Четвертый вектор триады

Она уже не могла их держать, и они чувствовали это. Они глухо взревывали, ошалело тряся полусонными мордами. Они непонимающе таращились круглыми глазами и нервно слизывали черными языками вязкую вонючую слюну. Крупная дрожь пробегала по их чешуйчатым тушам, колючие хвосты колотили по истоптанной, спутанной траве, а кривые острые когти хищно царапали изнывающую от отвращения землю.

Краем сознания Виола приняла призыв Черного Пастуха, который после суток бесплодных поисков обнаружил наконец свое стадо. Сделав титаническое усилие, она придавила к земле десяток вскинувшихся было драков и сквозь наползающий багровый туман ударила синей спиралью в открывшийся мозг «повелителя ящеров».

По ватной, лопнувшей тишине она вдруг поняла, что убила его. Видимо, тридцать шесть часов непрерывного поединка измотали ее до последних пределов, за которыми теряется ощущение добра и зла, истины и лжи и остаются только инстинкты. «Сейчас я буду их душить, — вдруг осознала Виола, — одного за другим. Одного за другим. И когда сдохнет последний, можно будет наконец отдохнуть».

Эта мысль всколыхнула в ней горькую, душную волну ненависти, и концентрация сразу упала, и драки опять повскакали на свои кривые, противные лапы…

И тогда она с хриплым криком бросилась прямо к ним, туда, в тесноту и толчею озверевших от непонимания ящеров, и первый из них задушенно хрюкнул и, с вывернутой шеей, завалился на спину, подставляя второму свое белесое, вздрагивающее брюхо. А этот второй, словно обретя наконец смысл жизни, с восторженным ревом впился зубами в липкую мякоть, и фонтан холодной крови взлетел к отвернувшемуся в ужасе небу…

Началась дикая свалка. Виола металась среди дерущихся монстров, закрыв ослепшие, ставшие ненужными глаза. Она чувствовала их всех, она торжествовала, когда мощные челюсти перекусывали очередное горло, она наслаждалась разрушением, и наслаждение это было стыдным и притягательным одновременно. И потом, когда последний оставшийся в живых ящер, жалобно скуля, попытался уползти, она бросилась к нему и, собрав последние силы, перекрыла главную артерию, и облегчение пролилось в мир затухающими толчками умирающего змеиного сердца…

Виола в ужасе споткнулась и чуть не упала.

«Неужели это была я? Господи, какой ужас! Прости, прости мне, если сможешь…» Она машинально продолжала бежать, но жажда свободы вдруг погасла в ней, вытесненная страшными воспоминаниями.

Неожиданно гномы, пять минут назад перешедшие на бег, остановились.

— В ста шагах за поворотом — выход на поверхность. А кроме того, засада, — шепнул Далин на ухо Виоле, в изнеможении опустившейся на пол. — Этот ваш Колдун откуда-то знает это место и успел послать своих слуг нам наперехват.

— Там Черные Рыцари, — устало сказала девушка и, вздрогнув, широко раскрыла глаза. Способности возвращались!

«Раскаяние! — вспыхнула мысль. — Искреннее раскаяние частично искупляет вину! Господи, спасибо тебе ты мудрый, ты знаешь все, в том числе и то, почему невозможно счастье именно сейчас и почему этот человек или этот народ живут так, а не иначе. И только ты можешь решать, кому жить, а кому умереть…»

Тяжелая поступь закованных в латы рыцарей звучала все громче и громче.

— Они перехватили нас в людском коридоре. Избежать встречи мы не можем. Придется драться, госпожа, — поклонился Далин.

Виола встала и на ходу попыталась прощупать мозги преследователей. «Ага, боятся», — злорадно подумала она, ощутив тройную, тщательно сшитую защиту.

— Они боятся, что у вас есть другие тайные ходы. Ждать они не намерены. Сейчас двинутся нам навстречу. Коридор тут широкий, попробуем затаиться. Может быть, пройдут мимо?

— Не думаю, но попытаться стоит. Благо здесь достаточно мусора. По крайней мере наша атака будет внезапной.

Гномы поплевали на ладони и разошлись к изрезанным трещинами и нишами стенам. Виола отступила в дальний угол. Лопатки уперлись в холодный камень подземелья, и энергия Стихиали Недр тоненькой струйкой поползла вверх по позвоночнику. Эх! Хотя бы десять минут такого дыхания, и можно будет побороться! Но шипящий свет факелов уже ввалился под своды комнаты. Траскийцы шли осторожно, держа мечи наготове.

«Знают, что мы должны быть уже где-то здесь, — решила девушка. — Ну почему, почему их так много?»

Гномы слились со стенами, и несколько мгновений Виола цеплялась за надежду, что враги пройдут мимо. Но кто-то из рыцарей все же заглянул в одну из ниш. Широкий топор, откованный мастерами Подгорного Царства, с обиженным звоном прервал свой короткий полет, и не в меру усердный солдат тяжело рухнул на пол. С пронзительным воплем гномы бросились в атаку. Звон железа, сопение и топот многократно отразились от гулких стен и повисли в комнате.

Очень скоро опомнившиеся рыцари начали теснить маленьких бородачей. Топор против меча не так уж хорош, а если принять во внимание разницу в длине рук, то и вовсе… Виола, не дожидаясь трагической развязки, выскочила из укрытия.

— Стойте! — Звонкий девичий голос покрыл шум схватки. Сражающиеся остановились, настороженно глядя друг на друга. Мельком удостоверившись, что, кроме первого тела, на полу никого нет, Виола заговорила повелительно и твердо: — Если вы отпустите моих друзей, я пойду с вами.

— Госпожа, не делай этого! — В голосе Далина слышалось безграничное удивление. — Мы победим!

— Может быть, но какой ценой? — грустно улыбнулась ему Виола.

— Ну что ж, если карлики согласятся уйти, мы не против, — глухо прогудел из-под шлема голос командира отряда. Рыцари отступили, опуская мечи. Гномы с хмурыми лицами стискивали в побелевших пальцах рукояти топоров и всем своим видом показывали, что уходить не намерены. Виола собралась уже их уговаривать, как вдруг события понеслись в бешеном ритме.

Сначала подземелье содрогнулось от глухого рокота, негромкого, но какого-то всеобъемлющего, сотрясающего не только стопы, но и все кости. Неприятно заныли корни зубов. Вибрация стремительно нарастала. С потолка посыпались куски плесени и сырая каменная пыль. Люди беспокойно закрутили головами, а гномы, пользуясь их замешательством, окружили Виолу плотным кольцом. Их колдун прокричал что-то звонким птичьим голосом, и подземный гул на секунду стих. Но сразу, будто одумавшись, он ударил с новой силой. С громким хлопком посреди комнаты взорвался яркий огненный шар, и началось что-то невообразимое.

Шаровые молнии всех цветов и размеров метались из угла в угол, лопались, рассыпая каскады искр, плясали по железным доспехам падающих на пол рыцарей, любопытно заглядывали в полные суеверного ужаса лица гномов. Неземной мертвенный свет разгорелся под потолком, и в воздухе повис острый грозовой запах.

— Прекрати это! — закричала Виола и только в этот момент осознала присутствие кого-то постороннего, управляющего всей этой вакханалией.

— Слушаю и повинуюсь, — раздалось в мгновенно наступившей тишине.

Под аркой Главного Коридора стоял высокий худощавый юноша в черной одежде и мягких кожаных сапогах.

— Как вам понравилась пляска моих маленьких друзей? — Он улыбался немного натянутой улыбкой и смотрел на Виолу глазами, полными вины и затаенной муки.

— Зачем ты все это устроил? — спросила девушка, подойдя к нему вплотную, пристально вглядываясь в его зрачки, пытаясь проникнуть внутрь.

Ментальная защита, вспухшая навстречу, неожиданно заметалась, задрожала и затем рассеялась, обнажая сплетения чувств и мыслей. Вихрь, закруживший Виолу, был неистовым и ласковым одновременно. Виола вдруг покраснела горячей волной и, не отдавая себе отчета, заговорила на мысленной речи эльфов: «Почему ты раскрылся, ведь твоя защита была достаточно сильной?»

«Это наилучшая возможность сказать тебе все, что рвется с языка и переполняет сердце. Боюсь, что обычной речью моя исповедь звучала бы целый день…»

«Тебе не кажется, что место и время не вполне подходят для объяснения в любви?»

«Возможно, но ты не отвергаешь меня, и это уже счастье…»

Юноша выглядел странно знакомым. Виола неожиданно поймала себя на том, что верит ему безоговорочно и всецело. Он не просто был красив. Он светился тем мягким божественным светом внутренней культуры, который она видела лишь у брата. Поддаваясь очарованию нахлынувших чувств, Виола перестала сопротивляться и, затаив дыхание, нырнула в глаза незнакомца, темные и зовущие.

Слог 35

ПРОРОЧЕСТВО СТАРОГО ГЕОРГА

Глубины памяти

Его звали Алекс, и он не помнил своих родителей. Детство его прошло в родовом замке, взметнувшем свои стены над скалистым утесом. С утеса открывался чудесный вид на долину, исчерченную реками и дорогами. Что это была за страна, Виола не знала, но язык, на котором пела черноволосая кормилица, был ей совершенно незнаком. Слуг в замке было совсем мало, и все свое время Алекс проводил в одиночестве. Его любимым развлечением было лежать на смотровой площадке башни и, затаив дыхание, следить за метаморфозами облаков. Сколько заморских земель и сказочных городов увидел он в бездонном небе своего детства!

По ночам, когда яркий южный месяц заливал мир таинственным холодным светом, в небе открывалось огромное невидимое окно. Алексу слышались голоса. Они разговаривали с ним, звали его куда-то в нездешние края, и рассказывали, и объясняли, и советовали.

Мальчик мало что понимал, но послушно садился на пол с прямой спиной и долго-долго следил за движением светящихся жидкостей внутри растущего тела. Он учился видеть и чувствовать. Он учился знать и уметь.

Именно в такую ночь он услышал Зов. Кто-то далекий и незнакомый звал его по имени. В отличие от предыдущих случаев, Алекс точно знал, куда он должен пойти и что принести с собой.

Никто не помешал двенадцатилетнему мальчику взять из библиотеки короткий жезл, увенчанный рубиновой звездой с семью лучами. Зов вел его всю ночь и весь следующий день.

Когда под вечер в отвесной скале обнаружилась маленькая щель, Алекс, не сомневаясь ни мгновения, пролез в нее.

Кто-то огромный тяжело дышал в гулком пространстве обширной пещеры. Темнота здесь была какая-то особенная. Во всяком случае звезда на верхушке жезла загорелась ровным спокойным светом.

«Ты пришел, маленький Тэн? — зазвучал в голове бесконечно усталый хриплый голос. — Это я звал тебя».

Только сейчас Алекс сообразил, что холм в центре пещеры вовсе не холм, а тело дракона.

«Прости, что не могу по закону приветствовать тебя. Мне уже не поднять голову. Жизни во мне осталось меньше, чем на кончике хвоста замерзшей в норе бурозубки. Только долг не дает мне уйти. Я обещал твоей матери сохранить и передать тебе славу семьи Тэнов».

Некоторое время дракон молчал, и тишина сидела рядом с притихшим Алексом.

«Хорошо, что ты умеешь слушать. Дети вашего народа редко обладают подобным умением. Или ты просто слишком устал? Впрочем, не важно. От тебя потребуется не только слушать, но и слышать. Слышать драконов.

Ты ведь догадывался, что в жизни твоих предков мы, драконы, играли важную роль? Я не бывал в вашем замке всего лет двадцать, но не думаю, что за это время он сильно изменился».

Перед глазами Алекса бесконечной чередой замелькали картины, мозаики и гобелены, украшающие стены родового замка. Почти в каждом сюжете присутствовали драконы. Черные и коричневые, бронзовые и зеленовато-бурые, огромные и совсем маленькие, с крыльями и без. Драконы нередко несли на себе всадников, и Алекс часто мечтал покататься на таком чудесном, сказочном скакуне.

А еще мальчик неожиданно для себя понял, зачем со странно обширного балкона второго этажа в главный зал ведут такие огромные двери. Да и размеры этого зала всегда рождали у него недоумение и смутное беспокойство.

«Ты правильно догадался, малыш! Я прекрасно помню время, когда твой дед принимал в своем замке и меня, и Лорта, и Тилину, и Вилента. Даже когда мы собирались вчетвером, нам не было тесно под вашим кровом. Что твои воспитатели рассказали тебе о смерти родителей?»

«На замок напали чудовища. Отец и все мужчины погибли в бою. Меня спрятала Тильма, моя няня, а маму чудовища утащили с собой».

«Это были рарруги из-за Гремящей Гряды. Мы с Лортом догнали их лишь к вечеру, на Белопенном перевале. Они поздно поняли, что держать в плену чародейку — смертельно опасно. Твоя мать сплела такое заклинание, что мы почти без потерь свернули шеи всей их стае. Вот только саму Лоэму спасти уже не смогли.

Рарругами руководил какой-то колдун. Когда боевая формула твоей матери ударила по его тварям, он пустил в ход отравленный кинжал. Лорт потом поджарил его на медленной струе, но это уже ничего не могло исправить. Прости, маленький Тэн. Я должен был рассказать тебе это».

Обычно, думая о родителях, Алекс не плакал.

Он видел их только на портретах, и ему трудно было представить их живыми. Серьезный, одетый в черное с серебром седой мужчина и красивая, черноволосая женщина в блестящем белом платье все эти годы смотрели на него с молчаливым одобрением, но и только. Они жили в другом, чуждом Алексу мире, именуемом «прошлое». Мир этот был неспокойным и даже страшным. В нем сражались и погибали, страдали и умирали добрые люди, а потому Алексу совсем туда не хотелось. Он неосознанно боялся, что, если он заплачет о родителях, как о живых, прошлое придет за ним. И вот прошлое говорило с ним, и вздыхало, и собиралось умереть прямо здесь, прямо сейчас.

Алекс заплакал.

Он рыдал так горько, как не плакал еще никогда. Жалость и тоска мучительными волнами давили на глаза, и слезы текли соленым, больным потоком. Как будто прорвался нарыв, и боль не только причиняла страдание, но и странным образом приносила облегчение.

Когда всхлипывания стали тише и реже, дракон снова заговорил:

«Все дело в том, малыш, что вы, Тэны, издревле были лечителями нашего племени. Из поколения в поколение твои предки передавали конструкции исцеляющих заклинаний и рецепты укрепляющих снадобий, способы сращивания костей и состав чудодейственных мазей. Это была Миссия, и Тэны с честью несли ее больше тысячи солнечных лет.

Сейчас плохое время для нашего племени. Мы уходим. За последнюю сотню лет ни одно яйцо, отложенное драконицами, не проклюнулось. Нас осталось меньше двух десятков. Враги торжествуют. Для пущего эффекта они постарались убить вашу семью. В день, когда погибли твои родители, на севере и юге подверглись нападению два других замка Драконьих Целителей. Там тоже не выжил никто из взрослых.

Мое время истекает, малыш.

В этой пещере собрано все, что накопили твои предки за десять столетий врачебной практики. Лоэма, уходя из этого мира, взяла с меня слово дождаться твоего двенадцатилетия и привести тебя сюда. Я выполнил обещание. Но на большее сил уже не осталось. Разберешься сам. Пусть кровь мудрецов поможет тебе.

Я верю, мы уходим не навсегда. Сотни яиц, спрятанных по всем правилам в глубинах гор и в чащах лесов, в болотных топях и в заоблачных высях, ждут своего часа. Мы вернемся, и мы хотим, чтобы нас ждали».

Дракон умолк, и Алекс, воздев над головой волшебный жезл, пошел в обход по пещере.

После блуждания среди стеллажей и диковинных аппаратов он набрел на зеркало. Оно было мутным и вообще ничего не отражало. На верхней части рамы тускло поблескивал фамильный герб — семиконечная звезда. Алекс поднес к ней жезл, и в зеркале вдруг замелькали световые пятна.

«Ты нашел его, маленький Тэн? — Мысленный голос дракона был едва слышен. — Это то главное, что ты должен изучить прежде всего. Что ты видишь в этом зеркале?»

Призрачная гладь вдруг подернулась световой рябью. Алекс пристально вгляделся в превращения форм и цветов. Знание появилось внезапно, но пришло оно не из зеркала. Слово всплыло из таинственных глубин памяти, недоступных, но бодрствующих и обширных.

«А-о-у-м — это название нашего мира», — с удивлением вслушиваясь в непривычные сочетания гласных, сказал мальчик.

«Слова Истинной Речи не говорят, их поют!» — Дракон совсем затих, и лишь тени его мыслей касались сознания мальчика.

«А-а-а-о-о-о-у-у-у-м-м-м..!» — Алекс откуда-то знал, как именно нужно петь это слово. Вибрация голосовых связок мгновенно распространилась на всю поверхность тела и пошла дальше, затапливая кости и ткани. Мягкий всеобъемлющий резонанс возник в глубине каждого предмета. Слово звучало внутри стен, оно жило в воздухе, оно пело в громаде драконьего тела, и голова огромного ящера вдруг дрогнула. Приоткрылись и засияли радужным светом глаза под могучими надбровьями.

«Сначала было Слово! — непонятно сказал дракон. Через несколько многозначительных секунд он заговорил снова: — Мне лучше, маленький Тэн, гораздо лучше!»

— Может быть, ты не умрешь? — с надеждой спросил Алекс. Перспектива остаться одному в темной пещере, заставленной странными предметами, беспокоила и пугала.

«Умру! — почти радостно проговорил ящер. — Ведь я стар, чудовищно стар. И мне давно пора увидеть Верхние Миры. Подойди ко мне, сын Тэна, я хочу рассмотреть тебя».

Некоторое время Алекс всматривался в глубину огромных мерцающих глаз.

— Георг. Тебя зовут Георг, — сказал он наконец.

«Ты правильно прочитал мое имя, мальчик. Но удивлен я не этим».

Дракон замолчал, прикрыв глаза. Через десять долгих минут он пробудился вновь.

«Я скажу не много, но сыну твоего отца этого будет достаточно. В тебе заключено гораздо больше, чем я мог надеяться, но меньше, чем должно быть. Сейчас в Лэйме вас шестеро из восьми. Если вы будете помогать друг другу, продержитесь дольше. Из трех девушек тебе предназначена колдунья. Ищи ее, только не слишком долго. Берегись соблазнов всемогущества, не применяй силу слов без крайней нужды. Держись за этот мир. Прежде чем уйти, ты должен знать и уметь».

Алекс мысленно повторил пророчество старого Георга. Глаза дракона снова закрылись. Мальчик чувствовал, что вспышка жизни, всколыхнувшая обитателя пещеры, иссякла и остатки тепла медленно покидают огромное тело.

«Прощай, маленький Тэн! До встречи, бодхисатва!» — прошелестело в темноте.

Слог 36

ВСПЯТЬ

Подземный ход из замка короля Диабемского

Ночь

— Прости, госпожа, но нам нужно идти. — Голос Далина слился с последним вздохом Георга.

— Сколько прошло времени? — медленно спросила Виола.

— Несколько минут, госпожа. — Вождь гномов бросил настороженный взгляд на чужака.

«Ты думаешь, что я одна из шести?» — Виола продолжала смотреть в почти черные глаза Алекса.

«Я уверен в этом».

«Почему?»

«Почему кошка находит дорогу домой? Почему рыба узнает воду родной реки, хотя всю жизнь жила в море?..»

«Ты прав, я тоже чувствую это…»

«Откуда ты узнал, что я здесь и мне нужна помощь?»

«От Колдуна. Он послал меня с рыцарями. Я ведь считаюсь его учеником», — юноша криво усмехнулся.

Виола повернулась к Далину.

— Этот человек — мой друг, я прошу разрешить ему сопровождать меня в Подгорное Царство.

Гномы расправили бороды и церемонно поклонились.

— Друзья наших друзей — наши друзья, — проговорил Далин, но Виола отчетливо видела, что он относится к незнакомцу с недоверием и опаской.

Двинувшись за гномами, беглецы миновали лежащих металлической грудой рыцарей.

— Они умерли? — спросила Виола.

— Нет, через час-полтора очнутся. Я, как и ты, не люблю убивать. Если, конечно, кто-нибудь из них не умер от страха, — улыбнулся в ответ Алекс.

«Ты уже знаешь, кто остальные четверо? — Мысленная связь была на редкость устойчива, как будто Виола разговаривала с Олегом или Bay. — Ты, кстати, уверен, что все они — люди?»

«С твоим говорящим волком я заочно знаком. Думаю, он не из нас. Но он и те, кто за ним стоят, знают, что вы с братом не обычные люди».

«Олег?»

«Конечно! Разве ты не чувствуешь, что вы две части одного целого?»

«Ну да. Но я думала, что все братья и сестры чувствуют то же самое».

«Ты ошибаешься. В этом мире даже супруги остаются в плену своей Самости. Каждый сам за себя, человек человеку волк, своя рубашка ближе к телу… Они похожи на мух, ползающих по зеркальному шару. Все время перед носом собственное отражение».

«Ты считаешь, что нужно взлететь?»

«Нет. Уход от мира — это самообман. Просто теряешь ориентиры и пребываешь в иллюзорном единении с природой. Но как только попадается зеркало, опять видишь ту же самовлюбленную рожу».

«Какое же решение имеет эта задача?»

«Думаю, ты знаешь это сама».

«Ты имеешь в виду, что смотреть надо не снаружи, а изнутри?»

«Конечно. В этом случае изображение размывается и ты сливаешься с миром в сердце своем».

«Олег… А кто еще?»

«Я знаю только одну. Ее нашел твой брат».

«Та темноволосая красавица?»

«Ее зовут Ксана, и, кроме всего прочего, она дочь ныне царствующего короля».

«Ого! Это для меня новость».

«Думаю, мы все должны были родиться в особенных условиях. Мои родители — маги, Олег — полуэльф, ты — внучка одной из самых сильных волшебниц этой страны. Я уверен, что двое остальных тоже обладают особыми способностями и появятся в ближайшее время. Наступают сроки, и мы скоро соберемся вместе».

«Что мы должны будем делать?»

«Именно это и есть основной вопрос любой жизни. Зачем брошены мы в этот мир? С какой миссией? С какой целью? И мечутся люди от бога к богу, от пророка к пророку. И нет им ответа. Будь уверена только в одном: у тебя есть Великая Миссия, есть Великая Цель. И никто, кроме тебя, ее не выполнит».

«Как мне узнать, что выполнение миссии уже началось?»

«Оно началось с твоим первым вздохом, с первым криком розового мокрого младенца. Как сказал один мудрец с Великого Южного континента: „Каждый ребенок приходит в мир с вестью, что Бог еще не разочаровался в людях“».

«Ты говоришь со мной совсем как старший брат…»

«Прости, но я отвечаю не столько тебе, сколько себе. Ведь мы — носители одной тайны, и меня заботят те же вопросы, что и тебя. Смотри, твой ревнивый бородатый Друг хочет что-то сказать».

Далин с сияющим лицом поджидал их на углу коридора.

— Здесь кончается коридор, сделанный людьми, и начинаются наши, гномьи ходы. Непрошеных гостей тут поджидают некоторые неожиданности, а нас — помощь друзей. — Было видно, что настроение у него резко поднялось и ничего плохого от жизни он уже не ждет. Гномы пошли немного впереди, тактично давая молодым людям побыть вдвоем.

Но Виола не могла радоваться. Ею овладело странное двойственное состояние.

С одной стороны, все ее смутные догадки и предчувствия начали сбываться. Из туманной завесы большого мира появился наконец человек, в душе которого ее образ был окутан восторженным преклонением и нежностью. Он был совсем таким, как ей мечталось. Он был даже лучше, красивее, умнее. Он был рядом, и это было Радостью, было Счастьем.

И все же тень смерти по-прежнему маячила над доброй половиной горизонта. Никуда не ушла сосущая пустота, разверзшаяся на измученной борьбой поляне, залитой кровью и заваленной тушами неразумных, обманутых драков. Сейчас грозные монстры, наводящие ужас на бывалых воинов, представлялись ей наивными, испорченными плохим воспитанием детьми. Умом она понимала, что это не так, что выпусти она их тогда, и ворвались бы они ревущим клином в армию восставших, и тысячи таких же, как они, неразумных и обманутых, оплатили бы своей кровью чью-то неуемную гордыню и желание перестраивать то, что построили другие, и менять то, что создали не они. Но понимание это ничего не могло поделать с тоскующей, скулящей совестью.

«Ты не должна так мучиться! — осторожно вклинился в ее сознание Алекс. — Есть ситуации, когда кто-то должен сделать зло, чтобы предотвратить зло еще большее. Когда лекарь вырезает из тела воина застрявший наконечник стрелы, он причиняет ему боль, но без этого будет еще хуже… Представь себе: разъяренный драк настигает маленькую девочку. Кто осудит рыцаря, вставшего на его пути? Но как можно заставить раскаяться зверя, рожденного в любви к убийству? Только мечом! И в результате одним драком становится меньше, а рыцарь добровольно принимает на себя еще один грех. В этом мире тяжелая Карма образуется непрестанно и, может быть, наша задача — подставлять плечи под тяжкий груз и потом очищать испачканную душу огнем раскаяния и духовных исканий?»

Его мысли были проникнуты таким горячим желанием помочь, уменьшить накал внутренней борьбы, пролить целительный бальзам на измученную совесть, что сердце Виолы дрогнуло теплой волной благодарности.

— Ты мне нравишься, маленький Тэн, — улыбнувшись, вслух сказала она. — Если меня не сожгут на площади, мне будет приятно разговаривать с тобой. О Карме и Искуплении, о Жизни и Смерти и, может быть… — Виола сделала паузу и лукаво посмотрела на юношу, к лицу которого прилила краска, — о Любви, — закончила она одними губами.

Некоторое время они шли молча, и эхо несказанных слов освещало их лица внутренним светом. Когда за очередным поворотом открылся большой круглый зал и гномы восторженно загалдели, Виола прервала затянувшееся молчание:

— Я все время вспоминаю твой рассказ. Как долго ты прожил в пещере Георга?

— Я там не остался. Не забывай, что мне было тогда только двенадцать лет. Постояв положенное время над телом дракона, я завернул волшебное зеркало в пыльный шелковый гобелен и вернулся в замок. Обратная дорога заняла гораздо больше времени: зеркало оказалось очень тяжелым, и мои руки ничего не могли с ним поделать.

Вернувшись, я долго не мог понять, как можно управлять потоком информации, идущей оттуда. Но потом научился. И посвятил все свое время изучению боевого искусства. Я не хотел, чтобы очередное нападение закончилось моей смертью. Я тогда не думал, что уже через три года мне придется применять полученные знания на практике. Нет, это были не рарруги. Просто на страну напали варвары…

Виола почувствовала, что перед ней вновь распахивается пространство чужой памяти, и почти непроизвольно взяла Алекса за руку.

Тяжелые торопливые шаги надвигались снизу, из пропитанного алчностью пространства, сотрясаемого треском ломаемой мебели и звоном бьющейся посуды. Алекс, презирая свои ослабевшие колени, встал с коврика, и волшебное зеркало отразило побелевшие пальцы, сжимающие меч.

Стараясь ступать совершенно бесшумно, мальчик подошел к дверному проему, косо завешенному пыльной истертой занавесью. Гулкий воздух винтовой лестницы бился в штору тревожными толчками, подгоняемый чужими нетерпеливыми шагами. Уже слышалось хриплое, неправильное дыхание. Алекс, не в силах подавить нервную дрожь, в отчаянии вцепился зубами в левую ладонь. Боль помогла сосредоточиться, и, когда заметавшийся в панике ветер попытался приподнять тяжелую занавесь, мальчик запел высоким дрожащим голосом:

— Гр-р-р-р-р… — Рокочущий звук стремительно поплыл вверх, набирая силу.

Неприятно завибрировали кости черепа, и, когда наглая грязная рука сорвала штору, живот Алекса выбросил в гортань резкое «а», переходящее в плавно затухающее носовое «нг». Звук получился.

Огромный медведеподобный варвар с всклокоченной бородой и гнилыми зубами тяжело рухнул на колени. Разгневанно вякнул ударившийся об пол топор, иззубренный и испачканный кровью. Ошалело выпученные глаза грабителя постепенно наливались недоумением и страхом.

Алекс медленно поднес острие фамильного меча к распахнутому вороту грубой кожаной куртки. Сверкающее жало с холодной улыбкой неизбежности уперлось в основание волосатой, немытой шеи.

И вдруг мальчику показалось, что меч обладает собственной волей. Нервно подрагивая, он будто оттягивал тот страшный миг, когда лопнет с глухим треском смуглая кожа и заструится дымящаяся багровая влага по сверкающему мудрым блеском древнему сплаву…

Меч не хотел крови.

И тогда Алекс решительным движением вложил его в ножны и, задержав дыхание, наклонился поближе к всклокоченной гриве грязных волос.

— Храхт! — коротко выдохнул он, и безжалостная судорога скрутила застывшего на коленях варвара. Побелевшее лицо запрокинулось к сводчатому потолку, и с неживым гулким стуком тело рухнуло под ноги милосердному Тэну, вовремя вспомнившему, что он лекарь, а не убийца.

Именно в этот момент Алекс понял, что нужно делать дальше.

Он переступил через мелко дрожащего варвара и, мягко переставляя налившиеся силой ноги, стал подниматься на смотровую площадку. Холодный воздух, пропитанный дождем и ужасом, расступился, пропуская Древнюю силу, рвущуюся из неширокой мальчишечьей груди.

Алекс легко вспрыгнул на парапет, и высота уважительно затихла, с восхищением взирая на вытянувшуюся стройную фигурку посреди рваных грозовых туч. Носки широко расставленных ног заглядывали туда, где черный дым смрадными струями стелился по обломкам скал, напоминающим развалины, и по развалинам, напоминающим обломки скал.

Алекс вскинул руки к небу, и волна натяжения перечеркнула тело косым крестом из рук в ноги. Живот, наполненный необъятным Космосом, сладко заныл, и непредставимая сияющая спираль зазвенела ликующим благовестом скорого освобождения. Мальчик вдруг ощутил, что все его тело превратилось в один неповторимо сложный музыкальный инструмент, и окружающее пространство загудело басовыми подголосками еще не прозвучавшей, но уже родившейся безумно прекрасной мелодии.

И когда первая нота пронзила остановившийся воздух, замерли вдруг обрывки туч, застыли грязные клубы дыма, и закоченели в немом страхе тела людей и животных.

Голос с неба набирал силу, и тысячи лиц с побелевшими от ужаса зрачками поднялись к неподвижно висящим тучам. И отхлынули алчность и зверство, обнажая островки еще не сгнившей, не переродившейся души. И пришел стыд. И ужаснулись люди содеянному, и многие упали на землю, зарываясь горящими лицами в целебную материнскую грязь. А многие другие побежали. С дрожью отвращения принимали коротконогие лохматые лошади на свои спины опозорившихся хозяев. С хрустом рвались шнурки амулетов и ладанок. С презрением раздвигалась истоптанная земля под ногами святотатцев. И взмыл к промокшему скорбью небу тоскливый вой нечистой совести. И ударил по извивающимся в раскаянии дорогам дробный топот спешащих копыт. Тысячи и тысячи варваров помчались прочь, подальше от звучащего божьим голосом неба, от брошенных трофеев и от своих запекшихся кровью и пеплом нечестивых следов…