Четвертый вектор триады

— А падать в обморок без приказа можно?

— В уставе об этом ясно сказано! Несанкционированная потеря сознания расценивается как дезертирство и карается дополнительной сотней поцелуев. Еще вопросы имеются?

— Последний вопрос. Как к вам обращаться, господин офицер?

— Ага, тебе полегчало? Я жутко рад! Если мы протопчемся здесь еще минуту, мне придется в голос проорать Марш Спецкоманды!

— Тебе так страшно?

— Нет, я просто испытываю боевое возбуждение.

— Испытание проходит успешно?

— Вполне! Если серьезно, то я почему-то уверен, что все будет в порядке.

— А я уверена, что вчерашняя роса встанет нам поперек горла…

— Ладно, не плачь. Сколько мы там съели за семнадцать кредиток? А сегодня я питался только маминой зеленой преснятиной.

— А я от страха и вовсе ничего не ела. Ну как бы там ни было, а идти надо. В армии шагают с левой ноги?

— Ага, по команде «марш!». Но у меня появилась идея Получше. Мы применим испытанный боевой прием!

Зазрак подхватил подругу на руки и шагнул через линию.

Гудение кристалла сразу изменилось. На потолке лаборатории возникло отражение светящегося рисунка. Вдоль линий забегали лиловые сполохи. Дым повалил густыми клубами, резко усилился неприятный запах. Перед глазами промелькнуло видение двух обугленных трупов в обрывках черных плащей, и руки непроизвольно выпустили ставшее невыносимо тяжелым тело Хармы. Потом сквозь жгучую боль в желудке и страшную горечь во рту проступила ясная мысль: «Вот она, Золотая Роса! Сдохнем, а трупы выбросит в Питательный Слой!»

Слог 18

НЕЧАЯННАЯ СВЯЗЬ

Лэйм

Северное Чернолесье

Полдень

Bay появился перед Виолой, как всегда, неожиданно.

— Ты знаешь, что назначен новый главнокомандующий королевских войск? — спросил он, озадаченно морща серый лоб. — Это наш старый знакомый, барон Ле Кампф. У него очень много солдат. И кроме того, с юга идет отряд боевых ящеров. Bay сказал, что Черные Рыцари тоже идут. Их несколько сотен и с ними Темная Магия.

— Ты думаешь, это будет последняя битва? — тихо спросила Виола. — Я должна попытаться его спасти!

— Вчера я был у него, и он отказался уйти со мной. — Морда Bay сморщилась от гримасы недоумения. — Ты человек, и к тому же его сестра. Скажи, почему он идет в ловушку, зная о ней? Ни один серк не поступил бы так.

— А что бы вы сделали? Ну если бы, конечно, не умели уходить мгновенно? — Виола с надеждой смотрела на мудрого волка, уже неоднократно выручавшего Олега в опасных и трудных ситуациях.

Bay облизнул нос розовым языком.

— Мы просто разошлись бы. И собрались бы снова в неизвестном для врага месте.

— Ты сказал ему об этом?

— Конечно. Но он ответил, что они почему-то так не могут. Я не понял почему! — В голосе Bay слышались тоскливые воющие нотки.

Виола знала почему.

Она знала, что любой боеспособный отряд теряет свою боеспособность именно в результате побед. Он неизбежно становится центром сбора всех недовольных. А среди недовольных редко встречаются честные люди.

Рабы бегут от господ не столько биться за свободу, сколько безнаказанно грабить барские усадьбы и купеческие лавки, хоть ненадолго ощутить себя хозяином своей, а что еще важнее, чужой жизни.

«Есть будем на серебре, пить из золотых кубков! А господские девки будут стелить нам парчовые простыни…» — так сказал бывший пастух Грымза, приоткрыв слюнявый рот и зажмурив маленькие глазки, подернутые сладкой поволокой.

А Олег встал, опрокинул стул и вышел, чем поверг присутствующих в недоумение. Да и что было неправильного в словах Грымзы? Действительно, есть, пить, Услаждать тело — что еще нужно человеку? Кабы еще чего, так благородные уж наверное этим бы занимались. А так нет. Ничего они больше не делают. Ну, там в церкву сходят, да и то между вином и бабой. Что мы, благородных не видели? А Оле-лучник, он, конечно, стрелок наипервейший, и на мечах ему равных нет, но блажной какой-то…

Виола так ясно увидела эту сцену, судя по всему произошедшую несколько дней назад, что даже немного испугалась своей новой способности.

— Наверное, Олег сейчас вспоминает этот разговор, а я услышала его мысли, — догадалась она. — Но тогда и он может услышать меня, как ты думаешь, Bay?

— По-моему, он слишком далеко. Я, например, не могу мысленно разговаривать с тем, кого не вижу.

Виола попыталась вызвать в памяти образ брата. Сначала она почувствовала его спокойное ровное дыхание, размеренный стук сердца. Затем из пелены пространства проступило его лицо. Олег, видимо, лежал на ложе из свежего сена и задумчиво покусывал травинку. Длинные ресницы отбрасывали стрельчатые тени на его щеки, покрытые легким румянцем.

Бабушка говорила, что он очень похож на своего отца, Олендила — эльфа из Лучезарной Долины. У них с матерью была неземная любовь!

Долгое время Виола считала, что Олендил был и ее отцом тоже. Мало ли на свете дочерей, не очень похожих на одного из родителей? Но что-то трудноуловимое все время сквозило во взгляде так и не оправившейся после смерти мужа матери. Только совсем недавно Виола поняла, что это было. Жалость и тоска…

Прижатая к стенке бабушка призналась, что Олендил не мог быть отцом девочки. В день своей смерти он вернулся из долгого путешествия и, еле успев войти в дом, угодил в западню.

А его жена стала добычей победителей…

Виола неожиданно поняла, что снова не видит Олега. Она попыталась разогнать серый туман и вдруг вскрикнула: на плече брата спала девушка. Темные волосы широко разметались по изголовью. Влажные завитки прилипли ко лбу. На лице ее лучилась счастливая и немного усталая улыбка.

«Она только что заснула, — пронеслась мысль. — Теперь понятно, почему он так долго не появлялся дома!»

Виола поспешно «отключилась» и встретилась глазами со всепонимающим, мудрым взглядом Bay.

В глазах серка стыла тоска неизбежности…

Надмирье

Внешнее Санитарное Кольцо

Час Звучания Скрипок

— Вот видишь, им там совсем плохо. Во всяком случае, Виоле с Ксаной. Да и Олегу с Алексом не лучше.

— Тоска. Безысходность какая-то. Слушай, пожалуй, пора вниз!

— Согласен. Я думаю, Учитель знал, что мы не выдержим. Ждал только когда. А еще я думаю, что он знает о событиях внизу гораздо больше нашего. И, провожая нас, обязательно расскажет о том, что нам может помочь.

— Но умолчит о том, что нам помочь не сможет.

— Тебя это обижает?

— Нет. Но всегда хочется знать все.

— Это отголосок людской гордыни, видимо оставшийся от прошлых воплощений. Вся информация лишь у Создателя. Ну как, скажи, первоклассник может знать квантовую психодинамику? Даже если он этого захочет до судорог в нижних чакрах?

— Помню, кто-то в Теллусе об этом сказал: «Каждый сверчок знай свой шесток!»

— Ты не совсем прав. В этой поговорке имеется в виду не столько естественное, сколько искусственное расслоение сообщества смертных. Из этого же ряда Фраза «Кесарю — кесарево, быку — быково». Мысль эта хорошо звучит только в одном случае, если произносит ее бык, с восторгом ощущающий свою силу, свое здоровье и свою красоту и сравнивающий их с горой проблем и забот больного, измученного властью кесаря. Я хочу сказать, что нет ничего унизительного для рыбы в том, что она не умеет парить в облаках, а для кузнеца в том, что лицо у него вечно в копоти. «Все пути равноуважаемы».

— Ты упражняешься?

— Да. Я отрабатываю убедительность доводов. Объяснить что-то человеку, в душе которого заперта восьмерка субличностей, — почти безнадежное дело. Все, что ты говоришь, он видит в превратном свете.

— Я потрясен. Пойду полежу в кустах один…

— Нет уж! На травке валяться будем вместе!

— Когда, Ви?

— Можем отправляться прямо сейчас. Тела в порядке. Оружие и одежда в тайнике. Тебя что-то держит здесь?

— Только ты.

— Ну я-то отправляюсь с тобой, любимый!

— И это меня жутко радует!

— Итак, к Учителю и вниз!

Слог 19

КТО ПОБЕДИЛ БАРОНА

Лэйм

Столица, дом на улице Прорицателей

Поздний вечер

Багровое траскийское пенилось мутными фасеточными пузырями, напоминающими подернутые белесой слизью глаза мертвого василиска.

Барон Ле Кампф, развалившись в низком широком кресле, вертел в руках бокал из черного хрусталя и периодически окунал в него свои пухлые губы, привычно растянутые кривой, высокомерной усмешкой.

Колдун в черно-лиловой мантии и высоком звездчатом колпаке тихим вкрадчивым голосом расписывал ему радужные перспективы применения магического искусства для нужд государства, короля и самого барона.

Алекс, в обязанности которого на сегодня входило проделать для знатного гостя кое-какие фокусы и демонстрации, сидел в дальнем углу на каменной скамье и уже в который раз мысленно проклинал глупые традиции цеха колдунов, заставляющие тощих учеников насиживать себе синяки, а толстых гостей прессовать жирными задами гагачий пух в сиденьях удобных кресел.

Голос Колдуна журчал и струился, накладываясь на стелющийся вдоль стен дым, свитый в холодные мутные кольца. Барон не замечал, что этот дым неслышной змеей подползает к его ногам, томящимся в высоких охотничьих сапогах. Алекс равнодушно наблюдал, как тонкие, еле заметные щупальца дыма начинают подниматься по обтянутым толстой кожей икрам…

Ученик Колдуна достаточно ясно представлял себе то, что должно произойти. Убаюканный льстивым голосом и неслышными звуками пересыпающихся песчинок, разомлевший от вина и удобного кресла, барон скоро погрузится в сон, и лекция сразу превратится в формулу внушения. Когда знатный гость проснется, он будет продолжать относиться к магии с недоверчивым высокомерием, но незаметно для себя будет следовать «пожеланиям скромного ученого, незаслуженно преследуемого мракобесами святой инквизиции».

Алекс прекрасно видел спрятанную в потайной нише маленькую фигурку, изображающую тучного мужчину. Фигурка была подвешена за ноги над остывающей жаровней. В середине лба и в правой стороне груди воскового барона торчали терновые шипы. Колючий посох, от которого они были отломаны, стоял тут же, и опять юноша был неприятно задет этим полуживым обломком, срубленным, наверное, лет двести назад и продолжавшим медленно, но неуклонно обрастать блестящими твердыми шипами.

«В правой стороне груди обитателей Среднего Мира располагается центр воли, похожий на ручку, прикрепленную к чаше сердца. Посвященный может овладеть этой ручкой и наливать в чашу или пить из нее по своему желанию», — вспомнил Алекс строки из учебника по элементарной магии «Как приобретать рабов и оказывать влияние на людей».

Зубрежка, стимулируемая наказаниями, давала ощутимые результаты. Стоило только отключить внешнее зрение, и в сознании всплывали целые страницы текста, напечатанного противными раскоряченными буквами на темной душной бумаге.

«В центре лба мыслящих существ долженствует находиться божественное око, различающее невидимое. Око это способно прозревать истинную суть явлений, распознавать обманы и хитрости, ловушки и коварства. Властелин должен заботиться о надежной печати, налагаемой на лбы рабов и затеняюшей око непроницаемым покровом, подобно колпаку, закрывающему голову ловчей птицы, хотя и свободной от пут, но не улетающей с руки хозяина. Лишенные божественного взора, люди превращаются в послушное стадо, гонимое пастухом в нужном ему направлении и довольное своей участью». Восковая фигурка медленно вращалась в дыму, и, подчиняясь принципу подобия, голова барона должна была слегка кружиться. Алекс с удовольствием отметил побагровевшее лицо гостя, возвышающееся над несвежим кружевным воротничком: такому приливу крови не стоило удивляться, учитывая перевернутое положение модели. Ученик Колдуна начал даже надеяться, что до демонстраций и фокусов дело не дойдет. Тонкие струйки дыма уже забирались под панталоны, когда барон вдруг завозился в кресле, пытаясь подняться.

— Что-то у вас тут слишком душно, — недовольным тоном возвестил он, прерывая на полуслове вычурную речь Колдуна. Алекс метнулся к потайной нише и осторожно подул на фигурку. Барон шумно задвигал носом и еще более раздраженным голосом добавил: — И сквозняки воняют чесноком!

Колдун с досадой щелкнул пальцами. В узкое окно под потолком влетел вечерний ветер и, разрушая дымовую змею, зашевелил пыльные локоны парика его светлости.

— А теперь мой ученик продемонстрирует вам несколько простых, но весьма полезных в повседневной жизни магических опытов. — В голосе мага послышались нетерпеливые нотки, и Алекс, подхватив с пола масляную лампу и поднос с инструментами, быстрыми шагами приблизился к баронскому креслу.

Пока подмастерье расставлял на столе аксессуары, барон, снова впавший в благодушное настроение вкушающего эпикурейца, высосал из бокала остатки траскийского и потянулся к стоящей под креслом пустой бутыли. Пухлые пальцы, унизанные перстнями, привычным движением сложились вокруг короткого горлышка и сжали… пустоту. Бутыль, обнаружив необычайную для стекла пластичность, увернулась от ищущей руки и, слегка воспарив, двинулась в угол комнаты. Там она остановилась и с легким стуком припечатала донышко к каменному полу. Опешивший барон издал горловой звук, долженствующий выразить всю глубину его обиды и возмущения. Услышав подобный звук, слуги обычно менялись в лице и бросались исправлять промашку, сгибаясь в три погибели и стараясь не поворачиваться к хозяину спиной.

— Эй ты! — рявкнул барон. — ТЫ! — Его указующий Перст уперся в бутылку. — Немедленно ступай сюда!

Алекс вдруг почувствовал, что по его спине пробежал неприятный холодок. Он неожиданно обнаружил в себе Радость оттого, что не к нему обращены эти громовые Звуки, насыщенные черной энергией угнетения.

— Бутыль пуста, — предупредительно склонившись к барону, сказал Колдун. — Магические предметы подчиняются лишь своему предназначению, вложенному в них создателем. — Эту бутыль подарил мне мэтр Бецалель, известный любитель крепких вин. Чтобы веселые гости не пинали под столом опустевшую посуду, он научил ее отодвигаться к стенам и забиваться в углы. Некоторые из нас бывают необычайно изобретательны!

Колдун с улыбкой хлопнул в ладоши, и из ниши под потолком вылетел крупный нетопырь, несущий в когтях новую бутыль с вином.

— Все готово, господин. — Алекс поклонился барону и, получив милостивое дозволение, приступил к делу. Следя за его манипуляциями, барон презрительно кривил губы. «Что может показать сопливый мальчишка, которому никак не больше семнадцати лет?» — читалось на его надменном лице.

Не обращая внимания на завесу недоверия, Алекс мысленно произнес заклинание извлечения пламени, и в его ладони замерцал голубой огонек. Постепенно разгораясь, огонь лизнул фитиль спиртовки и, оторвавшись от руки подмастерья, стал жадно поглощать пары горючей жидкости. Поверхность стола осветилась мертвенным неровным светом.

Обернувшись к факелу, Алекс медленно вдохнул воздух через слегка приоткрытый рот. С глухим хлопком факел погас. Струйка дыма поднялась над ним, как дух умершего, покидающий бренное тело. Резкий поворот головы, и желтая молния, родившаяся прямо над столом, ударила в кусок воска, мгновенно превратив его в оплывшую лепешку мягкого ничто.

Алекс с наслаждением вдыхал запах погасшей молнии. Что может быть прекраснее вот таких мгновений, когда достаточно только легко тронуть струны мира, и они отзовутся громовым раскатом или сердечным приступом, мертвым холодом Северного Предела или раскаленным ветром Горелой Пустоши. Конечно, сегодня придется мучиться от головной боли, но это потом, а сейчас…

Над столом появилась небольшая серая тучка и, спустившись, упала вниз горкой блестящего, колючего снега.

Алекс быстро вылепил из воска фигуру мужчины в кастрюлеподобном шлеме и осторожно прилепил к ней прядку волос, заранее срезанных с часового, стоящего за дверью.

«О бедная моя голова!» — подумал ученик чародея, воздев руки и вперив взгляд в стену. Серый тяжелый камень из Гератской каменоломни начал светлеть. Постепенно он становился все более прозрачным. Тень часового отчетливо выделялась на мерцающей неживым светом неровной поверхности. Солдат стоял в спокойной позе бывалого вояки, опустив плечи и склонив голову на грудь.

Алекс положил фигурку в снег. Часовой немедленно задвигался, завертел головой. Он был явно удивлен. Через минуту он уже кутался в плащ и топтался на месте, пытаясь согреться. Алекс протянул руку и начал медленно приближать ее к фигурке. Тень на стене дрогнула и отпрянула в сторону. Алекс продолжал приближать руку. Гибкие пальцы извивались в голубом спиртовом свете, как толстые длинные змеи.

— С-с-с-с, — тихонько зашипел ученик Колдуна. «С-ш-ш-ш-ш», — откликнулось за стеной страшное эхо.

Солдат пятился все дальше и дальше. От ужаса он, видимо, забыл об арбалете, стоявшем у его ног.

Нет, не забыл. Алекс не успел отдернуть руку, и из указательного пальца закапала кровь.

— Ха! Ха-ха-ха! — взорвался барон немного фальшивым смехом. — Хороши у меня гвардейцы? — Он намеренно повысил голос, пытаясь разрушить гнетущую тишину, повисшую в комнате.

Ни слова не говоря, Алекс бросил на барона раздосадованный взгляд и снова приблизил руку к фигурке. Он уже ненавидел этого вояку, заставившего его краснеть душной волной стыда. «Вот тебе!» — мысленно выкрикнул он и ударил раненым пальцем прямо в лицо воскового солдата. Тень на стене обхватила голову руками и осела на пол.

— А-а-а-а!.. — донесся сквозь каменную толщу дикий крик.

«Что это с ним?» — недоуменно подумал Алекс, вслушиваясь в хриплые нечеловеческие уже звуки и глядя на восковую фигуру животного, напоминающего коротколапую тупомордую крысу.

Дверь распахнулась, и в комнату ворвалось массивное, заросшее шерстью существо с маленькими глазками и оскаленной пастью. Монстр, скуля и воя, бросился к барону.

— Пшел вон! — истошно завопил его светлость и пнул бывшего гвардейца в бывшее лицо. — ПОШЕЛ ВОН!!!

Бедное животное, не думавшее нападать, взвыло еще жалобнее и снова выскочило в коридор.

— Ну и как же это понимать? — после паузы зло проговорил барон. — На хрена мне эта тварюга вместо солдата?

— Я не хотел… — Алекс все еще не мог разобраться в случившемся. — Это не я… Это он сам…

— Сейчас все будет в порядке, — бодрым голосом проговорил Колдун, — подмастерье просто слегка увлекся.

Он бросил воск в кипящую на спиртовке реторту. Дикий визг в коридоре взлетел до пределов слышимости и оборвался.

— Пару недель ваш слуга поболеет, а потом будет бравым воином, лучше прежнего. — Колдун не мог скрыть неуверенность, сквозившую в голосе. — Ну, может быть, станет слегка туповатым…

— Так, — мрачно изрек барон, — этак вы можете и меня обратить, а?

— Нет, ваша светлость, — вымолвил наконец опомнившийся Алекс, — вы носите крест и защищены Святой Церковью, а слуга ваш из северных варваров, язычник. Да и его бы не удалось обратить, да уж больно он змеиной крови испугался. Наверное, у них есть на этот счет какое-нибудь поверье.

Барон буравил Алекса своими круглыми, как у свиньи, глазами.

— Крест, значит? А кроме креста, ты ничего не чуешь?

— Почему же… — Алекс увидел, что Колдун скалится в довольной ухмылке. — Еще у вас на правом запястье амулет. Сработан он из серебра с платиной. Заряжен кем-то из магистров. Охраняет от сглаза, хвори простудной и похмелья. Ней… — Алекс осекся. Он хотел сказать: «Нейтрализуется платиновой иглой в левую ступню восковой куклы», но вовремя замолчал.

— Вот это ты точно заметил, — довольным тоном сообщил барон. — Браслетик я купил у Марлина. Значит, не обжулил старик! Ну, ладно, что у тебя еще, а то меня девки ждут. — И он хохотнул, облизывая пухлые губы.

— Кстати о девках, — вступил в разговор Колдун. — Мы могли бы показать вам любую даму, где бы и с кем бы она ни находилась.

— Показать? — Барон вскинул лохматые брови. — А на хрена мне на них смотреть? Видал я их, во всех видах видал! — Настроение его светлости опять изменилось. Теперь он излучал самодовольную похоть крупного самца, не знающего отказа и жаждущего крови соперников.

— Но вы будете не только видеть, но и слышать!

— Ага… Ну ладно. Это, пожалуй, будет недурственно. Слушай, а эдак можно и любого мужика подслушать? — заинтересовался наконец барон.

— С особями мужского пола немного сложнее, — Колдун сделал знак Алексу и начал плести новую словесную сеть. — Для получения достоверной информации необходим не просто образ объекта считывания, но сексуально окрашенный образ. Любой властитель, подчиняющий себе большие массы людей, питается их энергией и, при наличии некоторых способностей, сам того не подозревая, является действующим магом. Мы называем эту магию «спонтанной», то есть «самопроизвольной». Вот, например, ваши бесчисленные победы на женском фронте… — Колдун продолжал говорить, стараясь не упустить внимания гостя, а тем временем Алекс установил перед ним хрустальный шар в тяжелой медной оправе.

Голова уже начинала побаливать, а конца представлению не предвиделось. Знатный гость, демонстрируя недюжинные способности, каждый раз обходил расставленные сети. Но игра стоила свеч. «Кто держит в руках его светлость, тот управляет королевством», — сказал утром Колдун и, видимо, был прав. Самоуверенность и агрессивность, помноженные на природное властолюбие и коварство, создавали опасную и могущественную смесь. «Именно такие индивидуумы становятся носителями Черных Миссий», — мелькнула мысль, и Алекс склонил голову, показывая, что можно начинать.

— Вы должны сосредоточить взгляд на пространстве внутри шара. — Голос Колдуна стал незаметно меняться, формируя формулу внушения. — Постарайтесь представить себе объект ваших желаний. Лицо, грудь, бедра…

Барон пристально вглядывался в хрустальную сердцевину, и на лице его медленно проступало неподдельное изумление. Соблазн был велик, и Алекс осторожно подключился к мозгу реципиента, как не раз уже делал по приказу Колдуна.

Контакт установился почти сразу. Стараясь не вляпаться в глубинные слои подсознания, лазутчик всплыл в пространство зрительного восприятия.

Солнечный свет сначала ослепил его. Мысленно выругавшись, Алекс сконцентрировался на изображении. И сразу невольная дрожь потрясла его тело. От барона можно было ожидать чего угодно, но этого… «Откуда он ее знает? Почему именно она? Где она сейчас? Что она творит?» — помчались, обгоняя друг дружку, непослушные мысли.

«Пойми, Олег, вы не можете победить! Их слишком много! — Голос незнакомки из Северного Чернолесья дрожал неподдельным страданием. — Твоя армия не может противостоять объединенным силам королевской гвардии, вассальных дружин и Черных Рыцарей. К тому же барон Ле Кампф совсем не такой дурак, как кажется с первого взгляда…»

При этих словах девушки удивление реципиента сменилось вполне понятной яростью, и ехидный смех Колдуна окончательно запутал ошарашенного происходящим Алекса.

«Я все понимаю, Виолочка, родная. Но не могу ничего изменить. Им нужны вожди. Если сейчас я уйду, это будет предательством. — Светловолосый юноша с глазами, полными боли, нежно обнял склоненную голову незнакомки. — Пойми, сестренка, я не могу иначе!»

Алекс вдруг с ужасом осознал всю отвратительность непрошеного присутствия разъяренного похотливого барона, презрительного и циничного Колдуна и еще одного негодяя, одержимого любопытством и ревностью.

Как будто прочитав его мысли, девушка вдруг резко вздернула голову, и барон с глухим стоном откинулся в кресле. Алекс успел заблокировать мозг, но все равно сила ментального удара была потрясающей. Голова туманилась ноющей болью, в висках колотились тысячи бешеных угертов, ищущих утраченное нерестилище. Колдун выглядел немногим лучше.

— Чувствую я, что с этой красоткой придется повозиться, — бросил он Алексу, ожесточенно массируя активные точки на бровях и затылке, — займись пока его светлостью. Через минуту я буду в полном порядке, — в голосе Колдуна сквозили довольные нотки. — Сама того не желая, маленькая ведьма нам здорово помогла. Толстяк в полном откате. Я давно подозревал, что Оле-лучник и есть сын того шального эльфа из Северного Чернолесья. Вот и опять свиделись, гаденыш, — после паузы непонятно процедил Колдун и почему-то потер правый бок, на котором, как знал Алекс, у него был старый, давно зарубцевавшийся шрам.

Слог 20

КРУГ СОЗИДАНИЯ

Лэйм

Великие Древние Горы

Вечер

Бесконечное путешествие по однообразным скалистым ущельям подошло к концу.

Сан понял это, ощутив осторожное ментальное прикосновение. Летта мгновенно остановилась и положила руку на рукоять меча.

«Это Страж Святыни, — передал Сан. — Я позволил ему понять, кто мы и зачем сюда пришли. Он не ответил и быстро отключился».

«Мне это не нравится. Чувствуешь, как изменился воздух?»

«Да, малышка, не волнуйся, все будет хорошо».

Летта только фыркнула, отвернув свой слегка вздернутый нос. Она всегда сердилась, когда он говорил с ней, «как с маленькой», но Сан точно знал, что в глубине души ей это нравится.

Воздух действительно изменился. В нем появилась влага открытого водоема и аромат цветущих деревьев. Сюда же диссонансом вплетался настораживающий запах гарн, не сильный, но вполне явственный. «Думаю, нужно продолжать путь», — Сан ласково коснулся ладонью пушистой волны девичьих волос, в который раз удивляясь их красоте и мягкости. Летта сделала шаг и прижалась щекой к его груди. Она замерла, впитывая его уверенность и его силу, его нежность и его дремлющую страсть. Она знала, что он с ней и для нее, и будет так, что бы ни случилось. «Он мой», — в тысячный раз мысленно произнесла девушка, наслаждаясь переполнявшей ее энергией.

Сан глубоко погрузился в ощущения на своих ладонях. Он с привычным восторгом чувствовал шелковистую прелесть белокурых локонов, рассыпанных по плечам, и глубокое тепло легкого и сильного тела. Непередаваемым блаженством разливались в крови горячие толчки ее сердца, бьющегося за трепещущим чудом девичьей груди.

— Мы, кажется, куда-то шли. — Усилие Летты было поистине титаническим. «Опасность!» — вдруг ударила между ними мгновенная молния чужого сигнала, и два меча блеснули в воздухе едва ли не быстрее, чем разомкнулись объятия любви. Мир выпрыгнул из небытия, отбросив в память неутоленную нежность, и мягко покачивался перед глазами, осуждающе и недобро. В ущелье висела неподвижная ожидающая тишина.

— Это была проверка, — сказал Сан, внимательно осматриваясь. — Видимо, мы излучаем несколько необычную для этого места волну. И Страж захотел проверить нашу реакцию.

Летта опустила меч в ножны и, заставляя себя не смотреть на Сана, вслух проговорила:

— Нам придется вернуться на четыре дня назад. Ты снова станешь молчаливым и настороженным последователем Сатвы, а я блудной дочерью Великой Матери Амазонок. И мы будем просто друзьями. Договорились?

Она подняла глаза, и ее безукоризненной формы брови вопросительно выгнулись. Сан с бесстрастным лицом смотрел внутрь себя. Монотонный голос, привыкший к чтению сутр, сказал:

— Чтоб разорвать кармические путы, взрасти покой в мятущейся душе. Остановись. Прислушайся. То — Вечность.

Пауза была настолько многозначительной, что Летте на секунду стало страшно. Ей показалось, что именно этот Сан, холодный, как глыба льда, и исполненный внутренней силы, как аскет-отшельник, — настоящий. А тот, другой, трепетный и нежный, лишь сон, сладкий, но полузабытый.

— Я согласен с тобой, прекрасная незнакомка. — Сатвист ритуальным жестом сложил ладони перед грудью и склонил голову. — Для прохождения Испытания мы должны отрешиться от всего земного. Не желает ли моя госпожа продолжить путь?

Летта набросила на голову капюшон и, не глядя на Сана, проговорила:

— Ты правильно угадал мое желание, брат! Веди меня туда, где мы лучше узнаем мир и, может быть, поймем самих себя…

Снаружи Храм Пяти Первоэлементов производил двойственное впечатление.

Во-первых, поражал воображение колоссальными размерами и фантазией создателей. А во-вторых, пробуждал в душе непонятную тоску по утраченному идеалу.

Первооснова всегда виделась Сану в виде прекрасного ансамбля твердости и пластичности, устойчивости и подвижности, жаркого пламени и холодного блеска. В этом построении все должно было быть гармонично, каждый элемент должен был находиться на своем конкретном месте…

Действительность же оказалась совершенно противоположной. Фасад храма представлял собой высокую, не менее десяти длин дракона, стену, неровными террасами уходящую ввысь. Слово «неровность» только в малой степени описывает то нагромождение выступов и впадин, карнизов и пещер, в которое превращало стену дикое кипение застывшей тверди.

Здесь было буйство камня. Базальт и гранит, мрамор и песчаник, сланец и белая глина перемешались с блестящими на солнце металлсодержащими рудами. Кроме того, то тут, то там проступали целые пласты металла, сверкающего первозданной, не замутненной окислами чистотой.

Среди вакханалии тверди беззвучными цветами горели языки полупрозрачного, сливающегося с солнечным светом пламени. Созерцая это чудо, Сан с благоговением представил себе тысячи каналов, просверленных в каменной толще, ведущих куда-то глубоко, к огромному резервуару природного газа, неизвестно как обнаруженного на заре времен основателями Храма.

И это было еще не все. С уступа на уступ, с карниза на карниз с сердитым плеском сбегала стремительным пенистым потоком вода, непостижимым образом поднятая почти до вершины стены и таинственно исчезающая и появляющаяся в самых неожиданных местах. Она сверкала на солнце, рассыпалась радугой брызг. Она насыщала воздух живительной силой, наполняя камень и металл новым содержанием.

И деревья. Большие и малые, прижимавшиеся к скале и криво торчащие вниз, они росли, казалось, из камней. Они вгрызались корнями в трещины, они пили быстротечную влагу, ловя ее на лету, они сгорали в пламени и выгорали на солнце, но они были и были всегда.