Капитан Удача (№3) - Красные карлики

К северу и западу над гилеем появились зарева пожаров, одеялами стелился дым. Леон догадывался, почему там загорелось – лес подожгли упавшие «Герра» и «Релампа» Чётные номера мобильного отряда выглядели как безутешные родственники на гражданской панихиде и нудили, что-де спешить с розыском останков незачем – и так всё наверняка обуглилось, спасать некого, а прочёсывать гилей ночью – задачка не из лёгких. Нет, они не отказывались, просто приводили убедительные доводы в пользу того, что утро вечера мудренее.

– Скоро начнётся смена, – внушал Леону второй командир охранников, – надо быдло вести в шахту, а если мы снимем людей с постов и с конвоя… как бы чего не случилось.

Конечно, ничего случиться не могло, но командирские соображения выглядели веско и резонно.

– С рабочими не болтать! – Говоря с подчинёнными, и Леон мог позволить себе погавкать. – Зачинить стену тоннеля! К 15.00 подготовить вездеходы! семь групп, три наземных, остальные на ранцах. Поисковые работы – до 21.00, чтобы все вернулись вовремя!

Как докладывать о происшествии, если ничего толком не известно? Леон измучался, сочиняя рапорт в Комитет, и на высоте терзаний его осенило – ни о чём рапортовать не надо! Потерь особых нет, режим работы шахты не изменился, руда будет отгружаться, как всегда. Надо подать всё иначе, мягче. Со своим открытием он поскакал к директору, который уже всех взбаламутил и сидел в кабинете, обзванивал заместителей и инженеров разных служб, выясняя, почему они, лентяи, ночью не на рабочих местах, а в кроватях, в то время как он. директор, трудится без отдыха и сна?

Леон предвидел, что директор умыкнёт его идею, а ему в благодарность устроит разнос со строгим выговором, но иного выхода не было – если директор возьмётся сам пилотировать процесс, последствия могут быть поистине катастрофические.

– Идиот! – одобрил директор предложение Леона. – Тебя что, в детстве уронили?! И ты это собрался посылать наверх?! Дай сюда! Вам ничего нельзя доверить, всё изгадите! Я сам исправлю.

Терпеливо снося оскорбления, Леон утешался тем, что дал боссу верное направление.

– Несчастный случай, гм! – морщил лоб директор. – Взрыв ёмкости с… Не пойдёт! никуда не годится! Вдруг приедут из техники безопасности, пожарные, будут копаться, придираться. Напишем – отравление. Они отравились в столовой за ужином. Возьми пару упаковок от готовых блюд, тех, что греют в микроволновке, намажь их дерьмом и отправь на анализ. Технологический брак пищевой фабрики, понятно? Тела кремируем, выдадим родне прах в банках. А вот флаеры… зачем Мийо их пригнал?.. их можно спалить по документам. Ночью загорелось, не успели выкатить. И шабаш! пиши, как я сказал. Всем по выговору; тебе, повару и дежурному пожарному – по строгачу, и на полгода зарплату срежу. Ты вообще как младенец, сам ничего не в состоянии придумать! а Мийо был дятел! долбоклюй!

Шахту вздёрнуло – и вновь всё вернулось на круги своя. В 10.00 поднялась первая смена рабочих, в 11.00 смена протопала в шахту, а в 12.00 над гилеем цвела заря седьмого термидора. Тянулся над лесом редеющий дым. Невыспавшиеся охранники снаряжались на поиски угольев, оставшихся от Мийо и Корнела, свирепо беседуя между собой о том, что они сделают с напавшими ночью бандюками, если поймают их.

– Какой-то гул, – неуверенно доложил командир чётных, которые с приданными им людьми с постов собрались на площадке для инструктажа. – Слышен гул с запада. Вижу дым. Похоже, пожар идёт на шахту.

– Ерунда! – отбрехнулся Леон. – Он потухнет на полосе зачистки.

– Прошу разрешения выждать до стихания пожара.

Гул становился громче и плотней; дым высокими столбами вырывался из гилея. Охранники наблюдали за надвигавшимся пожаром с нарастающей тревогой. Наконец стали валиться деревья, и из леса начало выдвигаться нечто – громадное, угловатое, открытое спереди; в чёрной полости, напоминавшей пасть, двигались чудовищной величины рычаги и клешни.

– На нас что-то идет!!

– Что именно? почему вы орёте?

Печной сегмент Буш-2 связался с Полем, сидящим на АТС:

– Захват вырубился, пилы отключились. Какого чёрта?! Поль, задрыга, звони на корму! Похоже, мы вылезли на пустое место! Спроси, надо завернуть подачу оксола или пусть горит?

– Печь сообщает, что автоматически остановились механизмы лесоповала и распиловки. Они спрашивают, прекратить ли впрыск воспламенителя.

– Как, они всё ещё жгут его?! перекрыть краны!

– Они говорят, что древесина перестала поступать. Головной сегмент ничего не перерабатывает.

– Немедленно выясните, почему агрегат не осваивает лес.

– Ходовая рубка, доложите обстановку.

Червь-исполин двадцатиэтажной высоты ровно и безостановочно наползал на шахту, двигаясь со скоростью неторопливого пешехода. Показался моторный сегмент с медленно катящимися гигантскими колёсами.

– Стой! стой! остановитесь!! – завопили охранники, размахивая руками.

Ни одного человека, ни окошка на корпусе громады. Машина-чудище продолжала неотвратимо ползти, приближаясь к строениям рудника, грохоча и извергая дым из труб.

– Стреляйте в него! открыть огонь! – немного обезумев, велел командир. Загремели выстрелы, но Буш-2 их игнорировал. С тем же успехом можно отстреливаться от божьего наказания, ниспосланного за грехи.

– Внимание! впереди неизвестные сооружения. Я вижу там людей, – в растерянности рапортовал вахтенный из ходовой рубки. – Мы примерно в ста метрах от построек. Господин капитан, какие будут распоряжения?

– Откуда здесь постройки?! – Капитан водил пальцем по карте. – Тут нет никаких посёлков!.. Стоп машины!

Охрана удирала с постов в тоннелях: закричали сирены; служащие рудничной конторы опрометью бросились к лифтам и лестницам, сталкиваясь и визгливо ругаясь.

– Оно совсем рядом! – возопил лаборант-геолог, застыв у окна. Махина, похожая на движущуюся гору, смяла и расплющила трубу тоннеля; хрустнул раздавленный склад; рухнул ангар; боком потащило изуродованный флаер, затягивая под циклопическую гусеницу…

– Господин капитан, подтвердите распоряжение остановить турбины. По инструкции мы должны получить ваше подтверждение…

– СТОП МАШИНЫ, Я СКАЗАЛ!!!

Головной сегмент ударил в административный корпус; стены треснули, с потолков посыпались щиты обивки к планки, заискрилa проводка, кто-то кубарем полетел по лестнице, лопнули окна, в здание хлынул вредный внешний воздух – и тут турбины смолкли, агрегат встал.

Далее разыгралась феерия безобразных и скандальных сцен.

Микроскопические охранники бесновались у подножия Буш-2, и писк их голосов был едва слышен. Когда капитан агрегата выбрался наружу, а из покорёженного корпуса вышел разъярённый директор, писк стал немного громче.

– У нас тут маршрут проходит, а у вас рудник стоит! Откуда он взялся?! что вы мне на стены тычете – вы себя на карте покажите! Вас нет! вы отсутствуете! и нечего в здание пальцем совать!

– Сотрудников травмировало! – старался перекричать капитана директор. – Вы по всей строгости отчитаетесь за повреждения!

– И погибшие есть! – подпевал рядышком Леон, мигом сообразив, как списать убитых ночью.

– Наш агрегат, – капитан набрал в грудь воздуха, чтобы стать выше и шире, – оборудован точной системой компьютерной прокладки курса с корректировкой от спутника! У нас ошибок не бывает!

– Ваша система – это… – Директор высказал большое подробное мнение о компьютерном обеспечении Буш-2. По словарному составу его мнение вполне могло украсить стену общественного туалета.

Богомерзко кричали и сквернословили все – с пылом, с жаром, жарче солнца термидора, а бинджи, выбравшись из печного сегмента, сдержанно обсуждали, как это так сжигатель влупился в рудник:

– С самого начала было ясно, что добром не кончится.

– Как мы ночью ломанулись, как погнали – даже брёвна в пилораме застревали. Я и подумал – ничего себе скорость! обязательно чего-нибудь случится.

– Антон с Джифаренге пропали, – переживал печальный поварёнок, от горя чуть не плача. – Искали их – нет нигде. Наверное, с борта упали! А может, заблудились?..

Поль, довольный тем, что выпало время передохнуть, приплясывал у забортного трапа, распевая под одобрительный гогот биндэйю:

Пароход упёрся в берег,

Капитан кричит: «Вперёд!»

Как такому раздолбаю

Доверяют пароход?[14]

А офицерик № 38 втихомолку связывался с телестудией в Купер-Порте, чтоб поскорей и подороже продать свежую новость о столкновении Буш-2 с рудником, не обозначенным на карте. Хороший случай пополнить свой карман без всякого труда!

В году ПМ всего четыре месяца – плювиоз, флореаль, термидор и брюмер, они же сезоны погоды. На экваторе сезоны сливаются в сплошное, жаркое и дождливое коловращение дней, когда тридцать часов парит солнце и тридцать часов длится удушье ночи.

Префектуры ПМ по размерам мало уступают иным государствам древности вроде Советского Союза (Soviet Union – слыхали? это его языки «хинди-руси» и «русика китайса» позже слились в новояз). При планировке заселения Планеты Монстров центры префектур расположили ниже и выше экватора – очевидно, чтобы порадовать жителей чередованием проливней, банных туманов и жары. Естественно, все отпуска приходятся на термидор, когда начальство, словно стаи перелётных птиц, стремится на Пасифиду, лучшую курортную планету Альты, к синему океану и ласковому солнцу. Вот где рай, вот бы куда устроиться! Пасифида…

Просыпаясь, Уго Черубини иногда думал, что он – на Пасифиде, в отеле «Версаль». Он всегда останавливался в «Версале», где превосходное обслуживание и полная конфиденциальность личной жизни. Выйдя из сна в обстановке максимального комфорта, он порой машинально ощупывал кровать в поисках девки, которую на Пасифиде привык находить под боком. Измять кого-нибудь, чтоб захрустела… Уго любил всё реальное, конкретное, мясистое и сочное. Он изучал каталоги предложений от лучших поставщиков Пасифиды, делая на лицах пометки жирным маркёром – эту, эту… и, пожалуй, эту. Ничего дешевле тысячи Е за ночь не признавал. Префекту, правящему областью величиной с древнюю империю, нельзя опускаться до дешёвого товара. Впрочем, внезапные срывы случались – и секретарши были наготове, угадывая волю господина по его бычьему сопению.

Рабочий день Уго Черубини начинался с утреннего селекторного совещания. Он совещался с главами департаментов о том, где бы собраться на заседание и что будем пить. Распорядок дня на первую половину 7 термидора таков – в двенадцать сходняк у Вальдонне, позавтракаем свежими щитовидными железами. В 14.00 – оздоровительные процедуры; термидор тяжело влияет на здоровье, надо поддерживать организм в тонусе. В 16.00 – обед, как полагается, в Пассаже; натуральная (а не какая-нибудь) лока с Хэйры. До 18.00 – послеобеденный отдых и дружеские встречи в неформальной обстановке, с воспоминаниями о локе, выпитой накануне. Потом позвонить в секретариат и отчихвостить всех как следует, чтоб не забывали, кто в берлоге главный. В 21.00 конец работе! До сиесты и в сиесту набираемся сил для труда во второй половине дня. Если поплохеет – врач порекомендует отгул суток на трое (выходной не считается) и назначит промывание крови. Печень, желудок, годы, напряжённые дни заседаний, совещаний, презентаций и других ответственных мероприятий.

Что это? дверь узковата, только боком пройти можно. Ни архитекторов толковых нет, ни портных – так брюки сошьют, что нагнуться нельзя. Воротник давит, пуговицы на животе в натяг, от жары весь взмокнешь.

– Чего кондиционер не включен? – обрушился Уго на менеджера салона. – Дыхнуть нечем!

– Сию секунду, господин префект, – заюлил менеджер, выкручивая регуляторы на максимум.

Уго губами и языком издал сосущее чмоканье, сумрачно поводя маленькими глазками, и девки в розовых халатиках мотыльками запорхали вокруг него, нежно расстёгивая и стягивая с префекта одежды.

– Доктора, – буркнул голый Уго, плюхаясь на кушетку и немного свешиваясь с её краёв. Щитовидные железы блуждали в животе, залитые локой и соусом. Елись они чудесно, но сейчас как-то задумались – куда податься?

– Директор горнопромышленного, – неотвязный секретарь прислушался к трэку. – Срочно просит. Очень срочно.

– Дай. – Уго взял трэк и с размаха хрястнул им об угол кушетки. – Я процедуры получаю! никого не принимаю! Убирайся, сучий хвост, чтоб я тебя не видел! сунешься – уволю на хрен. Ты! как звать? – поймал он девку за халат.

– Элиза, – испуганно захлопала глазами пойманная бабочка, пытаясь мило улыбнуться.

– Не помню.

– Она у нас недавно, – поспешил объясниться менеджер.

Уго провёл по ней лапой сверху донизу.

– Ничего. Массаж умеет? Пусть она. Давай.

Железы мортифер здорово влияли на воображение и всякие желания. Уго передумал их срыгивать – пусть уходят дальше в требуху, глядишь, и переварятся.

– Закрытый объект?.. – Вновь соединившись с шефом горной промышленности через запасной трэк, секретарь напрягал голову, пытаясь так сформулировать плохую новость для ушей Уго, чтобы не заработать по зубам. Хозяин в гневе не смотрит, куда бьёт. – И телевидение уже знает?..

– Да! – каркнул главный рудокоп девятой префектуры, с волчьим оскалом глядя на экран, откуда бодро говорил диктор, спрятавшись за фоном документальной съёмки – крутили отправление Буш-2.

– Наш флаер будет на месте аварии через час! Подробности – в следующем экстренном выпуске, в 15.00!

– Элиза, – ворчал Уго, понемногу добрея и наполняясь желаниями. – Подлиза. А пацан у тебя был?

Бер Френкель ворвался в приёмную салона неудержимым летящим шагом, словно в упор не видя секретаря и охранников, прокладывая путь между ними вскинутым острым подбородком. Колючие глаза холодны, рот искривлён с презрением. Не дерзнув задержать его, охранники расступились, а секретарь, едва посмев двинуться бочком на перехват, шарахнулся, ударившись о взгляд Френкеля, будто лбом о шлагбаум.

– Господин префект занят! – вякнул секретарь, заводным болванчиком повернувшись на каблуках.

– Храть, – исчерпывающе бросил Френкель, гордо входя в святилище.

– Что?.. – Элиза сбилась с ритма массажа.

– Ты девочка? – Конечно, Черубини выразился ещё проще, в самой доходчивой форме, но смысл выражения был примерно таков.

– Уго, ты бы хоть портки надел, – заметил Френкель, подходя и делая Элизе знак: «Брысь!»

– Запарился в отделку, – перевалился на бок властелин девятой префектуры. – Воздуха хочется. А ты чего припёрся, Худощавый? Через пару часиков я в Пассаже, будем жрать – там потолкуем.

– Здесь потолкуем. – Френкель жестом велел подать стул; две девки поймали его седалище на стул буквально в полёте. Он вытащил листок и шлёпнул его на кушетку перед брюхом Черубини. – Не хочу вмешивать в дело лишние персоны, Уго.

– Опять ты с какой-то бумагой. – Уго перекосило от скуки. – На хрена ты приволок сюда эту блевотину? Убери, Лобастый, не зли меня. Локу будешь?

– Списочек, – Френкель заложил ногу за ногу, – на семьдесят девять душ. Эти людишки… – он перевёл злые глаза на менеджера, и распорядитель салона с шёпотом стал выгонять девок из комнаты, – … так вот, они завещали деньги Фонду рахитиков и калек. Все их завещания – липовые, а платил Фонду – я. Я хочу получить свои деньги обратно, Уго.

– Да пошёл ты отсюда, сволочь лысая, – вздохнул Уго. – Я те что, директор Фонда? Уходи и писульку свою уноси. Разомни её, сгодится для сортира. Ты мне будешь требовать чего-то! выискался пострадавший! На благое дело, на детишек ему денег жаль! Бер, почему ты такой крохобор?! в кои веки раз расщедрился на деток, и сразу на попятную – трёх центов жалко ему стало!..

– Два миллиона пятьсот восемьдесят тысяч Е, – старательно проговорил Френкель. – Не знаю, как вы их там делите с директоршей и прочими скотами вроде шефа Департамента здоровья, но, Уго, ты имеешь долю в этих деньгах. Скажи «нет», а то я давно не смеялся. Теперь я детально выяснил, как вы это проворачиваете. И эти два миллиона с хлястиком – сверх того, что я отстёгиваю лично от себя, чтобы вы отвязались с поборами. Ты не лопнешь, мсье префект?

– Я чего-то не понял тебя. – Уго сомкнул брови и сделал жабий рот. – Вроде ты человек, а говоришь, как стерва. Я тебе режим благоприятствования создал? лицензию на все права выписал? вот и страхуй себе, а в наши дела нос не тычь. Греби своё, а мы – своё. А то, можно подумать, ты с судейскими собрался ворошить, что липовое, что не липовое… Бер, не борзей. Предупреждаю по-хорошему. Судиться с Фондом тебе встанет очень дорого.

– Зачем с Фондом? я люблю детей – а деньги ещё больше. Суд будет с жандармерией и безопасниками, которые изготовляют фальшивые бумажки.

– Тем более не стоит. Силовиков не тронь, а то голова покатится. Говорю тебе последний раз – имеешь свои миллионы? имей на здоровье и не мелочись.

– Ну, предположим, ты меня из префектуры выживешь. – Френкель сидел вольготно, ничуть не смущаясь непринуждённой наготы префекта и его намёков. – Но учти, Толстопузый, что страховщики – народ дружный. Я девятую префектуру так прославлю, что к тебе из частников никто ногой не ступит. Останешься с одним Госстрахом – то-то я повеселюсь, как здесь будут страховать объекты и шахтное оборудование. А Госстрах обирать себя не даст. Пришлёт ревизию из главка, да с полицейскими полномочиями – ох и поёрзаете вы гузном по сковородке…

– Застращал! – хохотнул Уго.

– О, ты у нас великий, мне против тебя никак, – смиренно согласился Френкель. – Но вот беда – один небольшой человек имеет долю в моём «Статис»… неофициально, разумеется… ты его хорошо знаешь – Генеральный Комиссар УППМ. Глава ГенКома.

– Сам?.. – скорчился Уго вопросительно.

– Позвони, прямо сейчас его и спросишь.

– И начинал бы с этого, а то понёс мне лабуду – «прославлю», «будет суд», – с беспокойством заколыхался Уго на кушетке. – Пришёл тут, понимаешь, и суёт бумажки… по-простому надо! Сказал бы: «Уго, братишка, меня Фонд обижает, а крышует сам ГенКом», – я бы понял! Выкинь всё, что ты там нарыл про безопасников, и позабудь. Два шестьсот? завтра… нет, после выходного перечислю тебе, как помощь малому бизнесу.

– Сегодня, Уго. Вот трэк, распорядись.

– Ну ты липучка, Бер. Давай, я звякну… Жорес, это я. Живенько сделай трансферт с казны на «Френкель Статис». Два шестьсот. Как помощь, без отдачи. Прикроешь как-нибудь, не первый раз, пиши. Вот и готово, – возвратил он трэк. – В Пассаж придёшь?

– Постараюсь. Пока, Уго! Приятного тебе массажа. А штаны всё же надень.

В дверях он разминулся с тревожно-торопливым секретарём; Френкель чуть задержался, прислушиваясь.

– …у него на объекте нет безопасников с флаером, чтобы завернуть репортёров в воздухе… не совсем ясно, что с ними случилось – то ли отравились ужином, то ли их задавил Буш-2…

Послышался рёв, будто лепидозавр вызывал на бой самца-соперника; что-то грохнуло, жалобно вскрикнул секретарь – и выбежал, зажав ладонью покрасневшее лицо и окровавленный рот, а следом нарисовалась грандиозная пузатая фигура, восставшая с кушетки и косолапо движущаяся на выход, извергая такие словеса, которых постеснялись бы и уголовники.

Френкель поспешил ускользнуть из салона, по пути удовлетворённо шепча себе под нос:

– Главное – вовремя прийти и вовремя уйти!.. Бер, мы же не хотим попасть под танк? нет! поэтому надо быстрее линять!

Почти в то же время Джифаренге, наслаждавшийся чистотой и покоем в палате клиники под охраной молчаливых «футболистов», влетел в апартамент Форта с ТВ-пластиной в руках.

– Капитан, такие новости!! Буш-2 врезался в наш рудник! Это… – он перешёл на шёпот, – это вы подстроили, гу?

– Что ты! как можно! – чувствуя, как начинают заживать разрезы на спине и голени, Форт вытянулся на кровати. – Это лайгитские ведьмы, их проделки.

Джифаренге от восторга аж кулак закусил. О, капитан! в туанской тюрьме побывал, охранника пристукнул, а теперь и… ох. не простой он человек!

Блок 10

Воскресенье, 3 ноября 6246 года, 18.30

3-й день недели, 15 термидора 209 года ПМ, 08.04

– Алло, это предприятие G-120? Мориса Мийо, пожалуйста.

– Мне весьма прискорбно сообщать вам, но мсье Мийо больше нет с нами, – горестным голосом ответил Леон, поглядывая, как Мийо складывает вещички в саквояж.

– Кто там в такую рань по мою душу? – хмурясь, Мийо слил в раковину воду из аквариума. Рыбки уже покоились в пакете.

– Кермак, – прикрыв трэк, одними губами ответил Леон.

– Кажется, Кермак найдёт меня и на том свете. И всегда он вовремя. Скажи ему, что рабочий день – с 11.00. И чтоб он околел.

– Да, увы, – продолжал Леон. – Он погиб в результате аварии, при форс-мажорных обстоятельствах. Да, то ужасное столкновение. Спасибо. Цветы к могиле? прах усопшего отправлен на Альту, к его бывшей супруге. Адрес? мы не даём адреса наших сотрудников…

– Какой утончённый цинизм! он мне цветы пришлёт!..

«Зато алименты больше не платить», – поразмыслив, Мийо нашёл-таки повод быть благодарным Кермаку. Фото на трэк тот прислал, изображая совершенно неуместное благородство. И с флаера не скинул, а ведь мог. Поязвил бы, позлословил – и в шею с высоты четыреста шестьдесят. Сам Мийо на его месте так бы и поступил.

– Контейнер? – удивлялся Леон тем временем. – Мы не принимали никакого груза на хранение, тем более у вас.

– Стоит на восьмом складе, – напомнил Мийо. – Отдай ему этот ящик, пусть подавится. У него в заначке наша база данных. Леон, ты же не станешь пачкать себе жизнь из-за коробки с мусором?..

– Выясню, мсье Кермак. Перезвоните после 11.00, – Леон схлопнул створки похожего на портсигар трэка. – Я надеялся, ты с комитетчиками обсудишь способ его устранения. Неразумно оставлять в живых такую гадину.

– Ты всех столичных новостей не знаешь, милый. Живёшь в глуши, погряз в делах. Френкель чем-то пуганул префекта и вытряс из него кучу денег за молчание. Буратини приказал пальцем не касаться кассы «Френкель Статис». А Кермак и Френкель – одна банда. Представь – шеф страховой компании содержит убийц! мирная профессия, чёрт подери.

– Для жертвы форс-мажорных обстоятельств ты прекрасно осведомлён.

– Говорю тебе – две недели прятался у комитетчиков, спал на диване в комнате дежурного по префектуре, – Мийо подумал и сгрёб в саквояж ещё кое-что. – Волей-неволей будешь в курсе событий.

– Ты взял мой блокнот, Морис.

– Правда? я не заметил. Они так похожи…

– И баночку кофе.

– Какой ты пристальный и наблюдательный… Тебе не стыдно? жалеешь положить такую мелочь на могилу друга? Чем подглядывать за мной, позвони на флаер – пусть запускают мотор, я выхожу. Помоги мне донести аквариум. Надо смыться, пока вся сволочь не проснулась.

– Мог бы оставить на память о Мийо. – Леон взглянул на портрет в чёрной рамке над шефским столом.

– Бедный Мийо. Такая жуткая смерть – погибнуть под обломками. Я не устану его оплакивать. Я близко знал его… – пригорюнился Мийо, поправляя свой портрет, чтобы висел ровнее.

– Значит, теперь ты – Гастон Дюбелле.

– Да; кличка – Дюбель. Третья префектура, пятый округ. Заезжай иногда, не забывай.

Ничего не случилось.

Не началась война Альты с Федерацией из-за тела Фортуната Кермака, поскольку мсье Бер Френкель представил в паспортный отдел префектуры неопровержимые документы, подтверждающие, что Ф. Кермак жив. Нотариальная контора приостановила, а затем вовсе отменила исполнение завещания Форта. Посмотрев в клинике последний римейк «Илиады», Форт про себя возвышенно сравнил несостоявшийся конфликт с битвой ахейцев и троянцев за тело Патрокла.

Не прогремел скандал по поводу шахты G-120. Чудо-шахту пришлось (никуда не денешься!) рассекретить, но произошло это по идее Леона – «иначе, мягче». Комитет безопасности южных префектур после горячих и главным образом матерных консультаций с Уго Черубини разослал по заинтересованным госучреждениям и СМИ коммюнике о служебном расследовании. Всё объяснилось проще некуда – компьютерный сбой и путаница! Программу сглючило, и Буш-2 изменил курс, а шахту по ошибке слили в реестрах с геодезической лабораторией Бельведер, благодаря чему шахта изъялась из вещного мира и жила в мире запредельном, между небом и землёй. Виновные в сбоях и ошибках получили строжайшее «ай-яй-яй», им погрозили пальцем и лишили премий, а кое-кого понизили в должности.

– Всё совпадает, – сказал Форт Джифаренге, закончив переговоры с Леоном. – В точности, как ты разведал.

– Они всё-таки его прикончили?.. – Джифаренге расстроился. – Ну почему не я?!.. Невезуха, капитан. Как это погано – помереть от рук своих дружков! я ему, конечно, не желал добра…

– И продолжай в том же духе. Когда я звонил, он там рядом стоял и гнусно комментировал.

– Ка-ак?! Мийо – живой?

– Привыкай к тому, что некоторых надо трижды хоронить – их с одного раза не зароешь… – «…а мне так и пяти раз будет мало!» – усмехнулся про себя Форт. – Не думаю, что его призрак навестил рабочее место прежде, чем провалиться в пекло. Должно быть, он забыл в потайном ящике припрятанные деньги, вот и заехал.

– Ох, я его встречу!

– Планета большая, всю не облетишь. И не факт, что он продолжит службу на ПМ. У Альты миров и колоний много… Не горюй, Айкерт! С нашим свойством наживать неприятности мы надолго без врагов не заскучаем. Есть и хорошая новость – похоже, мы вернём контейнер!

Штетл пробуждался в искусственном утреннем свете. Пока ещё солнце взойдёт, и крыши откроются! а уже надо готовиться к дневным трудам. Из злачных мест вылезали полуночники, тупо и недоумённо озирая улицу в попытках позиционироваться и просчитать маршрут до дома. Тонкие женские руки вытряхнули из окна на головы дурных гуляк ворох обсосанных костей, обёрток, пробок и окурков. В муторной серости скупого освещения раздались первые ругательства – пока вялые, короткие и примитивные, а чья-то меломанская натура для разгона врубила музыкальный комбайн, да так, что окна завибрировали:

Бинджи пляшут как слоны,

Бинджи пляшут как слоны.

Я открыл помойный бак —

Там сидело десять жаб,

А мне жабы не нужны,

А мне жабы на фиг не нужны![15]

Трэк Форта откликнулся на модный шлягер обрывком альтииского гимна Давно пора заменить сигнал вызова на федеральный гимн «Свободой рождена».

– Свояк, я тебя не разбудил? Это Кайчеке.

– Что ты, свояк, звони всегда, я же сказал.

– Ты не озабочен множеством дел сейчас? Тогда ласково прошу прийти в наше жилище.

– Краснокожие приглашают, – пояснил Форт. – Схожу, поговорю. Цанцукэ своей «Ортой» все заявки не покроет; может, по-родственному сосватает нам пару заказов пожирней. Пора возвращаться в бизнес – сезон наваристый, знай вози; как раз к брюмеру деньжат поднакопим. А ты дзигай на флаеродром, погляди, как там «Центурион». Я велел усилить уплотнение на шлюзовых дверях – проверь, чтобы нам дрянь не поставили, как раньше. После уик-энда надо вклиниться и возить по-бешеному. Из-за шахты и простоя наша репутация подмокла… сам понимаешь, возрождать придётся.

– Есть выгодные предложения… – издалека начал Джифаренге, блудливо подмигивая, но Форт эти заигрывания пресёк на корню:

– Никакой контрабанды, Айкерт. По себе знаю – оступишься, потом год хромаешь, и всё время тянет влево. Хватит с нас подвигов, которые в налоговую декларацию не впишешь.

– Если деньга пойдёт, – с трудом оставив греховные помыслы, Джифаренге вернулся на путь истины, – можно нанять ещё кого-то. Из команды Буш-2, к примеру. Вы к ним присмотрелись; поди, приметили работящих.

– Возможно, – Форт решил не утверждать наверняка.

Из лайгитского дома Форт вышел в тревоге и тяжёлой задумчивости. Ох уж эти причудливые, эти ясные и откровенные отношения с отважными земноводными малютками! Хоть стой, хоть падай. Хороши малютки, ничего не скажешь… Порой от них такие бесхитростные признания услышишь, что не знаешь, куда броситься бежать.

Услышанные им слова занозой засели в душе. И что теперь делать? Лучше молчать.

«Может, они проверяют меня – не доносчик ли? – прежде чем довериться в деле, – успокаивал себя Форт. – Надо вести обычную жизнь».

Отзвонился Леону. Контейнер нашёлся. Сговорились о его доставке в Купер-Порт. Заглянул в пару контор по сдаче жилья внаём, дотошно изучил предложения и все отверг. Пока не налажен бизнес, не стоит замахиваться на приличные квартиры; Биндюшник оставался самым приемлемым вариантом. Сходил в стол транспортных заказов. Конъюнктура подходящая, хоть сейчас бери пакет заявок.

14.40. Ноги сами принесли Форта к офису «Френкель Статис». После возвращения он так и не поговорил толком с Руной. И она вроде не стремилась общаться; была пара поверхностных, сухих бесед по нескольку минут, после чего оба разбегались кто куда. Не зайти ли рассказать анекдот? о том, как Цанцукэ выспрашивала: «Я знаю, что сестра – законница, но как она добывает средства к жизни?» – «Она очень важный человек – оценивает стоимость цанц и прочих частей тела».

– Привет, Руна!

– Форт, ты пришёл неудачно. – Руна смотрела с неприязнью. – У нас напряжёнка, я кручу десятком человек и госпиталем, оторваться некогда.

– Что-нибудь экстренное?

– Более чем. Рухнул дом и потянул за собой герметичную крышу. Слава богу, здание ещё в эксплуатацию не сдали, но двоих всё же ушибло. А дом застрахован у нас! компания «Строим на века», знаешь?

– Спасибо; я запомню, в чьих домах нельзя селиться.

– Мало того, что есть травмы – так свежий воздух просочился: сотен шесть народа надышалось до кровотечения из носа, пока ремонтники восстановили герметичность. Конечно, все ринулись взыскивать за ущерб здоровью, а горе-строители хотят расплатиться нашими деньгами. Назревает тяжба на шестьсот персон, вот и кручусь.