Нежное предательство

– Слушаюсь, сэр.

– Я отвезу женщину домой и постараюсь бы­стро вернуться.

Одри чувствовала, что Ли несет ее куда-то на руках.

– Как жаль, что у меня нет лошади, – про­бормотал Ли.

Одри постепенно приходила в себя. Ли шагал неровной напряженной походкой. Внезапно она поняла, что ему, должно быть, трудно нести ее на руках, видимо, рана причиняла сильную боль.

– Я могу идти сама. У меня все в порядке, Ли.

– Здесь кто-то оставил оседланную лошадь.

Одри никак не могла сообразить, где они нахо­дятся, но звуки боя постепенно отдалялись. Ли посадил Одри на лошадь и, застонав, вскочил позади нее. Они поехали куда-то в темноту. Одри оставалась только довериться этому человеку. На­верное, он хорошо знал, как безопаснее проехать по городу.

Сколько парадоксов таила в себе война. Снача­ла ей пришлось остерегаться собственных защит­ников-конфедератов, увидеть, как постыдно они ведут себя, обыскивая карманы убитых. Они мог­ли напасть на нее и оскорбить. Янки напали на нее, они были противниками южан, обстреливали и жгли город. И все же она сидела на лошади, прислонившись к груди янки, доверилась ему и приняла его помощь. Она совсем запуталась, не понимая, кто же настоящий враг на этой войне и знают ли большинство сражающихся, за что воюют.

По-прежнему слышались взрывы и стрельба, но они становились все отдаленнее и глуше. Ли обнимал ее, придерживая, чтобы она не упала. Через несколько минут лошадь уже поднималась по склону холма. Они подъехали к дому тети Джанин. Одри услышала крики и причитания. Тетя безостановочно бегала по веранде, ужасаясь пожарами и схваткой в городе.

– Кто там? Кто там? – истерически вскрик­нула она, когда они подъехали к крыльцу.

– Это я, Одри, тетя Джанин.

Элеонор стояла в дверях, тщетно пытаясь ус­покоить мать.

– Одри, будь осторожна! – предупредила Эле­онор.

В следующий миг Джанин резко обернулась и направила в сторону приехавших дуло револь­вера.

– Ты предательница! – закричала она на Одри. – Моя племянница – предательница! – ужасалась женщина. – Дочь моей сестры! Как хорошо, что София не дожила до этих дней!

– Тетя Джанин!

– Убирайся вон из моего дома! – закричала женщина. – Убирайся немедленно, или я при­стрелю тебя!

– Тетя Джанин! Не делайте этого!

– Мама, остановись! – выкрикнула Элео­нор. – Это же Одри.

– Она явилась сюда со своим любовником-ян­ки! Убирайтесь с моих глаз! – женщина нажала на курок, Одри вскрикнула, пуля просвистела так близко, что Одри почувствовала движение возду­ха.

– Она сошла с ума! – понял, наконец, Ли, резко повернул лошадь и они помчались прочь.

– О Боже! – плакала Одри. – Что мне теперь делать? Куда идти? Наверное, нужно вернуться в Бренном-Мэнор, Ли!

– Но не сегодня ночью. Это невозможно. Пока я отвезу тебя в школу. Ты останешься там, потом я придумаю, как отправить тебя домой. Тебе следовало давно вернуться домой. Возможно, раньше в Батон-Руже было безопаснее, но не сейчас.

– Я не могу оставаться в школе, – противи­лась Одри. – Что подумают обо мне люди!

– Какое это теперь имеет значение, Одри? Сегодня ночью тебе больше некуда идти. Делай, что я говорю, Одри. Обещай мне, черт возьми, что ты побудешь там. Иначе я не смогу быть за тебя спокойным. Дело кончится тем, что меня убьют.

Ее не должна беспокоить его судьба и то, что может с ним случиться. С высоты холма было хорошо видно, как в городе горят дома. Что натворили янки в Батон-Руже! Когда-то город был таким красивым, мирным. И все же Ли – янки, которого она не хотела бы увидеть однажды уби­тым. В данный момент он оказался ее единствен­ным спасителем.

– Обещаю слушаться тебя, – твердо сказала она.

Они подъехали к школьному зданию, Ли провел Одри в дом, в дальнюю комнату, зажег лампу. Мебели в комнате почти не было. Солдатские одеяла, ружья, аммуниция, поход­ный ящик со столовыми приборами и кухонным инвентарем, на крючке – синяя форма. На столе стоит таз с водой, рядом лежит бритва, на стене над столом укреплено небольшое зер­кало.

Ли прибавил огня в лампе.

– О Боже, ты только посмотри на себя! – он стянул с нее мундир, которым накрыл ее солдат. Одри была все еще напугана, расстроена и даже не заметила, что платье совершенно разорвано впереди, через прореху виднелась обнаженная грудь. Ли старался не смотреть на нее, чтобы не будить воспоминаний.

– Тебе нужно снять эти лохмотья, непонятно, чья на тебе кровь. Твоя или солдата, напавшего на тебя, – он принялся расстегивать пуговицы на платье. Одри напряглась, закрыла грудь ладоня­ми.

– Нет! Не смей!

Ли осторожно дотронулся до кровоподтека на ее лице.

– Одри, это я, Ли. Пожалуйста, позволь мне помочь тебе. Все будет хорошо.

Она посмотрела ему в глаза, в ярко-голубые глаза, нежности которых никогда не умела про­тивиться. Почувствовала резкую боль в спине, наконец, вспомнив, что она ранена и нуждается в помощи.

– Что будет потом, Ли? Чем все это кончит­ся? – она снова расплакалась. Ли нежно прижал ее к себе.

– Не знаю. Но сегодня нам не стоит об этом задумываться.

Она продолжала тихонько плакать и уже не возражала, когда он снял с нее платье. Одри покорно выпростала руки из рукавов, Ли опустил обрывки одежды вниз вместе с нижними юбками. Она переступила через платье, придерживая ра­зорванный лифчик.

– Вот возьми, – он подошел к стулу, взял чистую рубашку и подал ей. – Надень, – он хотел помочь ей надеть рубашку и увидел рану на спине. – Подожди! Боже мой, ты же ранена, – пробормотал он. – Нужно чем-нибудь обработать рану.

Он швырнул рубашку на кровать, поднялся, налил в таз чистой воды. Он и сам был в грязи и крови после боя, форма оказалась порванной в нескольких местах. Ли сильно хромал, глаза вва­лились и покраснели. Волосы были пострижены, но не очень аккуратно. Она понимала, как он ненавидит эту войну, но все-таки продолжал вое­вать за идею сохранения Союза, считая необходи­мым защищать единство страны всеми возможны­ми средствами. И Одри не могла не восхищаться его готовностью сражаться и умереть за свои убеждения так же, как южане готовы погибнуть за свою независимость. Удивительно, как далеко могут зайти люди, доказывая свою правоту.

Ли намочил кусок чистой ткани, встал перед Одри на колени, осторожно вытер ей лицо. Взгля­ды встретились. Как им хотелось сейчас, чтобы не было этой страшной войны, чтобы между ними не стояло все, случившееся за три года. Ли смыл кровь и грязь с шеи и груди Одри. Она крепко держала разорванный лифчик, хотя ей так хоте­лось спустить руки, пусть бы он поцеловал ее грудь. Но как могла она испытывать подобные чувства после всего, что произошло сегодня и после всего, что испытала с Ричардом?

От такой мысли Одри сильно покраснела, ей показалось, что Ли понял, какое желание вспых­нуло в ней, он всегда хорошо ее чувствовал.

– Сними лифчик и ложись на живот. Я про­мою рану на спине и положу немного мази, а потом ты наденешь эту рубашку. Ты должна остаться здесь и хорошенько отдохнуть. Мне пора уходить. Постараюсь раздобыть для тебя какое-нибудь платье.

Одри не возражала, поморщившись от боли, она сняла лифчик, затем легла на живот. Ли склонился над ней, бережными прикосновениями промыл рану. На краткое мгновение она вспомни­ла тот ужас, который испытала с Ричардом, когда муж заставил ее лежать лицом вниз. Ли Джеффриз никогда не делал ей так больно.

Ли осторожно смазал мазью рану, от воспоми­наний сжалось сердце, когда он смотрел на кра­сивую обнаженную спину этой женщины, неж­ную белую кожу. Какая красивая у нее спина, какая нежная кожа. Ли жадно взглянул на ок­руглые ягодицы, соблазнительно выделяющиеся под кружевными панталонами. – И тяжело вздох­нул от неисполнимости охватившего его жела­ния. Отставил мазь, выплеснул грязную воду за дверь, снова налил в таз чистой воды, чтобы умыться.

– Мне нужно будет еще найти для себя ло­шадь. А ты надень рубашку, хорошенько запри за мной дверь, ведущую в большую комнату. Заднюю дверь тоже запри. Пусть занавески оста­нутся задернутыми, лампу погаси. Укройся одея­лом и отдыхай, пока я не вернусь. Никто тебя здесь не побеспокоит, – он повернулся, почистил форму, надел фуражку, вынул из-за пояса револь­вер, проверил, заряжен ли он.

Одри села и натянула на себя рубашку, пока он отвернулся. Когда он, наконец, смог взглянуть на нее, она ощутила в крови жар, так нежно он смотрел.

– Будь осторожен, Ли.

– Конечно, – согласился он. – Я постараюсь не попадаться на глаза проклятым мятежникам. Взгляды встретились, Одри печально улыбнулась. Ли тоже горько улыбнулся в ответ.

– Хоть бы скорее все закончилось… – пробор­мотал он, вышел и плотно закрыл за собой дверь.

Одри поднялась, заперла дверь на засов, подо­шла к окну, слегка отодвинула занавеску и вы­глянула в щелочку. Ли вскочил на лошадь и быстро умчался в темноту. Небо над городом по-прежнему освещалось вспышками разрывов и пожаров.

Глава 25

Одри спала очень тревожно, все время вздраги­вала и поминутно просыпалась от страшных кош­маров. Во сне ей все время казалось, что опять мужчины разрывают на ней одежду, слышался грубый глумливый смех. Она видела тела убитых, изрешеченных пулями людей. Постоянно слыша­лась стрельба. Одни ужасные видения сменялись другими. Тетя Джанин кричит на нее, потом стреляет из револьвера, направленного ей в лицо. Рана на спине болела и не давала возможности крепко заснуть. Каждый раз, когда Одри просы­палась, ей требовалось какое-то время, чтобы собраться с мыслями и сообразить, где она нахо­дится.

Ли! А что, если он не вернется? Куда она пойдет? Как доберется до Бреннен-Мэнор? У нее нет даже приличного платья, а тетя Джанин, конечно, не пустит в дом, чтобы забрать вещи.

Как ужасно все сложилось. Одри не знала, сколько времени пролежала, пытаясь заснуть, пока, наконец, решилась: встала и подошла к окну. Выглянув, увидела отблески пожаров вда­ли. Выстрелов почти не было слышно. Обстрел города, кажется, тоже прекратился. Она решила, что до наступления дня ей придется оставаться здесь, как и приказал Ли.

Она отошла от окна, легла на постель, глубоко вдыхая запах Ли Джеффриза, ведь он спал на этих простынях и подушке. Как странно, что она чув­ствовала себя защищенной в постели янки, нахо­дясь в самом центре враждебного лагеря и, все равно, не боялась находиться здесь.

Она снова задремала, потеряв счет времени. Наконец кто-то тихонько постучал в заднюю дверь.

– Одри? Это я, – послышался голос Ли.

Одри протерла глаза, запахнула на груди ру­башку, пробралась к двери.

– Ли?

– Впусти меня. Худшее уже позади.

Одри открыла дверь, впустила Ли.

– Зажги лампу, – попросил он.

Она повиновалась. Ли запер дверь на крючок. Одри взглянула на него, правый рукав оказался окровавленным.

– Ты ранен? – забеспокоилась Одри.

– Ничего страшного. Я сказал генералу, что сам позабочусь о себе.* Ему неизвестно, что ты здесь, я не хочу, чтобы он знал об этом.

Ли бросил узел с одеждой на небольшой стол рядом с лампой.

– Я украл платье в магазине, как обычный вор. Не уверен, подойдет ли тебе размер. При­шлось брать наугад. Тебе нужно что-то надеть, иначе будет не в чем выйти отсюда.

Одри взяла узел и подумала, что война смогла превратить в вора такого человека, как Ли – уважаемого, состоятельного адвоката. Война способствует появлению еще более ярких контрастов и противоречий, отвратительных, ужасных пара­доксов.

Ли снял мундир и ботинки, принялся рассте­гивать рубашку.

– Это просто сумасшедший дом. Большинство солдат еще не привыкли к дисциплине. Они вы­дворили мятежников за город, но одновременно грабят все подряд, разрушают все, словно посхо­дили с ума. Практически, они даже не знают, что такое воинская дисциплина, их очень трудно удержать в повиновении. Это не регулярная ар­мия, а гражданские волонтеры, которым захоте­лось проучить мятежников, а то и просто повое­вать. Они и понятия не имеют о том, что такое приказ, – он быстро взглянул на нее. – Я все-таки намерен найти этих ублюдков, которые на­пали на тебя, и потребовать, чтобы их высекли. Как ты себя чувствуешь?

Одри снова села на постель, внезапно осознав, что ей удалось хорошо отдохнуть, а ему нет. Она была без чулок и туфель, только в его рубашке и кружевных панталонах.

– Просто ужасно устала и… я не знаю… ошарашена, наверное. Все так ужасно и неправ­доподобно.

– Это война, Одри. Она всегда ужасна и не­правдоподобна. Однажды ты спросила меня, что такое война, на что она похожа. Теперь ты сама знаешь, что такое война и на что она похожа, – он стянул с себя окровавленную рубашку, и Одри невольно залюбовалась его сильными, мускули­стыми руками, широкой грудью, на которой тем­ные волосы суживались треугольником к поясу. Ли подошел к умывальнику, взял кувшин с во­дой, налил воды в таз, аккуратно промыл рану на руке, приложил чистую салфетку.

– Мятежник попытался проткнуть меня шты­ком. Он сначала выстрелил, но промахнулся. Од­нако умудрился кольнуть меня.

– Давай я помогу тебе.

– Не волнуйся, рана уже не кровоточит. – Ли умылся, вытерся полотенцем, взял флягу с виски, открыл ее, полил слегка на рану и сморщился. Затем отпил несколько глотков виски прямо из фляги, опустил ее, внимательно глядя на Одри.

– Я стал довольно много пить в последнее время… фактически, с тех пор, как попрощался с тобой в Мэпл-Шедоуз, – он отпил еще немного, ни на минуту не спуская с нее глаз. – Говорят, что виски смягчает боль. И действительно, немно­го смягчает, только физическую боль. Но выпивка совершенно не помогает, когда у мужчины болит сердце.

– Ли, пожалуйста, не надо… – Одри отвела взгляд.

– Почему не надо? Через пару дней ты вер­нешься в Бреннен-Мэнор, а я должен буду до конца исполнять свой долг. Потому что уже проч­но связан с этой войной, не в моих правилах становиться дезертиром, какие бы важные причи­ны меня к этому не побуждали. Ты не должна уезжать далеко от дома, потому что это единст­венный способ узнать, что случилось с Джоем, дождаться от него весточки. А потом ты, конечно же, захочешь встретить его, когда мальчик вер­нется домой, если Бог поможет. Кто знает, что здесь будет, когда война закончится? Раз мы с тобой встретились снова, то я хотел бы сказать, что люблю тебя, Одри. Я никогда не переставал любить тебя и, наверное, моя любовь останется со мной на всю жизнь.

Она опустила голову. Он казался ей слегка раздраженным и очень решительно настроенным. Его поведение напомнило ей ту ночь, когда Ли похоронил мать. Тогда он тоже был немного вы­пивши, рассуждал о реальности смерти и о том, как неожиданно она приходит, как нужно ценить каждую минуту, пользоваться ею и наслаждаться жизнью. Но почему он говорит об этом сейчас, когда они не могут быть вместе? Все изменилось. Да и они уже не такие, какими были в Мэпл-Ше­доуз. Конечно, очень плохо, что она сидит полу­одетая, наедине с мужчиной, с которым спала будучи замужем за другим человеком. Плохо, что она любит этого янки. Все у нее получается плохо и неправильно. Но что же тогда в жизни хорошо и правильно?

Ли со стуком поставил флягу на стол.

– Одри, может случиться так, что ни ты, ни я не переживем эту войну. Но у нас есть одна ночь.

Одри посмотрела ему в глаза, еле сдерживая слезы.

– Почему у нас с тобой всегда так происходит? В Мэпл-Шедоуз у нас тоже была только одна ночь, когда ты приехал на похороны. У нас все время бывает только одна ночь, Ли. И мы никогда не знаем, что ждет нас в будущем. Я не могу себе позволить этого сейчас. Слишком больно, мне будет очень плохо.

Ли молча встал, снял пояс, расстегнул брюки и снял их. Одри отвела глаза, смущенная и рас­терянная.

– Пожалуйста, давай уйдем отсюда куда-ни­будь, Ли? Куда угодно, но только не здесь.

Ли подошел, встал перед ней на колени, взял ее за руки.

– Мне некуда отвести тебя, Одри. Пока неку­да. И не так уж это плохо, Одри. Я всегда все делал правильно, и ты прекрасно знаешь об этом. Сегодня у нас не последняя ночь. Когда все это закончится, я вернусь, и мы будем вместе. Ты меня слышишь? Я не собираюсь так жить дальше. Я хочу тебя, Одри, и, черт возьми, ты тоже хочешь меня! Мы это оба прекрасно знаем с самого первого дня, когда ты пришла сюда навестить меня. То, что ты вдова, не имеет никакого значе­ния! Может быть, это наша последняя возможность побыть вместе, но Бог свидетель, если меня не убьют и не искалечат до неузнаваемости, я вернусь и найду тебя, чего бы это ни стоило, мы постараемся, чтобы в нашей жизни не было вой­ны!

Она умоляюще посмотрела на него.

– Но сейчас это невозможно, – сказала она почти шепотом.

– Это неправда. Ты просто боишься поверить, что это возможно, так как чувствуешь себя пре­дательницей, – он наклонился к ней ближе. – Тогда и я предатель тоже! Потому что, пока мои солдаты преследуют и убивают мятежников, я буду здесь любить тебя.

Почему она никогда не могла спорить с ним, возражать, говорить ему «нет»? Почему никогда не удавалось устоять перед этим человеком, кото­рого следовало ненавидеть? Не был ли он косвенно виноват во всем, что случилось с ней?

– Я не обещала сегодня заниматься с тобой любовью, – прошептала Одри.

Он посмотрел в зеленые глаза, которые не могли лгать и говорили ему, как сильно она его хочет.

– Тебе нет необходимости что-то говорить, – Ли наклонился ближе, его губы впились в ее рот. О, как сладок был его поцелуй! Давно никто не целовал ее так страстно! Губы были теплыми, зовущими, сладкими. Ли языком раздвинул ее губы, коснулся ее языка, и Одри застонала от еле сдерживаемого желания. Как давно она не испы­тывала потребности отдаться мужчине и получить от него удовлетворение. Конечно, это должно быть именно так, нужно наслаждаться близостью, по­тому что она любит этого человека со всей силой страсти и преданности, на которые только способ­на. Она нуждается в его близости сейчас больше всего на свете. И Одри радовалась вновь пробудив­шимся страсти и желанию, от чего ей приходи­лось отказываться более двух лет.

Она обхватила руками его шею, поцелуй стал еще более глубоким и чувственным. Они стонали от столь сильного желания, что совершенно забы­ли о ранах и боли. Они сейчас были готовы забыть обо всем на свете ради потребности любить и отдаваться друг другу, чтобы облегчить хоть на короткое время другую боль, ту, которая сжигала их души и, словно белая молния, иссушала их чресла. Одри хотела воспротивиться, когда он убрал со своей шеи ее руки и принялся снимать с нее рубашку, но могла только со стоном произне­сти его имя. Все происходило точно так же, как в первую ночь в Мэпл-Шедоуз. Одри оказалась полностью в его власти телом и душой. Он не мог отвести взгляда от ее обнаженной груди, дыхание стало быстрым и прерывистым.

– О Боже, ты все так же прекрасна, – просто­нал Ли.

Он приказал встать, она покорно повинова­лась, позволила ему спустить вниз панталоны, переступила через них, а Ли так и остался стоять перед ней на коленях, наклонился ближе, нежно, но жадно поцеловал ее сокровенное место, которое действительно принадлежало только Ли Джеффризу. Одри вцепилась пальцами в его густые волосы и прижалась к нему, дрожа от наслажде­ния.

– Одри, моя сладкая Одри, – бормотал Ли, губы медленно поднимались к животу, к груди, пока не достигли мягкого розового соска. Он осторожно положил женщину на матрац, которо­го едва хватило бы на одного человека. Сегодня такие мелочи не имели значения. Они оба так изголодались по близости, что Ли Джеффриз на­меревался всю ночь провести на ней, а не рядом с ней.

Неужели она ведет себя неправильно? Но она не может найти в себе силы остановить его, и знала, что совершенно не желает останавливать­ся. Она страстно стонала, когда Ли целовал ее грудь, и чувствовала, как сильно он хочет ее. Они не могли больше ждать, это было нестерпимо. Ли быстро снял с себя трико, Одри обвила ногами его талию. Он снова отыскал ее губы, с силой впился в них губами.

– Я хочу тебя, Одри, – простонал он. – Я хочу быть внутри тебя или просто сойду с ума, но я не хочу сделать тебе больно или напугать тебя, как он.

– С тобой такое невозможно, – прошептала Одри, поняв, что он говорит о Ричарде. И чуть не задохнулась от удовольствия, когда Ли проник в нее одним сильным движением. Погрузившись в нее глубоко, Одри с радостью приняла в себя его горячую твердую плоть. И снова почувствовала себя живой и влюбленной более, чем могла себя представить. Когда он был два года назад в Бреннен-Мэнор, они отдавались друг другу спокойно и нежно, однако сейчас все получалось по-друго­му. Сейчас их соединяло неистовое желание, сме­шанное с такой чувственной страстью, что оста­новиться было просто невозможно.

Ли двигался быстро и ритмично, со стоном выдыхая ее имя, одновременно проникая глубоко языком в ее рот, он полностью подчинил себе эту женщину, которая была главным в его жизни. Ему казалось, что он никогда не насытится ею, своей любовью к ней, не сумеет полностью овла­деть ей. Прошло так много времени с тех пор, как они были близки, у него давно не было женщины, и теперь, наконец, когда ему отдается Одри, это было самым восхитительным ощущением с тех пор, как он овладел ею в Мэпл-Шедоуз.

У него сегодня не было намерения заниматься с ней любовью, но когда он привез ее сюда, помог раздеться, воспоминания о прежней встрече за­хлестнули его. Когда он ушел из этой комнаты, его неотступно преследовал ее образ. Осознание того, что она находится у него в комнате, вызы­вало до боли сильное желание. Ли почти обрадовался, когда его ранило в руку. У него появилась возможность вернуться к себе, а правду он не собирается никому говорить. Одри была прекрас­на, как всегда. Опьяненная страстью, нежная и ненасытная, а его желание оказалось таким не­стерпимым, что семя пролилось в ее лоно быстрее, чем ему хотелось бы.

Он задрожал, затем приподнялся, поцеловал ее глаза, а затем склонился снова, целуя ее грудь. Боже, какой нестерпимой была мысль о том, что Ричард Поттер унижал ее, заставляя делать от­вратительные вещи, притворяясь, что сумел овла­деть ею. Одри Бреннен не принадлежит никому, кроме Ли Джеффриза.

– Прости, – сказал он ей, сожалея, что не смог продлить наслаждение. – Останься здесь до утра, Одри. Сейчас только два часа ночи, никто не знает, что ты здесь. Я хочу обнимать тебя до тех пор, пока снова смогу обладать тобой.

Глаза Одри заблестели, слеза скатилась по ще­ке.

– Ты прекрасно знаешь, что я останусь с тобой. Это будет так же замечательно, как в первый раз в Мэпл-Шедоуз. Ты действительно прав, Ли. В тот день, когда я пришла, чтобы увидеть тебя, мы оба хорошо знали, что снова будем любовниками.

Он нежно прижал ее к себе.

– Прости меня за то, что у нас так получается: всегда лишь одна ночь, полная обещаний и стра­сти, но мы точно никогда не могли предугадать: встретимся ли вообще.

Она почувствовала, что ей на шею капают горячие слезы.

– Прости меня тоже, Ли, моя любовь, мой враг… мой друг. Я даже не знаю, кто ты для меня теперь, – она постаралась сдержать подступившие рыдания. – Но я точно знаю, что когда лежу под тобой, то забываю обо всем, что нас разделяет.

Они крепко прижались друг к другу и лежали так несколько минут. Наконец Ли смог оторвать­ся от нее и сел.

– Только посмотри на нас, в особенности, на меня – полковника армии Соединенных Шта­тов! – он вытер глаза, а Одри с нежной улыбкой смотрела на него. Каким слабым и уязвимым он иногда казался.

Ли поднялся, налил в таз немного теплой воды для Одри.

– Ты можешь помыться. Как мне хотелось бы, чтобы когда-нибудь у нас была ванна с горячей водой, в которой мы могли бы сидеть вместе, – он вышел за дверь, вылил грязную воду и снова налил для себя. – От меня, должно быть, сильно пахнет потом, – сказал он, подавая ей кусок щелочного мыла.

– От тебя пахнет замечательно, – ответила Одри, протирая лицо влажным полотенцем. – Ты из тех мужчин, от кого всегда хорошо пахнет, даже если ты давно не принимал ванну, – она говорила, растягивая слова, и Ли улыбнулся.

Он принялся обмывать себя, Одри вытиралась полотенцем. Ли повернулся к ней. Она стояла обнаженная, и он жадно осмотрел ее тело. Она, в свою очередь, ненасытно следила за его движени­ями. Ее страстный взгляд мгновенно возбудил его желание. Как давно он не испытывал такого бла­женства.

Одри опустилась перед ним на колени, нежно коснулась его. Принялась ласкать ту часть его тела, которая казалась ей отвратительной у Ри­чарда, и была такой прекрасной у Ли. Его вели­колепная плоть становилась твердой и горячей под нежными прикосновениями Одри. Ли засто­нал, выдохнув ее имя. Она нежно прижалась щекой к бархатистой кожице, поцеловала урод­ливый шрам на его бедре, счастливая, что Ли не потерял ногу в этой отвратительной бойне. Но даже если бы он остался без ноги, она была уверена, что все равно не разлюбила бы этого человека.

Одри снова прикоснулась к самой интимной части его тела, целовала и ласкала до изнеможе­ния. Ли схватил ее за руки и поднял.

– Я хочу, чтобы на этот раз все было как можно дольше, – предупредил он, лукаво улыб­нувшись и словно бы поддразнивая: – А ты все делаешь наоборот.

Одри улыбнулась сладострастно и чувственно. Ли подумал, что она превратилась в горячую темпераментную женщину, которая хорошо зна­ет, чего хочет от мужчины. Теперь перед ним стояла не робкая юная девушка, которая отдава­лась ему когда-то вечность назад.

Он снова впился в ее губы, она обхватила его руками за шею, возвратив ему поцелуй с такой страстностью, что Ли слегка усомнился, кто же из них сегодня агрессор. Продолжая ласкать ее, он снова положил ее на постель и проник в ее лоно, на этот раз медленно и осторожно, надеясь, что и в первый раз не сделал больно. Она не жаловалась, и он подумал, что так же как он забыл сегодня о боли в раненой ноге, так и она забыла обо всем, испытывая только нестерпимую страсть слиться с ним в единое целое.

Он приподнялся над ней, любуясь прекрасной наготой, затем обхватил ее ягодицы и проник глубоко в нее, как бы желая прикоснуться горя­чей плотью не только до сокровенных уголков ее тела, но и души. Он вторгался в ее лоно ритмич­ными движениями, наслаждаясь выражением сладострастного удовольствия на ее лице. Одри выгибалась навстречу ему, совершенно не стесня­ясь и, в свою очередь, наслаждалась прекрасным актом любви, какой возможен только с горячо любимым человеком.

Несмотря на то, что она была близка с Ричар­дом, ей казалось, что у нее не было мужчины с тех пор, как Ли приезжал в Бреннен-Мэнор два года назад. Когда она лежала с Ричардом, она казалась себе чужой, но с Ли это было что-то реальное и самое прекрасное из всех чувств и ощущений, какие ей когда-либо приходилось ис­пытывать. Она гладила его сильные руки, грудь, вздрагивая от счастья, что снова принадлежит Ли Джеффризу, хотя бы на короткое время.

Они понимали, что скоро снова придется рас­прощаться, и на этот раз расставание окажется больнее, чем прежде. Вне этой комнаты они были врагами, но здесь, в объятиях друг друга, они только страстные любовники. Она никогда не верила, что Ли просто использовал ее для собст­венного удовольствия. В ярко-голубых глазах слишком явно светилась любовь, и сегодня он искренне плакал вместе с ней. Вне этой комнаты никто не в состоянии понять, что они делают и что чувствуют друг к другу. Никто и не должен этого знать.

В течение четырех часов они почти не отрыва­лись друг от друга, снова и снова сливаясь в чувственных объятиях, иногда неистовствуя, иногда просто в нежном упоительно-сладостном ритмическом соитии. Осуществилось давно сдер­живаемое желание, мужчина и женщина с радо­стью доставляют друг другу наслаждение, словно совершенно забыли, что за дверью их случайного пристанища идет отвратительная война. Каждый из них рискует всем: репутацией, уважением, – и все это ради только одной ночи, проведенной вместе. Янки и мятежница, враги и страстные любовники.

Они совершенно не спали, только перед самым рассветом слегка вздремнули. Одри снова мучили кошмары, но Ли крепко прижимал ее к себе. Она уютно устроилась у его плеча, почти лежа на нем «из-за того, что постель оказалась слишком узкой.

– Как я смогу жить без тебя после этой но­чи? – прошептала Одри с горечью в голосе.

– Мне будет не легче уехать и оставить тебя здесь, чтобы снова воевать, – Ли нежно поцело­вал ее волосы. – Я буду сходить с ума, волнуясь о тебе, Одри. Мне нужно найти возможность и отправить тебя на Север.

– Где я там буду жить? Я не смогу быть спокойной и счастливой, пока идет война. Не смогу там ничего узнать о Джое. Здоровье отца совсем плохое. Я не имею права оставлять его, тем более сейчас. У Лины был удар. Тусси уехала, чтобы ухаживать за матерью, и мне тоже пора туда отправляться. Я не могу сейчас бросить Бреннен-Мэнор, Ли.

– Понимаю, – он нежно погладил ее по воло­сам. – Я вернусь, Одри, клянусь тебе. У нас все сложится по-другому после окончания войны. Мы сможем быть самими собой, мы обяза­тельно будем жить вместе. Где мы решим жить, будет зависеть от того, что произойдет с Бреннен-Мэнор, как будут идти дела у моего брата в Нью-Йорке. Я хочу все начать сначала в другом месте.

– Мы не можем сейчас принимать решения.

Солнце начинало всходить, послышалось пе­ние птиц, их голоса прозвучали разительным контрастом грохоту пушек, выстрелам и стонам прошлой ночи. Но тут же пение птиц было заглу­шено громким шумом, кто-то что-то приказывал, прогромыхала мимо окон повозка. Ли тяжело вздохнул и поднялся.

– Мне лучше умыться, одеться и выйти, чтобы узнать, как там обстоят дела. Я не хочу, чтобы кто-то узнал, что ты находишься здесь. Когда я уйду, умывайся, оденься, посмотри, что я тебе принес. Выйди из здания через заднюю дверь, но постарайся сделать так, чтобы никто тебя не видел. Затем подойди к передней двери, сделай вид, что ты пришла только сейчас. Обратись ко мне с просьбой помочь тебе попасть в Бреннен-Мэ­нор, – он вздохнул, глядя в зеленые глаза, из-за которых он чувствовал себя совершенно беспо­мощным.

– Извини, что приходится так поступать, но это важно не только для меня, но и для тебя. Если мой командир узнает, что я спал с конфедераткой, мне конец.