Когда боги спали

      Лука фыркнул.
      — Как же еще это и назвать, если не сумасшествием? — сказал он. — Только сумасшедший станет играть в такие опасные игры. Ведь он имеет дело не с простым монархом. А с королем королей. Абсолютным правителем всего Эсмира.
      — Больше всего меня беспокоит его точка зрения на то, что будто бы я собираюсь каким-то образом нанести вред моим подданным, — сказал Ирадж. — Все мои цели — вся моя жизнь — были направлены как раз в противоположную сторону. Я для всех хотел только хорошего. И действительно жду не дождусь наступления эры великого благословения. Мира и процветания, как для людей, так и для демонов. Более того, именно об этом я ему и рассказывал много лет назад, когда мы были еще мальчишками. И я с тех пор лишь окреп в этой решимости. Я считаю ее своей священной обязанностью.
      — Но основа проблемы, ваше величество, заключается в том, что лорд Тимур не просто сумасшедший, он — могущественный безумец, — сказал Калазарис. — И это не спекуляция, ваше величество, а факт, подтвержденный моими лучшими шпионами. Лорд Тимур не раз высказывался в том смысле, что гораздо более популярен, нежели ваше величество. Он всерьез полагает, что его обожают все ваши подданные. И что ему надлежит быть королем, а не вам. Вот почему он и проявляет непокорность вашему величеству. Он считает свою репутацию важнее вашей.
      К тому времени, когда они вошли в некромантиум короля Манасии, Ирадж был доведен до кипения. Стараясь уберечь гнев короля от напрасного расплескивания, троица принялась показывать ему различные интересные предметы.
      Заправлял всем старый демон-маг Фари.
      — Видите это, ваше величество? — сказал он, показывая на пробирку, покрытую магическими символами. — В ней содержится напиток, который во много раз усилил бы даже такую могучую способность применительно к женщинам, как вашу. Одна капля на стакан вина, и вы доставите удовольствие сотне девиц.
      Затем он продемонстрировал небольшой кошелек. Из него он высыпал на ладонь пригоршню редких драгоценных камней.
      — При соответствующем заклинании, ваше величество, — сказал он, — эти камни многократно умножаются числом. Я упоминал об их существовании лорду Тимуру, говоря, что они могли бы помочь решить ваши финансовые затруднения, но он заявил, что тут пахнет черной магией, злой магией, и запретил мне говорить о них.
      Затем он взялся за череп, несомненно принадлежавший некогда волку.
      — А вот амулет, с помощью которого можно изменять облик, ваше величество, — сказал он. — При мудром применении вы, ваше величество, обрели бы удивительное могущество. Магическое могущество, ваше величество. А это, простите за дерзость, единственное, чего вам недостает. Да что говорить, ваше величество, с таким магическим могуществом вы преспокойно обходились бы без магов, ну разве что необходимые остались для рутинных обязанностей каждого дня.
      — И тогда я стал бы подобен Алиссарьяну, — пробормотал Протарус.
      — Да, ваше величество, — сказал Фари. — Вы стали бы владыкой обоих миров. Материального и духовного.
      — И мне не понадобился бы Сафар, — сказал Ирадж.
      Фари пожал плечами.
      — Об этом я не думал, — сказал он. — Лорд Тимур настолько могущественный маг, что даже мысль такая в голову не приходит. Но скорее всего вы правы. Он бы вам не понадобился. — Он хихикнул. — Кстати, и я бы тоже. Разве что вы, ваше величество, захотели бы меня взять в наставники в овладении магическими искусствами.
      — А разве Сафар отказался бы?
      Фари вновь пожал плечами.
      — Тут вам лучше судить, ваше величество, — сказал он. — В конце концов, вы были друзьями много лет.
      Ирадж стал развивать мысль.
      — Но если бы так произошло, — сказал он, — то я бы смог объявить о наступлении эры великого благословения.
      Троица продемонстрировала удивление.
      — Ну конечно, — сказал Лука.
      — Почему бы и нет? — присоединился Калазарис.
      — Я должен подумать об этом, — сказал Протарус. — Не хочется отвечать сразу. А то неизбежны ошибки и разочарования.
      — Эту истину следовало бы высечь на камне, ваше величество, — сказал Калазарис. — Именно неторопливое раздумье и отличает хорошее от великого.
      В этот момент послышался какой-то пронзительный свист. Четыре головы — две человеческие и две демонские — повернулись на этот звук. Он доносился из небольшого перегонного куба, сделанного из хрусталя, украшенного драгоценными камнями и стоящего на эбонитовой подставке. Куб затыкался шарообразной пробкой, переливающейся лиловатым цветом.
      Лука обнажил клыки в сладострастной улыбке.
      — Вот еще чего вы не видели, ваше величество! — сказал он.
      — Чего? — заинтересованно спросил Ирадж.
      — Мы приготовили для вас, ваше величество, небольшое развлечение, — сказал Фари.
      — Вообще-то ничего запланированного тут нет, — добавил Калазарис. — Все зависело от удачи. Мы молились, чтобы это произошло именно тогда, когда вы окажетесь здесь и сможете увидеть.
      — Ненавижу повторяться, — сказал Ирадж. — Но все же что именно?
      Хихикая, троица заговорщиков подвела короля к перегонному кубу. Как только он подошел, звук прекратился, а световая пульсация превратилась в ровное свечение.
      — Загляните туда, ваше величество, — сказал Фари. — Гарантирую, что вас ждет восхитительное зрелище.
      Ирадж с выжидательной улыбкой на губах уставился в куб.
      Сформировались какие-то образы.
      Король разинул рот.
      — О боги, — сказал он. — Да она же прекрасна!
 
 
      Нерисе показалось, что она слышит чьи-то голоса. Она заворочалась в ванной, приподнимая голову над ароматной водой. Оглядевшись, она не заметила ничего необычного в огромной мраморной ванной комнате. Легкая дымка поднималась над водой ванны, столь громадной, что в ней с легкостью поместились бы четыре Нерисы и вольготно раскинули бы свои члены, дабы позволить ласковой воде обмыть каждую складочку тела.
      Убедившись, что вокруг никого нет, а услышанные голоса вызваны ее воображением, она вновь расслабилась, издав вздох восхищения.
      Леди Фатина хоть и была богатейшей из женщин, но большую часть жизни провела с грязными караванами, собирая свое состояние. А когда она была всего лишь девочкой Нерисой, то устраивала ванные в бочках с холодной дождевой водой под крышами трущоб.
      Абубенсу много хвастался видом дома, восхваляя детскую, переделанную в точном соответствии с пожеланиями хозяйки, но ни словом не помянул ванную комнату. Когда же Нериса открыла для себя ее, то неистово возблагодарила того бога, что создал такую роскошь.
      Нериса взялась за огромную губку, плавающую на поверхности воды. С полочки она достала искусно сделанную бутылочку с маслами для принятия ванн — один из подарков, что прислали ей те гости, которых она любезно пригласила на свой банкет. Жидкость в бутылочке была столь густого лилового цвета, что даже светилась.
      Она вытащила шарообразную пробку, вылила масло на губку, заткнула бутылочку и стала наносить драгоценную благоухающую жидкость на тело. На шею, на грудь, на плоский живот, на бедра, на икры — вниз до самых кончиков ног, а затем заново вверх, пока вся не заблестела. У нее было такое ощущение, словно все ее тело оказалось обтянуто плотной теплой перчаткой.
      Нериса издала еще один протяжный вздох. Она еще никогда не ощущала себя такой чистой, такой изнеженной, такой…
      Ей вновь показалось, что она слышит голоса.
      Она уронила губку в воду и подняла глаза. Но никого и ничего вокруг не было.
      Тут она услыхала высокий пронзительный голосок и улыбнулась.
      Минуту спустя вошла Скани, прижимая к боку Палимака.
      — Лорд Тимур здесь, моя леди, — объявила нянечка.
      — Спасибо, Скани, — ответила Нериса. — Скажи, что я выйду к нему, как только приму ванну.
      Скани кивнула:
      — Да, моя леди.
      Нериса улыбнулась, поглядев на ребенка.
      — Ну а как мой дорогой Палимак? — сказала она.
      Малыш ткнул в ее сторону указательным пальцем.
      — Заткнись! — сказал он.
      Скани вздрогнула.
      — Нельзя так разговаривать с матерью, — нахмурилась она.
      Палимак вновь вытянул палец, но указывая ниже.
      — Заткнись! — сказал он сердито.
      — Тише, дитя! — проговорила Скани. — Молодой ты господин или нет, а только старая Скани спустит тебе шкуру с задницы, если ты так будешь говорить.
      — Не обращай на него внимания, — сказала Нериса. — Он просто старается быть на виду. Если мы не будем обращать на него внимание, он перестанет.
      Но Скани огорчилась. Это был удар по ее искусству воспитательницы.
      — Понятия не имею, где он мог нахвататься таких слов, моя леди! — сказала она. — Уж я-то точно таких слов не употребляю.
      — Заткнись! — вмешался Палимак. Он так завертелся, что Скани была вынуждена опустить его на пол и позволить встать на ножки.
      — Прекрати, Палимак! — воскликнула Скани. Но ребенок не обратил на нее внимания. Встав на четвереньки, он двинулся по влажному мраморному полу и остановился, только добравшись до ванны.
      Глаза его засветились желтым, когда взгляд упал на бутылочку с маслом для ванн.
      — Заткнись! — потребовал он.
      Он хлопнул ладошкой по бутылке, и та покачнулась.
      — Заткнись, заткнись, за-аткнис-сь!
      И тут, к потрясению обеих женщин, он так наподдал бутылочке, что та полетела с края ванны.
      Во все стороны брызнули осколки.
 
 
      Ирадж отпрянул назад, когда образ взорвался у него перед глазами.
      — Маленький шлюхин сын! — рявкнул он.
      Тут он посмотрел на куб, увидел, что тот стоит целым и невредимым, и понял, что ничего страшного не произошло. Он от души расхохотался, хлопая ладонями по бедрам.
      — Все это выглядело так, словно маленький ублюдок догадался, что мы подглядываем за его мамашей, — фыркнул он.
      Трое его новых друзей смеялись вместе с ним.
      — Ну а теперь скажите, ваше величество, — сказал Калазарис, — ну разве она не прекрасна?
      Ирадж вновь глянул на куб. Он припомнил образ обнаженной купающейся Нерисы, и во рту у него внезапно пересохло. Он почти ощущал запах ее ароматной женской плоти среди благовонных испарений воды.
      — Да, — сказал он хрипло.
      — Даже я был тронут, ваше величество, — сказал Лука. — А ведь я демон, и меня мало привлекают формы женщин-людей.
      — Это блюдо скорее подобает столу короля, — сказал Фари, — а не простолюдину Тимуру.
      Глаза Ираджа сузились.
      — Что ты предлагаешь? — спросил он.
      — Предлагаю? Да что вы, совсем ничего, ваше величество, — сказал Фари. — Я всего лишь отмечаю очевидное.
      — Но лорд Тимур действительно показал себя ревностным сторонником и другом его величества, — сказал Калазарис, обращаясь к остальным.
      — Так-то оно вроде и так, — сказал Лука. — И он сам об этом не раз нам говорил… когда ему было выгодно.
      — А может быть, это как раз тот самый случай, когда проверяется истинность дружбы, ваше величество, — сказал Калазарис. — Посмотреть, так ли уж глубоки его чувства к вам.
      Протарус облизнул сухие губы. Пальцы его забарабанили по пробке куба. Затем он кивнул. Решение было принято.
      — Как я понимаю, — сказал он, — Сафар не оставил мне выбора.
 
 
      — В прошлом Ирадж всегда прислушивался к тому, что я говорю, — сказал Сафар Нерисе. — Он необязательно делал так, как я ему советовал, да и я не всегда поступал, как ему хотелось, но на наших отношениях это не отражалось. По крайней мере, он ничем своего охлаждения ко мне не выказывал.
      Стояла ночь, и двое влюбленных, положив между собою Палимака, устроились на постели Нерисы. С того происшествия в ванной ребенок проявлял все признаки беспокойства и мучился кошмарами. По настоянию Сафара Нериса перенесла его к ним на постель, и теперь ребенок спал безмятежно, сунув большой палец в рот.
      — Мы вовсе не должны быть мужем и женой, Сафар, — сказала Нериса. — Если хочешь, я буду просто твоей наложницей. Или, поскольку я женщина состоятельная, ты будешь моим любовником.
      Сафар улыбнулся, но улыбка недолго блуждала на его губах.
      — Дело ведь не в том, женаты мы или нет, — сказал он.
      Нериса кивнула. Он уже поведал ей о той громадной лжи, которую потребовал от него Протарус, и о заговоре, в который, как он подозревал, вовлечены Лука, Фари и Калазарис.
      — Я просто глупо пошутила, — сказала она.
      — По какой-то причине он вдруг резко свернул с дороги, по которой мы раньше шли вместе. И я не знаю, как повернуть его назад.
      Нериса содрогнулась.
      — У меня такое чувство, словно на моей могиле топчется какой-то негодяй, — сказала она. — Когда я была девчонкой на улицах Валарии, это чувство всегда служило мне предупреждающим сигналом. Я даже не знаю, сколько раз успевала метнуться в сторону и потом лишь заметить крадущегося по переулку охотника за ворами.
      — Гундара без устали твердит об опасности с тех пор, как я вышел из дворца, — сказал Сафар. — Он советовал мне бежать.
      — Так давай же так и поступим, — внезапно настойчиво заговорила Нериса. — Бросим все и прямо сейчас убежим. О деньгах нечего переживать. Деньги у меня вложены по всему Эсмиру.
      — Не могу, — сказал Сафар.
      Нериса уставилась на него.
      — Видимо, очень трудно отказаться от положения великого визиря, — сказала она. — Трудно себе представить, какой властью он обладает.
      — Для меня это ничего не значит, Нериса, — ответил Сафар. — Меньше всего я думаю об этом. Более того, мои мальчишеские мечты простирались лишь до того, чтобы унаследовать славное имя моего отца как величайшего гончара Кирании.
      — Так давай отправимся в Киранию, — сказала Нериса. — Ты так много говорил о ней в Валарии, что она стала олицетворять для меня рай на земле. Давай отправимся туда вместе. Я стану твоей женой, простой деревенской женщиной, у которой на коленях сидит Палимак, а в животе у меня растет его сестренка. — Глаза у нее заблестели. — Вот моя сокровенная мечта, Сафар, — сказала она. — Так почему бы нам вдвоем не сделать наши мечты явью?
      Он взял ее за руку и сказал:
      — Я бы очень этого хотел, но судьба распорядилась иначе.
      И он поведал ей историю о двух женщинах — одна из видения в пещере Алиссарьяна, другая, живая, Мефидия, могущественная колдунья.
      В конце он сказал:
      — Обе они настаивали, чтобы Ирадж и я вместе шли по одной дороге. И в конце этой дороги находится ответ на мучающий меня вопрос. О загадке Хадин.
      — Что ж, я не колдунья, — сказала Нериса, — и уж точно — не видение в пещере. Но мне ясно, что Протарус сбился с этого пути. Ты сказал, что он резко свернул с пути, и неизвестно, как вернуть его обратно на эту дорогу. А ты не думал, что, может быть, эта дорога уже кончилась? Я имела в виду, дорога для вас двоих? И что ты должен идти дальше, оставив Протаруса в его безумии?
      — Да, — чуть ли не прошептал Сафар. — Я думал об этом. Но Ирадж не сумасшедший. Он всего лишь король, что, по моему мнению, уже само по себе сумасшествие. Я помню, как много лет назад говорил ему об этом.
      — И тем не менее, — сказала Нериса. И еще решительнее добавила: — И тем не менее!
      Сафар задумался на минуту, затем проговорил:
      — Я сделаю еще одну попытку. Завтра мы вроде бы должны встретиться. Я должен предоставить ему этот последний шанс.
      — Ты не должен ему ничего, — сказала Нериса. — Ты обманываешь себя, Сафар. Неужели же ты этого не понимаешь?
      Сафар пожал плечами:
      — Я ничего не могу с собой поделать.
      Он посмотрел на Палимака, затем на нее, встревоженно нахмуренную.
      — Больше всего меня беспокоит то, что вы оба оказались в опасной ситуации из-за меня, — сказал он. — Если Ирадж задумал недоброе, то он доберется не только до меня, но и до вас. Я думаю, первым делом утром вам надо уехать.
      Нериса согласилась. В конце концов, она несла ответственность за Палимака.
      — В двадцати милях от Занзера, у перекрестка, стоит деревня, — сказала она. — Абубенсу приготовит экипаж. Я скажу ему, что собираюсь осмотреть это место, что не так уж далеко от истины. Район действительно многообещающий.
      — Я знаю эту деревню, — сказал Сафар. — Если все пойдет хорошо, я пришлю курьера, и он скажет вам, что можно возвращаться обратно. А если не получится, то приеду к вам сам.
      — Один из моих караванов, идущий в Каспан, двинется через пустыню примерно послезавтра, — сказала Нериса. — Мы сможем уйти с ним.
      Палимак заворочался. В полумраке его глаза засверкали золотом.
      Внезапно он закрыл лицо ладошками и заплакал.
      Нериса стала его успокаивать.
      — Все хорошо, мой маленький, — заворковала она. — Мамочка с тобой. Она ото всех тебя защитит.
 
 
      Во дворе Лейрия, сжавшись в тени, наблюдала за домом.
      Услыхав хлопанье крыльев, она резко повернула голову на звук.
      Раскинув большие крылья в ночном воздухе, над землей кружил ворон. Облетев поместье, он устремился к дому.
      Поднимаясь кругами все выше и выше, он вскоре растворился в красном свечении Демонской луны.
      Лейрия вновь устремила взгляд на дом, в глубине которого разнесся детский плач.
      Ей еще никогда не доводилось слышать такого отчаянного, одинокого плача.

27. Побег из Занзера

      Ирадж расхаживал по королевским покоям как пойманный лев. Золотые волосы разлетались из-под короны подобно гриве, борода торчала вперед. Сузив глаза, он кривил губы, как в оскале.
      Сафар, стоя в центре зала, наблюдал за этим расхаживанием, ощущая, как нарастает злоба короля.
      — Я мог бы приказать, — сказал Ирадж. — Я мог бы просто потребовать от тебя сотворить это заклинание.
      — Да, мог бы, — сказал Сафар.
      — И ты бы подчинился?
      Сафар глубоко вздохнул:
      — Нет.
      — Даже под угрозой жестокого наказания?
      — Да.
      — Я мог бы лишить тебя и титула и состояния, — сказал Ирадж.
      — Я понимаю.
      — Я мог бы даже лишить тебя жизни, — сказал Ирадж. — Неужели ты так упорен в своем решении, что пошел бы и на это?
      — Давай я попробую ответить тебе так, — сказал Сафар. — Если бы ты был на моем месте и на кону стояла бы твоя честь, что бы ты ответил на угрозы?
      Ирадж помолчал.
      — Я ведь и не угрожаю, — сказал он. — Я просто указываю на возможный исход.
      — Тем не менее, — сказал Сафар. — Как бы ты ответил?
      — Это не одно и то же. Я Ирадж Протарус!
      — А я — Сафар Тимур!
      Этот ответ не был рассчитан на то, чтобы доставить приятное вопрошавшему. Ирадж сверкнул глазами на спокойно стоящего с выражением решительности на лице Сафара. Король не выдержал первым, пронзенный взглядом голубых глаз Сафара.
      Он остановился и сказал:
      — Мне сказали, что ты считаешь себя более популярным, нежели я.
      Сафар удивленно поднял брови.
      — Я бы назвал такое утверждение ложью, — сказал он, — но оно не заслуживает даже и такого названия.
      — Что? — вскинулся Ирадж. — Уж не хочешь ли ты оскорбить меня?
      — Я ничего не хочу, — сказал Сафар. — Но если ты веришь таким утверждениям, то сказанное мною — не оскорбление, а правда.
      Ярость Ираджа внезапно сменилась мукой. Глаза его наполнились слезами.
      — Ну почему ты не хочешь подчиниться мне, Сафар? — воскликнул он. — Мы же друзья. Нет, больше чем друзья. Больше даже чем кровные братья. Клянусь, что люблю тебя больше матери, больше отца, больше любого сына, рожденного от меня.
      — А я могу ответить лишь еще одним вопросом, — сказал Сафар. — Если ты любишь меня, то почему так настойчиво заставляешь меня поступиться тем, что я считаю святым для себя?
      Мука короля вновь сменилась яростью.
      — Потому что я твой король! — загремел Ирадж. — И я считаю необходимым просить об этом у тебя ради блага всего Эсмира!
      Сафар не ответил. Да и что тут можно было сказать.
      Ирадж успокоился. И словно в горести покачал головой.
      — И все же ты отказываешься, — сказал он.
      — Отказываюсь, — ответил Сафар.
      — А если я поставлю вопрос о нашей дружбе? — спросил Ирадж. — Ведь между нами действительно существует кровная связь. Мы поклялись, что отдадим друг другу то, что попросим друг у друга, — отдадим по доброй воле и без колебаний. И если я попрошу тебя ради нашей дружбы, ты подчинишься?
      — Что бы я ни сделал, — сказал Сафар, — это станет концом нашей дружбы. Если я соглашусь, то это будет мой последний поступок в качестве твоего друга. Если я откажусь, ты посчитаешь, что нас больше ничего не связывает. В любом случае все будет кончено. Готов ли ты пойти на такой риск, Ирадж?
      Протарус горько рассмеялся.
      — Чем я только не рисковал в своей жизни, — сказал он. — Семьей? Ха. Я убил собственного дядю. И вырезал его жен и детей, чтобы они не стали моими врагами. Честью клана? Этим я рисковал с самого начала. Так что, если бы я споткнулся на своем пути и потерпел поражение, имя Протарус опозорилось бы до скончания времен. Состоянием? Ба! В этом смысле я такой же, как и ты, Сафар. Я понимаю, что немного привираю себе, когда говорю, что я король и, стало быть, владею чем хочу. Это привычка, как напиваться помногу и часто. Но по пути к Занзеру я рисковал одним состоянием за другим. Но добычу из одного дворца я ставил на кон, чтобы выиграть следующий. Жизнью самой? Никто не скажет, что я неохотно бросал ее навстречу любому вызову. Да я рисковал ею множество раз, лишь бы испытать само это волнующее ощущение.
      Сафар внезапно вспомнил, как Ирадж длинными прыжками мчался по склону горы навстречу банде демонов. Тогда это казалось поступком настоящего героя. Но ради чего? Ради спасения каравана торговца? А ведь в этом караване Ирадж не знал ни души. Что ему было до них? Там не было невинных душ — ни детей, ни целомудренных девиц, ни матери его, ни бабушки, ни человека, один взгляд на которого вызывает жалость в сердце.
      Затем он вспомнил, что и сам как безумный устремился вслед за Ираджем. Он помнил это ясно. Он вновь увидел заснеженные валуны, попадающие под ноги. Увидел демонов с клыками, когтями и устрашающего вида саблями. Увидел их скакунов, похожих на гигантских кошек. И вспомнил свои ощущения. Ощущения страха, от которого стыла кровь в жилах. Ощущения потрескивания в воздухе магии демонов, такой могучей магии, с которой, кажется, никогда не совладать. Ощущение злости при виде Астарии, которую тащат по снегу за черные волосы. Ощущение холодного, отстраненного удовлетворения от первого своего убийства.
      Он посмотрел на Ираджа и впервые по-настоящему оценил этого человека, за которым шел все эти годы. И тут же пришло и некое понимание себя самого. Но пришло оно с уколом разочарования. Подобно Ираджу, он оказался заложником событий, вопящим о священных целях, в то время как речь шла о чистой воды эгоизме. Он сделался человеком, который поднимает себя над остальными, считая свои действия благородными лишь потому, что узрел видение Хадин.
      И впервые Сафар усомнился. А какая разница? В этом мире лжи еще одна ложь ничего не изменит. Магия вовсе не священнодействие. И он сам не жрец, служащий богам. У него нет ни храма, ни алтаря. Да и сами боги молчат. Почему бы не сделать так, как просит Ирадж, и не объявить о наступлении эры великого благословения? Объявить об этом, а затем взяться за работу как проклятому, чтобы приблизить наступление этой самой эры?
      Тут же пришла мысль и о том, что если не поступить так, значит уничтожить человека, которого он называл своим другом. Человека, который уже готов рискнуть последним, что осталось у него, — дружбой с Сафаром.
      Он уже собрался сказать о своем решении, даже раскрыл рот, но тут заговорил Ирадж:
      — И вот, наконец, дружба. Моя любовь к тебе. Этим я не рисковал. И хочу ли? Не могу сказать. Но, прежде чем сделаю это, я хотел бы спросить: что собой представляет эта дружба, эта любовь? Да и существует ли она? Или, может быть, все эти годы ты морочил мне голову?
      — Ты же знаешь, что это не так, — сказал Сафар.
      — Я знаю? — спросил Ирадж, злобно улыбаясь. — Я?
      — Ну конечно, — сказал Сафар. — Поэтому-то мы и спорим. Как спорили раньше. Как будем спорить впредь. Мы разные люди, у нас разные взгляды на вещи. Но это обычные противоречия между друзьями.
      — Однажды, давным-давно, я устроил тебе проверку, — сказал Ирадж. — И если ты помнишь, ты плохо прошел ее.
      Сафар пожал плечами.
      — Тогда я был лишь мальчишкой, охваченным похотью, — сказал он. — Это ничего не значит.
      — Тогда же я сказал, — продолжил Ирадж, — что еще раз устрою тебе проверку. И похоже, этот день наконец настал.
      — Ты говоришь о заклинании? — спросил Сафар. — Ты хочешь, чтобы я солгал ради нашей дружбы?
      Он уже собрался сказать: хорошо, коли так, я согласен. Но Ирадж покачал головой, заставляя его смолчать.
      — Нет, — проговорил он. — Ты сказал, что здесь дело касается твоей чести. Я не буду просить тебя запятнать честь. Человек чести не будет просить об этом у своего друга.
      Это заявление застало Сафара врасплох. Неужели все закончено? Неужели все успешно разрешилось?
      — Но вот тебе проверка, Сафар Тимур. Проверка человека, который клянется, что является моим другом. Небольшая проверка, которая не составит тебе большого труда.
      — И в чем же она заключается? — спросил Сафар встревоженно.
      — Однажды я отдал тебе женщину, — сказал Ирадж. — Девственницу, которую сам жаждал страстно. Астарию. А теперь прошу того же от тебя, хотя эта женщина и не девственница и, стало быть, является даром менее ценным.
      Ирадж глубоко заглянул в потрясенные глаза Сафара.
      — Отдай мне леди Фатина, — сказал он. — Она нужна мне самому.
      — Как же ты можешь просить об этом? — оцепенело спросил Сафар. — Ты же знаешь, что она станет моей женой.
      Ирадж пожал плечами.
      — Ты потом сможешь забрать ее, — проговорил он. — И жениться, если захочешь. Нет ничего постыдного в том, чтобы вторым, после короля, получить удовольствие. К тому же тебе очень понравилась Лейрия. И стало быть, я дал тебе даже двух женщин, а не одну. Двух, Сафар! А взамен прошу лишь одну.
      — Но это же глупо, Ирадж! — воскликнул Сафар. — Допустим, я даже обдумаю твою просьбу, но ведь и в этом случае эта женщина не моя, чтобы я мог отдавать ее кому-то. Она принадлежит сама себе.
      — А я могу представить, что и Астария и Лейрия чувствовали примерно то же самое, — сказал Ирадж. — Но ведь тебя это не остановило.
      Ошеломленный Сафар не знал, что ответить. Ирадж же в это время извлек из кармана какой-то предмет.
      — Держи, — сказал он. — Я готов даже подсластить нашу сделку, хотя почему у нас происходит сделка, я не понимаю. Ведь согласно нашей клятве мы все должны отдавать друг другу по доброй воле, не задавая никаких вопросов.
      Ирадж бросил этот предмет в раскрытую ладонь Сафара. Тот опустил глаза и увидел небольшой золотой амулет. С поблескивающей цепочки свисала прекрасной работы лошадь.
      — Давным-давно подарил мне этот амулет Коралин, — сказал Ирадж. — В благодарность за спасение его каравана. Ты ведь помнишь, не так ли? Тогда же ты получил магический кинжал.
      Сафар все прекрасно помнил. Этот самый кинжал, который все считали гербом Нерисы, сейчас он носил с собой, заткнув за пояс.
      — Коралин сказал, что настанет день, когда я увижу совершенного скакуна. Даже не скакуна, а мечту воина. И тогда мне надо будет лишь отдать этот амулет владельцу, и тогда тот не сможет отказать мне. Что ж, Сафар, мне так и не встретился этот скакун. Но не думай, я уверен, что этот скакун существует в природе.
      Он сжал непослушные пальцы Сафара вокруг амулета.
      — Теперь это твое, друг мой. Я отдаю это тебе за женщину. Более того, обмен даже не равноценный. Разве женщина может сравниться с чудесным скакуном?
      Последовало молчание. В таком молчании из тени выходит убийца. Злости Сафара сейчас хватало на то, чтобы действительно позвать убийцу. Возможность была — они одни находились в королевских апартаментах. И оружие было — кинжал за поясом, обжигающий магией его пальцы. Он с трудом одолел припадок желания, чуть не поглотившего его. Если бы он так поступил, ужасные последствия оказались бы неминуемы.
      В этот самый момент Нериса и Палимак должны были направляться к деревушке у перекрестка. И если он сейчас зарежет Протаруса, им уже не скрыться. Надо выиграть время. Вот единственный способ.
      И пока он подыскивал слова, старался сочинить какой-то ответ, Ирадж сказал:
      — Что-то ты слишком долго тянешь с ответом, Сафар. Ты не выдержал испытания.
      Протарус резко повернулся и широким шагом двинулся к небольшой дверке, ведущей из апартаментов.
      У двери он задержался.
      — Но я не настолько жестокий человек, чтобы не дать тебе и другой возможности, — сказал он. — Сегодня же вечером пришли ко мне леди Фатина. И все будет забыто.
      И он удалился.
      Выйдя из дворцового поместья, Сафар нырнул в какой-то переулок и скинул с себя официальный плащ. Богатый придворный костюм, изукрашенный символами великого визиря, полетел в какую-то навозную кучу. Сафар остался в простой грубой тунике и бриджах обычного солдата. Затем, опустив голову, он поспешил прочь, при этом стараясь не мчаться, чтобы не привлекать к себе любопытные взоры. Вскоре он оказался в огромном квартале демонов, раскинувшемся до задних ворот Занзера. Демонши, отрываясь от своих постирушек, провожали его глазами. Детишки выкрикивали оскорбления или толпой бежали вслед, прося подаяние. А громадные демоны-мужики выглядывали из таверн, чтобы спьяну вызывающе обозвать этого человеческого червя, рискнувшего в одиночку показаться на их улицах.
      Сафар не обращал ни на кого внимания, опуская глаза под взглядами демонш, отмахиваясь от маленьких попрошаек и попросту пропуская мимо ушей оскорбления.