Московский процесс (Часть 2)

      Далее, с конца 1988-го и особенно в 1989 году постоянной темой выступлений Горбачева стало создание "общеевропейского дома". В то же время произошло и довольно резкое изменение отношения СССР к процессу интеграции Европы: если в 70-х и первой половине 80-х СССР относился к этим процессам весьма подозрительно, а то и крайне враждебно, то к 1989 году это отношение полностью изменилось. Вплоть до 1984 года тогдашний глава разведуправления КГБ Крючков давал своим резидентам в Европе инструкции усиливать проникновение во все структуры Европейского сообщества и противодействовать его дальнейшей интеграции, потому что:
      Очевидно, что прогресс интеграции Западной Европы, в особенности в военно-политической сфере, противоречит интересам Советского Союза.
      Однако со второй половины 80-х, по мере дальнейшей интеграции, как политическое направление самого Европейского Сообщества, так и отношение к нему СССР начинает меняться: чем больше социалисты и социал-демократы господствуют в структурах ЕС, тем более благосклонно смотрит на всю затею Москва А к 1989 году создание "общеевропейского дома" становится их общим кличем, хотя, разумеется, ни те, ни другие не говорят открыто, что этому "дому" предстоит быть социалистическим.
      Наконец, само по себе падение Берлинской стены и последовавшее за ним воссоединение Германии не было неожиданностью для Москвы и вовсе не подразумевало катастрофы для их "друзей" в ГДР. Создается впечатление, что до определенного момента, по крайней мере до весны-лета 1990 года, все как будто шло "по плану" и никто из них даже не предполагал краха. Паника, судя по тем немногим документам, что удалось увидеть, началась только в марте, в преддверье и после выборов в ГДР, на которых "обновленные" и переименовавшие себя в Партию демократического социализма коммунисты понесли сокрушительное поражение
      Во время пребывания в служебной командировке в ФРГ с 7 по 12 марта с.г. встретился с Председателем ПДС т.Г.Гизи, который конфиденциально просил передать руководству КПСС следующее, - докладывает заму Горбачева по партии ВА.Ивашко сотрудник международного отдела ЦК Н.Португалов 13 марта 1990 года - Федеральное правительство в ближайшее время собирается внести в бундестаг законопроект о конфискации у ПДС и передаче в собственность государства архива бывшей СБПГ. В ожидании решения бундестага, который, безусловно, одобрит упомянутый законопроект, на архив уже наложен арест.
      Архив содержит большое количество секретных документов, опубликование которых привело бы к крайне нежелательным последствиям не только для ПДС, но и для КПСС. Речь идет, в частности, о подробных протокольных записях практически всех встреч и бесед руководителей СЕПГ с руководителями коммунистических и рабочих партий, начиная с КПСС; документах, связанных с деятельностью нелегальных компартий, которым СБПГ оказывала (по согласованию с нами) материальную поддержку, об отчетности по финансовой помощи СЕПГ прогрессивным организациям в ФРГ до объединения Германии и т.д.
      По словам Гизи, обнародование документов из архива было бы "настоящей катастрофой". Председатель ПДС настоятельно просит советское руководство, "пока еще есть время", оказать влияние на канцлера Коля, добиваясь от него либо снятия ареста с архива СЕПГ, т.е. возвращения его законному владельцу
      - ПДС, либо если канцлер не сочтет это возможным - уничтожения архива.
      Гизи этот вопрос ставит повторно: в начале этого года по личному указанию М.С.Горбачева совпосольство в ФРГ доверительно обращалось в ведомство федерального канцлера, но безрезультатно. Гизи полагает, что единственный путь к решению - включение этой темы в ближайший телефонный разговор на высшем уровне между Москвой и Бонном. (Быть может, имело бы смысл затронуть этот вопрос и в ходе предстоящего 18 марта с.г. приезда в Москву министра иностранных дел ФРГ Х.-Д.Геншера в ходе его беседы с М.С.Горбачевым).
      Невозможно поверить, что, если бы произошедшие в ГДР события целиком соответствовали замыслам, Москва не позаботилась бы убрать оттуда заранее хотя бы компрометирующие ее материалы. А ведь под угрозой оказались не только секретные документы, дискредитирующие советских руководителей, но и люди, наиболее верно им служившие, которым тоже было что рассказать.
      В начале марта с.г. (международный) Отдел посетил бывший начальник разведслужбы ГДР (бывшего Первого Главного управления МГБ ГДР) т.Маркус Вольф. В беседе с т.Фалиным Вольф сообщил, что "над его головой сгущаются тучи": германское руководство под давлением правого крыла правящей коалиции не оставляет своего намерения возбудить против него уголовное дело. Это противоправно, поскольку, признав в 1973 г. суверенитет бывшей ГДР, руководство ФРГ тем самым признало за ней и все государственные функции, включая, разумеется, и разведывательную деятельность. Поэтому кадровые сотрудники бывшей разведслужбы ГДР не подлежат судебному преследованию, если они не совершили уголовных преступлений, что в случае с Вольфом бесспорно. Какие бы обвинения ни выдвигались в адрес бывшего МГБ ГДР, на кадровый состав разведслужбы, действовавшей в его рамках, они распространяться не могут. (...)
      Понимая шаткость своих правовых позиций, германское руководство готовит на территории земли Бавария, где у власти находится реакционная партия ХСС, "показательный процесс", в ходе которого перед судом предстанут несколько раскрытых агентов разведки с группой бывших офицеров и генералов ПГУ МГБ ГДР, непосредственно руководивших их работой. Расчет прост
      - баварский суд (...) вынесет обвинительный приговор не только агентам, но и офицерам МГБ ГДР за "соучастие в шпионаже". Федеральное правительство делает все от него зависящее, чтобы провести этот процесс возможно скорей, ибо у немецкой общественности ширятся настроения в пользу генеральной амнистии бывших кадровых сотрудников ПГУ МГБ ГДР.
      В настоящее время М.Вольф находится в Москве и занимается литературной деятельностью. Возвращаться в Германию он не может - там его немедленно арестуют. Вольф просит советское руководство повлиять на канцлера ФРГ Коля, тем более, что даже в непосредственном окружении последнего есть люди, высказывающиеся в пользу амнистии (например - министр внутренних дел Шойбле).
      Вольф и возглавлявшаяся им служба в течении десятилетий оказала неоценимые услуги Советскому Союзу. Следует учесть и то, что Вольф с самого начала поддержал курс на перестройку в Советском Союзе и в 1986 г. вышел в отставку из-за разногласий с Хонеккером по этому вопросу.
      Учитывая вышеизложенное, представляется целесообразным помочь одному из самых верных наших друзей, включив и эту тему в ближайший телефонный разговор между М.С.Горбачевым и Г.Колем.
      Забеспокоились и старые "друзья" в ФРГ - социал-демократы. Наш старинный знакомец Эгон Бар о чем-то озабоченно толковал с Яковлевым уже в апреле 1990-го. О чем - неизвестно, но после доклада об этой беседе Горбачев распорядился:
      Т.Т.Шеварднадзе Э.А., Язову Д.Т., Фалину В.И. Прошу учесть при выработке нашей позиции, - и ниже дописано: - Материалы были использованы для подготовки беседы тов. Горбачева М.С. с премьер-министром ГДР Л. де Мезьером 29 апреля 1990 года.
      Однако только в октябре 1990 года политбюро наконец принимает постановление "О мерах в связи с преследованиями Партии демократического социализма (ГДР)", которое можно расценить как признание поражения. Оно предписывает:
      1. ...организовать систематические публикации в партийной печати и других средствах массовой информации материалов по фактам преследовании и травли бывших членов СЕПГ, увольнений их с работы по политическим признакам, квалифицируя такие шаги как нарушение принципов демократии, прав человека.
      Особое внимание уделять случаям возбуждения уголовных преследований лиц, находившихся на государственной службе в ГДР или партийной работе, по обвинению их в "национальной измене" или подрывной деятельности против ФРГ, в особенности по мотивам сотрудничества с СССР.
      2. В материалах, освещающих ход процесса германского объединения, уделять должное внимание деятельности ПДС. Реагировать на попытки ущемить конституционные права партии, лишить ее законной собственности.
      Международному отделу ЦК КПСС наладить получение от ПДС регулярной информации о фактах преследования членов партии, а также материалов, вскрывающих антисоциалнстический характер мер, осуществляемых западногерманской стороной в ходе объединения.
      3. Постоянно держать в поле зрения и оперативно откликаться на попытки нагнетать обстановку вокруг Западной группы войск (ЗГВ), сеять недружелюбное отношение к советским людям.
      4. Предусмотреть возможность эвакуации в Советский Союз лиц, тесно сотрудничавших с советскими организациями и ныне ставших объектами травли и преследований со стороны Бонна. Прежде всего речь могла бы идти о работниках партии, органов госбезопасности и Национальной народной армии ГДР, деятелях науки и культуры, квалифицированных организаторах производства, потерявших из-за политического притеснения работу в объединенной Германии. Принять необходимые меры по их трудоустройству и материальному обеспечению.
      Не возникает сомнения, что вплоть до октября 1990-го, то есть до самого дня объединения Германии, в Москве все еще надеялись добиться этого объединения на своих условиях. Но с самого начала все пошло не совсем так, как планировали: из-за чистого недоразумения стену между Востоком и Западом открыли на день раньше, чем предполагалось, отчего потеряли контроль за миграцией населения ("Роковая ошибка" - передача Би-Би-Си 6 ноября 1994). Миллионы людей ринулись в эту дырку, раз и навсегда похоронив миф о ГДР как отдельном государстве.
      Затем, вопреки ожиданиям, выборы в ГДР 18 марта были полной катастрофой для ПДС, что предопределило исход переговоров о статусе объединенной Германии между союзниками по Второй Мировой войне и двумя Германиями ("4+2"), так же, как и заключение договора 18 мая о валютном объединении обеих Германий. Наконец, именно благодаря этим выборам возникшее христианско-демокра-тическое большинство в парламенте ГДР (Народной палате) 23 августа просто проголосовало за воссоединение восточных земель с ФРГ на основе еще довоенного закона, и все было кончено. У Москвы не оказалось ни малейшей возможности диктовать свои условия объединения, хотя до самого последнего момента Горбачев пытался удержать ГДР в Варшавском блоке. Даже летом 1990-го он все еще настаивал на сохранении армии ГДР в составе Варшавского договора, что было уже просто смешно.
      Конечно же, предполагалось нечто совсем иное: и разрушение стены должно было стать их триумфом, а не случайностью; и миграция населения через границу должна была строго контролироваться, существенно уменьшая политическое проникновение Запада; и тем более выборы 18 марта должны были выиграть их "обновленные" ставленники из ПДС. Вот тогда Москва продиктовала бы свои условия объединения, мало чем отличавшиеся и от сталинских, и от бериевских, и от хрущевских: нейтрализм, демилитаризация, социализм. Вряд ли западные немцы отвергли бы любые условия достижения своей мечты объединения с восточными братьями, тем более, что социал-демократы вполне готовы были эти условия поддержать и даже вести избирательную кампанию на их основе.
      А получивши "нейтральную" Германию, развалив НАТО и отправив домой американцев, нетрудно было бы удержать и остальные страны Восточной Европы "в рамках социализма". Свершилась бы, наконец, та самая "конвергенция", о которой так долго мечтали западноевропейские меньшевики. Скажете, я преувеличиваю? Ни капли. Ведь даже в 1991 году, за несколько месяцев до краха, продолжались международные усилия партий Социнтерна по спасению КПСС, дискредитации Ельцина, поддержке Горбачева.
      В свою очередь процессы преобразований в государствах Восточной и Центральной Европы проходят под знаком демонтажа социализма, нарастания элементов "дикого капитализма", снижения уровня социальной защищенности трудящихся. Это вызывает обеспокоенность у ведущих европейских партии, входящих в Социалистический Интернационал. Ими ведется поиск способов противодействия нежелательным тенденциям в общественном развитии. В этой связи Итальянская социалистическая партия (ИСП), Испанская социалистическая рабочая партия (ИСРП), Социалистическая партия Австрии (СПА) и Социал-демократическая партия Германии (СДПГ) высказались за создание общеевропейского центра по изучению проблем отношений между социалистами и коммунистами, - докладывал в ЦК международный отдел 7 июня 1991 года.
      Наиболее активно за обсуждение возникших проблем высказывается Французская социалистическая партия (ФСП), что объясняется прежде всего ее положением правящей партии и позицией руководства, которое, по-видимому, встревожено проблемой выживания социалистической идеи в условиях ее кризиса в Восточной Европе.
      Так, представители ФСП в последнее время неоднократно высказывались за то, чтобы обсудить в европейском левом движении новую концепцию действий социалистических и социал-демократических партий в условиях изменяющейся Европы. При этом П.Моруа неоднократно выражал свою готовность приехать в СССР и обсудить этот круг вопросов с руководством КПСС.
      Стоит ли удивляться, что президент Миттеран, очевидно, так сильно "встревожился проблемой выживания социалистической идеи", что был готов поддержать даже путчистов в августе 91-го?
      В целом среди европейских левых растет понимание необходимости поиска ответов на вопросы, поставленные изменившейся политической обстановкой в Европе, в том числе и в отношении противодействия политическим силам, активно продвигающим идеи "неолиберализма" и уже создающим своп организации и политические структуры в Восточной Европе.
      Мне ничего неизвестно о силах "неолиберализма" вообще, а тем более об их попытках создать свои политические структуры на Востоке. Зато "силы социализма" занялись этим еще до падения Берлинской стены, в частности в Польше, где благодаря их усилиям активисты "Солидарности" продолжали слепо следовать дурацким соглашениям "круглого стола" вплоть до крушения коммунизма в СССР. Да и в других странах Восточной Европы их влияние было немалым: говорят, Вацлав Гавел получил тысячи писем и петиций от западноевропейских благожелателей, уговаривавших его "сохранить завоевания социализма" в Чехословакии.
      Даже сама тема, выдвинутая ими для срочной разработки, звучит весьма убедительно: "Европейское сообщество и Восточная Европа после объединения Германии: вызов левым".
      Активизация процессов обсуждения этой проблемы и ее теоретическая и практическая разработка, в том числе с участием европейских социалистических и социал-демократических партий, поиск совместных подходов к развитию социалистической идеи в новых условиях, на наш взгляд, способствовала бы укреплению международных связей КПСС и ее позиций как ведущей силы в формировании новых подходов в международном рабочем движении к проблемам развития социалистической идеи.
      В этой связи желательно привлечь внимание международных политических кругов и общественности к неконструктивной позиции Венгрии, Польши и Чехословакии (к которым, возможно, присоединится и Болгария) по вопросу о новых договорах этих стран с Советским Союзом. Важно показать, что возражения наших бывших союзников против обязательств о неучастии "в каких-либо союзах, направленных друг против друга", и тот факт, что эта линия проводится в тесном контакте с западным блоком, привносят качественно новые элементы не только в региональную, но и общеевропейскую ситуацию в целом, не учитывают итогов Парижской конференции СБСЕ, чреваты нарушением баланса интересов, открывшего перспективу строительства мирной Европы.
      Как видим, идея о том, что Западная Европа может заставить Восточную оставаться в советском блоке, - не моя выдумка. И если этим планам не суждено было осуществиться, то лишь благодаря миллионам людей на Востоке, отвергнувшим социалистические мечты.
      7. "Приватизация" власти
      Наконец, косвенным подтверждением наличия такого плана "выживания социалистической идеи" служат уже упоминавшиеся в начале книги настойчивые усилия политбюро перевести свою помощь компартиям "в каналы торговых отношений с контролируемыми братскими партиями фирмами" Как мы помним, первые попытки провести этот план начались еще в 87-м году, а в 88-м и 89-м заметно усилились: в предполагавшемся "общеевропейском <социалистическом> доме" требовались иные формы деятельности компартий и взаимодействия Москвы с ними. Конфронтация и "классовая борьба" должны были смениться "сотрудничеством" левых сил, и будущие хозяева "дома" спешили укрепить положение своих подручных.
      Начиная с 1988 года аналогичные процессы "коммунистической приватизации" внедряются и в СССР. С одной стороны, структуры КГБ и международного отдела ЦК создают множество якобы коммерческих "совместных предприятий" со своими западными "друзьями"; с другой - под прикрытием нового закона о кооперативах партийно-хозяйственная номенклатура начинает прибирать к рукам государственную собственность, еще больше сливаясь с "теневой экономикой". К середине 1990 года процесс становится массовым, почти всеобщим по стране и служит, в основном, цели "отмывания денег" (как партийных, так и краденых у государства) и их перекачке в западные финансовые учреждения Евгений Новиков пишет:
      "В августе 1990 г. аппарат ЦК составил сверхсекретный документ под названием "Записка" (...), в котором предлагалось широкомасштабное вступление партитой элиты в международный финансовый рынок. "Записка" была представлена заместителю генерального секретаря Ивагико, который, приняв предложение, изложенное в записке, отреагировал на это так:
      "Всем партийным кадрам, которым доверяется подобная коммерческая деятельность, требуется поставить перед собой задачу изучить коммерческое дело. Они должны действовать скрыто и негласно, чтобы 8 исключить всякую связь между этой деятельностью и ЦК".
      В начале сентября 1990 года секретариат ЦК принял секретное решение, рекомендовавшее с целью сохранения необходимой партийной структуры быстрое проникновение элиты на международные финансовые рынки... В конце 1990 года ЦК начал создавать коммерческие банки для отмывания партийных денег. Три из них образовались в Москве (...) За ЦК последовала местная партийная элита, прибирая к рукам банки и используя их для финансирования коммерческих предприятий. Вдобавок ЦК и региональные партийные организации создали несколько сотен акционерных обществ".
      К концу 1990 года "приватизировалась" даже газета "Правда" вместе со своим издательским комплексом и полиграфической базой, при полном одобрении Горбачева.
      По оценкам Новикова, стоимость примерно 60 партийных "предприятий" составляла 1,3 млрд. рублей, а стоимость всей "партийной собственности", согласно докладу управделами ЦК Н.Кручины на XXVIII съезде КПСС, была 4,9 млрд. рублей (7,8 млрд. долларов по тогдашнему курсу).
      "Началась погоня за арендой, за передачей и продажей собственности огромному числу всяческих организаций и коммерческих предприятий, при этом капитал экспортировался туда, откуда элита могла бы в течение многих лет черпать его для удовлетворения своих расточительных замашек".
      Важно, однако, понять, что это массовое ограбление страны, под конец производившее впечатление бегства крыс с тонущего корабля, изначально не планировалось как таковое. Уходить со сцены они отнюдь не собирались: напротив, идея "перестройки" состояла в том, чтобы укрепить свою власть, "спасти социализм" Но, будучи марксистами, они и спасались по-марксистски: ключевая идея "перестройки" исходила из известного положения Маркса о трех формах отношений "правящего класса" с собственностью - владение, пользование, распоряжение И если в течение последних 60-ти лет своего правления, практически с конца ленинского нэпа, партия держала в своих руках все три формы собственности на средства производства, "перестройка" была как бы возвратом к нэпу. Партия предлагала сохранить в своих руках владение, отдавая распоряжение собственностью в аренду желающим и обеспечивая таким образом совместное с производителем пользование всеми средствами производства страны. И, хотя западная пресса объявляла о "введении в СССР рыночной экономики" раз десять при Горбачеве (и раз пятнадцать после него), в реальности ни о каком "капитализме" и речи не шло (да и сейчас не идет). Горбачевские "реформы" в экономике никогда не пошли дальше поощрения кооперативов, семейных и бригадных подрядов, под конец - даже акционерных обществ, при одновременном уменьшении роли партии в распоряжении собственностью за счет снижения роли Госплана, центральных министерств и общего партийного контроля за производством на местах. В 1989 году с отчаяния заговорили об "индивидуальной трудовой деятельности" (кустарном промысле), но о легализации частной собственности и не помышляли. Любимым лозунгом Горбачева, вплоть до его отставки, было: "придать социализму второе дыхание".
      Стоит ли удивляться, что вся эта переустройка не вызвала ни малейшего энтузиазма у рядового работяги? Сколько бы ни мудрили ученые господа, а он-то знал, что пока дело не его - толку не будет. Совместное с партией "пользование средствами производства" его явно не устраивало: и "партнерство" получалось слишком неравное, и репутация у "партнера" слишком скверная. Зато "теневая экономика", уже и так сильно спаявшаяся с партийными структурами, бурно расцвела в этих новых формах. Возникавшие кооперативы были в основном "посредническими", т.е. "перераспределявшими" социалистический продукт на частный рынок. В результате коррупция превратилась в норму, дефицит товаров стал еще больше, очереди к пустым прилавкам - еще длиннее, а тенденция партии к раздроблению и образованию региональных мафий только усилилась Этому же способствовали попытки децентрализации управления хозяйством, поощрявшие рост экономической автономии: вместо улучшения возникал управленческий хаос, а местная власть, спекулируя на извечных националистических настроениях своих республик, стремилась обрести бльшую политическую независимость.
      Но, если эти "реформы" оказались явно недостаточно радикальны для оживления экономики, они были слишком радикальны для политической системы Даже ленинский НЭП сильно подорвал партию, вызвав массовый выход из нее, а уж 60 лет спустя и партия стала другой (гораздо менее идейной и более бюрократической), в то время как доверия к ней у населения не осталось совсем К тому же за эти десятилетия вырос гигантский аппарат управления, вовсе не желавший расставаться со своей функцией "распоряжения", а подавляющее число предприятий в стране было фактически убыточным, жившим за счет дотаций и субсидий из центра. Их уже нельзя было "перестроить", оставалось только закрыть, выбросив на улицу десятки миллионов рабочих И, как ни мудрила партия, как ни крутилась, а уйти от этих проблем, свалив их на чьи-то плечи и оставив себе лишь "контрольный пакет" владельцев, им не удавалось.
      Для решения этой проблемы приступили весной 1989 года к последней фазе "реформ": к "советизации", то есть к переносу центра власти в советы. На бумаге опять все выглядело разумно и вполне по-марксистски: коли "правящий класс" решил поделиться правом собственности на средства производства с другими, он должен делить с ними и власть. Проще говоря, нельзя было рассчитывать на стабилизацию положения, не расширив социальную базу власти. Да и звучало все это очень по-ленински, возрождая лозунг "Вся власть Советам!" Но то, что казалось разумным в теории, обернулось катастрофой на практике: выборы на Съезд народных депутатов, как и последующие выборы в советы иных уровней, несмотря на все хитрые процедуры "выдвижения", "отбора" и "регистрации" кандидатов, несмотря на гарантированную законом треть мест для партийной номенклатуры и полный контроль средств информации, были полным провалом партии Повсеместно, где удавалось пробиться "альтернативным" кандидатам, народ голосовал за них, выражая свое полнейшее недоверие КПСС, если не сказать - ненависть к ней. Сама эта избирательная кампания впервые за 70 лет дала толчок политической активности населения, расшевелив запуганных десятилетиями террора людей, и вместо восторженного: "Вся власть Советам!" - у них вырвалось: "Долой коммунистов!" В известной степени эксперимент удался лишь на низшем уровне, где обкомовское и райкомовское начальство просто пересело в кресла предисполкомов местных советов, да и то это удалось только в провинции, но не в крупных городах.
      В сущности, партийная "перестройка" кончилась в 1989 году, убедительно доказав, что социалистические утопии себя изжили. У них не осталось сторонников нигде, кроме Запада, а попытка их внедрения повсеместно приводила к потере контроля над экспериментом. Стоило лишь убрать колючую проволоку вокруг социалистического лагеря, как лагерники начали разбегаться. Первыми сквозанули восточноевропейские братья, похоронив этим самым идею "конвергенции" Европы в "общий социалистический дом". За ними потянулись республики СССР, где избранные с большой помпой республиканские Верховные советы первым делом проголосовали за "суверенитет" своих республик. Да и в самой Москве, где всеми правдами и неправдами удалось сохранить на Съезде народных депутатов "агрессивно-послушное большинство" (по выражению Юрия Афанасьева), подлинными народными избранниками были чудом пробившиеся 20% "альтернативных депутатов". За ними не стояли ни партийные, ни финансовые структуры, ни общесоюзные организации - ничего, кроме народной воли. Но именно они были главными героями драмы, за которой неотрывно следили по телевидению сотни миллионов людей. Съезд как высший законодательный орган страны не сделал ничего значительного, но он имел колоссальное просветительное значение, впервые показав людям существо режима в неприкрытом виде. Разбуженные этим невиданным зрелищем, зашевелились народные толщи - забастовали шахтеры, усилились национальные движения в республиках. И хоть шахтеров кое-как удалось успокоить пустыми обещаниями, но угроза возникновения "Солидарности" в СССР продолжала висеть над страной. К концу 1989 - началу 1990 года страна была уже неуправляема, а стихийное народное движение грозило объединиться в требовании отмены монополии политической власти КПСС Горбачевским "перестройщикам" ничего не оставалось, кроме как подчиниться этому требованию, отменив статью 6-ю конституции, формально закреплявшую эту монополию.
      Словом, если произошедшее и можно назвать революцией, то это была революция "снизу", случившаяся не благодаря, а вопреки Горбачеву и его подельникам. То, что планировалось как вполне умеренные, внутрисистемные изменения, вышло из-под контроля и переросло в революцию, обнаружив изначальное и несовместимое расхождение между намерениями вождей и чаяниями народа. Вожди слишком поздно это поняли, но уже начиная с 1990 года и до самого их падения все их усилия были направлены на то, как бы остановить цепную реакцию.
      Первые попытки как-то затормозить процесс, особенно распад СССР на независимые республики, начались еще в 1989-м кровавым подавлением мирных демонстраций в Тбилиси и не менее кровавым стравливанием национальных меньшинств с основным населением (в Абхазии, Осетии, Нагорном Карабахе, в Сумгаите). Затем последовали военная операция в Баку и нагнетание обстановки в Прибалтике, где русские переселенцы использовались в качестве инструмента имперской политики. Сейчас уже никто не сомневается, что так называемые "этнические конфликты" были спровоцированы Москвой, действовавшей по старой имперской формуле - "разделяй и властвуй". Но, хотя эта откровенно преступная политика оставила в наследство стране затяжные и порою неразрешимые конфликты, остановить распада империи она уже не могла. Спровоцировать конфликты было легко, а контролировать невозможно.
      В самой же России и попытка контролировать процесс через фиктивные "партии", созданные специально для этой цели КГБ, и инфильтрация самостоятельно возникавших политических организаций дала лишь временный успех. Этот "социалистический плюрализм", как и его исторический прототип дореволюционная "зубатовщина", - только способствовал дальнейшей дестабилизации. Как профсоюзники Зубатова кончили тем, что устроили революцию 1905 года, так и гебешно-горбачевские "плюралисты" по мере роста поляризации общества оказались перед выбором: либо остаться за бортом движения, либо идти на конфронтацию с режимом. Мало кто рискнул разоблачить себя и поддержать власть. К концу 1990 - началу 1991 года требование отставки коммунистических властей стало настолько единодушным, что его поддерживали, кажется, даже сами коммунисты.
      Впрочем, большинство партийных руководителей к тому времени было уже в основном озабочено проблемой личного выживания, а процесс партийной "приватизации" приобрел характер панического бегства. Проследить, где осели все эти "партийные миллиарды", а с ними - и существенная часть западной помощи СССР того времени, практически невозможно, как невозможно проследить все запутанные связи международного отдела ЦК и КГБ с западными организациями и отдельными политиками. Тем более что после провала путча в августе 1991 года загадочным образом выпрыгнул из окна своей квартиры управделами ЦК Н.Кручина и то же самое сделал его предшественник на этом посту А.Павлов - два человека, непосредственно распоряжавшиеся партийной собственностью и финансами во времена "перестройки". Как-то незаметно исчезли со сцены и остальные начальники, руководившие процессом "партийной приватизации". Например, тихо, никому не мешая, живет в Германии у своих подельников - немецких социал-демократов последний глава международного отдела ЦК В.Фалин, как и многие его сотрудники - в других частях света. Никто их не разыскивает, не тревожит допросами: мир благодушно постановил, что это приемлемая цена за их "добровольный уход со сцены".
      Поразительное дело: более 70 лет они разрушали страну, истребляли целые народы, сеяли кровавую смуту по всему миру, подавляли малейшее проявление человеческого духа, а последние семь лет отчаянно спасали свой режим, не останавливаясь ни перед кровопролитием, ни перед самым наглым обманом. Наконец, потеряв контроль, обокрали страну и трусливо разбежались, спрятавшись за спины своих западных подельников. И мы же им теперь должны быть благодарны!