Капитан Удача (№1) - Капитан Удача

– Козырну. Пусть знает!..

– Ну... на. Ты не очень там.

– Не учи.

Эну ветром полетела от Развалины с кликом в кулаке; сердце её рвалось наружу. Боль и страх последней недели, сковавшие её, словно цепью, исчезли, казалось, радость исцелила настрадавшееся тело. Держись, Толстый, сунешься ещё своей лапой!

Отец вроде не звал – а многоножка вошла, сняла поклажу; крышка у неё наверху отъехала назад, и показались тонкие щупальца. Разомкнув пояс, отец Фойт сбросил башмаки, спустил лохматые брюки – Шук для приличия отвёл глаза. Ну, чужак и чужак, значит, так у них заведено, что на людях раздеться не срам. Одно ясно, что Фойт – чужак отменно крепкий, если ему тьфу на хозяйские мины. Шандарахнуло – пыль столбом, а он целёхонек, только оглушило да ноги поцарапало. За таким не пропадешь.

– Пить хочешь? – спросил отец, навинчивая на щупальце головку со щипцами.

– Спасибо, отец, – Шук помахал рукой.

– Вода вон, в канистре. Очищенная.

– После попью, отец.

Многоножка струёй воздуха смела с пола остатки песка, разложила брюки и принялась щипцами соединять рваные края. Сожмёт – место цело, и так дальше.

Вроде всё улеглось и решилось, а Шук был взбудоражен, душа не на месте. Эну, крыса, упрыгала, хоть бы один «зонтик» оставила! Беспокойство не отпускало, и Шук вынул трубку «сладкого», прыснул в ноздрю пару раз.

– Что ты там нюхаешь?

– Так, волнуюсь, отец.

– Вон же вода, разведи...

– Что разведи? – до Шука не дошло.

– Эту шипучку вашу.

Звёздный, да вдобавок неплод, в люльке охолощённый – где ему знать, как человека в мужском виде крутить может...

– Я «пшик» не пью, отец.

– Крепковат?

– Мне пока рано, отец. Меня мало били.

– И долго надо бить, чтобы «пшиком» заняться?

– Месяца два до полусмерти. Или подстрелят, а не убьют – тоже...

Отец смотрел, как многоножка латает брюки.

– Я заметил, что тут на «пшик» недолго перейти.

– Морду бить не скупятся, это вы верно сказали.

– Давно хулиганишь?

– Не особо. Я, как с инкубатора вернулся, сначала ходил в школу, а потом...

– Откуда пришёл?

– С инкубатора... куда мальков сдают на вырост.

И вправду отец с неба рухнул. Шук сам не ждал, а оказался кое в чём умнее его. Смехотища – отца, звёздного, простым вещам учить!.. Шук вежливо, не зарываясь, стал просвещать того, кого бы слушать молчком и мотать на бигуди.

– Это такая штука – малёк родится, и его...

А маленького даже увидеть не дали, его – в мясорубку!

«В мясорубку моего, нашего малька!»

– ...его...

Мучаюсь, говорю им. – сделайте что-нибудь! А они – терпи, терпи, роды-то терпела, сейчас, немножко... какое немножко! Один плюётся – инструмент, говорит, совсем никуда... пошли менять, а я лежу...

– ...его...

«А если она побежала и с ней плохо сделается? вдруг кровь потечёт?!.. его... Всё из головы вон! ей же нельзя! наверное...»

– Я слушаю.

– Отец, – Шук встал. – Можно, я за Эну следом... Я быстро! до выселок и назад.

– Сиди. Что с ней станется.

– Отец, она после родов, вчера вернулась.

– Вот как! Поздравляю.

– Да нет, малёк не получился, а как бы с ней...

– Понятно, – отец закрыл многоножку. – Покажи её след.

Они вышли наружу, многоножка – впереди.

– Вот след! и вот...

Многоножка дунула вверх по откосу с неожиданной скоростью и скрылась в кустах.

– Успокойся. В случае чего домчит ее на выселки. Там есть кому помочь?

В автомате Форт был уверен, в свеженанятой служанке – нет. Скорее уж она припустится втрое быстрей, когда паук за спиной закричит, помахивая лапами: «Не спеши, я довезу!» Но хотя бы Шук не будет вскакивать ежеминутно и глядеть в ту сторону.

– Помогут... Спасибо вам, отец.

– Не за что. Вы ведь отныне мои. Пойдём-ка в тень.

Отец сел дочинивать брюки сам – робот отдал ему щипцы. Шук принял ещё понюшку «сладкого».

– Так про инкубатор...

– Да, простите, отец... Малька посмотрят, какой он, и дают матери, пока он обвыкнется. Потом в инкубатор, там его вырастят быстро и назад.

– Сам по себе разве не вырастет?

– О-о, это долго ждать, отец. А так – уже сможет ходить, говорить...

Форт хмыкнул, потянул свежий шов на разрыв – держит! – и принялся за другой. На транзитных станциях о ТуаТоу рассказывали разное – в частности, что там делают из эмбрионов взрослых болванов, внедряя им в мозг зомбические мысли. Выходит, доля истины в россказнях есть. Затратное, должно быть, удовольствие – младенцев инкубировать... Хотя биотехнологии достигли многого – погрузить тело в тёплый гель, штекер в вену, штепсель в артерию, воздуховод в горло, кишки заполнить безопасной пеной и раскрутить обмен веществ на полную мощность, какой в жизни не бывает. Если поставить это на поток, реально из новорождённых делать подросших детишек за месяцы вместо нескольких лет.

– Этих выростков ведь всему учить надо.

– Там, отец, главному научат, пока растёшь во сне. А остального дома нахватаешься.

– Полагаю, носить оружие тебя учили не там.

– Нет, это здесь.

– На каторге бывал?

– Собираюсь.

– Мать, отец у тебя есть?

– Папаша помер, мать жива. Ещё брат...

– Тоже гуляет с пистолетом или уже арестовали?

– Нет, отец, – Щук посерьёзнел и распрямился. – Он старший, читал много и по правительской разнарядке в город попал, выучился, технарем работает. Давно, я ещё мелким был – он баны покупал и присылал нам.

– Еду, что ли?

– Баны... – откуда звёздному знать про баны? как льешу-мальку знать про оты... – Такие, отец, талоны – на жратву, на воду, в общем, на всё.

Форт встряхнул брюки – готовы наконец. Швы заметно, но не слишком.

– За девку не дрожи, дошла хорошо.

«Радио! – расчухал Шук. – По радио связь с многоножкой! У него микрофон в ухе? Или вживлёнка в башке?»

– Техник – работа нужная, – мудро заметил отец, вдеваясь. – А попади ты в город, чем бы занялся?

Шук про город не то чтобы думал – страстно мечтал. Думать – значит, всерьёз, а о разнарядке позволено только мечтать. Это выигрыш в жизни. В городах с разнарядкой, говорят, получше, там много льешей за оты работают.

– Не знаю, отец, – ответил Шук, однако вообразил себя шофёром. Льешу легче этого добиться. Водить по трассам автопоезда... Почётно! Катишь поперёк всей Буолиа, ведёшь сцепку в семь-восемь фур, скорость девяносто лиг в час, а на обочине-то – Толстый! На, гада, гляди путевой лист! честный товар, не то что у тебя на складе.

Отец достал из багажной сумки кобуру с крупной пушкой, приладил к поясу и остановил глаза на Шуке.

И не отводил их.

И не мигал.

Смотрел молча.

Шук сжался пружиной – ой, что-то неладное! отец вмиг сделался чужим донельзя, хуже, чем вначале. Переводчик заморочил Шука, ведь Фойт пользовался своим жёстким р-говорящим голосом, вот и сейчас – «хрр... врр... » – и переводчик за ним:

– Только не становись космическим пилотом. Это опасная, тяжёлая профессия.

Эну ворвалась домой, как летний шквал, мимо мамаши, взвинченная, горячая; кровать, подушку долой – и ну рыться в своих узелках и коробках.

– Нагулялась? А о семье и думать забыла? полдня по кустам! За полдня баны теперь шиш получишь! и жрать не дам, вот Небом клянусь!

Но Эну оглохла. Выставив зеркальце, алой пастой жирно провела от висков к щекам, вытянула из-за ворота тайно хранимый талисман Красной Веры в виде слюбившихся Мууна и Мункэ, чтобы болтался поверх рубахи. Когда же Эну разулась и на тыле босых ступней намазала пастой знаки птиц, мамаша совсем лишилась голоса. Правда, ненадолго.

– Не выпущу, – сказала она сипло. – Веруй здесь. Не себя, тебя жалею. Будь двадцать раз красноверка, а на улицу свою ересь не тащи.

– Мать, – с весёлым отчаянием Эну приблизилась к ней в упор, – я теперь не твоя. Я гниючие баны видеть не могу. И завод по мне хоть весь сгори, я и не плюну. Я ухожу, мать. На, смотри.

– Ааа... – задохнулась мамаша, уставясь на клик, где играла и светилась голубая жилка.

– Это – моё. Я иду, пусти.

До этого момента мать считала, что Эну с ума свихнулась. С первородками случается, особенно кто урода носит – плохой малёк кровь и лимфу отравит, яд дитячий бьёт матери в голову, да ещё врачи всякого зла под кожу впустят – от этого и вопят, и лицом колотятся, и в каменный карьер бросаются. Но клик в ладони Эну означал совсем другое, а что – не догадаешься. В растерянности мать пропустила Эну к двери.

Всё осталось позади, всё, всё. Высельчане, редкие на улице в рабочий час, не цыкали вслед, не окликали ни дружески, ни шуткой. По дороге шла мункэ – женщина в полном смысле слова, красноверка со всеми знаками и босая без малейшего стыда. На бледном лице пламенело – «Я мункэ», в мягкой походке слышалось – «Я мункэ», движение влитого в женскую форму тела говорило – «Я мункэ и горда собой».

К Толстому Эну вошла запросто, как если бы за его спиной не висели портрет Правителя и полицейский Устав, а сам он не был облечён никакими полномочиями, ни даже внушающим почтение мундиром.

– Привет, господин младший командир, – сказала она и, улыбаясь, показала ему кончик языка.

Обрюзглый, кислый, он при виде шикарно наглой мункэ застыл и насторожился.

Эну села, закинув ногу за ногу, пошевелила пальчиками ноги и окатила Толстого водой прежде, чем тот вскипел:

– Отец Фойт прибыл оттуда. Зовет тебя. Какое-то срочное дельце.

– Отец... Фойт? – повторил Толстый, недоуменно насупясь.

– Отец Фойт. Да, вот ещё – дай-ка от-счётчик, я свой дома забыла.

Толстый пододвинул ей счетчик. Эну приложила клик, и появилось число 7. Семь отов. Клик без оболочного счётчика, явно выломан, но сумма для заводской девчонки чрезмерная.

Торжество Эну нарушил рядовой, часом раньше отлучившийся проверить донос – точно ли в доме Нуэ Луунии действует игорный притон. Эну и его потрясла своим обликом, но не настолько, чтобы он забыл о службе.

– Командир, есть новости.

– Что?! – рявкнул Толстый.

– Слышали взрыв из долины и потом... Кин-Забулдыга говорит, что видел робота на огородах, какого-то не нашего робота. Кин трезвый; я думаю...

– Отставить. Иди... посмотри по улицам.

– Есть, – отсалютовал рядовой и – налево кругом! – покинул помещение.

Толстый совершенно овладел собой. Явились звёздные, и некий отец Фойт желает встретиться с ним... Отец лично сошёл с КонТуа? Нет, Эну голову вскружило, и она явно завысила чин Фойта в воровской семье – отцы так не прибывают, это самое большее приёмный сын. Однако визит важный, встретиться необходимо.

Как влезла между ним и отцом Фойтом эта маленькая потаскушка, Толстому было удивительно и непонятно; надо выяснить, почему так случилось. И как-то Фойт расточительно щедр к льешской рвани. Семь отов! Так и начинается проникновение звёздной семьи в чужие земли. Подарочек тому, подарочек сему – глядишь, вся льешня участка куплена и разбегается с завода, чтоб на горбу таскать незаконные товары с места тайной высадки к трассе, где ждут шофёры.

Он, Толстый, честно поддерживал отношения с семейством отца Дью-среднего, правил игры не нарушал. Имени «Фойт» ему никто не называл, значит, не от Дью послан. Конечно! а то предупредили бы: «Жди». Выходит, сюда решила влезть другая семья. Мелкое, видно, семейство, если покупает пропылённых цементом умви, ублажающих безработную шпану. И сегодня прислали Фойта для переговоров, завязать отношения. Но отказываться не стоит. Главное – не нарушать интересов Дью. Не один участковый в Буолиа дружит с двумя звёздными семьями...

Что-то Эну слишком смело держится. Ещё бы! ей, которая и пять тиот не стоит, дали семь отов на карманные расходы! Но хамит так, словно соблазнила звёздного взять её на КонТуа и напоследок хочет понахальничать с хозяином участка... И Фойт поддался на её уловки? Мог поддаться. Толстого и самого мало-помалу забирало от запаха мункэ. Мужская фаза сказывается.

Или это ловушка ОЭС? всё подстроено? Первая забота ОЭС – держать заслон между звёздными и планетарными семействами, но в Буолиа ни тем, ни другим просто негде развернуться в полный размах, это гиблые задворки Туа..

Необходима проверка.

– Идём, – сухо бросил Толстый, – посмотрим, кто такой... Фойт.

Блок 4

– Орбанди Н.С.Месхандор, командарм, – представился ладный и стройный военачальник. Этот образчик древней р-говорящей аристократии звёздного Ниданга был словно отлит из белого олова; стоическое одноцветие его лица говорило о твёрдой воле и самообладании, а светло-синяя форма блистала чистотой. Руки он держал сомкнутыми в замок, веки были прикрыты.

– Акиа, эксперт-лазутчик, – скромно, в одно имя, назвался держащийся чуть позади командарма упруго-гибкий человек с грустными глазами «морской вдовицы», покидающей кладку икры. Глаза этой трогательной мягкотелой птицы глубин вдохновили не одного живописца и поэта, но мало кто решался положить палец в её режущий роговой клюв. За псевдонимом «Акиа» полупрозрачно таилась родословная в десятки поколений долгогривых господ и кованые кастовые зарукавья.

– Луи Маколь, замдиректора «Вела Акин» по особым поручениям, – Луи было нечем хвалиться, за ним не тянулся хвост славы предков, и он не носил светло-синий цвет имперской армии. Он мог бы, не солгав, обозначить свою должность и как «грязных дел мастер», но предпочитал, чтобы люди догадывались об этом как можно позже.

После поклонов (кланялся Маколь, армейцы в ответ слегка кивнули) конфликтующие стороны расселись за столом.

– Мы тяжело огорчены фактом повреждения нашего корабля, – сразу обозначил Луи позицию «Вела Акин». – Это повод для судебного разбирательства. Мы будем требовать починки судна за счёт военного ведомства, а также выплаты компенсаций за задержку коммерческого рейси. Экипаж «Холтон Дрейга» и бортовой самописец должны быть незамедлительно переданы нам по праву арендаторов.

– Судьба экипажа выясняется, – туманно ответил эксперт-лазутчик, а Луи тотчас съязвил:

– По гороскопу?

– Как вы полагаете, господин зам, – заговорил бестрепетный командарм, – почему ваше судно вошло в зону стрельб?

Вопрос был отвратительный. Луи знал ответ, но не хотел его озвучивать. Он надеялся выслушать, как эту тему развернут военные.

– Судя по молчанию, вам нечего сказать.

– А нам кое-что известно, – вздохнул Акиа. – Корабль не был оснащён системой связи Лакут. На борту имелись лишь эйджинские средства связи. Через них, мы полагаем, ваши диспетчеры и общались с «Холтон Дрейгом». В результате экипаж не получил общего оповещения. И это наша первая претензия к «Вела Акин» – несоблюдение норм безопасности...

– Совершенно голословное заявление, – Луи был не из тех, кого можно уличить в очевидном. – Отсутствие станции Лакут на момент вашего досмотра не означает, что её НЕ БЫЛО. Мы должны убедиться, что досмотр производился согласно процессуальным нормам. Мы потребуем независимой экспертизы. Станция Лакут БЫЛА. Если экипаж был оповещён и не выполнил манёвр ухода, это вина экипажа.

Неясный ответ Акиа позволял Луи заочно оболгать экипаж. Но почему эксперт-лазутчик – а по чину это глава разведслужбы при командарме – так уклончиво высказался? Оба эйджи на борту «Холтон Дрейга» должныбыть мертвы – но выходит, их не нашли?..

– И вторая наша претензия, – командарм не спешил. – Речь идёт о благонадёжности нанятого персонала; за это отвечает наниматель. Вы уверены, что взяли на службу эйджи с чистым прошлым?

– Да, без сомнений. У нас строгая кадровая политика.

– Вот собственное заявление капитана «Холтон Дрейга», – Акиа вставил пластинку в адаптер. Из динамика раздалось:

– ТЫ, СКИДЫВАЙ СБРУЮ, КРЫСЬЯ ОТРЫЖКА, И БРОСЬ ОРУЖИЕ!

– Я ЕСТЬ ГЛАВАРЬ, НЕ ОГОЛЮСЬ ПЕРЕД ТОБОЙ. ОРУЖИЕ НОШУ ПО ПРАВУ.

– Интересное признание, – улыбнулся Акиа. – И как вы это прокомментируете?

– С вашей стороны нелепо утверждать, что после того, как корабль получил удар сквозного оружия, эйджи мог делать какие-либо заявления, – Луи не терялся.

– Тем не менее он сделал. После чего убил патрульного территориальной стражи и завладел его катером. Это произошло при трёх с лишним сотнях свидетелей, в зоне 8 Буолиа. Вы слышали запись с авто-регистратора катера стражи.

Вот тут Луи был ошеломлён. Эйджи жив! Он – из криминаловП! Наняли работничка, называется!.. Спешка к добру не приводит. Не поставили на борт Лакут объяснимо и естественно; при аренде двадцати четырёх чужих судов оснащение их всех Лакут влетит минимум в 8500 отов, а взятка контролёрам Иколы-2 – всего 2000; выгода налицо. Но – «главарь»?!..

– Я бы не исключил ошибку в переводе, – осторожно заметил Луи.

– А как быть с убийством? Весьма доказательный факт. Этим наверняка заинтересуется ОЭС.

«Самописец катера у них, – быстро рассчитывал Луи. – А капитан?»

– В столь неопределённых обстоятельствах многое прояснил бы допрос экипажа балкера.

– Бортинженер мёртв, – сухо ответил командарм. – Капитана разыскивают, хотя надежды, что он жив, никакой. Так что суду придётся принимать во внимание то, чем мы располагаем. И всё это не в вашу пользу, господин Маколь. Поэтому советую вам хорошенько подумать, прежде чем предъявлять иск армии.

– И тем не менее, пока нет данных бортового самописца, наша фирма вправе оспорить все ваши домыслы, – Луи встал вслед за военными. – Корабль имел Лакут. Экипаж допустил ошибку. Криминальность капитана сомнительна. А самописец, как я понял, вы не нашли.

«Хоть бы он и вовсе сгинул, – добавил он про себя. – В нём-то чётко записано, что корабль не получал предупреждения по Лакут».

«Хоть бы он никогда не нашёлся, – подумал и Акиа. – Двух выстрелов по живому экипажу нам не простят. Но вернее найти шар и уничтожить его».

Толстый жил хорошо, очень хорошо, как и подобает хозяину участка с населением в шесть тысяч льешей, имеющему власть согласно Уставу и отношения с влиятельной семьёй. Можете брезгливо вытягивать губы – о, Буолиа! это грязь, дикость, это невыносимо... прежде всего это власть, какой нет у вас. Хозяин Цементных выселок – больший хозяин, чем первый инженер или второй правительский советник.

Тем досаднее вспоминать редкие ситуации, когда тебя накрывает тень верховной власти, и ты чувствуешь, что ещё секунда – тебя сомнут, раздавят и не заметят, как крысу, выскочившую на трассу гонок.

Так было. Беззвучный, невидимый полицейскому радару кораблик ОЭС легче пушинки сел на площадку, которую льеши почтительно обходят – не дай Небо пройти ближе полстадия от машины хозяина и солдатских вездеходов. Вышли двое ОЭС, огляделись. Толстый подумал – конец, всему конец. Унижение, кривые ухмылки льешей. Улики на служебном складе. С поличным.

ОЭС небрежно отсалютовали. Он – ничтожество, младший командир зональной полиции.

– У нас кончилась вода.

– Знаете, пить хочется, – улыбнулся второй.

И всё. Неделю он дышал «сладким» и пачками глушил «зонтики», возвращая душевное равновесие.

И сейчас равновесие грозило нарушиться. Отец Фойт, ОЭС...

Беспокойство копошилось в душе Толстого, летящего над долиной к Развалине – туда, куда указала Эну; он вёл катер, еле шевеля ладонью на штурвальной рукояти, а Эну стояла сзади, за креслом – сладко пахнущая молоденькая мункэ, умви-стерва, которой повезло.

Ничего нового в долине Толстый не нашел. Корабля звёздных не было, а была старая Развалина, где наконец рвануло. Отчего рвануло – вот вопрос.

– К ней ближе садись, – откорректировала Эну. Ей не за креслом, а в кузове за решёткой красотой сиять, подумал Толстый.

– Выйдешь первая.

– Ну и что? выйду.

Навстречу из Развалины показался стриженый выродок с оружием на правом бедре. Он шёл прямыми ногами, скованно, как все уроды с окостеневшим от рождения надстопным суставом.

– Кто такой? – спросил сквозь зубы Толстый.

– Сам отец!

Около отца – сюрприз! – отирался Проныра Шук, дружок Эну и наверняка уже член семьи Фойта. Этого вьюнца Толстый давно держал на примете – шпана с задатками ворюги. Был слушок, что у него видели эйджинский пистолет. Если поймать поганца с оружием, пойдёт под статью – суд по сокращённой процедуре, безличное заседание по видеосвязи, мера наказания – восемь лет каторги. Это вразумило бы хулиганьё... Но гадёныш прикрылся знакомством со звёздным.

Форт внимательно осматривал представителя местной коррумпированной полиции. Что от него можно ждать?.. Ничего хорошего. Лицо с тем же лживо-радушным выражением, с каким торговец предлагал лингвоуки.

– Очень приятно. Я – Форт.

– Бэа Куннии, младший офицер.

Фойт говорил через переводчик и не на священном языке – Толстый плоховато знал речь звёздных, но всё равно это была не она. Ага, значит, наёмник из колоний, где тарабарские наречия.

– У меня проблемы со связью. Мне надо с вашего радио выйти на контакт с орбитой. Вознаграждение будет, – Форт изучал экипировку одутловатого туанца в тёмно-коричневой униформе. На правом запястье широкий браслет, к нему коротким кольчатым стеблем крепится прижатый к предплечью пенал, похожий на тот, из какого в него стрелял стражник. Никаках выступающих деталей. Как этой штукой пользуются? Личное оружие иномирян не входило в программу обучения, а Форт был любопытен ко всяким техническим диковинкам. Бионическое управление?.. Однако носитель пенала интересовал его больше. Как ни рискованно заводить подобные знакомства, было бы лучше, если врач не преувеличил продажность зональных блюстителей порядка. И хватило бы кликов расплатиться; их всего-то шесть осталось.

Риском отдавала и вся затея созвониться с «Вела Акин». От колебаний спасала одна уверенность в том, что фирма, арендующая корабли, достаточно солидна, и ей важно отстоять своё реноме в споре с военными. Виновны вояки, и Форт был готов это засвидетельствовать – только не здесь, а на КонТуа. Как решится загвоздка с убитым стражником, он представлял себе с трудом, но догадывался, что на орбите арест грозит ему несколько меньше. Фирме выгоднее, чтобы он был на свободе.

Готов он был и к тому, что Бэа Куннии оберёт его дочиста. Люди вообще жадны, а жадность продажных легавых – это что-то запредельное. Неизвестно даже, могут ли они навороваться досыта. Вопрос, что пересилит – желание отличиться перед начальством, сдав нелегально въехавшего звёздного, или любовь к деньгам.

– Дело довольно важное. Можете рассчитывать на бонус и от тех, с кем я буду говорить, – намекнул Форт, чтобы корысть была сильней, а служебный зуд погас. Если легавый поддастся, обратного пути уже не будет.

«Поломки случаются, – размышлял тем временем Толстый, – но чтобы звёздный не взял в вылазку на ТуаТоу что-нибудь для подстраховки, хотя бы спутниковый телефон – просто безалаберщина! Этот Фойт – не отец, он мелочь. Гробанул в зоне яхту с товаром, вроде Развалины, и теперь ищет, как перед своими отчитаться – вот, наверное, что случилось! Хе-хе... мошка к сладкой ленточке прилипла... Нет, выродок, дёшево ты не отделаешься. Обошёл слежение ОЭС и приземлился, да?.. а от Толстого не уйдёшь! Я тебе обставлю связь с КонТуа... и на случай, чтобы начзоиы тебя сдать, тоже позабочусь. Именно так поступают умные люди – со всех сторон обезопасившись!..»

– То, что вы просите – очень сложно... – Толстый изобразил на лице глубокую задумчивость.

– Догадываюсь.

– Сразу я связь не обеспечу, нужно время. На выселках вам показываться нельзя, сами понимаете... И здесь, – кивнул Толстый на Развалину, – слишком людное место. Если вы мне доверитесь...

– Разве я уже не доверился?

– Извините, уважаемый отец, но ваше положение, как я догадываюсь, сложное... да и мне не хотелось бы попасть на прицел ОЭС.

– Так... Что вы предлагаете?

– Рядом старый город, где никто не бывает... даже не город, но там есть, где укрыться. И есть вода. Едой я вас обеспечу.

Звёздный потёр подбородок, оглядываясь:

– Кое-какая еда у меня есть...

– Надеюсь, уважаемый отец, мы не пожалеем о том, что встретились.

– И я надеюсь. Когда будет связь?

– На днях. Может быть, завтра-послезавтра. Да, позвольте вас предостеречь... вижу, вы нашли себе помощников – но это очень ненадёжные льеши.

– А чем льеши от вас отличаются?

– Льеши? – искренне изумился Толстый. – От меня?

Ох и глупота живёт в дальних колониях! Сидели бы себе и не высовывались, чем своей дуростью людей смешить. Как их в Бурю потеряли, так бы и забыли навсегда, а не возили в державу всем на потеху. Нет же – «Людской ресурс! Возвратим единокровных братьев к свету культуры!» А может, это и кстати – дурней легче облапошивать.

– О, понимаю, вам не объяснили, отец... они самого низкого происхождения. Льеши – иначе и не скажешь. Тупые, беспонятливые, грязные скоты; им бы честно работать, а они крадут и пьянствуют... девка, извольте сами видеть, пропащая – умви, и красноверка к тому же...

– Умви... не понял.

– Торгует своим мясом.

– Проститутка, значит.

– Да, умви... И парень мне известен, крадун и хулиган; от них всего можно ждать. Моя обязанность – предупредить. Они ваши люди, вам решать, как с ними обращаться.

– Подскажите на будущее, как всё-таки отличить льеша от человека.

– Проще всего по имени. Проверьте, спросите их имена – ни одного звука «а». Я же, к вашим услугам – Бэа Куннии. Могу ли я уточнить, с кем вы намерены связаться на орбите?

– Фирма «Бела Акин».

В душе Толстого слабо зашевелилось нечто, похожее на уважение. Последняя афера «Вела Акин» с наймом двадцати четырёх проржавевших кораблей эйджи уже солидно нашумела – и ведь всё законно, не подкопаешься! Денег они на этом сорвут немерено, а забастовка пилотов сама рассыплется. Действительно, с этих получить бонус вполне реально. Значит, и побочный промысел «Вела Акин» имеет – грузы без пошлин прокачивает через Буолиа... ничем не брезгуют, оборотистые ребята! Наверное, не пожалеют отов тому, кто помог сохранить их дельце в тайне... Но не поживиться с дурака – грех перед Небом! Надо его ободрать...

Пока Толстый просвещал отца Фойта о разнице между людьми и льешами, пропащая Эну и известный крадун Шук выясняли отношения. Шук оторопело таращился на окрашенные огнём скулы Эну, на её босые ноги, и слова застревали, першили в горле. Отчаюга!

– И ты так шла?.. – вырвалось у него.

– Да, прямо вот так, – Эну распрямилась, сузила глаза. – Больше я не прячусь.

Шук фыркнул, зажал смех кулаком.

– Есть ты балда, – обиделась Эну.

– Ну, прости...

Смех его был без обиды, лишь от восторга за её смелость, но она сразу вспыхнула, отошла в сторону. Шук метнулся за ней и за руку обернул к себе.

– Отвяжись.

– Энуну, брось... что ты, крыска...

– Ничего.

– И я откроюсь.

– Открывайся, мне-то что.

– Да ладно, кончай стыть. Мы там, – кивнул он вверх, – во всей красноте погуляем, – по губам Эну скользнула улыбка и спряталась в уголках рта. – Всё у нас будет. Не стынь.

– Я и не стыну, – она пустила прицельный взгляд на отца Фойта и Толстого, топтавшихся в отдалении. – Не сторгуются никак...

– Погоди, отец своё слово скажет.

Тягомотина эта Шуку не нравилась. Ясно, Толстый цену набивает, да что-то долго. Сдерёт он с отца за связь – жадоба, как все хозяева, за оты удавится и с петли спрыгнет.

Дело решалось нешуточное, дело на разрыв, или – или. Эну уже от всего отстегнулась и пятки всем показала, чтобы запомнили, как она ушла. Шук немного завидовал, что самому не повезло красиво уйти, но она постаралась за двоих... картинка была, пожалуй, какую редко увидишь.

Ждать. Сейчас дело двинется. Что было – прошло, что будет – то будет. Вот и Эну вздохнула.

– О-ох...

– Крыска, погоди...

– Скорей бы.

– Толстый колдует, вишь? паскуда, оты ему подай.

– Отец богатый, – Эну с надеждой прислонилась к Шуку.

– Дал бы ему раз! ещё любезничать с ним...

– Он по-честному хочет...

– Толстому честь не по размеру.

– Ну, так положено по-воровски.

– Если только так... – Шук оплел её руками, она опять вздохнула – и Шук ткнулся носом в щёку Эну. – Дай об тебя намажусь... пасту ты ведь забыла?

– Мажься, – она тихо усмехнулась.

– Бежала ты... ничего не это?..

– Не это, – отсекла Эну.

– Дай ещё мазнусь.

– Весь умажься.

– Это погодя...

– Ц! – Эну отстранилась. – Назад идут.

Толстый с отцом Фойтом возвращались к Развалине.

– Откуда здесь эта яхта?

– Звёздные ею пользовались, уважаемый отец.

– Кажется мне, в неё стреляли.

– ОЭС.

Как и прежде, на обшивке Развалины у люка чернел косо наляпанный трафарет: «Полицией запрещено входить сюда!»

– Яхта сейчас небезопасна. По инструкции такие объекты принято минировать...

– Я вовремя это понял.

– Как разрядили?

– Своим способом.

«Лучом, очевидно, – рассудил Толстый. – Или дистанционным взрывателем. Не так-то он и глуп...»

– Не буду мешать вам собираться. Жду на катере.

Проходя мимо Эну и Шука, Толстый смерил их тусклыми глазами. Пропащие...

– В катер. Сейчас летим.

Когда все разместились в машине и дверь поднялась, Толстый отметил, что робота нет. Куда он подевался?.. Багаж у выродка увесистый – не сам же он его волок.

Форт всматривался в лобовой экран. Город? сплошные руины, причём настолько стёртые временем, дождями и ветром, что лишь сверху можно отличить их от камней, разглядеть едва заметный линейный рисунок улиц. Дома осыпались, огрызки стен остро торчали из песка. Песок залил город; с высоты высокие мёртвые волны выглядели застывшим морем. Город был настолько стар, что Форт не взялся бы гадать, давно ли его оставили туанцы.