Свирепый черт Лялечка

      - Как насчет плотских утех?
      Я поперхнулся.
      - Ты не думай, я чертовственница. Так что не пожалеешь.
      - Это что еще такое?
      - Ой, как до тебя все туго доходит! У вас, у людей, это называется девственностью. А у нас, соответственно, чертовственностью. Кстати, если назовешь меня чертовкой, не обижайся. Это все равно, что у вас порядочную девушку девкой обозвать, даже хуже.
      - И как же тебя называть?
      - Лялечка я. Забыл? Ну, а когда вдруг понадобится сохранить мое имя в тайне, ну, например, когда тебя пытать будут, можешь сказать, что я чертовушка. Или лучше по-простому, черт. Мне так привычней. Можно добавить, что кровожадный и свирепый. Ну, что, блудом будем заниматься?
      Я отрицательно покачал головой.
      - Думаешь, что я какая неумеха? Не боись. Теоретически я хорошо подкована. Не зря же я в вашем мире была и уроки учила. Правда, не хватило времени на пестики и тычинки, и на жучков с паучками, но как размножаются люди, я освоила. Даже ознакомилась с тремя кассетами пособий по размножению. Порнухой называется. Ну, так, как?
      - Нет.
      - Ну, как знаешь. Мое дело - предложить. Хотя, думаю, ты зря отказался. - Лялечка сладко потянулась, после чего свернулась калачиком, и перед тем, как заснуть, едва внятно (хотя для меня это прозвучало примерно, как гром среди ясного неба) пробормотала. - Зря. Как сегодня ночью обращусь в сташнючую зверюку, "Годзиллу" видел? Так еще хуже. Придется тебя первого рвать на мелкие кусочки... Хоть и неохота...
      Последние слова она произносила сквозь сон, едва слышно. Мгновение спустя, я не слышал ничего, кроме мирного посапывания моей спутницы. Но мне было не до сна.
      Утро
      Наверное полночи я караулил. Но Лялечка мирно спала и ни в какое чудище не превращалась. Не появлялись и обезьянские крокодилы с саблезубыми лягушками. Постепенно усталость взяла свое: я погрузился в дрему. Мне привиделся очень хороший сон. Вначале хороший. Мне приснилось, что мне все снится. Что я проснулся у себя дома, на своем родном диване. Потом появилась Лялечка и принялась уговаривать меня вернуться. А я ни в какую не соглашался. Потом она пригрозила, что если я откажусь, то она придет ко мне на работу и спляшет там стриптиз... Сон понемногу стал перерастать в кошмар, я уже бежал по лесу, а кругом, ухватившись за ветви цепкими хвостами, вниз головой висели обезьянские крокодилы и жадно клацали огромными пастями, норовя укусить...
      - Вставай, засоня! Утро уже давно!
      Чертовушка тормошила меня за плечо.
      - Их не бывает, - просыпаясь, пробормотал я сам не понял как, то ли спрашивая, то ли утверждая.
      - Кого?
      - Обезьянских крокодилов.
      - Думаешь?
      - Уверен.
      - У меня тоже на этот счет, сомнения имеются. Слишком жирно им будет и по деревьям лазать, и кусаться. Наверное, и правда не бывает.
      - Так, это ты же мне про них говорила!
      - Ничего я не говорила. Предположила просто. - Лялечка была сама невозмутимость.
      - А саблезубые лягушки?
      - Что лягушки?
      - Бывают?
      - Откуда ж я знаю? Может и бывают. Только поблизости их точно нету. Видишь, кто-то сена накосил? А там где водятся эти лягушки, людям не выжить. Пожрут всех. Хватит об этом. Тут рядышком озерцо есть. Я только что разведала. Не желаешь искупнуться?
      - Нет.
      - Как знаешь. А я пойду, почубухаюсь. Надумаешь, иди по той тропинке, вдоль ручейка.
      И перед тем, как уйти, добавила заговорщическим шепотом:
      - Я голенькая купаться буду. Нет у меня купальника.
      И, хихикнув, вприпрыжку скрылась за кустами.
      Озеро и действительно находилось недалеко. Не прошло и минуты, как я услышал всплеск и веселые повизгивания.
      Я умылся в ручье и раскрыл котомку, чтобы к приходу спутницы сервировать "поляну". Негоже было отправляться в дальнейшее путешествие на голодный желудок.
      Вернулась Лялечка. Она была недовольна и явно рассержена. Может вода холодная?
      Чертовушка подошла решительным шагом и молча отвесила мне оплеуху. Больно не было. Ни капельки. Но обидно.
      - За что?! - Я возмущенно потребовал объяснения.
      - Почему не пошел за мной подглядывать? - Лялечка обиженно надула губки. - Ведь знал же, что голая купаться буду...
      Что я мог ей ответить? Если честно, то я и сам не знал почему...
      - Кушать будешь? - Я кивнул на разложенную снедь.
      - Кушать? Я почти совсем никогда не кушаю. Все больше жру, лопаю и трескаю.
      - Ну, а трескать будешь?
      - Нет, - все еще недовольно буркнула капризная девчонка, - я мухоморов с лягушками нажралась...
      Я как раз нарезал окорок и, ошарашенный услышанным, легонько полоснул ножом себе по пальцу. Выступило несколько капелек крови.
      - Ой-ой-ой-ой-ой! - тут же перепугалась Лялечка, - Кровушка пошла, тебе не больно?
      - Ерунда.
      - Правда?
      - Конечно. Пустячный порез.
      - Кровь. Красненькая. Красивенькая.
      Я уже приготовился выслушать признание чертовушки про то, что она жуткая вампирюга и с моей стороны было весьма неосторожно демонстрировать ей кровь, но ошибся. Признание с ее стороны последовало, но совсем другого порядка:
      - Везет же. Красненькая. А у меня зеленая и совсем чуть-чуть. В основном у меня там червяки и тараканы. А вместо сердца - жабища огромная. Сидит и квакает. Хочешь послушать?
      Лялечка призывно выпятила грудь, и я едва совладал с соблазном прикоснуться к ней, тем более имелся благовидный предлог. То что она самозабвенно врет, я уже ни на йоту не сомневался. Причем так, что сама почти верит в свою выдумку.
      - Нет. Спасибо.
      - Ладно. Тогда давай завтракать.
      - А лягушки с мухоморами уже переварились?
      - Ой, какой же ты вредный. Мало их там было. Не наелась я.
      - Ну, раз не наелась, тогда приятного аппетита.
      Попытка суицида
      После плотного завтрака мы вновь вышли на дорогу и продолжили наш путь.
      Я понемногу стал смиряться со своим теперешним положением. Что толку сетовать на силы, занесшие меня неизвестно куда и непонятно зачем? Все равно ничего исправить нельзя. Не лучше ли жить не то что сегодняшним днем, а даже, просто, теперешней минутой. А на данную минуту все было хорошо. Даже отлично. Сказочно. Дорожка вдоль леса, чистый воздух, птички поют, светло, тепло.
      Впереди стояла корова, запряженная в повозку. На буром лбу ее отчетливо белела звездочка, практически правильной геометрической формы. Пеструха горько плакала.
      - В чем дело? - Спросила Лялечка, как будто животное могло ей ответить.
      Как и полагается коровам, буренка ничего не ответила. Вот только молча кивнула в сторону леса и тяжко вздохнула, что ни коим образом не соответствовало нормальному поведению коров, по крайней мере, с моей точки зрения.
      - Ладно, сами посмотрим. - Чертовка не стала настаивать и направилась в сторону, указанную животным.
      Мне ни чего не оставалось, как последовать за ней. Почти у самой кромки леса располагалась живописная небольшая полянка. Лялечка не стала выходить на нее, а затаилась за кустами, приложив палец к губам, дала мне знак, чтобы я передвигался тише.
      Я присоединился к чертовушке. В центре, под развесистым дубом странного вида молодой человек прилаживал на ветку петлю. Выглядел он действительно своеобразно. Серое одеяние походило на сутану священнослужителя, только гораздо короче, из-под полы торчали острые коленки парня. Так что его наряд смело можно было назвать и короткой сутаной, и длинной рубахой. Но не в этом была странность. На голове незнакомца красовался ярко красный ирокез.
      Дабы не допустить самоубийства я решил вмешаться.
      Лялечка сердито шикнула на меня:
      - Подожди! Рано еще!
      Но я не стал слушать чертовушку и вышел на поляну. Лялечка, тяжело вздохнув, последовала за мной.
      Почему-то припомнился мультфильм "Жил был пес".
      - Что, птичку решил поймать? - поинтересовался я у самоубийцы.
      - Дурак что ли?! - агрессивно огрызнулся юноша. - Вешаюсь я!
      - Чего ради?
      - Не твое верблюжье дело! Проваливай!
      Молодой человек настроен был весьма недружелюбно. Оно и понятно. Явно ему было несладко, раз уж решил свести счеты с жизнью.
      - Правильно, пошли, это не наше дело. - Лялечка попыталась отговорить меня от доброго поступка.
      Но я должен был сделать все возможное, чтобы не допустить самоубийство такого молодого парня.
      - А ты расскажи, почему ты так решил поступить, может тебе полегчает и передумаешь...
      - А пошел ты!
      Юноша бросил быстрый взгляд на небо и, зажмурившись, сунул голову в петлю (как только ирокез прошел?). Но ничего не произошло, веревка висела слишком низко. Он стоял зажмуренный некоторое время, затем тихонько приоткрыл один глаз, другой.
      - Ничего не понимаю! - Его голос был полон отчаяния.
      - Чего тут понимать? - Вновь вмешалась чертовушка. - Петля слишком низко висит, так ты никогда не повесишься.
      - Что же делать? - Юноша находился на грани истерики. - Если ее повесить выше, то я не достану в петлю головой!
      - Не обязательно укорачивать веревку, - Лялечка была сама любезность, можно укоротить тебя. Ты потерпи немного, а мы тебе ноги подрубим.
      Услышав такое предложение о помощи, парень и правда чуть не повесился. Он рухнул в обморок, петля затянулась, и я едва успел подхватить его. Не без труда я освободил шею незадачливого самоубийцы от веревки (Лялечка наотрез отказалась помогать) и уложил его на траву. Несколько секунд спустя панк уже вновь вскочил на ноги. Удивление, облегчение, разочарование, гнев, обреченность - вот далеко не полный перечень чувств, которые мне удалось прочесть на его лице.
      - Может все-таки расскажешь, что случилось? Ведь это не выход.
      Юноша как-то по-детски всхлипнул.
      - Все равно сожгут. Потому что я отпустил ее. Устроил побег. А она колдунья, хоть совсем и непохожа! А теперь прознают и меня сожгут. Так лучше повеситься, чем гореть. Раз и все. - Он с тоской взглянул на покачивающуюся петлю.
      Неожиданно с юношей произошли разительные перемены. Плаксивое выражение лица сменилось надменной маской, полной подозрительности.
      - А кто вы такие?! Почему, завидев меня, не переквадратились и не пали ниц?
      - Чего ради? Кто ты такой?
      - Ни фига себе! Еретики антикоммунистические! Двое!
      - Это папик. - Сообщила чертовушка.
      - Священнослужитель? - Не поверил я.
      - Он самый.
      - Да! И еще комсомолец. Недавно вступил. Такие перспективы открывались! А теперь... - Панкообразный священник начал было вновь сникать, но тут же воспрянул духом. - Ничего, вот сожгу вас, злостных еретиков, и меня наградят, а про то, что я помог бежать ведьме может никто и не догадается. Чего стали? Живо дрова собирать!
      - Какие дрова? Зачем?
      - Как зачем?! Жечь вас буду! Или лучше препроводить вас в город и на площади спалить? - Принялся вслух размышлять недавний самоубийца. - А сначала попытать? Решено! Вы арестованы! Пройдемте.
      - Во! - я показал ему фигу.
      Папик побледнел. Видимо, местные священнослужители ни в чем не знали отказа. Он даже растерялся. Не поверил. Наверное, решил, что ему все померещилось.
      - Живо в повозку! - Повторил он приказ.
      Но что мой кукиш? По сравнению с тем, что произошло дальше. В дело вступила Лялечка.
      - А такое ты видел?
      Готов биться об заклад, что нет. Потерявший самообладание от безобидной фиги, папик не мог видеть ничего подобного.
      Чертовушка сотворила такую комбинацию неприличных отрицательных жестов, плавно переходящих один в другой, что даже мне стало стыдно. А папик вновь рухнул в обморок.
      - Ну, что, давай подвесим его? Все равно он собирался. - Предложила Лялечка. - Очухается, а желание исполнилось.
      - Нет.
      - Почему?
      Чертовушка искренне удивилась.
      - Нехорошо это.
      - Так он же сжечь нас хотел!
      - Все равно, не по-людски.
      - Между прочим, половина из нас совсем не люди, а даже наоборот.
      - Но другая половина категорически против.
      - Пожалеешь ведь потом. Знаешь какие папики вредные?
      - Все может быть. Только не могу я, вот, так. Он же совсем беспомощен. И пока не сделал нам ничего плохого.
      - Потом поздно будет.
      Пока мы спорили, священник (если этот эпитет уместен применительно к данному чуду природы) пришел в чувства. Он резко вскочил на ноги. Глаза переполнял испуг, праведный гнев и неимоверное изумление. Он настолько был ошарашен, что ничего членораздельного выдавить из себя не смог. Только междометия. А Лялечка, подбоченившись, молча покачивала головой, смотрела на него в упор, всем своим видом показывая, что шутить не намерена.
      Почти безмолвный поединок завершился полным поражением папика. Не знаю, какая мысль посетила его, возможно он осознал, что находится в лесу, один, среди неведомых доселе незнакомцев, которые не только не выказывали должного почтения и преклонения, но и имели наглость не повиноваться. Может быть фантазия нарисовала ему страшную картину возможных последствий столь опасного общения. Как бы там не было, но юный священник проявил завидную прыть: неожиданно он рванул с поляны и в считанные секунды скрылся из вида.
      Почти тут же до нас донесся странный монолог, по крайней мере, с моей точки зрения. Сначала осипший голос радостно воскликнул:
      - Живой! Ура!
      На что папик возбужденно ответил:
      - Гони со всей прыти! Потом радоваться будешь!
      - А как же моя секретность?
      - Не до секретности сейчас! Гони!
      - Куда гнать то?
      - Назад, в город. Дело государственной важности!
      На первый взгляд, ничего странного в этом разговоре не было. Вот, только там, куда ретировался папик никого кроме коровы не было. Не с ней же он говорил...
      Привязка к местности
      - Ну, и как ты собираешься Пахана свергать, если даже вшивого папика пожалел? - Обрушилась на меня Лялечка, как только заслышался скрип повозки. - По-людски, не по-людски... Я посмотрю, как он с тобой поступит, если попадешь в его руки. Ладно, что теперь горевать. Как говорится, первый папик - комом. Не волнуйся, их тут, как собак нерезаных. Мы еще столько разноцветных скальпов поснимаем, что при нашем упоминании будут трястись от страха все бледнолицые гуроны. Ну, что, пойдем дальше?
      Чертовушка, как ни в чем не бывало, закончила свою кровожадную речь, и мы покинули поляну.
      Дорога петляла вдоль чащобы, периодически ныряла в лес и извивалась между вековыми стволами, затем вновь выходила на простор и продолжалась по кромке зарослей. Где-то через час после того как нас покинул местный священнослужитель с английскими манерами (ни фига не попрощался) мы в очередной раз вышли из леса. На этот раз - окончательно.
      С небольшого холма, на вершине которого мы оказались, открывалась живописная панорама. У подножия раскинулось несколько деревушек, обрамленных распаханными полями, а чуть дальше располагался город, в центре которого выделялись два превосходящих все окружающее строения. Величественный не то храм, не то замок и вдвое меньший бревенчатый терем.
      Неожиданно Лялечка обрадовалась и пошла слегка пританцовывая, почти вприпрыжку.
      - Ну, и почему не спрашиваешь какой это город? Как называется и далеко ли до столицы?
      - Придем, узнаю. - Ответил я своей спутнице ее же словами. - Что к тебе приставать с ерундой фиговой?
      - А ты спроси!
      - Зачем? Все равно не скажешь.
      - А, вдруг, скажу?
      - Не хочу рисковать. Опять обзываться начнешь. Скажешь, что я приставучий.
      - Спроси, спроси, спроси...
      - Ну, ладно, что это за город?
      - Это Далдоноград! - Радостно сообщила чертовушка.
      - Очень хорошо.
      - А про столицу! Далеко ли она!
      - А далеко ли от этого города до столицы?
      - Это и есть столица царства Далдония! - Счастливо сообщила Лялечка. И правит там царь Далдон. Раньше их пересчитывали: Далдон Первый, Далдон Второй, Третий, а потом сбились на фиг. И теперь все цари - просто Далдоны. Далдон умер, да здравствует Далдон!
      У меня сложилось впечатление, что когда я спрашивал в прошлый раз, она понятия не имела где мы с ней находимся, и куда ведет дорога. А теперь, увидев город - узнала его и поспешила со мной поделиться.
      - Что скажешь, советчица? В Далдоноград идем?
      - Память у тебя, Андрюшенька, бабско-куриная. Лялечкой меня зовут. А если хочешь обращаться ко мне по должности, то не забывай добавлять главная и мудрая. Понятно?
      - Понятно.
      - А в город конечно пойдем. А то что получается? Шли-шли, город увидели, развернулись и назад? А на том конце дороги тоже небось какой-нибудь городишко имеется. Дойдем до него и опять развернемся? Так и будем туда-сюда ходить, пока жратва не кончится. А я когда голодная, сразу фьють, превращусь в страшнючую зверюку. И съем тебя. Хочешь?
      - Нет.
      Где-то наполовину я притворился, что испугался. Но только наполовину. В смысле, притворился. На вторую половину действительно было страшновато. Все-таки черт, хоть и такой симпатичный.
      - Тогда пошли в Далдоноград. Проверим, чем дышат Далдоны.
      И мы стали спускаться с холма.
      Мои попытки разузнать что-нибудь более конкретное о городе и его обитателях кроме того что я услышал, как только Лялечка узнала место нашего пребывания, не увенчались успехом. Чертовушка под всяческими благовидными предлогами, вплоть до заявления, что она давала подписку о неразглашении, отказывалась что-либо сообщить и хранила молчание... Имеется в виду информация. А о молчании в фонетическом смысле оставалось только мечтать. Лялечка щебетала без умолку до самого Далдонограда.
      Арест
      До стен города нам оставалось всего ничего, каких-то метров сто-сто пятьдесят, когда распахнулись ворота и исторгли из себя отряд стражников, хорошо разбавленный папиками. Процессия выглядела внушительно. Одних коров, оседланных копьеносцами и закованных в латы, по самым скромным прикидкам, было не менее пятидесяти. Пешие воины, ощетинившиеся колющимися и режущими предметами (пики, мечи, сабли) не поддавались количественной оценке. Много. Очень. Мой глазомер не приучен прикидывать численность людской толпы. Метры, вес - пожалуйста. Думаю, уложусь в статистическую погрешность, но людские массы... И все это разукрашено огромным количеством ирокезов папиков. Но, как я понял по цветовой палитре, из города вышли только низкочастотные представители спектра священнослужителей. Тьма красных, поменьше оранжевых, редкие - желтые, и мне показалось, что где-то в толпе мелькал и зеленый цвет. Но не стану утверждать, что это был именно ирокез. Может быть какой вояка повязал себе зеленую бандану в знак какого-нибудь протеста или потому что ему за это заплатили?
      Хотя, не стану скрывать, мой инженерский мозг совершил попытку прикинуть, миграцией скольких же особей он стал невольным свидетелем. Чисто автоматически. И чисто теоретически. Он, иногда, без моего на то согласия и при моей полной пассивности, выкаблучивает такие расчеты, что потом, присоединившись к носителю (то бишь ко мне), вместе с ним (то бишь со мной) диву дается, как мог додуматься до таких расчетов. Вот, и теперь, где-то глубоко под моей черепной коробкой пошел процесс. Примерная ширина процессии умножилась на видимую глубину, затем на средний рост. Объем людской массы уже имелся. Оставалось только умножить полученную величину на плотность человеческого организма, а потом разделить полученный результат на среднестатистический вес человека... Последней мыслью по этому поводу было то, что разряженность между особями компенсируется вполне избыточным весом коров, ростом восседающих на них всадников и избытком металла.
      Истошный визг вернул меня и мой иногда независимо мыслящий аппарат, в народе называемый головой, к реальной действительности, хотя, если честно, то абстракция математики была бы для меня более приемлемым убежищем.
      - Вот они! Хватайте этих злостных еретиков!
      Это верещал наш давешний знакомец, которого мы так неблагоразумно вытащили из петли. Он находился в авангарде отряда. Та же самая корова, с белой звездочкой на лбу, которую мы видели на опушке, бодро вышагивала впереди всех, таща за собой повозку, на которой стоял в величественной позе тот самый папик, который всего пару часов назад сначала пытался повеситься, затем сжечь нас, арестовать и, в конце концов, позорно бежавший с места событий.
      Через считанные минуты оказалось, что это отнюдь не миграция, и не исход из города такой многочисленной группы. Весь отряд преследовал единственную цель. Нас.
      Меня и Лялечку обступили плотным кольцом. Мне не померещился зеленый ирокез. Сквозь толпу пробился обладатель сей экстравагантной прически. Он явно был старшим среди собравшихся. Тоном, не терпящим возражений, он заявил:
      - По обвинению в антикоммунистической ереси вы арестованы. Сопротивление бесполезно.
      Это было понятно и без предупреждения: нас окружала маленькая армия.
      Услышав сообщение об аресте, Лялечка отреагировала адекватно обстоятельствам. Она зачитала всем их права, как и подобает в таких случаях:
      - Можете хранить молчание, все сказанное будет использовано против вас. Если у вас нету адвоката, то мы предоставим. Так же вам будет разрешен один телефонный звонок. "Билайн Джи эс эм. С нами удобно".
      Она закончила нараспев, совсем как в рекламном ролике, после чего обратилась ко мне:
      - Я ни чего не пропустила?
      - Даже немного лишнего добавила... Только меня сейчас больше волнует, на что мы с тобой имеем право?
      Окружавшие нас воины и священники некоторое время обалдело моргали, озадаченные Лялечкиным заявлением. Но главный папик смог взять себя в руки и властным голосом распорядился:
      - Проводите их во дворец Далдона. В темницу. Действительно, неслыханная ересь. Кардинал самолично должен решить их участь, когда вернется.
      Нам оставалось только повиноваться. Лялечка, как заправский рецидивист, заложила руки за спину и, насвистывая "Мурку", сама пошла в сторону ворот. Мне ничего не оставалось, как последовать ее примеру.
      В темнице
      Тот самый терем, которым я любовался с вершины холма, оказался царским дворцом. Он находился на главной площади столицы. В самом ее центре возвышался невысокий квадратный постамент, по углам которого находились столбы, обложенные дровами и хворостом.
      Это зрелище наводило на мало оптимистические мысли. До этого момента разговоры про сжигание на кострах я воспринимал, как какую-то аллегорию или что-то нереальное, абсолютно меня не касающееся... Теперь же, узрев заготовленные кострища, ожидающие свои жертвы, стало как-то не по себе.
      Правда, долго любоваться столичными достопримечательностями нам не пришлось. Нас в спешном порядке препроводили во дворец и заперли в камере.
      К моему удивлению папик, донесший на нас, оказался нашим соседом. Его вместе с нами посадили в темницу.
      - Тебя-то за что?
      - Я еще в лесу говорил, что меня подозревают в устройстве побега колдуньи, - недовольно пробурчал панк-священнослужитель. - Думал, за предотвращение такой ереси, коей являетесь вы, мне простят мое прегрешение... Но, увы.
      - Ты не бойся, костер тебе не грозит, - успокоила его Лялечка ласковым голоском, при этом задорно подмигнув.
      Глаза папика загорелись надеждой, щедро разбавленной недоверием.
      - Не доживешь. - Закончила чертовушка. - скоро я превращусь в страшнючую зверюку и разорву тебя на мелкие кусочки.
      Стоит ли говорить, что услышав такое заявление, доносчик вновь грохнулся в обморок?
      - Пока он в отрубе, будем развратом заниматься? - Обыденно поинтересовалась Лялечка.
      - Да ты что?! - Я обалдел.
      - Мое дело предложить. Сам знаешь. Я же черт. Должна искушать. А могу и искусать. Вот, только, если не хочешь сейчас блудом заниматься, потом все равно придется...
      - Это еще почему?
      - Как почему? Сам не видишь что ли? Глупый какой-то. Народец здесь поганый, гадкий. - Она в качестве примера показала на все еще бесчувственного папика. - После того, как победим Пахана всех придется перебить и развести новую расу. Вот, мы с тобой этим и займемся. И назовем наше потомство челортями... нет, лучше челобесами... или чертовеками... Придумала! Чертолюдами! Только тебе придется потерпеть. При таких взаимоотношениях с чертями беременными становятся мужики! Хи-хи. Но ты не бойся. Это временно, когда ты беременный. А я тебя не брошу, наоборот, ухаживать буду, лелеять...
      - Да ну тебя! Не до шуток нам с тобой.
      - А я и не шучу. У кого хочешь, спроси.
      Тем временем очухался папик. Он долго тряс головой, но наваждение не пропало. В смысле мы с Лялечкой. Его физиономия приняла плаксивое выражение. Кажется, находясь без сознания, он чувствовал себя более комфортно.
      - Как зовут-то тебя? - Я даже был немного рад "появлению" нового собеседника и поспешил подключить его к разговору, дабы избежать скользкой темы зарождения новой расы.
      - Не твое дело! - Огрызнулся священник и демонстративно отвернулся.
      - Вот и поговорили...
      - Нам не о чем с вами разговаривать!
      - Есть у меня одна тема, - вступила в диалог Лялечка, - Андрюша, ты не возражаешь, если я с ним немного потолкую?
      - Только руками не трогай...
      Я улегся на пук сена и уставился в потолок. Ничего хорошего в голову не шло. А, вот, плохого...
      Натравивший на нас своих собратьев и царскую стражу папик теперь явно раскаивался в этом. И не потому, что оказался в камере. К этому он уже был готов. И скорей всего молился, чтобы все побыстрей закончилось. Даже костром.
      Он забился в угол и часто-часто стучал зубами. От страха. Потому что Лялечка, прохаживаясь взад-вперед, рассказывала ему своим зловещим голосом, как она ночью превратится в страшнючую зверюку и будет рвать его на мелкие кусочки за подлое предательство. В подробностях. Я-то уже привык к подобным обещаниям, которые ничем кроме угроз не заканчивались. Но откуда это мог знать папик? Он принимал слова чертовушки за чистую монету. А я не спешил его разубеждать. Он заслужил перед костром натерпеться и страха.
      Царская скука
      - Зупдин!
      - Слушаю, Ваше Величество!
      - А что, кроме медовухи, у нас никаких развлечений не имеется?
      - Вообще-то, нет. Но Ваше Величество может, как в прошлый раз, сами придумать себе развлечение. Опять сказать Фрюсе, что сестра назвала ее свиньей, а у Хрюси поинтересоваться, верно ли утверждение сестры, что в бочке сала жира меньше, чем в ней.
      - Нет. Экстремальные забавы сегодня отменяются. Если бы они только друг дружку колотили. А то страдает вся окружающая действительность. А что это за шум сегодня был? Вся моя дружина за каким-то хреном папикам понадобилась.
      - Это еретиков ловили. Злостных.
      - Поймали?
      - Ага.
      - Что-то я слышал, что они здесь, в моем дворце, это правда?
      - Да. В темнице сидят.
      - Пусть приведут.
      - Никак не можно. Это пленники кардинала.
      - Какого же хрена они у меня во дворце?
      - Хитроблуд отсутствует, а в его замке ни темниц, ни стражи.
      - А если они сидят в моей темнице, и их охраняет моя стража, то, получается, пленники мои. Так что, пусть приведут.
      - Не было б беды...
      - Не будет. Скучно мне просто. - Царь демонстративно зевнул. - Поговорю и верну, в свою же темницу...
      Встреча без галстуков
      Дверь камеры распахнулась. В проеме показались три рожи стражников.
      - Вы двое - на выход!
      Естественно, имелись в виду я и Лялечка.
      - Куда?
      - Далдон желает лицезреть своих пленников. Так что, поторапливайтесь!
      Нас повели к царю.
      - Может, устроим побег? - Прагматично поинтересовалась Лялечка.
      И небезосновательно. Один из воинов шел впереди, показывая дорогу, а оставшиеся двое отстали и разговаривали о чем-то своем, громко хохоча. Так что возможность была.
      - А куда мы побежим?
      - Конечно же врассыпную! - Удивилась моей бестолковости чертовушка. Только надо договориться, где потом встретимся. Например, в ГУМе у фонтана.
      - Неплохо бы. Только мне кажется, что будем по дворцу бегать, пока нас с тобой не переловят.
      - Об этом я не подумала... А что тогда делать?
      - Послушаем, что скажет царь. Только, прошу, ты лучше молчи. А я как-нибудь попытаюсь его уболтать.
      Наконец мы добрались до требуемой залы. Впередиидущий стражник распахнул дверь и жестом велел нам входить, сам оставаясь в предыдущем помещении.
      Трона не было. По-видимому, правитель решил обойтись без официальностей. Так сказать, встреча без галстуков. Кое-как запахнутый халат, из-под полы которого проглядывалась голая волосатая грудь, мягкие тапочки на босу ногу - вот и все облачение встретившей нас царственной особы. Он сидел за небольшим столом, на котором кроме большого кувшина, кубка и маленького блюда с орешками ничего не было.
      Курчавая, подернутая сединой рыжая борода. Лукавый, заинтересованный взгляд. Слегка пьяный.
      - Кто такие?
      Я не успел и рта открыть.
      - Мы не местные, погорельцы, поможите чем можете, - заканючила Лялечка голосом попрошайки из пригородной электрички, - нам только денег как будто на билет, а мы водки купим, пропьем ее, а завтра опять припремся клянчить...
      - Значит, иностранцы, - сделал вывод монарх.
      - Да. Ми есть плохо говорит по-вашему. Гони, яйко, млеко, сало. Иначе, будьем тебья немного вешайт!
      Царь потряс головой.
      - И из каких краев будете?
      Лялечка вновь из иностранца перевоплотилась в побирушку:
      - С Бразилии мы, от людоедов сматывались, потом нас еще инопланетяне хитили, и вот, мы здесь. Негры мы, не смотри, что беленькие. Альбиносы. Поможите, дядечка, а мы вам споем и спляшем. Мама, мама, что я буду делать, - Лялечка затянула жалобную песенку из "Кин-Дза-Дзы" и толкнула меня локтем в бок, чтобы я подпевал.
      Царь ничего не понял из галиматьи чертовушки.
      - То что вы издалека, не позволяет быть еретиками антикоммунистическими. Что у вас там в Бразилии не чтят вождя всех народов Пахана В Натуре? - Мне послышалась в его голосе скрытая надежда. - Или вы шпионы из-за песков?