Дуэт - Непорочная грешница

Леди Хэрриет даже не шевельнулась.

— Твой брак в любом случае непристоен. Помни об этом. Кроме того, для нас важно, как он будет к тебе относиться — ведь это часть нашего плана. Итак, ему с тобой было хорошо?

— Да! — взорвалась криком Линни. — Было! Целых три раза!

«И мне, прости господи, тоже было хорошо». Золотые цепочки с рубинами жгли ей кожу, словно раскаленные, и ей в голову закралась безумная мысль, что бабка наверняка знает обо всем — в том числе и о цепочках, и о том, как при каких обстоятельствах Экстон прикреплял их к ее талии. Когда старуха в ответ разразилась хриплым смехом, Линни почувствовала, что от обиды и от стыда ее вот-вот стошнит.

— Три раза! Остается только удивляться, что он позволил тебе уйти от него в такую рань. Уж если он так к тебе проникся… Что, кстати, он сейчас поделывает?

Линни устала от бесконечного допроса и тупо смотрела на пол. «Неплохо было бы здесь подмести», — некстати подумалось ей.

— Когда я уходила, он оставался у себя…

— Понятно. А куда ты направишься отсюда?

— Назад к нему. — Голос ее прозвучал на удивление тихо. Каркающий смех старой леди снова огласил своды часовни, под которыми из уважения к святому месту отродясь не смеялись.

— Ну, так отправляйся к нему, не мешкая. Раздвинь перед ним ноги и заставь его позабыть обо всем на свете, кроме довольствия, до которых он, как я погляжу, большой охотник.

Затем смех старухи прекратился так же неожиданно, как и начался. Она ухватила своими костлявыми пальцами Линни за подбородок и посмотрела на нее в упор.

— Предоставь ему все, что он ни попросит, Линни. Но не забывай о нашем плане. Докажи, что ты не какая-нибудь пустышка, как мы все привыкли думать, что чего-то стоишь в этой жизни. Прояви себя с лучшей стороны перед своей семьей.

Старуха отпустила Линни на свободу и тяжело оперлась на клюку.

— Отправляйся к этому человеку и попытайся убедить его, что ты душой и телом принадлежишь ему, и только ему. Но не забывай при этом, кто ты есть на самом деле.

Линни не заставила себя упрашивать. На ослабевших ногах она двинулась к выходу из часовни и остановилась в дверях, чтобы определить, куда же ей идти. Муж ожидал ее в спальне, и ей следовало отправляться туда — хотя бы из одного чувства долга перед семьей. Но ей так хотелось побыть одной, наедине со своими мыслями, и обдумать как следует, все драматические изменения, которые произошли а последние дни в ее жизни.

Перед ней открывался ход во внутренний дворик, откуда другая лестница вела на стену, туда, где можно было прогуляться между каменными зубцами, не привлекая к себе внимания. Если подняться на стену и подставить лицо ветру, то южно обрести спокойствие — без него ничего толком не придумаешь.

Во дворике кипела привычная размеренная жизнь. Казалось, захват замка де ла Мансе ничего не изменил в ней. Три рыцаря упражнялись в пешем бою на мечах в дальнем углу, для того предназначенном. Двое подростков тащили в кухню тяжелую корзину. Собака бешено лаяла на унылого, понурого пони, влекшего за собой повозку, нагруженную провиантом. Погонщик, в свою очередь, орал на собаку и угрожающе пощелкивал кнутом. Обычная будничная сцена, но сегодня она казалась Линни какой-то нереальной.

Она выскользнула во двор и направилась к лестнице, выходившей на крепостную стену, стараясь не привлекать к себе внимания. Будь Линни в собственном одеянии, это не составило бы труда. Но в роскошном шелковом платье Беатрис, в котором она венчалась, это было непросто. Все же ей удалось беспрепятственно пересечь двор, но, когда Линни подошла к стене, во дворике стихли все разговоры и взгляды слуг и людей Экстона устремились к ней.

Господи, неужели ей не удастся больше бывать в одиночестве? Надо сказать, что и прежде такие минуты выпадали ей не слишком часто, но теперь… Теперь за ней будут следить постоянно, а это куда хуже обыкновенного человеческого невнимания.

Линни обнаружила уединенное местечко на стыке южной и западной стен, образовывавших бастион с амбразурой — защищенное со всех сторон укрытие, в котором могло поместиться разом не более двух человек. Она присела на край каменной кладки и, обхватив руками колени, устремила взор на зеленый простор, граничивший где-то на юге с морем.

Кругом, сколько хватало глаз, простирались возделанный поля и густые дубравы, а над ее головой нависали низкие тяжелые облака. Перед Линни лежал огромный неведомый ей мир. Тем не менее, эти широкие просторы не пугали ее, а казались куда более безопасными, нежели замкнутый мирок, в котором она сейчас обитала.

Линни закрыла глаза и опустила голову на колени. Хоть плакать она не собиралась, слезы сами нашли дорогу и заструились у нее по щекам. Как же быть ей дальше? Как жить? Ответ был очевиден. Она должна продолжать играть в новую на себя роль и дожидаться возвращения настоящей Беатрис.

Да, но в состоянии ли она это делать? Особенно сейчас когда Экстон де ла Мансе выпустил на волю демона ее чувственности. Как ей жить дальше, когда проклятые цепочки каждую минуту напоминали ей о том, что он проделывал с нею в спальне? Даже сейчас она чувствовала прикосновение металла и рубинов, хотя сидела неподвижно, слившись в одно целое с каменной стеной бастиона.

Но стоило ей шевельнуться, как цепочки приходили движение и…

Линни вскрикнула и подняла голову. Это был не сон — перед ней стоял Экстон де ла Мансе собственной персоной и касался рукой того самого места, куда не так давно прилаживал свои подарки.

Их взгляды встретились, и Линни поняла, что он собирается овладеть ею прямо здесь, в тесном пространстве бастиона, не откладывая дела ни на минуту.

Сердце с силой забилось у нее в груди, поскольку страх, стыд и желание разом предъявили на нее свои права. И что самое худшее, верх стало одерживать желание…

Экстон не отрываясь смотрел на порозовевшее, немного отрешенное лицо своей жены. Ее глаза были наполнены страхом, но одновременно в них отражались сжигавшие ее чувства. Рот был приоткрыт, и из уст вырывалось неровное, возбужденное дыхание.

Все было точно так же, как прошлой ночью, когда он возлежал рядом с ней.

Он обнаружил ее укрытие потому, что кто-то из часовых видел, как его супруга поднималась на башню, и указал ему, где ее искать. Интересно, заметил ли кто-нибудь из его окружения, до какой степени ему не терпелось до нее добраться? Ведь он, Экстон, хотел все сделать иначе — обнаружив, где она скрывается, громким голосом, так, чтобы все видели и слышали его, потребовать от жены, чтобы она немедленно вернулась в брачные покои. По какой-то странной причине ему требовалось во всеуслышание заявить свои права на эту женщину. Он испытывал желание публично ее приструнить и дать понять своим людям, что он владеет ею столь же безраздельно, как и всем, что находится в замке и деревеньке Мейденстон.

Но он никак не ожидал, что застанет ее склонившейся в глубокой задумчивости у амбразуры бастиона, под которым тускло отсвечивали мутные воды крепостного рва.

Эта ее отстраненность нанесла его гордости сокрушительный удар. Разве он не сделал все, что было в его силах, дабы научить ее извлекать удовольствие из физической любви. Ведь он собственными ушами слышал стоны страсти и разбуженной им чувственности, которые она издавала, изнывая от счастья в его объятиях.

Какое, в самом деле, право имела она отдаляться от него после того, что между ними было?

Экстон был очень сердит на нее — даже когда задирал ей юбки. Он сердился на нее за видимое отсутствие преданности, но равным образом гневался он и на себя — за то, что был настолько глуп, ожидая этой самой преданности от дочери Эдгара де Валькура.

Когда Линни попыталась воспротивиться его воле и привести свое платье в порядок, он остановил ее коротким резким приказом: — Не смей!

Линни подняла на него глаза. Сейчас она напоминала загнанное существо, оказавшееся во власти опытного, безжалостного охотника. Вокруг нее были стены бастиона, над головой — низкое, свинцовое небо, а перед ней — грозный муж, который пришел заявить на нее свои права и взять у нее то, что ему было нужно.

Экстон снова потянул вверх тяжелые юбки, открывая взгляду ее прелестные округлости и длинные, безупречно стройные ноги. А ведь поначалу он хотел взять ее за руку и отвести в опочивальню. Или овладеть ею в маленьком садике, где высаживали лечебные растения. Впрочем, предаваться с ней любви здесь, в бастионе, было куда приятнее, чем где-нибудь в саду. Здесь их никто не увидит, зато люди начнут шептаться, придумывая то, чего не было и в помине. Важно, что кое-кто из замковой челяди, сохранявший в душе преданность своим прежним хозяевам, поймет, что дочь де Валькура принадлежит новому лорду и душой, и телом и готова ублажать его, где ему только вздумается.

Экстон склонился над ней, едва сдерживая нетерпение — уж очень ему хотелось поскорее утолить страсть, сжигавшую его, заставлявшую забыть обо всем на свете.

— Не надо! Не здесь! — взмолилась она, пытаясь остановить его руку, которая уверенно двинулась вверх по ее ляжке. — Я пойду с тобой в спальню. Я пойду с тобой куда угодно, только не делай этого здесь… Я пришла сюда только потому, что мне захотелось хоть немного побыть в одиночестве…

— Почему ты ищешь одиночества? Разве ты со мной несчастлива? Но даже если и так, я научу тебя, как быть счастливой. Жена Экстона дела Мансе не должна испытывать печаль, находясь под одной крышей с мужем.

Услышав его слова, она содрогнулась, и на ее глаза снова набежали слезы. Это вызвало у Экстона раздражение. Если бы он грубо с ней обращался, это еще можно было понять. Но ведь он был чуток к ней и внимателен, на что не способен ни один из известных ему мужчин.

Экстон продолжил свою бесстыдную ласку, не обращая внимание на краску стыда на лице жены. Он заставит эту женщину позабыть о слезах, чего бы это ему ни стоило. Уж он-то, Экстон, знает, как успокоить и ублажить женщину. Скоро ее стенания сменятся стонами удовлетворенной чувственности!

Палец Экстона скользнул в ее нежные недра. И сразу же, к своей радости, услышал ее приглушенный вскрик. Он принялся действовать пальцем, действуя в ровном, неспешном ритме, но постепенно его убыстряя. Делал он это до тех пор, пока мышцы ее не расслабились окончательно, что могло означать одно: сопротивление ее сломлено.

Когда Линни откинула назад голову и принялась затуманившимися от страсти глазами отыскивать его взгляд, он ощутил в паху такое возбуждение, что едва не застонал сам. Оказывается, таким образом она может причинять ему боль? Но нет, это очень легко обратить против нее. Экстон коснулся пальцем крохотного бутона плоти, который имел над ней такую власть, Линни затрепетала. Да. Можно начинать. Она готова. Словно в подтверждение его мыслей, она издала громкий стон, и Экстон навис над ней, ухватившись за край каменного парапета. Она снова вскрикнула и обмякла, и Экстон вынужден был подхватить ее за талию. В порыве страсти Линни не заметила, как оказалась на самом краю крепостной стены. Спасая жену от падения, Экстон рванулся вперед, совершенно позабыв о том, что еще секунду назад был готов овладеть женою. Его чувствительная плоть при соприкосновении с каменным парапетом тут же напомнила ему об этом.

— Черт! — взвыл несчастный рыцарь, и из глаз у него посыпались искры, поскольку боль была непереносимой. Впрочем, ему не хотелось демонстрировать Линни свою слабость. Он сжал зубы и облокотился на край стены, чтобы перевести дух.

Когда боль отпустила, Экстон обрушился на Линни с упреками.

— Разве я не приказывал тебе сразу же возвращаться спальню? По-моему, я все ясно тебе растолковал!

Линни тоже успела уже подняться и, прислонившись к стене, пыталась выдержать его испепеляющий взгляд. Ее щеки покрылись алыми пятнами, а глаза сверкали от неуталенной страсти. Она задыхалась и была не в силах вымолвить ни слова.

Какой бы она ни казалась ему красивой прежде, сейчас от ее вида у Экстона просто захватило дух. Боль была мигом позабыта, и его орудие страсти вновь вздыбилось в боевой готовности. Они находились в таком месте, что замковая челядь смогла бы наблюдать во всех подробностях их соитие. Разговоры и сплетни слуг мало волновали Экстона — такого рода развлечения процветали во многих замках и при любых правителях, но ему не хотелось предаваться с Линни любовью на глазах у всех. Такое он мог позволить себе со шлюхой во время похода, но эта женщина была его законной супруго, а в будущем обещала стать матерью его детей. Он просто имел права унижать ее публично. Тем не менее он должен был взять ее — и сию же минуту.

— Немедленно отправляйся в опочивальню, разденься и жди моего прихода.

Только теперь у Экстона хватило силы оторвать от взгляд и двинуться неспешной походкой вдоль стены по направлению к сторожевой башне. Словно бы и не сгорая от всепоглощающего желания, такой хладнокровный он напустил на себя вид. На самом же деле он давал Линни фору всего пять минут — и ни секундой больше. Терпеть больше пяти минут он был просто не в состоянии.

Линни стояла и смотрела на удалявшегося от нее Экстона. Она не знала, то ли бежать от него прочь, то ли молить его, чтобы он вернулся. Смеяться ли ей — или плакать. Она вышла замуж за умалишенного, который ненавидел и вожделел одновременно!

Линни устало оперлась спиной о стену. Да, он — помешанный, но в таком случае и она ничем не лучше его.

Боится его, временами ненавидит и при всем том тает при малейшем его прикосновении. Несмотря на врожденный стыд, она вся пылала от грешных желаний.

Теперь он хочет, чтобы она разделась донага, легла на черное меховое покрывало и дожидалась его прихода.

Хотя Экстон уже давно скрылся из виду, нырнув в железную калитку башни, его образ продолжал оставаться у нее перед глазами. Может, он, конечно, и ненормальный, зато отлично умеет применять свой воинский талант в любовном деле. Она, во всяком случае, уже успела сдать ему все свои позиции. Хуже того, эта полнейшая сдача не печалила, а радовала ее. Она научилась давать выход своей страсти даже в то время, когда он главенствовал над ее телом. Впадая в экстаз любви, она стряхивала с себя прах привычных запретов и страхов.

Кстати сказать, если бы он не придержал ее за талию, она бы наверняка свалилась с крепостной стены и разбилась насмерть, поскольку, пребывая в любовном бреду, решила, что умеет летать, а минутная передышка несколько ее отрезвила, но не смогла пригасить бушевавший в ней огонь неудовлетворенной чувственности. Испытывая отвращение к собственной испорченности, она оторвалась от стены и двинулась к лестнице. Экстон велел ей ждать его в опочивальне — их опочивавльне. Он что же, и впредь будет проводить с ней каждую ночь? Даже ее отец, который, как известно, обожал мать, не делил с ней свои собственные покои.

А с какой это стати она решила, что ее муж будет хоть в чем-то походить на отца?

Линни остановилась и постаралась хоть как-то привести в порядок. Это занятие не слишком ее успокоило, зато позволило предстать перед слугами, суетившимися в замковом дворе, в достойном виде. Спускаясь по лестнице, она в который раз почувствовала прикосновение золотых цепочек к промежности и подивилась странным наклонностям. Она, не отказав себе при этом в удовольствии дать волю потаенному воображению. Погруженная в свои мысли, Линни не замечала косых взглядов, которыми ее награждала удивленная ее появлением челядь. Она пересекла двор, поднялась на второй этаж, где находились господские покои, и только здесь, оказавшись в коридорчике перед массивной дверью опочивальни, была вынуждена прервать свои не слишком благочестивые размышления.

— Питер? — выдохнула она в изумлении и остановилась как вкопанная.

Тот вскинул на нее глаза с того места, где сидел, подпирая спиной только что вывешенный ручной работы ковер с изображением Вильгельма Завоевателя, плывшего на корабле с войском через Английский пролив. Чудовищное животное, которое Питер называл своим любимцем, лежало у его ног, пребывая в полном восторге от ласки, которую щедрой рукой отпускал ему хозяин.

— А вот и женушка моего братца. Ну, как тебе понравилось его обхождение? — с иронией осведомился Питер.

Щеки Линни покрылись красными пятнами стыда, а в горле встал комок. У нее не было сил вступать в пререкания с Питером и отвечать острым словцом на выпады в ее адрес.

Тот оценил ее смущенное молчание и утомленный вид и расхохотался.

— Видно, очень понравилось. Я бы сказал — даже слишком.

Но, когда она, склонив голову, попыталась проскользнуть мимо, желая только одного — пробраться в свои покои и захлопнуть за собой тяжелую дубовую дверь, Питер вскочил с места. Его огромный пес тоже вскочил, но, немного подумав, уселся на задние лапы и принялся с глубокомысленным видом вычесывать задней лапой блоху из уха.

??ак-так-так, — протянул брат милорда и придал удивленное выражение. — Что происходит? Ни тебе призрительных взоров, ни тебе угроз отравить несчастного пса того хуже — его хозяина? Только не пытайся меня уверить что Экстон за одну ночь укротил тебя и превратил в смирную овечку. — Питер встал у двери и, положив руку на щеколду, преградил ей путь в опочивальню. — Впрочем, если так — то очень жаль, — тут он притворно загрустил и потупил брови. — Некому теперь, значит, со мной ссориться. Кто же тогда избавит меня от скуки, которой напитан здесь каждый камень?

В прежние времена Линни сразу бы вспыхнула, как порох, — до того ей досаждал развязный тон де ла Мансе-младшего. Но теперь она опустила глаза и промолчала. Кто знает, может, Питер и прав и Экстон на самом деле вобрал в себя ее былой огонь — или, по крайней мере, направил его испепеляющую силу в другое русло. Она еще больше покраснела и тихо произнесла:

— Позволь мне пройти.

Питер снова обозрел ее с ног до головы и даже покривил рот, услышав ее слабый голос.

— Устала, что ли? Ну конечно, как я не догадался? Повышенное внимание Экстона подорвало твои силы.

Он продолжал прохаживаться на счет Линни, но даже самые язвительные его замечания не смогли ее пронять. Собственные неприятности досаждали ей куда больше, чем ядовитые шутки Питера.

— Может быть, ты позволишь мне все-таки войти? — повторила она и с этими словами ухватила Питера за запястье, отвела его руку в сторону и прошла в господские покои.

Увы, настырный Питер следовал за ней как приклеенный.

??ыйди отсюда! Оставь меня в покое.

Увы, младший де ла Мансе оказался не менее упрямым, чем его брат. Он скрестил руки на груди, смерил ее взглядом и спросил:

— Ну, что у тебя не так?

Линни не удержалась от истерического смешка.

— Что у меня не так? Что у меня не так? Ты лучше спроси, что у меня так! Спроси, что со мной случилось хорошего. И я отвечу тебе одним словом — ничего! У меня все не так. Все! Все! Все!

Она отвернулась от Питера в тщетной попытке скрыть от него свое возбужденное состояние. При этом взгляд ее упал на огромную супружескую постель и на черное покрывало из медвежьего меха.

И снова она ощутила прикосновение цепочек к своей коже — каждого их звена, каждого рубина.

??у, чего же ты не смеешься? Позлорадствуй вволю, а потом уходи, — пробормотала несчастная. — Но только поторапливайся, потому что скоро придет Экстон.

Питер переступил с ноги на ногу.

— Он что же — отослал тебя сюда и велел его ждать опять? — В голосе молодого человека явно слышал удивление.

Линни ничего не ответила. Сказать по правде, она сама не уставала удивляться мужским доблестям Экстона.

? ?оворят, ты ударила его кинжалом.

Линни мгновенно повернулась к нему лицом. И как спрашивается, он об этом узнал?

— Стало быть, это правда. — На лице Питера появилось хмурое выражение, чрезвычайно сходное с тем, какое любил напускать на себя Экстон. — Надеюсь, он тебя основательно за это отколотил. А если нет, то это сделаю я.

И снова Линни расхохоталась, но на этот раз ее смех подозрительно походил на рыдания.

— Побил ли он меня? Считай, что побил. Только не так как ты думаешь. Если тебя интересуют детали, обратись к своему братцу, а меня нечего терзать. Уж он-то тебе поведает все — без утайки — и вволю вместе с тобой посмеетесь. Надо мной, разумеется. Так что вы можете смело собой гордиться — двое больших сильных мужчин совладали с одной единственной беззащитной женщиной!

Питер собрался было ответить ей не менее ехидным замечанием, но промолчал. Двое больших сильных мужчи. А ведь они и в самом деле с ней совладали. Разве не так? Ни какой радости, правда, он при этом не испытывал, напротив, почувствовал себя жестоким и безжалостным человеком.

Он в замешательстве на нее посмотрел. Теперь она уже не казалась ему злобной ведьмой, способной отравить его любимого Мура. Даже злость, которая поднялась в нем, когда он узнал, что она ткнула Экстона кинжалом, полностью улетучилась при виде ее несчастного лица.

Хотя Питер был с Линни примерно одного роста, вдруг показалась ему маленькой и очень хрупкой. Она походила на нежный росток, прижатый к земле бурей. «А в бурю вызвала не она, — вдруг пришло на ум Питеру. — О всего лишь пыталась во время этой бури уцелеть». Питер кашлянул и, потоптавшись на месте, начал:

— Леди Беатрис…

— Я же просила ? оставь меня в покое! — напустилась на него Линни, и юноша облегченно вздохнул — кое-какой пыл в жене брата все еще оставался.

Питер, пятясь, вышел из дверей, и Линни захлопнула за ним створки. Впрочем, младший де ла Мансе уходить из коридора не торопился. К нему подошел Мур и ткнулся влажным носом в ладонь в надежде на подачку. Питер сунул руку в мешочек, висевший у него на поясе, и вынул кусок поджаренного теста. Пока волкодав пожирал лакомство, Питер не отрывая, глаз смотрел на тяжелые двери господских покоев. Здесь же, у дверей, его и застал вернувшийся Экстон.

— Что это ты здесь делаешь?

? ?а вот… Вышел с Муром на прогулку. — Питер снова перевел взгляд на темную поверхность дверей. — Она, знаешь ли… Я хочу сказать, что…

Экстон остановил его жестом.

— Если у тебя нет иного дела, как только слоняться по этажам со своим ужасным псом, обещаю, что я найду тебе занятие. Перестань околачиваться возле моей жены.

Лорд даже не пожелал удостовериться, исполнил ли брат о распоряжение. Он сразу шагнул к двери, распахнул ее и шел в комнату.

Питер продолжал в оцепенении стоять в коридоре. Более того, ему даже удалось кое-что разглядеть, когда Экстон 1ул дверную створку на себя, — то, что не предназначено для его глаз. Его взору предстала огромная кровать под балдахином, покрытая роскошным меховым покрывалом из шкуры черного медведя. На покрывале, совершенно нагая, лежала, распластавшись на животе, Беатрис. Видение продолжалось не более секунды, но оно навеки запечатлелось у Питера в мозгу. Белая кожа женщины молочно отливала на шкуре животного, являя собой разительный контраст с черным мехом покрывала. Питер заметил ее осиную талию, нежный изгиб бедер и округлые выпуклости ягодиц. Не остались без внимания и стройные длинные ноги, заканчивавшиеся крохотными ступнями.

В свое время Питер слышал о христианских мученицах, и жена Экстона напомнила ему одну из них. Тот факт, что она лежала на животе, озадачил его, ему показалось, что Линни готовится принять от его брата наказание. Черт бы побрал Экстона — что он, в самом деле, с ней собирается делать?

Он на цыпочках подошел поближе к двери и остановился. В комнате стояла тишина — ни криков боли, ни злобных возгласов Экстона.

Питер заколебался. Как-никак эта женщина была женой его брата, а Экстон — ее мужем. У милорда было полное право поступать с ней как ему заблагорассудится. Он лишь не мог убить ее — или изуродовать. «Впрочем, Экстон, без сомнения, не стал бы этого делать», — напомнил себе Питер, зная снисходительное отношение брата к женщинам.

Он вспомнил своих родителей, о том, как они любили друг друга, пока его отец не пал в бою неподалеку от Каен. Но даже смерть отца не смогла убить любовь матери к мужу — она и посей день не забыла о нем. Хотя Питер пока не помышлял о женитьбе и о женщине, которая в один прекрасный день станет его женой, он неожиданно для себя принял решение жениться исключительно по любви. Ему не нужна супруга, которая при его появлении съеживалась бы от страданий.

Питер со смущением подумал о том, что и его родители свое время предавались плотским утехам. Но делали они это по любви — в этом Питер не сомневался. А не так, как Экстон и его жена — под гнетом страха и злобы.

Однако же супружеские отношения Экстона и его жены к нему, Питеру, прямого отношения не имели. Его брат не потерпел бы даже малейшего вмешательства в свои личные дела, да и Беатрис тоже — о чем она совсем недавно дала это понять. Так или иначе, но, когда Питер наконец повернулся и пошел прочь, прихватив за ошейник Мура, на сердце у него было тяжело.

Да, они с братом вернулись в замок Мейденстон, но Питер никак не мог приучить себя к мысли, что это его родной дом. Хотя и очень старался.

Глава десятая

Линни проснулась и сразу же поняла, что в опочивальне кроме нее, никого нет. Она не сомневалась в этом, как сомневалась и в том, что уже наступила ночь. Об этом сказали глаза и незнакомое чувство, которому пока не было названия, но которое, тем не менее, позволяло с уверенностью утверждать, что Экстон ушел.

Линни перекатилась на спину. На ней ничего не было, и она куталась в медвежье покрывало. Медведя Экстон убил в местечке под названием Жисор. Он сообщил ей об этом в одну из редких минут покоя, когда они лежали на постели, набираясь сил перед новой любовной баталией.

Линни прикрыла глаза и тихонько вскрикнула от отчаяния. Ей даже не удалось подсчитать, сколько раз за то время, что они были вместе, Экстон вступал с ней в отношения, официально именовавшиеся супружескими. Перед тем, как встать с Экстоном у аналоя, Линни редко задумывалась о том, что происходит между мужчиной и женщиной, когда они вступают в брак. Правда, она слышала, что некоторые женщины получали от супружеской близости удовольствие, в то время, как другие всячески ее избегали и боялись. Супружество, таким образом, не давало гарантии счастья, и Линни сделала вывод, что любовь является тем самым определяющим фактором, который и подключает удовольствие к любовному акту.

Но теперь она знала, что это не так. Она получала удовольствие — и еще какое! Но она не любила мужчину, который ей это удовольствие доставлял. Да и как она могла его полюбить? Он был ее врагом. К тому же она едва была с ним знакома. Общение с Экстоном позволило ей узнать о нем некоторые вещи, которых лучше было бы не знать. Впрочем, и он кое-что узнал о ней… Узнал, к примеру, что она боится щекотки. А вот он не боялся. Никого и ничего. Она видела у него на груди шрам, который он получил во время единоборства с медведем, превращенным нынче в меховое покрывало. Кроме того, Экстон выяснил, что у нее на ноге есть родимое пятно, а она — что ему двадцать восемь лет от роду и что родился он в замке Мейденстон в тех самых покоях, в которых они сейчас находились. Он, в свою очередь, стал обладателем драгоценного знания о том, что она появилась на свет в комнате напротив.

Но он не знал самого главного — того, что у нее есть сестра-близнец. Он не знал, что настоящее имя его жены не Беатрис, а Линни, и даже не подозревал о том, что она не раскрыла ему ночью эту тайну.

Линни притянула к себе меховую полость и с удовольвием приникла к ней щекой. Порой у нее возникало ощущение, будто она — язычница из древних времен, которой больше пристало ходить в шкурах, нежели в шелке.

Экстон целовал ее во все те места, к которым сейчас ласково прикасалась меховая полость. И она получала от этого неописуемое удовольствие. А поначалу она его очень боялась — уж слишком он был с ней суров, хотя она и не знала — почему. Он прилюдно разозлил ее, пытаясь овладеть ею прямо там — на бастионе. Тот факт, что у них тогда ничего не получилось, служил ей большим утешением — ведь могло получиться, могло! И когда он вслед за ней пришел в опочивальню, то тоже был зол. Это потому, что она не сделала так, как ему хотелось, — она не вернулась сразу же в опочивальню, а поднялась на стену чтобы побыть в одиночестве.

Отослав Питера, она разделась донага и легла на меховую полость на живот, как приказал ее муж и господин. Признаться, она думала, что он устроит ей порку, но готова была выдержать и это. Линни с детства приучила себя не обращать внимания на физическую боль. А все потому, что давно поняла — человек, который эту самую боль причиняет, испытывает удовольствие от страданий жертвы, а ей не хотелось доставлять радость своим палачам.

Когда его рука коснулась ее тела, боли она не почувсвовала. Он был суров, но бить ее не стал.

Зато постарался дать ей понять, что она безраздельно принадлежит ему — и никому больше. Он завладел ею по праву сильного — точно так же, как прежде победил в единоборстве медведя и завладел его шкурой.

А потом он стал предаваться с нею любви, причем такими странными способами, что воспоминания об этом до сих пор не давали ей покоя.

А потом они заснули. Сном невероятно утомленных людей. Экстон проснулся первым и принялся обучать молодую жену новым способам чувственных радостей. Он целовал цепочки, которые подвесил ей к талии, следуя губами за малейшим их изгибом. Когда же она запротестовала, он сказал, что в ее теле для него нет запретных мест.

Его бесстыдность смущала ее невероятно. Она даже пыталась его остановить, Экстон одержал верх — как всегда. Он был много сильнее и старше ее и отлично знал ремесло любовника.

— Ты не пожалеешь, — сказал он.

И она не пожалела — в этом он был прав. Линни и сейчас готова была мурлыкать, как кошка, вспоминая его губы у себя на теле. Да она и в самом деле походила на кошку — очень и очень похотливую.

Но и это был еще не конец. Они снова погрузились в сон, и на этот раз первой проснулась она.

Ей следовало воспользоваться такой возможностью и бежать из спальни без оглядки. Линни смогла бы, пусть ненадолго, побыть в одиночестве. Но она вместо этого принялась изучать его тело, раскинувшееся на покрывале во всей мужской красе.

Что и говорить, это был великолепный самец. Ей, правда, не с кем было особо сравнивать своего супруга — но подобный вывод напрашивался сам собой. У него были длинные сильные ноги, крепкая широкая грудь и плоский мускулистый живот, поросшие во многих местах темными завитками волос.