Великолепный (№1) - Великолепный

Клио стояла на расстоянии каких-нибудь нескольких дюймов от него, и во взгляде ее не было и намека на страх, который, казалось бы, она должна была испытывать по отношению к человеку, вдвое выше и во много раз сильнее ее. Когда она заговорила снова, глаза ее дерзко блеснули:

– Уверена в одном: когда мы с вами поженимся – хотя я до сих пор не заметила с вашей стороны ни малейших поползновений к браку, – нам обоим несдобровать. И это непреложный факт – пусть вы, возможно, и не хотите пока отдавать себе в этом отчета. – Она помотала головой, как это делала его арабская лошадь, когда он слишком сильно натягивал поводья. – Однако в ситуациях, сходных с нашей, всегда есть возможность упросить короля признать помолвку недействительной и аннулировать брачный договор, пока не поздно. По этой причине, мой господин, может, оно и к лучшему, что как женщина я вас не устраиваю.

Клио говорила в крайне небрежной манере, словно разговор шел о самых незначительных предметах, вроде колки дров для замковой кухни. Она не замечала – или не хотела замечать – того, что разговор этот болезненно затрагивал мужское самолюбие графа и его рыцарскую честь. Кроме всего прочего, предлагаемый ею выход из создавшегося положения в корне подсекал далеко идущие замыслы Меррика о возрождении и переустройстве Камроуза и об укоренении его рода в этих местах.

Очень тихо и медленно, будто взвешивая каждое свое слово граф произнес:

– Если мне не изменяет память, миледи, я еще ни разу не говорил вам, что ваша внешность меня не устраивает.

– Зато я в этом убеждена. По-моему, вы хотите жениться на мне только ради того, чтобы сохранить за собой Камроуз, ну и, разумеется, благоволение короля, которому, в силу ряда причин, этот брак весьма на руку.

– Причины, в силу которых я продолжаю настаивать на этом браке, не вашего ума дело!

Клио расхохоталась, но в ее смехе не было и следа веселости.

Меррик нахмурился:

– Ну а на счет того, что нам обоим несдобровать... Это вам придется туго, миледи, когда я приступлю к исполнению своих супружеских обязанностей. Обещаю, что слуги не будут успевать менять постельное белье на нашем брачном ложе.

– Ха!

Вот оно то самое словечко, которое всегда вызывало у Меррика вспышку неукротимой ярости. Гнев графа был столь силен, что у него перехватило горло, и он некоторое время принужден был молчать.

Потом, устремив на непокорную Клио полыхнувший мрачным пламенем взор, он произнес, раздельно выговаривая каждое слово:

– Еще один смешок, миледи, и я приступлю к исполнению своих супружеских обязанностей прямо здесь, у стены, на виду у всех.

12

– Рад, что ты благоденствуешь под сенью мира и покоя, мой друг.

Услышав насмешливый голос Роджера Фитцалана, Меррик отпрянул от Клио и оглянулся. Роджер стоял в тени арки, подпирая плечом стену воротной башни и вальяжно поставив ногу на ступеньку каменной лестницы, которая вела на самый верх, к массивным зубцам парапета. Он глядел на Меррика, весело блестя глазами, и на губах у него сияла всегдашняя улыбка, которая временами так раздражала графа. Зубы Роджера сверкали, как жемчуг, рыжая бородка была аккуратно подстрижена, короче, приятель графа Глэморгана являл собой образец веселого и обаятельного кавалера.

Меррик мрачно посмотрел на Клио. Она по-прежнему находилась с ним рядом – на расстоянии вытянутой руки, – и ее взор точно так же, как и у него, полыхал гневом. Со стороны жених и невеста походили на двух разъяренных бычков, в любой момент готовых ринуться друг на друга, чтобы испытать крепость своих рогов на лбу соперника.

Меррик до такой степени поддался ослепившему его гневу, что на какое-то время позабыл о том, что вокруг масса людей, которые имели возможность наблюдать за сценой его объяснения с леди Клио. Между тем, вокруг них кипела жизнь и раздавались звуки, ясно указывавшие на то, что работа по переустройству замка идет полным ходом. Десятники выкрикивали команды строителям и каменщикам, а воины Меррика руководили распределением строительных материалов, которые поступали на территорию замка сквозь арку ворот. Подводы и телеги вытянулись вдоль дороги в бесконечную цепочку, уходившую, казалось, за линию горизонта.

На некотором удалении от ворот громыхали тяжкие молоты кузнецов, так что казалось, будто неподалеку разыгралось настоящее сражение. Пронзительно скрипели блоки подъемных устройств, поднимавшие на стены бадьи с известковым раствором. Этот раствор был призванным скрепить камни обновленной твердыни под названием Камроуз, которая, по мысли Меррика, должна сделаться самой мощной крепостью на границе с Уэльсом.

Мычали быки, ржали лошади, визжали несмазанные колеса телег и повозок, привозивших в замок камни и полированные гранитные пластины, предназначенные для отделки. Отдельно с большой осторожностью везли кирпичи непривычного серо-голубого оттенка, которые должны были укрепить по краю новые пробитые в стенах бойницы, позволявшие весьма эффективно обстреливать неприятеля из луков и арбалетов. Старый подъемный мост скрипел и прогибался под тяжестью этих многочисленных повозок, которые одна за другой втягивались в ворота, а вокруг стоял такой неумолчный шум, грохот и треск, что приходилось кричать, чтобы тебя услышали.

Роджер не спеша подошел к Меррику, хлопнул его по плечу и воскликнул:

– Знаешь, друг мой, чего тебе не хватает для полноты счастья? Хорошенького вторжения уэльсцев! Прямо сейчас, в разгар всей этой ярмарки, которую ты здесь устроил.

Временами Роджер бывал совершенно несносен, и сейчас, похоже, дурная кровь опять ударила ему в голову. Меррик хмуро наблюдал, как галантно он приветствовал Клио, склонившись перед ней в глубоком поклоне.

– Ваши ланиты, прекрасная госпожа, своей нежностью могут поспорить с лепестком розы.

Произнеся этот изысканный комплимент, Роджер одарил Клио страстным взглядом, медленно поднес ее пальцы к губам, поцеловал, а затем, перевернув ее руку, поцеловал снова – в ладошку.

Меррик отлично знал, что его приятель проделывал подобные манипуляции, когда у него появлялась мысль соблазнить ту или иную женщину. Но в то же время он достаточно хорошо изучил Роджера, чтобы понять – на этот раз у его приятеля на уме было совсем другое. И Меррик догадывался, что именно. Роджер хотел его заставить немного поревновать.

Как ни странно, в своем намерении он преуспел: у Меррика появилось неистребимое желание стукнуть Роджера ногой по обтянутому кожаными штанами заду. Между тем Клио, покоренная светскими манерами Роджера и тронутая до глубины души его романтическим способом ухаживания, улыбалась ему так непосредственно и радостно, как никогда прежде не улыбалась Меррику. Стоит ли говорить, что настроение последнего от этого нисколько не улучшилось.

Не прошло и минуты, как Клио уже успела пригласить Роджера к вечерней мессе и на ужин. Роджер послал своему другу мимолетный взгляд и хитро ему подмигнул, а Меррик насупился. Он неоднократно приглашал Клио вместе отужинать, но она ни разу не приняла его приглашения, хотя посланный от его имени слуга всякий раз говорил, что «милорд весьма настоятельно требует ее присутствия за столом». Вспомнив все это, граф еще больше разозлился.

Между тем Клио, воспользовавшись присутствием Роджера, прощебетала, что «не хочет мешать графу заниматься серьезными делами, связанными с ремонтом колодца», и, прежде чем Меррик успел ее остановить, быстрыми шагами направилась в сторону главного строения замка.

Роджер лукаво посмотрел на приятеля.

– Что это вдруг приключилось с твоим колодцем?

– Хорошего мало. Приходится копать новый, и это, боюсь, затянется не на один день.

– Правда? В таком случае, я готов тебе помочь. Ты развернул здесь такую бурную деятельность, что я не прочь поучаствовать в воплощении твоих начинаний в жизнь.

– Не сомневаюсь, – проворчал Меррик. – Ты привык быть в центре всех событий.

Роджер расхохотался:

– Далеко не всех, мой друг, а только таких, где твоя тупоголовость мешает тебе подмечать очевидные вещи и использовать их себе во благо.

Меррик пропустил последнее замечание мимо ушей. В этот момент он был занят наблюдением – смотрел, как Клио шла по двору замка, минуя людей, лошадей, казавшихся по сравнению с ней огромными мифическими животными, и обходя стайки гусей, вытягивавших к ней шеи и норовивших ущипнуть ее клювами за подол платья.

Граф отлично понимал, что Роджер смотрит в эту минуту в туже самую сторону, отыскивая глазами хрупкую фигурку Клио. Более того, он подметил озадаченное выражение, которое появилось на лице у его приятеля, когда тот перевел взгляд на него. Тем не менее Меррик не мог отвести взгляда от своей невесты и напустить на себя равнодушный вид. Он молча стоял и следил за тем, как Клио идет по двору, испытывая волнение, сходное с тем, какое охватывало его перед началом битвы.

Клио уже находилась среди скопления телег и повозок, которые были нагружены огромными каменными глыбами, предназначавшимися для замковой мельницы. На фоне этих глыб она выглядела еще более хрупкой и маленькой. Тонким побегом, затерянным среди скал, – вот какой она виделась ему в этот момент... И хотя двор не был особенно велик, казалось, она отдалилась от него на такое огромное расстояние, что вернуть ее назад не было уже никакой возможности.

Когда телеги проехали, Меррик потерял Клио из виду. Но она все равно стояла перед его мысленным взором, и он вдруг осознал, какое сильное воздействие оказывает на него эта маленькая женщина. В его памяти отчетливо отпечатались и ее хрупкая, очень прямая спина, и гордый изгиб шеи, и густые длинные пряди белокурых волос, которые раскачивались за спиной в такт с ее шагами – влево-вправо, влево-вправо.

Память услужливо вернула его в недавнее прошлое – когда они с Роджером, оказавшись в Камроузе, в первый же вечер заявились в ее покои и увидели, как она в полном одиночестве танцует у себя в комнате в золотистом отблеске пламени одной-единственной горевшей там свечи.

Это зрелище ошеломило его тогда, как удар боевого молота. Он решил, что эту хрупкую, светловолосую, полную жизни женщину ему послало само Провидение, чтобы вознаградить его за долгие годы тягот и лишений, которые он претерпел в бесконечных походах и войнах. Прежде он твердил Роджеру, что ему все равно, как будет выглядеть его суженая, но стоило ему увидеть Клио, как он тут же изменил свое мнение.

Она была невелика ростом – ее макушка даже не доставала ему до плеча – тем не менее ее присутствие, магнетизм ее личности целиком заполняли пространство, и Меррик сразу подумал, что для них с Роджером в этой комнате почти не осталось места.

Первое, что тогда бросилось ему в глаза, были ее ниспадавшие до колен белокурые волосы. Они обладали неповторимым, сродни лунному свету, серебристым оттенком, и Меррик вынужден был признать, что ничего подобного ему до сих пор не приходилось видеть.

Или нет? Может быть, все-таки приходилось?

Была одна ночь – там, на Востоке, – когда он лежал у своей палатки среди пустыни и смотрел в черное с пурпурным отливом ночное небо, дожидаясь рассвета, когда должен был разгореться бой. И вдруг начался звездопад. Звезды падали с неба сотнями, освещая все вокруг призрачным серебристым сиянием, отчего на душе делалось жутко и радостно одновременно. Многие из его воинов бросились на колени и стали горячо молиться, полагая, что начинается светопреставление. Те, кто выпил за ужином слишком много вина, на следующее утро мало что могли вспомнить, но он, Меррик, был трезв, все видел и все сохранил в памяти навечно.

Вот и сейчас ему подумалось, что, как бы ни сложилась в дальнейшем его судьба, хрупкая фигурка леди Клио и ее серебристые волосы тоже найдут в его памяти вечное пристанище.

13

Вечером того же дня Клио сидела между Мерриком и Роджером во главе длинного стола в большом зале и отчаянно боролась со сном, опасаясь, что, задремав, уронит голову прямо в стоявшее перед ней блюдо.

Предложенные рыцарям угощения – кролик с пряностями, запеченный с трюфелями, и куропатки на вертеле – были настолько хороши, что не нуждались ни в каких рекомендациях. Тем не менее сидевшие справа и слева от нее мужчины, казалось, не замечали, что кладут себе в рот. Вместо того чтобы восхищаться изысканной кухней и превозносить до небес талант повара, они затеяли бесконечный разговор о том, сколько понадобится каменных ядер, выпускаемых из стандартных размеров катапульты, чтобы пробить дыру в главной стене, имевшей толщину четыре фута.

От важной беседы их не смогли отвлечь ни золотистый лук-порей, ни запеченный с горькими травами окорок дикого кабана, ни даже мелодичные звуки трубы, на которой играл графский герольд. Сэра Меррика и сэра Роджера теперь занимала новая проблема – оптимальный размер бойниц, которые требовалось заново пробить в стенах замка. Рыцари долго спорили, какие бойницы предпочтительнее. Узкие и высокие давали лучнику возможность лучше видеть неприятеля, точнее целиться и использовать при обороне могучий тисовый лук в рост человека. Бойницы в виде горизонтальных щелей позволяли стрелять из арбалета, обладавшего огромной дальностью полета стрелы. Бойницы круглые позволяли обороняющимся с равным успехом стрелять как из лука, так и из арбалета.

Когда же разговор зашел о стеклянных окнах в главной башне, облицованных пластинками из полированного рога, оба рыцаря в полном согласии друг с другом посмеялись. В самом деле – никакой практической ценности для обороны такие окна не представляли. Любой метательный снаряд, стоило ему только попасть в стеклянное окно, мигом бы разнес его на кусочки и залетел внутрь.

Выслушав последнее рассуждение, Клио тоже задумалась о метательных снарядах. Подпершись кулачком и глядя в пространство, она пыталась представить себе, как бы выглядел ее жених, если бы она обрушила ему на голову блюдо с золотистым луком-пореем.

Когда оруженосец сэра Роджера поднялся с места и принялся наигрывать на лютне, в зале появились слуги с новой переменой блюд. На этот раз они внесли десерт – сладкую пшеничную кашу, сваренную на молоке и приправленную пряностями, густой миндальный пудинг и груши, посыпанные порошком корицы, плавающие в сидре. Однако рыцари продолжали беседовать с таким увлечением, что не заметили и десерта.

Клио стало еще хуже, чем прежде, когда сэр Меррик и сэр Роджер приступили к обсуждению в прямом смысле слова тошнотворной темы – они заговорили о полых метательных снарядах для катапульты. Эта новинка военной техники представляла собой горшки, наполненные нечистотами. Их забрасывали на территорию вражеской крепости, чтобы отравить там воздух или – если повезет – источники питьевой воды и тем самым сделать условия жизни осажденных еще более невыносимыми.

Клио смотрела на лежавший перед ней на тарелке пудинг и вертела в руках серебряную ложечку, продолжая свои собственные изыскания в области метательного оружия. Если зачерпнуть ложкой приличную порцию пудинга, предварительно крепко зажав ее ручку в кулаке, а потом изо всех сил оттянуть ложку назад и резко отпустить, то... То пудинг полетит в ту сторону, куда она нацелит свою маленькую катапульту! Клио уже совсем было собралась опробовать эту теорию на деле, когда сэр Роджер внезапно повернулся к ней и сказал:

– Может быть, леди Клио повеселит нас песенкой?

Клио уронила ложку себе на колени.

– Я?! Вы хотите, чтобы я спела?

Подняв глаза, Клио увидела, что брат Дисмас поднялся из-за стола и, пятясь, двинулся к выходу из зала. Его лицо сначала пошло красными пятнами, а потом побелело как мел. Устремляясь к двери, он бормотал себе под нос нечто невразумительное, что-то вроде: «Мне еще свечи надо в часовне зажечь, да и молитвы читать давно пора...» Наблюдая краем глаза за залом, Клио заметила, что все, кто знал ее с детства, под разными предлогами двинулись к выходу, и даже слуги, служившие еще ее отцу, в мгновение ока укрылись на кухне.

Увы, все эти люди сохранили о ней память и ничего не забыли.

Пение, скажем так, не было сильной стороной многогранной натуры Клио. В свое время отец вообще запретил ей петь, и в его присутствии она не смела даже бубнить что-нибудь себе под нос.

– Я не знаю баллад, посвященных рыцарским подвигам, – сказала она, выразительно посмотрев на Меррика.

– Да мы ничего особенного и не требуем, миледи! Что хотите, то и пойте, – произнес сэр Роджер, одарив ее белозубой улыбкой. – Ведь не лишите же вы нас удовольствия послушать ваше пение? С вашей стороны это было бы слишком жестоко.

Теперь Меррик внимательно следил за каждым ее движением, хотя все то время, пока длился ужин, самым бессовестным образом не обращал на нее никакого внимания. Поначалу Клио хотела было наотрез отказаться от пения, но потом вспомнила, какими мучительными оказались для нее те несколько часов, которые она провела за столом, и решила, что месть – благородное дело.

Что ж, ее пение явится достойным воздаянием этим господам за проявленное к ней равнодушие!

Клио окинула взглядом зал и заметила, что сидящие в углу дюжие графские оруженосцы посматривают на нее с плохо скрываемым нетерпением. По большому счету, у всех мужчин в этом зале на лицах было одинаковое выражение, которое можно было истолковать так: «Я жду того момента, когда меня станет ублажать и развлекать женщина».

Клио почувствовала, что в ней начал просыпаться боевой задор, сердце ее заработало в ускоренном ритме. Она неторопливо, с достоинством поднялась с места и присела в реверансе.

– Рада буду своим пением повеселить доблестных рыцарей.

Потом она прошла к огромному камину, рядом с которым на скамеечке устроился лютнист. Он медленно перебирал чуткими пальцами струны, издававшие негромкий мелодичный звон. Клио нагнулась к нему, назвала песню и, подождав, когда он сыграет вступление, затянула:

Трех королей разгневал он, И было решено, Что навсегда погибнет Джон Ячменное Зерно.

Мужчины в зале окаменели. У них, как у сельских идиотов, разом отвисли челюсти и затуманились глаза. Клио, будто со стороны, слышала, как звучит ее голос. Надо сказать, звучал он очень громко и был визгливым и скрипучим одновременно – казалось, что кто-то задался целью перепилить металлический прут. Большой зал замка Камроуз обладал высокими сводами, поэтому каждый звук, который издавала Клио, эхом отражался от высоченного потолка и стен, становясь еще громче и нестерпимее. Краем глаза Клио заметила, как морщится лютнист всякий раз, когда она выводит очередную руладу.

Велели выкопать сохой

Могилу короли,

Чтоб славный Джон, боец лихой,

Не вышел из земли.[1]

Травой покрылся горный склон, В ручьях воды полно, А из земли выходит Джон Ячменное Зерно. Продолжая петь, Клио принялась расхаживать по залу, вглядываясь в лица слушателей. У сэра Роджера на лице было написано одно, но пламенное желание – заткнуть уши руками и закрыть глаза, чтобы ничего не слышать и не видеть. Тем не менее, он храбрился и даже ухитрился изобразить у себя на губах робкую улыбку, когда Клио намеренно прошла мимо него и выдала особенно высокую, визгливую ноту.

За стенами между тем происходило следующее – птицы, гнездившиеся на стенах и в укромных уголках Камроуза, разом поднялись, сбились в стаи и полетели от замка прочь. Свиньи уткнулись рылами в сено и только громко фыркали, будто отгоняя от себя назойливых слепней и мух. Коровы мычали, лошади волновались и били копытами в деревянные ворота стойл.

Клио тем временем остановилась поблизости от своего жениха и запела еще громче, постаравшись выдать все, на что была способна. Как ни странно, Меррик при этом и бровью не повел. Судя по всему, для того, чтобы пробить его толстую шкуру, требовалось нечто более действенное, нежели ее вопли.

Однако сдаваться Клио не собиралась. Наоборот, набрав в легкие побольше воздуха, она затянула последний куплет:

Так пусть же до конца времен

Не высыхает дно

В бочонке, где клокочет

Джон Ячменное Зерно!

Допев до конца, Клио замолчала. Лютнист, надо сказать, перестал ей аккомпанировать задолго до того, как она завершила свое выступление.

Девушка одарила собравшихся невинной улыбкой и присела в низком реверансе.

– Надеюсь, я в полной мере ублажила вас своим пением и теперь могу удалиться с чувством исполненного долга.

Она повернулась, гордо вздернула вверх подбородок и медленной плавной поступью направилась к выходу.

В зале установилось продолжительное молчание. Единственное, что его поначалу нарушало, были удаляющиеся звуки шагов леди Клио. Но внезапно у дверей большого зала что-то стукнуло, загрохотало, послышалось металлическое звяканье, и створки с протяжным скрипом распахнулись. Надо сказать, по сравнению с пением леди Клио этот звук показался присутствующим не лишенным приятности.

В зал ворвались три воина из тех, что на стенах замка несли дозорную службу. Самый здоровенный солдат выступил вперед и выпалил, обращаясь к графу:

– У нас неприятности, милорд! – Детина запыхался и с шумом втягивал в себя воздух.

– Что случилось?

– Видите ли, милорд, стены замка...

Роджер нагнулся поближе к Меррику и прошептал:

– Слушай, похоже на то, что от пения твоей невесты потрескалась главная стена замка.

– Это бы меня ничуть не удивило. – Меррик поморщился. – От ее пения у меня едва не лопнули барабанные перепонки. – Граф перевел взгляд на здоровенного стражника.

– Так что же случилось со стенами?

Детина замялся.

– Как бы это поточнее выразиться, сэр? Дело-то, в общем, не в стенах, а в том, что творится рядом с ними. Хотя, возможно, и в стенах тоже. Кто тут разберет? Так вот, милорд, под стены замка подступили волки.

– Волки?

– Истинная правда, милорд! – Глаза солдата округлились, в них ясно читался страх. – Прямо у самых стен стоят, зверюги!

Меррик и Роджер с минуту озадаченно молчали, потом Роджер громко, в голос, расхохотался, да и у Меррика губы тоже стали подергиваться от сдерживаемого смеха.

– Их много, милорд, целые стаи!

Роджер заливался вовсю. Его разбирал такой смех, что он – от избытка чувств – принялся колотить по столу кулаком.

Стражник, однако, нисколько не развеселился и смотрел на графа с прежней серьезностью во взоре.

– Они задрали морды и воют, глядя на стены, милорд. Как на луну в ночь полнолуния.

Буквально на следующий день будущий супруг и повелитель в корне пресек замыслы Клио по переустройству облюбованной ею удобной кладовки в алхимическую лабораторию, где она могла бы хранить травы, специи и экспериментировать с ними. Это помещение из соображений обороны Меррик решил превратить в склад для воинских доспехов и оружия, включая пустотелые горшки, готовые принять в себя любое содержимое, в том числе и то, о котором с таким воодушевлением беседовали за столом рыцари.

Клио стояла у окна своей комнаты и поглядывала на шатер, видневшийся в отдалении. «Странно, что они не утыкали его острыми шипами, – мрачно думала девушка, – опять же исходя из соображений обороны».

Там, в шатре, граф совещался сейчас с мастером Джеймсом – архитектором и старшиной гильдии каменщиков монастыря Святого Георгия. Утром Меррик прислал в ее покои вестника с настоятельной просьбой принять участие в этой встрече, но Клио решила не торопиться. «Черт его знает, о чем там они будут совещаться, – подумала она. – Может, о том, чтобы отобрать у меня платья, набить их соломой, сделать чучела и выставить на парапетах вдоль стен – на страх грозным валлийцам. Разумеется, из соображений обороны, кто же в этом усомнится?»

Клио оперлась ладонями о подоконник, подняла голову и окинула взглядом небо в надежде узреть хотя бы самое маленькое облачко. Но на небе, как назло, не было ни единой тучки.

Циклоп, урча, как горшок с пчелами, мирно почивал в углу. Клио отвернулась от окна и некоторое время в молчании созерцала спящее животное. Если бы собирался дождь, ее питомец не был бы таким спокойным и кротким, да и Грош не дремал бы так мирно на своем подсвечнике...

Тяжело вздохнув, Клио снова устремила взгляд на шатер, стараясь представить себе, каково будет его обитателям, если вдруг грянет гром и разразится сильнейший ливень.

«Просто безобразие какое-то! – сказала она себе. – С чего это солнце сегодня рассиялось, как ненормальное? Было бы куда лучше, если бы началась буря».

Девушка бросилась на свой соломенный тюфяк и, уставив глаза в потолок, принялась перебирать четки. Через несколько минут это занятие ей надоело. Она вскочила и принялась мерить шагами комнату, повторяя вслух буквы греческого алфавита: – Альфа, бета, гамма, дельта...

Покончив с греческим алфавитом, Клио принялась за французский, но, прервав себя на полуслове, вдруг затанцевала по комнате, старательно выполняя изящные па каприоля. Одновременно она нараспев спрягала французские глаголы. Потом, когда ей наскучило и это, она стала читать по-латыни Евангелие от Иоанна.

Ровно через два часа после того, как удалился посланный от Меррика человек, Клио вышла из своей комнаты и направилась к лестнице.

14

– Сэр Меррик уехал, миледи.

Клио удивленно вскинула глаза на сэра Исамбара – мощного плотного мужчину с волнистыми каштановыми волосами, широким носом и желтыми глазами, похожими на волчьи. Он был суров, никогда не улыбался и вечно хранил на лице непроницаемое выражение.

Сэр Исамбар командовал солдатами Меррика и, хотя был сравнительно невысок ростом, шириной грудной клетки мог бы поспорить с призовым йоркширским быком. При взгляде на него казалось, что он один в силах справиться с целым неприятельским войском. Сейчас сэр Исамбар стоял перед ней, загораживая калитку в запертых воротах замка.

– Так сэр Меррик уехал? – Клио приподнялась на цыпочках, чтобы иметь возможность оглядеться: сэр. Исамбар был настолько массивен, что его торс полностью перекрывал ей обзор.

Рыцарь не солгал. Шатер, в котором Меррик беседовал с архитектором, бесследно исчез, а вместе с ним пропали несколько лошадей и часть людей из свиты Меррика.

– Но куда же он отправился?

– Этого он мне не сказал, миледи.

Могучий рыцарь стоял у ворот замка, будто живой бастион. Длинный меч, висевший у него на бедре, торчал в сторону, закрывая доступ к калитке, через которую можно было выбраться наружу.

Клио отступила на шаг, а потом задала сэру Исамбару еще один вопрос:

– А где мастер Джеймс?

– Осматривает главную стену, миледи.

– Отлично. В таком случае, я сама с ним поговорю.

Клио приподняла длинную юбку и сделала попытку перешагнуть через меч сэра Исамбара. Рыцарь не сдвинулся с места – он лишь слегка нажал на рукоять меча, и его ножны задрались еще выше, так что ни обойти их, ни перешагнуть не было никакой возможности.

Клио наградила рыцаря величественным негодующим взглядом, который она переняла у Элеоноры, королевы-матери. Впрочем, у аббатисы, которая приходилась Элеоноре дальней родственницей, был точно такой же взгляд.

– Позвольте мне пройти!

– Граф отдал распоряжение не выпускать вас за пределы замка.

– Что вы сказали?! – Клио сделала попытку поднырнуть под меч, но рыцарь сразу же опустил ножны. – Сейчас же уберите оружие и дайте мне пройти!

– Прошу меня извинить, миледи, но я не могу этого сделать. Мне отдан соответствующий приказ.

– Я тоже отдаю вам приказ – немедленно меня пропустите!

Клио снова сделала попытку пройти к калитке – и сэр Исамбар снова шевельнул ножнами.

– Боюсь, миледи, что исполнять ваши приказы в мои обязанности не входит.

Клио посмотрела на него в упор.

– Беседовать с вами все равно, что пытаться разговорить каменную стену!

С минуту она постояла, обдумывая, как ей быть дальше, но в голову не приходило ничего путного. Оставалось одно – повернуться и уйти. Так она и поступила. Заложив руки за спину, Клио двинулась по направлению к главной башне, продолжая упорно размышлять, но неожиданно она замедлила шаг, потом остановилась и неторопливо повернулась лицом к воротам. Сэр Исамбар не сдвинулся с места даже на дюйм.

– Скажите, сэр рыцарь, вы эль любите?

– Угу, – ответил тот, продолжая хранить на лице всегдашнюю невозмутимость.

– Очень хорошо. – Она улыбнулась. – Скажу служанке, чтобы она принесла вам кувшинчик.

– Буду вам весьма благодарен, миледи.

«Ага! – Клио мысленно поздравила себя с удачей. – Иногда с мужчинами так легко сладить – нужно только найти у них слабое место».

– С удовольствием выпью немного, как только сменюсь с поста, – добавил сэр Исамбар.

Клио упала духом, но потом решила попытать счастье снова.

– Вам что же, совсем не хочется пить?

– Хочется.

– Так в чем же дело? Я распоряжусь, чтобы вам принесли... – Клио повернулась, чтобы идти.

– Хочется-то хочется, но пить эль я не стану, – перебил ее Исамбар. – Во всяком случае, пока я в дозоре.

Удивительное дело – этот человек умел противостоять искушениям. Уныло вздохнув, Клио побрела к западной башне.

– Знаете что, миледи? – окликнул ее сэр Исамбар.

Клио остановилась и вопросительно посмотрела на него через плечо.

– Если вам не трудно, скажите, чтобы мне принесли кружку воды.

Клио молча кивнула. Что ж, воды так воды.

Отрядив человека за водой для сэра Исамбара, Клио поднялась по лестнице в свои покои и на всякий случай снова бросила взгляд в сторону ворот. Старый рыцарь по-прежнему стоял там на часах, неподвижный и надежный, как воротная башня у него за спиной.

Итак, граф де Самодур отдал приказ не выпускать ее из замка! Выходит, она сделалась пленницей? Что и говорить, перспектива не из приятных...

А между тем как раз в этот день Клио собиралась побродить по лесу и поискать кое-какие лечебные и ароматические травы и корешки. Абсолютно безобидное занятие! Она никак не могла взять в толк, отчего Меррик запретил ей выходить за ворота. В самом деле, чего он боялся? Неужели того, что к замку подступят полчища сарацинов, чтобы захватить ее в плен и увезти в Дамаск или в Багдад?