Дуэт - Непорочная грешница

Линни смахнула навернувшиеся на глаза слезы. Она была просто не в силах наблюдать за тем, как душевная болезнь все больше и больше завладевала сэром Эдгаром.

— Прошу тебя, отец, прекрати оскорблять Экстона. Пользы от этого не будет никому. Позволь мне отвести тебя в твою комнату.

Сэра Эдгара теперь била дрожь. Казалось, еще немного — и он осядет на каменную лестницу. Вся его былая злость и боевой задор сменились огромной, всепоглощающей печалью, от которой она, Линни освободить его была не в состоянии. Он качнулся на каблуках и, не поддержи его Линни, наверняка бы свалился со ступенек.

— Сюда, отец, иди сюда, — зашептала она, вкладывая его руку в свою ладонь, — я отведу тебя в покои. Поддерживая сэра Эдгара, она осторожно спустилась вместе с ним по ступеням. Минуя Экстона, она подняла глаза и с вызовом на него посмотрела. Его лицо было словно высечено из гранита, и на нем с легкостью читалось одно — сильнейшее желание скрестить мечи с де Валькуром и отправить его на небо.

— Экстон, — пробормотала она, встретившись глазами с его ледяным взглядом, и хотела что-то добавить, но отец дернул ее за руку, и момент объяснить мужу хоть что-нибудь из того, что она чувствовала, был упущен. «Что ж, я по крайней мере спасла жизнь отцу» сказала она себе, сворачивая в закуток, где открывался проход в убогую комнату, в которой был вынужден проживать отныне лорд Эдгар де Валькур. Экстон де ла Мансе вполне убить его, но этого не случилось.

Тем временем кучки ротозеев, собравшихся поглазеть стычку, стали постепенно редеть. Продолжения не предвиделось, и люди разбредались в стороны, не забывая, однако взглянуть напоследок на Линни, которая, поддерживая руку отца, удалялась с места событий.

Куда делся Экстон, что он думал и какие планы вынашивал, оставалось для Линни секретом. Сейчас ее занимало одно — поудобнее устроить отца, которого уже отказывались держать ноги. Усевшись, он зарылся лицом в ладони и замер. Вероятно, он плакал, но так тихо, что понять, так или нет, было невозможно. Линни же опустилась на колени перед раскрашенной деревянной статуей Святой Девы, стоявшей в нише, и принялась горячо молиться.

Экстон большими шагами шел по двору. Никто с ни не заговаривал, никто не пытался привлечь его внимание даже подойти к нему поближе. Гнев, который он источал можно было, казалось, потрогать рукой, и поэтому люди боялись попадаться ему навстречу.

Ему сейчас было просто необходимо кого-то убить, пролить чью-то кровь или найти разрядку в жестокой схватке с врагом. Однако врагов поблизости не было ? за исключением несчастного, тронувшегося умом де Валькура, победа над которым, впрочем, не принесла бы ему чести. Встреча с равным ему противником сегодня не предвидела он даже не решился бы предложить кому-нибудь из с людей вступить с ним в учебный поединок, ибо риск убить или ранить своего человека был слишком велик. Экстон сейчас не владел собой.

Открыв дверь в оружейную, он схватил первый попавшийся под руку меч. Это было тяжелое, грозное оружие с очень длинным клинком, которое требовалось держать двумя руками. Даже не потрудившись закрыть за собой Экстон, словно буря, снова устремился во двор, где находились манекены, предназначенные для обучения фехтованию на мечах.

Несчастная, набитая опилками кукла не имела ни малейших шансов устоять перед его ударами. Экстон набросился на нее, представляя себе, что перед ним не безвредный манекен, а сам Эдгар де Валькур — только моложе нынешнего двадцатью примерно годами. Наступая, нанося молниеносный удар клинком и снова отступая назад, Экстон пытался избыть бушевавшую у него в груди злобу.

Если свидетели этого странного сражения и имелись, они предпочитали наблюдать за поединком лорда с манекеном на значительном расстоянии. Дворик замка будто вымер, нигде не было видно ни души, что в ясный солнечный день представлялось почти невероятным.

«А где же кузнецы, оружейники, конюхи, наконец?» — думал Экстон, с яростью нанося удары по, ни в чем не повинному, пугалу. Или уже ни в ком не осталось чувства ответственности? Или он, Экстон, обязан лично тыкать каждого носом в порученное ему дело?

Последним могучим ударом Экстон разрубил цепь, удерживавшую манекен на мощном деревянном брусе, отчего чучело пролетело через весь двор и свалилось на землю бесформенной грудой, подняв облачко пыли. Экстон смерил взглядом остатки того, что еще недавно было нужной в военном обиходе вещью. Руки его дрожали от напряжения, а грудь тяжело вздымалась. При всем том желанного облегчения он так и не получил.

Беатрис не должна была вмешиваться в его дела с сэром Эдгаром!

Потом, правда, Экстон одумался и покрутил головой. Даже он вынужден был признать, что она не могла остаться в стороне и равнодушно наблюдать за тем, как он, Экстон, всех унижал ее отца. Но она не должна была уходить с презренным стариком и оставлять его, Экстона, в одиночестве! Она, черт возьми, теперь его жена! И обязана хранить ему верность и преданность.

Экстон проткнул острием меча поверженный манекен, он сделал бы в случае, если бы на земле лежал просивший о пощаде враг, после чего прислонил оружие к стене сарая. «Этой женщине придется ответить на некоторые вопросы», — с раздражением подумал он, обводя взглядом пустынный дворик. Если она и впредь намеревается проявлять заботу об этом мерзком старике де Валькуре, а ему, Экстону, в ней отказывать, она очень скоро узнает, что значит быть достойной женой Экстона де ла Мансе.

Первым ее разыскал Питер и поведал ей то, о чем она уже догадывалась.

— Отправляйся к нему и попытайся его утихомирить. Иначе, его гнев спалит нас всех.

Линни взглянула на отца, но тот, казалось, ничего уже не видел и не слышал. Он сидел на грубой деревянной скамье, вытянув перед собой руки, и остановившимся взглядом смотрел в одну точку. Линни вздохнула и, ничего не ответив Питеру, направилась к выходу. До чего же она устала от бесконечных склок, ругани, моря лжи вокруг нее и неослабевающего внутреннего напряжения!

Но главнейшей была все-таки ложь — ее собственная ложь, а самый большой скандал в замке разразился бы в том случае, если бы она решилась открыть истину. Словом, опять-таки благодаря ей.

— Ну и где он?

— Во дворе. Там, еще фехтуют.

Питер придержал перед ней дверь, а потом двинулся следом, не отставая ни на шаг. Линни чувствовала, что за ней наблюдают десятки глаз. Сознание того, что от ее вмешательства зависит благополучие многих людей, тяжким бременем давило на плечи. Однако выбора у нее не было ? как хозяйка замка она обязана была это бремя нести до тех пор пока… пока ее не освободят от него. Впрочем, думать об этом ей не хотелось. Она скосила глаза на Питера.

— Он что же, вымещает злость в учебном поединке.

Юноша мрачно ухмыльнулся.

— Никто не осмелится скрестить меч с Экстоном в таком состоянии — даже в учебном бою.

Линни вздрогнула при мысли о том, сколь грозен Экстон в гневе. Однако не могла не оценить и некую забавную деталь в этой ситуации.

— Получается, стало быть, что самые сильные мужчины в замке боятся приблизиться к Экстону? И потому послали за мной?

Они спускались по лестнице, которая выводила во двор.

— Не бойся, тебя он не обидит.

Линни тоже на это надеялась. Но, когда увидела опустевший двор, на котором не было видно даже курицы, надежды у нее поубавилось. Только бадьи с замоченным в горячей воде бельем, от которых струился пар, являлись немым свидетельством того, что совсем недавно во дворике кипела жизнь. На противоположном его конце, в тени, лениво разлеглась гончая, время от времени колотившая по земле похожим на прут хвостом. Помимо этого собачьего хвоста, ничто во дворе не двигалось.

Даже Экстон был недвижим. Он стоял у распростертого в пыли манекена, а рядом, прислоненный к стене, блестел на солнце огромный меч. Линни заколебалась и посмотрела на Питера. Но тот только пожал плечами и шагнул в сторону, освобождая Линни путь.

В это мгновение Экстон поднял голову и увидел жену. Он хищно сощурил глаза, обнаружив столь желанный объект, на который можно было обрушить теперь свою ярость. Линии же, к ее удивлению, совершенно перестала волноваться. За этим грозным гневом, который, подобно плащу, облекал его могучую фигуру, угадывалось другое, куда более глубокое и, пожалуй, трагическое чувство.

Экстон заново переживал потерю отца и братьев. Он справлял по ним своеобразную тризну, а его желание наказать виновников смерти своих близких свелось к тому, что изрубил в куски несчастное, набитое соломой подобие человеческой фигуры. Может быть, он выместит горе на Линни? Она и так уже выступила в роли жертвенного агнца — по собственному побуждению и по наущению своих родных. Так отчего бы ей не принести себя в жертву для того, чтобы облегчить горе мужа? Экстон страдал. Это мало кто видел и понимал, но душа мужа непрерывно болела.

Линни сошла по ступеням и направилась прямо к нему. И вот, уже ничего, кроме изрубленной куклы, не отделяло их друг от друга.

— Хочешь, мы с тобой немного погуляем? — сказала он первое, что пришло ей на ум.

— Погуляем? — Его лицо казалось темным от обуревавших его эмоций. Было очевидно, что уничтожение набитой тряпьем куклы не принесло ему облегчения.

— Ну… — Линни замялась.

— Если тебе хочется… заняться чем-нибудь иным… — Она замолчала, чувствуя, что кровь бросилась ей в лицо. Тем не менее взгляда не отвела.

Как ни странно, ее предложение смутило Экстона. Он нерешительно посмотрел на стоявшего в отдалении брата, потом снова перевел глаза на жену.

— Это что же, мой милый братец бросил тебя мне на заклание? Чтобы я излил весь гнев на тебя, а его не тронул. Стало быть, ты, жена, пришла, чтобы принести свое тело мне в жертву? Решила, так сказать, заделаться эдаким жертвенным ягненком?

— Я бы пришла к тебе в любом случае — и без всяких просьб с его стороны. Просто мне нужно было успокоить и утешить отца.

Об отце упоминать не следовало, и Линни, поняв это, молчала. С другой стороны, разговора об Эдгаре де Валькуре было не избежать, поэтому она решила впредь говорит Экстоном только начистоту. Обычно все удавалось уладить когда она говорила с ним откровенно. Линни приподняла юбки и перешагнула через валявшееся в пыли чучело. Теперь ее отделяло от Экстона каких-нибудь несколько дюймов.

— Пойдем со мной, Экстон. Выйдем за стены замка, когорый навевает на тебя печальные воспоминания. Побеседуем о моем отце и о том зле, которое он тебе причинил. Может быть, нам удастся наконец договориться до чего-нибудь путного и положить, тем самым, конец вражде между нами?

Лини положила руку ему на грудь и пристально на него посмотрела. В эту минуту она не думала ни о своем долге по отношению к родственникам, ни вообще о ком-либо из де Валькуров. Не думала она также и о том, что она не настоящая Беатрис и что у нее с Экстоном нет будущего. Она хотела одного — чтобы прошлое выпустило Экстона из цепких когтей и не причиняло ему больше такой ужасной боли. Больше всего ей хотелось, чтобы он ей улыбнулся — нет, не улыбнулся, а рассмеялся — весело, по-детски, высоко вскидывая голову.

— Ну, ты пойдешь со мной? ? повторила она, без страха выдерживая его взгляд.

Экстон схватил ее за обе руки с такой силой и чувством, что можно было подумать: вот сейчас, сию минуту и на этом самом месте он овладеет ею. Линни, признаться, и сама толком не знала — хочет она этого или нет, но — так или иначе — продолжения не последовало. Экстон лишь смотрел на нее потемневшими от страсти глазами, и во взгляде его читалось не одно только плотское вожделение, но и множество других чувств, которым Линни не могла бы подобрать более подходящего названия.

Перед ней стоял воин до мозга костей. Каждая его черта, могучее сложение, гордая посадка головы подтверждали это. Он еще не остыл после упражнений с двуручным мечом, и было ясно, что он просто изнывал от желания пролить кровь врага и швырнуть его изрубленное тело в пыль у себя под ногами. При всем том в ней, Линни, он врага не видел. Вернее, уже не видел. Теперь она понимала это, как никогда прежде.

Она приникла к нему и прижалась щекой к его груди.

— Пойдем, поговорим, Экстон. Добрая беседа никому не приносила еще вреда.

Леди Милдред рыдала, наблюдая за тем, как ее старший зарубил в куски ни в чем не повинное чучело. Она знала, что он чувствовал, поскольку испытывала подобные чувства. Эдгар де Валькур не имел права здесь находиться. У него никогда не было этого права. Ей даже, пожалуй, хотелось, чтобы Экстон его зарубил. По крайней мере, она с удовольствием проследила бы за тем, как голова де Валькура слетела с плеч и, оставляя за собой кровавый след, покатилась по пеням. Но дочь де Валькура сумела защитить отца от Экстона.

Хотя леди Милдред понимала, что эта женщина поступила правильно — да и не могла, в сущности, поступить по-иному, — ее действия вызвали у матери Экстона острое чувство неприятия. Теперь же эта женщина стояла перед Экстоном и что-то негромко ему говорила.

Леди Милдред подошла поближе — ей не хотелось, чтобы ее заметили, но какая-то неведомая сила не позволяла ей отойти от окна. Ее опасения были напрасны — стоявшая внизу во дворе пара, казалось, не замечала никого и ничего вокруг, хотя за нею тайно наблюдали десятки глаз.

Женщина во дворике тем временем сделала шаг вперед, и Экстон схватил ее за руки.

У леди Милдред снова на глаза навернулись слезы, а на сердце легла такая всеобъемлющая печаль, что ей стало да трудно дышать. Он уходил с этой женщиной. Ее сын, клявшийся отомстить за смерть отца и старших братьев, забыл про свой меч и направился вместе с женой к распахнутым воротам, за которыми открывался бескрайний простор и вид на лежавшую внизу деревушку.

Она отвернулась от окна и дала волю слезам. Прижавшись к каменной стене своего вновь обретенного замка, леди Милдред рыдала так, как не рыдала никогда в жизни даже в те трудные и полные горьких потерь годы, проведеные вдали от родного дома.

Считалось, что, вернувшись в Мейденстон, она достигла своей заветной цели. Это был триумф с привкусом горечи, но все-таки триумф, поскольку она и ее дети вернули отторгнутое врагами восемнадцать лет назад поместье.

Выяснилось, однако, что враги похитили у нее нечто более ценное, нежели наследственные владения. То, что она считала своим и только своим и не подозревала, что это можно у нее отобрать. Сердце Экстона.

Жгучие слезы градом катились по ее щекам. У нее забрали и Экстона тоже — помимо Уильяма, Ива и ее горячо любимого Аллена.

В силах ли она была пережить эту новую потерю — неизвестно. Но она знала наверняка — ей бы этого не хотелось.

Глава пятнадцатая

Они шли в полном молчании, но говорить и не требовалось. Как только они ступили за ворота замка, пыльная тропинка привела их в мир, наполненный звуками. Можно было подумать, что они удалились из дворца спящей принцессы — эту сказку им с Беатрис часто рассказывала Норма, намекая на то, что сестры любили подольше поваляться в постели. В замке стояла зловещая тишина, здесь же кипела жизнь — яркая, шумная, удивительная.

Линни чувствовала присутствие Экстона рядом, хотя смотреть на него пока не отваживалась. Они шли, глядя перед собой и не касаясь друг друга, но между ними явно существовала внутренняя, духовная связь. Линни, по крайней мере, в этом ничуть не сомневалась.

Задрав голову, она стала наблюдать за полетом соек. Легкокрылая парочка то совершала немыслимые пируэты, то мчалась на огромной скорости, падала к земле, то разделялась, чтобы через мгновение соединиться снова. Вспугнутый сойками бобер с плеском погрузился в воду, а дикая утка, призывно крякнув, поплыла во главе своего семейства подальше от берега, оставляя за собой на водной глади зыбкий, тотчас исчезающий след.

Линни уже почти забыла, что апрель на удивление красивый месяц. Впрочем, последние несколько дней и в самом деле были мрачными и неприветливыми, как и ее душевный настрой. Еще вчера на сердце у нее была лютая зима, а не зеленый, с золотом, второй месяц весны. Но сейчас Линни в полной мере ощутила весну.

? Я очень рада, что мы сбежали из замка, — сказала она, поворачивая в сторону крохотной речушки. — Может быть, удастся набрать полевых цветов, чтобы украсить обеденный стол. Или покои твоей матушки. Как думаешь, она примет от меня такой дар?

Линни уже не ждала от Экстона ответа — уж слишком долго он хранил молчание. Но вот он глубоко вздохнул, с шумом выдохнул, и у Линни появилась надежда, что вместе со вздохом из него вышла хотя бы часть снедавшей его ярости.

?Она примет твой подарок. В моей матери нет и десятой доли той злобы, какую на каждом шагу выставляет напоказ твоя бабка. Она не станет бросать на тебя убийственные взоры и разражаться руганью всякий раз, когда ты поворачиваешься к ней спиной.

— Но ты уверен, что, оказавшись без свидетелей в своих покоях, она не зашвырнет мой букет в угол — подальше от себя?

Экстон, наконец, удостоил ее взглядом.

— Кто знает? Может, и зашвырнет. Только почему это должно волновать тебя? Линни отвела глаза.

— Мне бы не хотелось причинять ей лишнюю боль. Однако чувствую, что сам факт моего присутствия в Мейденстоне оборачивается для нее настоящей пыткой. Уверена, что она предпочла бы увидеть на моем месте какую-нибудь другую женщину.

Он снова на нее посмотрел, и их глаза встретились.

— Я хотел на тебе жениться ничуть не больше, чем ты хотела за меня выйти. Но теперь, когда дело сделано, я не жалею о своем выборе.

— Но тебя будет вечно точить червячок сомнения, а все потому, что я — из де Валькуров. — На этот раз Линни говорила чистую правду, но это причиняло ей сильную душевную боль.

— Так тебе кажется? Хорошо. Тогда уточним: я не жалею, что взял тебя в жены, несмотря на то, что ты из семьи де Валькуров.

Хотя его признание не заключало в себе ничего особенного, Линни приободрилась.

— Но как же ты? — спросил он. — Сколько пришлось пережить тебе, когда выяснилось, что ты должна вступить в брак с человеком, который чуть не до смерти твоего брата и превратил отца из полного сил мужчину в сгорбленного старца?

Она попыталась было уклониться от ответа, но он повернул ее лицо к себе за подбородок. Ему важно было посмотреть в ее глаза.

— Ну… Я… конечно, сомневалась, но потом поняв какой ты на самом деле…

Ответ прозвучал двусмысленно, и на его губах появилась легкая, почти неуловимая усмешка.

— Было бы куда проще — и для тебя, и для меня, если бы нам довелось встретиться в другом месте, скажем, при дворе, — вынужден был признать Экстон. Он коснулся пальцами ее щеки, и от этой незамысловатой ласки сердце ее заколотилось.

Линии достигла того, чего хотела. Экстон явно подобрел и постепенно стал обретать миролюбивое расположение духа. Но и теперь, находясь среди вольного простора и слушая пение птиц и стрекот насекомых, Линни не могла забыть о замке и обо всем, что с ним связано.

— Ты как-то спрашивал меня о женихах, которые приезжали сюда за меня свататься. А сам ты ухаживал за женщинами? Была ли среди них такая, на которой ты бы хотел жениться?

Сказать по правде, Линни боялась его ответа, и с чего вдруг этот вопрос возник в ее голове? Тем не менее, затаив дыхание, она ждала, что он ей скажет.

— Я был слишком занят, пытаясь отвоевать то, что было отнято у нашей семьи. Поэтому о моей женитьбе даже не заговаривали. В этом смысле моя мать сосредоточила все внимание на Питере.

Линни почувствовала, как у нее с плеч будто свалился тяжкий груз. В его жизни, оказывается, не было женщины, которую он бы любил. Но облегчение, которое она испытала, скоро сменилось новым взрывом чувств.

— Но ты, однако, при всем том имеешь богатый любовный опыт… — Она замолчала, невольно высказав вслух свои потаенные мысли, и понадеялась, что Экстон не поймет, что она имела в виду. Но он, конечно же, все понял.

И улыбнулся — не слишком, впрочем, весело.

? Чтобы приобрести опыт… хм… в известного рода делах, мужчине вовсе не обязательно жениться или обзаводиться невестой.

Линни была напрочь сражена его ответом, хотя и понимала, что ревновать к прошлому глупо.

— Ты, значит, занимался этим… с другими женщинами? И наверняка их было немало, — все же сказала она.

Улыбка сошла с лица Экстона.

— Это не стоит внимания. Как не стоят внимания успехи рыцаря в учебном фехтовании, если он не проявил себя на поле боя.

Линни почему-то не слишком понравились эти его доводы. Что же получается — он тренировался на других женщинах, чтобы не ударить лицом в грязь перед женой?

— Такого рода упражнения женщинам запрещены, — пробормотала она.

— Если жених знает, что к чему, невесте вовсе не обязательно проходить курс обучения до брака.

Экстон взял ее руку и поднес тыльную сторону ладони к губам. Потом он тщательно перецеловал каждый ее палец, каждый суставчик, не сводя при этом с нее напряженных, внимательных глаз.

— По-моему, у нас с тобой неплохо получилось. Моя опытность и твоя невинность позволили нам достичь в отношениях такого накала, что летевшие от нас искры могли поджечь замок.

Линни ничего не сказала на это. Ей показалось, что атмосфера вокруг них — в прямом соответствии с его словами ? тоже стала нагреваться.

— Не стоит углубляться в прошлое, ? продолжал между тем Экстон, — ведь женился я на тебе. И только тебе я принес в дар золотые цепочки с рубинами. — Его рука скользнула к ее талии, а потом ниже, к бедрам, где золотые звенья цепочек нашли себе пристанище в складках ее обнаженной плоти.

— Итак, Беатрис, я ни о чем не жалею. А ты? Беатрис…

Услышав имя сестры, Линни невольно вздрогнула и напряглась, как натянутая струна. На несколько минут она забыла, кто она такая и зачем вышла за Экстон муж.

Экстон сразу же почувствовал ее реакцию, убрал руку ее тела и даже сделал шаг в сторону.

— Глупый вопрос, да? Я совсем забыл, что твой брат страдает от ран, которые ему нанес я. Да и семья твоя по моей милости распалась.

Линни не знала, что ответить. Ну почему, почему она должна зваться Беатрис? А потому, что Экстон сказал правду. Мейнард лежал при смерти, а семья и в самом деле разодрана на части — и даже в еще большей степени, нежели он предполагал. Тем не менее эти мрачные реалии жизни печалили ее не так сильно, как большой обман, в котором Линни отвели главную роль. Линии подняла на него глаза, более всего на свете желая открыть ему правду.

— Экстон… я… давно хотела тебе сказать…

— Молчи. Ничего не надо говорить. Разговоры о твоих родственниках меня утомляют. Тут мы вряд ли сможем с тобой договориться. По крайней мере сейчас. — Он провел рукой по волосам и перевел взгляд на поросший лесом берег речушки. — Но настанет день, когда это произойдет. Я очень надеюсь. Ну а теперь… иди и собирай цветы — ты же этого хотела? Не стоит забивать себе голову тем, что ожидает нас в замке..

Их глаза снова встретились, и Линни впервые посмотрела на мужа не как на лорда и воина, а как на самого обыкновенного смертного человека.

Что ж, коли он стремится хотя бы на время забыть о навязанной ему судьбой роли грозного сеньора, то и ей, стало быть, позволено оставить на время мысли о Беатрис. Рассказать ему правду — значит разрушить установившийся сейчас между ними хрупкий мир. Хотя она знала, что пытается всего лишь оттянуть неизбежный печальный финал, ей хотелось притвориться — пусть всего на несколько часов, но их союз — дело вовсе не пропащее. Но главным было не это — ей хотелось убедиться, что он любит, потому что она, потому что она… Линни вздрогнула — на этот раз от ужаса — слишком невероятной была мысль, которая пришла ей в голову. Она вдруг поняла, что полюбила этого человека.

Пресвятая Дева! Она оказалась много глупее, нежели думала ее бабушка!

Слезы затуманили ей глаза, поэтому она не заметила, как наступила на длинный шитый золотой нитью подол платья и едва не упала. «Это платье Беатрис», — напомнила она себе.

? Да, — пробормотала Линни, стараясь, чтобы ее голос звучал уверенно, — ты прав. Не будем забивать себе голову, позабудем про все печали — хотя бы на несколько часов.

С этими словами она нагнулась и сорвала желтый цветочек руты.

— Видишь? Помогает выгонять глистов.

Экстон окинул и цветок, и жену бесстрастным взглядом.

— Есть ли на свете такая травка, которая помогает забыться?

Линни почувствовала, как у нее от нежности к этому большому и сильному человеку сжалось сердце.

— Говорят, что валериана помогает избавиться от дурных снов. Но память… — Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, будто видела в первый раз в жизни. — От дурных воспоминаний позволяет избавиться одно — время.

— А какие травы отбивают голод?

— Голод? Если ты голоден, то можно поискать землянику или чернику. Есть также съедобные корешки…

— Я не такого рода голод имею в виду, Беатрис. — Линни решила упорно не обращать внимания на имя сестры, а вникать в смысл им сказанного. Экстон говорило голоде тела, о вожделении, а вовсе не о пище. Врезавшаяся в ее обнаженную плоть золотая цепь мигом напомнила ей об этой сфере бытия.

— Существуют травы, которые помогают… обуздать голод и такого рода.

— Я, знаешь ли, не стал бы его обуздывать, а попытался бы его утолить. — Тут он придвинулся к ней и пошел рядом — бок о бок.

— Есть ли здесь трава или человек, которые помогли бы мне утешиться? Предупреждаю, в этом смысле я очень голоден, — добавил он, направляя свои шаги в сторону тенистой тисовой рощи.

Дрожь вожделения и ожидания волной пробежала по телу. Временами Линни представляла себе Экстона диким зверем, эдаким черным медведем, сошедшим с герба де ла Мансе. При этом себя она видела в роли жертвы и тряслась от страха. Но теперь она находила подобное распределение ролей волнующим и даже весьма соблазнительным.

Они все дальше и дальше углублялись в заросли — до тех пор, пока буйная весенняя зелень не скрыла от их взглядов замок. В рощу не долетали никакие звуки, кроме цокота белок, перепрыгивавших с ветки на ветку, и клекота паривших в небе над их головами ястребов. Здесь они были одиночестве. У Линни учащенно забилось сердце. Она не хотела и одновременно страстно желала того, чтобы это произошло между ними прямо здесь, в рощице. Страсть воспламенила се, и временами ей начинало казаться, что она может стать причиной лесного пожара.

Экстон прижал свою жену к огромному тису. Это было старое-престарое дерево, под чьими ветвями находило пристанище не одно поколение влюбленных. Но никогда еще старый тис не был свидетелем такой кипучей, бешеной страсти. При этом захватившее Экстона чувство — помимо вожделения отличалось невероятной, почти мистической глубиной и потому было выше страсти и именовалось любовью. Да, это была любовь.

Просто Экстон, прижимая тело жены к теплой шершавой коре тиса, об этом еще не знал, а если и догадывался смутно о чем-то подобном, то не находил слов, чтобы это объяснить. Он упорно смотрел в ее сине-зеленые, цвета моря глаза, словно в надежде прочитать в них ответ на свой не высказанный пока вопрос.

Любовь ли это? Или просто вполне объяснимая тяга мужчины к красивому, исполненному неги и страсти женскому телу? Если бы Экстона спросили, что ему нужно от жены, он бы, не задумываясь, ответил: добра, ласки, преданности — чего же еще?

Овладевая Линни под раскидистым, корявым от груза прожитых веков деревом, он вбирал в себя ее вкус, запах, даже звуки, которые она издавала в процессе соития. И при этом был убежден, что все происходит именно так, как он думал. Не более того. Ни в коем случае. Просто его жене удалось поселить у него в душе мир и одарить страстными ласками, на которые способна далеко не всякая женщина. От этого на его месте не отказался бы ни один мужчина, да и чувствовал бы при этом, наверное, то же самое, что и он. Любовь не имеет ничего общего со всем этим — да и не может же он испытывать любви к дочери де Валькура.

Тем не менее ему приходило в голову, что между ним и женой могло бы установиться со временем чувство обыкновенной человеческой приязни. Если она докажет ему свою преданность и будет вести себя, как положено доброй жене…

Ну и конечно, если она подарит ему сына и будет и впредь его ублажать… тогда… тогда… кто знает? Может быть, он даже сумеет ее полюбить… Может быть.

Они вернулись назад, когда наступили сумерки и небо над Мейденстоном сделалось пурпурно-алым. Бледный диск луны уже маячил на горизонте, обещая вскоре налиться отраженным золотом солнца. «Хорошая примета», — подумала Линни.

Завтра наверняка будет прекрасный день. Она закинула за плечи растрепавшиеся и спутанные волосы. Ноги у нее промокли, а зеленые пятна и засохшие разводы грязи на подоле, казалось, делали явным даже для самых недогадливых, чем они с Экстоном занимались в рощице.

Но она была спокойна — так же, как и он, хотя по выражению лица трудно было с уверенностью определить его состояние. Рука его покоилась у нее на талии и время от времени ласково касалась бедра.

Когда они вышли из зарослей на тропинку, которая вела к замку, и увидели два факела, обозначавшие створ ворог. она, повинуясь внезапно возникшему порыву, тоже обхватила его рукой за поясницу.

— Ты боишься возвращаться в замок? — спросил Экстон — Боюсь ли я? — эхом отозвалась Линни. Слово «боюсь не вмещало в себя множество противоречивых чувств, нахлынувших на нее при возвращении в замок. — Нет, пожалуй. Просто мне бы хотелось… чтобы в Мейденстоне наконец установились покой и мир.

— «Наконец»? Неужели в Мейденстоне не было мира до моего появления? — Он остановился, чтобы получше всмотреться ей в лицо. — Интересно, какую жизнь вели обитатели замка до того, как я раскинул лагерь под его стенами?

«Никчемную, — едва не выпалила Линни в ответ. До того, как в моей жизни появился ты, она была пустой, скучной и одинокой», — вот что ей хотелось сказать Экстону. Впрочем, в этих словах не было всей правды. Ведь раньше не сознавала этого, поскольку не знала, что бы иначе. Когда же в ее жизни возник Экстон и заполнил ее сердце до краев, только тогда она поняла, насколько пустым и бессодержательным было ее прежнее существование.