Горькие узы (№2) - Леди Печалей

Но Рона была не совсем такой, как Урсилла.

После беседы животное опять ныряло под воду, не меняя образ. Рохейн догадывалась, что если даже Рона не любит своего мужа, она уважает его и не хочет предавать.

Немало молодых людей на острове страдало от неразделенной любви, и появление новичков только осложнило ситуацию. Через несколько дней после их приезда Джорджиана Гриффин привлекла внимание одного из самых завидных молодых людей острова.

Севран Шоу был фермером и корабельных дел мастером. Он родился на острове, но очень много путешествовал на своем баркасе по морям Эриса, прежде чем вернуться домой и осесть. Островитянин был хитрым, умным, с чувством юмора и неплохим достатком. Дожив до тридцати лет, он до сих пор не женился. Несколько молодых деревенских красавиц надеялись разделить с ним жизнь, но он не влюбился ни в одну из них, пока не увидел Джорджиану. Эта девушка, воспитанная в изысканной атмосфере Двора Каэрмелора, отказывалась выслушивать предложения Севрана и даже принимать островитянина в качестве друга. Проходили недели, но его любовь становилась только сильнее, хотя Джорджиана избегала молодого человека, и они очень редко встречались. Очевидно, его чувству суждено было остаться неразделенным.

Были в Тамхании-Таваале и загадки. Хотя в единственной деревне острова обваливались стены, целые груды дерева были вкопаны в землю неизвестно для чего. Некоторые стояли вертикально, как деревья без веток, другие поддерживали ветхий пирс и недостроенный мол, выдающийся в море, но слишком короткий, обрывающийся где-то на середине. Все эти бревна покрывали засохшие останки мидий и морских уточек.

Когда Рохейн спросила, для чего нужны эти бесполезные, развалившиеся сооружения, Авенель ответил, что деревня за последние десять лет поднялась на шестнадцать футов, поэтому гавань должна быть перестроена. В местных легендах говорится, что остров иногда проплывает через прошлые столетия, дрейфует по океаническим течениям, пока его не остановит какая-нибудь подводная скала или другая преграда, и там он задерживается на некоторое время. С этим процессом связывают изменение положения деревни.

Приятным развлечением для Рохейн стал рыночный день. В полнолуние на старой деревенской площади устанавливались столы, и жители со всего острова собирались там, чтобы продать свой товар. Проезжая однажды через рынок вместе со слугами, Рохейн заметила женщину в платье цвета герани. На плечи островитянки была наброшена шаль. Проходя вдоль столов, женщина предлагала на обмен баночки с медом, букеты гиацинтов, яблочный сидр и уксус в керамических бутылочках.

Ее лицо привлекло внимание Рохейн. Что-то в нем показалось знакомым. В душе затеплилась надежда. Неужели она наконец встретила человека из своего прошлого? Спешившись, девушка отдала поводья конюху и подошла к женщине.

Та поклонилась.

— Вы меня знаете? — спросила Рохейн.

Годы и страдания оставили свои отпечатки на лице женщины, но ее нельзя было назвать непривлекательной.

— Все на Тамхании знают леди Рохейн Тарренис, будущую Королеву-Императрицу.

— А раньше вы меня не знали?

— Нет, миледи.

— Мне ваше лицо показалось знакомым. Как вас зовут?

— Элисейд. Элисейд Гроувз.

— Вы уверены, что не узнаете меня?

— Уверена.

— Что вы возьмете за мешок яблок?

— Ткань. Хорошую ткань на новое пальто.

— Толстый шерстяной бобрик или букле?

— Букле, если можно, миледи.

— Отдай яблоки моему конюху. Ткань тебе принесут завтра.

В Тане Рохейн отвела Авенеля в сторону и сказала:

— Сегодня на рынке я разговаривала с женщиной. Ее зовут Элисейд Гроувз.

Авенель нахмурился.

— При всем моем уважении к вам, миледи, хочу предостеречь, что будущей Королеве-Императрице не подобает разговаривать на рынке с кем попало.

Рохейн удивленно подняла брови.

— Но почему, сэр? Думаю, что могу разговаривать с кем захочу! Не нахожу ничего зазорного в разговоре с честным человеком в любом месте, на людях или наедине. Я не похожа на тех придворных, которые уделяют так много внимания условностям, что не видят обыкновенных людей.

Авенель поклонился, пробормотав извинения.

— Я хочу узнать, — спросила Рохейн, — где живет эта женщина, чтобы навестить ее.

— Ее дом находится на восточном склоне над Топазовым заливом, — ответил сенешаль. — Туда ведет дорога, пригодная только для ослов или пешеходов. Она очень узкая, и вдоль нее тянется сплошная старая каменная стена. Тот, кто идет по ней, должен опасаться Злого Тома, хотя он не принадлежит к нежити, ненавидящей всех смертных. Это существо просто охраняет дорогу. Есть специальный стишок, который вы должны прочесть, если хотите пройти мимо него. Если этого не сделать, Злой Том унесет вас и оставит где-нибудь на другой стороне острова, в далеком, труднопроходимом месте. Вам потребуется много дней, чтобы вернуться назад. Когда я впервые туда шел, меня научили этому паролю.

Злой Том,

Злой Том,

Где находится твой дом?

Я запомнил слова и пошел вдоль по тропинке. Злой Том вышел. Он был похож на большого длинноногого жеребца с бычьей головой, длинным хвостом и огромными глазами. Когда я его увидел, жутко перепугался и перепутал слова.

Злой Том,

Злой Том,

В каком месте твой дом.

Я неправильно сказал стишок, но слова рифмовались, поэтому он только бросил меня о стену.

Рохейн взяла с собой отрез букле и вместе со свитой отправилась в гости. Узкая тропинка отошла в сторону от главной дороги и стала карабкаться в гору. С одной стороны поднимался каменистый склон, поросший деревьями, а с другой находились непроходимые овраги, поросшие папоротником. Внимание привлекали наплывы лавы, похожие на притаившихся чудовищ, и загадочные пещеры, над которыми нависали странные каменные формирования, напоминающие застывшие водопады. Путники миновали множество выступов, похожих на остроконечные и круглые башенки. В глубоких расщелинах шумела вода, падающая вниз с большой высоты. А над спокойной поверхностью луж, похожих на кусочки неба между корней деревьев, после дождя поднимался туман.

Мимо Злого Тома путники прошли без особого труда. Когда Рохейн прочла стишок, Том превратился в подобие четырехлетнего ребенка без головы и исчез.

Наконец дорожка привела путников к цели. Сначала перед ними появился огород и ульи. Рядом весело журчал ручеек с пресной водой, по берегам которого благоухали белые цветы кресса. Прямо перед ним среди искривленных деревьев стоял покрытый черепицей маленький домик. Чирикали птички, жужжали пчелы, собирая нектар на бело-розовых цветах. Из-за потрескавшегося водяного желоба выглянула девочка с золотистыми волосами, немного отливающими зеленью. С любопытством посмотрев на незнакомцев, она убежала в дом.

Элисейд вышла навстречу гостям и пригласила их зайти.

— Здесь гораздо больше ткани, чем стоят мои яблоки, — сказала она, измерив длину отреза цвета штормового моря.

— В таком случае заплатите за лишнюю ткань рассказами, — предложила Рохейн.

— Что миледи хочет узнать?

— О вашей жизни. Если вы не против.

— Ну, в моей жизни было всякое. Я с удовольствием вам расскажу.

— Сначала мне хотелось бы узнать о вашей девочке.

— Охотно поделюсь с вами, — сказала Элисейд Гроувз, — потому что я очень ее люблю. Однажды вечером, семь лет назад, когда последние солнечные лучи еще освещали небо, я услышала прекрасное пение в сумерках, собирающихся над Топазовым проливом. Мне показалось, что это морганы, и очень захотелось их увидеть. Но как только я направилась туда, под ногами захрустела галька, несмотря на мои усилия ступать осторожно, и все что мне удалось увидеть, это мерцание тел, прыгающих со скалы в море.

От страха и спешки они оставили ребенка, который плескался и смеялся в водопаде, падающем с горы в залив. Увидев девочку, невозможно было ее не полюбить. Правильный это был поступок или нет, но я взяла ребенка, словно сотканного из пены, водорослей и жемчуга.

Короче, девочка стала жить со мной, в любви и внимании, как родная дочь. Я назвала малышку Либан. Она почти ничем не отличается от обычных детей, разве что ее волосы никогда невозможно высушить досуха ни на солнце, ни на ветру. И они всегда пахнут морем. Девочка обожает плескаться в маленьком пруду или в волнах на берегу. Она любимая дочь. Но среди жителей острова есть такие, которые считают, что магическим существам не место среди людей, что это принесет несчастье острову.

Я приложила много усилий, чтобы заставить их забыть происхождение девочки, даже говорила, что родила ее. Но многие помнили, как все произошло, и до сих пор желают ей зла. Больше всех старается Минна Скейлз. Она не может простить, что фея-линек преследовала ее сына за то, что тот пытался украсть мои джилгандриас, яблоки, чьи семена, говорят, привезены из Фаэрии. Хотя я тут совершенно ни при чем. Эта фея — страж яблоневых деревьев, а я не могу отдавать приказы магическим существам.

Минна Скейлз очень мелочная, — продолжала Элисейд. — О господи! — воскликнула она, увидев Либан. — Посмотри, с твоих волос течет вода. Сходи и вытри их как следует! Либан часто смеется. Ребенок счастлив. Я ценю каждый момент ее радости и вспоминаю о своей другой дочери…

Руки Элисейд задрожали.

— У меня не всегда была такая жизнь, — сказала она. — На Таваал я приехала несколько лет назад. Но детство мое прошло в большом богатом доме, где было много слуг. Потом я вышла замуж по любви и родила восемь детей.

Глаза женщины наполнились слезами, и она опустила все еще красивую голову на руки.

— Нежить забрала семерых из них. Я отправилась на поиски, оставив последнего ребенка и мужа дома, о чем не перестаю сожалеть. Потому что, вернувшись, обнаружила, что они исчезли, не оставив следа. Так я осталась совсем одна. Безрезультатно обшарив все известные земли и в конце концов устав от скитаний, я приехала сюда, чтобы прожить остатки дней в уединении, но нашла Либан. Живя с ней около этого ручья, я открываю дверь из одного дня в другой и одну за другой закрываю их за собой.

С доброжелательными островитянами оказалось легко подружиться. Элисейд была одной из тех, с кем Рохейн любила проводить время за беседами. Другой женщиной стала Рона Вейд, жена Хью, у которой были дети с перепонками между пальцев. Рона не хотела говорить о себе и своих желаниях, но она всегда была в курсе новостей на острове и охотно делилась ими.

Однажды, туманным днем, Рона Вейд и ее старшая дочь задержались около двери в кухню с Рохейн. На улице ее ждал осел с пустыми корзинами, пока их хозяйка обсуждала новости острова.

— Что ваши дети так часто делают под восточными скалами на берегу? — спросила ее Рохейн.

— Это место, где Урхен Конч бросил в воду полную пригоршню золотых монет, — объяснила Рона. — Вот они и ищут их. Я вижу, миледи не слышала эту сказку.

— Нет, и мне очень интересно узнать, зачем кому-то понадобилось бросать в воду деньги. Кто такой Урхен Конч?

— Этот парень был слабоумным, но очень добрым, — сказала Рона. — Он давно уже умер. Но восемьдесят лет назад ему довелось спасти бенварри, выброшенную на берег штормом. Она предложила ему загадать три желания, но бедняга не знал, что попросить, тогда морская красавица наградила парня способностью отыскивать клады. Вскоре он нашел вместилище древнего золота в большой пещере, но поскольку не знал, что с ним делать, выбросил монеты обратно в море. Говорят, что сделал он это с восточных скал.

— Какая странная сказка! — воскликнула Рохейн.

Она собралась задать еще несколько вопросов, когда на тропинке показались два младших сына Роны, покрасневших, запыхавшихся.

— Мама! — закричали дети. — Посмотри, что мы нашли под копной сена! Разве это не красиво?

Довольные находкой, они высоко подняли ее. Длинная, широкая, серебристым блеском мерцала… кожа шелкуна!

При виде находки глаза Роны заблестели. Схватив ее, она громко закричала от радости. Дети, разинув рты, смотрели на мать, но когда она повернулась к ним, лицо ее погрустнело.

— Я люблю вас, мои дорогие, — сказала она, обнимая каждого по очереди. — Я всегда буду вас любить.

С этими словами Рона направилась по дороге к морю. Дети заплакали. Старшая дочь села на спину осла.

— Я верну ее, обязательно!

Она хлестнула животное и отправилась вдогонку за матерью, младшие братья побежали следом. Но больше они никогда ее не увидели.

Рохейн взяла на себя заботу о сиротах.

— Вы слышали новость, миледи? — Мастер Авенель отхлебнул из своего кубка.

Рохейн кивнула.

— Рона Вейд ушла.

— Да, — подтвердил сенешаль, — ушла к своему первому мужу. Когда Хью возвращался с рыбалки, он увидел, что она машет ему из волн. Жена прощалась с ним. Хью теперь потерянный человек.

— Ну, начнем с того, что он был вор, — возразила Рохейн.

— Не надо так сурово осуждать его, миледи, — мягко упрекнул девушку Авенель. — Любовь заставила его украсть кожу.

— Хочу вам возразить, сэр. Любовь нельзя украсть или поработить.

Последовала пауза. В этот момент прошла хромая служанка с совком и щеткой, направляясь в спальни, чтобы прибрать там. Впервые увидев девушку, Рохейн почувствовала жалость, бедняжка напомнила ей Пода. При дальнейшем знакомстве она узнала, что Молли Чоув — симпатичная и веселая девушка, совсем не умеющая обижаться, когда остальные слуги дразнят ее хромоножкой.

— Мастер Авенель, — спросила она сенешаля, — а можно как-нибудь помочь этой служанке?

— Молли хромает по своей собственной вине, — ответил тот, вытирая рот салфеткой. — В Тане поселились два небольших магических существа. Выгадал ли что от этого дом или нет, не будем говорить, но они прожили в нем уже несколько столетий.

— Они помогают по хозяйству?

— Возможно, — сказал сенешаль, — но думаю, что нет. Это, наверное, феи или домовые. Так мне сказали, сам я не видел. Служанки Молли и Энн Чоув говорили, что они были к ним добры и гостеприимны, а за это существа опускали по серебряной монете в бадью с чистой водой, которую девушки каждый вечер ставили им за печку.

— Разве им недостаточно воды в речках и ручьях?

— Домашние существа редко покидают свое жилище. Им нравится, когда у них есть чистая вода для мытья и питья. Однажды, несколько лет назад, служанки забыли наполнить бадью, и феи или домовые пришли к ним в комнату, чтобы напомнить об оплошности. Энни проснулась и толкнула Молли локтем, сказав, что надо спуститься в кухню и исправить ошибку, но та слишком любила спать, поэтому ответила: «Отстань от меня! Даже если это доставит удовольствие всем домовым Тавааля, я не встану». Энни пошла во двор и набрала в бадью чистой воды. На следующее утро она нашла в ней семь серебряных монет по три пенса каждая. Когда девушка той ночью ложилась в постель, то услышала, как существа решали, каким способом наказать ленивую Молли, и пришли к выводу, что она будет семь лет хромать на одну ногу. Тогда же девушка услышала, что хромоту можно вылечить с помощью какой-то особой травы, которая растет на Горе Ветров.

— Они упоминали название этой травы?

— Да, но оно было такое длинное и сложное, что Энни не смогла его запомнить. Когда Молли встала на следующее утро, она уже хромала, и продолжается это до сих пор.

Принц Эдвард заметил:

— Маг острова мастер Люти имеет репутацию отличного целителя.

— Он не смог помочь Молли, сэр, — ответил сенешаль.

— Значит, его репутация не заслужена.

— Не стоит преуменьшать талант Робина Люти, сэр, — возразил Авенель, — поскольку он искусный мастер своего дела, могу поручиться. Вы знаете, как Люти овладел магией?

— Нет, расскажите, пожалуйста.

— В молодости он был рыбаком, немного фермерствовал, прочесывал берега после шторма. Однажды вечером, во время отлива, он бродил по берегу между скал и искал обломки после кораблекрушения. Когда парень решил вернуться домой, поскольку поиски были тщетны, он вдруг услышал среди камней стон и обнаружил там выброшенную на берег русалку.

— Такое впечатление, что их видят на удивление часто, — перебила его Рохейн.

— Только на Тамхании, миледи, — сказал Авенель. — Это особое место.

— Я так поняла, что они показываются только перед штормом.

— Русалки позволяют себе показаться людям, когда хотят предупредить о плохой погоде. А эта попала в беду, ее выбросило на берег. Она не могла сама добраться до моря, и ей ничего не оставалось делать, как стать видимой, несмотря на то что шторма не предвиделось.

— А дальше, без сомнения, Робина поразила красота русалки, — перебила его Рохейн, уже не раз слышавшая подобные истории.

— Да, миледи, и он заговорил с ней, потому что морской народ понимает все языки. Как выяснилось, пока русалка причесывала свои длинные зеленые волосы и смотрелась в маленькую ложбинку, заполненную водой, начался отлив, а она не заметила. Девушка попросила Люти отнести ее к воде, а за это подарила гребень из золота и жемчуга, пообещав исполнить три желания, и сказала, что если он попадет в беду, ему следует три раза окунуть гребень в море и позвать ее по имени — Морвена, — и она обязательно приплывет.

— Теперь вы меня озадачили, — сказала Рохейн. — Почему она не могла ходить? Я слышала, что, когда русалки оказываются на земле, у них появляются ноги и они передвигаются, как вы или я.

— В этом разница между русалками и морганами, миледи.

— Вот как, — кивнула девушка. — Не перестаю узнавать что-то новое. Так что за желания были у Люти?

— Магическую силу, чтобы расследовать кражи и лечить болезни. Этим она его наградила, но только на том уровне, которым владела сама.

— Ему повезло.

— Конечно, но это еще не конец сказки, — сказал сенешаль, позволив себе легкую усмешку. — Когда он нес русалку по песку, она прижалась к его шее и стала рассказывать о том, как замечательно у нее дома под водой. А потом предложила пойти с ней, чтобы разделить счастье подводной жизни. Робин Люти был очарован девушкой и, конечно, согласился бы, но в этот момент громко залаяла собака, незаметно следовавшая за хозяином, и стала тянуть его назад. Увидев ее, Люти очнулся. Объятия русалки становились все крепче, когда она коснулась воды, и ей удалось бы утащить его в подводное королевство, если бы дело происходило не на Тамхании, острове королей. Здесь нежить не обладает полной силой. Девушка сдалась, но, уплывая, спела Робину песню, которую он не может забыть. Говорят, что песня русалки всегда звучит в его сердце, и однажды она вернется за ним, тогда уже Робин последует за ней.

— Думаю, его ждет не слишком приятное будущее, — заметил Бард, до сих пор молчавший.

— Вы не правы, сэр, — возразил Авенель. — Мастер Люти получил ужасный подарок. Он владеет даром предвидения, что позволяет ему по крупицам собрать свою судьбу. Как я понял, он, конечно, пойдет за русалкой, но после этого проживет совсем недолго, потому что в море придет ужасный Марул и заберет его жизнь.

Рохейн расстроилась, на глазах появились слезы. Наконец она проговорила:

— Он, наверное, могущественный маг.

— Официально Люти не может носить титул мага, потому что не обучался в Академии Девяти Искусств, тем не менее остров выиграл от его силы, гораздо более могущественной, чем у обычного мага.

— Не так много он выиграл, — сухо заметил Бард. — Что же стало с гребнем русалки?

Сенешаль ответил:

— Говорят, что как только он опускал его трижды в море, русалка приплывала и учила его очень многим вещам. Гребень до сих пор обладает морской магией.

— Почему тогда он не смог вылечить Молли? — настаивала Рохейн.

— Чтобы вылечить человека, на которого наложено заклятие магическим существом, надо обладать более могущественными способностями.

Рука Рохейн потянулась к горлу.

Как он прав! — подумала она. Внезапно испугавшись, девушка посмотрела на свое отражение в зеркале серванта. Но с лицом все было в порядке.

Прошлое ушло. Мне больше не о чем беспокоиться.

Дни и ночи освещали и погружали во тьму остров Тамхания. В жизни Таны произошло немного изменений. Внизу на прибрежную полосу приходили приливы и отливы. Полупрозрачные, они выдавали свое присутствие только тенями на песке и клочьями пены.

Однажды вечером Рохейн и Вивиана, войдя в кухню, обнаружили Энни и Молли Чоув танцующими с поваром под аккомпанемент скрипки, на которой играл мальчик-слуга.

— Как странно! — воскликнула Рохейн, останавливаясь около добела выскобленного стола. — Молли, как тебе удается так прыгать? Сегодня ты прекрасно танцуешь, а вчера сильно хромала. Глазам своим не верю!

— Я вчера ходила собирать грибы, — ответила раскрасневшаяся Молли.

Озадаченная Рохейн спросила:

— Ты ходила собирать грибы, и это тебя вылечило?

— Нет, хозяйка! Когда я складывала грибы в корзинку, из травы выскочил какой-то странный мальчик и стегнул меня по бедру веткой с листьями. После этого из ноги сразу ушла боль, и я смогла идти, не хромая. А сейчас я даже бегаю!

— Семь лет наказания прошли, — объяснила Энни, пока Молли и повар кружились по кухне в еще более сумасшедшем танце. — Нежить всегда выполняет свои обещания.

Пришел новый месяц и принес с собой праздник Белых Цветов. В этот день Молли Чоув переплясала всех.

Однажды утром, после завтрака, Рохейн вышла за стены замка. Море было яблочно-зеленого цвета. В воздухе кружились белые перья, а небо на горизонте окрашивал какой-то особенный нефритовый оттенок. С островом происходило что-то непостижимое, и это беспокоило девушку. С чем связаны эти явления, объяснить никто не мог, но в воздухе витала тревога.

— Козлы в горах ищут пещеры, чтобы спрятаться, — сказала Кейтри. — Мастер Авенель говорит: приближается очень сильный шторм.

— Я боюсь штормов! — воскликнула Вивиана, нервно перебирая руками предметы, висящие на поясе.

— Прошлой ночью мне снился сон, — вдруг сказала Джорджиана Гриффин. — Странный сон о том островитянине.

— О каком островитянине? — спросила Рохейн, притворяясь, что не догадывается, кого девушка имеет в виду.

— О мистере Шоу.

— Мне казалось, ты говорила, что он ничего для тебя не значит.

— Так и есть. Но этот сон… Я в нем собирала примулу и розовые гвоздики, что растут на склоне к западу от Висячего Грота, когда внизу на скалах услышала пение. Я посмотрела туда и увидела Севрана Шоу, спящего на берегу, а рядом с ним прекрасную девушку. Потом он встал и оказался рядом со мной, зацепив куст. С куста со звоном посыпались капли, они оказались из чистого золота. Девушка уже плыла далеко в море. Потом я проснулась и услышала странное пение в скалах, совсем такое же, как во сне.

— А я даже больше, чем слышал, — раздался мужской голос. Севран Шоу собственной персоной поднимался по тропинке. — Я видел и разговаривал с певицей из вашего сна. — На лицах присутствующих отразилось удивление. — Приветствую вас, леди Рохейн, леди Джорджиана и все остальные!

Сняв шляпу, Шоу галантно поклонился.

— Здравствуйте, мистер Шоу. Вы говорите, что видели русалку? — спросила Рохейн.

— Да, миледи. Должен сказать, прошло много времени с тех пор, как русалка последний раз появлялась около Висячего Грота. Это было как раз перед тем ужасным штормом, когда пропал мой отец.

— Ой! — воскликнула Джорджиана. — Только не повторяйте слова русалки, сэр. Я слышала, это приносит беду тем, кто передает их из морского мира в наш.

Шоу повернулся к ней.

— Не стоит обо мне беспокоиться, потому что я теперь хозяин этой морской жительницы.

И Севран рассказал, как накануне встал на рассвете, потому что не сомкнул ночью глаз, не важно по какой причине, и отправился на берег, чтобы полюбоваться рассветом. Он спустился к Висячему Гроту, известному всякими странными происшествиями, случавшимися в этом месте. Пока молодой человек стоял там, со стороны ближайших скал раздалось странное мелодичное пение. Шоу пошел на голос и увидел певицу, девушку с длинными золотисто-зелеными волосами, спадающими на белоснежные плечи. Несмотря на то, что ему пришлось много путешествовать, русалку он видел в первый раз в жизни.

Парень осторожно направился к скале, прячась в тени, но как только он приблизился, девушка обернулась. Севран схватил ее, и песня превратилась в крик ужаса. Русалка с невероятной силой попыталась утащить его на дно, но Шоу удалось прижать ее к скале. Она продолжала бороться, но в конце концов, обессилив, успокоилась. Парень смотрел на нее и думал, что ничего более красивого и дикого ему в жизни не приходилось видеть.

— Человек, что ты хочешь от меня? — спросила русалка нежным голосом, но таким странным, что от него в жилах стыла кровь.

— Три желания, — ответил он, зная, что обычно этого у них просят.

— Что же вы пожелали? — выдохнула Джорджиана.

— Первое, я пожелал, чтобы ни я, ни мои друзья никогда не погибли в море, как это случилось с отцом. Потом, чтобы во всех делах мне сопутствовал успех, а третье желание — мое личное, и рассказать о нем я мог только русалке.

Ни у кого не возникло сомнений, что это было за желание.

— И что ответила русалка? — пробормотала Джорджиана.

— «Иди и владей», — был ее ответ. Я ослабил хватку, а она, подняв руки, нырнула в море.

Джорджиана замолчала после того, а когда все стали подниматься в гору, Шоу предложил ей руку, и она приняла ее.

Впервые за двенадцать лет кто-то увидел русалку, и каждый островитянин знал, что это значит.

Приближался ужасный шторм.

После полудня Рохейн отправилась в деревню. Над рыночной площадью на севере висело зеленое пятно, похожее на большой синяк, расплывающийся по небу. Порывы сильного ветра, словно хозяйка щеткой, сметали все со столов. Островитяне спешили сделать покупки, чтобы вернуться домой и заколотить досками окна. Уже все знали, что мистер Шоу видел русалку. Заметив Элисейд и ее дочь в рыночной толпе, Рохейн направилась к ним. Либан срывала гвоздики, растущие в трещинах каменных стен, и плела из них венок.

— Почему вы не спешите домой? — спросила Рохейн. — Все говорят, что приближается шторм.

Элисейд посмотрела на небо.

— Приближается, но Либан сказала, что он будет здесь не раньше ночи.

Пока они разговаривали, ветер принес странную песню. Она, казалось, доносилась откуда-то с моря.

— Что это? — воскликнула Рохейн.

Элисейд молчала, но мелодия вдруг раздалась вновь, на этот раз ее пела Либан.

— Это моя песня, — ответила зеленоглазая девочка с венком из гвоздик в волосах. — Кто-то зовет меня. Шторм придет ночью.

Элисейд вдруг заволновалась.

— Замолчи, Либан!

Пожилая женщина с длинным лицом, стоявшая рядом, повернулась и почти бегом бросилась прочь.

— О господи! Это Минна Скейлз, и она слышала, что сказала Либан, — горестно воскликнула Элисейд. — Эта несносная старуха все расскажет людям, которые боятся морган. Не знаю, что теперь будет.

С тех пор как Рохейн приехала на Тамханию, налетали шанги, но с очень слабым серебряным перезвоном, и быстро уходили. Настоящий шторм надвигался впервые. По всем признакам буря обещала быть необыкновенно сильной. Она должна была принести на остров огромные волны. Напряжение, копившееся очень долго, намеревалось вырваться наружу с дикой яростью и беспощадностью.

Шторм быстро приближался, и Рохейн чувствовала, что за ним стоят магические силы.

Когда на остров опустилась темнота, в доме задребезжали стекла и посуда. Великолепно украшенные флакончики с нюхательными солями и ароматическими шариками упали на стол. В комнате стоял их смешанный, раздражающий запах. Кто-то в спешке поставил их рядом, не учитывая приближение шторма, возможно, Молли, торопившаяся по своим делам. Теперь бутылочки катались по столу, эмаль ударялась о металл, дерево о керамику, золото о кость.

Поздно вечером застучали по черепице, загудели в трубах первые предвестники шторма. Томас Эрсилдоун, Роланд Авенель и ученик Барда Тоби громко играли для молодого принца, Рохейн и герцогини Эллис Роксбург, но как они ни прибавляли звук, то же самое делал шторм, пока природа не взяла над музыкантами верх. Тогда они отложили волынку, барабан и трубу и перешли в маленький салон, где теперь вместе со всеми прислушивались к завываниям ветра.

При очередном мощном раскате грома здание содрогнулось. От рыцарских доспехов вдруг отлетела перчатка с крагами, испугав присутствующих. Словно таинственная сила говорила:

Смотрите! Я бросаю вам вызов. Примите его, если посмеете!

Стало ясно, что шторм достиг острова.

— Если я отправлюсь в постель, то все равно не смогу спать при этой какофонии, — преувеличенно беззаботно сказал Бард. — Лучше побуду здесь, пока не утихнет буря. Тоби, вина, и побольше!

— Что касается меня, я отправлюсь наверх и лягу спать, — сказала герцогиня, зевая. — Не вижу причин отказываться от сна.

Когда Рохейн взглянула на нее в следующий раз, Эллис дремала, откинувшись на подушки.

Авенель сидел, глубоко задумавшись.

Рохейн и принц Эдвард тоже остались с Эрсилдоуном. Принц играл с пустой чашкой, а Рохейн смотрела в окно на буйство природы. Бард компенсировал серьезность своих компаньонов тем, что один за другим опустошал кубки с вином, то и дело окликая Тоби, чтобы тот наполнил следующий. Из всей компании он был единственным, кто развлекал их громогласными рассказами.

Салон, в котором они проводили время, был великолепен. Его красоту освещало множество свечей. Занавеси из тяжелого голубого бархата и ламбрекены украшала золотая тесьма. Высокие окна делились на небольшие фрагменты, у каждого из которых были свои ставни.

Рохейн и Эдвард смотрели на деревню, погруженную во тьму. Освещенные окна походили на россыпь квадратных звезд. Гавань внизу, омываемая ночным мраком и бушующим штормом, казалась нереальной. Темнота скрыла все признаки маяка, одиноко стоящего на высокой скале. Там смотритель, совершенно один, нес вахту, компанию ему составляли только почтовые голуби.