Дьявол по имени Любовь

— Уже поздно, — заметил Харли, поглядев на часы. — Позвольте отвезти вас домой.

Домой? Значит, он имел в виду не тело Синди. Я была на взводе и готова ко всему, а он отсылал меня назад к Триш! Что я сделала не так?

— Не беспокойтесь, — сказал Харли. — Я не злоупотреблю вашей доверчивостью.

— Но…

Совершенно обескураженная, я все же смирилась, ибо не знала, как рассеять его заблуждение достойным образом.

Только одна мысль прочно засела у меня в голове, когда мы выходили из ресторана: что ни молодость, ни красота не облегчают жизнь. Должно быть, я все-таки ошибалась. Пожалуй, эти два качества делали ее во сто крат сложнее, а во многих отношениях столь же огорчительной, как и мое прежнее состояние. Сколько же мне ждать, ради всего святого, когда Синди ухитрится наконец улечься с кем-нибудь в постель?

Я вошла в квартиру, надеясь проникнуть в свою комнату незамеченной и забраться в кровать, не потревожив Триш, но она поджидала меня у двери своей комнаты, желая получить от меня полную информацию о событиях сегодняшнего вечера.

— Ты добилась от него хоть чего-нибудь? — спросила она. — Что ты чувствовала, возвращаясь домой в «феррари»? — Триш наполнила стакан из своей бутылки виски и, чуть поколебавшись, налила и мне. — Вы еще встретитесь?

Смущенная и разочарованная, я описала Триш все, включая и целомудренные поцелуи Харли, когда он желал мне спокойной ночи. После того как этот человек признался, что влюбился в меня, он расстался со мной у крыльца моего дома, не сказав ни слова о будущем и даже не предложив мне встретиться с ним еще раз.

Триш, тоже разочарованная, однако воспрянула духом, когда я начала рассказывать ей о ресторане.

— «У Вагнера»? — с благоговением выдохнула она. — О, Син, ведь это место, куда ходят все знаменитости!

Я решила, что Клинта Иствуда и Ричарда Гира для нее хватит с лихвой, но Триш полночи заставляла меня описывать во всех подробностях тех, кто сидел за соседним столиком.

— Ты уверена, что он не пригласил тебя на свидание? — спросила наконец Триш, выливая последние капли виски в свой стакан. — Может, ты просто не его тип, Син? — Задумчиво помолчав, она бросила на меня многозначительный взгляд. — Может, если у вас ничего не получится, Харли пригласит на свидание меня?

Утром, когда я уже собиралась отправиться к Марти, зазвонил телефон.

— Это он! — пискнула Триш, закрыв рукой труб-су. — Быстро! Приведи себя в приличный вид! — Она убрала руку от трубки и поднесла ее к уху. — Привет, Харли. Говорит Триш…

Когда я наконец выхватила трубку из ее цепких пальцев, голос Харли показался мне удивленным.

— Вам надо привести в порядок ваш автоответчик. Сейчас я слышал престранную леди. Послушайте, я заеду за вами через полчаса, и мы до завтрака поплаваем. А потом я покажу вам дом, и мы сможем…

— Простите, Харли, — перебила я, — но сегодня среда, и мне нужно идти на работу.

— А вы не можете взять выходной?

— Я… гм…

— Конечно, может. — Триш вырвала у меня трубку. — Не беспокойтесь, Харли. Я позабочусь о том, чтобы она была дома.

— Что ты, черт возьми, себе позволяешь? — возмутилась я, положив трубку.

— Ты не пойдешь на работу, Син, — раздраженно возразила она. — В такой момент! Не волнуйся! Я все устрою. Скажу Марти, что у тебя прослушивание, что ты пробуешься на новую картину с Мелом Гибсоном, или совру что-то еще.

— Но…

— Одевайся и перестань спорить. Когда он за тобой заедет?

К моему огорчению, Триш уже отправилась в ресторан Марти к тому времени, когда прибыл Харли. Меня охватило смущение, когда я торопливо спускалась с ним по нашей обшарпанной лестнице. Я впервые осознала, каким убогим, вероятно, показался ему наш дом. При дневном свете все выглядело еще хуже, чем накануне вечером.

— Вам следовало бы везде поставить камеры слежения, — заметил Харли и поморщился, переступив через еще теплую дымящуюся лужицу мочи на одной из лестничных площадок. — Они очень помогают бороться с преступлениями и вандализмом. Впрочем, вооруженный патруль тоже неплохо с этим справляется. По крайней мере там, где живу я, это широко практикуется.

«Интересно, подумал ли он, кто будет за это платить?» — размышляла я. Когда мы наконец вышли на улицу, мимо нас прошмыгнуло несколько молодых людей — каждый нес под мышкой по сверкающему новому крылу машины. Бледно-голубой «бентли» стоял возле дома, и колеса его были открыты для обозрения.

— Я собирался сегодня поехать на «порше». — Харли с отсутствующим видом протянул смятую банкноту юнцу, пытавшемуся вытащить домкрат из-под машины. — Но несчастье в том, — добавил он, открывая дверцу, — что никогда не знаешь, выведут ли слуги из гаража ту машину, которая нужна. Жозе учит английский язык уже шесть месяцев, а до сих пор не отличит «бентли» от «порше».

Когда мы въезжали на Беверли-Хиллз, я узнала Уэйна, который вышел из патрульной машины, остановившейся возле домика для охраны, и спряталась на случай, если бы ему вздумалось остановить нас и снова потребовать у меня французский поцелуй. При дневном свете особняк выглядел гораздо приветливее, как и все окружающие дома, и, разглядывая их, я удивлялась, отчего это у них всех такие огромные парадные двери. Мы проехали мимо дома, очень напоминавшего гигантскую вариацию пряничного домика из сказки о Ганзеле и Гретель. Другой дом вполне мог бы принадлежать семье Адамс.

Мы остановились в конце тупика, весьма похожего на тот, где за несколько ночей до этого меня поймали Уэйн и его напарник.

— Черт, — пробормотал Харли, вывернув руль. — Кажется, я повернул не там, где надо.

Нам пришлось еще дважды проехать мимо домика Ганзеля и Гретель, пока наконец Харли не узнал дорогу, ведущую к его собственному дому.

— Я не привык въезжать с этой стороны, — смущенно пробормотал он, останавливаясь перед гигантскими столбами въезда, на каждом из которых красовалось по каменному льву. — Кроме того, обычно машину ведет Жозе.

После короткого сражения с клавиатурой кодового замка на воротах створки их скользнули в разные стороны, а мы притормозили возле уменьшенной копии Версальского дворца. О том, что мы каким-то чудесным образом не перенеслись в предместья Парижа, свидетельствовал только американский флаг, развевающийся над дверью.

Холл был примерно в шесть раз больше, чем в моей гилдфордской квартире.

— Доброе утро, сэр, — произнес чопорный голос. — Я приготовил в купальном павильоне все, как вы приказали.

Я оглянулась, пораженная знакомыми интонациями, и увидела плотного мужчину средних лет в черном костюме и с серебряным подносом в руках.

— Привет, Джордж, — сказал Харли, после чего обратился ко мне: — Думаю, тебе показался странным его выговор. Правда, Синди? Позволь представить тебе Джорджа, моего дворецкого. Он англичанин.

— Привет, Джордж, — пробормотала я, не зная, правильно ли поступаю и не нарушила ли этикет…

— Есть какие-нибудь новости? — спросил Харли. Джордж извлек из кармана записную книжку и раскрыл ее.

— Звонил мистер Армани, сэр, по поводу вашего нового костюма. Я договорился о примерке на следующую неделю, как вы увидите из записи в вашем ежедневнике. Вы заметите также, что визит к дантисту назначен на двенадцатое, поскольку подходит срок ежемесячного осмотра. — Дворецкий перевернул страницу и нахмурился. — Звонил какой-то журналист, хотел взять интервью, но, сочтя название его газеты слишком вульгарным, я сказал ему, что вы уехали из страны. Еще поступило приглашение на обед от семьи Сталлоне на следующую пятницу. Я позволил себе предположить, что вы примете его. — Джордж скромно кашлянул и взглянул на меня: — Я могу позвонить и сказать им, сэр, что, возможно, вы захотите прийти не один, и спросить, удобно ли это.

— Об этом поговорим позже, Джордж. — Харли небрежно взмахнул рукой. — Это все?

— Если я понадоблюсь вам, сэр, я в кладовой. Вам стоит только позвонить…

Харли со снисходительной улыбкой проводил его взглядом.

— Не представляю, что бы я делал без Джорджа. Он держит дом в полном порядке. Все работает как часы. Иногда мне кажется, что я мешаю ему, путаюсь под ногами. — Харли задумчиво провел рукой по волосам, покачал головой и повернулся ко мне с лицом, выражавшим мальчишеский энтузиазм. — Пойдем поплаваем, Синди.

Он провел меня по нескольким длинным коридорам, и мы оказались возле крытого бассейна, оформленного в стиле римских бань. «Ты бы обзавидовалась, Салли», — подумала я, вспомнив, что моя подруга проектировала нечто подобное для оздоровительного спортивного клуба, хотя, разумеется, менее шикарного, чем этот дом. Интересно, что сейчас поделывает Салли? С болью в сердце я осознала, что никогда не смогу рассказать ей о своих приключениях в Лос-Анджелесе, да и вообще ничем с ней поделиться.

Харли показал мне раздевалку, оборудованную рядом вешалок с бикини разного размера. Неподалеку от них висел шелковый купальный халат, на туалетном столике стоял комплект косметики фирмы «Лапиник». На элегантном шезлонге лежала кипа мягких бледно-голубых полотенец. На каждом был вышит фирменный знак «Лапиник».

Я надела купальный костюм и вышла к бассейну, чувствуя себя неловко и нервничая оттого, что девяносто восемь процентов моего тела выставлены на обозрение. Харли уже плавал, совершая свой утренний моцион и стараясь не потерять ни минуты.

Улыбнувшись, я вошла в воду и грациозно нырнула. В юности, в свою бытность Хариэт, я умела плавать кролем. Сейчас покажу Харли, чего стою.

Вынырнув, я осознала, что не могу держаться на воде, и снова ушла вниз. Меня осенила ужасная догадка: что, если Синди не умела плавать?

В следующую минуту я лежала на краю бассейна, выплевывала воду, а Харли тщательно массировал мне грудь и готовился к операции: дыхание изо рта в рот, именуемой также «поцелуем жизни».

«Это уж слишком», — подумала я, вспомнив свою сделку с Мефисто. За одну минуту беспечности я чуть не лишилась дарованных мне лет жизни! Я открыла глаза.

— Ну как вы, Синди? — встревоженно спросил Харли. — Мне следовало догадаться, что вы еще не готовы к интенсивным физическим упражнениям… после той аварии. Мне так жаль… — Беспомощным жестом он протянул ко мне руки. — Вы, должно быть, решили, что я хотел убить вас. Сначала автокатастрофа, а теперь вот это…

Я села и откашлялась.

— Надеюсь, я выживу, — успокоила я его. — Можно глотнуть бренди, чтобы прочистить горло?

Когда Харли убедился, что я пришла в себя, и успокоился, мы переоделись, и он повел меня на экскурсию по дому. Дом оказался огромным, а убранство множества комнат соответствовало разным историческим эпохам. Из римских бань мы попали в комнату, элегантно обставленную в стиле эпохи Регентства, а оттуда в другую, с белыми стенами, африканскими коврами и резным деревом.

— Консультант по фэншуй помог мне обставить дом, — объяснил Харли, когда мы проходили по комнате в японском стиле. — Поэтому я и поставил на столбах у ворот этих львов — они должны нейтрализовать негативную энергетику Запада[8].

В библиотеке, обитой дубовыми панелями, Харли подвел меня к одному из застекленных шкафов. В нем стояли книги в кожаных переплетах. Судя по всему, их никогда не открывали. Может, эти книги покупали на вес?

— Вот Диккенс, о котором я говорил вам, — с гордостью сказал Харли, поворачивая ключ и открывая дверцу шкафа. Он вынул один из томов. — Они стоят кучу денег — пощупайте переплет.

Я послушно рассматривала «Холодный дом». Страницы книги так и остались неразрезанными. Я уже собиралась отпустить язвительное замечание насчет коллекционеров, никогда не читающих книг, но тут заметила, как на лице Харли появилось виноватое мальчишеское выражение, которое свидетельствовало о его уязвимости. Он походил на избалованного мальчика, жаждущего показать свои сокровища. Пока я рассматривала книги, Харли ерошил волосы, бессознательно нарушая свою безукоризненную прическу. Во мне шевельнулось теплое чувство к нему. Он обращался со мной доброжелательнее и теплее, чем кто-либо другой в Лос-Анджелесе, однако не позволил себе ничего, кроме невинного поцелуя, желая мне доброй ночи.

Растроганная, я протянула ему книгу и пробормотала что-то одобрительное.

Неужели так важно, что Харли не читал Диккенса?

С террасы мы полюбовались садом, чистым и ухоженным, как приемная промышленного магната, с вымощенными дорожками и площадками.

Обширный, полого спускавшийся к саду газон был обнесен причудливо подстриженной живой изгородью. Кустарники имели форму павлинов, спиралей, созвездий, а иные, наиболее бесформенные, слегка походили на сосиски.

— Жозе изучает фигурную стрижку кустарников. — Харли кивком указал на маленькую темную фигурку, примостившуюся на верхней ступеньке приставной лестницы. — Думаю, вот эти, шаровидные — его работа.

Роскошно оборудованный спортзал выходил в сад.

— Эти снаряды специально созданы для тренировки бицепсов, трицепсов и квадрицепсов. — Харли показал мне спортивные тренажеры, стоявшие в ряд и сверкавшие хромированными частями. — Вон тот, что в конце, — мой любимый. Это прибор, имитирующий плавание.

Закатав рукава, Харли взобрался на приспособление устрашающего вида.

— Идите сюда. Посмотрите. — Он пристегнул какие-то ремни.

«Зачем нужна машина, имитирующая плавательные движения, когда есть крытый бассейн?» — удивлялась я. Машина издавала ритмичный лязг, пока Харли совершал движения, похожие на гребки пловца.

— Я установил ее в режим определенной длительности, — задыхаясь, объяснил он. — На распечатке компьютера вы увидите, сколько энергии я потратил.

Дожидаясь, пока он покончит со своими упражнениями, я посмотрела в окно и заметила Джорджа, который величественно шел по газону с серебряным подносом в руках. Проходя мимо Жозе, занимавшегося фигурной стрижкой кустов, дворецкий оглянулся и, убедившись, что за ним никто не наблюдает, пнул ногой лестницу. До нас донесся негодующий крик, и Жозе стремительно пронесся по воздуху и приземлился в декоративных кустарниках. Кусты завибрировали, а лестница с грохотом повалилась на землю. Джордж продолжил свой путь к дому с невозмутимой улыбкой на лице.

— Английское дерьмо! — послышался отчаянный крик из кустов, явственно различимый, несмотря на грохот спортивного оборудования. — Я до тебя доберусь!

— В чем дело? — осведомился Харли из недр тренажера. — Вы что-то сказали, Синда?

Куст качнулся, наклонился почти до земли, потом катапультой выпрямился, и маленькая фигурка рухнула на газон. Поднявшись, она обратилась в бегство и исчезла из поля зрения. Дверь гимнастического зала бесшумно отворилась, и рядом со снарядом Харли материализовался Джордж.

— Через пять минут ленч будет подан в оранжерее, сэр. Поймав мой взгляд, Джордж безмолвно дал мне понять, что я не должна рассказывать о том, что видела.

— Эти латиносы, — пробормотал он, подходя к окну и кивая в сторону все еще подрагивающего куста. — У них нет чувства ответственности. Они не принимают мер предосторожности. Странно, что он до сих пор не покалечился и не разбился насмерть.

Мрачная мексиканка внесла ленч — салат, на вид постный и невкусный, и суп с рогаликами.

— Благодарю, Мария. — Харли сверил поданные блюда с карманной картой калорий. — Вы не забыли о жидкой добавке из морских водорослей?

Мария покачала головой. Судя по выражению лица служанки, она подозревала, что ее хозяин спятил.

— Это третья экономка, сменившая двух предыдущих всего за шесть месяцев, — сказал Харли, когда она вышла. — Вы не представляете, насколько трудно убедить этих людей в том, как важно правильно сбалансировать питательные вещества.

Пока мы ели, Харли рассказывал о доме, но я почти не слушала его. Что-то все ощутимее беспокоило меня. Он охотно показывал мне все свои владения и имущество, начиная от плавательного бассейна и кончая запонками, украшенными эмблемой «Лапиник», но о себе не поведал ничего. Какой человек Харли? Что таится у него внутри?

Каждый раз, когда я задавала ему вопросы о нем самом, он, казалось, терялся и не знал, что ответить.

— Должно быть, вы прочли все статьи в журналах, — смущенно предположил Харли, ерзая как школьник, застигнутый за кражей яблок. — И вероятно, все интервью Ларри Кинга?

Я покачала головой.

— Дело в том, что… по-моему, они гораздо лучше описывают меня, чем я сам способен это сделать. — Лицо Харли приняло глуповатое выражение. — По правде говоря, я самый обыкновенный, заурядный человек. У меня нет никаких серьезных интересов, никаких хобби — ничего такого. Просто случилось так, что я богат.

О своей семье он сообщил мне немного, но я поняла, что Харли вырос в роскоши и пользовался всеми привилегиями людей своего класса. Своим состоянием он был обязан компании по производству косметики «Лапиник», основанной его покойной матерью, и это огромное состояние позволит до конца его дней не думать о заработке ради хлеба насущного.

«"Лапиник" — для женщины, которая хочет немного больше». Этот девиз компании был для меня постоянным источником раздражения в моей прежней жизни. Он подчеркивал мою неспособность получить то, что почти все женщины принимали как должное.

— Это не так легко, как кажется, — я о том, что весьма трудно быть богатым, — ворвался голос Харли в мои размышления. — Чтобы управлять таким домом, приходится прилагать много усилий. Я должен быть в постоянном контакте с бухгалтерами и юристами, принимать решения о капиталовложениях, подписывать чеки, посещать благотворительные собрания, а в сутках не так уж много часов…

— А как компания? Как «Лапиник»? Я полагала, что дела компании отнимают все ваше время.

— «Лапиник»? — просиял он. — Да, «Лапиник». — Харли поднялся. — Идемте, я покажу вам свой офис. — Взяв меня за руку, он направился к двери. — У меня есть для вас сюрприз.

Харли привел меня в комнату в синих тонах, убранную и меблированную в стиле «Лапиник», теперь уже знакомом мне. Ряды плакатов в рамках, рекламирующих продукцию компании «Лапиник», были развешаны на стенах. Все это я не раз видела, поскольку объявления, рекламирующие изделия этой фирмы, неизменно появлялись на глянцевых страницах воскресной газеты «Санди». На всех объявлениях такого рода были изображены светловолосые манекенщицы с нежными кукольными личиками и широко раскрытыми глазами, свидетельствующими о невинности. Вглядевшись в них внимательнее, я была потрясена так, будто встретила кого-то близко знакомого. Такое выражение лица я созерцала каждый раз, когда смотрелась в зеркало, потому что до сих пор не привыкла к своей новой внешности. Она резко контрастировала с моим прежним обликом, и вместе с тем эта безмятежная маска ничуть не совпадала с тем, что творилось в моей душе.

— Добро пожаловать в сердце империи «Лапиник», — сказал Харли с усмешкой. Он стоял возле огромного письменного стола, окруженного такими же столами поменьше.

Все они были заставлены телефонами, компьютерами и другими непременными атрибутами большого бизнеса. Я чувствовала себя как претендентка на вакантную должность, явившаяся на собеседование.

Факс на одном из столов очнулся от спячки, заурчал и изрыгнул несколько листов бумаги с печатным текстом.

— Мы связаны с головным офисом «Лапиник» в Лос-Анджелесе. — Харли с гордостью похлопывал рукой по машине. — А тот, в свою очередь, связан с другими офисами «Лапиник» во всем мире — в Лондоне, Париже и Риме… — Харли просмотрел один из листов бумаги. — Вот это пришло из Нью-Йорка.

— Что — это? — поинтересовалась я. Он почесал голову.

— Судя по всему, это цифры продаж. Признаться, это не моя епархия. Всем этим занимается Дэвид. — Харли бросил листок в большую плетеную корзинку для бумаг, уже почти заполненную. — Хотя я знаю, что поддерживать контакты с другими отделениями компании выгодно. Это окупается. Можно предвидеть, как будут развиваться события дальше.

— Кто такой Дэвид?

— Мой брат. — Харли улыбнулся. — Он ведает делами компании. Вы скоро познакомитесь с ним.

Взяв ключ из выдвижного ящика письменного стола, Харли открыл шкаф и извлек большой прямоугольный предмет, завернутый в бархат.

— А вот это сюрприз. — Харли знаком пригласил меня сесть за стол и очень осторожно поставил непонятный предмет на стол передо мной. — Это вам, Синди. Особенный подарок.

Я осторожно сняла бархатную обертку и обнаружила под ней блестящую голубую коробочку с эмблемой «Лапиник» на крышке.

— Ну же, открывайте! — возбужденно сказал Харли.

Я расстегнула пару миниатюрных медных замочков и подняла крышку. Внутри помещалось несколько рядов покрытых голубым бархатом уступов, похожих на упаковку шоколадных конфет. На каждом из уступов, разделенных на секции, стояли крошечные горшочки, флакончики и лежали тюбики.

— Это полный набор продукции «Лапиник», — пояснил он, раскладывая на столешнице эти соблазнительные штучки, чтобы я могла получше рассмотреть их. — Мы производим их в ограниченном количестве и только для особых случаев, и это самый последний набор. Я хранил его долго в ожидании женщины, которая заслуживает такого подарка. — Харли застенчиво улыбнулся — Позвольте мне показать вам, — сказал он, перебирая вещицы одну за другой. — Вот это для снятия грима, увлажняющий крем и тон в одной упаковке. Это называется полным набором для ухода за кожей. Вот здесь фон, пудра и румяна. В этом отделении губная помада — видите, несколько оттенков. Вот тени для век и тушь для ресниц… — Он продолжал перечислять предметы из нескончаемого списка, любовно поглаживая каждую баночку, флакон или тюбик. Потом перегнулся через стол и слегка дотронулся до моего подбородка, приподнял мое лицо и повернул его к свету. — Я хочу показать вам, Синди, что может для вас сделать «Лапиник». — Открыв ящик письменного стола, Харли вытащил коробочку с набором кисточек, губок и ватных тампонов. — Позволите? — спросил он, выбрав флакончик из набора.

Я кивнула.

Он вытащил зеркало из другого ящика и поставил на стол передо мной. Осторожно удалив с моего лица остатки косметики, которую я торопливо наложила сегодня утром, Харли взялся за дело. По мере того как он углублялся в работу, застенчивое выражение сменилось задумчивым и по-детски сосредоточенным, как у маленького мальчика, экспериментирующего с новой коробкой красок. Прикосновения Харли, нежные и деликатные, доставляли мне удовольствие.

— Ну вот. — Он отступил, чтобы полюбоваться плодами своих трудов. — И вид вполне естественный.

— Разве для того, чтобы выглядеть естественной, нужна косметика? — удивилась я.

— Чтобы выглядеть естественной и при этом красивой, нужно приложить усилия, — уверенно возразил он. — Даже самое прекрасное лицо заиграет новыми красками, если наложить косметику. А без нее внешность кажется незаконченной, как картина без рамы. Поглядитесь в зеркало и увидите разницу.

Я внимательно всмотрелась в свое отражение. Косметика была едва заметна, но лицо мое преобразилось — это было странно и непостижимо. Такого результата я никогда не достигла бы, пользуясь крикливыми вульгарными тенями и помадой из косметички Сирии. Я улыбнулась, наслаждаясь новым для меня ощущением — уверенностью в себе.

— Вы самая красивая женщина, какую я когда-либо видел, Синди, — сказал Харли. — Я в этом разбираюсь. Более того, я эксперт по части женской красоты. Такова моя работа. Люди говорят, что красота расположена не глубже кожи, но в вашем лице есть что-то совсем особенное, и инстинкт подсказывает мне, что ваша красота идет изнутри, из глубины вашего существа.

Я повернулась к нему, с предвкушением облизнув пересохшие губы. Вот и наступил момент, когда он заключит меня в объятия и поцелует.

Харли протянул руку, чтобы помочь мне подняться, но не поцеловал, а подвел меня к двери в другом конце офиса. Может, это спальня? По телу моему пробежала дрожь, предвещая, что давно подавляемое желание сейчас вырвется на свободу.

Он отворил дверь.

— Ну как вам? — Харли пропустил меня в комнату, обставленную как фотостудия — с задниками, боковыми рефлекторами и дорогой камерой с огромными линзами, установленной на треножнике. — Ее обставил для меня друг Дэвида Бейли.

Стараясь скрыть разочарование, я издала восклицание, долженствующее выразить мое восхищение.

— Мне хотелось бы сделать несколько ваших фотографий, Синди, — робко сказал он. — Можно?

Я колебалась, памятуя о том, что некоторые африканские племена считают, будто камера способна украсть вашу душу. Между тем моя душа уже находилась в надежных руках, во власти Мефисто, но вдруг фотографии покажут, что я вовсе не юная Синди, а пятидесятилетняя Хариэт?

Приняв мое молчание за согласие, Харли вывел меня на середину комнаты. Вокруг замигал свет, слепя мне глаза, и я отступила назад, заслонившись рукой от нестерпимого блеска.

Вспышка ослепила меня.

— Потрясающе, Синди! — воскликнул Харли, включая камеру. — Отклонитесь еще немного назад. Не возражаете, если я сделаю еще один снимок?

Камера зажужжала, и последовало несколько вспышек. Мое тело покорно следовало его инструкциям, будто точно знало, что именно ему понравится. Возможно ли, что Синди за свою короткую жизнь научилась позировать, как это делают манекенщицы?

— Удивительно! — воскликнул Харли, не отрываясь от объектива камеры. — Не останавливайтесь, двигайтесь!

Я потягивалась и извивалась гибкими, как у змеи, движениями, мысленно убеждая его оставить камеру и приблизиться ко мне в пьянящем тепле, исходившем от подсветки. Я чувствовала себя юной, прекрасной и сексуальной. Я желала Харли, мечтала снова почувствовать нежные прикосновения его рук на своей коже, мечтала, чтобы он раздел меня и занялся со мной любовью прямо на полу студии, как это показывают в фильмах.

— Харли! — выдохнула я, приоткрыв рот и глядя в линзы камеры полузакрытыми глазами. Мне ответили стремительные вспышки камеры, лавина вспышек и, наконец, громкий хлопок.

— Черт возьми, — пробормотал Харли, глядя на тонкую струйку дыма, поднимавшуюся от камеры. — Полетел привод мотора.

Я стояла с глупым видом посреди комнаты, наблюдая, как Харли пытается спасти отснятый фильм. В конце концов, с помощью большой отвертки, он извлек пленку из камеры.

— Теперь вам лучше отправиться домой. — Он посмотрел на часы и открыл дверь офиса. — Хочу отнести снимки в фотолабораторию, пока она не закрылась.

Я неохотно оправила одежду.

— Хорошо. — Я была крайне разочарована. Почему это те, к кому начинаешь питать интерес и находить их привлекательными, становятся загадочно скользкими, увертливыми и недостижимыми?

— О! А я не сказал вам? — непринужденно добавил Харли. — Завтра вечером у нас прием. Днем я заеду за вами, и мы пройдемся по магазинам. — Он оглядел мой туалет с легким неодобрением. — Полагаю, вам надо купить что-нибудь новое.

Харли отвез меня домой на своем «феррари». Большая часть нашего путешествия прошла в молчании Харли казался озабоченным, а я спрашивала себя: что именно сделала не так? Почему он не попытался сблизиться со мной? Может, я не в его вкусе, но если так, то почему Харли восторгался моей красотой и так старался развлечь меня? В чем дело? Как относиться ко всем вчерашним признаниям в любви?

Украдкой взглянув на него, я напомнила себе, что Харли Брайтмен, судя по тому, что пишут о нем журналисты, — самый завидный жених в Калифорнии. Может, я слишком высоко оцениваю свою привлекательность и свои шансы? Но ведь я сама не пыталась завязать с ним знакомство. Инициатива исходила от него. Он сделал первый шаг к сближению.

Харли ничуть не походил на плейбоя, о котором я читала в газетах и журналах. Он был гораздо добрее и внимательнее и уж совсем не походил на распутника, каким его выставляли в статьях. Сегодня утром, пока Харли задумчиво держал во рту кисточку для макияжа, выбирая оттенок теней для моих век, я размышляла о том, что он собой представляет. Харли походил на художника, погруженного в свою работу и мало интересующегося мирскими делами. Может, мне довелось увидеть на миг настоящего Харли Брайтмена, то, что он скрывает от других? Я с трепетом спрашивала себя, могла ли взволновать его Хариэт, та душа, что живет в прекрасном теле Синди? Возможно ли, что Харли — тот рыцарь на бледно-голубом коне, о котором Хариэт мечтала все эти годы?

Мы подъехали к дому Триш.

— Увидимся завтра, солнышко. — Харли клюнул меня в щеку и открыл мне дверцу. Я помедлила, но он и не попытался удержать меня.

— Увидимся. — Опечаленная, я направилась к мрачному подъезду. Снова воображение сыграло со мной скверную шутку: ведь такому, как Харли Брайтмен, доступна любая женщина. С какой же стати я возомнила, что он влюбился в меня?

Глава 9

На следующий день Триш сказала Марти, что меня снова вызвали на кинопробу. В обеденное время Харли подъехал за мной на своем бледно-голубом «мерседесе». На этот раз на шоферском месте сидел Жозе. Местные головорезы, собравшись возле фонарного столба на соседней улице, с интересом наблюдали, как мы приближаемся к машине.

— Обычно, когда я отправляюсь за покупками, машину ведет Джордж, — сообщил Харли, устраиваясь рядом со мной на заднем сиденье. — Но сегодня он неважно себя чувствует. Прошлой ночью случайно захлопнул дверь винного погреба и остался там. Ума не приложу, как это случилось.

Тихий смех с переднего сиденья убедил меня в том, что Жозе мог бы просветить Харли на этот счет. Когда машина тронулась, головорезы у фонарного столба испустили громкий вопль, и, оглянувшись, я увидела, как перемазанный в грязи малый поднимается с земли и отвешивает зрителям преувеличенно учтивый поклон. В одной руке он держал отвертку, а в другой табличку с номерами машины, которой размахивал в воздухе. Я различила на ней номерной знак Харли.

Жозе привез нас на Родео-драйв, и мы прошествовали мимо нескольких роскошно оформленных витрин. Имена многих модельеров были мне знакомы — Гуччи, Армани, Шанель и другие. Прежде я презирала эти имена, потому что они символизировали образ жизни, недоступный для меня. Вкрадчивые, подчеркнуто любезные помощники продавцов охраняли двери, а вооруженная охрана старалась быть незаметной, не слишком успешно скрываясь на тротуаре за растениями в горшках и кадках. Пальцы стражей лежали на спусковых крючках, и они были готовы в любой момент пустить в ход оружие.