Редакция (№2) - Моролинги

— Под водою тоже есть кто-то разумный?

— Мне иногда кажется, что на Ауре все разумно…

Такими общими ответами на вполне конкретные вопросы очень любит отделываться Ларсон. Я снова спросил:

— Вы писали, что верхушки деревьев на Ауре не качаются от ветра, а вращаются.

— Ну это просто. В полусотне метров от земли спонтанно образуются микроциклоны, или вихри, они закручивают кроны деревьев. По-моему, где-то в тексте я это объяснил.

— Должно быть пропустил… — с сожалением признал я. Задавая этот вопрос, я думал, что получу ответ, по содержательности не превосходящий предыдущий.

— Ну что, возвращаемся?

— Пожалуй.

Но на полдороге он вспомнил, что Цанс ждет его в гостиной, и, быстро извинившись, ускользнул от меня как уж.

Секунду я разрывался между остывавшим бифштексом и возможностью помешать Цансу и Бруберу насладиться обществом друг друга. Выбрал бифштекс.

Виттенгер в ресторане так и не появился, но, вероятнее всего, он успел поужинать до меня.

Когда я найду Шишку, то первым делом подарю ей комлог. Вернувшись из ресторана, я обнаружил на стене ванной комнаты очередное послание:

я подарю вам хорошее фото

Комлог того стоит… Но, как, черт побери, она сюда проникла! Уходя, дверь я запер — это я помнил точно. На всякий случай проверил замок. Конечно, замок на ящике моего письменного стола куда надежнее, но и тут для вскрытия требовался сканер, хотя бы самый примитивный. А у нее, видимо, нет даже комлога.

Я переснял послание, стер и написал свое:

Привет, Ш. Кончай валять дурака. Есть разговор.

Подумав немного, приписал номер своего комлога. Надеюсь, коммутатор на Ауре сообразит не гнать сигнал через Фаон. В противном случае, общаться письмами в туалете гораздо быстрее. Клозетно-эпистолярных романов в моей жизни до сих пор не случалось, но когда-то же надо начинать.

Остаток вечера я корпел над докладом Шефу. В нем я пересказал разговор с Брубером. Отсылать доклад не стал, так как собирался поговорить с Цансом одни на один еще сегодня.

Цанс вернулся в номер в первом часу ночи. Я уговорил его дать мне полчаса.

«И остерегайтесь другой раз уличить во лжи ученого», — напутствовал меня Роберт Грин.

21

Комнату, размером как семь моих, заливал яркий солнечный свет.

— Так же невозможно спать, — сказал я, показав на окно с диагональю метра четыре.

— Это поправимо. — Он нажал кнопку на разноцветной клавиатуре возле телевизора, комната мгновенно погрузилась во мрак. — Хм, погорячился… извините…

Стало чуть светлее.

— Пока освоишь все эти кнопки… — он разглядывал клавиатуру. — Мои окна понимают меня с полуслова.

— Мои тоже, — поддакнул я.

В действительности это было не совсем так, поскольку голосовой транскриптор на моем домашнем компьютере обладал своего рода повышенным интеллектом: когда он считал, что приказ не правомочен или, хуже того, просто глуп, транскриптор делал вид, что мой голос ему неизвестен. С Татьяной у него такой номер никогда не проходит. У меня с ней, кстати, тоже.

— Устраивайтесь, — сказал Цанс.

Два надувных дивана стояли вдоль стен, два кресла — посреди комнаты, напротив журнального столика. Пол был устлан тонким темным ковром, таким же непритязательным, как и мебель. В этом казенном интерьере выделялась только одна вещь: настольные часы. Они стояли на журнальном столике, точно посередине и как бы служили центром всего помещения. Цилиндрический корпус был изготовлен из какого-то светлого тусклого металла. Белый циферблат с крупными черными штрихами вместо цифр прикрывало стекло в форме очень тупого конуса. Часы показывали без пятнадцати двенадцать.

— Я попрошу принести кофе, — сказал он, снова склонившись над клавиатурой.

Одним прыжком я оказался рядом с ним. К счастью, «эскейп» на местной клавиатуре находился там же, где обычно.

— Профессор, я сам схожу и наберу в термос.

— Зачем ходить, когда для этого существуют роботы? Впрочем, вы, вероятно, правы. И у роботов есть глаза и уши. Обойдемся без кофе.

Мне бы кофе не повредил. Я указал на настольные часы.

— Часы отстают на полчаса, сейчас пятнадцать минут первого.

— Вы их другой стороной поверните, — посоветовал он.

Я повернул часы и увидел еще один циферблат; показывал он, как ни странно, четверть первого.

— Видимо, через стол проходит граница часовых поясов. Черт, я теперь не помню, как они стояли. Мы можем перепутать, с какой стороны какой пояс. Но почему у них разница между поясами полчаса, а не час?

— Остроумная догадка, — похвалил меня Цанс. — Но не правильная. Часы имеют по одной оси на каждую пару стрелок. Две часовые стрелки сидят на общей оси, у двух минутных стрелок — своя общая ось. На том циферблате, который вы увидели сначала, время идет назад.

— Ну тогда понятно. Я ошибся, но не сильно. Через стол проходит граница не поясов, а Вселенных. В Другой Вселенной время идет вспять, часы напоминают нам об этом. Но все равно из-за того, что я сдвинул часы, не поймешь в какой стороне Другая Вселенная.

Цанс помотал головой.

— Не надо усложнять. Вы умножаете сущности без надобности. Чтобы объяснить такую простую вещь как часы, вы ввели новую Вселенную, да еще с обратным временем. Для начала, постарайтесь найти объяснение в рамках нашей Вселенной. Впрочем, дабы вы зря не мучились, я объясню сам. Вы видите перед собой так называемые «зеркальные часы». Впервые они появились в начале девятнадцатого века. По замыслу мастера, часы должны были стоять на туалетном столике «обратной» стороной к зеркалу. Прихорашиваясь перед балом или свиданием, знатная дама могла видеть в зеркале не только собственное отражение, но и часы. На обратном циферблате цифры были расположены в обратном порядке и задом наперед, поэтому отражение позволяло определять время так же точно, как и обычный, прямой, циферблат. Однако, несмотря на такие ухищрения, дамы все равно постоянно опаздывали, и мода на зеркальные часы вскоре прошла. На турбазе «Ламонтанья» зеркальные часы стоят в каждом люксе, если это помещение можно назвать люксом.

Куда деваться от этих эрудитов!

Это свойственно нашей науке, ответил бы Цанс.

— Вы правы, — сказал я, — люксом назвать этот номер нельзя. Согласен, часы забавные, и история у них забавная, но я нигде не вижу зеркала. Вероятно, оно в спальне. Почему тогда часы здесь? Нет, хозяева турбазы намекают на что-то другое. Я ставлю на Другую Вселенную. А вы?

— Ни на что. — Цанс прищурился. — Вы прилетели за мной или за моролингами?

— Я проездом по пути к убийце Корно.

Он недоверчиво помотал головой.

— Большой крюк.

— Окупится. Профессор, вы играете в компьютерные игры?

— Если вы снова о моих отношениях с «Виртуальными Играми»…

— Нет-нет, — запротестовал я, — ни в коем случае. Я о СВОИХ отношениях с «Виртуальными Играми». Они очень неровные. Возьмем их последнюю игру «Шесть Дней Творения». Игра моделирует развитие вселенной от Большого Взрыва до возникновения живых существ. Компания объявила приз в один миллион для того, кто дойдет до шестого уровня, то есть для того, кто сотворит приматов. Один мой знакомый довольно успешно продвигался по пути к миллиону, пока вдруг не узнал, что кто-то его опередил. У него опустились руки, он перестал играть и стал ждать появление счастливчика. Но счастливчик, выигравший миллион, не приехал. У моего знакомого создалось впечатление, что «Виртуальные Игры» выдумали победителя, чтобы никому не платить призовой миллион. Однако представим себе, что победитель действительно существует. Поставьте себя на место игрока. Что могло заставить его отказаться от выигрыша?

Цанс не должен был думать над этим вопросом. Он не должен был, отстранив часы, резко встать и подойти к окну, затененному светофильтром. Будь вы трижды известный журналист или, скажем, начальник Департамента Тяжких Преступлений, если вы спросите крупного ученого, почему, дескать, кто-то что-то выиграл или не выиграл в компьютерной игре, он вам рассмеется в лицо и скажет, что с такой ерундой обращайтесь к его младшему сыну — если у него есть сын, или пошлет подальше, если у него нет ни сына ни чувства юмора.

— Профессор, похоже ваши отношения с «Виртуальными Играми» тоже дали трещину.

— Мне нужно обдумать историю вашего знакомого, — сказал он посерьезнев.

Отпущенные мне полчаса истекали, и я ожидал, что меня вот-вот выставят за дверь.

— Забудем об игре. Мне нужна ваша консультация как ученого, а не как потенциального игрока. Я хотел бы вернуться к тому разговору, который мы начали в день вашего отлета с Фаона. Разговор застрял на том, что при некоторых оговорках проблема аттракторов разрешима. Давайте с этого места и начнем…

Пересказывать наш дальнейший диалог слово в слово нет никакого смысла. Мои реплики, в различных вариациях, сводились к одной: «Стоп! Профессор, тысяча извинений, если вас не затруднит, еще раз это место, но, по возможности, на человечьем языке…». Один раз я позволил себе экспромт типа: «В имеете в виду декогерентизацию балк-темпоронного ансамбля вследствие спонтанных гравитационных флуктуаций?». Экспромт пошел во вред, поскольку Цанс вообразил, будто я понял, что такое декогерентизация ансамблей. Последовала фраза про унитарный псевдо-феймановский сумматор, и я снова прибег к реплике, начинавшейся со слова «стоп».

Сорок минут разговора двух глухих вылились в следующее:

Есть на свете частицы, называемые темпоронами . Есть гипотеза, что темпороны туннелируют (не знаю, как это выглядит, но они это вроде бы делают) из Нашей Вселенной в Другую и обратно. Если построить квантовый нейросимулятор с использованием темпоронов, то такой нейросимулятор будет вычислять с бесконечной скоростью, поскольку закон причинности для темпоронов не указ. Разгадка парадокса в заключается в том, что вычисления ведутся сразу в двух вселенных, а в Другой Вселенной, как мы уже знаем, время течет вспять. Цанс яростно протестовал против слова «бесконечный»:

— В мире нет ничего бесконечного. В данном случае, следует говорить: «сколь угодно большой».

Для меня, что бесконечный, что «сколь угодно большой», что десять в пятисотой — разница невелика.

Цанс вошел в раж.

— Бездумное употребление слов вроде «бесконечность» только вредит настоящему пониманию. Идеей бесконечности человек отреагировал на невозможность исчерпывающе ответить ни на один вопрос, ибо очередной ответ порождал новый вопрос. Бесконечность стали замечать повсюду. На самом же деле все зависит от точки зрения. Древние греки не научились суммировать бесконечные ряды не потому что для этого у них не хватило интеллекта, — нет, их отпугнуло само слово — бесконечность. Как можно что-то к чему-то прибавить бесконечное число раз? Ахилл никогда не догонит черепаху, стрела не долетит до цели. Точно так же сейчас спрашивают, как возможно перебрать ВСЕ целые числа, отыскивая решение одного уравнения? Никто ничего не перебирает. Но Диофант подумал бы, что мы перебираем, потому что ничего другого и представить себе не мог. А все дело в когерентизации темпоронного ансамбля…

…И все по новой.

Взяв с Цанса обещание отвечать только «да» или «нет», я ясно и недвусмысленно спросил:

— Возможно ли создание квантового нейросимулятора на темпоронах при современном уровне технологий?

— Возможно, что возможно, — получил я в ответ.

Последовала занудная лингвистическая дискуссия об употреблении таких слов и выражений, как «возможно», «вероятно», «вряд ли» и «только через мой труп». У меня на руках уже был один труп, и никакой необходимости получить второй я не видел. Только по этой причине, а не потому что окончательно перестал соображать, я не стал сопротивляться, когда Цанс, со словами «я хочу спать», вытолкнул меня за дверь.

Мое послание в туалете было на месте. Послание от Шишки, вероятно, еще не дошло.

Ровно в два часа ночи, после душа и после десятиминутной борьбы с пододеяльником, который не желал налезать на одеяло, я замер, вытянувшись в кровати, и подумал, что этот бесконечный день наконец-то закончился. Яна не могла знать, о чем я буду думать, когда ее сообщение дойдет до моего комлога, поэтому я ее извиняю.

Пред отлетом я с ней договорился присылать мне все новости, даже если шанс, что они имеют отношение к моему делу — один к триллиону. Спрашивать что-то самому было бессмысленно, поскольку времени на вопрос-ответ уходит два дня в лучшем случае. Письмо от нее было в формате «видео», потому что Яне плевать на приказ Шефа снизить почтовые расходы. Во время одного из приступов экономии Шеф сказал, что Яна посылает письма текстом, только если в них есть слова, которые она не в состоянии выговорить. Стремясь доказать, что таких слов на свете нет, Яна перестала пользоваться текстовым набором окончательно.

Она затараторила с экрана:

Привет, как жизнь?

Уверена, что когда ты вернешься, ты скажешь, что мы тут без тебя бездельничали. Не хочу дать тебе повод. Мы тут Фаон роем, пытаясь предугадать, что тебе на Ауре может понадобиться. Но, признаюсь, без тебя немного скучновато. А тебе без нас?

Она сделала паузу, будто выслушивая ответ.

Ну, я так и думала…

Ладно, слушай и не перебивай. Из экономии буду говорить быстро.

В стане конкурентов произошел раскол. Известный тебе капитан Ньютроп, пользуясь тем, что босс далеко, загорелся идеей найти убийцу самостоятельно. Мы это используем. Подкинули ему пару идей насчет январской поездки Корно на Землю. Ньютроп связался с Галактической Полицией и теперь нам точно известно, что ни на какую Землю Корно не ездил. Его физиономию поймала камера слежения на Терминале Ауры. Следовательно, он летал на Ауру под чужим именем. Тогда мы подумали, а мог ли Рунд тем же манером посетить Фаон. Нашли его снимок с какой-то древней конференции по субквантовым вычислениям и прогнали по записям с камер слежения на Терминале Фаона. Тут, слава богу, удалось обойтись без Ньютропа и Галактической Полиции. Сектор Фаона — это все-таки наша епархия. Так что ты думаешь? Рунд прибыл на Терминал Фаона тридцатого июня, на Фаон прилетел третьего июля, то есть накануне убийства, пробыл здесь двое суток и улетел. По снимку Амирес Рунда не узнал. Как ты помнишь, в день перед убийством Чарльз Корно никуда из дома не отлучался. Епископ, то бишь Шеф, говорит, что этой поездкой ты сможешь прижать Рунда и заставить его заговорить. Он говорит, ты умеешь это делать…

Ну разумеется умею!

Пропуская мою реплику мимо ушей, Яна тем временем продолжает тараторить:

…По делу Евклида новостей нет, поэтому с новостями вроде всё…

Да, вспомнила, Ларсон дошел до третьего уровня. Какие-то бациллы расплодились по всей планете и жрут планетную кору. Кое-где уже принялись за верхнюю мантию. Ларсон в панике, но что делать не знает.

От Шефа тебе привет, от Нимеша — тоже. Ты заметил, что я сменила прическу? Уверена, что нет…

Еще бы не заметить! Яна постриглась совсем коротко, — как Шишка, и выкрасила волосы в каштановый. Оттенок был светлее, чем у Шишки и темнее, чем у Татьяны. Интересно, как отреагировал Шеф…

…Так знай, это не из-за него.

В общем, у нас все нормально. Ждем твоего возвращения.

Пока…

Нет, не пока… А ты еще говоришь, что у меня хорошая память. Шеф велел тебе не забыть спросить у Брубера про кадр из «Жизни и смерти Роберта Грина».

Вот теперь — пока!

Она помахала ручкой.

Какой-то сумбур. Из-за кого «не из-за него»? Высочайшее напоминание едва не забыла передать…

Шеф прав, надо заставить ее посылать сообщения текстом.

Рунд, возглавляющий секретный проект, тайно покидает Ауру для встречи с кем-то на другой планете. Проект финансируется правительством. Следовательно, он хотел скрыть посещение Фаона от своих ауранских боссов. Любопытно, как он им объяснил отъезд? Отсутствие руководителя не могли не заметить. Стоп, когда пропал второй корпус ЦРН? Катя сказала, в конце июня. Рунд прилетал на Фаон в начале июля. Надо бы уточнить даты. Но у кого? Похоже, на турбазе нет желающих поговорить о катастрофе в Центре Радиокосмических Наблюдений. Нет, не станем привлекать внимания…

Не вылезая из-под одеяла, я включил телевизор и установил связь с ауранским Накопителем — мне нужен был большой экран, поэтому комлог не годился. На Накопителе нашел локус метеослужбы. Открыл архив видеозаписей состояния атмосферы. Выбрал записи, относящиеся к последней неделе мая, ввел координаты Ламонтаньи и стал сравнивать при разрешении в десяток метров. К счастью, облака стояли ниже вершины с ЦРН. Второй корпус присутствовал на записи за двадцать шестого июня, а двадцать седьмого его уже не стало. Были здесь Рунд в это время или нет? На грани: мог быть, а мог и уже улететь.

Черт, как спать хочется.

Я выключил телевизор и укутался с головой в одеяло.

22

В шесть утра я проснулся от холода. Зуб на зуб не попадал. Я зажал в зубах наволочку, стук зубов стал глуше, но по-прежнему мешал мне заснуть. Тогда я встал и полез под душ.

Душ меня согрел, но сон согнал напрочь. Я немного подиктовал доклад Шефу, но с отправлением решил не торопиться.

В ресторане я насчитал по меньшей мере четырех человек, не желавших разделить со мною завтрак. Во-первых Вейлинг. Сидел он, как обычно, один. На мое вежливое «С добрым утром, как спалось?» он не даже удосужился вытащить ложку изо рта. Ел он, по-моему, кашу.

Во-вторых Виттенгер. Перед ним стояла громадная яичница, для бекона понадобилась отдельная тарелка. Я громко сглотнул слюну. «Можешь не спешить, все уже съели», — сказал он.

В-третьих и в-четвертых были Цанс и Брубер. У писателя исчезли синяки под глазами, но они появились у Цанса. Вероятно, не без моей помощи. Я мысленно рассадил всех четверых в ряд и мысленно же провел аукцион — кто больше даст за то, чтобы избавиться от необходимости терпеть меня за завтраком. Проиграл Виттенгер как самый малообеспеченный. В фаонской полиции платят мало.

— Инспектор, — сказал я, — я не выспался потому что дико замерз, но у вас был спальный мешок. Он с обогревом. Отчего ж вы так плохо выглядите?

— Батарейки сдохли среди ночи.

— Хорошо, что не замыкание. Включили бы спальник в сеть.

— Штепсель не подошел.

— Вот он — импорт! Ненавижу антиглобалистов, из-за них на всех планетах разные розетки.

— Розетки не было.

Он сильно ошибался, думая, что таким ответом поставил меня в тупик. Я осведомился:

— К чему же тогда не подошел штепсель?

— Ни к чему.

Резонно, черт побери. Мог бы и не спрашивать — только выставил себя дураком. Решил отомстить:

— Пока вы тут сеете парадоксы и едите… — я прикинул на глаз, — пятое яйцо, Ньютроп плетет против вас интриги. Когда вы вернетесь на Фаон, вы обнаружите убийцу в тюрьме, а Ньютропа в новом «Феррари». Не исключено, что его сделают вашим заместителем.

— Ага, щас! Не дождется… Улетая, я нарочно подсунул ему дюжину подозреваемых, чтобы ему было чем себя занять. В противном случае, он действительно стал бы плести интриги. Все интриги от безделья.

— И от голода, — добавил я в ожидании своих тостов с майонезом.

Биоробот-официант сообразил, что я его не зову исключительно из гордости. Сжалившись надо мной, он приволок тосты, яичницу с беконом и стакан какого-то витаминизированного киселя, который они тут выдавали за цитрусовый сок. Кто-нибудь слышал о таком растении — цитрус?

— Инспектор, вы не позволили бы себе двойную яичницу, если бы у вас не было каких-то новостей.

Виттенгер медленно собирал растекшийся желток хлебным мякишем. Собрав, отправил мякиш в рот, прожевал и ответил:

— Бенедикт был среди туристов, которых отправили на соседнюю турбазу — «Вершину Грез». Сегодня собираюсь туда слетать. А твои планы?

— Предлагаю сэкономить на перелетах и лететь на «Вершину Грез» одним флаером.

Инспектор был заранее готов к такому предложению, но для вида немного покапризничал. Мы договорились встретиться на смотровой галерее в девять ноль-ноль.

Прозрачный лифт пробил крышу турбазы «Ламонтанья» и пополз вверх и вбок вдоль склона, как фуникулер. До авиабазы он полз девять минут — ровно столько ему требовалось, чтобы преодолеть шестьсот метров, отделявших авиабазу от «Ламонтаньи».

Там нас уже ждали. На местном лифте, в сопровождении пилота по имени Дуг, мы поднялись на посадочную площадку. Дуг тараторил, что слетать до «Вершины Грез» — это для него не вопрос, но не хотим ли мы чего-нибудь более интересного и продолжительного — осмотреть окрестности, например, или слетать к океану. Цены, как всегда, умеренные.

— В Центр Радиокосмических Наблюдений свозишь? — спросил я его.

— Нет, — сказал он твердо и перестал что-либо предлагать.

По-моему, Дуг нарочно дал вихревому потоку немного поболтать нас сразу после взлета. Нам с Виттенгером надлежало восхититься, с каким мастерством он вывел флаер из потока. Потом он заложил пару виражей, на мой взгляд, абсолютно излишних, и направил флаер на северо-запад.

Если турбаза «Ламонтанья» напоминала летающую тарелку, то «Вершина Грез», без сомнений, была когда-то боевым кораблем, преследовавшим сапиенские летающие тарелки. Корабль жестко сбросили на вершину горы, он кувыркнулся пару раз по склону и вверх килем застрял в расщелине. Дуг, не снижая скорости, вел флаер прямо на корабль. «Идиот, куда летишь!» — заорал Виттенгер, но не испуганно, а возмущенно. Напугать Виттенгера можно только преждевременной отставкой. На брюхе корабля-турбазы разъехались какие-то створки, флаер на полном ходу влетел внутрь и только там затормозил.

— Ну как? — с довольной рожей обернулся к нам Дуг.

— Жди нас здесь, — приказал я.

— Урод, — проскрежетал зубами инспектор.

Пока мы шли по туннелю от посадочных доков к собственно турбазе, я его инструктировал:

— Инспектор, состройте гражданскую физиономию, либо наденьте темные очки и молчите. А лучше бы вы подождали меня в флаере. Аура — свободная страна, а вы даже не местный полицейский. Если вы станете размахивать своим значком, то никто ничего вам не скажет.

— Ладно, покажешь, какой ты мастер, потом посмотрим, — пробурчал в ответ инспектор.

— Угу, смотрите, слушайте и учитесь.

Мы вошли в помещение, которое в каком-нибудь «Марриотте» или в «Фаон-Шератоне» назвали бы центральным вестибюлем. Помещение было облицовано мягким металлом с крупными круглыми заклепками. Прямо напротив входа светился двухметровый иллюминатор, стекло будто бы отсутствовало — шагай и падай с пятикилометровой высоты. Я мысленно сориентировался, где должна быть долина, а где — гора, и понял, что передо мною довольно искусная голограмма. Впрочем, проверять это бросаясь головой вперед, я не собирался.

Вновь прибывших регистрировал не какой-то там биоробот, а настоящая девушка с голубыми глазами, соломенными волосами, заметным бюстом, ну и прочими достоинствами, которыми не может похвастаться ни один биоробот. Я поблагодарил судьбу, так как, в отличие от девушек, с биороботами я умею общаться только с помощью рубильника «вкл.-выкл».

— Добро пожаловать, — улыбнулась девушка.

— Видите, инспектор, — шепнул я в сторону. — Если бы вы подошли без меня, то вам бы тут же сказали, что полицию они не вызывали.

— Милая… хм… Брунгильда…

Бывают ли Брунгильды милыми, вот в чем вопрос. Имя я прочитал на карточке, прикрепленной чуть выше левой груди. Если бы Брунгильда встала рядом с низкорослым Шефом, то он бы не смог прочитать, что написано на карточке — карточка висела, вернее, лежала на груди почти горизонтально.

Итак, я начал:

— Милая Брунгильда, вы просто обязаны нам помочь. Наш друг, отправляясь на Ауру, сказал нам, что остановится на самой лучшей турбазе в Ламонтанье. Не пробыв в Ламонтанье и одного дня, мы догадались, что он имел в виду «Вершину Грез». Теперь мы горим желанием к нему присоединиться. Однако для уверенности мы хотели бы уточнить, действительно ли наш друг находится у вас.

— Разумеется, он живет у нас, — не задумываясь выпалила Брунгильда. — Ведь мы, как вы совершенно верно подметили, лучшая турбаза во всей Ламонтанье.

Инспектор удовлетворенно хмыкнул.

— А вдруг он уехал, — возразил я. — За десять дней его планы могли поменяться.

— Как его имя?

— Друга зовут Бенедикт Эппель. Но он мог быть и не один. Имени его спутницы мы не знаем, она, ха-ха, их часто меняет.

Брунгильда взглянула на экран и сказала, что в списке уведомлений такого нет.

— В каком списке? — удивился я.

— В списке уведомлений. Прибыв на турбазу, каждый гость помечает в анкете, желает ли он, чтобы о его пребывании мы уведомляли третьих лиц.

Понимая, что проигрываю, я снова возразил:

— Я — не третье лицо.

— Нет, несомненно третье, — уперлась Брунгильда.

Виттенгер, вместо того чтобы подыграть, выложил на стойку снимок Бенедикта.

— Вот наш друг. Вероятно, он остановился под другим именем.

— В таком случае, он точно не желает, чтобы его беспокоили, — нахмурилась Брунгильда. — К сожалению, ничем не могу помочь.

— Ну вот, незадача, — сказал я растерянно. — А мы уж было подумали, что нашли… Выходит, надо лететь дальше. Кто у нас на очереди, — обратился я к Виттнегеру, — турбаза «Ламонтанья»?

— Там вам тоже ничего не скажут, — позлорадствовала Брунгильда. — Правила для всех одинаковы. Зря потратите время.

Мы отчалили от стойки портье-Брунгильды, послонялись немного по вестибюлю, а когда Брунгильда отвлеклась, прошмыгнули мимо стойки в лифтовый холл, оттуда — к лестнице. Слово «прошмыгнуть» относится только ко мне. Инспектор прошмыгивать не умеет или считает для себя не солидным. Он опрокинул какую-то никелированную инсталляцию, поддерживавшую чашу с голубыми светящимися шариками, два шарика я поймал, остальные покатились по полу, но бесшумно, поскольку пол был покрыт чем-то вроде прозрачной резины трехсантиметровой толщины. Сквозь резину ясно просматривалось металлическое покрытие. Когда идешь по такому покрытию, создается ощущение, что ноги до пола не достают.

Инспектор взял на себя этажи ниже вестибюля, я — этажи выше.

По коридорам, меж инсталляций с шариками, бродили постояльцы и роботы-уборщики — этакие сапоги-скороходы метровой высоты на трех коротких ножках, обутых в роликовые коньки. Над носком сапога-скорохода прикреплена корзинка, куда робот складывает щетки, моющие средства и грязное белье, если белье необходимо отвезти в прачечную. Две гибкие лапы с клешнями разных размеров могут вытягиваться на метр, но в походном положении втянуты внутрь корпуса.

Дабы отомстить Брунгильде, я вырубил парочку роботов, они так и замерли: один — со шваброй наперевес, другой — с угрожающе поднятым баллончиком освежителя воздуха. Когда я его вырубал, робот как раз нажимал на кнопку распылителя. Приторно-сладкий запах перебродившего клубничного варенья стал заполнять коридор. (Запах перебродившей клубники мне знаком по маминым посылкам с домашним вареньем — но это так, к слову…)

Постояльцы решили, что взбесившийся робот-террорист устроил газовую атаку. Поднялась паника. На шум прибежала горничная и, прикрывая платком нос, смело бросилась на робота. Я не мог позволить, чтобы молоденькая девушка приносила себя в жертву ради каких-то трусливых постояльцев, когда для этого есть я — лучший оперативник Редакции.

Придержав горничную за кружевной фартук, я ринулся вперед и ловким пинком выбил баллончик из механической лапы. Все вздохнули с облечением… и сразу же закашлялись.

Горничная утирала платком слезы.

— Вы чем-то огорчены? — спросил я и протянул бумажную салфетку.

— Глаза щиплет, — объяснила она. — Я тысячу раз просила заменить клубничный запах на хвойный.

Я погладил девушку по спине.

— Что вы там ищите? — спросила она строго.

— Выключатель. Как только вы замрете, как тот робот, я утру вам слезы и поцелую.

— Идите, целуйте роботов, — махнула она в сторону замерших машин. — Или это вы их выключили? — она подозрительно прищурилась.

— Что вы, разве я смог бы?! Да и что за интерес целоваться с роботами. У них губы холодные… бррр, — я изобразил, как неприятно целоваться с роботом.

Она засмеялась. Теперь казалось, она плачет от смеха.

— Я не настолько смешной, чтобы по этому поводу лить слезы, — заявил я. — Но если вы принципиально против поцелуев, то хотя бы скажите, не останавливался ли у вас вот этот симпатичный юноша.

Я показал ей снимок Бенедикта.

— Да, я его помню, — уверенно кивнула она, — имя у него еще такое… старомодное.

В первое мгновение, я не поверил своей удаче.

— Его зовут Бенедикт Эппель. Вы уверены, что это он?

— Да, он самый.

— Он сейчас у вас?

— Сейчас? Нет, я два дня его видела. Но номер он оставил за собой. Кстати, на самом деле он был крайне несимпатичным. О клиентах так нельзя отзываться, но, по-моему, у него не все дома.

— Что он выкинул на этот раз?

— Ах, следовательно, вы с ним уже имели дело, — она обрадовалась тому, что ей не придется долго доказывать мне, что несимпатичный юноша был не в своем уме.

— Имел-имел, занятный парень… Ну вы рассказывайте, не стесняйтесь.

— Сначала он вел себя, как самый обычный постоялец…

— Они всегда сначала ведут себя, как обычные постояльцы, — поддакнул я. — Извините, я вас перебил.

Она продолжила:

— Он показался мне вполне приличным молодым человеком, занял недорогой номер, единственное, на чем он настаивал — чтобы окна выходили на юго-запад. Мы предложили ему один из таких номеров — недорогой и с окнами, куда он хотел. Он пожелал сначала убедиться, что номер ему подходит. Мне поручили проводить его, тогда мы и познакомились. Номер ему не понравился. Как я поняла, ему не понравился вид из окна. Он попросил соседний. Жилец оттуда еще не выехал, но планировал выехать ближе к вечеру.