлых волос, Дарси с тревогой смотрела на Рейчел. – Дорогая, не смейся надо мной. Я знаю, ты не веришь ни во что такое, но ты должна быть осторожной. Ты просто не разбираешься в подобных вещах.

– Нет, не разбираюсь, – призналась Рейчел. – Но мне неприятно думать, что кто-то ненавидит меня.

Ненавидит тебя? – Дарси невольно вздрогнула. – Золотце, это совсем другое! – Длинными пальцами она с опаской взяла одну из фигурок, стоявших на полке. – Колючие дьяволята! В Чарлстоне у меня была старая нянька родом с Эдисто-Айленд, она при ехала оттуда, когда там не то что моста, даже парома не было. И вот она с утра до вечера учила меня всяким заклинаниям – грис-грис. – Пальцы Дарси вздрагивая, бегали по кукле, словно ей было трудно держать ее в руках. – Разумеется, мама ничего не знала, иначе она бы выгнала нас обеих из дома! Дарси торопливо положила куклу на стол. – Это мамуа обеа, – вздохнула она, – гляди, разве она не прелесть? Глаза у нее ничем не выкрашены, потому что у тебя они карие, Рейчел, вот если бы они были голубыми… О боже, голубые глаза к беде… у мамуа обеа, которая за тобой присматривает, должны быть твои глаза.

– Эта штука за мной присматривает? – изумленно спросила Рейчел.

– Рейчел, милочка, послушай. Кто-то посадил мамуа обеа перед твоим домом, чтобы она наблюдала за дорогой и отвращала беду. Если бы угроза шла со стороны реки, то куколку посадили бы на заднем дворе. Понимаешь, – Дарси прикусила блестящую нижнюю губу, – это все прошлые дела, мамуа обеа теперь редко увидишь, но кто-то за тобой следит. По чему бы тебе не посадить ее на крыльцо, где ты ее нашла, и там оставить?

– Я не могу держать эту штуку на крыльце, – возмутилась Рейчел. – Это просто глупо. Почему бы тогда мне не высадить их всех в ряд, словно они собрались повеселиться?

Дарси жестом остановила ее. – Солнышко мое, не смейся! Кто-то действительно тревожится за тебя! Хочет отвратить от тебя беду. Ты много значишь для местных бедняков, обычно гулла не слишком беспокоятся о белых. Наверное, какой-нибудь старый знахарь решил тебе помочь. Молодым теперь на все наплевать.

– Дарси, опомнись, – Рейчел напряженно улыбнулась. – Неужели ты действительно веришь в эту чепуху? К тому же этой дорогой пользуемся только почтальон и я. И кто-то еще, – добавила она, – носится ночью туда-сюда на пикапе. Наверное, местные школьники.

– Какие еще школьники? – встревожилась Дарси. – Ты видела их, знаешь, кто они такие? Когда это началось?

Рейчел отвернулась от нее, чтобы поставить чайник.

– Я не собираюсь заниматься всей этой чепухой, Дарси, оставим этот разговор. Просто какой-то грузовичок, говорю я тебе. А в нем школьники или влюбленные, которые ищут укромное местечко.

Но Дарси лишь возвела глаза к небу.

– Черт побери, я просто не верю своим ушам, Рейчел. Пожалуйста, слушай внимательно. Если ты сделаешь что-нибудь с этими крошечными мамуа, к примеру, вышвырнешь их на помойку, ты страшно оскорбишь того, кто пытается тебе помочь. Тебе это никогда не приходило в голову?

Рейчел отрицательно покачала головой. Это звучало гораздо осмысленнее всего того, что она только что выслушала. Итак, о ней кто-то заботится. Если именно так гулла показывают свою симпатию, то почему бы им не вступить в кооператив?

– Отнесись к этому серьезно, – неодобрительно сказала Дарси. – Кто-то о тебе на самом деле беспокоится. Это настоящие мамуа, а не какая-то подделка. С тобой никто не пытается шутить.

– Мне очень жаль, Дарси… Я не хотела бы никого обижать, но всем этим куклам здесь не место, я просто не могу держать их у себя.

Рейчел, дорогая, постарайся понять. Гулла про сто знают, когда что-то должно случиться. Клянусь тебе, это так!

– Это нелепые предрассудки, и ты сама об этом знаешь.

– Послушай! – воскликнула Дарси. – Быть может, это и предрассудки для тебя, но эти люди попали сюда из Африки, душенька, они издавна верят в подобные вещи. Еще совсем недавно здесь часто устраивались ночные похороны. Обычно гулла хоронят умерших в полночь, как и в те времена, когда они были рабами. Тогда похоронная процессия из сотен людей идет ночью через лес на берег реки, чтобы предать тело земле. Я думаю, это делается для того, чтобы мертвецы не вставали из могилы – поэтому их всегда хоронят выше предельной отметки прилива. Гулла ужасно боятся мертвецов. Они до сих пор поют все эти африканские песни… Я знаю людей, которые ходили на ночные похороны, и, поверь мне, Рейчел, они говорили – у них кровь стыла в жилах!

– Ты не убедишь меня, Дарси. Неужели ты не понимаешь, что это просто детские впечатления. В те годы, когда ты проводила здесь каникулы, твоя психика была особенно восприимчива.

– Не упрямься, Рейчел, – горячо убеждала ее Дарси. – Я знаю, что это не ерунда, а ты нет.

– Ну хорошо, Дарси, – вздохнула Рейчел, не желая продолжать бессмысленный спор. Она поверила только в то, что кто-то стремится защитить ее.

Но от чего?

«Если от Бо Тилсона, – подумала она с легким содроганием, – то это было бы правильно». Но она не видела его уже почти неделю, с тех пор, как он пришел в ее дом требовать еды. С того времени не последовало ни объяснений его отсутствия, ни известий от адвоката, ни телефонных звонков – ничего. Как если бы его потребность в ней, потребность дразнить и мучить ее, потребность заниматься с ней любовью – все разом рассеялось в облаке дыма.

Сначала Рейчел подумала, что Бо Тилсон узнал о ее свидании с Джимом Клакстоном в Хейзел-Гар-денс, которое она и не собиралась скрывать. Она пыталась уговорить себя, что это не имеет значения. Однако каждую ночь лежала без сна, прислушиваясь к любому шороху, ожидая, что он вернется, найдет ее в темноте и подчинит себе ее тело, ее любовь, почти ничего не давая взамен. И, лежа в темноте, думая о своей боли, своем безумии и неизбежном унижении, Рейчел задавалась вопросом: не позвонить ли ей Бо Тилсону – просто так, чтобы узнать, что случилось. Но она не могла заставить себя позвонить в Тихую Пристань. Не знала, сказал ли правду Бо, заверив, что Дарлы Джин там уже нет.

Когда пикап начал ездить взад и вперед по дороге, ей пришло в голову, что, может быть, Бо Тилсон проверяет, дома ли она. Но у него был джип, а не пикап. По дороге же, как она успела заметить в окно, почти еженощно носился, вздымая тучи пыли, темно-голубой или темно-зеленый пикап.

Но магические куклы, в этом она была убеждена, оставлял кто-то другой. Они никогда не появлялись До того, как Рейчел отправлялась спать, как бы поздно это ни случалось. Но на рассвете всегда сидели на крыльце.

По правде говоря, Рейчел не хотела говорить Дарси об этих куклах. У той хватало собственных проблем. Ее утомительные поездки из Чарлстона в Дрейтонвилл, иногда по три раза в неделю, свидетельствовали о том, что у бедняжки Дарси что-то не ладится. Рейчел обнаружила, что с этой красивой легкомысленной девушкой, принадлежащей к высшему чарлстонскому обществу, происходят вещи столь же непонятные, как и все, с чем она здесь столкнулась. Поддавшись внезапному чувству симпатии, она спросила:

– Ну как, Дарси, твои дела налаживаются?

Уголки хорошенького ротика Дарси поползли вниз.

– Мои дела? О господи, я только и делаю, что болтаюсь взад и вперед, дорогуша, но никому до этого нет дела. Я столько миль отмотала на этом «Линкольне», что скоро он развалится на части, и в следующем году я не смогу продать его и купить новую машину. Я просто-напросто впустую растрачиваю жизнь на этого человека.

«Должно быть, она говорит о своем кузене», – с болью подумала Рейчел. Не в силах сдержаться, она сказала:

– Ради всего святого, Дарси, если ты любишь его, то почему бы тебе ему об этом не сказать? Воз можно, он ничего не знает?

– Я говорила, солнышко, много раз, но это не произвело на него никакого впечатления. Он считает меня пустоголовой богачкой, в сущности, так он мне и сказал, только в гораздо более мягких выражениях. – Ее голос задрожал от отчаяния. – Он всегда такой предупредительный, такой любезный, только мне от этого ничуть не легче! Я ничего не могу ему доказать, не могу убедить его, что я совсем не такая, как он думает. Он ведет себя со мной так, словно я пустое место!

Рейчел не знала, что и думать. То, что сказала Дарси, совсем не вязалось с тем, что говорил Бо Тилсон. Значит, он солгал ей, когда уверял, что Дарси никогда не говорила о своей любви? Наверняка Дар» си знает совершенно другого Бо Тилсона, иначе она не стала бы называть его предупредительным и любезным.

– А твой кузен, он знал о своем единородном брате? – не удержавшись, спросила она. – Я имею в виду Тила Коффи, знал ли он о его существовании до того, как тот сюда приехал?

– Какой кузен? – озадаченно спросила Дарси. – Ах, этот! Ты имеешь в виду Бо. Ах, золотце, кто-то уже поспешил рассказать тебе эту старую историю!

– Так это правда? – спросила Рейчел спокойно.

– Похоже, правда. Я не обращаю на такие вещи внимания, здесь скелеты чуть ли не в каждом шкафу. Господи боже, ни для кого не секрет, что Ли Тилсон был большим любителем женщин. А Джесси Коффи была потрясающе красивой, по крайней мере, так говорят. И, вероятно, она была поумнее старика Ли.

На этот раз выкладывала Дарси местные сплетни без обычного энтузиазма.

– Джесси не следовало возвращаться из Атланты в этот замшелый городишко. Дрейтонвилл – это омут, даже для белых. Ее семейство было в шоке, когда они узнали… Буллоки всегда задирали свой черный нос. Гулла гордый народ, Рейчел. Для них Ли Тилсон был просто белой швалью без рода без племени, пусть даже он и был мужем Клариссы Бомонт. Похоже, все вздохнули с облегчением, когда Джесси наконец собрала чемоданы и увезла своего мальчишку в Чикаго. Но Дрейтонвилл ничего не забывает.

Когда Тил приезжал сюда на каникулы, ему давали понять, что он в ответе за грехи своего папаши. Говорят, Тил только в середине второго курса узнал, что Лоретта беременна. Женщины семейства Буллок чуть с ума не сошли, похоже, они и не собирались ничего говорить. Ей было всего шестнадцать.

– О Дарси, как это ужасно! Для всех них.

– Что ж, – Дарси пожала хрупкими плечами, – бедняга Тил совершил ошибку, и его заставили за нее расплачиваться. Знаешь, мне говорили, что он любит своего малыша до полусмерти, а Лоретта даже не позволяет ему видеться с сыном. Полукровок надо пожалеть: они находятся между двумя мирами, белыми черным, и принимают наказание от обоих. Тил уже стал магистром и, как говорили, писал докторскую диссертацию по политологии. Бог знает, что он делает здесь в местной школе. Тебе ведь он нравится, верно?

«Разве Тил может не нравиться?» – подумала Рейчел. Его великодушие, его стремление помочь кооперативу, его неожиданные остроты, за которыми, как она начала понимать, он скрывал свою боль.

– Ах, Дарси, это так жестоко! Разве нельзя все это как-нибудь уладить? Тил и его… Лоретта кажутся такими милыми людьми, она такая… представительная. Я хочу сказать, у нее прекрасная работа в телефонной компании. Им нужно хотя бы попытаться наладить отношения ради ребенка.

– Рейчел, неужели ты совсем ничего не понимаешь? Они без ума друг от друга, просто никто не хочет сделать первого шага! У Лоретты и всех этих чертовых Буллоков собственная гордость. Тил Коффи для них незаконнорожденный ублюдок, сын недостойного Ли Тилсона. А единокровный брат Тила – Бо – тоже не украшает общую картину. Я очень люблю его, но здесь этот чертов безумец никому не нужен, никто не знает, что он выкинет в следующую секунду. Лоретта обвиняет во всем Тила и делает его жизнь невыносимой, а ее мамаша и сестры только подливают масла в огонь. Она ведь ни на шаг от него не отходит, ты заметила? Не гонит прочь и не оставляет в покое. Не знаю, как ей удалось заставить его вернуться сюда, но кажется, будто она водит беднягу на веревочке. Когда Лоретта дергает за нее, Тил прыгает.

– Но это жестоко! – воскликнула Рейчел. У нее мелькнула мысль, что все здесь посходили с ума. – Почти все, о чем ты мне рассказала, случилось много лет назад. Неужели все только и вспоминают о том, что сделали отец Тила или его мать. Или его семья. Это несправедливо. – Она замолчала, пытаясь определить свое место в этой запутанной схеме. – Неужели они все живут прошлым?

– А что им остается делать? – задумчиво произнесла Дарси. – Они так жили веками, Рейчел. Знаешь, что о нас говорят? Что мы, как китайцы: едим рис и молимся предкам. Безумие здесь ни при чем.

Жители этого городка живут только тем, что вспоминают, кто, кому и что сделал, и сводят счеты. И ненавидят друг друга. Ах, Рейчел, – вырвалось у нее, – если бы не это, то я могла бы быть безумно счастливой. Если бы люди могли забыть всех этих Дреитонов и Бомонтов, забыть о том, кто раньше владел рабами и землей и у кого есть деньги сегодня – забыть всю эту ерунду, тогда я схватила бы этого дурня и затащила в постель! И вышла бы замуж за того, за кого хочу!

В том, что касалось кукол, Дарси была права. Рейчел перестала убирать их со ступеней, и последняя куколка осталась на месте, глядя на дорогу и выполняя свои охранные функции. Так как она мешала Проходу, то Рейчел несколько дней спустя посадила ее на блюдце и спрятала под куст алтея у дверей, где ее почти не было видно.