Великолепный (№1) - Великолепный

Но ведь это абсурд! Здесь не Восток – неужели ему это непонятно? Воистину, сэр Меррик слишком долго странствовал по пустыне и основательно перегрелся на солнце. Он и здесь, в Англии, продолжает воевать с целым светом!

Клио тяжело вздохнула, уселась на подоконник и задумалась, продолжая время от времени поглядывать в сторону ворот. Но нет, надеяться было не на что. Сэр Исамбар был твердыней несокрушимой.

Интересно, как бы повел себя этот рыцарь, если бы она прокралась по верху стены к воротной башне и опрокинула ему на голову ведро с... скажем, с живыми угрями? Или – того лучше – с рыбьими потрохами и чешуей? Очень может быть, что тогда бы он...

По счастью, Клио не пришлось ради обретения свободы лить на голову старому рыцарю помои и рыбьи потроха. У нее в голове созрел и быстро обрел законченные очертания новый восхитительный план.

Клио обмотала волосы плотной льняной материей, придав этому импровизированному головному убору вид и форму пышного восточного тюрбана. Лицо и руки она натерла соком зеленых грецких орехов, которые обнаружила в кладовке, где хранились припасы. Сок этот мгновенно чернел на воздухе, отчего кожа девушки приобрела насыщенный темный оттенок и она стала походить на самого настоящего сарацина.

Чтобы сходство с посланцем далеких восточных стран было абсолютным, Клио накинула поверх платья широченный полосатый халат, привезенный в незапамятные времена ее предками из крестового похода и с тех пор бережно хранимый в сундуке.

Потом Клио потихоньку вывела из конюшни любимого арабского скакуна Меррика, оседлала его и, предварительно зачернив соком грецкого ореха белую звездочку у него на лбу и белые чулки на передних ногах, забралась ему на спину.

Короче говоря, когда она поехала по двору, направляясь к воротам замка, никому и в голову не пришло заподозрить в этом экзотическом всаднике хрупкую светловолосую владелицу Камроуза. Клио уже успела поздравить себя с осуществлением одного из своих самых блестящих замыслов, как вдруг, оглянувшись назад, заметила ястреба Гроша, который, вцепившись клювом и когтями в хвост жеребца, ехал вместе с ней.

– Грош! – отчаянно зашептала она. – Сейчас же убирайся отсюда!

Но Грош вовсе не торопился исполнять ее распоряжение. Он ехал себе дальше, раскачиваясь на хвосте из стороны в сторону в такт с шагами скакуна.

Клио в панике оглянулась по сторонам. До ворот оставалось не более сотни ярдов, но, к счастью, никто до сих пор не обратил на Гроша внимания. А если бы это случилось, могли возникнуть непредвиденные осложнения, поскольку любимцы леди Клио – Циклоп и Грош – давно уже сделались в замке притчей во языцех.

Клио соскользнула с седла на землю и, сделав вид, что осматривает у коня заднее копыто, распахнула халат.

– Лезь сюда скорей, безобразник! – торопливо прошептала она, обращаясь к Грошу.

Убедившись, что Грош удобно устроился у нее за пазухой, Клио снова взлетела в седло и двинулась к воротам, которые миновала без малейших осложнений.

«Слишком уж все легко получилось, – подумала Клио, когда копыта жеребца прогрохотали по подъемному мосту и всадница с конем вырвались, наконец, на приволье. – Даже и неинтересно как-то».

Отъехав от замка на порядочное расстояние, Клио спешилась, высвободила Гроша из складок халата и торжественно водрузила его на свое левое плечо, а сам халат закинула на седло. Затем она пружинистым легким шагом двинулась вниз по изрытому кроличьими норами склону, ведя коня в поводу.

Грош между тем совершил путешествие вниз по ее руке, которая сжимала поводья, взмахнул крыльями, невысоко взлетел и уселся прямо на макушку арабского скакуна Меррика. Там, на голове у лошади, он и продолжил путешествие, чувствуя себя наверху блаженства. Глядя на него, Клио расхохоталась – судя по всему, воздух свободы ударил в голову и ястребу, опьянив его ничуть не меньше, нежели хозяйку.

Подхватив юбки, Клио пробежалась по склону, чувствуя, как нагретая солнцем луговая трава хлещет по обнаженным лодыжкам и икрам. Ее охватила такая буйная радость, что она, сбросив туфли и заливаясь счастливым смехом, стала кругами носиться вокруг арабского скакуна Меррика, который следовал за ней как привязанный, хотя она давно уже отпустила поводья. Потом Клио замерла на месте, закрыв глаза, подняв лицо к небу и раскинув руки в стороны, впитывая в себя восхитительное чувство полного освобождения.

Стоял на редкость теплый, яркий и погожий день. Небо было ясным и безоблачным, ласково светило солнце, а трава и листья деревьев отливали изумрудом. В воздухе реял легкий ветерок, приносивший с собой пряные ароматы лугов, влажный, чуть отдающий тиной, запах речки и мощное, насыщенное миллионом разнообразных запахов, благоухание густого, почти непроходимого леса. Окружавшую Клио тишину нарушало только блеяние овец, бродивших в отдалении, и звяканье их колокольчиков, шелест крыльев проносившихся над головой диких лебедей да пение укрывшегося в ветках дерева зяблика.

Клио спустилась вниз по склону и направилась в сторону леса. Умный арабский скакун с сидевшим у него на голове Грошем послушно шел следом, как видно, безоговорочно признав в ней свою хозяйку.

Здесь, у края дремучего, бесконечного леса, трава росла гуще, пахла слаще и пестрела многочисленными цветами. В ветвях деревьев негромко ворковали лесные голуби, а малиновки, жаворонки и зяблики с тихим шорохом перелетали с ветки на ветку. В неумолчном треске насекомых и пении птиц при желании можно было распознать тихие голоса обитавших в чащобе нимф, эльфов и прочих сказочных существ.

Клио привязала арабского скакуна Меррика к ветке могучего каштана. Когда же она протянула руки к Грошу, тот сделал вид, что этого не заметил. Клио поняла, что птица отлично себя чувствует на голове у лошади и желает пребывать там и впредь.

– Ну и славно, дружок, сиди там, сколько влезет, – сказала она и погладила сначала птицу, а потом изящную, будто точеную морду лошади. Попрощавшись, таким образом, со своими спутниками, Клио приподняла юбки и вошла в лес, напевая фальшивым голосом песенку, восхвалявшую женский ум и хитрость.

В лесу было темно, прохладно, влажно и пахло сырым мхом и лишайником. Клио даже на мгновение стало не по себе, но потом она обнаружила у подножия могучего тиса несколько побегов нужной ей лечебной травы и тут же забыла о страхе. Девушка нагнулась, сорвала травку и положила в кожаную сумку, висевшую на серебряной цепочке у нее на поясе.

Затем она двинулась дальше, все больше и больше углубляясь в чащу. Деревья здесь стояли настолько тесно и близко друг к другу, что их кроны полностью закрывали от Клио солнце, создавая впечатление, что уже настал вечер. В траве у корней деревьев можно было разглядеть светлые шляпки грибов, которые порой достигали очень больших размеров.

Неожиданно лес начал редеть, и Клио выбралась на поросшую резедой и другими лесными цветами поляну. Сорвав ромашку, она начала машинально обрывать с нее лепестки, нашептывая себе под нос слова древнего как мир гадания:

– Любит – не любит, любит – не любит... Это была дань прежним романтическим представлениям Клио о сэре Меррике, который в ее не столь давних девичьих грезах виделся идеальным рыцарем без страха и упрека. В соответствии с ее тогдашними чаяниями, Меррик – помимо прочих выдающихся качеств – должен был обладать умением слагать стихи и песни и красиво изъясняться в своих чувствах...

Теперь, однако, выяснилось, что Меррик ничего этого делать не умеет и предпочитает отдавать приказы, а не объясняться в любви. Его, пожалуй, нельзя было назвать человеком жестокосердным, но – по мнению Клио – избытком доброты и нежности он тоже не страдал. Во всяком случае, ее жених не торопился раскрывать перед ней свое сердце, да и вообще никогда всерьез с ней не разговаривал. В сущности, Клио так и не смогла себе уяснить, какой он – этот не придуманный ею, а реальный, земной Меррик де Бокур. Она знала только, что они абсолютно разные люди. Между ними существовало множество различий, и некоторые из них были столь глубоки, что это приводило ее в ужас... Оставив на время мысли о будущем, которое иногда казалось ей весьма неопределенным и даже мрачным, она двинулась дальше. Постепенно сгустившаяся в лесу тьма стала рассеиваться, воздух ощутимо потеплел, и Клио почувствовала легчайшее дуновение ветерка. Сквозь переплетавшиеся у нее над головой ветви неожиданно пробились солнечные лучи и осветили тропинку, по которой она шла. Одновременно солнечный свет озарил поднимавшиеся от земли молочные клубы тумана, и они, сверкнув, как золотые россыпи, медленно поплыли среди стволов деревьев, придавая всему, что окружало Клио, волшебную, почти ирреальную красоту. Она двигалась среди искрящегося золотом тумана, как невеста, направляющаяся в церкви к аналою, чтобы там сочетаться браком со своим избранником. Тропинка, по которой ступала Клио, выводила из леса на просторный луг, разделенный надвое серебристым потоком, стекавшим с голубевших вдали гор. Присев на траву рядом с цветущим кустом боярышника, девушка подтянула колени к груди, обхватила их руками и стала вслушиваться в шум горной стремнины. Поток, разогнавшись в своем беге, пенился и клокотал, сталкиваясь с обломками скал, загромождающими русло.

Клио заметила коричневую водяную крысу, которая с быстротой молнии промчалась от леса к берегу, бросилась в воду и поплыла, поминутно вскидывая вверх мокрую усатую мордочку и оглядываясь. Девушка улыбнулась. Журчание и плеск воды действовали успокаивающе и одновременно придавали бодрости, как глоток холодного яблочного сидра в разгар летнего зноя. Разнежившись под ласковыми и теплыми солнечными лучами, Клио, щурясь, подняла глаза к небу, чтобы полюбоваться на вечное светило, но вдруг вспомнила, что лицо у нее вымазано соком грецкого ореха.

Посмеявшись в который уже раз над своей проделкой, она размотала фальшивый тюрбан, скрывавший ее волосы, а затем подошла к горной речушке и встала на колени у самой воды. Рядом с ней, плеснув хвостом, из прозрачных ледяных струй выскочила на поверхность розовая, в коричневых пятнышках форель и поймала в воздухе мушку. У девушки мелькнула мысль, что если эту рыбину поймать и сварить, то получится очень вкусный ужин.

Нагнувшись поближе к воде, Клио тщательно вымыла лицо и руки и вытерлась куском льна, который сняла с головы. Покончив с этой процедурой, она затянула, страшно фальшивя, балладу о лесном рыцаре, у которого даже лошадь – и та была зеленой, под цвет листвы, и наклонилась над речкой, чтобы увидеть свое отражение. На глаза ей сразу упало несколько белокурых прядей, и она заложила их за уши.

Внезапно на поверхности воды рядом с ее лицом проступила физиономия неизвестного ей мужчины. И внешность у него была такая зловещая, что Клио, с шумом втянув в себя воздух, пронзительно закричала.

15

Валлийцы бежали отовсюду. Они неслышно, словно лесная нечисть, появлялись из-за стволов деревьев и густых кустов. Эти дикие на вид мускулистые люди не носили ни лат, ни шлемов, и их единственным украшением были длинные, торчавшие во все стороны лохмы. При всем том у каждого из них висел через плечо огромный – в человеческий рост – страшный боевой лук.

Кожаные штаны и куртки валлийцев были испачканы грязью и потерты до такой степени, что об их первоначальном цвете оставалось только догадываться. Этот неопределенный серо-коричневый оттенок, который обретали одеяния варваров от долгой носки, позволял их владельцам ловко маскироваться среди кустарника и стволов деревьев в лесу. Шпор на сапогах у валлийцев не имелось. Впрочем, не имелось у них и сапог, да и лошадей тоже – все они, подобно дикарям из древних легенд и баллад, ходили босиком и передвигались по земле пешком. Особенно же поражал взгляд этих людей – пустой и бесчувственный, как у мертвецов.

Клио никогда прежде не приходилось встречать валлийцев. Сейчас они собрались вокруг нее в кружок и пересмеивались, но в их смехе не было веселья. Клио решила, что это скорее всего очень опасные и жестокие люди.

Когда эта мысль окончательно сформировалась у нее в мозгу, она снова закричала – еще громче, чем прежде.

Между тем не только внешность валлийцев внушала ей ужас, хотя они и выглядели, как дикие звери. Еще больше ее пугали их вкрадчивые, какие-то неуловимые движения, которые источали угрозу. Так передвигаются, подкрадываясь к добыче, хищники – прежде чем броситься на свою жертву и вонзить в нее острые клыки и когти.

Мужчина, чье отражение она видела на поверхности воды, подскочил к ней и схватил за плечо. Другой вытащил из-за пояса знаменитый валлийский нож с двумя клинками и начал медленно к ней приближаться. Клио, словно загипнотизированная, смотрела на этот ужасный нож, чувствуя, как ноги у нее подкашиваются, а руки немеют.

Валлийцы, очевидно, заметили, что глаза ее помертвели от страха, и ощерили рты в зловещих ухмылках. Для них явилось полной неожиданностью, когда Клио изо всех сил пнула ногой державшего ее разбойника, выскользнула у него из рук и, ловко уклонившись от второго, который заходил сзади, бросилась наутек.

Валлийцы что-то завопили на разные голоса, но Клио даже не оглянулась. Зажав в кулаках подол платья, она рванулась к лесу и уже через мгновение оказалась под его спасительной сенью. Мелкая лесная живность при ее приближении прыскала во все стороны, а птицы с отчаянным щебетом стаями поднимались с кустов и деревьев и взмывали в небо, тем самым невольно указывая преследователям, где искать беглянку.

У Клио колокольным звоном отдавался в ушах стук собственного сердца, а дыхание сделалось хриплым и затрудненным. Несмотря на это, она отлично слышала звуки приближающейся погони – мчавшиеся за нею по лесу валлийцы тоже тяжело и хрипло дышали и при этом рычали, как одичавшие псы.

Они были близко, это точно. Но как близко? Один из разбойников что-то крикнул, и Клио поняла, что он совсем рядом – в каких-нибудь десяти шагах у нее за спиной. Девушка не знала древнего языка кельтов, но догадывалась, что валлиец приказывает своим людям окружить ее.

– Прикончить ее! Прикончить! – вопил какой-то валлийский ублюдок, и эти слова она поняла. Прикончить? Ее?!

Сердце Клио бухало, как кузнечный молот, а ноги будто налились свинцом. Однако страх придал ей сил, и она побежала еще быстрее.

Хрупкой и маленькой Клио удавалось змеей проскальзывать среди деревьев, которые росли так тесно, что, казалось, между ними было не прошмыгнуть и ласке. Крупным и рослым валлийцам это уж точно было не под силу, и они всякий раз бежали в обход. А поскольку Клио неслась как сумасшедшая, не замедляя бега ни на секунду, расстояние между ними начало увеличиваться. Но вот у нее над плечом что-то просвистело, и в стоявшее рядом дерево вонзилась оперенная стрела. Клио пригнулась к земле и так, согнувшись в три погибели, побежала дальше. В мгновение ока она пересекла крохотную полянку, свернула влево и увидела, как в отдалении блеснула река. Там, за деревьями, открывался вид на простиравшуюся до самого горизонта равнину.

Над головой девушки прошелестела еще одна стрела, а третья воткнулась в землю у самых ее ног. Клио оглянулась, но сразу же поняла, что этого не следовало делать: она споткнулась о корень и, чтобы сохранить равновесие и не упасть, вынуждена была выпрямиться, на мгновение замерев на месте.

И тут же ее поразила стрела. Удар пришелся в плечо, и боль раскаленным прутом пронизала все ее существо.

Клио вскрикнула и, повернув голову, попыталась определить, насколько тяжела рана. Ничего утешительного она не увидела – острие глубоко проникло в ее тело, а оперенное древко торчало из спины, как чудовищный белый цветок.

Но странное дело – хотя боль от раны и причиняла ей сильные страдания, Клио казалось, что происшедшее не имеет к ней никакого отношения, и она – это вовсе не она, а какая-то другая девушка, попавшая в беду.

Как бы то ни было, Клио снова пустилась бежать, однако теперь ее гнал вперед один только инстинкт. Она чувствовала, что просто обязана двигаться дальше, иначе окажется в лапах этих дикарей, которые наверняка убьют ее.

И все-таки как она ни торопилась, силы с каждым шагом покидали ее, и бежать становилось невмоготу.

Клио попыталась было взять себя в руки, но измученное тело отказывалось подчиняться мысленным приказам. На удивление, тяжелой поступи валлийцев и треска кустов у себя за спиной она больше не слышала. Впрочем, она вообще ничего не слышала – кроме собственного затрудненного дыхания и бешеных ударов сердца, заглушавших все иные звуки...

Скоро силы Клио иссякли окончательно. Теперь в распоряжении девушки был только ее хваленый боевой дух. Поскольку тело отказывалось ей служить, оставалось одно – повернуться к валлийцам лицом и достойно встретить испытание, которое провидению угодно было ей ниспослать. Клио остановилась и гордо вскинула голову. Глаза ее сверкнули, будто она хотела испепелить валлийцев взглядом.

Но тут воздух сотрясли громовые звуки такой силы, что девушке показалось, будто раздался глас иерихонских труб, обладавший, как известно, способностью разрушать даже каменные стены крепостей. Тем не менее, это был всего лишь боевой клич, который выкрикивал самый обыкновенный смертный: – Вперед, де Бокур!

Клич прозвучал снова и, подхваченный эхом, многократно повторился и разнесся далеко по равнине. Можно было подумать, что кричала сотня солдат одновременно, хотя валлийцев вызывал на бой один-единственный воин.

Клио сразу же узнала и голос, и клич и мысленно уцепилась за него, как утопающий хватается за соломинку. В этот момент она была похожа на человека, стоящего на крохотном камне посреди бушующего моря, до которого вдруг донеслась благая весть о спасении. Чуть позже она услышала тяжкий топот копыт огромного скакуна, от поступи которого сотрясалась земная твердь.

Все, что происходило в дальнейшем, Клио наблюдала, словно во сне.

В редколесье ворвался, словно буря, огромный, серой масти конь. На нем ехал рыцарь, с ног до головы закованный в блестящую стальную броню. В третий раз испустив громовой клич, от которого стыла в жилах кровь и волосы вставали на голове дыбом, рыцарь выхватил из ножен длинный, сверкающий, как зеркало, боевой меч, который показался Клио мечом архангела Михаила – начальника всего небесного воинства.

Даже если бы рыцарь хранил полное молчание, Клио сразу бы его узнала – по вышитому чепраку с изображением красного льва, который покрывал круп лошади.

Ей на выручку пришел Меррик!

Не успела Клио и глазом моргнуть, как он обрушился на преследовавших ее валлийцев. Полыхнув на солнце, его меч взмыл вверх и опустился на голову разбойнику, сумевшему ближе всех своих собратьев подобраться к девушке. Валлиец завопил и рухнул как подкошенный. Его судьбу разделил второй разбойник, а затем и третий.

Меч Красного Льва разил неутомимо и точно. Стрелы, которые выпускали в него валлийцы, отскакивали от доспехов, не причиняя рыцарю никакого вреда. Они падали на землю, потеряв свою смертоносную силу, и их крушил копытами могучий рыцарский конь.

Прислонившись к дереву и широко распахнув от ужаса глаза, Клио следила за тем, как один человек бился с целой шайкой разбойников. Побоище продолжалось долго – до тех пор, пока уцелевшие валлийцы не ударились в бегство. Не желая больше испытывать судьбу, они стремились укрыться в зарослях, спасаясь от закованного в броню рыцаря, – точно так же, как Клио прежде спасалась от них.

Когда на опушке не осталось ни одного валлийца, забрызганный кровью врагов рыцарь дернул за поводья своего коня и двинулся по направлению к девушке.

В этот момент Клио почувствовала, что голова у нее закружилась – деревья вокруг завертелись, словно в хороводе, а уши заложило. На какое-то время мир для нее лишился всего богатейшего разнообразия звуков и красок. Чтобы не упасть, Клио обхватила обеими руками ствол дерева и прикрыла глаза. Это помогло – предметы перестали вертеться вокруг нее, да и слух тоже стал постепенно к ней возвращаться. Во всяком случае, она услышала топот копыт, скрип седельной кожи, звяканье доспехов и поняла, что расправившийся с валлийцами всадник направился в ее сторону.

Когда Клио открыла глаза, рыцарь был совсем рядом – на расстоянии какого-нибудь фута, не более. Он хранил молчание, и Клио оставалось одно – смотреть на представшую перед ней металлическую статую. Только взгляд рыцаря, сверкавший сквозь узкую прорезь забрала, позволял утверждать, что за непроницаемой стальной броней скрывается живое человеческое существо.

Всадник по-прежнему сжимал в руке меч, но это грозное оружие больше не сверкало на солнце. Его лезвие – от острия до самой рукояти – было покрыто алой дымящейся кровью, которая капала на стальную рукавицу и, засыхая, оставляла на ней бурые, похожие на пятна ржавчины, разводы. Неожиданно Клио поняла, почему Меррик не спрятал меч в ножны. Он, очевидно, хотел преподать ей своеобразный наглядный урок и весьма, надо сказать, жестокий. Этот окровавленный клинок должен был навсегда отпечататься у нее в памяти, чтобы впредь ей неповадно было пренебрегать его приказами.

И педагогический прием графа оказал свое действие – наверное, даже в большей степени, чем он рассчитывал. Клио, как ни старалась, не могла отвести глаз от этого испятнанного человеческой кровью оружия, ужаснее которого ей ничего в жизни видеть не доводилось. Она смотрела на меч, словно кролик на удава, не в силах, пошевелиться.

Всю жизнь ее, так или иначе, пытались уберечь от созерцания мрачных сторон действительности. Даже война – и та виделась ей как некое праздничное, яркое действо, о котором с восторгом повествовали в своих песнопениях заезжие менестрели. В многочисленных балладах и сказаниях они расписывали подвиги рыцарей, поражавших врагов не столько оружием, сколько своей храбростью и благородством.

Однако в том, чему она недавно стала свидетелем, ничего романтического и тем более праздничного не было. Кровавая, грозная и грязная правда жизни предстала перед ней во всей своей неприглядности. Клио почувствовала, как к горлу подступает тошнота, а голова снова начинает кружиться.

Между тем рыцарь поднял забрало шлема, после чего устремил на девушку взгляд, который не предвещал ничего хорошего. Его голубые глаза обрели стальной оттенок и блестели от сдерживаемого гнева.

Рука в стальной рукавице лежала на передней луке седла, однако этот характерный жест, который обычно являлся показателем душевного равновесия, не мог ввести Клио в заблуждение.

– Меня не было в замке всего несколько часов, но вы, тем не менее, ухитрились попасть в западню и едва не лишились жизни, – мрачно произнес Меррик, и в его глухом, низком голосе не было и намека на куртуазное обращение, которого требовал этикет.

Клио хотела осадить своего спасителя какой-нибудь насмешливой фразой, но не могла произнести ни слова. Все ее тело сотрясалось от крупной дрожи, голова кружилась все сильнее, в глазах потемнело. В следующее мгновение она неожиданно рухнула на колени и уронила голову на грудь, отчего ее светлые волосы свесились на лицо, скрыв от взгляда рыцаря проступивший у нее на щеках нездоровый лихорадочный румянец.

И только тут Меррик заметил торчащее из ее спины древко тяжелой стрелы.

Клио слышала, как он разразился бранью, но не понимала, что вызвало новую вспышку его гнева. С каждой минутой ей становилось все хуже – лихорадка усиливалась, нестерпимо болела спина, а сердце то замирало, то опять колотилось, как сумасшедшее.

И тогда она поступила так, как поступила бы в ее положении всякая женщина. Она разрыдалась.

16

У Меррика от бессильной ярости сводило скулы. Он смотрел на длинную стрелу, торчавшую из хрупкой спины его невесты, и ему было ясно как день, что даже если его сию минуту утащит с собой дьявол и проведет по всем кругам ада, то и это явится для него слишком легким наказанием.

Ну почему, черт побери, он не сумел ее уберечь?! Сжав коленями бока лошади и слегка натянув поводья, Меррик заставил благородное животное встать на колени. Потом он слез с седла – далеко не так легко и ловко, как обычно, поскольку ему мешали тяжелые стальные доспехи.

А вот ее тело не было защищено доспехами! Она оказалась совершенно беззащитной перед валлийцами – притом что его первейшей обязанностью являлось защищать свою невесту...

Меррику приходилось видеть, как умирают люди, а уж кровавых ран он перевидал на своем веку столько, что и не сосчитать. Он сам тоже получил немало ран – и рубленых, и колотых, – короче говоря, всяких. Но, когда он увидел, что из спины его невесты торчит оперенная стрела, у него появилось ощущение, будто его разрывают на части дикие звери.

Меррик торопливо, насколько мог, двинулся к Клио. Когда он шел, его доспехи лязгали, звенели и скрежетали, издавая звуки, нестерпимые даже для привычного уха. Но во сто крат нестерпимее было ему слышать тихие рыдания Клио. Меррику хотелось сорвать с себя латы – все, вплоть до последней стальной пластины, – тем самым доказав ей, что и он столь же мало защищен от превратностей этого мира, как и она...

Оказавшись рядом с Клио, Меррик опустился на одно колено, подхватил девушку за талию и помог ей опереться о его закованное в сталь колено. Даже сквозь тяжелые рукавицы он ощущал, как трепещет ее маленькое тело.

– Успокойтесь, дорогая моя, – глухо произнес он. – Теперь вы не одна.

Клио едва слышно прошептала его имя и положила голову на его стальное плечо. Чтобы не поддаться нахлынувшему на него непривычному, но чрезвычайно сильному чувству, от которого у него защипало под веками сжалось сердце, Меррику пришлось на несколько секунд прикрыть глаза.

Некоторое время они пребывали в этом положении, потому что он не знал, на что решиться.

Меррик де Бокур был воином – это правда. Но в данную минуту он испытывал странную слабость, злость на себя и даже страх. Наконец, он поднялся на ноги и двинулся к лошади, прижимая Клио к себе. Одна ее тонкая рука обнимала его за шею, а другая бессильно свисала вниз, и по ней тонкой струйкой бежала кровь – потревоженная рана на спине снова начала кровоточить.

По команде Меррика лошадь снова опустилась на колени, и рыцарь взобрался в седло, предварительно с большой осторожностью усадив перед собой Клио. Он все никак не мог отвести глаз от торчащей в ее плече стрелы.

– Ну-ка, вдохните поглубже, – скомандовал он, после чего молниеносным движением ухватился за древко обеими руками, переломил его, словно спичку, и отшвырнул оперенную часть стрелы в сторону.

Клио жалобно застонала, и этот стон отозвался в сердце Меррика острой болью. Со стороны могло показаться, что ему тоже нужна помощь – такое у него было бледное и несчастное лицо.

– Я отвезу вас домой, – пробормотал он. – Для того чтобы вытащить наконечник, нужно много горячей воды. – Потом, с минуту помолчав, он добавил хриплым от волнения, словно не ему принадлежащим голосом: – Все будет хорошо, Клио. Я клянусь вам в этом.

Клио снова положила голову ему на плечо, тело ее совсем обмякло в его руках, а Меррик, не теряя времени, кольнул лошадь шпорами и несильно сдавил ее бока коленями, заставив животное двигаться в нужном направлении.

Они выехали из сумрачного леса на обширное, освещенное солнцем поле, начинавшееся от самой опушки, и двинулись в сторону Камроуза, горделивый силуэт которого выглядел особенно величественно на фоне ярко-синего неба. Замок царил над всей округой и был похож на стоявшего на страже хорошо вооруженного воина, одно только присутствие которого должно было служить гарантией безопасности для всех добрых христиан.

Подумав об этом, Меррик мрачно усмехнулся. Ни горделивый вид Камроуза, ни его высокие стены и башни не смогли уберечь Клио от страшной раны. Да и он сам, Меррик, тоже оказался не в силах ее уберечь. А ведь король послал его сюда с одной-единственной целью – хранить этот край и оберегать его жителей от набегов валлийцев.

Во всем этом Меррику виделась горькая насмешка. В течение многих лет он оттачивал свое боевое мастерство и учился командовать войсками на поле битвы. Его интуиция была развита до такой степени, что он чувствовал присутствие врага прежде, чем тот представал перед его взглядом. Он умел избегать коварных ловушек и с легкостью судил о пригодности того или иного мужчины к воинскому делу.

Тем не менее, когда он оказался рядом с распростертой на земле маленькой женщиной, раненной стрелой в плечо, им овладела удивительная, необъяснимая беспомощность – как если бы в разгар сражения у него неожиданно забрали меч и боевого коня...

Пришпоривая лошадь, Меррик делал отчаянные попытки покончить с хаосом, царившим в его душе. Прежде всего, следовало приструнить панические настроения. И хотя Клио не подавала признаков жизни, он всячески убеждал себя, что не может чувствовать тепла ее тела, поскольку их отделяет друг от друга твердая скорлупа его стальной брони.

Пока Меррик пытался привести в порядок свои мысли и чувства, Клио неожиданно вздрогнула и затрепетала в его объятиях. Скосив глаза, он заметил, как по ее лицу заструились слезы. Она снова плакала, на этот раз беззвучно – и слезы ее капали на изогнутую металлическую пластину его налокотника. Когда же он чуть ближе притянул ее к себе, и она прижалась всем своим хрупким телом к его непроницаемой броне, Меррик неожиданно ощутил, что ему – по неизвестной причине – стало не хватать воздуха.

В течение долгого времени он смотрел прямо перед собой в никуда. Ему казалось, что они с Клио находятся в пути уже целую вечность и будут вот так же трястись на одной лошади вдвоем до скончания века.

Лошадь, все ускоряя бег, наступила копытом на поросший травой холмик, и всадников несильно тряхнуло. От этого голова Клио соскользнула с плеча Меррика, и ее слезы оросили грудную пластину на его панцире – как раз в том месте, где панцирь прикрывал сердце.

Меррик прищурил глаза и сжал зубы, как делал всегда, когда знал, что на него вот-вот обрушится удар вражеского меча.